Текст книги "Мой брат Юрий"
Автор книги: Валентин Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Один из уроков Лев Михайлович начал неожиданным вступлением.
– Вот я о чем думаю, ребята,– сказал он.– Вот о чем думаю: а хорошо ли мы с вами знаем авиацию?
Шестиклассники навострили уши: что-то интересное затевает их физик.
– Так как, знаем или нет?
– Знаем!
– Чего ты знаешь? Помолчи, дурной...
– Знали когда-то, да забыли...
– А зачем она нам?!
Лев Михайлович выждал, пока ребята угомонятся, потом спокойно продолжил:
– Так вот, авиацию мы с вами знаем плохо. И потому предлагаю я организовать технический кружок. Будем строить модели настоящих самолетов. Летающие. Это нам и с физикой справиться поможет. Энтузиасты пусть запишутся у старосты во время перемены.
Беспалов повернулся к доске, взял в руки мелок, принялся объяснять довольно сложную задачу. А класс зашелестел бумагой. Сложенные вдвое и вчетверо клочки ее под столами и над столами передавались из рук в руки, плыли к Юре. Он и был старостой класса.
Юрка развертывал бумажки, наскоро читал их, одобрительно кивал головой в ответ на каждую. Кому-то и сам нацарапал несколько записок.
Беспалов подошел к столу, закрыл журнал.
– Урок окончен. Ты что-то хочешь сказать, Гагарин?
– Мы, Лев Михайлович, всем классом записываемся в кружок.
– Отлично.
...Недели через три после этого урока шестой «А» на берегу Гжати проводил испытание первой модели. Построенная из камыша, точная копия боевого истребителя, она была оборудована бензиновым моторчиком и выглядела довольно внушительно.
– Старт! – подал команду Беспалов.
Истребитель взмыл в воздух, круто набрал высоту, пошел через замерзшую реку на другой берег.
– Ура! – закричали ребята. Кто-то подбросил вверх ушанку.
– Ура! Летит!
Истребитель летел. Над скованной толстым льдом Гжатью, над противоположным, крутым и заснеженым, берегом летел. И ребята зачарованно смотрели ему вслед. Летел не тот бумажный голубь, что можно смастерить из бумаги и пустить по классу,– нет. Летел почти настоящий, почти всамделишный самолет.
Юра первым ринулся на лед. Ребята перебежали Гжать, излазили весь крутой берег, проложили тысячи следов в мягком снегу, но модели так и не нашли.
– Не грустите, хлопчики,– утешал расстроенных шестиклассников Лев Михайлович.– Дорог почин. Жаль, времени у нас сейчас маловато. Да и зима, условия не те...
Условия для кружковцев в самом деле неважнецкие были: в школе подолгу задерживаться ребятам не разрешали – экономили керосин; да и при всем желании в холодных-то классах долго не засидишься.
– А мы и летом будем заниматься, если хотите,– продолжал Беспалов.– Построим новые самолеты, еще лучше. Главное, чтобы желание было. Есть желание?
– Есть, есть!
– Теперь не отступимся...
– Добро. Вижу я, ребята, быть вам летчиками...
Юра очень быстро научился самостоятельно делать летающие модели самолетов, заставил ими, к великой радости Бориса, все свободные углы в доме. Борька – он в то время учился в третьем классе – возвращался из школы раньше Юры, брал любую приглянувшуюся модель и убегал с ней на улицу. Сколько, при помощи своих друзей-ровесников, переломал он этих моделей – и сказать трудно.
Юра редко сердился на него. С завидным упорством он или ремонтировал старые, или строил новые модели самолетов. В доме, где плотничий инструмент был особо почитаем, еще острее запахло сосновой стружкой, столярным клеем.
Как-то Беспалов встретил на улице отца.
– Мне нравится увлеченность Юры,– сказал он.– Парню прямой путь – в авиацию.
Отцу польстили слова учителя, и все же он не преминул возразить:
– Так уж и в авиацию. У нас отродясь никто высоко не залетывал. Вот кончит плотничать со мной пойдет. Топор по руке я ему уже приготовил.
– Напрасно вы так спешите. У него же талант.
– В плотницком деле тоже без таланта, на тяп-ляп, не обойтись. А учить дальше его я не осилю.
На этом они и расстались. Однако Беспалов был, как говорится, себе на уме. Очень скоро мы смогли убедиться в этом.
Ю. А. Гагарин. 1961 г.
Почта его была обильной. Июнь 1961 г.
Валентина Гагарина с дочкой Галей. 1961 г.
Ю. А. Гагарин с родителями идет на митинг в городской парк. Гжатск. 1961 г.
«Ну а бога не встречал там, наверху-то?» Лето 1961 г.
В родной школе. Гагарин беседует с членами кружка юных космонавтов
Среди преподавателей и учащихся родной школы. Гжатск. Летом 1961 г.
У матери
Ю. А. Гагарин с племянницей Людой. Гжатск. 1961 г.
Ю. А. Гагарин среди пионеров Гжатска. 1961 г.
Ю. А. Гагарин и смоленский поэт Владимир Простаков
На берегу Гжати. Юрий и Борис Гагарины. 1961 г.
На рыбалке. 1961 г.
Одно из увлечений космонавта – кинокамера. 1962 г.
Ю. А. Гагарин с дочкой Галей
На рыбалку с учителем!Лев Михайлович увел на зимнюю рыбалку Юру, Женю Васильева и Валю Петрова.
Зачин оказался удачным. Юра и Валя Петров принесли домой по три щуки, причем не маленьких: по килограмму и больше каждая. Отец, однако, засомневался:
– Небось учитель подарил? Чтобы вы сами поймали – ни в жизнь не поверю.
– Сами,– упорствовал Юра.– И опять пойдем.
На следующую рыбалку увязался за ними и Борис. Не прошло, однако, и часа, как он уже вернулся назад.
– Что же ты, рыбак? – спросили его.
– Ветер не с той стороны, не клюет рыба,– оправдывался он.
– А что же Юра с учителем там делают? Почему не идут по домам?
– Что делают... Разожгли костер, греются и про самолеты разговаривают. Какие они бывают...
Так и зачастил Юра на рыбалку. Случалось, и нередко, что вся их «бригада» возвращалась с пустыми руками, но на Юру завидно было посмотреть: бодрый, веселый, радостно-возбужденный. И ко всем с вопросами:
– Валь, ты на реактивном самолете хотел бы полететь?
– Папа, а когда ты в первый раз самолет увидел?
– Борьк, а ты знаешь, как Чкалов под мостом летал? Эх, лопух! Отец ворчал:
– Забивает Лев Михайлович мальчишке голову глупостями. Ни к чему все это...
– Беспалов дурному не научит,– вступилась мама.– Возле такого человека побыть полезно.
И выходило по ее. Лев Михайлович, к примеру, учил ребят беречь и ценить время, и Юра, прислушиваясь к его советам, составил режим дня: в семь утра подъем, обтирание холодной водой после непременной зарядки, час на завтрак и повторение уроков... От режима ни на шаг не отступал.
– Давай поборемся,– петухом налетел он на меня однажды.
Мне стало смешно:
– Ну что ж, давай.
Я-то думал, что справлюсь с ним шутя, а у него оказались железные мускулы. Пришлось повозиться.
* * *
В последние годы Лев Михайлович Беспалов жил в Нальчике. Не единожды тронутый пулями на войне, он вынужден был покинуть Гжатск по состоянию здоровья.
Несколько раз наезжал Лев Михайлович ко мне в Рязань, гостил. Конечно же вспоминали мы с ним Юру.
– Я в него как-то сразу поверил,– рассказывал Лев Михайлович.– Пытливый, собранный и очень дисциплинированный парнишка был. Из таких отличные летчики получаются.
Старый учитель не скрывал, что сознательно старался подогреть в Юре увлеченность авиацией, интерес к летному делу.
– Я и сам бы ни за что не оставил самолет, да здоровье подвело. А знаешь, Валентин Алексеевич, живому человеку всегда хочется, чтобы кто-то продолжил его дело.
Юре в жизни везло на хороших товарищей и хороших учителей. Таким добрым другом и наставником и был для него в школьные годы учитель физики Лев Михайлович Беспалов...
Грустно об этом говорить, но, когда готовилось к печати второе издание книги, из Нальчика пришла черная весть: Лев Михайлович умер. Одна мысль согревает меня: Беспалов увидел Юрин взлет, услышал слова его благодарности за науку – и об этом я еще скажу. И первое издание этой книги посылал я ему, и получил в ответ теплое письмо. Лев Михайлович знал, как хорошо помнят его в нашей семье...
ГЛАВА 5
В путь-дорогу
СенокосОни возились с Тобиком, Юра и Бориска, учили его – безуспешно учили – всем собачьим премудростям, когда вдруг заскрипела калитка и во дворе появился Валька Петров.
– Привет!
Выглядел Валька куда как лихо: на голове пилотка из газеты, туго набитый рюкзак висит за плечами, удочки в левой руке.
Юра кинулся к товарищу:
– Ты где пропадаешь? Я к тебе раз сто, наверно, заходил, а у вас все замок на дверях.
Петров насмешливо прищурил глаза.
– Будто не знаешь. Весь класс целую неделю на сенокосе вкалывает, а староста дома отсиживается.
– Как вкалывает?
– Обыкновенно. Сено ворошим, сушим помаленьку. Кто косой умеет, тому и косу дают. Мне, например. Это нынче у меня выходной – Лев Михайлович за удочками послал. И велел к тебе заглянуть. Может, говорит, заболел Гагарин. А ты с собачкой забавляешься... Интересно! Дезертир ты, Юрка.
– Да я и не знал ничего.
– Прикидываешься, не знал. Мы, когда в колхоз уезжали, Борьке вашему наказывали, чтобы передал. Правда, Борьк?
Борис невразумительно угукнул и нагнулся к Тобику, принялся чесать его за ухом. Юра, потемнев лицом, рванулся к брату:
– Ты чего молчал, а?
Борис моментально сообразил, что без трепки не обойдется, и метнулся за ворота. Перебежав дорогу, он остановился, оглянулся. Поняв, что теперь догнать его не так-то просто, выкрикнул:
– Я забыл. Заигрался и забыл!
Не мог же он, в самом деле, покаяться в том, что сознательно скрыл от старшего брата наказ классного руководителя шестого «А». Как объяснить Юрке, что без него тут ему, Борису то есть, будет тоскливо и скучно. Нет, вслух говорить такие вещи не позволяет мужская гордость.
– Я тебе еще посчитаю ребра! – погрозил Юрка.
– Ладно, проходи стороной. Перебьешься,– чувствуя себя вне досягаемости, издевался Борис.
– Так тебя ждать? – торопил Петров.
– Спрашиваешь!
Юра быстренько нашел мой старый солдатский вещмешок.
– Мам, собери что-нибудь в дорогу.
– Надолго вы уехали-то туда, Валюшка? – обеспокоилась мама.
– Недели на три. Как справимся. Только вы, теть Ань, ничего не собирайте, нас там хорошо кормят. И мясо есть, и молоко, и яйца. А вчера председатель белого хлеба привез и меду. За то, что стараемся, сказал. А мы его вареньем угостили. Девчонки ягод набрали, а Ираида Дмитриевна варенье наварила.
Ираида Дмитриевна Троицкая, депутат Верховного Совета СССР, была завучем школы.
Юра слушал рассказ товарища, и щеки его горели ярким румянцем.
– Видишь, сынок, и собирать, выходит, нечего. Прокормят вас там.
Мама нерешительно вертела мешок в руках.
– Мы даже молодую картошку ели. Вот! – не унимался Петров.
Эта картошка доконала Юру.
– Собирай, мам, что есть. Тот хлеб, который они едят, я еще не заработал.
Валька, сообразив, что перехватил через край, вдруг весело рассмеялся:
– Чокнутый ты, Юрка. Будешь, значит, сидеть в стороне и из своего мешка в одиночку есть? Ты уж лучше книги с собой забери, какие найдешь, да одеяло не забудь.
Юра тоже рассмеялся, упрямство его и в самом деле было нелепым.
– Ладно, книги так книги. Ни одной дома не оставлю.
Вскоре он был готов в дорогу. С вещмешком на спине, напевая «Дан приказ ему на запад...», стал прощаться.
– Веди себя поаккуратней, сынок,– говорила мама.
– Не волнуйся, мама, все будет хорошо. Я знаешь как буду работать – за все время наверстаю.
– Ну, иди уж, хвастунишка,– поцеловала его она.
И опять заскрипела калитка.
Борька стоял у дороги и тоскливо смотрел вслед двум товарищам до тех пор, пока они не скрылись из виду.
Небо, высокое и безоблачное, плотно, как пшеничный колос зерном, крупными звездами набито. По стерне выкошенных лугов катятся мягко мерцающие лунные ручейки.
Мальчишки недавно выкупались в реке, поужинали и теперь привычно расселись у костра.
– Сегодня я расскажу вам одну старинную и прекрасную легенду – легенду о крыльях Икара. Она родилась в Древней Греции, и человечество пронесло ее в своей памяти через многие столетия, через войны и распри, через стихийные бедствия и лишения.
Голос у Беспалова глуховат и внешне бесстрастен, но ребята, затаив дыхание, слушают прекрасную сказку, боясь пропустить в ней хотя бы слово. Языки пламени жадно поедают сушняк, раскачиваются из стороны в сторону, а зачарованным ребятам кажется, что это и не пламя, а крылья, сотворенные искусными руками мудрого Дедала.
– «Остановись, дерзкий безумец! – крикнул отец сыну.– Солнце испепелит тебя».– «Пусть. Я лечу к солнцу!» – захлебываясь высотой, ответил Икар. Жаркие лучи светила коснулись его восковых крыльев...
– Он сгорел? – испуганно и с надеждой, что она ошибается, перебила учителя Тоня Дурасова.
На нее зашикали.
– Солнце растопило крылья, и Икар упал в море,– ответил Лев Михайлович.– У этой легенды, ребята, печальный конец, но у нее возвышенное и очень светлое содержание. Человек должен идти к своей мечте так же упрямо, как Икар шел к солнцу. Подумайте об этом.
Они еще долго сидели у костра, сидели и молчали, боясь нечаянным словом убить сказку.
А потом Лев Михайлович скомандовал: «Отбой», и все послушно разошлись по постелям, а постелями служило мальчишкам пряно пахнущее свежее сено, прикрытое одеялами. Лежали рядом. Спать еще никому не хотелось. Валялись на сене, подложив руки под головы, смотрели в звездное небо.
Первым нарушил тишину Женя Васильев.
– Когда я вырасту большой, я, наверно, моряком стану. В Африку поеду, в Индию...
– Моряки не ездят, а плавают,– не без ехидства поправил его Валя Петров.
– Все равно.
– Ты же еще вчера в летчики хотел, как Лев Михайлович. Быстро передумал.
– Моряком быть не хуже, чем летчиком. Правда, Гагара? Ты чего молчишь?
– Правда, только...
– Чего только?
– Отстань!
– Не тронь его, Женька, он нынче нервный.
Юрка поднялся, руками обхватил колени, опустил на них голову.
– Только плохо мне, ребята. Отец вон говорит, кончай скорей семилетку, плотничать со мной пойдешь.
Женька присвистнул:
– Па-адумаешь... Я на твоем месте из дома удрал бы.
– Удрал один такой... С милицией разыщут и назад вернут. Вся беда в том, что мы несовершеннолетние,– возразил Валька.
– Чудной ты, Валька. Сейчас не старое время. Взять да залиться куда-нибудь на Камчатку. Или в тайгу... Ни одна милиция не сыщет,– настаивал Женька.
– Сыщет,– проговорил Валька.
– Давайте лучше спать.– Юра вытянулся на траве, повернулся на бок.
– Не толкайся, Гагара,– шепотом попросил Женька.– Спи.
– Не спится. Думаю...
– О чем?
– Так. Ты мне не мешай, пожалуйста.
Последний вечер сгорел в пламени костра, последний стог свершили колхозники с помощью ребят.
В поле приехал председатель.
– Спасибо вам, дорогие наши помощники,– сказал он и низко, по старому русскому обычаю, поклонился ребятам.– Ждем вас на будущее лето. Приезжайте.
– Приедем.
– Мы и концерт для вас приготовим.
– Вы только из других школ никого не приглашайте.
– Договорились,– улыбнулся председатель и крепко пожал руку Беспалову.– Хороший они у вас народец, веселый, дружный.
Ребята подтягивали лямки рюкзаков, возбужденно переговаривались. Они шумно и решительно отказались от машины – надумали добираться до города пешком. Что там ни говори, а целый месяц провели они в лугах, и было как-то грустно так вот, сразу, проститься со всем этим раздольем.
– Пошли,– скомандовал Беспалов.– Гагарин, в строй.
– Сейчас, Лев Михайлович.
Юра подбежал к председателю, который одиноко стоял в стороне.
– Старый знакомый,– улыбнулся председатель.– Это ведь ты надумал операцию «Баян»?
– Вы не сердитесь на меня,– сказал Юра, глядя прямо ему в глаза.– Ребята обещали приехать на будущий год. А я, наверно, не смогу.
– Что ж, не понравилось у нас? – обиделся председатель.
– Очень понравилось. Только... только долго рассказывать. Вы не сердитесь.
Юра повернулся и бросился догонять нестройную колонну одноклассников.
Что скажет дядя Савва?– Сумной какой-то стал Юрка, сам на себя не похож,– жаловалась мама.– Бывало, сладу с ним нет, минуты спокойно не посидит. А теперь все невеселый, все какие-то заботы на уме.
– Возраст,– односложно отвечал отец. И, видимо, неудовлетворенный своим объяснением, грубовато развивал эту мысль дальше.– Небось пятнадцать парню стукнуло. Понимать надо. Поди уже и на девчонок заглядывается.
Но трудно обмануть чуткое сердце матери. Не соглашалась она с отцом.
– Не то, Лень. Задумал он что-то, а что – и сама в толк не возьму, и выведать как, не знаю. Не подступишься к нему ведь. Вон и Борька его стороной обходит.
Все разрешилось неожиданно, на второй или третий вечер по возвращении школьников из колхоза, во время ужина. И мама, как всегда, оказалась права в своих предчувствиях.
Родители и Юра сидели за столом; ели молодую – с грядки – картошку с малосольными огурцами, запивали простоквашей. Впрочем, ели только отец с матерью, Юра же лениво чертил пальцем по дну тарелки.
– Сыт, что ли, сынок?
Этот нехитрый мамин вопрос придал решимости Юре. Он глубоко вздохнул и, глядя прямо перед собой, сказал почти с отчаянием:
– Я поеду в ремесленное училище.
– Куда?
– В ремесленное училище, в Москву. Я уже все обдумал.
У мамы тотчас слезы на глазах навернулись.
– Не успели Зоя с Валей вернуться – теперь ты из дома бежишь. Тебе что, нехорошо с нами? Гонит тебя кто?
– Мне очень хорошо. Только я хочу получить специальность, поступить работать на завод и учиться в институте. Не хочу я оставаться с семилеткой.
Отец – он так и не проронил ни слова – брякнул ножом по столу, поднялся и стремительно вышел за дверь.
Получалось не по его.
– Юра, Юра, сынок ты мой родимый,– не могла успокоиться мама,– пожалей ты нас с отцом, поживи дома. Кончай здесь десять классов, если уж так тебе учиться хочется. А отца мы уговорим. После школы пойдешь в армию – там видно будет. А может, в институт устроишься...
Юру взволновали слезы матери, он понял, что может не выдержать, сдаться. И, убеждая самого себя в том, что все пути назад отрезаны, он тоже вышел из-за стола, кусая губы, сказал глуховато:
– Мама, я уже взрослый и смогу сам зарабатывать на жизнь. Я же вижу, как трудно отцу прокормить всю семью. А в ремесленном училище меня и одевать и кормить будут. И рабочим я стану, как дедушка Тимофей. Я твердо решил все, мама. Ты лучше помоги папу уговорить.
Отец вышел во двор.
Борька – он успел поужинать раньше всех – возился в углу с листом жести, кромсал его ножницами, мастеря щит по образцу тех, что носили древние русские богатыри. Остроконечное деревянное копье, прислоненное к стене, уже стояло готовым.
«И этот вскоре удирать надумает»,– раздраженно подумал отец.
На земле в беспорядке валялись аккуратно наколотые смолистые плахи. Воздев изогнутую рукоятку к голубому небу, торчал в дубовом обрезке топор.
Безобразие! Отец взорвался:
– Борька, я тебе, стервецу, уши оборву. Сколько раз говорено было: не оставлять топор в дровосеке.
– Это не я, это Юрка. Он его еще вчера туда вогнал.
– А ты что, убрать не мог?
Он нагнулся, ухватился за топорище, с силой потащил его на себя. Не тут-то было: завяз топор по самый обух.
Отец сплюнул в сердцах, отошел в сторону и тут же забыл о злосчастном топоре.
Да, получилось не по его.
Юрка только-только начал входить в силу, крепкий, жилистый растет парень. Много лет терпеливо ждал этого времени отец, много надежд и чаяний возлагал он на сынов. Мечтал о том, какая слаженная, дружная и талантливая будет в районе плотницкая бригада, в которой все работники одной фамилии: Гагарины.
Во время вечерних перекуров, сидючи с дружками на скамейке перед домом, не раз говаривал он вслух:
– Валька топором отменно владеет, почитай, не хуже меня. Юрка тоже смышленым парнем растет, глаз у него вострый, бойкий – все примечает. К делу, так полагаю, привыкнет малый быстро. И я пока в силе. По всему району строить будем, потому – нужно: немец вон сколько всего порушил, только успевай подымать. А уж коли и устану я – не скоро это случится! – Борька к делу приспеет. В нашей лесной стороне плотницкое ремесло – первеющее.
Хотелось, очень хотелось старому плотнику – сам-то он свое ремесло у родного отца, у нашего деда, отставного царского солдата, унаследовал – передать мастерство сыновьям.
Да не выходило по его.
Старший сын к машине прикипел, шоферское дело освоил.
Правда, в выходные дни, в отпуске, бывает, и не прочь побаловаться с топором. Так это не дело, в свободное время-то.
Но старший – что? Отрезанный ломоть. Своей семьей живет.
Теперь вот Юрка замыслил из дома бежать. Вишь, что говорит: я все обдумал. Молоко на губах не обсохло, а туда же – самостоятельность проявляет...
Хромая, вышагивал отец по двору, натыкаясь на поленья, пинал их в сторону здоровой ногой, чертыхался, бормотал про себя что-то.
Бориска с интересом, хотя и на почтительном расстоянии, следил за ним, силясь угадать, что так взволновало отца. Потом нырнул в избу, узнал причину и сам расстроился.
– Папа,– вышел он на крыльцо, полный сочувствия к волнению отца и слезам матери,– па, а ведь Юрка наш упрямый. Ему хоть кол на голове теши, он по-своему сделает.
– Посмотрим,– буркнул отец и решительно шагнул на ступеньку.
Он, казалось ему, нашел выход из положения. Борька провожал отца взглядом, полным надежды.
Тишина стояла в избе.
Мама успокоилась немного, но просить отца за Юру у нее не хватало сил. Убирала со стола посуду – посуда валилась из рук.
Виновник переполоха сидел на скамье и пристально рассматривал что-то за окном.
– Напишем письмо Савелию Ивановичу,– обнародовал свое решение отец.– Как он определит, так и будет. Человек он не маленький, всю жизнь в Москве прожил – ему виднее. Скажет Савелий Иванович, что бы выбросил дурь из головы,– выбросишь, будешь дома доучиваться.
Савелий Иванович, старший брат отца, работал в министерстве строительства.
Мама недоуменно и с упреком посмотрела на отца, и в этом взгляде ее можно было прочесть: что же ты мелешь, как надумал такое? Неужто не знаешь, как Савелий Иванович и Прасковья Григорьевна, его жена, любят Юру? Да они все невозможное сделают, лишь бы устроить племянника на учебу.
Но отец хитро подмигнул ей: мы, мол, тоже не лыком шиты. Он тут же вооружился чернильницей и ручкой, засел за письмо.
Письмо, по правде сказать, давалось ему труднее, нежели сруб ладить. Что уж он там написал, я достоверно не знаю, но в одном можно было не сомневаться: постарался убедить брата, чтобы тот вылил ушат холодной воды на чересчур горячую голову племянника.
Юра отнес письмо на почту, и с этого момента потянулись не то что дни – потянулись кажущиеся вечностью часы тягостного для всех ожидания.
