Текст книги "Серафим Саровский"

Автор книги: Валентин Степашкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

Спустя семь лет Мотовилов в своих «Записках» напишет: «...что я ему (императору Николаю I. – В. С.) великую тайну открыл и она ему очень много помогла»²⁴⁶. На самом деле ничего нового Мотовилов не сообщил. «Предсказания» о кознях врагов и различных проявлениях насилия – можно говорить каждые четверть века, и не особенно ошибёшься. О реках крови и замена ссылки в Сибирь на смертную казнь – явный перебор. Во время правления императора Николая I была совершена единственная казнь пяти «декабристов». Историки отмечают, что при Николае I не применялись пытки, порой смертный приговор заменялся на более мягкий.

Письма были написаны Мотовиловым накануне объявления 15 марта 1854 года войны России – Турцией, Великобританией и Францией. Войны, которая доказала, что России ещё долго не быть «превыше всех царств», а поучиться у иностранцев нам всегда найдётся чему.

Но главное пророчество Мотовилов приберёг напоследок: «Господь на многия лета ещё продлит дни живота Вашего и в старости маститой дарует Вам кончину мирную и святую». Император Николай I скончался через год после обещанного долголетия —18 февраля 1855 года, не достигнув и шестидесяти лет. Это «пророчество» говорит о лживости сведений Мотовилова, его явной болезни, в которой он не осознает, что своими измышлениями дискредитирует не только себя, но в первую очередь старца Серафима. Ответ на вопрос, откуда черпал свои знания Мотовилов, находим в воспоминаниях его жены Елены Ивановны: «Вращаясь всегда в высших духовных и светских кругах, Николай Александрович часто обличал начавшееся уже тогда настроение в желании различных реформ в нашей Православной церкви.

В этих случаях и письменно, и устно он защищал целость, святость и ненарушимость этих правил. Однажды в многолюдном собрании был разговор по этому поводу, и Николай Александрович высказывал резкую правду; я незаметно стала дёргать его, желая остановить излишнюю горячность его речи: “Что ты меня дёргаешь, – воскликнул он, – я им правду говорю, притом не от себя, я не могу молчать, ибо слышу голос, говорящий мне: 'Ты, немой, что молчишь? Ты познал глаголы живота Моего вечного, и ими может спастись ближний твой, в заблуждении находящийся...’ Так что, матушка, где Дух Божий посетит человека, там и говори”»²⁴⁷.

Из этого примера следует, что устами Мотовилова с окружающими говорил Дух Божий.

По восшествии на престол императора Александра II Мотовилов неоднократно обращался и к нему с просьбами о помощи в открытии мотовиловского Спасо-Преображенского банка, о построении храма гигантских размеров, его же проекта, посвящённого «Божией Матери “Всех Радостей Радости”» и Всех Её явлений Вселенских, в селе Дивееве в общинах великого старца Серафима»²⁴⁸. Главное желание Мотовилова во всех его письмах выражается следующими словами: «Готов и буду при помощи Божией служить Богу, Вам и России. Служить, как Великий Старец Серафим меня богооткровенно напутствовал и Великий Серафим убедительно просил»²⁴⁹.

Настойчивость Мотовилова привела к тому, что 18 декабря 1861 года исправляющий должность начальника штаба Корпуса жандармов свиты Его Императорского Величества, генерал-майор А. Л. Потапов сделал запрос: «Прошу Ваше Высокородие доставить мне подробные сведения о качествах Симбирского Совестного Судьи Надворного Советника Николая Мотовилова, сообщив вместе с тем, что вообще известно Вам об этом чиновнике»²⁵⁰.

«Рапорт Исправляющему должность начальника штаба корпуса жандармов генерал-майору и кавалеру Потапову. Секретно. № 209.

15 января 1862 г. Исправляющему должность Начальника штаба корпуса жандармов Свиты Его Величества господину генерал-майору и кавалеру Потапову

корпуса жандармов полковник Горский

Рапорт.

В следствие предписания Вашего Превосходительства, от 18 декабря за № 2119, имею честь довести до сведения, что я нахожусь в крайнем затруднении дать верный и положительный отчёт о качествах и о самой личности Н. Мотовилова по многосторонним и загадочным его странностям, как в домашней, так равно и в общественной его жизни. Жизнь его весьма трудно уяснить. Назвать его прямо юродивым, Христа ради, – нельзя; ибо во многих случаях в нём часто проявляются и себялюбие, и сильное честолюбие, одним словом, он, по видимому, себе на уме; назвать его опять – смотря на частые разъезды его по монастырям и святым местам и на значительные вклады, жертвуемые им в пользу их – назвать его вполне святошею, также нельзя, потому что в нём видимо преобладают и лицемерие и лукавство; но что всего ближе, подходящее к настоящему положению его, как я понимаю, принимая во внимание сочетания некоторых его заблуждений по предметам чисто духовно-религиозным, что он действительно находится в тихом помешательстве. Но за всем тем, можно положительно сказать в пользу Н. Мотовилова, если даже допустить, что вся видимая жизнь его, есть одна только мистификация, то и в таком случае, он всё-таки человек безвредный, с добрым направлением сердца, тихаго и кроткаго характера и предан Престолу и Отечеству.

Полковник Горский.

№ 18 января 1862 г. г. Симбирск»²⁵¹.

Это характеристика светской власти, а вот мнение духовного лица – митрополита Киевского и Галицкого Арсения (Москвина), высказанное в письме игумену Саровской пустыни Серафиму, датированное 31 декабря 1872 года:

«...При сём не излишним почитаю известить Вас, что напрасно Вы поручили своё дело г. Мотовилову: здесь его дурно понимают, и одна личность его много может повредить исходу дела. Он был у меня, но я не счёл возможным входить даже в рассуждение с ним и отпустил его ни с чем»²⁵².

И, наконец, представляю справку, подготовленную по моей просьбе врачом-психотерапевтом высшей категории, заведующим психиатрическим отделением города Сарова Андреем Анатольевичем Афониным.

ИСТОРИКО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

Кому, как не психиатру, имеет смысл разобраться в личности Н. А. Мотовилова, преодолев её загадочность и труднодоступность для понимания современного человека. С. Нилус в своей работе пытается «осветить мрак лжи, окутавший память» Николая Александровича. Я же, как психиатр, постараюсь защитить человека (извините, забегаю вперёд), страдающего психическим расстройством, от необоснованной дискриминации в обществе на основе «диагноза», который был вынесен ему современниками. И сделаю это, соблюдая принцип гуманности, действуя в интересах Николая Александровича, уважая его человеческое достоинство (как того требует современное законодательство в области психиатрии). Попытаюсь провести заочное освидетельствование лица по результатам изучения документации. В наши дни подобные действия психиатра применительно к уголовному или гражданскому процессу назывались бы заочной судебно-психиатрической экспертизой. Изучение личности Н. А. Мотовилова назову историко-психиатрической экспертизой. К составлению акта экспертизы попытаюсь подойти объективно. Понимаю, что несу ответственность перед самим Н. А. Мотовиловым и перед историей.

Анамнестически: Родился в полной семье, дворянского сословия. Об отце можно судить как о личности, склонной драматизировать стрессовые обстоятельства: его «борьба с чувством отвергнутой любви стала непосильной» (по Нилусу), «в одной Божьей помощи шёл искать себе спасения от нестерпимых борений своего духа». Мать – спокойная, терпеливая, благочестивая, религиозная женщина. Отец умер, когда мальчику было семь лет. Мать, оставшись молодой вдовой, «личное счастье нашла в воспитании детей и сохранении для них состояния», опекала, берегла от превратностей судьбы сына, как завещал покойный муж. С детских лет обозначились в характере Мотовилова любознательность, впечатлительность, повышенная эмоциональность. В подтверждение тому записи Нилуса по воспоминаниям самого Мотовилова: в келье отца Серафима «особенно его детское воображение было поражено обилием горящих свечей... слова и смысл речей беседы отца Серафима с матерью утаился... скучно стало мальчику... он стал бегать по келье, насколько позволяла её обстановка...». И всё это при строгом наставничестве с раннего детства, от которого «немало плакивал вразумляемый». Строгое воспитание не защитило юного Мотовилова от весёлого, шумного, вольнодумного студенческого общества, которое «закружило его в своём водовороте». И вот уже гостящий у матери студент называет завсегдатаев в доме Мотовиловых странниц и монахинь с издёвкой «искушениями», расстраивая мать разговорами не всегда скромными и о «предметах нескромных». На фоне веселья шумного света в половине университетского курса происходит случай, который Мотовилова «поверг в такую бездну отчаяния, что он не мог его пережить... и решил утопиться»: это был воздушный поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне. С суицидальными намерениями Мотовилов пошёл к озеру, но «внезапно увиденный образ Казанской Божией Матери» остановил юношу-самоубийцу. «Дивное видение оставило глубокий след в его душе», но «утехи мира всё ещё продолжали с неудержимой силой затягивать его в свои обманчивые сети». Мотовилов заканчивает обучение в Университете, и в этот период умирает его мать, оставив на попечении юноши все имения и пятнадцатилетнюю сестру. Далее следует пора «страсти нежной», которая охватила сердце влюблённого Мотовилова. Уместно добавить из работы С. Нилуса: «рассудок всегда находился у него в подчинении сердечным влечениям». Потомственный дворянин, «умевший любить подолгу, преданно и верно», как позже напишет сам в «Беседе с отцом Серафимом...», в тот же период имел отношения с девушкой своего дворового человека, от которого она родила сына и дочь. В девятнадцатилетнем возрасте, на фоне служебных неудач, отвергнутой любви у него случается нервное расстройство, приковавшее его более чем на три года к постели. На период болезни приходятся три сновидения, по описанию Мотовилова пророчествующих быть ему вестником Божьей воли при заступничестве Пресвятой Богородицы. В 22 года при встрече с преподобным Серафимом Николай Александрович был исцелён. Беседы со старцем произвели потрясающее впечатление на Мотовилова, и он «весь отдался его руководительству», по две-три недели в месяц приезжая к своему наставнику, пользуясь его общением с ним. Однако, как сам вспоминает Мотовилов, пренебрёг прозорливостью батюшки по устройству семейной жизни: вопреки его предсказанию сделал предложение другой, не предназначенной ему судьбой женщине. После полученного отказа Мотовилов второй раз заболел: в 23 года у него снова отнялись ноги. По миновании четырёх месяцев Мотовилов, узнав об открытии святых мощей святителя Митрофана в Воронеже и о святости тамошнего епископа, решил за исцелением ехать туда. На пути в Воронеж, проезжая через Саров, «пожелал заявить о своём втором бедствии» Серафиму; тот, по воспоминаниям Мотовилова, предсказал исцеление в Воронеже и дал заповедь о служении Дивеевской обители, назначив его питателем обители. После смерти преподобного в 1833 году Мотовилов едет в Курск собирать сведения о жизни отца Серафима. В это же время наступает период мучительной «борьбы с бесами», растянувшийся на 30 лет. В 1839 году третий раз повторяется болезнь с нарушением двигательной функции, затянувшаяся на год. В период болезни Мотовилов знакомится с невестой, предсказанной отцом Серафимом, и в 1840 году женится на ней. После свадьбы Николай Александрович «с Дивеевым и нарождающейся семьёй остался совершенно одиноким на белом свете»: так описывается уход от светской жизни. «Приступы тяжкого недуга» (борьба с бесами) проявлялись периодически, но в менее мучительной форме. Супруге после замужества пришлось взяться за управление хозяйством и имениями, так как Мотовилов часто уезжал по святым местам. 1834—1862-й – годы посвящения себя благоустроению Дивеевской обители. В этот период в действиях Николая Александровича наиболее заметными, эмоционально-яркими стали документально отражённые усилия по разделению двух общин обители, закреплению дарованной им земли за одной из них. Это время борьбы с руководством Серафимо-Дивеевского монастыря за принятие его (Мотовилова) условий по землепользованию. С 1854 по 1861 год – время написания писем на имя Императора и чиновников, близких к нему, докладных записок руководству Российской церкви, «импровизаций» бесед с отцом Серафимом. Далее «с годами то, что люди называли в нём странностями, увеличивалось всё более и более» (Нилус). 1870-е годы – пора «странничества», которому Мотовилов предался окончательно. 14 января 1879 года – кончина Николая Александровича Мотовилова.

Для оценки психического статуса используем записи самого Николая Александровича: повествование обследуемого поможет выявить особенности характера, эмоционально-волевой сферы и мышления, проследить их трансформацию в динамике. Составим динамический эпикриз. Ввиду объёмности исходных данных, для упрощения восприятия клинического разбора и его понятности (думаю, в первую очередь о далёких от медицины людях) по ходу ознакомления с записями буду сразу давать анализ, квалифицировать те или иные феномены психической деятельности. Итак, особая форма психического реагирования явно обозначается с детских лет. Повышенную эмоциональность, потребность во внимании, одобрении и похвале, импульсивность, непереносимость одиночества, наигранность в поведении мы видим в воспроизведённой в записях первой встрече с отцом Серафимом. Мальчик, заворожённый сиянием свечей, оставленный на время без внимания, стал резво бегать по келье (и всё это при строгом наставничестве, воспитании сдержанности и скромности в религиозной семье). Специалисту несложно увидеть истерическое оформление в таком поведении 7-летнего мальчика. Если рассуждать отвлечённо, то подобные особенности поведения можно было бы назвать приемлемыми для детского возраста. Но в рамках экспертной оценки личности Николая Александровича истерические проявления с детского возраста станут основными в структуре нарушений психики, с годами будет меняться их регистр (по тяжести), кристаллизоваться их специфичность или патогномоничность, как говорят врачи (патогномоничный – характерный для конкретного заболевания).

Для большей доступности экспертного разбора читателю хочу сразу же дать справку: что же такое истерия. Истерия – устаревший медицинский диагноз, на данный момент частично соответствующий ряду психических расстройств. К проявлениям истерии относили демонстративные эмоциональные реакции (слёзы, смех, крики), судороги, параличи, потерю чувствительности, глухоту, слепоту, помрачения сознания, повышенную сексуальную активность и другое. Диагноз «истерия» был крайне популярен в медицине конца XIX – начала XX века. Сегодня же этот диагноз официально не используется ни в отечественной классификации болезней, согласно которой этот «термин употреблять нежелательно ввиду его многозначности», ни в зарубежной. Диагноз «истерия» распался на многочисленные более конкретные диагнозы невротического, психопатического и психотического уровней. К тому же требуют дифференциации истерические и истероформные состояния (в форме истерии при другом заболевании). Если говорить о типологической характеристике истерической личности, то в её разработку существенный вклад внесли как корифеи отечественной психиатрии, так и зарубежные исследователи. «Производят впечатление неестественности, театральности, испытывают потребность одобрения и похвалы, склонны к внушениям и самовнушениям... Слабость воли, отсутствие объективной правды, как по отношению к себе, так и к другим, неспособность держать в узде своё воображение... Склонность к фантазёрству, недостаток воли к здоровью... Стремление казаться больше, чем на самом деле... Постоянное желание производить впечатление на окружающих... Склонны сексуализировать все несексуальные отношения» – так исследователи пытались выделить основное в истерической личности. Истерическая личность «бежит в болезнь», реализуется механизм «условной приятности болезненного симптома». Невротический уровень характеризуется временным нарушением психической деятельности, ему присуща психогенная (психотравма) обусловленность и принципиально полная обратимость болезненных проявлений. Психопатическая личность отличается выраженностью патологических качеств до степени нарушения адаптации, тотальностью нарушений (в любой обстановке), их относительной стабильностью и малой обратимостью; истерическая форма реагирования становится привычной для такой личности. При психозе психическая деятельность отличается резким несоответствием окружающей действительности, грубым искажением отражения реального мира. Среди истерических психотических нарушений выделяем сумеречное помрачение сознания, псевдодеменцию, пуэрилизм, синдром бредоподобных фантазий, ступор, синдром регресса психики («одичание»), истерические депрессии и др. Уместно отметить, что с годами на фоне «истерической динамики» удельный вес тех или иных проявлений изменяется. К концу XX века заметно уменьшилось количество «лгунов и фантастов», «бесоодержимых», «одичавших». Клинический контур истерии с годами меняется, но в нём прочно укрепились двигательные расстройства (парезы и параличи), истерические глухота, немота, слепота, которые относят к «функциональным». Что касается истерических и истероформных состояний, то наибольшую сложность представляет дифференциация первых с шизофренией (прежде всего на этапе неврозоподобного и психопатоподобного дебюта с истероформными проявлениями). О большей вероятности шизофрении свидетельствуют недоступность истерических симптомов внушению, стойкость и однообразие их проявлений по типу «штампа», сочетание истерических симптомов и навязчивостей, внезапные перемены в жизни больных, оттенок вычурности. В пользу шизофрении свидетельствуют диссоциация между массивностью клинических проявлений и относительно небольшой патогенностью предшествующей вредности, затяжной характер психоза. В исходе шизофренического процесса отмечаются дефицитарные изменения в эмоционально-волевой сфере и мышлении. Больные становятся малоинициативными, пассивными, суживается круг их интересов, привязанностей, снижается профессиональный уровень. В мышлении выявляются склонность к резонёрству, соскальзывания, паралогичность, наплывы мыслей, пустота в голове, иногда – обрывы мыслей. Нарастают жестокость, утрачиваются истинные эмоциональные контакты. Нарастает дезадаптация: больные не удерживаются на работе, утрачивают семейные и родственные связи. Усиливается аутизация. Больные становятся карикатурно неряшливыми, опускаются.

Следуя неприемлемому принципу «нет болезни, есть больной», проанализируем болезненные проявления, свойственные личности Мотовилова.

Если истерическое оформление поведения семилетнего мальчика будем считать приемлемым для детского возраста, то стремление быть на виду, производить впечатление на окружающих, повышенная внушаемость в студенческие годы усматриваются более чётко. Строгое воспитание не удержало от шумной и весёлой жизни, более того, не защитило от смены мировоззрения: нет ни следа религиозности у гостящего дома студента, напротив, часты издёвки над странницами и монахинями, разговоры о нескромных вещах. На фоне, скажем прямо, воинствующей вульгарности юноши обычный воздушный поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне, выглядит безобидной шалостью. Как могла подобная шалость пробудить стыдливость искушённого студента? Бездна отчаяния, в которую угодил студент, видится очередной сценой для истерической личности. На этой сцене мы видим (конечно же, из повествования главного героя) и угрозу отчисления, и поручительство авторитетных педагогов за оставление в университете, и суицидальные намерения... И всё из-за одного воздушного поцелуя. Борьба эмоций, игра воображения подчиняют себе рассудок истерической личности. И если согласимся, что видение образа Казанской Божией Матери – кульминационный момент в этой драматической жизненной ситуации – было дано Мотовилову без малейшей заинтересованности истерической игры воображения, то как объяснить тогда, что после такого откровения, которое миллионы христиан ежедневно, ежечасно носили бы в своих сердцах, в случае Мотовилова «утехи мира всё ещё продолжали с неудержимой силой затягивать юношу в свои обманчивые сети» ? Как объяснить, что примерно в тот же период молодой дворянин, умеющий любить нежно и преданно, ожидая взаимного чувства от любимой, имеет параллельно длительные отношения с женщиной своего дворового человека, которая рожает от Мотовилова двоих детей? Праведный христианин в таком случае помолился бы за спасение грешника; психиатр же спасает пациента, объяснив неправильное поведение следствием болезни. В теме отношений с женщинами эмоциональные переживания истерической личности всегда предстают яркими, насыщенными, драматичными. Пусть переживания и противоречивы, возможно, отчасти надуманны, пусть подлежат осуждению, – аффективный заряд подобных переживаний в любом случае делает истерическую личность более жизнеспособной. Закономерно выглядит обсуждение с отцом Серафимом его грешных деяний, где взгляд старца, со слов Мотовилова, принимает оправдательное для Мотовилова звучание. К тому же, из записей, Серафим тут же предсказывает Мотовилову избранницу. Что руководит Мотовиловым, который, пренебрегая предсказанием, вновь пытается добиться руки той, кому не суждено быть его супругой? Те же эмоции истерической личности, подчиняющие себе здравомыслие.

А как упоённо, как красочно Мотовилов передаёт беседы со старцем. Но помимо повышенной эмоциональности повествования нам важно и показательно то, что образ рассказчика в большинстве сюжетов выходит на передний план, будто бы даже впечатляет самого Серафима своей значимостью, избранностью. Мотовилов, со слов старца, «с ранних лет введён Провидением Божиим в круг духовных людей и многих великих особ, даже и Архиреев». Преподобный Серафим поражается неординарностью судьбы Мотовилова, говоря, что если и «десять житий святых угодников Божиих вместе сложить и десять жизней великих светских людей, каковы Суворов и другие, вместе сложить, то и тут во всех их двадцати жизнях ещё не всё сбылось», что с одним Николаем Александровичем должно сбыться. «Импровизациями» называет Мотовилов свои воспоминания о встречах с о. Серафимом. «Импровизации» местами становятся настолько вольными, что читатель усомнится в их правдивости. Хотя бы вот это: только узнав от старца о схождении Святого Духа, Мотовилов тут же был удостоен этого благодатного состояния, чего, со слов Серафима, «изредка испытывал он сам», а «многие Святые и Угодники Божии целый век в пустынях жившие и даже нетления мощей своих удостоившиеся, того не испытывали». Надуманность сюжета не вызывает сомнений. Психиатры называют это истерическим фантазированием, болезненной лживостью.

А насколько значимой, на первый взгляд, предстаёт информация в письмах Мотовилова императорам?! «Лукавство и мистификацию» усматривают в них жандармы из свиты одного из царей. Автор в письмах горит готовностью пролить за императора «до последней капли кровь свою», особо подчёркивает важность передачи информации «из уст в уста». Бросается в глаза несвоевременность предоставления информации при её видимой значимости: в письме императору от 1866 года, вспоминая людей, угрожающих престолу в 1832 году, Мотовилов напишет «Старец Серафим о всех их поимённо поминать изволил», – и далее оправдание длительному неразглашению информации государственной значимости: «...и поэтому не пустил меня (про отца Серафима) в Санкт-Петербург... эти люди узнав мою великую преданность Государю... не дадут ходу мне никакого по службе и вовсе сотрут с лица Земли...» Не это ли стремление истерической личности казаться больше, чем на самом деле, быть в центре внимания, в данном случае у императорского трона? И если не сбывается желаемое на самом деле, то хотя бы в ярких снах воображение усадило автора за обеденный стол с семьёй императора.

Что касается бесоодержимости, то её, в большинстве своём, истерическая природа доказана психиатрами давно. (Другую, не истерическую «бесоодержимость», в рамках синдрома Кандинского – Клерамбо с лишением автономности мышления, чувствования, движения пациенты могут переживать при параноидной шизофрении. Она клинически оформляется у каждого по-своему, постепенно по мере прогрессирования заболевания). Все случаи истерической бесоодержимости схожи. Не случайно ранее вспыхивали целые эпидемии «бесоодержимости» и на Западе, и в России (в дореволюционной России подобные явления называли кликушеством). В основе распространения психических эпидемий лежат истерические механизмы подражания, внушения и самовнушения, поддерживающие постоянный суеверный страх перед ведьмами и колдунами, напускающими порчу, перед злыми духами, вселяющимися в человека и строящими разные козни. По записям Мотовилова можем проследить формирование его бесоодержимости: «...в возможности существования бесов или житья их в некоторых людях я нимало не сомневался, но мне по врождённой неутолимой любознательности хотелось ещё и на самом себе видеть и испытать... каким же образом это обстоятельство бывает в людях на самом деле...» За этими своими мыслями Мотовилов впервые испытал внушённое самому себе «бедствие нападений бесовских». Фанатичная вера в духов, в их возможность вселяться в человека на истерической почве произросла множественными длительными ощущениями терзания тела. Нельзя не согласиться, что описать их так подробно, с точностью до мелочей и непременно в художественном стиле, с последовательным развитием сюжетной линии без игры воображения практически невозможно. Кстати, поведение Мотовилова во время службы в Киево-Печерской лавре с падениями на пол, криками во внимании всех прихожан и последующим заключением священников, что он «сумасшедший» – не что иное, как истерическая одержимость Святым Духом, также давно изученная психиатрами.

Истерическая природа двигательных расстройств Мотовилова не вызывает сомнений. В каждом из трёх эпизодов от конфликта, внутреннего либо внешнего, он «бежит в болезнь», собирая около себя сочувствующих, ухаживающих, невольно поддерживающих условную сладость болезни.

Отмечая обилие симптоматики, свойственной и шизофрении, и истерии, вспоминаем давнюю психиатрическую формулу: «Когда слишком много шизофрении – ищи истерию. Когда слишком много истерии – ищи шизофрению». Дифференцируя истерию и истероформное состояние шизофренического генеза в случае Мотовилова, обращаем внимание на свойственную шизофреническому процессу в начальном его периоде «подчёркнутую истеричность» (по Е. Блейеру) с симптоматикой утрированного, массивного, инертного характера: таковы и неудержимое стремление быть в центре внимания, казаться больше, чем на самом деле в юношеском возрасте, и яркие, драматичные переживания поры «страсти нежной», и растянувшиеся на несколько десятков лет проявления «бесоодержимости». Фантазирование принимает характер бредоподобного, шизофренического. За шизофрению выступают внезапные, порой не поддающиеся объяснению перемены в жизни Мотовилова, стойкость и однообразие двигательных нарушений по типу «штампа» при относительно небольшой патогенности предшествующей вредности. С годами симптоматика становится более специфичной: отмечается переход от эктраверсии к интроверсии, нарастающим шизофреническим аутизмом с разрывом социальных связей («стал совершенно одиноким», по Нилусу), характерным для шизофрении снижением психической активности («супруге после замужества пришлось взяться за управление хозяйством и имениями»), эмоциональным обеднением: как ещё назвать состояние после угасшей бури страстей и эмоций? Читая докладные письма, записки Мотовилова, приходится концентрировать внимание, вникая в растекающиеся по древу мысли, преодолевая так называемое шизофреническое резонёрство. А как озвучивать математические знаки в стихире императору от 1866 года, свойственные шизофреническому стихосложению ? В последние годы жизни Мотовилова «то, что люди называли в нём странностями, увеличивалось всё более и более»: у подавляющего большинства очевидцев «барин в красной шубке» вызывал смех. К сожалению, шизофренический дефект вызывает разные, порой полярные эмоции и сегодня.

В соответствии с нынешней классификацией болезней диагноз Николая Александровича Мотовилова будет звучать так: шизофрения вялотекущая, малопрогредиентная, со стойкими истероформными расстройствами, нарастающими изменениями в эмоционально-волевой сфере и мышлении. Для историков обозначена новая почва для деятельности. Психиатр вздохнёт: «Жил бы Николай Александрович в наше время, при правильной психиатрической помощи удалось бы защитить его от изъянов в психической сфере, сохранить адаптивные возможности, избавить от ярлыков помешательства»... А впрочем, хорошо, что жил Николай Александрович в своё время: не будь болезни, получили бы мы из уст совершенно другого Мотовилова сведений о жизни великого старца, пусть и требующих приведения к исторической точности? Ещё раз повторюсь, что необходимо защищать страдающего душевным недугом человека, пытаться разглядеть в страдающей под болезненным гнетом душе красоту²⁵³.

Закончил свой земной путь Николай Мотовилов 14 января 1879 года. «Коллежский Советник, Кавалер... скончался в селе Цыльна Симбирского уезда, 69 лет от катара желудка... Погребён Нижегородской губернии, Ардатовского уезда в селе Дивееве при Казанской церкви 28 января»²⁵⁴.

Подводя итог, можно сделать следующие выводы. Являлся ли Мотовилов благотворителем Дивеевской общины? Да, являлся. Можно назвать его блаженным? Нет. Достоверны сведения о преподобном Серафиме Саровском, святителях Антонии и Митрофане Воронежских, дошедшие до нас в записках и письмах Мотовилова? Нет. Это следует признать и смириться с этим.