Текст книги "На всю жизнь"

Автор книги: Вацлав Подзимек

Соавторы: Франтишек Мандат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

– Даю вам три дня отпуска. На устройство личных дел, – подчеркнул он, имея в виду, что в пятницу капитан должен сообщить ему, что сделано. Но потом он вспомнил, что приказы военнослужащему отдаются не в такой форме.

– В пятницу доложите мне о своем прибытии и тогда получите дальнейшие указания, – чеканя слова, проговорил он и скорее для себя добавил: – Речь идет о слишком важном деле, мы должны подчинить ему все. – Сказав это, он встал, давая понять, что разговор закончен, и добавил в заключение: – Не забудьте приложить к рапорту заявление о денежном пособии. Замещать вас будет в дальнейшем капитан Главка.

– Есть, – встал но стойке «смирно» Ридл.

Командир окинул взглядом инженера дивизиона:

– Можете идти. Да, обращаю ваше внимание на то, что построение не место для развлечений. Сегодня я все видел…

«Снова стал Сосулькой», – подумал Гинек, выйдя за дверь. Посмотрев на часы, он направился к комнате начальника группы по эксплуатации.

Наступило время обеда.

3

Будильник звенел на весь дом, но Шарка Мартинова игнорировала его. Она поглубже уткнулась головой в подушку, не понимая, почему Гинек никак не просыпается, хотя этот ужасный механизм все трезвонит и трезвонит. Но вставать первой Шарка и не думала. Ей пришло в голову, что Гинек вернулся очень поздно и крепко спит. Она пошарила рукой рядом с собой, но никого не обнаружила.

Открыв глаза, Шарка посмотрела на другую половину их просторной кровати с подушкой в цветастой наволочке и одеялом. Постель осталась нетронутой, такой же, какой она была с вечера.

Будильник обессилел и замолчал. Испытывая чувство досады, Шарка встала. Наверное, она никогда не примирится с тем, что муж ее не бывает дома по ночам и пропадает неизвестно где. А Гинек уходил часто, причем спрашивать его о чем-нибудь было бесполезно. Его даже вызвали с празднования ее двадцатипятилетия. Какая же жена к такому привыкнет?

«Но Гинек не твой муж».

А что изменится, если он станет им?

В ванной, в качестве которой служил закуток с умывальником и душем с гибким шлангом, отделенный игелитовой пленкой от кухни, едва вмещавшей стол и два стула, она сняла ночную рубашку. Из зеркала на нее смотрело побледневшее усталое лицо. Прозрачности кожи не скрыл даже загар. Каким щедрым было черноморское солнце! Какая это была красота! Палуба с удобными лежаками, бассейн с морской водой, сказочные вечера под темным южным небом. И Гинеку не надо было никуда исчезать. Не было посыльных, не было машин, нетерпеливо сигналящих под окном. Кругом расстилалось море. Прекрасное уединение для влюбленных.

Воспоминания взволновали Шарку. Она решительно взяла зубную щетку и снова изучающе приблизила лицо к зеркалу. С вечера она чувствовала вялость. После дневной школьной круговерти Шарку охватила усталость, потом подкатила тошнота – учителям перед началом учебного года приходится основательно попотеть. Не дождавшись Гинека, она уснула, едва лишь легла…

Шарка открыла кран, и газовая колонка весело загудела. Шарка с наслаждением подставляла под теплый душ грудь, плечи, спину. Потом она принялась расчесывать свои длинные густые волосы. Затем ловкими быстрыми пальцами заплела косу, которую некоторые ее подруги по работе называли старомодной. Но Шарке коса нравилась.

Критически осмотрев себя со всех сторон, она положила свои косметические принадлежности на полку и тут вдруг заметила, что среди стаканчиков и зубных щеток нет черного футляра, в котором хранились предметы личной гигиены Гинека на случай его неожиданных отъездов на длительное время.

«Даже не попрощался! Скорее всего, у него не было времени, а может, просто не захотел будить меня, – подумала она. – Такое уже случалось».

Шарка заспешила на кухню и увидела там на столе короткую записку: «Еду в Липтовски-Микулаш. На обратном пути заверну к отцу. Жди меня в четверг вечером. Целую. Г.»

Она еще раз прочитала записку, перевернула листок обратной стороной. Боже, сколько было сказано слов насчет того, что после отпуска работы будет невпроворот, и вот, пожалуйста, исчезает, как дух. И не куда-нибудь, а к Марике!

«Но ведь он и собирался ехать в Липтовски-Микулаш», – подумала Шарка, стоя у плиты. Отчетливо вспомнила она тот вечер, когда он сам ей об этом сказал. Темно-красное краснодарское игристое искрилось и пенилось в бокалах. Саша с Ниной вышли из каюты и остановились, опершись о борт, на корме, глядя на широкую вспененную борозду, тянущуюся по воде за теплоходом. Шарка и Гинек остались в каюте одни.

– Как только вернемся, я разведусь, – дополнили его слова сказочную атмосферу того вечера. – Произошла некоторая заминка, мы договорились, что заявление о разводе подаст жена, но она этого не сделала.

Он тогда удивил ее. Гинек вообще редко говорил о своем браке. Собственно, они не касались этой темы со дня их первой встречи. Он не стал скрывать, что женат уже два года, что супружеская жизнь его не удалась, что он не видит никаких перспектив ее улучшения. Шарка ценила его искренность, хотя такие признания не новость. Разве в подобных ситуациях большинство мужчин не говорят то же самое?.. Но Гинек был не таким.

– Хочешь выйти за меня замуж? – спросил он.

Шарке показалось, что палуба уходит у нее из-под ног. Какая женщина не мечтает услышать такой вопрос?

– Если ты меня любишь…

– Ты не уверена в этом? – Он отставил бокал, наклонился к Шарке и поцеловал ее.

– Я уверена, что люблю тебя, – прошептала она. – Тогда все зависит только от меня, – улыбнулся он. – Я поеду к Марине сразу, как только станет возможным.

Никогда раньше он не называл свою жену по имени. Красивое имя – Марина. Интересно, она так же красива, как и ее имя? Такая же приятная и нежная? Гинек ни разу не сказал о ней ничего плохого. Но он не виделся с ней. А может, все-таки виделся? Ведь он не раз отлучался на длительное время. Повышенная боевая готовность, учения, бесконечные тревоги… Шарка не видела его целыми днями. Причины своего отсутствия Гинек объяснял так часто, что она перестала их воспринимать. Однажды он сказал ей, что его служба связана с обороной государства. Как будто она не знала, что он офицер! «Я настолько засекречен, что, когда ты меня целуешь, я, бывает, думаю, я ли это и не снятся ли мне твои поцелуи», – шутил он. По правде говоря, Шарке иногда действительно так казалось. Что, собственно, она о нем знала? Они были знакомы год. И вот она уже пятый месяц живет вместе с этим женатым капитаном, дипломированным инженером в области электроники и электротехники. Детей у Гинека нет, так он говорит. Мама наверняка засомневалась бы. «Таких мошенников знаешь сколько бродит по свету, как бы ты, дочка, не обожглась», – стала бы она сокрушаться. О себе Гинек не очень-то распространяется. В семье он был единственным ребенком, сейчас жив только его отец. Мать умерла, когда ему не было и трех лет.

Шарка любит его. Гинек – тот самый человек, который нужен ей. Они живут вместе как муж и жена, и это ее вполне устраивает.

– С разводом затруднений не будет, никаких обязательств у меня нет. В октябре или ноябре поженимся, – решил он в тот вечер на море и в подтверждение своих слов поднял бокал пенящегося вина…

Шарка вышла на улицу. Городок уже давно проснулся. Он вообще рано просыпался и рано засыпал. По крайней мере, так ей показалось, когда она полтора года назад приехала сюда. Закончив педагогический факультет института, Шарка искала работу. Здесь ей предложили и квартиру, небольшую, правда. Но это будет ее собственная квартира, и Шарка не колебалась. Хотя она и привыкла к жизни в большом городе, она не придавала особого значения броским витринам магазинов, беседам в студенческих кафе и прелестям цивилизации и потому подписала трудовое соглашение. Некоторые ее знакомые не поняли этого, а с родителями своими планами она не делилась.

Сначала Шарка чувствовала себя в Бореке одиноко. Здесь она никого не знала, и никто не знал ее. В конце прошлогодних каникул случай свел ее с Гинеком. Ей вспомнилась их первая встреча на площади, в том самом единственном месте, где есть все, что определяет лицо подобных Бореку сел и маленьких городков: бакалейный магазин, ресторанчик, здание Национального комитета и костел. Торопясь успеть на один из трех рейсовых автобусов в районный центр, она споткнулась около автобусной остановки, выронила сумочку, которая раскрылась, и стала поспешно собирать все, что выпало из нее. Ей помогал молодой симпатичный мужчина в военной форме. В автобусе он сел рядом с ней…

Неожиданная мысль пришла ей в голову: если страх перед одиночеством не самый главный повод, то что же заставило ее тогда сблизиться с Гинеком?

– Шарка! – послышалось за ее спиной. Она обернулась.

Элишка Главкова театрально раскинула руки:

– Это ты! А как загорела! – Она обошла Шарку, как манекен в магазине. – Бегу за тобой от самого кооперативного магазина. Это новое платье тебе очень идет. Гинек купил?.. Представь себе, опять не привезли булочки, одни рогалики. Душан их больше любит… Куда это ты направилась так рано, в город?

– Привет, – поздоровалась Шарка. – Сегодня начинается новый учебный год. Такой торжественный день проспать нельзя.

– Вот что значит не иметь детей, даже первое сентября не воспринимаешь, – сразу сменила тон подруга.

– Чего пока нет, то еще может быть, – сказала Шарка и улыбнулась.

Элишка растерянно и как-то целомудренно опустила глаза, но тут же снова затрещала:

– Душан рассказывал, что вы приятно проводили время. Погода, как вижу, вам благоприятствовала, ты так загорела! Если вы выкроите для нас время, мы с удовольствием зайдем к вам.

– Жаль, что вы не могли поехать вместе с нами, это действительно было великолепно.

Но Элишка, видимо, не слушала, что говорит Шарка, и тараторила свое:

– Теперь, когда Гинек уедет, у тебя появится свободное время и я к тебе обязательно заскочу. Да… угораздило нас связать свою жизнь с военными. Никогда их дома не видишь.

– Гинек в четверг возвратится, – поправила Шарка подругу.

– Это верно, но потом… – Элишка прикрыла ладонью рот и виновато заморгала. – Разве Гинек тебе не похвалился? Его посылают в Советский Союз на какие-то курсы!

Шарка почувствовала, как кровь приливает к лицу.

– Нам не удалось поговорить. Он пришел поздно, я уже спала. Рано утром он уехал, решает какие-то служебные дела, – объяснила она и машинально поправила на плече ремешок сумки. – Извини, наша директриса строгая. – Она многозначительно посмотрела на часы.

Даже спустя много времени Шарка не избавилась от ощущения, что она голая бежит по улице, а Элишка Главкова смотрит ей вслед.

«Ну, подожди, мерзавец!» – думала Шарка.

4

Времена, когда Гинек Ридл с удовольствием вдыхал атмосферу вокзальных залов ожидания и с симпатией наблюдал за дорожной суетой, давно прошли. Его жизнь с юношеских лет была связана с железной дорогой. Приходилось часто приезжать и уезжать.

Сначала это казалось Гинеку романтичным. Он исколесил страну вдоль и поперек, встречал людей интересных и неинтересных, выслушивал тысячи достоверных и выдуманных историй, ругался вместе с остальными, когда опаздывал поезд, и жалел, когда приходилось расставаться с приятными попутчиками. Сначала он курсировал между Липтовски-Микулашем, где находилось военное училище, и родной Йемнице, позже ездил к отцу из Борека, из Западной Чехии, чтобы спустя четыре года вновь вернуться в Липтовски-Микулаш для учебы в высшем военном училище. За эти годы он, наверное, проехал путь, равный длине экватора. А как известно, все, чего мы имеем сверх меры, в конце концов надоедает.

На этот раз путешествие показалось ему особенно тяжелым, хотя оно и являлось логическим продолжением того, что произошло до него. Пересев в Праге на ночной экспресс, он почувствовал такое желание поспать, что доплатил за билет и перешел в спальный вагон. Но напрасно пытался он уснуть. Слишком много событий произошло за последние сутки.

После разговора с подполковником Менгартом Гинек тут же разделался с вопросами, которые нельзя было откладывать, потом в книге регистрации убывающих из гарнизона указал место, где он будет находиться. С Душаном Главкой он договорился быстро. Правда, Гинек не был уверен, оценил ли Душан по-настоящему информацию, что командир планирует поставить его в будущем на должность инженера дивизиона. Вообще этот пост должен бы занять командир первой батареи Блажек, но он не имел соответствующей квалификации. Курсы усовершенствования, на которые постоянно посылали Блажека, не заменили ему высшего образования. Командир первой батареи знал об этом и с огорчением сознавал, что шанс свой он упустил. Душан Главка воспринял приказ Менгарта спокойно, по-деловому, может быть, даже с некоторой долей самоотверженности. Гинеку показалось, что по лицу друга пробежала тень зависти. Оно как бы говорило: всегда, когда речь идет о серьезных делах, предпочтение отдают тебе. Но это, конечно, было не так. Однажды он уже обидел Душана. Главка производит впечатление холодного, строгого и сдержанного в отношениях с людьми человека, но на самом деле это хороший товарищ и прекрасный специалист.

Гинек сам еще не опомнился от столь стремительного хода событий, еще не ощутил приятного волнения, которое не очень часто возникает в связи с тем, что мы, оказывается, не лишние и с нами считаются.

Хотя Гинек и торопился, с территории объекта он выбрался только к вечеру. В голову пришла мысль побежать к Шарке и поделиться с ней радостным известием, но потом он передумал. Нет, сначала ему надо все хорошенько самому обдумать и разложить по полочкам в спокойной обстановке. Гинеку вдруг захотелось побыть одному, и он направился к общежитию, где до сих пор еще числился среди проживающих.

Давно он уже не ощущал атмосферы холостяцкой жизни. На кровати лежал неиспользованный комплект постельного белья, из прикрытого шкафа высовывалась старая поношенная форма, на полке пылилась отопка потрепанных журналов.

Он открыл окно. Теплый воздух проник в комнату.

Опершись ладонями о подоконник, Гинек рассеянно смотрел на борецкие холмы. На полгода в Советский Союз! Интересно, что же это за усовершенствованная система? Или речь идет о принципиально новом изобретении, так сказать, о техническом перевороте в оснащении ракетных войск и войск противовоздушной обороны? Менгарт упоминал о модернизированных типах низко летящих целей противника. Существуют ли более эффективные средства их поражения? Видимо, да! Но мыслимо ли, чтобы на переподготовку выбирали инженера дивизиона? Пока что в практике такого не было.

Не было, так будет! Он станет одним из первых, кто овладеет новым оружием. Удивительное чувство – быть первым!

От более опытных товарищей он часто слышал, как они начинали осваивать ракетную технику. Возникало множество проблем с ЭВМ и системами наведения, и, чтобы решить их в кратчайшие сроки, люди забывали о времени, не замечали смены дня и ночи. Два часа отдыха – и снова за работу. Они познавали, учились. Однажды Менгарт сказал: «Нам казалось невероятным и очень радовало то, что всего несколько лет назад был запущен спутник, а мы уже тоже имеем дело с ракетной техникой…»

Теперь подошла его очередь, Гинека! Сколько раз на различных учебных занятиях и при выполнении функций командира дивизиона он слышал слова об ответственности. Иногда они произносились искренне, со знанием дела и потому были убедительными, но бывало, что они звучали всего лишь как лозунг. Сам он ответственность ощущал очень остро. Бывало, по десять раз в месяц находился на дежурстве, выполнял нормативы, когда в течение нескольких секунд надо принять решение, тысячи часов провел в состоянии готовности. Но никогда еще слово «ответственность» не звучало для него в таком смысле, как во время их беседы у Менгарта. Ему ясно дали понять: как он сам овладеет новой техникой, как поймет ее, так и научит овладевать ею остальных.

Неожиданно Гинек поймал себя на мысли, что общежитие, от которого он успел отвыкнуть, слишком тесно для его мыслей. Он закрыл окно, захлопнул дверь комнаты и вышел на улицу. Но в Борек он не пошел, а за зданием общежития свернул на полевую тропинку, ведущую к лесу.

Вот и вершина холма. Жители городка называли это место Смотровой площадкой. И не случайно. С лавочек, сбитых здесь из березовых досок, Борек виден как на ладони. Гинек сел и посмотрел вниз на долину. Полюбил он этот уголок земли. Он напоминал ему родные места. Там он тоже забирался на холм, возвышающийся недалеко от дома, и представлял, что сидит в кабине самолета, пролетает над родным двором и машет отцу крыльями. Мальчишеские сны…

Послышался бой часов на башне борецкого костела. Гинек скользнул взглядом по желтому зданию школы. Шарка, скорее всего, уже дома. А может, еще нет. Надо ведь класс подготовить к завтрашним занятиям. Гинек представил, как она торопливо ходит между партами, заботливо выравнивает стопки учебников, вытирает пыль с кафедры, а потом аккуратно выводит на новой, пахнущей лаком доске: «Здравствуйте, дети».

«Так, прежде всего надо решить формальные дела с Марикой, потом заехать к отцу. Шарка представит меня своим родителям, и мы договоримся о свадьбе», – вернулся он к своим проблемам. Как же все просто, когда два человека стремятся к одному и тому же…

С Марикой они понимали друг друга только в период ее учебы, а потом, стоило ей только получить диплом, тут же начались разногласия. И вот уже седьмой месяц он ждет повестки в суд. Но Марика ничего не предприняла. Впрочем, он мог такое предположить. На что же она надеется? На чудо? Нет, их супружество не спасет уже никакое чудо. Как она поведет себя, когда они встретятся? Он был убежден, что Марика будет милой, заботливой и внимательной… и совершенно не похожей на Шарку.

В отпуске на море он не бросал слов на ветер. К тому же ему хотелось узнать, как Шарка воспримет его предложение. И хотя ели и спали они вместе, он боялся, что она отвергнет его предложение. Может быть, потому, что он так мало знал о ее прошлом. Он ни о чем не расспрашивал, удовлетворившись тем, что Шарка сама ему рассказала. Сам он тоже познакомил ее лишь с основными моментами своей биографии, и она не настаивала на большем. Постепенно в ходе их совместной жизни возникали какие-то правила и обычаи, которые удовлетворяли обоих. Иначе их отношения не становились бы все более близкими и сердечными. Привкус горькой полыни, вызванный неудавшимся браком, постепенно исчез. За это он был благодарен Шарке и любил ее. Чувствовала ли она это?

«Мне будет очень недоставать Шарки», – подумал Гинек. Он привык, что ему, уставшему от службы, измотанному нервным напряжением, есть к кому возвращаться каждый день. Ему не надо было объяснять Шарке, что он практически постоянно находится в состоянии боевой готовности и что в отличие от военнослужащих других родов войск, которые более или менее знают противника теоретически, он его видит каждый день. Зеленоватые экраны не лгут, они свидетельствуют о существовании противника. Конкретного, кружащего, словно хищник. Бывало, что несколько раз в течение дня в лесу около Борека поднимались к небу серебристые наконечники ракет и в любой момент мог последовать приказ поразить цель.

Особенно участились провокации в последние месяцы. Это были официально санкционированные провокации. Самолеты, стартовавшие с западногерманских аэродромов, летели прямиком к Чехословакии и меняли курс только в непосредственной близости границ. Надеяться, что эти самолеты не несут ядерного оружия, и реагировать на ситуацию только после самого факта вторжения в воздушное пространство было бы для обороняющейся стороны равносильно самоубийству. Особенно если учесть, что противник делает ставку на политику с позиции силы и военного превосходства, совершенствует наступательные средства, в том числе оружие первого удара, в результате чего одним из наиболее важных факторов становится фактор времени. Сегодняшние газеты полны сообщениями об обострившейся международной обстановке, о размещении новых ракет, о том, что Запад завел переговоры о разоружении в тупик и продолжает реализовать свои милитаристские планы. Только люди посвященные знают, что это означает на практике, сколько затраченных физических сил и нервной энергии скрывается за этим. И все ради того, чтобы остальные люди могли мирно трудиться.

Ни о чем подобном Гинек с Шаркой никогда не говорил. Но она сама очень хорошо понимала, что нужно ему – или, не доев, лечь отдохнуть, почитать простенький детектив, или, закрывшись в комнате, завести пластинку с музыкой Баха, а может, начать говорить с ней о банальных вещах, расспрашивать, кому она поставила двойку, кто из ребят любит попроказничать у нее на уроках…

В домах под холмом уже зажглись огни. Сколько раз они с Шаркой возвращались этой дорогой с прогулки! Останавливались на склоне и любовались заходом солнца. Однажды, незадолго до отпуска, Шарка размечталась:

– Никогда не думала, что уеду в деревню. А ведь здесь так красиво. Покой, никто никуда не спешит, люди довольны жизнью. Сюда, в Борек, надо было бы забраться художнику и нарисовать тишину. Я обязательно купила бы эту картину.

Если бы она знала… Может быть, именно в те минуты в лесу у Кленчака разыгрывалась одна из драм, требовавших огромного нервного напряжения.

Хорошо, что Шарка ничего этого не знала. Да и зачем ей знать это?

Гинек стал спускаться с холма. Недостроенный многоэтажный дом на окраине напомнил ему о неизбежной ночной поездке. Придет время, и строители закончат свою работу. Гарнизону будут выделены ордера. Наверняка останутся квартиры и для тех, кто служит в части недолго. Да, он мог бы выбрать себе квартиру. С балконом и видом на южную сторону, чтобы солнце заглядывало к ним в комнаты целый день. Но хватило бы только его лучей для создания домашнего тепла! Марика…

Гинек представил Менгарта. Командир наверняка знает о его неудавшемся браке. Вездесущий Сойка держит его в курсе событий. И, несмотря на это, они оказали ему доверие, предоставили краткосрочный отпуск, чтобы он мог решить личные вопросы. Ясно, что для выполнения подобных заданий высшему командованию нужны офицеры, выдержанные во всех отношениях. Интересно, на какой же результат от его поездки рассчитывают эти двое? Он даже испугался своих рассуждений. Неужели они полагают, что он бросит Шарку?

Шарку он не бросит никогда!

«А сможешь ли ты оставить ее одну? На такое большое время?!» Он невольно прибавил шагу. Шарку потерять ему никак нельзя, он и так уже многого лишился. Торопясь к старой школе, стоявшей посреди городка, он все сильнее и сильнее осознавал, что самые радужные перспективы не могут возместить простого человеческого счастья. Волнение, охватившее его после разговора с командиром, постепенно утихало. Полгода, а то и больше без Шарки. От такой разлуки он может много потерять.

Не следует ему одному решать судьбу их отношений. Он ведь знает, чем кончаются такие односторонние решения. Марика попыталась это сделать и…

Гинек остановился перед облупившимся зданием, где раньше учились первоклашки, и достал ключ. Правильно он рассудил: начинается школьный год, в обители романтиков, как они с Шаркой называли квартирку площадью не более 25 квадратных метров, было темно. Он решил переодеться, помыть руки и выйти встретить Шарку. Но, войдя в крошечную переднюю, он с удивлением обнаружил, что Шарка дома. На полке лежала ее сумка.

Она спала как ребенок. Губы были слегка приоткрыты, волосы разбросаны по подушке, дыхание ровное. На носу от летнего солнца высыпали веснушки. Она сердилась по этому поводу, считая, что они ей не идут. Но Гинеку они нравились.

В холодильнике он нашел холодный ужин. Когда он поел, пошел уже десятый час. Надо было будить Шарку, потому что подошло время идти на вокзал.

Он вошел в их гостиную, которая одновременно служила и спальней. Шарка лежала в таком же положении. Очевидно, первый рабочий день сильно утомил ее. С минуту Гинек размышлял, стоит ли нарушать ее сон, потом вырвал из блокнота лист бумаги и написал записку. «Все равно важный разговор нельзя заводить, стоя на пороге», – подумал он.

Сидя в вагоне поезда, идущего на Пльзень, он стал упрекать себя за то, что не разбудил Шарку. «Испугается еще», – подумал он. Однако, пересев в скорый поезд на Прагу, успокоился. «Шарка знает, зачем я еду в Липтовски-Микулаш. Это необходимо для нас двоих. Крайне необходимо».

Гинек попытался уснуть, но в голове мелькали события последних часов. Для Менгарта вопрос о его командировке решен. Но командировка куда? В один из советских учебных центров или непосредственно в часть? А как же Шарка? Для его начальников Шарка вообще не существует; тем более он обязан о ней думать.

Когда в купе проник утренний свет, Гинек вышел в коридор и сделал несколько приседаний. Ему захотелось смыть усталость водой из Вага, быстро несущейся по каменному руслу.

Только перед вокзалом в Липтовски-Микулаше он вспомнил, что приехал к своей законной жене.

Доктор Марина Ридлова ласково погладила маленькую пациентку по волосам и попросила мать девочки:

– Пани Крхнякова, будьте добры, пригласите следующего.

Не успела она продиктовать сестре способ лечения и дату, когда девочка пани Крхняковой взята на контроль, как раздался стук в дверь.

– Войдите, пожалуйста, – пригласила доктор.

В кабинет вошел Гинек. И выглядело это вполне естественно, будто расстались они утром, а теперь, проходя случайно мимо, он зашел к ней выпить чашку кофе. Самоуверенный и гордый. Она была не в силах произнести ни слова. Их взгляды встретились. Ей казалось, что время остановилось, а спину ее насквозь пробуравливают любопытные глаза медсестры Веры.

– Привет, – прервал тишину Гинек.

– Милости просим, – прошептала она. Взволнованная неожиданной встречей, она сказала сестре чуть дрожащим голосом: – Вера, если на прием больше никого нет, то вы можете идти обедать…

Рыжеволосая медсестра с большими, подчеркнутыми косметикой глазами медленно поднялась со стула, смерила оценивающим взглядом сначала свою начальницу, потом незнакомого, таинственного пришельца и как пава, выставляющая напоказ свои прелести, поплыла к двери. Прежде чем она ее открыла, пришелец сказал:

– Комната для ожидания пуста, я был последний. Мне не хотелось мешать вашей работе.

– Наверное, мне не надо торопиться с приходом, пани доктор? – несколько вызывающе спросила сестра и остановилась, ожидая ответа.

– Не надо, Вера, – подтвердила Марика.

Дверь кабинета захлопнулась, мелодия какого-то модного шлягера слышалась все слабее и слабее.

– Молодая, дерзкая, но, что касается работы, вполне надежная, – проронила Марика и растерянно, не зная, что делать с руками, указала на стул: – Садись. – Она неуверенными шагами направилась к умывальнику. – Кофе будешь?

– С удовольствием, – кивнул он.

Она занялась приготовлением кофе, стараясь успокоиться. Белый халат шел ей. Гинек впервые видел ее в рабочей одежде. «Собственно, нет, – поправил он себя мысленно, – тогда, на соревнованиях, она тоже была в белом, только блузка голубая». Она училась на втором курсе медицинского института, и бывшие ее подруги по медицинскому училищу уговорили помочь им в медицинском обеспечении легкоатлетических соревнований. Там Гинек с Марикой и познакомились. Марине был двадцать один год, ему на четыре больше; он тогда только сдал экзамены за четвертый семестр. Через два года, незадолго до окончания Гинеком высшего военного училища, они поженились. Марике оставалось учиться еще два года. А Душан Главка женился на подруге Марики по медучилищу Элишке на полгода раньше…

– Но сахара мы не держим, – улыбнулась Марика, извиняясь, и поставила перед ним чашку. – Бережем фигуры. Разве что сходить к стоматологам?

– Не надо, – отказался Гинек. – Нужно уметь глотать и горькие пилюли.

Если она что-то в Гинеке и не переносила, так это его реплики, подобные этой. Она ничего не имела против его оригинальности. Изрядная порция иронии, часто граничившей с сарказмом, ей не мешала, она даже уважала его за то, что он не умел лицемерить, но злилась, когда он с легкостью относился к серьезным вещам.

– Когда ты приехал? – пропустила она его неприкрытый намек.

– Два часа назад.

– Был дома?

Этим вопросом она сбила его с толку. Сколько же он не был в своем доме здесь? Гинек заглянул в глаза Марики, заметил в них искорки надежды. Однако он не собирался их раздувать.

– Нет, не был. Искорки погасли.

– Почему ты не подавала на развод, Марика? Ведь мы же с тобой договорились.

Она молчала, не отводя отсутствующего взгляда от чашки, и нервно поигрывала ложечкой.

– Я полагаю, – продолжал Гинек, – что нет никаких оснований продолжать наш формальный брак.

– Ты хочешь сказать, что мы с тобой были несчастливы? – спросила она.

– А ты хочешь сказать – счастливы? – ответил он вопросом. – Согласен, взаимные симпатии переросли в любовь. Мы любили друг друга. Я даже позволю себе утверждать – в большую любовь. Один был готов сделать для другого что угодно, и тем не менее все рухнуло. – На минуту он задумался. – Я размышлял над этим несчетное количество раз, искал ошибку, которую мы допустили, но не нашел. Ты была милой, заботливой, преданной женой, какую я всегда желал. Только позже я понял, в чем была наша беда. Каждый был готов сделать для другого что угодно, но только не самое главное. Мы не были готовы уступать друг другу… Марика хотела возразить, но Гинек жестом показал, что еще не все сказал.

– Знаю, ты будешь доказывать, что у тебя здесь одинокие родители, которые всю жизнь работали в поте лица, чтобы построить тебе дом, которые воспитали тебя, помогали во время учебы, и, конечно, они не заслужили того, чтобы ты убежала от них на другой конец страны и оставила их без помощи. Против этого у меня есть только один аргумент. Я получил образование за государственные деньги, и государство, в данном конкретном случае армия, по вполне понятным соображениям послало меня туда, где я нужен… Так мы спорили бы до бесконечности, Марика. Это бессмысленно.

Гинек встал, засунул руки в карманы легких летних брюк и прошелся по комнате. Марика рассеянно подравнивала стопку медицинских карт. Ей было больно слышать, как он говорит об их прошлом: «Мы любили друг друга», «Ты была милой, заботливой»… Разве она не хочет относиться к нему так же и сейчас? Разве она не осталась ему верной?..

– Согласись, что из нашей ситуации нет иного выхода, тем более что мы оба пришли к такому выводу… Слушай, мы же живем не в средневековье, когда супруги имели обыкновение жить отдельно, каждый в своем замке. – Гинек наклонился над столом. – Ты даже не пошла на компромисс; меня могли бы перевести куда-нибудь поближе, к примеру, в Южную Моравию.