Текст книги "На всю жизнь"

Автор книги: Вацлав Подзимек

Соавторы: Франтишек Мандат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

18

– На какое время ты вызвал машину? – спросил майор Сойка Менгарта, складывавшего документы в большой старомодный кожаный портфель с поцарапанным, вечно заедающим замком.

– Поедем на моей, – пробурчал командир.

– Опять? – удивился заместитель по политчасти. – Ведь мы планировали сейчас ехать в штаб, так?..

– Не хочу, чтобы говорили, что я езжу к Либо в больницу на государственном бензине, – отсек Менгарт, – Хватит того, что я хожу к ней в рабочее время.

– Слушай, да перестань ты, в конце концов, с этим рабочим временем! – раздраженно бросил Сойка, но командир пропустил это мимо ушей. Все равно никто не переубедил бы его в тон, что в последнее время он не очень-то жалует дивизион своим вниманием. Ему казалось, что в эти дни он только и занимается тем, что курсирует между Бореком и штабом, а единственным положительным результатом этого было то, что главный врач разрешил посещения жены. Менгарту вдруг захотелось остаться в своем кабинете, вникнуть в чисто дивизионные проблемы (партийное собрание вскрыло их достаточно), пройтись по объекту (ему казалось, что он не делал этого уже целую вечность), проконтролировать выполнение подразделениями работ, может, что-то посоветовать, может, возмутиться, но любым способом разогнать ужасное состояние неопределенности, которое парализовывало его всякий раз, когда он переступал порог вышестоящего штаба. Самое же печальное состояло в том, что, чем дольше затягивалось решение кадрового вопроса, тем весомее ему казались аргументы, выдвигаемые против капитана Ридла. Во время последней беседы он даже задал сам себе вопрос, не настаивает ли он на своем предложении только потому, что с самого начала болеет за Ридла? Знает ли он его достаточно хорошо на самом деле?

Офицеры штаба, очевидно, заметили это минутное замешательство, неожиданно возникшее в душе Менгарта. Хотя он тут же подавил его, они тем не менее продиктовали ему следующее решение:

– Время летит, и мы не можем рисковать в таком важном деле. Подготовьте предложения на другого кандидата. Считайте это приказом, товарищ подполковник!

Менгарту хотелось возразить, но он не дал волю чувствам. Каждый знает, что означает для солдата приказ. Знал об этом и Менгарт, а потому встал по стойке «смирно» и четко ответил:

– Есть! – Это было три дня назад.

По дороге из штаба в дивизион Менгарт молча гнал свою «шкоду». Сойка первым решился разрядить напряженную атмосферу в машине:

– Главка?

– Что Главка? – спросил командир, хотя прекрасно понял майора.

– Единственный, кто может, по-моему, заменить Ридла, это Главка, – терпеливо объяснил Сойка. – По крайней мере, с точки зрения профессиональных качеств.

Командир не ответил. Он молча крутил баранку и, казалось, был сосредоточен лишь на одном – на преодолении крутых поворотов узкого шоссе. Конечно, Менгарт знал все коварные участки дороги и вел машину механически, не обращая внимания на спидометр. Так же быстро, как лента асфальта под колесами, в его голове проносились мысли. Как он все объяснит своему заместителю, инженеру дивизиона? Что скажет, когда снова увидит Ридла? Они встречались на утренних построениях, и Менгарт молчал. Молчал, потому что не знал решения. Молчал и верил. Верил в свой авторитет, в то, что начальство ценит его мнение, верил в правильность своего выбора.

– Ну так что, будешь готовить документы на Главку? – приставал Сойка. Но командир продолжал оцепенело смотреть сквозь лобовое стекло на дорогу. Нелегко признавать поражение.

И только когда они свернули в сторону объектов и миновали предупредительный знак «Военная зона! Вход строго запрещен!», подполковник сбавил скорость. К этому моменту Сойка уже отказался от попыток продолжать разговор. «Шкода» остановилась в нескольких шагах от ворот. Майор и подполковник смущенно посмотрели друг на друга. Сойка открыл дверцу. Однако командир задержал его:

– Извини, Франтишек, у меня в голове черт знает что творится… Я совсем забыл, что меня ждет Либа. Надо вернуться. А по дороге я все продумаю.

– Поезжай осторожно, – напомнил Сойка и вылез из машины. – Передай привет жене.

Менгарт потянулся к ручке, чтобы захлопнуть дверцу. Их взгляды снова встретились.

– Если будет настроение, напиши на Главку характеристику. Надо побыстрее свалить это с плеч, – сказал командир нехотя.

Заместитель по политчасти кивнул и простился с ним скорее по-дружески, чем по-уставному.

Подполковник включил передачу, легко отпустил педаль сцепления, плавно прибавляя газу. «Шкода» набирала скорость, и под спокойное урчание мотора Менгарт вновь принялся рассуждать. Главка тоже отличный офицер, прекрасный специалист, смелый. Нельзя пренебрегать и тем, что он верит в самого себя, начинает верить. Это он доказал на последнем партийном собрании. Если говорить честно, его выступление застало Менгарта врасплох. Кто бы подумал, что этот тихий начальник группы по эксплуатации так откровенно выступит? Даже слишком. Как будто ему не хватило того, что все его критические замечания были включены в доклад. Да, этот может за несколько дней перевернуть вверх ногами весь дивизион.

В зеркале подполковник увидел свою самодовольную улыбку, никак не соответствовавшую серьезности проблем, которые ему предстояло решить. И хотя он сидел в машине один, ему стало немного стыдно. Есть ли причина для улыбки у того, кто проигрывает? «Поражения тоже жизнь», – возразил он сам себе, но от горечи, появившейся во рту в тот миг, когда он говорил себе это, избавиться ему так и не удалось.

Он ощущал горечь и когда говорил с женой, побледневшей, истощенной, с прозрачной кожей на исхудавших руках, исколотых иглами. Глаза Либуши загорались искорками всякий раз, когда он появлялся на пороге больничной палаты.

– Тебя что-нибудь беспокоит? – заботливо спросила она.

– Меня? Откуда ты взяла? – попытался он разыграть удивление.

Узкие, синеватого оттенка губы плотно сомкнулись, за чем должно было последовать: «Не притворяйся, за тридцать лет я так тебя изучила, что знаю даже то, чего ты сам о себе не знаешь».

Он был уверен, что его жена хочет сказать именно это, и потому опередил ее:

– Меня беспокоит то, что я не могу тебе помочь и что нельзя отвезти тебя домой. Мне так не хватает тебя.

– Все равно ты постоянно на работе, я-то тебя знаю, – улыбнулась она, беря его за руку. – Не останусь же я здесь вечно, Ярка. Скоро ты меня отвезешь домой, вот увидишь. Еще будешь чертыхаться, когда я снова начну зудеть, что ты взял в жены не меня, а свой дивизион.

– Не буду, я уже не тот… Ты мне нужна, – тихо сказал Менгарт, и только один он знал, что это не слова утешения, а правда.

Командир дивизиона пробыл у жены до самого вечера. Неожиданно, более чем когда-либо за последние месяцы, он испугался одиночества, которое всегда обрушивалось на него вместе со сгущающимися сумерками за окном. Когда старшая медсестра закрывала за ним дверь, в голову ему ни с того ни с сего пришла странная мысль: а что, если он овдовеет? Он противился ей всеми силами, но она все же успела вызвать лавину сомнений. Каково состояние Либуши на самом деле? Не скрывают ли чего врачи? Почему главврач разрешил ему посещать жену и в неотведенные для этого дни?

«Ты очень устал, – пришел он к выводу, когда добрался до стоянки. – Задания сыплются со всех сторон, требования к боеготовности растут… А тут еще эта заваруха с Ридлом». Подполковник снова почувствовал особую горечь, он знал, что не избавится от нее до тех пор, пока не получит письменного приказа и не прочитает его перед строем офицеров и прапорщиков.

Несмотря на мелкий дождь, Менгарт оставил машину перед гаражом и направился к дому. Потом раздумал, повернул к воротам и по улице прошел к дому, где жил Сойка. «Зачем, черт возьми, лишать возможности лучшего кандидата? – в сердцах проговорил он, но, оказавшись перед старым кирпичным зданием, нерешительно затоптался на месте. – Забыл о приказе, командир?»

Посмотрел вверх. В квартире Сойки горел свет. «Франтишек как раз сейчас пишет на Главку характеристику», – решил он и подумал, чем сможет ее потом дополнить. Проклятие, да когда же он избавится от этой проблемы? Сколько других, важных дел осталось из-за нее в стороне?!

Перед сном мысли его вновь вернулись к Главке. Он подивился тому, сколько аргументов говорило в пользу капитана. Обязанности свои выполняет осознанно и старательно, все успевает делать в срок. «Неброскую, но систематическую работу мы по достоинству оцениваем, как правило, только тогда, когда возникает вопрос, кем заменить того, кто ее делал», – пульсировала в голове мысль. В тот вечер Менгарт долго не мог уснуть.

Командир нетерпеливо ждал материалов комплексной оценки, которые готовили на начальника группы по эксплуатации майор Сойка и партийная организация. Его не очень интересовало содержание документов, он был уверен, что формулировки будут точными и четкими, сам он вряд ли напишет лучше. Не сомневался он и в том, что мнение партийного комитета будет идентично мнению Сойки; однако он хотел приготовить документы для начальства как можно скорее, сдать их и снова целиком посвятить себя вопросам учебно-боевой подготовки дивизиона. Изучая характеристику, написанную Сойкой, он обратил внимание на незначительное замечание, что «в перспективе капитан Главка, несколько амбициозный, хорошо подготовленный офицер, на наш взгляд, лучше всего себя проявит в функции командира…» Как будто Франтишек хотел подсказать ему ответ на вопрос, который Менгарт столько раз задавал себе: в чем заключается существенное различие между Ридлом и Главкой. Почему Менгарт так цепляется за кандидатуру Ридла? Ридл, несомненно, талантливый инженер, для такого задания он подходит больше, намекал Сойка, и Менгарт согласился с этим. Посидев еще с минуту над характеристикой, он положил ее на стопку документов из личного дела капитана Главки…

И вот теперь они снова едут в районный центр. Асфальт сменился щербатой булыжной мостовой, когда Сойка заговорил о главном. Он все время пытался затеять разговор о разных банальных вещах, например о глушителе автомобиля. Но Менгарт оставлял без внимания его слова. Как загипнотизированный, он глазел на столбы светофоров на центральном городском перекрестке, от которого их отделяло несколько десятков метров. Подполковник увидел, что для них загорелся красный свет. В последнюю секунду он крутанул баранку и занял место в соседнем ряду; вместо того чтобы ехать направо, к штабу, командир повел машину прямо по дороге, ведущей из города.

Сойка, встревоженный поначалу этим неожиданным маневром, снова удобно устроился на сиденье и обратился к командиру:

– Сделай такое кто-нибудь из наших водителей, не миновать ему хорошего нагоняя. А куда мы, собственно, едем?

– Наверх, – пробасил Менгарт и бросил быстрый взгляд на заместителя. – Ты не против?

Майор тихонько присвистнул.

– А почему бы и нет? Авось увидим еще разок какого-нибудь большого начальника, – ответил он.

Когда они проходили лабиринтом коридоров, Сойку удивило, сколько офицеров, встречавшихся им на пути, командир знает лично. Они здоровались с ним, некоторые останавливались, чтобы перекинуться несколькими дружескими словами. Но высокий плечистый капитан, работник секретариата, непоколебимо стоял на своем:

– Вы не согласовали ваш приход заранее, сегодня у генерала перенасыщенная программа.

– Да нам надо всего несколько минут… Мы подождем, – не сдался Менгарт и сел в кресло. Он заметил, как капитан недовольно поджал губы, и одновременно поразился: какое спокойствие охватило его самого. Еще утром он встал мрачный, на работу поехал на добрых полчаса раньше, чем обычно, в надежде сделать кое-что до отъезда, но так и не смог сосредоточиться. И только выехав из города, он сбросил с себя неприятный груз впечатлений последних дней. Он, конечно, никогда бы этого публично не признал, но в тот момент он был абсолютно уверен, что иногда недостаточно только отдать приказ. Подполковник невольно взглянул на майора. И хотя майор не мог знать, о чем он размышляет, выражение лица его будто говорило: «Посмотрели бы на тебя сейчас те, кто дал тебе кличку Сосулька».

Двери генеральского кабинета неожиданно распахнулись, и из них вышел поседевший мужчина, высокий, с большим лбом и внимательными глазами за стеклами очков, сверкнувшими на солнце вместе с золотым шитьем на погонах. Вместе с ним в приемную вышли несколько старших офицеров. Менгарт и Сойка застыли по стойке «смирно». Генерал остановился, движением руки попросил полковников подождать.

– Ярослав! Ты откуда взялся?

Командир дивизиона официально доложил:

– Подполковник Менгарт и майор Сойка просят принять. – Потом добавил уже тише: – Не хотел бы беспокоить, Вилем, но…

– Ты беспокоишь? – Генерал засмеялся. – Ведь я не видел тебя, наверное, десять лет, – сказал он, пожимая обоим офицерам руки.

Менгарт коротко и четко доложил о причинах, которые привели его сюда. Он придерживался фактов, оставив в стороне свое мнение и чувства.

– Не хотелось бы, чтобы в молодом инженере дивизиона осталось что-то такое, что, по словам товарища майора Сойки, нельзя будет устранить, как какую-нибудь поломку в оборудовании, – сказал он в заключение.

Генерал, слушавший его до сих пор внимательно, повернулся к Сойке.

– Я разберусь с этим делом, товарищи, – пообещал он.

В кабинет заглянул работник секретариата.

– В следующий раз позвони мне, Ярослав, я выкрою время для нашего разговора, – сердечно простился с ним генерал…

– Ты никогда не говорил, что знаешь генерала лично, – произнес Сойка, когда они пробились сквозь плотное движение на магистраль, ведущую в Пльзень, и Менгарт облегченно вздохнул.

– А ты никогда и не спрашивал, – лукаво ответил он, перестраиваясь перед автозаправочной станцией.

– Вообще-то Ридлу стоило бы заплатить тебе за полный бак бензина, – махнул майор рукой в сторону бензоколонки.

– Не торопи события, – пробурчал Менгарт. – Генерал – человек строгий, я его знаю.

19

Даже в самых красочных, до мельчайших деталей продуманных представлениях о том, как она познакомит с родителями своего избранника, Шарка не могла предугадать всего, на что способна реальная жизнь. Впрочем, эти представления не всегда были романтическими. Ее коробило от того, что она может попасть с будущим мужем в обстановку семейного разлада, что мать с отцом забудут о торжественных минутах, переживаемых дочерью, и продемонстрируют одну из многих ссор своего богатого репертуара, какие в период взросления Шарки были обычным явлением. Теперь она их уже не боялась. Родители давно договорились вести себя взаимно вежливо на виду у людей, и все же Шарка побаивалась предстоящей встречи. А необходимость в ней возникла так неожиданно.

С того утра когда Гинек признался, что у него появились сложности в работе, Шарка пребывала в каком-то странном состоянии. С одной стороны, ей было жаль сильно переживавшего Гинека, а с другой – она всей душой желала, чтобы он никуда не уезжал. Время шло, и, когда ничто уже не говорило о том, что в деле Гинека произойдет принципиальный поворот, она решила действовать.

В тот день Шарка не могла дождаться конца рабочего дня. Она с нетерпением представляла, как сразу из школы пойдет в магазин, накупит вкусных вещей, накроет праздничный стол и, услышав шаги Гинека на пороге, зажжет свечи. Она хотела, чтобы он навсегда запомнил ту минуту, когда она сказала ему, что их будет трое.

То, что увидел Гинек, застало его врасплох. Ошеломленный, он остановился у двери.

– Ты уже знаешь? – спросил он удивленно и, подняв ее на руки, закружился с ней по комнате. – Ты самая невероятная, фантастическая, изумительная женщина!

Шарка еще не успела опомниться, а он уже начал рассказывать ей, как на «большой проповеди» командир дивизиона шокировал всех, когда в самом конце ни с того ни с сего подал команду «смирно» и объявил приказ вышестоящего командира.

– Пусть не рассказывает мне, что он не знал об этом еще в пятницу, – сиял Гинек. – Заставил меня вариться в собственном соку два дня. Наверное, у него на самом деле вместо сердца кусок льда, хотя… Представь себе… потом он нас всех поздравил. Дело в том, что одновременно он назначил Душана Главку исполняющим обязанности инженера дивизиона, а на место Душана перевел молодого Майерчика, ты его не знаешь… Ну а когда командир подавал нам руку, то обратился ко мне перед всеми на «ты». Перед всем дивизионом! Посуди, сам Менгарт! И он не оговорился…

Гинек не догадывался, не мог догадаться, что Шарка с трудом слушает его беззаботную речь, через силу старается не испортить ему радость. Они просидели за столом почти до утра. Шарка так и не нашла в себе силы сказать ему о ребенке. Она знала, что этим поставила бы его перед трудным решением. Скорее всего, Гинек заявил бы начальству, что не может ехать по серьезным причинам. Она нисколько не сомневалась в этом, потому что чувствовала, как сильно он ее любит. Но в то же время она видела, что ему очень хочется поехать.

В последующие дни она все-таки надеялась, что приказ будет кем-то отменен, что в обители романтиков появится связной и сообщит Гинеку, что он должен немедленно прибыть в штаб, а вечером он вернется… Пусть даже он вернется через день, два, даже через три дня, она бы выдержала…

Но Гинек устраивал свои дела перед отъездом, что-то искал, ездил в райцентр, проходил медкомиссию, совершенствовался в русском языке, обходил знакомых, устроил прощальный вечер.

– Менгарт пообещал, что, как только дом будет построен, солдаты помогут тебе переселиться. Формальности я уже уладил с председателем жилищной комиссии. Вот номер текущего счета и подписанные чеки.

– Да не нужно это… – попыталась возразить она, но Гинек не дал ей говорить.

– В подвале два новых полных угольных ящика. Таким образом, у тебя их теперь три. Два раза в неделю к тебе будет заходить солдат, который ездит за почтой. Я дал ему запасной ключ от подвала, он будет колоть тебе дрова и приносить уголь.

И обо всем этом он успел подумать! За несколько дней он переделал массу дел, и Шарке казалось, что для Гинека нет ничего невозможного. Он очень хотел познакомиться с ее родителями. На это у них оставался только один день – день его отъезда. А она так хотела побыть с ним вдвоем в последние минуты, но… ему надо было ехать в Прагу, чтобы зайти в управление кадров министерства национальной обороны.

Они договорились поехать туда утром, а ночь провести вдвоем в обители романтиков. Это означало вставать рано утром, чтобы успеть на первый утренний поезд, а скорее всего, совсем не ложиться. Шарка послала родителям письмо, сообщив о времени их приезда. В тот же день она написала еще одно письмо, вложила его в конверт, но подписывать и запечатывать не стала. Этот конверт она положила в свою сумочку. Содержание письма она давно продумала. «Милый, нам очень скучно, но мы стараемся жить, будто ты от нас никуда не уезжал, ты рядом. Мы разговариваем с тобой, ложимся вечером с тобой и утром с тобой просыпаемся. Мы тобой очень гордимся. Ты уже, конечно, догадался, что тебе надо выбрать два имени: одно для мальчика и одно для девочки. Мы не хотели спрашивать тебя об этом перед отлетом, потому что ты бы замешкался и опоздал на самолет. Мы тебя знаем! А кем бы мы тогда гордились? Прости нас за это и выбирай имена получше, потому что после твоего возвращения времени у тебя останется немного. Целуем тебя, твои Шарка и…»

Будильник заводить не стали, не спали всю ночь. Гинек заснул в поезде. Она долго смотрела на него, но не могла наглядеться. Челка каштановых волос небрежно упала ему на глаза, закрыла лоб. Упругие губы чуть-чуть растянулись в легкой улыбке, подбородок воинственно выдвинулся вперед. Шарка пыталась запечатлеть в памяти его густые брови, невыразительный нос, небольшое родимое пятно под мочкой правого уха. Никогда раньше она его не замечала. Когда мы расстаемся с тем, кого любим, то находим то, что раньше ускользало от нашего внимания.

В Прагу они приехали в девятом часу. Мать с отцом встретили их. Несмотря на то, что был рабочий день, на обед были приглашены многие родственники, включая дедушку со стороны Шаркиного отца, с которым в последние годы не ладили. Гинек всем был представлен, он мужественно выдержал это испытание, терпеливо выслушал лекцию о необходимости семейного спокойствия для супружеского счастья.

– Дальние края, дальние края! Нас, мужчин, всегда влекли дальние края и приключения, – мечтательно проговорил отец за кофе.

Мать стрельнула в него взглядом. Все присутствующие знали почему, Гинек тоже догадывался. Шарка не скрывала от него причин частых поездок отца в Прагу. «Не переношу того, что они уже настолько изолгались друг другу, что считают ложь правдой», – как-то прокомментировала она отношения между родителями.

– Поженитесь сразу, как только вернетесь, пан инженер? – выпытывала мать. – Не хочу быть чрезмерно любопытной, но когда планируете свадьбу? Мы должны подготовиться…

– Мы известим вас заблаговременно, – ответила Шарка. – Раньше чем через полгода этого не произойдет. Папа, в последний мой приезд ты радовался, что тебя сняли с заграничных поездок и теперь ты сможешь отдохнуть. Ты снова ездишь? – спросила она ехидно.

Наступившую неловкую паузу использовал дедушка. Он принялся вспоминать, как служил до войны в знаменитом тридцать пятом полку конюхом.

– Славный был полк, даже песню о нем сочинили, – хвастался он. – Сегодня уже не то, что было раньше. Люди готовы поубивать друг друга ракетами. В газетах об этом пишут каждый божий день, но о конях ни слова, об одних только ракетах…

Пока старик расхваливал старое время, а Гинек смеялся над забавными случаями из его солдатской жизни, Шарка выскочила на кухню.

– Зачем ты говоришь такое? – упрекнула она мать и попробовала картофельный салат.

– Я тоже против таких разговоров, имей в виду, мама, – поддержала Шарку ее младшая сестра Петра, стоявшая у плиты.

– Смышленый молодой человек, такой… интеллигентный, – сказала мать, будто и не слышала дочерей. – Он, случайно, не разведенный? Выглядит старше своих лет.

– Нет, – отрезала Шарка, – не разведенный. Он женатый, к твоему сведению! – Она откусила кусок огурца.

Мать по-своему поняла такой резкий ответ дочери.

– А у него действительно высшее образование? Он выглядит таким скромным. Теперь большинство мужчин утверждает, что они будто бы инженеры, а раскуси их – безграмотные продавцы, но с деньгами.

– При первой же встрече он показал мне свой диплом. – Шарка подмигнула Петре, прося ее помочь покончить с этим неприятным разговором.

– Послушай, мама, – поняла сестра, – если хочешь сегодня пообедать, то не мешай мне здесь. И ты тоже, – повернулась она к Шарке. – Хватаешь тут то одно, то другое, как беременная. Смотри, а то плохо станет.

Она вытолкала ее из кухни. В комнате продолжался разговор ни о чем.

Шарка всей душой желала, чтобы время остановилось и Гинек остался, но сейчас с облегчением вздохнула, когда обед закончился. Атмосфера лицемерия и позерства угнетала ее. В голову пришла мысль, что в Бореке люди искреннее. Они тоже могут ругаться, могут и злиться, ненавидеть, но все это происходит совершенно не так, как здесь, в ее родном доме. Неожиданно она сильнее, чем когда-либо прежде, осознала, что ее настоящий дом в Бореке. Там, где Гинек.

– Шарка, милая, приезжай почаще. И вы тоже, пан инженер, – подчеркнула свое гостеприимство мать Шарки нарочито громко, чтобы ее слышали соседи.

Шарка невольно вспомнила, как с ними прощался отец Гинека: «Будь с нею добр и слушайся хотя бы ее, если не слушаешься своего отца. Если он тебя, Шарка, не будет слушаться, сразу напиши. Попрошу старого Вачкара присмотреть за кроликами, сяду в поезд и прямиком в Борек. Палкой я ему быстро мозги вправлю».

Они направились к трамвайной остановке.

– Совсем не изменились, – кивнула она в сторону дома.

– Не удивляйся, для этого у них просто не было времени. Ты ведь была здесь в последний раз в июне, – усмехнулся Гинек.

– Думаешь, мы изменимся? – спросила она.

– Если не захотим, то не изменимся, – ответил он убежденно. – Измениться может только тот, кто этого хочет. Могут повлиять обстановка, время, люди, но… Я останусь таким же, какой есть, останешься и ты такой же. Не думай, что это я просто так говорю. Иногда это бывает очень непросто – не измениться.

В трамвае Шарка размышляла над его словами. Что произойдет с ними в следующие сто восемьдесят дней? Ведь это полных шесть месяцев, целых полгода! Такой большой срок.

В метро они шутили. Нарочно втиснулись в переполненный вагон. Пассажиры с любопытством посматривали на них.

– Хоть бы на землю упал туман, густой-густой и надолго, – высказала она свое желание, когда они выбрались на поверхность.

Гинек обнял ее за плечи.

– На поезде придется ехать два дня, – сказал он.

– Но ты бы поехал только завтра, – не сдавалась она.

– Долгие проводы еще хуже, – возразил он.

Она согласилась, что это так. Они медленно брели по улице, смотрели на витрины и молчали.

– Через несколько минут я пожалею, что молчала сейчас, но в эту минуту я просто не знаю, что хорошего тебе сказать, – произнесла она.

– Ничего не надо говорить, подожди меня секундочку! – Он приложил указательный палец к ее губам и исчез. Вскоре он вернулся. – Говорят, они обо всем могут сказать. – Он протянул ей букет гвоздик.

Шарка склонила голову над цветами, вдохнула их аромат:

– Ты прав.

Как ни медленно они шли, а все-таки добрались до здания управления кадров.

– Пиши чаще, – попросила Шарка. – Я начала уже сегодня, начни и ты тоже сегодня. Прочитай это уже там и представь, что письмо принес тебе почтальон. – Она вытащила из сумки конверт.

Гинек кивнул в знак согласия.

Они крепко обнялись и поцеловались.