Текст книги "На всю жизнь"

Автор книги: Вацлав Подзимек

Соавторы: Франтишек Мандат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Мы действительно поужинали в кругу семьи, правда, кусок застревал у меня в горле. Мы действительно поиграли с детьми, но я не мог хотя бы чуть-чуть сосредоточиться на игре. Когда мальчики ушли спать, а Лида уселась проверять тетради, я хотел включить телевизор, но, вспомнив слова Моутеликовой, посчитал это святотатством.

Утром, еще до развода на занятия, я как можно точнее передал Индре содержание вчерашнего монолога Моутеликовой. Индру это ничуть не взволновало. Он ответил:

– Как тебе, очевидно, известно, до Моутелика этой ротой командовал я. Когда я ее принимал, она была в прорыве, а когда я оттуда уходил, она слыла лучшей в полку. Но не думай, что это сделал кто-либо за меня. Вначале и я торчал в роте чуть ли не до десяти. Короче, и Моутелик должен отпахать свое. Кто-то справится с этим раньше, у кого-то это проходит дольше.

– А что мы сделали, чтобы Моутелику не пришлось пахать – не сердись, но это слово мне совсем не нравится – целую вечность? А если ничего не изменится, то жена уйдет от него – это нас тоже должно волновать, – возразил я.

– Моутеликовой нужно было бы пойти работать. Тогда сразу решились бы все проблемы. А она сидит с дочкой с утра до вечера дома и не может дождаться, когда вернется муж. А он, получив за целый день в роте кучу задач, и не вспоминает о жене. В этом все и дело.

– Ты же прекрасно знаешь, что Моутеликова не может найти работу. Поэтому она с девочкой и сидит с утра до вечера дома.

– Если бы она захотела, сразу бы нашла работу. Ты, наверное, был в магазине самообслуживания и обратил внимание, что там кругом наклеены объявления с приглашением на работу-от продавцов до кассиров.

– Но ведь она по профессии инженер-экономист, что ей делать с такой профессией в магазине?! – Я начал немного сердиться.

– Для кассира – это самая лучшая квалификация, – рассудил Индра. – Она же знала, что выходит замуж за офицера.

– Я удивлен, что это мнение отстаиваешь именно ты! – Кажется, я чуть-чуть повысил голос.

– Запомни, Петр, мы с тобой можем говорить о чем угодно, можем и спорить, но Ирена – это табу. Я был бы очень рад, если бы ты придерживался этого! – Индра тоже немного повысил голос.

– Но я о ней не сказал ни слова, – парировал я.

– Ay меня создалось впечатление, что сказал, – заявил Индра. – Ну а теперь иди, не то мы опоздаем на развод.

Как только закончился развод на занятия, я нашел десатника Ружичку, секретаря батальонного комитета ССМ.

– Я хотел бы встретиться с молодежным комитетом роты Моутелика.

– Могу сейчас же собрать, – предложил он.

– После окончания занятий, – решил я.

* * *

Члены комитета пришли в сопровождении Ружички. В их глазах можно было прочесть вопрос – что мне от них нужно?

Меня же интересовало их мнение о состоянии работы членов Союза молодежи во второй роте.

– Какое же может быть состояние? Как и везде, – удивленно ответил секретарь комитета. – Ребята стараются, члены Союза для них пример. – Тут он немного замялся и потом для уверенности добавил слово «некоторые». – В чем-то мы лучше, в чем-то хуже. Многое зависит от условий, в которых мы работаем, – закончил секретарь комитета, довольный своим дипломатичным ответом. Как бы готовясь уходить, он слегка приподнялся со стула.

Но уйти ему не удалось. Следующие два часа прошли в оживленной беседе, к которой ребят не требовалось подталкивать. Выяснилось, что Моутелику нужно больше верить людям, больше опираться на них, быть внимательнее к инициативе. Мы договорились, что молодежная организация сосредоточит свою работу прежде всего на укреплении авторитета командиров отделений.

– Но это зависит не только от нас, – счел необходимым подчеркнуть один из членов комитета.

– Спасибо за напоминание, – подвел я итог, и всем стало ясно, о чем идет речь.

Когда все ушли, я подготовил некоторые дела на завтра и собирался уже идти домой. Но мне захотелось посмотреть, ушел ли Моутелик из роты.

Поручик, конечно, был на месте. Именно в этот момент он занимался со старшиной роты какими-то хозяйственными делами, и, видимо, они не могли чего-то досчитаться, потому что прошло некоторое время, прежде чем они заметили меня и поручик Моутелик представился. Он очень удивился моему предложению пойти вместе домой и по дороге немного поговорить.

– Я пока не могу, – попытался он отделаться от меня, – тут нужно навести порядок, а завтра на это не будет времени.

– На каком факультете учился командир третьего взвода десатник Иржичка? – спросил я умышленно официальным тоном.

– На физико-математическом, – ответил Моутелик.

– Ну вот. Специалист высшей квалификации. Найдите его и передайте ему приказ командира роты, что к утру все должно быть в порядке, – обратился я к старшине роты. – Пойдем, – сказал я Моутелику. – А то живем в одном доме, а домой ходим каждый сам по себе. Это надо будет исправить.

Мы вышли в прохладу вечера. Поручик Моутелик нервничал, как будто бы его кто-то постоянно дергал, а может быть, просто злился из-за того, что не нашел смелости отказаться от моего предложения. Несколько минут мы шли молча.

– Сегодня я беседовал с твоими ребятами из молодежного комитета, – начал я.

– Знаю, – сказал Моутелик, чем очень меня удивил. Однако объяснение было предельно простым. – Кованда попросил меня освободить их от занятий.

– Ты не спрашиваешь, с какой целью?

– Наверное, вы мне это скажете сами. Иначе вы об этом не стали бы говорить.

– Да, скажу. – Я почувствовал, что он опередил меня. – Мы беседовали о тебе.

– Обо мне без меня? Это неправильно, – чуть отстранился он. – К тому же с подчиненными. Я что-то слышал о единоначалии. Вероятно, я что-то пропустил, его уже не существует. – Чем дальше, тем больше Моутелик убеждал меня, что мое первоначальное суждение о нем как о забитом человеке, вероятно, будет ошибочным.

– Я выразился недостаточно ясно. Мы беседовали о положении в роте, о том, чем могут помочь члены Союза молодежи, чтобы работа улучшилась. Чтобы не получалось так, что один работает как вол, а другой прохлаждается. Наверняка они бы только приветствовали, если бы им побольше доверяли и если бы на них лежало и больше ответственности.

– К этому прибегают часто, но когда речь заходит о деле, то все остается по-старому. Пару раз я это попробовал, и результаты оказались слабыми, – сказал Моутелик.

– Боюсь, что ты больше не пробовал, чем пробовал.

– Другими словами, мне следовало бы лучше организовать работу, повысить требования к подчиненным, не стараться все делать самому и быть более требовательным? – спросил он с оттенком иронии в голосе.

– Да, приблизительно это я и хотел сказать, – признался я.

– На словах все просто, – отрубил он. – А на деле все значительно сложнее. Но все равно я благодарю вас. Вы первый в батальоне человек, кто проявил ко мне столь глубокий интерес.

Мы стояли у двери его квартиры. Моутеликова, услышав голос мужа, открыла дверь, а когда увидела меня, не удержалась, чтобы не съязвить:

– С сегодняшнего дня вы лично будете приводить моего мужа домой?

– Не буду, – ответил я, сделав вид, что не замечаю ее язвительного тона. – Я придумал кое-что получше.

– А что именно, не скажете ли мне? – спросила она равнодушно.

– Да нет. Я еще не знаю, получится ли. Желаю вам доброй ночи, – сказал я и поднялся на этаж выше.

Утром, уходя в часть, я спросил у Лиды:

– Так как, собственно, у вас закончилось дело с заместителем директора Беранеком?

– Мальчика он уже не бьет, а школа все же выедет на природу. Директор школы обратилась куда следует.

– Так что если я теперь обращусь к нему за помощью, то он охотно мне поможет или выгонит меня?

– Думаю, второй вариант предпочтительнее. Если, конечно, ты не скроешь свое настоящее имя под псевдонимом. Что ты хочешь попросить у него? – Любопытство не оставляло Лиду в покое.

– Место для Моутеликовой. Если я не ошибаюсь, Беранек – заместитель директора по экономическим вопросам.

– Ты придерживаешься принципа, что жильцы одного дома должны друг другу помогать? – спросила Лида.

– Я придерживаюсь принципа, что политработник должен заниматься и такими вопросами.

– Особенно когда речь идет о всем известной красавице, не так ли? – заметила Лида.

Я воспринял это как не совсем удачную шутку, поцеловал Лиду в лоб и, прежде чем уйти, заглянул в детскую на безмятежно спящих мальчиков, которые через минуту будут разбужены, так как и для них уже настало время подниматься.

Я набрал телефонный номер завода, и, когда девушка на коммутаторе соединила меня, на другом конце провода ответил сам инженер Беранек.

Я представился и при этом очень старался, чтобы моя речь звучала решительно. Затем я спросил, сможет ли он принять меня.

Мы договорились на три часа дня.

Я уже собирался положить телефонную трубку, когда заместитель директора как-то неуверенно проговорил:

– Извините, товарищ поручик, я плохо расслышал ваше имя.

– Поручик Шебек, муж учительницы Шебековой. – Я подтвердил ему то, чего он, судя по всему, не хотел бы слышать. – Но мой вопрос совсем не связан со школой, – добавил я, и у меня создалось впечатление, что я услышал, как у абонента камень с души свалился.

Инженер Беранек принял меня так, как обычно принимают представителей вышестоящих органов. С излишней любезностью он усадил меня в кожаное кресло, и не успел я устроиться в нем, как секретарша принесла кофе и коньяк. Но коньяк только для меня, сам он извинился, сославшись на состояние здоровья. Беранек с похвалой отозвался о сотрудничестве воинской части с их заводом и затем предоставил мне возможность рассказать об инженере Моутеликовой, которая не может в нашем городе найти работу в соответствии со своим образованием. Когда я закончил, Беранек с минуту помолчал, а затем предложил мне один из вариантов решения этого вопроса.

Через четыре месяца, после ухода на пенсию одного из сотрудников, освободится должность работника планового отдела, для замещения которой необходимо образование инженера-экономиста. На эту должность хотели назначить работника без соответствующего образования, но если взять Моутеликову, то это, пожалуй, будет наиболее правильным. В случае если Моутеликова пожелает приступить к работе сейчас, ей могут подобрать временную работу.

– Было бы хорошо, если бы вы сообщили Моутеликовой, чтобы она зашла в отдел кадров. А я дам соответствующие указания заведующему отделом.

– Мне бы не хотелось этого делать. Лучше было бы, если бы она не знала о том, что я за нее хлопотал, – сознался я.

– Понимаю, – согласился Беранек. – Заведующий отделом кадров придумает что-нибудь.

– Я очень благодарен вам, товарищ заместитель директора! – сказал я восхищенно и собрался уходить. Ответственным работникам все-таки не следует попусту тратить время.

– И я хотел бы кое о чем попросить вас. Мне хотелось бы извиниться перед вашей женой. Она хорошо знает за что.

– Я могу ей это передать, – сразу же согласился я.

– Видимо, мне следовало бы это сделать самому, – засомневался он.

– Я думаю, что будет достаточно, если это сделаю я.

Беранек был этим вполне удовлетворен и проводил меня до лифта.

И я был удовлетворен, главным образом, тем, как быстро и гладко мне удалось найти работу для Моутеликовой.

* * *

– Я всегда считала, что от политработника мало проку, – два дня спустя заявила Моутеликова, как бы случайно встретившись со мной на лестнице. – Конечно, бывают исключения, и вы относитесь к их числу.

Я смерил ее взглядом, который следовало бы отнести к разряду вопросительных.

– Сегодня я устроилась на то место, о котором вы хлопотали. Не думайте, никакие это не золотые горы. Зарплата так себе, и с премиями тоже не разбежишься. Тысчонка за квартал. Но добрая воля у вас была.

– Мне обещали… – слегка заикнулся я.

– Обещали и забыли, товарищ поручик. Но в другом правда. Мне сказали, что я пользуюсь вашим особым расположением. Политработник – и хлопочет о жене своего подчиненного. Наверное, они подумали, что… Разумеется, я решительно опровергла эти предположения. Но чего нет сегодня, может произойти завтра, не правда ли?

– Баба, – сказал я ей, и мне самому стало стыдно за это слово. – Вы вообще способны понять, в чем проблемы у вашего мужа и где ему нужно чуть-чуть помочь?

– У моего мужа постоянно проблемы, – осадила меня Моутеликова.

* * *

Я очень люблю вечера по пятницам. Лида не усаживается за школьные тетради, для ребят сделано исключение – они могут не ложиться спать после вечерней сказки. Я тоже никогда не достаю из своей папки материалы к политзанятиям или другую работу. Ведь впереди у нас еще целая суббота и воскресенье, когда можно многое наверстать, хотя, как правило, это не всегда удается, так как в эти дни надо еще зайти на пару часов в свою часть.

После ужина, которому Лида по пятницам придает особое значение, мы с детьми играем в гостиной или читаем сказки, чтобы потом, как только нам удастся уложить их в постели, мы могли бы расслабиться у телевизора и с праздничным настроением следить за происходящим на экране. Ну а если то, что происходит на экране, не покажется нам достаточно одухотворенным, мы с не менее праздничным чувством углубляемся в чтение книг, потому что одной главы, прочитываемой нами перед сном, все-таки мало.

В эту пятницу, когда произошло волнующее событие, о котором потом говорил весь город, мы с большим интересом смотрели один из фильмов зарубежного детективного сериала и поражались находчивости и проницательности популярного следователя. Время уже приближалось к полуночи, действие фильма близилось к заключительному преследованию по крышам – я должен признаться, что этот способ преследований нам с Лидой нравится больше всего, – когда раздался душераздирающий крик. Он как-то не соответствовал происходящему на экране, поэтому я вопросительно посмотрел на Лиду. Было заметно, что и для нее этот крик никак не сочетался с происходящим на экране. Потом снова раздался крик, и стало ясно, что он ничего не имеет общего с нашим сериалом. Я подбежал к окну и в тусклом уличном освещении увидел женщину, лежавшую на тротуаре, и темную фигуру, убегавшую с места преступления.

Накинув на себя то, что мне попалось под руку, я сбежал вниз по лестнице. Женщина уже не кричала – она была без сознания, а из головы у нее текла кровь. Над ней склонились несколько мужчин. Среди них я узнал поручика Моутелика, поручика Логницкого и офицеров танкового подразделения, которых до сих пор не знал по имени.

– Он побежал в сторону магазина самообслуживания! – крикнул нам кто-то с балкона.

Мы бросились в том направлении.

– Позвони в милицию! – успел я крикнуть Лиде, появившейся на балконе, и заспешил, чтобы не отстать от остальных. – И в «Скорую помощь» тоже, – добавил я, хотя меня уже никто не мог услышать.

Преступник имел преимущество, и, наверное, ему удалось бы скрыться, если бы наш город не располагался на возвышенности. Люди, стоявшие на балконах или выглядывавшие из окон, направляли нас по правильному пути.

Преступник понял, что в городе ему не скрыться, и выбежал в поле.

Мы последовали за ним. Все свидетельствовало о том, что мы побегаем в свое удовольствие и вернемся ни с чем.

– Мы действуем как мальчишки, играющие в индейцев, – сказал бегущий рядом со мной поручик Моутелик. – Кто-то должен этим командовать.

– Надо бы командовать. Наверное, командовать тебе надо, я не командир! – крикнул я.

Поручик Моутелик подал команду развернуться в цепь, и в дальнейшем мы действовали уже организованно. Мы окружали беглеца. Его охватило чувство паники – он, как и мы, тоже ясно слышал подаваемые Моутеликом команды. Тут он бросился к реке.

В нормальных условиях слово «река» прозвучало бы большим преувеличением. Собственно, речь шла о ручье. Но дожди, прошедшие в последние дни, превратили ручей в настоящую реку. Берега, спускающиеся к поверхности воды, были покрыты густыми зарослями кустарника. Кустарник для беглеца был единственным шансом к спасению. И он и мы это понимали. Моутелик постепенно заворачивал цепь, чтобы окружить беглеца. Мы уже наступали ему на пятки и ясно слышали, как, ломая кустарник, он на спине съехал к воде. Он был окружен, но у него все еще оставалось две возможности – прорваться из кустов через нашу цепь или переправиться на противоположный берег.

– Вылезай, скотина! – крикнул ему Моутелик решительным голосом.

«Если бы он так же решительно командовал своей ротой, то у нас наполовину уменьшилось бы проблем», – пришло мне в голову.

– Иди, иди сюда, я разобью тебе морду! – крикнул кто-то из цепи, чей голос я не узнал. Эти не слишком умные слова меня не разозлили. Напротив, у меня самого появилось желание набить преступнику морду.

Потом произошло такое, от чего у нас сразу же поднялось настроение. На противоположном берегу появились две милицейские автомашины и направили свет автомобильных фар на воду.

– На этом закончим, – сказал я. – У него нет шансов.

Преступник прыгнул в воду.

– Есть. Будет плыть по течению, потом где-нибудь ниже вылезет на берег и убежит. Прыгаю за ним в воду! – крикнул Моутелик.

Сняв ботинки и замшевую куртку, он прыгнул в воду.

Преступник, не ожидавший этого, поплыл к другому берегу кратчайшим путем, прямо в руки работников милиции. В руки законов и параграфов, подальше от тех, кто грозил «разбить ему морду».

Моутелик тоже поплыл кратчайшим путем к противоположному берегу. Беглеца посадили в одну машину, чтобы отвезти в местную тюрьму, Моутелика – в другую, чтобы он как можно быстрее оказался дома в постели и как следует пропотел.

В субботу в первой половине дня я пошел проведать Моутелика. Как будто бы меня беспокоило состояние его здоровья. В действительности я хотел сообщить Моутеликовой, что ее муж герой и очень хорошо командовал цепью преследователей.

Мне показалось, что Моутеликову это не тронуло. Она кивнула и вышла в кухню. Пользуясь моментом, я спросил Моутелика, почему он не командует своей ротой так же, как этой цепью.

– С завтрашнего дня буду, – заявил Моутелик.

– Завтра воскресенье, а «по воскресеньям строевая не проводится», – процитировал я старую военную поговорку.

– Тогда с понедельника, – поправился он.

Дома я не мог отделаться от детей, которые от кого-то узнали, что Моутелик сражался с преступником в воде, и требовали, чтобы я им все подробно рассказал. Я обещал, что расскажу им все перед сном вместо сказки.

* * *

– Что у тебя завтра, Петр? – однажды вечером спросила Лида, уложив детей спать.

– А что такое? – Я хотел бы ответить после получения более подробной информации.

– Завтра вечером я приглашена к Новаковой.

– Новаковой? Это не… – задумался я.

– Именно так, – проговорила Лида. – Теща надпоручика Ванечека заходила сегодня ко мне в школу.

– В этом не просматривается ничего хорошего, – заметил я.

– Я тоже так думаю, – согласилась со мной Лида. – Но больше для тебя, чем для меня. Она сказала, что от завтрашнего вечера для нее будет очень много зависеть, так как у Ванечека какая-то встреча с товарищами по школе и он не сможет быть вечером дома.

– Для нас это все как-то странно переплетается, – рассудил я.

Лида согласилась:

– Некоторые люди спокойно играют себе в песочек, заботятся о своих куличиках, чтобы они были как можно больше, а на все остальное плюют. Скажи мне, Петр, почему мы не такие? Все было бы намного проще и легче, – сказала Лида, но я знал, что это было сказано не совсем серьезно.

– Но от этого мы не получим удовлетворения, – заметил я, хорошо зная, что она согласится со мной.

– Новакова хочет сказать мне как женщина женщине, что думает вернуться к себе домой. У нее не хватает смелости сказать это Ванечеку, поэтому она все это скажет мне, я – тебе, а ты – Ванечеку, – вернулась Лида к сути дела.

– И он окажется в таком же положении, как два месяца назад, – добавил я.

На следующий день, беседуя с Ванечеком, я вспомнил наш разговор с Лидой и стал внимательно следить за его настроением и выражением лица. Следил так неосторожно, что он спросил:

– Чего ты так смотришь, у меня что-нибудь не в порядке?

Я попытался ответить на его вопрос шуткой, но получилось не совсем удачно. Факт был налицо. Как бы я ни смотрел, общее впечатление было однозначным – Ванечек у нас расцветал. Спокойный, уравновешенный, ничто его не расстраивает, чем он в значительной мере отличался от меня, не говоря уже о Индре.

В этот день я пришел домой необычно рано и заменил Лиду во всех необходимых делах с детьми, пожелал ей успехов и весь вечер ждал в напряжении, с чем она вернется. Она вернулась, когда дети уже спали.

– Ну, что? – сразу же спросил я.

– Произошло то, что должно было произойти. Вполне естественное и одновременно необычайно сложное, – ответила Лида.

– Ты меня расстраиваешь, – сказал я, ничуть не преувеличивая. – Съешь что-нибудь, прежде чем начнешь рассказывать? – спросил я. Мой вопрос больше походил на предложение поужинать.

– Не буду. Новакова устроила чуть ли не прием.

Затем Лида поинтересовалась у меня, как поели дети, во сколько они заснули и что я ел на ужин. Убедившись, что все в порядке, Лида выпалила:

– Петр, у Ванечека есть женщина!

– Новакова может придумать, – сказал я не очень убедительно, вспомнив его цветущий вид.

– Ничего не придумывает, она знает совершенно точно. Заведующая нашего магазина самообслуживания. Ей двадцать пять лет, разведена, восемь лет сыну.

Очень хороший мальчик, учится в моем классе. Она тоже приятная женщина. Я знаю ее по родительскому комитету. С мужем развелась, потому что он был алкоголиком. Магазин содержит в образцовом порядке.

– Ванечек сказал об этом теще?

– Ничего не говорил, она постепенно сама к этому пришла. Сначала ей показалось странным, что когда она приходила в магазин, то заведующая ей всегда предлагала дефицитные товары. Из-под прилавка. Потом она заметила, что Ванечек в последнее время стал чаще уходить на дежурство. Однажды она попыталась ему позвонить по телефону, оставленному на тот случай, если что-либо непредвиденное случится дома. Но в гарнизоне его искали напрасно. Потом какая-то добрая душа из дома сказала ей, что видела Ванечека с заведующей магазина самообслуживания в кафе в областном центре.

– Так, значит, Новакова обиделась на то, что Ванечек забыл ее дочь, и решила вернуться в свой дом? – попытался я сыграть роль пророка.

– В этом-то и заключается проблема. Сейчас Новакова уже не может представить, что могла бы жить одна на краю деревни, вдали от детей, к которым она сердцем приросла.

– И что же она ждет от нас? – спросил я.

– Совсем ничего. Ей необходимо было поделиться с кем-то, и я показалась ей самой подходящей кандидатурой. Это все, – сказала Лида. Но остановиться она не могла и спросила, что мы будем делать.

– Совсем ничего, – ответил я, подумав минуту. – Давай не будем в это вмешиваться.

Лида согласилась, и я счел разговор на эту тему законченным. Но, несмотря на это, мы долго не могли уснуть, потому что эта история не выходила у нас из головы.

По прошествии двух дней Ванечек попросил меня остаться; он хотел поговорить со мной о важном деле.

– Не сердись, но я не останусь, – удивил я его своим ответом. – Ты сам должен знать, как следует поступить. Что я тебе могу посоветовать? Существуют ситуации, в которых каждый должен найти решение сам. Хорошее или плохое, но сам.

– Ты совершенно прав, – сказал Ванечек. – Но поверь мне, что это все не так-то просто.

В воскресенье в первой половине дня Ванечек появился у нас дома. По тому, как он нервничал, я догадался, что у него что-то произошло. Я проводил его в гостиную. От кофе он не отказался. Сделав маленький глоток, он посмотрел на дверь гостиной. Я понял и закрыл ее. К этому времени Ванечек немного успокоился. Потом он стал рассказывать мне содержание сочинения Петры на тему: «Моя мама». Петра хорошо отозвалась о своей бабушке: она хорошая, очень заботится о ней. Но бабушка – не мама, и ей очень хотелось бы, чтобы у нее была мама. Учительница, кстати, в возрасте тридцати лет, разведенная, естественно, поспешила сообщить ему о содержании этого сочинения.

– Значит, ты решил подобрать ей маму, но не знаешь, что делать с бабушкой, – сказал я довольно открыто.

– Нельзя сказать, что это было именно так, – заявил он. – Во-первых, Павла… Я не знаю, если ты в курсе… – выдавил он из себя, потупясь.

– В курсе… заведующая магазина самообслуживания, – попытался я помочь ему выйти из затруднения.

В этот момент в комнату вошла Лида. Она сказала, что идет с детьми во двор, а мне необходимо выключить электроплитку.

– Можешь не беспокоиться, – заверил я ее.

– Это значит – в одиннадцать! – Этими словами Лида показала, что на меня особенно надеяться нельзя.

Затих стук закрывающейся двери, голоса детей зазвучали на лестнице, и только после этого Ванечек полностью успокоился.

– О бабушке вообще речи нет, – заявил он, но, сразу же поправился: – Собственно, как раз о ней…

Но и это нисколько не помогло мне уяснить суть дела.

– Она прекрасная женщина, любит детей. Павла бы не возражала, чтобы бабушка осталась у нас, даже когда мы поженимся. Все-таки мы трое разумные взрослые люди, а где это написано, что люди не должны делать друг другу добро? Я уже говорил об этом с бабушкой.

– И что она?

– Нашла себе мужчину.

– Что же в этом удивительного? Она еще женщина хоть куда, – сказал я.

– Это да, – согласился Ванечек. – Проблема – в мужчине, которого она нашла. Это подполковник Кадлик, если тебе это имя о чем-нибудь говорит…

– Это тыловик из полка, недавно уволенный в запас?

– Именно так. У него был такой порядок, что можно только подивиться. Он выполнял свою работу с таким энтузиазмом, что даже не нашел времени жениться. То есть он старый холостяк, педант, каких только поискать, к тому же бюрократ.

– И ты боишься, что у бабушки будет несчастный брак? – рассудил я.

– Да, боюсь, – признался Ванечек.

– Что же ты думаешь делать?

– Пока не знаю. Но сделать что-то надо. Например, поговорить с ним. Узнать, что он обо всем этом думает, и выяснить, насколько он изменился, уйдя в запас.

Я признал, что это не самая плохая мысль.

– Понимаешь, Петр, – сказал он неуверенно, – я не могу это сделать. Что он мог бы подумать обо мне? Что я собираюсь жениться, а потому бабушка мне уже не нужна и я пытаюсь ее спихнуть ему.

– Мне нужно выключить плиту, – сказал я, потому что мне стало ясно, что за этим последует, и я пытался выиграть хоть немного времени на размышление.

Когда я вернулся в гостиную, Ванечек встал и собирался уходить.

– Ну, мне пора, – проговорил он.

Я проводил его до двери. И, когда он уже выходил, я как бы мимоходом заметил:

– Так я попробую.

Он тоже как бы мимоходом добавил:

– Он обедает каждый день в Народном доме. Кроме понедельника, в понедельник – выходной день.

Было время обеда, и в ресторане Народного дома свободных мест почти не осталось. Продавцы магазинов, служащие учреждений, пенсионеры, мужчины, женщины и семейные пары ежедневно приходили сюда пообедать. Я огляделся, опасаясь, что в гражданской одежде подполковника Кадлика не смогу узнать. Мне пришлось ранее видеть его всего два раза.

И тут я обрадовался. Человек с военной выправкой, в свитере и зеленых военных брюках, сидевший за столом, вряд ли мог быть кем-либо иным. Он сидел за столом один, что меня еще больше обрадовало.

Я решился и попросил разрешения составить ему компанию за столом.

– Садись, поручик, – ответил он тоном, по которому можно было заключить, что он рад. У него была буйная шевелюра, в которой лишь кое-где проступали седые волосы. Единственное, что мне в нем не понравилось, – это зеленые военные брюки. Я даже подумал: надо бы сказать Лиде, что, когда я уйду в запас, даже если я потеряю интерес к своему внешнему виду, чтобы она не разрешала мне носить предметы военной формы.

Подошел официант и, не сказав ни слова, налил мне суп и положил меню. Сначала я не думал обедать здесь, так как собирался сделать это в своей столовой. Но тут я понял, что если бы в это время я сидел только с пивом, то тем самым выдал бы себя.

– Ты, кажется, новичок в гарнизоне, поручик? – спросил мой сосед. – Иначе я бы тебя знал.

– Новичок, – признался я и уточнил: – Политработник у надпоручика Буреша.

– Индра – хороший командир, но материальным обеспечением никогда всерьез не занимался. Это может обернуться против него, – заметил подполковник. – Тебе следовало бы сделать так, чтобы он не плевал на это дело. Кстати; политработники тоже должны заботиться о материальном обеспечении личного состава. Или, может быть, это уже отменено? Да, извини, я тебе еще не представился. Кадлик. Три месяца назад тоже был офицером. Теперь – в запасе.

– Я вас знаю, товарищ подполковник. Прибыв в часть, я дважды присутствовал на собраниях, где вы выступали.

Я, безусловно, его обрадовал, назвав подполковником. Заботливым голосом он произнес:

– Ешь, а то остынет.

Я без особого аппетита принялся за суп.

– А почему ты ешь без хлеба? – внезапно спросил он. – Настоящий солдат всегда ест суп с хлебом.

Я хотел было ответить, что не увлекаюсь хлебом, но потом решил промолчать. Чтобы его не расстраивать, я протянул руку и взял из плетеной тарелочки кусок хлеба.

– Военные сейчас стали очень щепетильными, не едят хлеб, картофель и некоторые другие продукты. Представь себе, что когда-нибудь они откажутся и от шницелей.

– Мне шницели очень нравятся, – сказал я, пытаясь порадовать его.

Официант спросил, что я еще буду заказывать. Я попросил сегединский гуляш. Он ответил, что остался только особый. Я согласился.

– Это блюдо – чистый грабеж, – сказал Кадлик, не обращая внимания на то, что официант слышит его. – Оно такое же, как и обычный гуляш, но на три кроны дороже. А кстати, почему ты обедаешь здесь, а не у себя в столовой? – спросил он, пристально взглянув на меня.

Своим вопросом Кадлик заставил меня смутиться.

– Сегодня я находился вне гарнизона и снял свой заказ на обед. Мне оказалось не по пути, – промямлил я.

– Ты что, не заслужил еще авторитета, чтобы тебе оставили обед? – пытался он окончательно загнать меня в угол.

– Я не пробовал, товарищ подполковник, – отговаривался я.

– По дороге сюда ты напрасно потратил полчаса.

– Мне все равно нужно было кое-что решить в городе, – ответил я, придя к заключению, что ложь требует, несомненно, много усилий.

Официант принес особый сегединский гуляш и тем самым помог мне избавиться от тяжкого разговора.

– Дать такой обед солдатам – вот было бы разговоров! – Забота о солдатах беспокоила его даже в запасе.

– Вы здесь обедаете каждый день? – упорно шел я к своей цели.

– Каждый день, – ответил он. – Но скоро уже не буду.

– Вы собираетесь умереть? – спросил я. Попытавшись сострить, я почувствовал, что это прозвучало не совсем удачно.