Текст книги "На всю жизнь"

Автор книги: Вацлав Подзимек

Соавторы: Франтишек Мандат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

1

В понедельник командир улыбался, что было подозрительным. Капитану Ридлу даже казалось, что подполковник Менгарт хочет передать свое хорошее настроение лично ему, инженеру дивизиона.

Если раньше командир основательно разбирал неоконченную в субботу и воскресенье работу, то сегодня сразу же перешел к постановке задач на неделю. После этого он заговорил о растущей агрессивности потенциального противника, о его стремлении модернизировать оружие и разместить вблизи границ Чехословакии новые ракеты. Капитан Ридл все более удивлялся. По пальцам можно было пересчитать дни, когда командир ставил задачи на неделю подобным образом. Гораздо чаще он резко говорил о недостатках и разносил в пух и прах командиров батарей за малейший непорядок в подразделениях. И все же к командиру все относились с уважением, потому что к себе самому он был еще более требовательным, а это военные умеют ценить. Прозвище у него было – Сосулька. Видимо потому, что он относился к тем людям, которые остаются холодными и неприступными в любом случае. Уже в течение многих лет в части из уст в уста передавалось, что наивысшей похвалой у подполковника Ярослава Менгарта служит фраза: «Ну что ж, не так уж плохо, товарищи».

Ридл тихонько шепнул соседу:

– Уж не растаял ли наш старик от жары?

Капитан Главка пожал плечами, но ответить что-либо не отважился.

По всем признакам, «маленькая проповедь», как офицеры окрестили эти регулярные построения по понедельникам без солдат, приближалась к концу.

– Еще раз напоминаю: для военнослужащих наших войск не существует более важной задачи, чем поддержание боеготовности, еще и еще раз боеготовности на самом высоком уровне, – закончил командир своей любимой фразой.

– Аминь, – тихо произнес кто-то за Ридлом, и два-три офицера приглушенно засмеялись. Гинек тоже не удержался.

Подполковник Менгарт посмотрел в ту сторону, откуда раздался смех, и приказал:

– Капитану Ридлу явиться ко мне в одиннадцать-ноль-ноль!

– Есть!

Вскоре после этого по кафельному полу застучали десятки пар ботинок, ровные шеренги строя офицеров и прапорщиков распались на отдельные группы.

– Я уже думал, что Сосулька улыбается мне, радуясь моему возвращению, а оказывается… – Гинек состроил кислую мину. – Бац, и меня сразу на ковер! Прямо как в том анекдоте… Ведут осужденного на казнь на рассвете, а он со вздохом говорит: «Хорошо же этот день у меня начинается».

У Душана Главки дрогнули губы, в голове мелькнула мысль: «Хватило бы только у тебя юмора. Менгарт умеет быть чертовски неприятным. От подобной аудиенции добра не жди». Вслух же он спросил:

– Хочешь, передам тебе дела сейчас, или потерпим до обеда? У меня запланировано совещание с группой, и к тому же я присматриваю за батареей Блажека. Он вернется только в четверг.

– Если уж терпели столько дней… – махнул рукой Гинек. – После обеда решим. Может, что-нибудь срочное?..

Душан отрицательно покачал головой. Офицеры направились к своим комнатам.

– Кан провел отпуск? – поинтересовался Душан.

Гинек мечтательно прикрыл глаза:

– Как в сказке. Саша придумал прямо-таки гениальную программу. С неделю мы бездельничали у них дома, потом закатили шестидневный круиз по Черному морю. Слушай, то, что там было, нельзя просто рассказать, все это надо видеть самому… – Он немного запнулся. – Мы послали вам открытку из Батуми…

– Она пришла в пятницу, спасибо. Ты в это время уже собирался домой.

Гинек напустил на себя серьезный официальный вид.

– Да, пришлось прервать сказочный сон. Сказалась тяга к военной форме, да и как мне без проповедей?!

Душан предпочел сменить тему разговора.

– Когда пойдем обедать? – cпросил он, махнув рукой.

– Вот только выслушаю, – Гинек изобразил серьезное лицо, – как должен себя вести инженер дивизиона, да к тому же еще заместитель командира, на построении. Я зайду за тобой.

Они разошлись перед кабинетом Главки. Гинек направился дальше по коридору, мурлыкая в такт своим шагам какую-то мелодию. Душан Главка задумчиво смотрел вслед своему бывшему сокурснику по училищу, а теперь начальнику.

Хотя капитан Ридл и выглядел беззаботным и веселым, настроение его было далеко не таким. Уже утром он почувствовал себя не в своей тарелке. Ридл объяснял это заботами, которые вновь напомнили о себе к концу отпуска; мысленно он уже был на службе и приступил к решению задач, до которых не дошли руки перед отпуском.

Бреясь в ванной, он вспомнил еще об одном важном деле, которое они обсудили с Шаркой, сидя прекрасным вечером на палубе теплохода. Теперь он осознал, сколько вопросов личного характера ему предстоит решить в связи с этим делом. В голову пришла спасительная мысль: не отложить ли хотя бы чуть-чуть встречу с Марикой. Но он тут же вновь убедил себя, что действовать надо решительно и без промедления; еще в начале весны он попытался уладить дело с Марикой, но та попытка ни к чему не привела.

Во время завтрака Ридл много шутил, но растущую тревогу заглушить не удалось. Это состояние озабоченности не покинуло его на улице. Часть пути они прошли с Шаркой вместе, и от ее внимания не ускользнуло напряжение, скрытое за его внешне веселой и даже развязной речью.

– С тобой ничего не произошло?

– Со мной? Что за вопрос? Конечно ничего. А что?

– После приятного ничегонеделания тебе не очень хочется идти на работу, так ведь? Вряд ли я тебя этим успокою, но я тоже сейчас не в лучшей форме. А учебный год только начинается, – вздохнула Шарка.

Гинек самоуверенно заявил:

– Наоборот, Сосулька наверняка осознал, какого бесценного сотрудника в моем лице он лишился на целый месяц.

Она смерила его насмешливым взглядом:

– Я не слепая, дорогой. Настроение у тебя такое же скверное, как и у меня. Так чувствует себя каждый, когда приятное времяпрепровождение приходит к концу.

Гинек не ответил сразу. Ему захотелось немного позлить ее, и, пройдя еще несколько шагов, он иронически бросил:

– Если учесть, что одну треть жизни мы спим, а другую, на наш взгляд самую короткую, отдыхаем после работы, то нетрудно прийти к выводу, что большую часть времени мы проводим на работе. Одна только мысль о том, что на работе я бы скучал и тяготился…

Он не договорил. Шарка так толкнула его кулаком в бок, что он даже ойкнул.

– Снова начинаешь? – воинственно выдвинула она вперед подбородок. – Почему не признаешься, что тебе не хотелось сегодня утром вставать, что ночью тебе снилось море, а звонок будильника показался землетрясением?

– Оставь в покое море, – не позволил он застать себя врасплох.

– Знаешь что… – Она сердито тряхнула косой, выдернула из его руки свою руку и строптиво зашагала впереди. Старушки, громко разговаривавшие у кооперативного магазина, заметно поутихли.

Гинек громко рассмеялся. Именно эту черту характера Шарки он обожал. Его покоряли ее прямодушие, страстное чувство справедливости и какая-то безграничная вера в то, что и все другие люди так же искренни, как и она. Когда она защищала правду, ее глаза прямо-таки излучали решимость и отвагу, готовность бороться со всем злом мира. Сначала он воспринимал это как проявление наивности, но постепенно со временем уяснил, что именно в этом Шаркино своеобразие. И Марика умела защищать свою правду, но в отличие от Шарки она не признавала аргументов и стремилась не к справедливости, а только к собственной победе.

Он быстро догнал обиженную девушку, обнял ее за плечи.

– Не сердись, Шаринка, не сердись… – примирительно зашептал он ей на ухо.

Шарка отвернула голову. Она не выносила, когда он называл ее Шаринкой.

Вопреки этому он, несмотря на возмущение старушек, поцеловал ее и свернул на поперечную улицу.

– Поэзия кончилась, парень, что бы ты себе ни говорил! – крикнула она ему вслед.

Она уже не злилась, и он мог пуститься бегом.

– Если что-нибудь, будет не так, зайду к тебе в школу, – ответил он через плечо.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за костелом. «Разумеется, если что-нибудь будет не так», – подумала она, и у нее вдруг возникло желание броситься за ним вдогонку, но у магазина стояла очередь, которая буквально съедала ее глазами.

Привычным движением девушка поправила на плече ремешок сумочки и не торопясь, важно, с высоко поднятой головой перешла улицу. Пусть сплетницы позлятся!

Возникшее утром чувство угнетенности не покидало Гинека. Идя по лугу неподалеку от Борека, он решил написать в Липтовски-Микулаш уже сегодня, но потом отбросил эту мысль. «Ты должен поехать к Марике сам», – подсказывал ему внутренний голос. Он стал раздумывать над тем, как согласовать это решение со служебными делами, навстречу которым он теперь шагал, как вдруг услышал за спиной сигнал автомобиля.

Желтую «шкоду» командира дивизиона знал каждый. Машина затормозила на обочине. Хотя сегодня Гинек предпочел бы совершить трехкилометровый путь пешком, отказаться от предложения подполковника он не мог.

Они поздоровались, Гинек сел рядом с водителем.

– Так что, капитан, – забасил Менгарт, – наверное, сегодня вам вдвойне не хотелось вставать, так?

– Я сказал бы неправду, если бы стал возражать, – признался Гинек, и перед глазами его возникла Шарка. – Мне снилось, что я сижу на корме теплохода, обозреваю море, и вдруг звонок будильника.

Подполковник улыбнулся, продолжая смотреть через лобовое стекло.

– Да, Черноморье прекрасно, – сказал он скорее для себя.

– И внутренние районы страны тоже хороши, – заметил Гинек. – Первую неделю мы провели в небольшом городке, кругом девственная природа, бесконечные степи. Никогда до этого, товарищ подполковник, я не увлекался рыбалкой. Наверное, потому, что терпеливое ожидание улова напоминает мне нашу работу. Но там!.. Мы не успевали вытаскивать из реки форелей. Я ходил с Сашей на реку почти каждый день.

– Это ваш друг?

– Мы знакомы уже много лет. А весной, когда мы были в Советском Союзе на боевых стрельбах, Саша пригласил нас к себе в гости. То есть меня и капитана Главку. Но Душану поехать не удалось…

– Значит, хорошо отдохнули?

– Великолепно, – тихо проронил Гинек. В горле у него пересохло. Интересно, знает ли Менгарт о нем?.. В таком городке мало что можно утаить, и уж никак не тот факт, что с единственной незамужней учительницей местной начальной школы спит женатый военный человек. Он снова принялся делиться своими впечатлениями от отпуска и с облегчением вздохнул только возле главного входа, где Менгарт остановил машину.

Когда они подходили к воротам, подполковник произнес:

– Главное, что вам там понравилось. Мы еще поговорим о Советском Союзе. – Он загадочно посмотрел на Гинека, и тот сразу понял, что разговор пойдет отнюдь не о черноморских красотах…

Войдя после утреннего построения в свой кабинет, Гинек в нерешительности застыл у двери. Помещение сияло чистотой и порядком. Паркетный пол натерт до блеска, занавеска выстирана и накрахмалена, исчезли стопки старых газет и пыль на раме, кто-то заботливо зацементировал расшатанную скобу в стене над картой… И стол был такой чистый, что даже не верилось. Нигде не было ни записки с перечислением дел, решение которых не терпит отлагательства, ни какого-нибудь заявления о ремонте. Возле заботливо выровненной стопки специальных журналов и остро заточенных карандашей лежали чистые листы бумаги под прищепкой с выразительной надписью: «Не забудь!»

Гинек заглянул в ящики стола и сейф. Все аккуратно сложено. До его отъезда ничего подобного здесь не было. Удивленный увиденным, он опустился на стул и поднял телефонную трубку. Набирая номер, он мысленно благодарил Душана за его любовь к порядку.

– Говорит Ридл, позовите капитана Главку, пожалуйста.

– Он проводит совещание. Это срочно, товарищ капитан? Позвать его?

Гинек узнал голос молодого, старательного поручика Майерчика. Он заколебался. Зачем мешать начальнику группы именно сейчас, наверняка распорядок дня у него такой же совершенный, как и порядок в этом помещении.

– Спасибо, не надо, я позвоню позже.

Он положил трубку, встал и снова убедился, с каким размахом орудовал здесь Душан. Из документов он установил, что тот разделался и с проблемами, которые Гинек не успел решить до отпуска. Он даже приступил к работам по переводу техники на зимнее обслуживание и, судя по графику, многое уже сделал. Вот это целеустремленность! Гинек признательно кивал. Он хорошо знал, насколько развито у Главки чувство долга, но каждый должен заниматься своими делами и не прибавлять к собственным обязанностям обязанности других. Он просто был шокирован тем, что сделал Главка в его отсутствие.

Недавно среди офицеров зашел разговор о том, что капитан Главка перед приходом Ридла из высшего военного училища явно метил на назначение инженером дивизиона. Гинек знал об этом. В том, что эти толки не лишены основания, его убеждал сам Главка. Он нередко возражал при обсуждении специальных вопросов, и по тому, как он это делал, Гинек в конце концов пришел к выводу, что бывший однокурсник посягает на его авторитет, авторитет инженера дивизиона, умышленно. Такое отношение никак нельзя было назвать справедливым. При этом капитан Главка оставался таким же, каким и был раньше, – немногословным, замкнутым и работящим. Теперь Гинек Ридл снова вспомнил об этом.

Он пододвинул к себе телефон.

– Главка, – раздалось в трубке.

– Встреча после обеда отпадает, – сказал Гинек без приветствия.

– Что-нибудь непредвиденное? – спросил Душан.

– Да. Ты!

– Я?

– Что, по-твоему, мы будем передавать друг другу? Передавать-то нечего! Никаких незаконченных дел ты мне не оставил. Спасибо!

Наступившая тишина усугубляла неловкость положения.

– Всегда найдется, что делать, – растерянно возразил Душан.

– Если бы ты замещал меня еще две недели, то мне вообще не к чему было бы руку приложить до самой зимы. – Гинек вдруг почувствовал, что не может сдержаться. – Было время, когда я думал, что ты радуешься всякий раз, когда я что-нибудь не успеваю. Но то время ушло.

Откровенность Гинека обеспокоила Душана. Он пытался обнаружить в словах друга нотки иронии, но ничего подобного в них не было. Поэтому он предпочел закончить разговор.

Гинек услышал в трубке длинный гудок. «Скромный и работящий парень, – подумал он. – Правда, чересчур. Но надежный».

Он вспомнил, что надо подготовиться к встрече с командиром. «Но как? Получишь пилюлю за утреннее построение, Менгарт решительно напомнит, что сладкая жизнь кончилась. И уточнит задачи. С помощью Душана за них можно было смело браться. Без уверток, сколько работы накопилось за время твоего отсутствия? Впрочем, Менгарт не терпит уверток. Может, вернется к тому, к чему он, к счастью, только прикоснулся по дороге на работу. А вообще, имеет ли право Менгарт копаться в личной жизни подчиненных?»

После короткого размышления Гинеку пришлось согласиться, что командир имеет такое право. Особенно в их профессии. Ведь каждую секунду может прозвучать сигнал тревоги, дав начало их дуэли со временем. В такие моменты, требующие большого напряжения, даже мелкая неурядица личного характера может заставить человека ошибиться. Поэтому командир должен знать о своих подчиненных как можно больше.

Командир не только имеет такое право, командир обязан это знать!

Плохо выспишься, сорвешь зло на жене, доведешь дело до ссоры – плохое настроение скажется на реакции… Ссора с Мариной? Смешно. Разве с Мариной можно ссориться? С ней ссориться нельзя.

Гинек был абсолютно уверен, что командир спросит о жене. Как ему объяснить, что они уже полгода не виделись, что он не знает, как она живет, и, более того, хочет жить с другой женщиной?

Ощущение тревоги и подавленности усилилось. Он попробовал прогнать его, принявшись энергично готовить личный план работы. Потом вызвал командира второй батареи. За подразделение Блажека он не беспокоился, за ним присматривал капитан Главка. Из открытого дневника на него глянуло тянувшееся через многие колонки вплоть до сегодняшнего дня слово «отпуск». Он зачеркнул его ручкой. Отпуск безвозвратно ушел в прошлое. До одиннадцати оставалось совсем немного времени.

2

Подполковник Менгарт отложил бумагу и посмотрел на настольные часы. Он просто обожал точные часы. Злые языки утверждали, что это у него профессиональная болезнь. Очевидно, доля правды в этом была: когда имеешь дело с ракетами, волей-неволей начинаешь измерять время секундами.

Свидетели при удобном случае не упускали возможности показать, как командир учит офицеров точности и аккуратности. Перед совещанием он набирал нужный номер телефона и переключал беспристрастный голос дикторши точного времени на усилитель селекторной связи своего мини-штаба. Даже секундные опоздания своих подчиненных он сопровождал характерным тяжелым вздохом. Но так же неодобрительно он смотрел и на тех, кто входил в его кабинет раньше намеченного срока. «Вам нечего делать? Как вы планируете работу?» – спрашивал их его укоризненный взгляд. Так или иначе, а точности от своих подчиненных он добился. Сам встроил в кабине своей «шкоды» часы.

Зеленые цифры электронных часов на столе подполковника показывали 10: 54. Двоеточие пульсировало с секундным интервалом. Он бросил взгляд на ручные часы для сравнения и удовлетворенно потянулся. Неделя начиналась неплохо. Суббота и воскресенье прошли без неприятностей, никаких особых задач перед дивизионом не стояло, жизнь в подразделениях текла согласно планам боевой подготовки. Такого спокойного утреннего разбора он давно уже не помнил; у командира полка не было ни одного неприятного вопроса.

Он нажал на белую кнопку, под которой связисты прикрепили табличку с обозначением: «Замполит».

Как только из динамика донеслось: «Прием», он наклонился к микрофону:

– Я вызвал капитана Ридла; ты придешь, Франтишек?

– Конечно, – прозвучал в ответ чуть приглушенный голос. – Прошу меня извинить, если немного опоздаю и, так сказать, вклинюсь в разговор, мне будут звонить из политотдела. Речь идет о Ридле.

– Тогда в порядке, – закончил разговор командир.

На дисплее светилось 10: 56.

Менгарт встал и направился к столику с плиткой. Взял там кофейник, ополоснул его в умывальнике, набрал воды и поставил на плитку. Затем подполковник открыл шкаф и вынул большую, зеленого цвета коробку с расфасованным армянским чаем. «Убывают запасы», – подумал он, взглянув на содержимое коробки, и невольно вспомнил, как они покупали этот чай у говорливого продавца на ереванском базаре. Ему казалось, что все это было невероятно давно. Либуша громко смеялась, торгуясь с веселым малым, и в конце концов купила три коробки.

Он хотел, чтобы она смеялась, забыла о своей болезни. Собственно, для этого ей и нужен был настоящий отдых. Но прежде чем отправиться в четырнадцатидневную экскурсионную поездку по Советскому Союзу, ему пришлось повоевать с ней. «Когда у нас не было времени, ты мечтала о таком путешествии, а теперь не хочешь ехать, – сердился он в ответ на ее возражения. – Дети наши выросли и уже самостоятельно идут по жизни, средства мы с тобой кое-какие скопили, так почему бы нам не поехать?»

Наконец он все-таки уговорил ее, хотя она продолжала возражать, говорила, что хотела бы провести несколько дней с Ленкой и Томашеком. «Кто знает, как все сложится дальше», – вздыхала она. «Ничего, не бойся, в моем плане отведено место и для внучат», – настаивал он на своем.

Поехали они в начале мая. Весной советские южные республики особенно красивы. Так рекламировали проспекты бюро путешествий, и они не лгали. Либуша крепла на его глазах, путешествие было явно ей на пользу. Он радовался вновь появившейся в ней свежести. И тем более огорчился, когда неожиданно в середине лета вынужден был отвезти ее в больницу. Даже Ленке и Томашеку Либуша не успела как следует порадоваться. Менгарт упрекал себя за это.

«Ничего, потерпи еще немного, – мысленно разговаривал он с женой. – Через два-три дня будешь дома». Вчера лечащий врач не скрывал своего оптимизма. «С ее желудком все будет хорошо», – пророчил он.

Размышления подполковника прервал стук в дверь.

– Войдите, – пригласил Менгарт и бросил взгляд на электронные часы, которые высвечивали 10:59.

– Товарищ подполковник, капитан Ридл прибыл по вашему приказанию, – доложил инженер дивизиона.

– Садитесь, товарищ капитан, – показал командир на свободный стул у продолговатого стола для заседаний. – Что пожелаете, чай или кофе?

Гинек нерешительно переступил с ноги на ногу. Он ожидал чего угодно, но чаепитие?.. Мелькнула мысль, что, очевидно, все будет даже хуже, чем он предполагал.

– Если позволите, то лучше кофе, – выдавил он.

– Чай для здоровья лучше, – заключил, склонясь над кофейником с клокочущей водой, подполковник. – А чай у меня душистый, армянский.

Ридлу же было абсолютно безразлично, чем запить неприятности.

– Забыл попросить вас помочь мне пополнить запасы, – продолжал подполковник Менгарт непринужденный разговор, ставя перед капитаном наполовину пустую коробку. – Банки хватило на два месяца. Исключительный чай, дома завариваю каждый день.

– Я привез похожий, грузинский, если хотите, могу поделиться с вами, – предложил командиру Гинек.

– Что вы?! Жена бы вам дала такого перцу за подобное опустошение кладовки.

Ридл насторожился. Упоминание о жене было для него неприятно. Менгарт говорил о Марике, хотя мог хорошо знать о Шарке.

– Да нет же, пачку могу подарить вам совершенно спокойно, – заверил он командира, напряженно следя за тем, в каком направлении развиваются события.

– Говорю вам, экономьте, – повторил подполковник и поставил на стол дымящиеся чашки. – Меня и так грызет совесть, что я до сих пор не обеспечил своему заместителю приличное жилье. Да чтобы еще и чай у него забрать?

Новый намек командира на личную жизнь заставил Гинека напрячься еще сильнее.

– Вы, наверное, пригласили меня не для того, чтобы обсуждать, где выращивают лучший чай, на Цейлоне или в Индии? – не совладал с собой Гинек. Но сказано это было ровным и спокойным тоном и потому не прозвучало грубо.

Командир даже бровью не повел. Он отпил чаю, поставил чашку. Чувствовалось, что он по достоинству оценил решительность и прямоту капитана. В то время как другие старались почему-то оплести разговор пустыми фразами, Ридл прямо переходил к делу. Менгарт уважал инженера дивизиона и за то, что он умел отстаивать свою точку зрения. Кивателей, как он называл льстецов и дипломатов, осторожно выжидающих, как будут развиваться события, командир дивизиона не переносил.

– О чае мы говорить, разумеется, не будем, – произнес подполковник задумчиво. – Речь у нас пойдет не о Цейлоне и не об Индии, а о Советском Союзе. Я ведь вас заранее предупредил.

Теперь капитан был окончательно сбит с толку. На построении командир перед всеми делает ему замечание, теперь же лично готовит ему чай и ведет с ним ничего не значащий разговор. В рабочее время! И это строгий и пунктуальный Менгарт!

В кабинет вошел майор Сойка, заместитель командира по политчасти. Он хотел доложить о приходе, как положено по уставу, но командир остановил его:

– Хорошо, что пришел, Франтишек, а то инженер уже теряет терпение. Я не хотел начинать без тебя. – Он подал майору руку и снова сел. – С чего же начать? – потер он себе подбородок.

– Может, с Советского Союза? – напомнил немного язвительно Ридл.

– А почему бы и нет? – приподнял брови командир.

Инженер дивизиона прищурил глаза и с напускной иронией заговорил:

– Мне там очень понравилось, погода стояла великолепная, море было спокойное, красивое…

Майор Сойка, не знавший, о чем они говорили до сих пор, смерил их пристальным взглядом. «Что-то ты перебарщиваешь, капитан», – подумал он о Ридле. Не понял он и снисходительную усмешку Менгарта. За годы совместной службы Сойка приложил много сил, чтобы заставить Менгарта хотя бы иногда сбрасывать панцирь неприступности. «Нельзя от людей только требовать», – подсказывал он Менгарту. «Я должен это делать, – не соглашался подполковник, – потому что снисходительный, нетребовательный командир – плохой командир». «Но ему не подобает быть всегда холодным, будто сосулька», – вырвалось однажды у Сойки. Командир тогда стиснул зубы и ничего не ответил. Сегодня Сойка его не узнавал.

– Начнем, стало быть, с Советского Союза, – медленно произнес Менгарт. – Я рад, что вам там понравилось, капитан. Скоро вы снова поедете туда. По меньшей мере на полгода…

Если до сего момента капитан Ридл не желал ничего иного, как перехода к сути разговора, то теперь от неожиданно прозвучавших слов у него перехватило дыхание. Смутившись, он не знал, что ответить. Когда в кабинете появился майор Сойка, Гинек понял, что речь пойдет о чем-то важном, но, откровенно говоря, такого он не ожидал. Он опустился на стул и глотнул воздух пересохшим ртом.

В голове его все перемешалось. Почему именно он должен ехать в Советский Союз? И почему на такой длительный срок? Ответов на эти вопросы Гинек не спрашивал; в таких случаях, как и подобает военному, он привык, не задавая вопросов, ждать, когда начальник ответит.

– Хорошо, что я еще чемоданы не успел разобрать, – наконец сказал он с серьезным выражением лица. – Рубашки и белье можно постирать на месте.

Подполковник Менгарт на мгновение испытал что-то вроде гордости. Подумать только, человек на полгода должен уехать, отказаться от всех личных планов, а он не моргнув глазом соглашается, да еще шутит! Нет, не ошибся подполковник, когда в свое время остановил свой выбор именно на Ридле. В том девятнадцатилетнем пареньке, который работал техником системы управления, Менгарт увидел талант. Ридл первым из молодых офицеров стал специалистом первого класса, быстро освоил систему наведения и имитатор. Спустя некоторое время Ридл досконально разобрался в сущности их работы. Поэтому его назначили начальником группы наведения. Менгарт вспомнил, как Ридл расстроился, когда командир отклонил его рапорт с просьбой о направлении в высшее военное училище. Но тогда Менгарт не мог поступить иначе. Он долго думал, кого рекомендовать в училище, а кого оставить в дивизионе, пока не стабилизируется кадровая ситуация. Выбор был ограничен – Ридл или Главка. Оба они заслужили это право, но он послал учиться Главку. Ридл был нужен ему в дивизионе. Хотя бы на год. Менгарт остро нуждался в способных специалистах. Бывший техник Ридл понял его тактику и не смог сдержать себя. Он-де не вол, чтобы такой воз тащить! И вообще, чем больше он везет, тем больше на него нагружают!.. За это Ридл получил три дня домашнего ареста. Наказание воспринял спокойно. Однако не удержался и съязвил, что он все равно не может никуда отлучиться, так как находится на боевом дежурстве. Он был прав.

Ко всеобщему удивлению, позднее Менгарт добился, чтобы Ридл был назначен инженером дивизиона сразу после окончания высшего военного училища. Непросто было Менгарту отстоять свое предложение. Бывшего инженера дивизиона перевели заместителем инженера полка, освободившееся место надо было срочно занять. «Неужели у нас нет никого более опытного?» – недоумевали наверху. «Более опытного или старше возрастом? – стоял на своем Менгарт. – Ридл далеко не новичок в полку, он служил в дивизионе перед уходом в училище, хорошо знает дело. Не оставлять же мне его на должности, которую он занимал, имея среднетехническое образование?! Поверьте, это перспективный офицер, специалист каких поискать».

В конце концов начальство капитулировало перед доводами Менгарта. Ридл оправдал доверие.

Командир был убежден, что Ридл проявит себя и на этот раз. В какую-то минуту ему стало жаль, что он теряет его, и теряет, видимо, навсегда. Он полностью исключал, что командование вновь направит его в дивизион после возвращения из Советского Союза. Наверняка его ждет более высокая должность. Понимает ли вообще капитан Ридл, какая возможность ему представляется?

– Речь идет об очень важном деле, – нарушил установившуюся после реплики Ридла тишину майор Сойка. – Тебе будет поручено выполнение сложной задачи.

– И кроме всего прочего – привезти мне несколько пачек чая, – нарушил командир серьезный, почти торжественный тон Сойки.

Заместитель командира по политчасти нахмурился. От внимания Ридла не ускользнуло, что эти два человека на мгновение поменялись ролями. В то время как всегда серьезный подполковник шутил, майор, обычно щедрый на ободряющие слова, теперь вдруг озабоченно нахмурил лоб. Гинек опешил. Очевидно, ему придется командовать дивизионом на секретном учении союзных войск. Это было единственное объяснение происходящего. Менгарта должны перевести на более высокий пост, и до сих пор это не произошло лишь потому, что подполковник решительно отказывался. В обязанности инженера дивизиона входило и замещать командира. Итак, он будет действовать в роли командира. Как инженеру дивизиона, ему нередко приходилось подтверждать свою квалификацию, особенно на стрельбах. Но чтобы замещать командира в течение такого длительного времени? И потом, за всю его службу ни разу не было такого, чтобы дивизион покидал территорию республики на полгода…

– Мне отдать распоряжение, чтобы дивизион приступил к сборам?.. – Ридл решил проверить свое предположение, но тут же осознал, насколько бессмыслен его вопрос. Такие мероприятия, как учение, не готовятся в один-два дня. В дивизионе давно все было бы вверх ногами, и Менгарт уже замучил бы всех – от рядового солдата до своего заместителя.

– Вы сказали, что у вас все собрано, – напомнил Гинеку командир, и по тому, как он это сказал, сразу стало ясно, что доверительный тон исчерпан. – Вряд ли есть необходимость объяснять, что такое низко летящие цели, откуда они могут к нам пожаловать, в чем заключается их опасность. Не будем также убеждать друг друга, что с помощью техники, имеющейся в Настоящее время в нашем распоряжении, такие цели возможно обнаруживать и уничтожать. Противник создает все более эффективные и мобильные средства нападения, поэтому мы не можем допустить, чтобы они угрожали нам. Это вынуждает нас строить новые комплексы и системы обороны. Они уже существуют. В Советской Армии. Необходимо в самое короткое время развернуть их в наших войсках.

Гинек замер. Он понял, что скрывается за словами командира, и догадывался, о чем тот будет говорить дальше. Создание в войсках новой оборонительной системы предполагает, что кто-то должен в совершенстве владеть новой техникой.

– Политотдел одобрил предложение, – ознакомил Сойка Менгарта со свежей информацией.

Инженер дивизиона испытующе посмотрел на командира. Подполковник не понял, что именно Гинек хочет сказать своим взглядом. Меигарту пришло в голову, что он снова несправедлив к капитану. Вспомнил, о чем вслух говорил весь Борек… Может быть, Ридл меньше всего думает сейчас о служебном продвижении. Но… квартиру он ему не сделает. Даже ему, своему заместителю, у которого жена живет где-то в Словакии, а сам он здесь перебивается, не имея ни кола ни двора. Или, во всяком случае, жил так до недавнего времени. Менгарт с минуту размышлял, не стоит ли одним махом обсудить здесь и личные проблемы Ридла. Видя нахмуренный лоб Сойки, он предположил, что его заместитель по политической части, очевидно, раздумывает над тем же. Однако он понимал, что перед ним сидит впечатлительный, интеллигентный человек, которому достаточно только намекнуть, чтобы злополучный семейный треугольник превратился в прямую. Поэтому он сказал: