Текст книги "На всю жизнь"

Автор книги: Вацлав Подзимек

Соавторы: Франтишек Мандат
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– В отношении экономии я с помощью Ванечека кое-что проверил. Кажется, что мы и этого смогли бы добиться. Товарищ Ванечек готов взять ответственность в этой области на себя. Я, естественно, беру на себя отличные оценки за политическую подготовку, – заявил я, стараясь придать своим словам побольше уверенности.

Мы стали спорить, и на моей стороне оказался один Логницкий. Несколько раз я бросал взгляд на подполковника Томашека, разумеется, присутствующего на этом заседании. Он даже бровью не повел. Вероятно, решил не вмешиваться в наши внутренние дела.

Понимая, что бурная дискуссия ни к чему не приведет, я использовал свой последний козырь.

– Предлагаю послушать замполитов рот, – произнес я.

И хотя на лицах присутствующих появилась тень сомнения, смогут ли эти совсем еще недавно гражданские люди сказать нам что-либо полезное, никто возражать не стал.

Броусил встал, чтобы их вызвать.

– Они ждут в коридоре, – выдал я свою готовность на этот случай.

Войдя в клуб через несколько секунд, замполиты рот сразу же заявили, что солдаты обещают пятьдесят процентов отличных оценок за стрельбу из личного оружия. С ними был разговор.

– Вы сами тоже отстреляетесь на «отлично»? – спросил Индра с иронией.

– Речь идет о пятидесяти процентах, а не о ста, – заявил свободник Пражак.

– В политической работе существует закон… – попытался я немного подучить Пражака.

– Извините, – не дал он мне договорить, – я знаю, вряд ли можно было бы кого-нибудь воспитать, если бы мы сами…

В решении необычайно длительного и шумного заседания говорилось: широко развернуть работу вокруг инициативы. Подготовить собрания членов Союза молодежи в ротах, провести инструктаж агитаторов и боевого актива, собрание партийной организации.

По батальону прокатился шум. Тот самый, необходимый, свидетельствующий о появившемся интересе, решимости, старании.

* * *

Прошел год, и снова наступило последнее августовское воскресенье. На этот раз не совсем удачное. Солнце даже не показалось, видимо, в самом конце каникул после утомительной работы ему надо было немного отдохнуть. Дождь лил как из ведра, потоки воды обильно поливали зелень в центре города, и земля, с удовольствием впитывала влагу, столь редкую в этом году.

В квартире поручика Шебека атмосфера не была такой освежающей. Его двое детей, вынужденные находиться в помещении, старались погасить избыток своей энергии самыми различными способами. Большинство таких способов представляло определенную опасность для домашней обстановки, а довольно часто и для маленькой Лидушки, нового члена семьи. Лежа на животе, она с интересом следила за проказами братьев и порой издавала звуки, свидетельствовавшие о ее полном удовлетворении.

Да, на этот раз семейная закономерность не оправдалась, так что в семье у Шебека стало на одного члена, точнее – на одну девочку больше.

В противоположность маленькой Лидушке большая Лида, жена Шебека, была очень озабочена. Она стирала, гладила и готовила одновременно, опасаясь, что не успеет подготовить комнату для родителей, собиравшихся приехать через день.

И поручик Шебек был не в себе. Не из-за своих сыновей или Лидиных опасений, а из-за того, что не успеет сделать вовремя все необходимое. Он был не в себе из-за предстоящего отъезда. Мысль о том, что ему теперь очень редко придется видеть малышку, двух маленьких разбойников и жену, не особенно его радовала. Он чувствовал также, что не сможет с легким сердцем оставить свой батальон, проблемы и радости, приносимые этой жизнью. Даже чаще проблемы, чем радости, но по-другому уже никак не получалось, хотя в последнее время в батальоне многое изменилось к лучшему. Все свидетельствовало о том, что батальон выполнит взятые обязательства.

«В прошлом году мы тоже считали себя корифеями, но нас два раза подбросили, а поймали только один раз», – пришло в голову Шебеку. От таких мыслей его бросило в жар. Но ведь прошел уже год. А может, сегодня ночью их снова поднимут, но его уже не будет в батальоне. Он уже сдал свою должность сменщику.

И каким, собственно, будет его сменщик? За те несколько дней, что он находился в части вместе с Шебеком во время сдачи должности, трудно было что-либо сказать. Знает он, конечно, много, это надо признать. Три года в училище, безусловно, не прошли даром, И интерес у него есть. Он сам попросил Шебека, чтобы передача должности проходила и в субботу, и наверняка собирался прийти в часть и сегодня. Если бы не необходимость выехать по семейным обстоятельствам. Но как он покажет себя в деле? «Кажется, я скоро стану считать себя незаменимым», – подумал Шебек.

– Занялся бы детьми, чтобы они успокоились! – с кухни крикнула мужу Лида. Ей пришлось еще дважды повторить свою просьбу, потому что мальчики в этот момент вытащили из склада своих игрушек трещотки, оставшиеся после рождественских праздников, и устроили оглушительный концерт.

Шебек предложил прочитать им любимую книгу сказок. Встретив это предложение с восхищением, дети стали внимательно слушать, хотя и знали эти сказки наизусть. Несколько раз они поправили своего отца, когда он сбился, а когда в одном месте он по рассеянности перескочил через абзац, они очень этому огорчились.

Мама Лида в это время накормила самого маленького члена семьи. Затем наконец-то прозвучало с таким нетерпением ожидаемое приглашение:

– Мальчики, идите есть.

Шебек с облегчением закрыл книгу, сказав, что продолжение будет в следующий раз.

– Когда будет этот следующий раз, папа? – Вопрос детей привел его в недоумение.

Откуда ему знать, когда будет следующий раз?..

Они заканчивали воскресный обед, часто прерываемый замечаниями, что так за столом не сидят, и просьбами есть побыстрее. Естественно, в адрес мальчиков, потому что отца подгонять за обедом не нужно было.

У двери раздался звонок.

Лида, полагая, что кто-то из соседок пришел занять что-нибудь, а такое в городке случалось часто, пошла открывать.

– Заходи, Индра, – послышался ее голос. – Извини, мы немного запоздали с обедом, поэтому еще сидим за столом.

Командир батальона сказал, что зайдет попозже, но Лида не согласилась.

Шебек вышел, чтобы встретить его, польщенный этим визитом.

– Садись с нами, – пригласила Лида, не обратив внимания на слова Индры Буреша, что он уже пообедал. – В ресторане совсем не то, – сказала она я почти насильно усадила его за стол.

В дальнейшем насилия не требовалось. Буреш ел с отличным аппетитом, как будто бы и не обедал перед этим в ресторане.

«И правда, ему необходимо жениться», – подумал Шебек.

Закончив обед, Лида заявила, что пойдет с детьми прогуляться, потому что дождь уже кончился.

Шебек провел командира в гостиную.

– Прошу прощения, Петр, я так неожиданно к вам нагрянул, – сказал Буреш. – Завтра у меня собрание в дивизии, а послезавтра тебя уже здесь не будет. Мне многое хотелось бы тебе сказать. Что-то объяснить, а за что-то и извиниться.

Только сейчас Шебек понял, почему он был таким рассеянным, когда читал детям книгу. И он тоже боялся, что завтра у него уже не будет возможности объяснить что-либо Бурешу, а за что-либо извиниться.

Именно в этом он хотел признаться, когда в комнату вошла Лида.

Оба вскочили, чтобы помочь ей спустить коляску по лестнице.

Снова вернувшись в комнату, они не знали, с чего начать разговор.

– Мне кажется, Петр, что тебе со мной не всегда было легко, – произнес Буреш после минуты молчания. – Но я ведь только учусь быть настоящим командиром.

– А я только учусь быть настоящим политработником, – Шебек не дал ему заняться самокритикой.

– Я во многом был не прав, – заявил Буреш.

Но Шебек стал приводить аргументы, доказывающие, что он, Шебек, явился причиной всех их неудач.

Буреш также нашел аргументы, свидетельствующие, что он как командир не стоит и ломаного гроша.

Если бы кто-нибудь из подчиненных услышал их в эту минуту, то наверняка подал бы» рапорт о переводе в другую воинскую часть, чтобы не служить под началом таких неспособных людей.

Они продолжали заниматься самобичеванием и после того, как Шебек сварил кофе и предложил его гостю.

– Я понимаю, тебе не легко было с Иреной, – сказал Шебек, пытаясь найти какое-то объяснение словам Буреша. – Когда у человека возникают проблемы в личной жизни, они, естественно, отражаются и на его работе.

Буреш бросил на него взгляд, в котором ничего не осталось от только что услышанного Шебеком самобичевания.

– Что ты сказал? – спросил он зловеще.

– Я сказал, что когда у человека проблемы в личной жизни, то это отражается и на его работе, – повторил Шебек, не подразумевая ничего плохого.

– Не смей так говорить! – воскликнул Индра. – Я тебе не размазня какой-нибудь! Я никогда из-за женщины не забываю о своих обязанностях!

– Индра, ты же знаешь, это доказано – личные проблемы нельзя недооценивать! – Шебек попытался перейти на примирительный тон.

– Ты эту философию оставь. Думаешь, если в батальоне что-либо не в порядке, так это моя вина? А ты? Ведь ты тоже кое за что отвечаешь! Если бы ты лучше выполнял свои обязанности, мы могли бы избежать многих проблем!

Они страстно набросились друг на друга, и, когда Лида с детьми вернулась домой, спор был в самом разгаре.

– Я вам не помешала? – спросила она, хотя было ясно, что помешала.

– Твой муж представляет меня глупцом, который может испортить все, за что бы ни взялся, – пожаловался Буреш.

– Вы отлично дополняете друг друга. Такую парочку еще поискать! – заметила Лида.

– Лида, конечно, так не думает, – заявил Шебек, чтобы остановить перепалку.

– Именно так я и думаю, – сказала она и вышла, чтобы заняться дочкой.

К удивлению Шебека, Буреш произнес:

– Лида права, Петр. Мне с тобой было хорошо работать. Очень трудно найти такого политработника, который может сказать командиру в глаза все, что о нем думает. И конечно, даже неприятное.

В комнату вбежали дети и стали просить дядю Индру, чтобы он их покружил, что он с удовольствием сделал. Это помешало Шебеку сказать, что и ему было очень хорошо работать с Бурешем, а недоразумения бывают и в самых примерных семьях.

Когда командир собрался уходить, Шебек вызвался проводить его.

Погода улучшилась. Сквозь редеющие тучки порой проглядывало солнце, воздух был свежим, а потому хорошо дышалось. Они шли молча, немного сожалея, что им приходится расставаться. Кто знает, придется ли еще когда-нибудь поработать вместе?!

Моутеликовых они встретили на площади. Они вели свою дочку за руки и выглядели чрезвычайно счастливыми. Уж Моутелик-то наверняка был счастлив.

– Полная семейная идиллия, – заявил Буреш так, чтобы его услышали.

– Нет, с полной идиллией мы пока подождем, – ответила Моутеликова, и они не знали, как расценить ее ответ.

Мужчины обменялись дружескими рукопожатиями.

– Значит, уезжаете от нас, – сказала Моутеликова Шебеку, подтвердив этим еще раз, что в городке от людей ничего не скроешь. – Я бы тоже так согласилась. Театры, концерты…

– Я еду туда учиться, – заявил Шебек.

– Такой толковый человек, как вы, на все найдет время, – добавила она. – И на театры, и на концерты, и на учебу. Но здесь тоже можно жить. За последний месяц мы дважды были в кино.

Шебек и Буреш постояли немного с Моутеликовыми, похвалили их дочку, сказав, что она растет не по дням, а по часам, и после двух-трех комплиментов расстались с ними.

Снова шли молча, ни одному из них не хотелось комментировать встречу. Вдруг у Моутелика и правда начинается разлад?

Ни говоря ни слова, оба направились к кладбищу. Старушка, продававшая у входа цветы, с любопытством посмотрела на них. Она не привыкла к таким посетителям.

Могила подполковника Томашека находилась в самом конце кладбища. Они никак не могли привыкнуть к тому, что этот человек, скорее добрый дядюшка, чем офицер, уже больше никогда не придет к ним, не сядет возле их рабочих столов и не поинтересуется, что их беспокоит, не подскажет, как лучше решить тот или иной вопрос.

Томашек умер в конце прошлой осени. Умер во время встречи с членами Союза молодежи. Он рассказывал им об ужасах войны и энтузиазме молодежи в период послевоенного строительства, о своей интересной и нелегкой жизни партийного работника. Все слушали его с интересом, и никто не заметил, как посерело его лицо. Томашек закончил встречу, чтобы после перерыва ответить на вопросы.

Он еще сумел подойти к окну, открыть его. Потом вдруг покачнулся, упал, и все отчаянные попытки помочь ему оказались напрасными.

– Тебя тогда еще не было в батальоне… – нарушил молчание Буреш. – Когда у Ванечека умерла жена и он был на краю отчаяния, Томашек рано утром пришел ко мне. Он посоветовал навестить Ванечека и узнать, не нужна ли ему какая-нибудь помощь. Вечером он снова зашел, чтобы спросить, ходил ли я к Ванечеку. Я сознался, что сегодня у меня не получилось, и пообещал, что завтра непременно зайду. Тогда Томашек мне сказал: «Что-то и можно отложить на завтра, командир, но человека – никогда! Для человека нужно всегда найти время».

Буреш с Шебеком стали вспоминать, что Томашек когда-либо им говорил. Его слова они сейчас не могли бы привести точно, потому что не всегда придавали им то значение, которого они заслуживали. Но жизненное кредо Томашека нельзя было забыть: «Самое важное – это человек, и пути к нему следует искать постоянно».

Они покинули кладбище со слезами на глазах, испытывая друг перед другом некоторое смущение.

Оказавшись снова на площади, Буреш решил, что настало время проститься. Протянув Шебеку руку, он собирался пожелать ему успехов в учебе.

– Может, еще зайдешь к нам, Индра? – спросил Шебек. – На ужин.

– С удовольствием бы. Но сегодня не могу. Занят.

– Это очень серьезно?

– Мне самому очень хотелось бы знать, Петр, серьезно это или нет.

– Тоже актриса? – спросил Шебек.

– Художница. Картины пишет…

– Держись за нее, Индра. Картины писать можно везде. И потом, чем глуше дыра, тем она живописнее.

* * *

Будильник вырвал его из сна в привычный ранний час. Первое, что осознал Шебек, было чувство разочарования, что ночью батальон не подняли, а если это когда-нибудь и произойдет, то его уже здесь не будет. И если батальон сумеет выполнить свои обязательства, сам он узнает об этом значительно позже.

А что, если батальон подняли, а его никто не разбудил, потому что он уже исключен из списков подъема по боевой тревоге? Стремление как можно быстрее получить ответ на свой вопрос привело к тому, что он значительно сократил время на завтрак, сборы и дорогу до казармы, установившееся за период службы в батальоне.

Прибежав запыхавшись, он увидел, что жизнь в городке течет как в обычный понедельник. Встречавшиеся ему солдаты, как всегда, куда-то спешили. У входа в здание штаба он услышал, как Краса подает команды для построения роты на завтрак.

Потребовалось несколько минут, чтобы избавиться от мысли, что где-нибудь он увидит транспарант, сообщающий, что поручик Петр Шебек уезжает на учебу, личный состав батальона благодарит его за проделанную работу и желает больших успехов. Благодарность за проделанную работу и пожелание успехов, ему были высказаны командиром полка и заместителем командира полка по политической части еще на прошлой неделе. Ему также была вручена награда, но ничего торжественного в этом не было. Как будто он уезжал на день-другой.

Он вошел в свой кабинет. Его сменщик уже сидел там и внимательно изучал протоколы собраний Союза молодежи.

– До обеда еще раз посмотрим все. Было бы хорошо, если бы ты задавал побольше вопросов. После обеда снова пройдем по ротам, – решил Шебек.

Его сменщик согласно кивнул, и тут же посыпались вопросы.

Когда Шебек впервые догадался посмотреть на часы, было уже самое время сделать перерыв, чтобы не остаться без обеда. В столовой кто-то заметил, что некоторым везет, что словачки – прекрасные девчата.

Возвращаясь с обеда, встретили рядового Бартоничека. Точнее, он встретил их. По тому, как Бартоничек приветствовал их, было ясно, что ему что-то нужно.

– Как дела? – спросил Шебек только для того, чтобы что-нибудь сказать. Он сам не любил, когда кто-либо из его начальников задавал ему подобный вопрос, но ничего более подходящего не пришло ему в голову.

– Нормально, товарищ поручик, – так же формально ответил Бартоничек. Потом уже совсем неформально добавил: – Разрешите поговорить с вами?

По тому как он произнес «с вами», стало ясно, о чем пойдет речь.

– Пойду вперед, – поняв это, сказал сменщик Шебека и отошел.

– Я хотел бы вас поблагодарить, – сказал Бартоничек, когда они остались одни. – Я давно собирался и чуть не прозевал.

– За что, скажи, пожалуйста?

– Хотя бы за то, что я сумел вылезти из этого происшествия со своими друзьями, – проговорил он, немного удивленный, как это может быть кому-нибудь непонятно.

– За то, что ты вылез из него с условным наказанием, ты должен поблагодарить только себя. Хорошо, что у тебя хватило смелости порвать с ними. – Шебек пытался побыстрее закончить разговор, от которого он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Если бы не вы, я никогда бы не поверил, что смогу так поступить. Если бы вы не дали мне внеочередного увольнения, я бы был одним из них. К счастью, я нашел в себе силы, чтобы решиться не ходить с ними. Думаю, что на суде это сыграло важную роль. Спасибо за это армии и вам!

– Ты преувеличиваешь мои возможности.

– Ничуть не преувеличиваю, – возразил Бартоничек. – А вы человек что надо.

– Не будь дерзким! – Шебек прервал его дифирамбы.

– Ребята у нас говорят то же самое, – не сдавался Бартоничек.

– Кто, например? – заинтересовался Шебек.

– Все, – сразу же ответил Бартоничек.

– Если бы это было так, то мне следовало бы уйти из партполитаппарата. Людям, старающимся поддерживать хорошие отношения со всеми, в политической работе нечего делать. Но, к счастью, в этом ты не прав. Когда мы провалились с обязательствами, нашлось немало солдат, радовавшихся этому.

– Их было-то всего два-три человека, – уточнил Бартоничек. – И мы сами с ними разобрались. Что касается Гоштялека, вы все знаете. А если о других инцидентах вам неизвестно, так это хорошо. Об этом не стоит и говорить.

– О каких инцидентах ты говоришь? – спросил Шебек.

– Я же говорю, что об этом не стоит и вспоминать, – Бартоничек немного успокоился и говорил не так взволнованно, как в начале беседы. – Обошлось без доктора.

Шебек понял, что расспрашивать о подробностях бесполезно.

Бартоничек хотел еще что-то сказать, но его перебил десатник Микеш. Поздоровавшись, он спросил разрешения поговорить с поручиком Шебеком. Затем пригласил его на собрание актива членов Союза молодежи.

– Ни о каком собрании актива я не знаю, это во-первых, а во-вторых, завтра я уезжаю, если тебе это еще неизвестно, – заявил Шебек.

– Мы на этот раз решили… без разрешения. – Микеш немного перепугался. – Собрание актива состоится сегодня после обеда и не будет длинным.

Собрание действительно не было длинным. Они подготовили коробочку с набором ручек и сказали по этому поводу несколько красивых слов. Когда рядовой Потучек передавал ему эту коробочку, то Шебеку пришлось напрячь все свои силы, чтобы никто не заметил, как он расчувствовался.

Но Микеш заметил это и истолковал по-своему.

– Я знаю, что у Потучека хромает дисциплина, но он настоял на том, чтобы передать вам этот сувенир. Мы не смогли ему отказать.

– При его весе, пардон, массе я бы тоже не смог, – пошутил Шебек и понял, что снова комок к горлу подступил. И, чтобы скрыть волнение, сказал, хотя всерьез так и не думал: – Но вы, конечно, этот сувенир купили не на деньги Союза молодежи? А то мне пришлось бы из этого сделать вывод… – И сразу же за этот упрек извинился перед ними. Мысленно, но извинился.

Франтишек Мандат
Барьеры
Повесть

В комнату проник бой башенных часов. Гинек Ридл насчитал сначала четыре глухих удара, а затем двенадцать раскатистых, громких, которые подстегивали, призывали к действию. Но это была еще не полночь. Часы борецкого костела спешили, и им было совершенно безразлично, что Гинек любит точность, точность прямо-таки до секунды.

Из радиоприемника доносились заключительные аккорды концерта Моцарта для фортепиано и оркестра. Слушая резкие ритмические вариации, Гинек ощущал легкое беспокойство, хотя и знал, что ждать точного сигнала, возвещающего начало нового дня, не имеет никакого смысла. Просто он чисто символически определил для себя эту полночь как Рубикон, решительный поворот в его жизни. Но на самом деле все рухнуло уже год назад. Марика не шла ни на примирение, ни на компромисс. Холодное, короткое поздравление на обратной стороне открытки подтверждало это.

Шесть, пять, четыре…

Звуковые точки, посылаемые репродуктором, напомнили Гинеку о том, что именно сейчас завершается третье десятилетие его жизни. Однако ничего необычного в связи с этим он не переживал. Прислонившись к раме холодного окна, он смотрел в неприветливую ночь. Порывистый ветер швырял оземь капли дождя и мокрые снежинки.

«Ожидается переменная…» – бесстрастным голосом передавала прогноз погоды диктор.

– Не будет переменной, – тихо поправил ее Гинек и выключил радио. Такой прогноз его не устраивал.

Он вытащил из шкафа объемистую спортивную сумку и поспешно стал наполнять ее бельем и личными вещами. Гинек с удовольствием положил бы в нее все свое имущество, потому что не предполагал уже сюда возвращаться.

Когда с вещами было покончено, он сел к столу и взял исписанный листок бумаги. Не колеблясь, подписал к сведениям, без которых, как утверждал Саша, не обойтись в наш век бумажной волокиты, имя и фамилию – Шарка Мартинова.

Добавив сведения личного характера – о государственной принадлежности и месте постоянного жительства, Гинек лизнул противную липкую полоску, потом разгладил конверт авиапочты ладонями. Подержал его с минуту в руке, будто взвешивал свой летний отпуск.

Первый отпуск с Шаркой.

Он положил письмо в конверт и на другом клочке бумаги быстро написал печатными буквами адрес Шарки. Только после этого погасил свет и вышел в коридор.

– В случае чего ищите меня здесь, – сказал Гинек, подавая листок дежурному по общежитию.

Тридцатилетнему мужчине должно быть ясно, чего он хочет от жизни. Эта мысль пришла ему в голову, когда он покинул здание общежития. Одновременно он осознал, что в таком случае ему надо в ближайшие дни поехать к Марике. Поставить формальную точку.

Туфли чавкали по слякоти, холодные капельки и снежинки покалывали лицо, ветер настойчиво пробирался под шинель. Ранняя весна в этих краях бывает очень затяжной.

На площади он повернул к обшарпанному старому зданию школы. В угловом помещении на первом этаже до сих пор горел свет.

Шарка ждала.

Очутившись в сухом, теплом коридоре, Гинек с радостью подумал, что холод и сырость остались за дверью.