Текст книги "Герцогиня (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

   Если эта девочка станет герцогиней Саксонской... а её матушка вывернет зятю мозги в правильном направлении... Шестимиллионная Германия... тысяч десять зеркальц. Четырнадцатимиллионная Франция – тысяч тридцать. Там места побогаче. Италия, Испания миллионов по шесть. И ведь это только по одному моему товару. И только по одному, западному – направлению.

   ***

   Что-то я снова про деньги. Интересно, конечно. Но у меня тут голая девушка перед зеркалом стоит. Это интереснее: денег в мире много. А Ростислава Андреевна – одна. Вся из себя такая... обнажённо-взволнованная.

   Сначала она не поняла. Не узнала себя.

   Закономерно. Она никогда себя так не видывала. Зеркала такого размера, хоть бы и металлические... нет, на «Святой Руси» отсутствуют. Поменьше есть. Или в лужу смотрись.

   Потом пошевелила пальчиками, осторожно, не отрывая взгляда, повернула голову влево-вправо. Нечто знакомое, не дикарка какая из лесу. Просто отражение очень непривычного размера и качества.

   Потом до неё дошло – что именно она видит. Взвыла и бросилась. Куда-то.

   «Молчи, свет-зеркальце! Сама всё вижу».

   Еле поймал за ошейник. Вопит, плачет, рвётся.

   Факеншит! Царапаться пытается! Встряхнул, приподнял на руке – начала задыхаться, багровеет.

   Убиться-застрелиться-повесится! Неделю назад она голая перед сорока мужиками стояла. Которые к ней как звери дикие рвались. Решётки грызли, дерьмом кидались. Да, испугалась, дёргалась. Но не до такой же степени!

   Разница? – Там она себя со стороны не видела.

  – Ты – чья?

  – Гхр-р...

  – Так с чего же ты дёргаешься?

   Чуть отпустил, подождал, дал продышаться.

   Как-то Цыба на Ростю нехорошо смотрит. Зло. Учуяла в подопечной аристократку? Подобную той «злой разлучнице», которая её у Лазаря в постели и в доме заменила? Заметила мой взгляд и сразу ушла в свою обычную «потусторонность».

  – Я ж говорю: ни ума, ни вежества. Дура. Зеркала испугалась.

   Характеристика дана Ростиславе. А вот оттенок презрительности относится к обоим. «Воеводу на мокрощёлке заклинило. А господин-то у нас... того. Дурень озабоченный. Такого можно и... не послушать».

"Пришла прекрасная пора

явиться мудрости примером,

и стало мыслей до хера,

поскольку бросил мыслить хером".

   «Зверь Лютый» – перестал «являться мудрости примером»?

   Увы, красавица, суждения, основанные на общих закономерностях, в моём случае применимы... ограничено. Фора в восемь с половиной веков даёт множество мыслей. Не только «до», но и дальше. И «бросать мыслить», хоть чем – мне не свойственно.

   Цыба... врёт. Ростя не зеркала испугалась, а себя в нём. Себя нынешней, непривычной.

   Социальные отношения выражаются в отношениях личных. «Ничего личного, только бизнес» – не у нас. Если Цыба начнёт Ростиславу гнобить по теме: «из блягородных...», то – угробит. А других учителей в части женских подробностей жизни... Здешний мир – мужской. У меня и вовсе – от казармы на пол-шага.

  – Дура, говоришь? Будем учить. Личным примером. Раздевайся.

   Какое самообладание! Практически никаких эмоций. Кроме играемых.

  – Смотри, Ростишка, внимательно. Как раздевается опытная соблазняющая женщина. Как встаёт, смотрит, двигается. Бровку вздёрнула, плечиком повела. Улыбку запомни – после перед зеркалом отработаешь.

  – З-зачем? Зачем... мне это?

  – Ты не забыла – кто ты? Дырка с ободком. Бублик похоти. Вместилище бесов, сосуд с мерзостью.

  – Н-но.. но я, господин...

  – Ты – это ты. Имея свойство – используй себе на счастье. Твоё счастье – вызвать мою радость. Разными способами. Например, соблазнить кого-нибудь, на кого я укажу.

   Во, сейчас опять плакать начнёт.

   «Повторение – мать учения». Прежде чем материться, лучше повторить.

  – Ты – рабыня. Орудие говорящее. Моё. Всё. Душой, умом и телом. Ты должна стать инструментом. Полезным. Гибким, твёрдым, точным, острым... Лучшим. Для этого – выучиться. Ты не редкостная портниха-ткачиха-повариха. Ты не умеешь варить стекло, учить детей, лечить людей и животных. У тебя есть только один редкий талант, ты – отрыжка похоти. И руки твои – силки диавола. Научись применять эту ловчую снасть, данную тебе господом. Ибо ничего не делается без его, Божьего, попущения. Есть дар божий – используй. А я помогу, научу. Для начала – отучу бояться. Стыдится, стесняться. Делай что должно, и пусть остальные утрутся соплями, умоются слезами и захлебнутся слюнями. И радуются. Что не пришлось захлёбываться дерьмом и кровью. Пока.

   Даже плакать забыла. Я что-то новое проповедаю? «Обратить недостаток в преимущество», «сделать из дерьма конфетку». Беллмана не читала? – «Оптимальное поведение определяется конечной целью и состоянием системы в текущий момент, независимо от того, каким образом она пришла в это состояние».

   И мне плевать – как ты пришла в «это состояние».

  – Цыба, на скамью. На четыре кости. Смотри, Ростя, как это делается. Какой взмах ресницами, многообещающая улыбка, призывный взгляд через плечо, изящный изгиб позвоночника, оттопыренная попочка, плавное движение рук, кокетливость пальчиков ног.

"И с ложа дивного привстав,

Она изящно изогнула

Свой тазобедренный сустав".

   Редкостно.

   Я – о рифме. А вы о чём подумали? – А, и это тоже. Хотя здесь и «ложе» – просто лавка домашняя, и не «привстав», а наоборот...

   Двери заперты? Портупею с кафтаном и рубахой – долой. Штаны на помочах – не только для детишек. Чисто индивидуально: не люблю пребывать со спущенными штанами.

   Уточняю, если кто не понял: кроме как в отхожем месте.

  – А-ай!

  – Ну-ну, Цыба. Ты ж взрослая женщина. Смотри, Ростишка. Всё сыграно грамотно. Раздевание, приманивание, провоцирование. Сла-аденькая... Так бы и съел. Снаружи – всё правильно. Но не учтена скорость собственной реакции. Оказалась не готова. Ничего, растянется. Помнишь как я тебя в баньке? Подойди.

   Ростишка была совершенно ошеломлена. Она впервые в жизни присутствовала при подобном действе. Куда более частом в жизни рядовых туземцев, чем, например, присутствие на чьих-то похоронах.

   Увы – аристократка. У простолюдинок таких зияющих пробелов в базовом образовании нет. Заполняем лакуну в тезаурусе семинаром. Переходящим, возможно, в лабораторную работу.

   Раскрасневшаяся, смущённая, она, однако, уже не была полна ужаса. Происходящее воспринималось как крайне непривычное. Но не непристойное.

   Эта шкала оценок просто выпала.

  – Здесь – вот так. «Правильно» – то, что велит господин.

   Ни одна здешняя русская женщина, вообще – ни одна женщина в эту эпоху, кроме негритянок в Чёрной Африке, не оденет, например, мини-юбку. Сгорит со стыда. Принуждаемая – повесится или утопится, ощущая себя опозоренной, обесчещенной. Но состояние душевной, эмоциональной зависимости, полное подчинение воле господской, «выученная беспомощность» убивает самооценку. Точнее: меняет её источник. «Хорошо» – угодить хозяину.

   Одновременно меняется восприятие опасности. Ответственность за себя, за собственную безопасность возлагается на начальника.

  – Господин защитит. Можно любопытствовать.

   Если вы уверены, что злобный разбойник не выскочит из телевизора, то почему бы не посмотреть кино? С попкорном.

   Непривычно, ново. Но не запредельно или смертельно.

   Кажется, она, уже на уровне автоматических реакций, перестала воспринимать меня как врага. Общение с однофлаконниками дало позитивный опыт? «Господин – знает лучше». Присутствие при порно-спектакле – не убивает. Мир не перевернулся.

   Тогда от «зрительницы» переходим к «участнице». Кордебалет? – Нет, выразительнее, «авансценнее». Правительница часто бывает вынуждаема играть роль примадонны. Не спрятаться в толпе, в массовке, а выйти под свет прожекторов. Стать центром происходящего. Превращая окружающих в живые подмостки, декорации, задник.

   Ну что, героиня-герцогиня, пошли?

  – Дай-ка ручку.

   Ростя потрясенно смотрит мне в лицо, пока я, «сладострастно» ухмыляясь, переплетя её пальцы со своими, наклонившись «нос к носу», просовываю наши руки под животом Цыбы к нужной точке. Нет, не к пресловутой «точке G» – там место занято. К «бутону наслаждения».

  – Ай!

  – Чувствуешь? Как ей нравится.

   Ей – не нравится. Цыба борется с внутренним конфликтом. Конфликт между душой и телом. Негативная оценка происходящего, состояния подчинённости, второстепенности, объектности. И позитивная физиологическая. От этого же. Коктейль из удовольствия и унижения. Второе – чисто «между ушами». Поверхностность, условность этого «чисто между...» – ею постепенно осознаётся.

   Готовность «оскорбляться» в мой адрес – её недавнее, буквально последних двух-трёх месяцев свойство. Утратила навыки рабыни. Забыла «своё место». Сходно с моей ошибкой в Луках.

   Мы с Цыбой давно плотно не общались. Она несколько подзабыла «кто в доме хозяин». Привыкла верховодить. И у Лазаря на подворье, и здесь вокруг неё команда собралась – в рот заглядывают. Усвоила манеру независимого лидера.

   Эх, её бы в Саксонию. Ух, как бы она там «дала угля, мелкого, но много». Но... а во «Всеволжске» остро стоит проблема «капралов дуболомов». Повторять опыты Урфина Джюса – не хочу. Бить женщину... да ещё такую... С другой стороны: на кой чёрт мне «умница, красавица, спортсменка, комсомолка», если она «краёв не видит»?

   Она привыкла быть «активной стороной». В психологической части, и не только. Самостоятельно решать, доминировать, принимать ответственность, играть, а не быть играемой. Те свойства, которые, в значительно большей мере и вариативности, есть у Софьи. И, к моему сожалению, отсутствуют у Ростиславы. Утратила покорность, перестала быть былинной русской женщиной: «Нас куда ведут, да мы туда идем».

   Вот и приходится... укорачивать. Не по-святорусски – нагайкой, или по Добрыне – саблей, а... другой женщиной.

   Я-то думал, что Цыба будет учить и воспитывать Ростиславу. А получается что-то из «ланкарточных взаимных обучений».

   Ревность? – Да. Я не хочу, чтобы «воспитанная беспомощность» Ростиславы проявлялась в отношениях к кому-то другому. Кроме меня. И гендерная принадлежность этого «кому-то» – мелкая деталь.

   Если честно – «беспомощность» и мне не надо. Я люблю и умею общаться с самостоятельными умными женщинами. Другое дело, что часто «самостоятельностью» называют капризность, а «умом» – глупую хитрость. Ничего не поделаешь: умных среди хомнутых сапиенсом всегда меньшинство.

   Как говорила мудрая тётя Фира, «мозги не брови: если их нет – не нарисуешь».

   Приходиться «вкладывать ума». В разные подходящие места.

  – Давай-ка ещё. Вот тут. Чуть сильнее.

   Это же так здорово, детка! Управлять человеком – так захватывающе! Она не хочет, она против. Она злится на тебя. Но ты только чуть прикоснулась, и вот взрослая женщина издаёт страстный стон, меняет дыхание, ахает и с всхрипом заглатывает воздух. И чуть слышно молит:

  – Ещё! О! Сильнее! Ещё!

   Она – в нашей власти. И душой, и телом. Прекрасно, не правда ли? Только надо знать. Что, где, когда... Вот от этого – изменятся ваши взаимоотношения. Душевные. Она уже не будет смотреть на тебя злобно-равнодушно. Будет, наверное, злиться. На себя. За то, что ты смогла сделать её счастливой. На минутку. Но – смогла. Доставить удовольствие. Вы были близки. В любом будущем – будет «память тела» об этом.

   И ты будешь также. Биться и стонать в чьих-то руках. Забывая себя, забывая о мире, забывая обо всём. А потом краснеть от стыда и смеяться от радости. И – мечтать. Мечтать о повторении. Переживая заново мгновения собственного чувства счастья. Будешь. Если повезёт.

   Глава 509

   Моя нынешняя задача – учить и воспитывать. Это несколько сложнее, чем организация изощрённого оргазма у моих подопечных. Просто «удовольствия» – мало.

   «Знал Тарас, что как ни сильно само по себе старое доброе вино и как ни способно оно укрепить дух человека, но если к нему да присоединится еще приличное слово, то вдвое крепче будет сила и вина и духа».

   Осталось найти «приличное слово». И дело. Для «укрепления духа» в любых ситуациях.

  – Другой рукой возьми её за ошейник. Дёрни на меня. Сильнее. А то сползает. Не так. Давай дружно. Р-раз. Ещё р-раз. Второй рукой не забывай. Одновременно. Р-раз.

   Ростя неудобно изогнувшись, вывернув голову, сосредоточенно смотрела на меня, пытаясь по выражению лица уловить оценку своих действий, исполнить всё наилучшим образом, угодить господину.

   Давай, давай, девочка. Лови такт, требуемую силу. Создавай себе чувство меры. И для таких, конкретно, ситуаций, и вообще. Навык поиска оптимума. В совместной мышечной и интеллектуальной деятельности. Учись работать в группе – для аристократок это невидаль. А ведь тот, кто не был солдатом, не станет хорошим командиром. «Герцогиня Саксонская» – это, типа, генерал.

   «Россию поднял на дыбы» – не про тебя. Но и кое-какую Саксонию вздыбить... «И так стоять её оставил...».

   Цыбе пришлось поднять голову. Встряхивает: пропотела от удушья, солёный пот глаза заливает. Умница: хрипит, но помалкивает. Уловила моё неудовольствие, поняла, что попала.

   Я плохой учитель. Моя здешняя педагогика всегда несколько... безысходна. Нет, не так – сходна с «каловой комбинаторикой»: выучить/уйди/сдохни. Два последних исхода её не устраивают. Поэтому она согласна «учиться».

   Русь – «солоно – да горько-кисло-сладкая»? Терпи, Цыба, тебе уже «солоно», глядишь, и до «сладкого» доживёшь.

   ***

   Ничего нового. По всему этому миру применительно к самым разным людям звучит:

  – Делай по воле господина своего. Или сдохни.

   У вас есть господин? – Тогда делайте свой выбор. Людей без господина...? – Есть. Отшельники в лесу. У них – ГБ.

   Мой «тройник исходов» больше обычного, есть возможность «уйти». Я ж дерьмократ и либераст! Гумнонист-гумноноид. А так-то почти весь мир живёт в крепостном праве разных форм. Не считая прямого рабства.

   ***

   Мы постепенно превращались в «одну команду». Движения становились более согласованными, более чёткими. Отпустил руку Ростишки – она сразу начала увлекаться, оставшись без моего «чуткого руководства». И в воздействии на «бутон наслаждения», и в усилии на ошейнике. Тянет и тянет. Подняла Цыбу «на дыбы»: заставила опереться на ладони. На выпрямленных руках.

   Каждый мой толчок сбивает женщину вперёд, она пытается остаться на локтях. Но Ростя вошла во вкус: вздёргивает вверх, осаживает назад. Резко, сильно. И не так уж она слаба, как оказывается.

   Сейчас Цыба начнёт задыхаться, взъерепенится. Будет женская драка. Как у Марины Игнатьевны с Анной Ивановной.

"А Марину она по щеке ударила,

Сшибла она с резвых ног,

А и топчет ее по белым грудям...".

   Зачем? «По белым грудям...» – лучше я сам. И вовсе без топота.

  – Отпусти её. Иди сюда. Руки мне на плечи.

   Давай, девочка, попримадонь. На авансцене. Перед зрителем. Передо мной.

   Заставляю непонимающую Ростиславу забраться на лавку, сесть верхом на поясницу Цыбы.

  – Коленками её сожми. Как коня. Никогда верхом не ездила? – Научу. А нынче дай шенкеля. Э... толкни её на меня. Не так. У нас верховая посадка на полусогнутых.

   Ростя в совершенной растерянности пытается исполнить мои наставления.

   Слишком много новых впечатлений.

   Обнажённый мужской торс. Прямо перед носом. Глаза разбегаются, в попытке впитать всё в себя в деталях. Шрамик? – Это было больно? Впадинка? – Какая она при касании? Довольно широкие плечи, крепкие мускулы, смуглая от загара кожа. Наглый, весёлый, повелительный взгляд. Мужчины. Господина.

   Она такого никогда в жизни не испытывала. Видела пару раз. Через щёлочку в заборе, через дырочку в двери. С другими. А здесь – только для неё. Картинка на пол-мира. На весь её, сузившийся от потрясений, мир. Запах здорового чистого тела. Мужского. Со всеми его феромонами. Которые, как суслик в степи: мы их не видим, но они есть.

   Прикосновение. До дрожи, до беззвучного вскрика, до отдергивания рук.

   «Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет».

   Фрейда здесь нет. А инстинкт, о котором он пишет, есть. Она тянется... и отдёргивает руки. Прижимает их к своей груди.

   Ей – хочется. Очень. Как неотвратимо тянет маленького ребёнка к новой яркой игрушке. Как, дрожа и не осознавая, бредёт голодный на запах свежего хлеба. Манит. И... страшно. Томно, жарко, неловко. Страшно сделать что-то не так, что-то неправильно. А потом он будет смеяться. Насмехаться над неумехой. Прогонит. Но он же велел! Сам! Но... «прикосновение – начало обладания». «Обладатель меня» хочет чтобы я «обладала» им?!

   Повторю: Фрейда ещё нет. Никто не сформулировал его афоризмов в такой форме. Но хомнутые сапиенсом уже давно и повсеместно прикасаются и обладают.

   Кипящий водоворот смятенных чувств. Туманный полог пелены пряной паники, прошиваемый насквозь быстро опадающими гейзерами надежды.

   Слова? – Как можно выразить словами первые несколько секунд эмоций души, попавшей в новое, неизведанное, запретное... И – желаемое. Здесь нет мыслей – только чувства. Напоминающие беспорядочную толчею волн в заливе. Продуваемом штормовыми ветрами со всех сторон одновременно. «Бурдюк Эола» развязан, буря по всем азимутам.

   Придётся помочь. Отрываю её ладони от её груди. И изображаю «наглое рассматривание с довольным урчанием». Смотреть, конечно, не на что. Но инстинкт заставляет её попытаться закрыться. Попытка не засчитывается – силёнок маловато. Осознав бесполезность, замирает. Продолжая уже не розоветь, а багроветь склонённым лицом.

   Смотри. Любуйся. Вся – в твоей власти. Господин. Хозяин.

   Заставляю её поднять лицо. Смотри в глаза, девочка. Глаза – зеркало души. Единственное, что мне интересно здесь – твоя душа.

   Чуть подтягиваю к себе, завожу её руки себе на затылок. Ну? – «Прикосновение – попытка подчинить». Попытаешься?

   Ощущение моего загривка её в ладонях. Крепкий такой загривок, хотя, по моему скромному мнению, подкачать не мешало бы. Мои плечи, на которых её кисти рук. С перекатывающимися под кожей мышцами. Я ж ничего тяжёлого не делаю! Но мышца, кажется, передняя лестничная, напрягается и опадает. Просто от обычного движения.

   Одновременно – ощущение нежной, гладкой, горячей уже кожи Цыбы. Ягодицами, бёдрами, промежностью.

   Внутренний шторм эмоций поддерживается внешним шквалом новых ярких впечатлений. А ещё и делать чего-то надо. Он же велел... Как же тут... опереться – о лавку? сжать – шенкелями? толкнуть – её... таз? а свой...? синхронно-синфазно...

   У неё не получается. Снова – мгновенная паника. От страха быть неумелой, бестолковой, ненужной. Слёзы опять наполняют глаза.

   Вот этого – не надо. Всякое моё приказание должно быть исполнено. Успешно, с удовольствием. Это станет устойчивым условным рефлексом:

  – Господин сказал – я сделала.

   И – всплеск серотонина. Или ещё чего дофаминового.

   Память прошлого успеха – половина успеха будущего. И на войне, и в любви.

  – Не суетись. У нас всё получится.

   Я улыбаюсь ей в близкое лицо. Поглаживаю по спинке, ниже, ягодички ещё холодненькие... ещё ниже...

  – А-ах...

   Палец проскальзывает внутрь. Хорошо – уже влажная. Чуть-чуть. Она ахает, дёргается вперёд, ко мне, нос к носу. Во, сейчас ещё и карабкаться начнёт. Со страху. Как от волка на ёлку.

  – Сожми. Коленями. Приподнимись. Чуть вперёд. Толчок.

   Нет, слов не понимает. Точнее: не может соотнести с собой, с собственным движением. Применить... «ручное управление»?

   Нет-нет! Я знаю, про что вы подумали! Это не про экономику РФ в кризисные периоды!

   Зажимаю в горсти княгинину... чего там у неё будет со временем...

   По мере увеличения усилия сжатия наблюдается раскрытие ротового отверстия. Молча. Всё шире. Теперь – умеренно-резкое движение к себе...

  – Ой!

  – О-ох!

   А вот «ох» уже от Цыбы.

   Ростишка неотрывно смотрит мне в глаза. И, наконец, выдыхает, падает, упирается головой мне в плечо. Что-то бормочет.

  – Повтори.

  – Господи боже, пресвятая богородица... это же... грех. Стра-ашный.

   Реакция на новое событие выражается в старых, стереотипных терминах. «Тропа крокодила».

   Подтверждаем. С небольшим изменением.

  – Ага. Грех. Разврат. Блуд. Похоть. Неважно. Важно: ты должна не бояться. Ничего.

  – Ничего-ничего?

  – Ничего.

   Она изумлённо смотрит на меня снизу вверх, распахнув глаза. Потом, не меняя выражения лица, не отрывая взгляда, пытается сжать мой палец у себя внутри, толкнуть коленками Цыбины бёдра мне на встречу. А я отвечаю ей неторопливым встречным движением. Ну вот – маленький успех «маленькой такой компании». Получилось. Уже и улыбка появилась.

   ***

   Забавно: в первой жизни мне таких конструкций строить не приходилось. Даже и не задумывался. А здесь... Уже много раз сказано:

  – Попаданец! Учись жить!

   «Жить» – во всех смыслах этого слова. Как гласит русская народная мудрость: «Век – живи, век – учись». Если до моего рождения восемь веков... сколь многому я могу научиться!

   Мои коллеги-попандопулы как-то не фиксируют ознакомление с новыми, для них лично, техниками в этом поле. Они все такие... изощрённые? «Камасутру» в полном объёме, со всеми примечаниями мелким шрифтом и комментариями специалистов... от титульного листа до типографских данных – назубок? С «младых ногтей»?

   ***

   Увы, как не отвлекают меня философия с психологией... и прочие абстрагирования... но заглушить свои сенсоры... Я уже рассказывал – где у мужчины больше всего нервных окончаний? – Во-от. Так что, красавицы, сегодня не ваш день. Потому что... о-ох... и ещё разик... у-ух.... и ещё... хор-рошо.

  – Всё. Пока. Вы тут... обсыхайте. А я пошёл мыться.

   «Кабинет» мне построили качественный. С комнатой отдыха и сан.узлом. Туда и отправился. Водичка нынче... летняя. В самый раз. Уже закрывая за собой дверь услышал раздражённый голос Цыбы:

  – Всю спину истоптала. Может, наконец, слезешь?

   Конечно раздражённый: ей чуть-чуть не хватило. Долго с «чуйвствами» собиралась. «Раздразнил и убежал». И это правильно: при раздражении глупость из человека сама вылезает. Вот и померяем. И проверим «на морковку».

   Тут много молодых да пригожих с удалыми «морковками» бегает. Перед походом к Боголюбскому я ей запретил... «случайные связи». Скоро станет понятно – значит для неё моё слово или нет. И – найдёт ли она выход, или так и будет об стену головой биться.

   Я ещё вытирался полотенцем, когда из-за приоткрытой двери раздался хлопок и «ах». Пришлось вернуться в кабинет. Ростя голая сидела на полу, вскинув над головой руки. Как недавно сидела на лавке в бане в ужасе ожидая моего внезапного гнева. Произошедшего от осознания как меня круто Софья подставила.

   Над ней стояла взбешённая Цыба и выговаривала:

  – Если ты, сучка сопливая, ещё раз вздумаешь меня, как шавку бездомную, за ошейник дёргать...

   Она уже замахнулась, чтобы повторить пощёчину, когда заметила меня в дверях. Мгновенная заминка и чёткое разъяснение:

  – Вот. Учу. Служанку даденную. Господин.

   Уходя в Боголюбово, я передал Ростиславу Цыбе со словами:

  – Вот тебе служанка.

   Ситуация изменилась: Ростиславе предстоит быть госпожой всей Саксонии. Стать ею. Доминировать среди тамошних жителей. А она не хочет, не умеет. Придётся воспитывать. Вбивать эдакое «врождённое хамство высокородной аристократки».

  – Власть переменилась. Теперь она – госпожа, ты – служанка. Встань на колени.

   Что, Цыба, не ожидала? А ведь ситуация типовая. Любая персона в феодальной семье в любой момент может оказаться зависимой от настроения очередной наложницы главы дома. Возраст, умения, любовь, верность, церковный брак – не защищают. От эндорфиновых пристрастий местного альфа-самца. И их социально-материальных последствий. Можно вспомнить супружество Екатерины Медичи. Или мать Александра Невского, которую наложницы мужа били по щекам и отбирали украшения.

  – Смотри, Ростя. Как прекрасно сыграно смирение. Без воплей и истерик. Не припадание со слезами восторга, не умоляние в страхе смертном, не дрожь надежды на милость высшую. Просто изображение покорности.

  – П-почему? Почему «изображение»? Она же искренне...

  – Потому. Я знаю эту женщину. Она никогда не позволит «тощему цыплёнку» вроде тебя, верх взять. Во всём мире есть только две женщины – Агафья и Рада – чьи приказы она исполнит. Да и то... Теперь тебе придётся стать третьей повелительницей. Подойди к ней. Сзади. Возьми за волосы. Дёрни.

  – Ай!

  – Плохо. Слабо. Повторим.

   Подхожу сзади к Рости, прижимаю её спиной к себе.

   Зря я поторопился. С одеванием. Её обнажённая спинка... и ниже... ощущают только грубое сукно моего кафтана.

   Снова, как полчаса назад, переплетаю пальцы своей руки с её пальцами. Запрокидываю ей голову. Так, чтобы она снова смотрела своими серыми... снова расширенными от изумления...

  – Берём за косу. Крепче, всей ладонью. И...

  – А-ай! Больно! Прекрати!

  – Цыба, разве я спрашивал твоего совета? Так что ж ты рот открываешь? Руки. Убери. За спину. Теперь – сама. Резко. (Последнее – в запрокинутое ко мне близкое лицо Ростиславы).

   Уже лучше.

   У одной – движение. Имеющее только одну цель: причинить боль, наказать. У другой – реакция на наказание: безмолвный ах-вздох. Хорошо. «Умри молча». Не дура: знает моё отношение к воплям. Отучили бы. Не я, у меня столько времени нет – другие. А это уже... безвозвратно.

   Ничего нового: на Руси отучают кричать и вопить «с младых ногтей». А как иначе при проживании всей семьи в одной комнате? Один – сдуру заорал, другой – от неожиданности с печки упал, третья – горшок кипятка на детей с испугу вывернула... Непорядок.

   Старинная русская присказка: «Чего орёшь? Не в лесу».

  – Встань рядом. На колени. Оттяни её голову. Возьми за грудь. Не умеешь? Вот так. Что смотришь? – Возьми другую. Не пальчиками – ладошкой. Плотнее. Сжать. Резче. Потяни вверх. Сильнее. Проверни. Вот так. Дёрни. И – за волосы. Не отпускай, тяни. Теперь возьми её сосок в губы. Пососи. Глубже. Укуси.

  – Н-но... господин...

  – Делай. Или хочешь рвать ей горло зубами? Как я своего волка учил?

  – Ы-ы-ы... му-эм-эм...

   Одна ноет. Очередная граница собственного допустимого. Которую она пресекает. Под страхом моего неудовольствия.

   Другая – только взглатывает. Беззвучно ахает. Сужая свои границы допустимого. Допустимого своеволия «в лапах Зверя Лютого».

   ***

   На седьмом этаже на балконе у перил стоит мужчина. Держит на руках женщину:

  – Гоги свою тёщу задушил, Сосо свою тёщу зарубил. А я тебя просто отпускаю.

   Люди в моём окружении очень не хотят быть «отпущены». Как не рвались на «вольные хлеба» советские чиновники и «капитаны производств». Как в Московском царстве только опальные бояре сидели по своим вотчинам. «В Москву! В Москву» – повторяют «Три сестры». «В Париж!» – рвётся Д`Артаньян и множество других французов раньше и позже.

   Это особенно жёстко в моём, тоталитарно-административном обществе.

   Ничего нового, именно так и функционировало Русское Государство в Московскую, Имперскую и Советскую эпохи большую часть истории.

   Куда ты пойдёшь? Без паспорта. А даже и с паспортом, но без предписания? Кто тебя будет кормить? В жёны? Кому нужна жена «с улицы»? – Такую – только в батрачки. А за женой приданое дадут. Хотя бы обязательные у меня прялку-самопрялку, иголки, ножницы, горшки, ложки, плошки, ухват, серп, корову, подойник, ткани, платки... Тот минимальный набор предметов крестьянского быта, которые традиционно называются женскими.

   Обдирая поселенцев: «всё своё – отдай», «ни нитки, ни волосины» я, естественно, должен выдать им новый комплект необходимого для жизни. Заменяя, там где это уже возможно, более качественными, более «продвинутыми» товарами.

   ***

   Однополый женский секс на «Святой Руси» достаточно распространённое явление. «Достаточно» для того, чтобы Кирик вопрошал, а Нифонт отвечал:

   «Спрашивал и об этом: если девица лезет на девицу, и семя у них будет легче наказать, если не с мужчиной. И если семя изыдет, но девство цело, и тогда повелел дать епитимью».

   Наличие темы в обсуждении церковнослужителей свидетельствует о наличии темы в реале «гордых новгородцев» в середине 12 века. Выделение вариантов показывает знакомство иереев с предметом. А многократное переписывание положений «Вопрошания...» в последующие века – сохранение столетиями актуальности.

   Добрачный секс женщины с женщиной оценивается православной русской церковью как менее тяжкий грех, чем секс с мужчиной. Причём, если при этом не нарушалась девственная плева, то, до разъяснения Нифонта, епитимья, видимо, вообще не накладывалась.

   Одна из групп методик лечения наркомании состоит в вытеснении «тяжёлых» наркотиков «лёгкими». Не следует ли РПЦ, действую по аналогии, ввести в 5-7 классе общеобразовательной средней школы курс лесбийского секса? Дабы «лёгким» грехом вытеснить «тяжёлый»: добрачные сексуальные связи девиц с мужчинами. Как могут выглядеть такие проповеди с амвонов...? Надо обратиться к прогрессивному европейскому опыту. Там уже доказали... вариативность. Того, что они называют христианством.

   Замечу, что утверждения Нифонта законом не являются. Это разъяснения для попов, а не правила для мирян. Ни в светской «Русской Правде», ни в «Уставе церковном», регулирующем власть церкви над мирянами, тема не рассматривается, запреты отсутствуют.

   Впрочем, это вообще не наш сюжет: Нифонт говорит о девицах. У меня здесь таковых нет.

   Какой секс?! Тощий цыплёнок клюёт молодую курочку по приказу главного петуха на курятнике. Как у кур строиться иерархия, какие у несушек страсти разгораются... Вплоть до заклёвывания насмерть, кукареканья по-петушиному и вырастания гребней. «Когда курица петухом закричит...» – повсеместный симптом проявления чертовщины в средневековой Европе. Осложнение после некоторых птичьих инфекционных заболеваний. Да я же рассказывал...

   У хомнутых сапиенсом – изощрённее.

   Ростя уже просто плачет. Орошая Цыбину грудь непрерывным потоком обильных, горячих, чистых... А Цыба молчит. Но, по некоторым признакам, ощущаемых в моей руке... Реакция из негативной переходит в позитивную.

  – Ладно. Подними её. Не за руку. За ошейник или за волосы.

   Цыба – умница. Едва Ростя потянулась к ошейнику ново-объявленной служанки, как та двинулась телом ей на встречу. Смотрит прямо, сосредоточенно. Только на дне глаз чуть туманно. Две подряд неудачных попытки э-э-э... согрешить дают несколько э-э-э... изменённое сознание.

   Ростя хнычет, сопливится. Вытирая слёзы и сопли голыми руками. Аж до локтей. Где её рубаха? Половина подола уже мокрая, а вот вторая... пригодна.