Текст книги "Герцогиня (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

   Причём, в силу личных свойств: последовательности, не-суетности, не-переменчивости – есть надежда, что такое отношение сохранится. Какое-то время.

   С Софьей иначе. Она – однолюбка, любит одну себя. В отношении остальных... «Сердце красавицы склонно к измене» – она с детства чувствовала себя красавицей.

   Для управления этими двумя женщинами нужны две разных методы. Для Ростиславы – управление её любовью ко мне. Для Софьи – управление её любовью к себе. В основе одно и тоже явление: выброс эндорфинов. Но поводы разные. Второе часто называют эгоизмом. Управляется персональными интересами. Отсюда – «морковка».

   Ростишка будет следовать моей воле, пока не разочаруется во мне, Софья – в себе. Хотя, конечно, все вины всё равно на меня сложит.

   Я предполагал, что «на пустыре недостроя души» Ростиславы оставались три опоры: любовь к отцу, любовь к матери, любовь к богу.

   После беседы с Боголюбским и нынешним общением с его дочкой, у меня сложилось впечатление, что первая опора есть. Но она не критична для моих планов. Ни с той, ни с другой стороны. Сдержанное «дистанционное уважение» и встречное «доброжелательное равнодушие».

   Эта оценка оказалась недостоверной. Мне пришлось дополнительно «выламывать» привязанность к отцу из души Ростиславы. Довольно грубо вытесняя его образ своим.

   Другая опора – отношения с матерью. Пока, насколько я могу судить, строятся классически: мать-ребёнок. Софья старательно исполняет типовой комплекс стереотипов.

   «Да дитё ж малое! Чего оно понимать может? Сыто? Животик не пучит? Ушки не болят? Пелёнки сухие? Спи».

   Она, совершенно для себя естественно, не задумываясь, пытается подмять под себя дочку, не замечая того, что «дитя малое» выросло во взрослую женщину. Пусть и молодую, не так уж много повидавшую, но обладающую собственным жизненным опытом, собственными суждениями. Родительница перестала быть для ребёнка «единственным светом в окошке», перестала «застить свет божий». Но сама ещё этого не поняла.

   ***

   Мы часто рассуждаем об «извечном конфликте отцов и детей». Имея ввиду «детей» – сыновей. Но сходный конфликт разворачивается в каждом поколении душ человеческих, вне зависимости от гендерной принадлежности тел.

   Да, у женщин нет свойственного мужчинам оттенка самцового первенства. Есть – самочное. «Женщина становится старой, когда её дочь выезжает на первый бал». В Европе – «инцест второго рода», в гаремах Востока – «конкуренция между матерью и дочерью». Или вдруг звучит в благополучной совейской семье:

  – Ну почему?! Почему тебе такой муж достался? Разумный, заботливый... А мне... твой отец. За что?!

   Бывает наоборот:

  – Тебе хорошо говорить! Ты папу нашла! А теперь ничего похожего нет! Одни недоделки да придурки!

   И бесполезно рассказывать о том, что «чтобы стать генеральшей нужно выйти замуж за лейтенанта».

   Это производные конкретного социума. А я толкую о более общих вещах: о взрослости, дееспособности. О восприятии себя как самостоятельного человека. Всегда немножко ошибочном – мы все чуть-чуть дети. И о реакции на это изменение окружающих. Старших, родителей. Особенно – родительницы. Которая помнит дитя ещё до его рождения:

  – Такое бестолковое было. Я за столом с гостями сижу, а оно как топнет ножкой по мочевому... едва добежала.

   «Оно» – дитё. Вот оно топало, крутилось, взбаламучивая околоплодные воды. А вот – раз! – сидит напротив. Говорит что-то, смотрит разумно, имеет собственное мнение, возражает...

  – Без сладкого оставлю!

  – Это правильно. Сладкое вредно для зубов.

   Оно – не подчиняется! Оно – не слушается! Оно – само выбирает. Что носить, есть, говорить. Куда и с кем ходить, что и как делать...

   «Учи, пока поперек лавки ложится, а как во всю вытянется, не научишь» – русская народная мудрость.

   Туфта. Учить и учиться можно и нужно всю жизнь. Просто методы «педагогики» менять надо. Для этого их (методы) нужно иметь и уметь. Чисто орать по-простому: «Запорю!» – можно нарваться на ответ. И всё равно, несмотря на все запреты и казни, «дитё» сделает по-своему. Просто переживёт родительницу, в конце концов. А пока та, утомлённая бесконечными преследованиями и безуспешными наказаниями, тяжко садится на лавку, проливая слёзы сердечной обиды и повторяет:

  – Да что ж это такое поганое выросло? Я его рожала-мучалась, кормила-ростила, недосыпала-недоедала. Душой всею во всякую минутку об ём болела. А оно мне... За что?!

   За то. За то, что растила ребёнка, а вырастила человека. И не заметила. Бабочку от гусеницы отличаем? Внешние изменения человека не столь выразительны. Дело не в изменениях тела – в изменениях души. Они видны снаружи. Но нужно знать куда смотреть, нужно быть готовым понять. Иначе... «Видят. Но не разумеют».

   Такое взросление слабо связано с возрастом, с разными... вторичными половыми признаками. Даже с внешними событиями. Изменения – результат событий внутренних, душевных переживаний. Необходимости брать на себя ответственность.

   Иногда взрослыми становятся и дети:

«А кой тебе годик?» – "Шестой миновал...

Ну, мёртвая!" – крикнул малюточка басом,

Рванул под уздцы и быстрей зашагал...".

   Порой, и взрослые не взрослеют до старости. «Инфант не первой свежести».

   Здесь, в средневековье, ранняя детская взрослость бьёт по глазам. Особенности питания, грязь, недоедание... тормозят развитие тел. А уровень угроз выживанию – форсирует взрослость душ. Пубертата – нет. Двенадцать? – В замуж. 13-15? – В мужья, в воины. Ему бы по возрасту «сложением и вычитанием дробей с разными знаменателями» баловаться. – Зачем? Бабу и дитё своё кормить надо? – В борозду! На лесоповал!

   Сиротство, детский труд, ранняя смертность... Хочешь жить? – Рви свою «мёртвую» «под уздцы». Каждый день. Сам. Никто, кроме ГБ, о тебе не позаботится.

   ***

   Софья помнила Ростиславу семилетней девочкой, отправляемой в далёкий край под венец. Видела сейчас уже другую, пятнадцатилетнюю женщину. Но понимать разницу не хотела. А Ростислава повзрослела. Критическим был последний год. Прогрессирующее заболевание мужа, его смерть, похороны, раздел имущества, дорога...

  – А кули куды сваливать?

  – А вона – у госпожи спроси.

  – У той сопливки?!

  – Тя плетьми драть? То не сопливка, а княгиня. Самая тута главная.

   И плевать – хочет ли, может ли она «ответ держать». Этикетка на лбу – «первое лицо». С неё и спрос. Принудительно-самостоятельная женщина. Которая самостоятельности не ищет, не хочет, боится. Готова с радостью свалить ответственность за всё, за себя – на кого-нибудь. На мужа, матушку, хозяина. На ГБ, в конце концов.

   Хорошо её понимаю: «переложить ответственность» – широко распространённое стремление.

   «Вчера перекрасилась в блондинку. Сразу стало легче жить».

   И правда: какой спрос с дуры?

   Я не стал бы возражать. Если бы мог оставить её для себя. А вот в Саксонии это опасно. Для неё.

   Если я, требуя от неё самостоятельности, начну нажимать, то она кинется под крыло Софьи. Та примет и загнобит.

   Вывод: надо связь между матерью и дочерью... не разорвать – не получится. Да и вредно: они должны работать вместе, как равные партнёры. Поодиночке обе погибнут. Софья в «головниках» – опасна сама себе своей беспринципность, азартностью. Яркая, но недостоверная. Ростислава – не имеет достаточно опыта, смелости. Пассивна и зашорена.

   «Если бы молодость смела, если бы старость могла».

   Одна, на мой вкус – ещё вовсе не старуха. Другая, по здешним меркам – уже не ребёнок. Но – та самая ситуация.

   Надо эту связь... ослабить. Не более. Не переводя во вражду: это, при характере Софьи, смертельно. Не переводя в равнодушие. Выжить они могут только вдвоём, совместно.

   Нужно заставить Софью чуть отступить, дать девочке пространство для личного самостоятельного роста. Для формирования реального взгляда на родительницу и на мир.

   Софью – укротить.

   Что невозможно.

   Её можно испугать. На минутку. Она замрёт, спрячется. И снова вывернется, «пойдёт в рост». Так или иначе «расширяясь», захватывая всё новые куски пространства воли окружающих. «Вампирюха энергетическая». Только внешняя, достаточно мощная сила, постоянно проверяемая ею «на вшивость» и выдерживающая такое «тестирование», может её сдерживать. И направлять: её интерес к экспансии влияния довольно хаотичен. Она видит ближние цели и ждать не хочет.

   Прежде таких сил было две: Андрей и её братья. Теперь роль единственного «намордника для Улиты» предстоит играть Ростиславе.

   Кто?! Вот эта плаксивая «доска с глазами»?! Да ну... не... что за хрень?!

   Тогда чуть подробнее.

   Сдерживающих Софочку сил в намечающейся «Саксонском проекте» будет три: сам караван – Софья море не знает, «тянуть на себя одеяло»... будет. Но – осторожно. Потом на месте: новая обстановка с кучей непонятных людей, деталей. Она не «кавалерист-девица», ей надо сперва понять: где тут ниточки за которые дёргать. Позже, через год-два, такой «сдерживающей и направляющей» силой должна стать её дочь.

   Через пару лет... неизвестно где, неизвестно среди кого... Это какой же мега-сверх-точный «пинок» я должен дать, чтобы Ростислава в такое состояние вышла?

   Факеншит! Просчитать траекторию изменения личности девочки на год-два вперёд... в таком возрасте, в таком путешествии, в другой стране... Ванька-лысый – Зигмунд Фрейд пополам с Альбертом Бандурой?! – Нет? Невозможно? – Тогда – убить.

   Мда... Как очень точно по этому поводу высказался Боголюбский: «Х-р-р...».

   Мозги кипят. И завиваются, как дым на ветру.

"Голова ль моя, головушка,

Голова ли молодецкая,

Что болишь ты, что ты клонишься

Ко груди, к плечу могучему?".

   А времени у меня на всё, про всё... три месяца максимум.

   Тогда – начали. И я велел вызвать к себе Цыбу с её подопечной.

   Глава 508

   Перед своим уходом в Боголюбово я сдал Ростиславу Цыбе в совершенно измученном состоянии. С краткой инструкцией типа: кормить-поить-гулять. Ничего не спрашивать-рассказывать-показывать. Судя по тому, что Ростислава в курсе слухов о моём оборотничестве... Цыба отработала не вполне. Хотя, может, Софья раньше трепанула.

   Цыба сняла мерки и заказала кое-какую одежонку и обувку. Сводила к Маране. На общее обследование. Результаты... могло быть и хуже. Есть ещё одна специфическая проблема для моих планов. И как с этим...

   Факеншит! Не те люди, не в том месте, не с теми свойствами! Или это к лучшему...?

  – Как спалось-почивалось? Присаживайтесь.

  – Благодарствуем, господине, хорошо, твоей милостью.

   Ростислава осторожно усаживается на краешек скамьи, морщится. «Наалтарные игры» оставили ощущаемую «память тела». По счастью, я не святорусский богатырь, не Добрыня: «в раскаряку» ходить, как Маринка после брачной ночи под ракитовым кустом – не.

   Чем же Добрыня её так...? Если у Маринки Змей Горыныч в «милых друзьях», то «удивить» её без применения спец.средств...

   Ростислава ловит мою понимающую ухмылку и начинает розоветь. Цыба видит наше переглядывание и утомлённо закатывает глаза. Хозяин завёл себе новую игрушку. И чего он в ней нашёл? Всё мужики – козлы. Даже и...

  – Цыба, как она тебе?

  – Ростя? Тоща, слаба, неумела, глупа, плаксива.

   Исчерпывающе. Бытовая оценка аристократки инкогнито со стороны битой жизнью крестьянки-служанки.

   Глупое ощущение: Цыба куда больше подошла бы на роль герцогини Саксонской. По душевным свойствам и разнообразному опыту. «Глупое» – потому, что с ней вообще этого проекта не возникло бы. Нужды бы не было. А сделать всё интересное в мире... «нельзя объять необъятное».

   Княгиня против такой оценки не возражает. То ли пропустила мимо ушей, то ли приняла верховенство служанки.

   «Воспитанная беспомощность» превращает человеческую личность в лужу: любой может топнуть, и она послушно расплескается в стороны. Такая «со всеми согласность», бесконфликтность – в нашем случае недопустима. Правительница, как и правитель, должна быть постоянно готова к конфликту, к «проверке на вшивость» со всех сторон.

  – Тощая-слабая? Поглядим. Раздевайся.

  – Э... ой... прямо здесь?

  – Прямо везде. Где я велел.

   Ростя неуверенно, беспорядочно теребит одежду. Цыба, тяжко вздохнув, встаёт и резко поднимает её с лавки. Презрительно, в отношении бестолковой неумехи, сдёргивает платок.

  – А-ах!

   Ну ещё бы, женщине без головного убора, простоволосой... стыд и позор.

   Только простоволосой её назвать нельзя – волосы сбриты. За последнюю неделю ёжик лишь чуть отрос. Что ещё хуже: женская «лысость» в комплексе святорусских стереотипов – «вторая смерть». После «первой» – простоволосости.

   Короткий взгляд испуганно распахнувшихся серых глазищ, мгновенно наполняющихся слезами. Сразу – очи долу, щёчки – из розового в алое, негромкое всхлипывание. Сейчас разрыдается в голос.

   Вот это «герцогиня Саксонская»?! Факеншит! И как с этим работать?

  – Ты помнишь, чья ты есть?

   Главный вопрос при общении людей на «Святой Руси» – чьих будешь?

  – Д-да. Т-твоя. Г-господин.

  – Почему ты краснеешь?

  – Сты-ы-ыдно...

  – У тебя нет стыда. Кроме как за неисполнение моей воли. Во всём остальном – ты бесстыдна. Повтори.

  – Я... йиа... бес... бесты-ы-ыдна-а-а...

   И – в слёзы. В рёв. Цыба презрительно морщится, раздёргивает завязки на горле и рукавах, задрав девкин подол, вытирает им княгине слёзы, с усилием выкручивая нос, сдёргивает целиком рубаху. Отодвинувшись на шаг, окидывает оценивающим взглядом и почти точно повторяет слова Софьи при первом представлении тогда ещё безымянной для меня девушки:

  – И на что тут смотреть?

   Забавно: Цыба – женщина опытная, жизнью битая, много чего повидавшая. И возле меня, и вообще. А увидеть в этом тощем цыплёнке герцогиню Саксонскую – не может.

   А оно там есть? В смысле: герцогиня в цыплёнке? – Посмотрим. Отчасти это и от меня зависит.

   У голых – сословий нет. Посреди моего кабинета стоит нагая, одетая лишь в простенький крестик, рабский ошейник и домашние туфли, лысая девушка. Скулит, жмётся, пытается прикрыться руками, свернуть плечи, сжать, согнуть колени.

   Интересно, Евпраксия тоже так канючила? Когда император выставлял её перед своими дворянами? Или, поскольку дворяне тоже были голые, императрица увлекалась разглядыванием и забывала сутулиться? Помахала весело ручкой, как в немецкой бане – «Привет, мальчики», и отправилась к ближайшему джакузи?

   Судя по былине «о сорока каликах», к тридцати годам Евпраксия выучилась. Сама «играть первую скрипку». У этой девочки-вдовы нет столько времени для обучения.

   Подхожу, ухватив за подбородок, подымаю её лицо.

   Ты смотри какая! Ещё и и сопротивляется. Отметим: шейка хоть и тонкая, а сильная. Поклонами «на помин души» накачена?

  – Ты сослужишь мне службу. Согласна?

  – Ы-ы-ы...

  – Твоего согласия – мало. Надо ещё умение.

  – Ы-ы-ы...

   ***

   Постоянная ошибка разных магов, попаданцев и вселенцев. Р-раз – и у индивидуя образуется куча новых способностей. Мечта лентяя.

   «Человек может только то, что он может».

   Да, иногда удаётся кратно усилить возможности. В каких-то простых действиях, на короткое время. Потом неизбежен «откат». Растянутые связки, порванные сухожилия, посаженная печень... И на бабушку, вытащившую при пожаре с пятого этажа трёхстворчатый шифоньер с её погребальным платьем, очень скоро это платье и надевают.

   Вы можете, как та французская домохозяйка, заговорить, после удара автомобилем по голове, на арамейском языке. Пусть бы никогда о таком своём таланте не знали, даже о том, что слышали – забыли. Но не на языке «голубого народа», если вблизи вас не разговаривали туареги.

   Человек должен уметь выполнять поставленную задачу. Такое не возникает по щелчку. Такое заблаговременно воспитывается, выучивается, создаётся.

   «Из ничего – ничего и бывает».

   Не сажайте слепых гранить алмазы. Помогите им сначала прозреть. Научите технологии, дайте станки и сырьё. «И будет вам счастье». Но – потом.

   ***

  – Для этого тебя будут учить. Первое, чему ты должна выучиться – не бояться.

  – Я... я не боюсь... я умру. Если ты прикажешь. Ы-ы-ы...

   Мда... в сочетании с соплями и слезами... очень храброе утверждение.

  – Я верю. Но это – слова разума. Головы. А не твоего тела. Вспомни, как ты испугалась недавно в подземелье. Если бы я не привязал тебя – ты бы пыталась убежать, бросалась из стороны в сторону. Погибла бы.

   Утихает. Слышит. Не частое свойство. Множество людей предпочитают длительно переживать свои страдания, не реагируя на окружающее.

  – Я верю. Что ты умрёшь. По моему приказу. Но мне надо больше. Чтобы ты жила. В моей воле.

   Оп-па. Удивляется. Она, что, не знает, что жить тяжелее, чем умереть? И много дольше.

   Отпускаю её подбородок и продолжаю урок:

  – Опусти голову как было. Запомни себя. Своё тело. Сжатые пятки и ляжки. Дрожащие ягодицы, согнутые плечи и коленки, согбённую спину. Дыхание взахлёб. Ручонки, бессмысленно пытающиеся прикрыть от моего взгляда то, что ты считаешь важным. Давно мне известное. Во внешних и внутренних подробностях. Текущие сопли, пляшущие губы, льющиеся слёзы. Мешающие дышать, говорить, смотреть. Страх и ужас в каждой клеточке. Судорожное напряжение мышц, жар щёк, холод в животе.

   Я перечисляю анатомические составляющие, и она их расслабляет. Чисто инстинктивно, просто фиксируя внимание на конкретной части тела. Не отпускает себя совсем, но чуть сдвигает, чуть смягчает зажим. «И правда, чего это я?».

   ***

   Меня в раннем детстве лечили горчичниками. Орал как резаный. Потом чуть подрос и снова нарвался на эту форму... оздоровления. Начал, было, орать. По привычке. Отец спросил:

  – Ты же вырос. Неужели так сильно жжёт, что нельзя терпеть?

   Я подумал, проверил свои ощущения. Можно. Так зачем?

   ***

  – З-зачем? Зачем запоминать?

  – Х-ха... Ты выглядишь как абсолютно слабое, беззащитное, безответное существо. Такую можно бить, ломать, насиловать совершенно не опасаясь последствий. Поимел и выбросил. Вид слабости, страха – может быть полезен. Хитрость, обман. Может спасти тебе жизнь. При исполнении моей службы.

   Похоже, что Евпраксия применяла сходный приём: создание впечатления слабости, покорности. Дважды. И когда сумела убедить императора оставить её в Вероне без надёжной охраны, и когда уверила Папу, что её можно отпустить на Русь. А не сунуть «добровольно» гнить в одном из католических монастырей.

  – Со стороны ты выглядишь вот так. Посмотри.

   Я отошёл к стене и открыл створки «трюмо».

   ***

   В стену вделано сборное ростовое зеркало.

   Нет, не для самолюбования. Здесь часто собирается мой гос.совет. И мне полезно видеть моих советников не только со своего «председательского» места, но и с другой стороны. Чтобы не спали.

   Четыре пластины по 0.6х0.3 м. В здешних ценах... по большому морскому торговому кораблю за каждую. У меня ещё несколько таких сделано, в разных местах поставлены. У Артемия, у сказочников.

   Почему не продаю? – А некому.

   В РИ пройдут века и картину Рафаэля в начале 16 в. продадут за 3 тыс. ливров. А зеркало такого же размера (100х65 см) в тот же год – за 8 тыс. Ливр в 1656 году – единственный момент, когда его отчеканили монетой – весил 8,024 г (7,69 г серебра).

   Говоря о французских королевских балах 17 в., современник утверждал, что «костюм иного вельможи был столь украшен драгоценностями, что стоил целой провинции». Одним из таких было платье Анны Австрийской. Оно было густо украшено зеркальцами, всё сияло и сверкало, потрясая присутствующих. Среди «потрясённых» была и королевская казна. Цена «зеркального» платья была такова, что Кольбер (министр финансов) посчитал более прибыльным послать в Венецию спец.группу, сманить четыре семьи стекольщиков, обеспечивать их всем необходимым, поссориться с республикой св.Марка... А потом похоронить двух мастеров за государственный счёт (венецианцы, всё-таки, добрались до носителей технологических секретов), отпустить двоих оставшихся испуганных домой. И запустить собственное производство.

   Прошли столетия, но именно в Зеркальной галерее Версальского дворца, как в самом роскошном месте Франции и Германии была провозглашена Германская империя.

   В 12 веке цены и деньги другие. Денег мало, стеклянных плоских зеркал... просто нет. Вообще.

   Здешний турский ливр, который никто не видел – расчётная единица – весит римский фунт (327,5 г. в отличие от парижского ливра, который – каролингский фунт, 408 г.) и состоит из 240 денье или 20 солей (су). Отсюда прежний британский фунт стерлинг из 20 шиллингов и 240 пенсов.

   Вес и состав монет непрерывно плывёт во времени и пространстве.

   Именно сейчас в Саксонии и Тюрингии начали чеканить брактеаты. Из-за постоянно уменьшающейся толщины монеты при сохранении её диаметра, изображения аверса и реверса накладываются друг на друга. Продавливаются сквозь тонкую серебряную пластинку. Такие делали в 11 веке. Нынче изображение штампуют только с одной стороны. Эти недоделки гордо именуют денарием и быстро вытесняют настоящий денарий, восходящий к римским временам.

   Закон Коперника-Грешема: «Худшие деньги вытесняют из обращения лучшие».

   Коперник утверждал гелиоцентричность. И оказался прав. Здесь – аналогично. А уж как выглядит в реале ежегодная «реновация» денег, когда вся монета переплавляется и четверть забирает местная казна...

   Нет, это не грабёж, это элемент функционирования Священной Римской Империи. Некоторые историки находят в этом глубокий позитивный экономический смысл. Сами же предки, нахлебавшись такого «позитива», перешли к «вечному пфеннингу» и иоахимсталеру.

   Деньги бывают разные, но моя проблема в другом: три зеркала – годовой доход всех святорусских князей.

   Почему? – Потому что я так решил.

   По множеству моих товаров нет конкуренции. Нет близких аналогов. Нет баланса спроса и предложения. Предложение – одна штука. Как посчитать «справедливую цену» на единственный в мире образец?

  – Продам неопознанный летающий объект в исправном состоянии. Недорого.

   Цена определяется потребностями продавца. И всеми возможностями покупателя.

   Чисто для сравнения: в конце века за Ричарда Львиное Сердце – тоже единственного в мире – потребовали выкуп в размере 100 тысяч марок (23 тонны серебра). Сумма в три раза превышала годовой доход королевства и представляла тогда самый крупный в Европе выкуп, который потребовали за одного человека.

   Карманные зеркальца – в сто раз меньше площадью. И в десять тысяч – ценой. Изделия меньшего размера легче изготавливать, обеспечивая однородность стекла и амальгамы, проще транспортировать. Для них есть хоть какие-то конкуренты: бляха металлическая, плошка с водой.

   Всё равно – партия в тысячу штук способно развалить экономику какого-нибудь княжества. Просто потому, что денежная масса у туземцев – мала.

   Тут не надо терять чувства меры. Некоторые из моих современников в 21 веке, углядев суммы в гривнах в «Русской правде», начинают вопиять:

  – Фигня! Обман! На Святой Руси не было серебра! Месторождений нет!

   В истории «Святой Руси» был период (9-10 вв), когда она была прямо-таки набита серебром. Про Неревский и Муромский клады я уже вспоминал. В Залесье дирхемы находят не только в городах, но и на местах сельских поселений. «Бобровое серебро». Собственно, за ним варяги и полезли в Русь.

   Позже рудники Халифата истощились, бобров повыбили. Само серебро теряется, истирается, переплавляется в посуду и украшения. Но его ещё достаточно много для того, чтобы европейские брактеаты широкого хождения на «Святой Руси» не получили. В Европе односторонние пфенинги вытеснили денарий, на Руси – нет. Уж больно низкого качества получается монета у европейцев.

   Товарный обмен для меня не всегда интересен. Р-раз – и серебра в государстве не осталось. Чем собирать налоги? Чем платить гос.аппарату? А ведь карманные зеркальцы – лишь один из моих товаров. Только по стеклу: посуда, игрушки, бусы, листовое оконное, хрусталь...

   Напомню: изделия из стекла – предметы роскоши. Каждая новая разновидность входит на рынок «сверху» – через элиту. Которая добавляет в цену ещё и гонор. Вятшие тянутся изо всех сил, тянут жилы из своих зависимых. Что бы сохранить свой уровень в страте. Свою социализацию. Потом конкретное изделие просачивается в менее обеспеченные слои, теряет оттенок эксклюзивности, аристократичности, становится массовым. Цены снижаются, сбыт увеличивается, прибыль сохраняется.

   Чуть разные стратегии. Просто надо ловить момент, когда от «высокой цены» очередного «последнего писка моды» следует перейти к «низкой». На конкретном рынке по конкретному товару.

   А на рынок выбрасывается новый «писк». И вятшие снова вытряхивают свои кисы и запасы. «Гонорейная гонка» – горячечное желание подтвердить свою «лутшесть» материальными цацками.

   Серебро «бегом бежит» во Всеволжск. А на туземных рынках всё больше идут мои «рябиновки». Замещая драг.металлы и увеличивая денежную массу. Живчик в Рязани уже своим пополам платит. Всё больше мыто и подати бумажками собирает. Ему так удобнее: сокращаются варианты обмана властей. Если у мытаря десять монет, а в казну нужно отдать девять, то где окажется самая полновесная? Отсекаются игры фальшивомонетчиков, ограничиваются возможности татей – бумажки имеют индивидуальные номера. Украсть-то украл, а пустить в оборот как? Монеты тоже часто индивидуальны – владельцы на них что-нибудь процарапывают. Но номер – однозначен. В сочетании с телеграфом, закрывает для краденой бумажки все крупные городские рынки.

   Оборотная сторона: пришлось в трёх городах Рязанско-Муромского княжества своих менял ставить. Обменники. Одного шиши убили, другой проворовался, нынче «на кирпичиках» доходит. По весне послал замену из вновь подготовленных. С расширением: и Пронск окучивать пора.

   На Суздальщине скрипят зубами, но пока серебрушками шелестят.

   Думаю – последний год. Опольские хлеботорговцы ещё не знают, что осенью торга хлебом с Новгородом не будет – война. Ростовские бояре видят, что я перекрыл Заволжье, но надеются. Не знаю на что: от Шексны вниз – моя земля, весь мех идёт в казну. От Шексны вверх – Новгородчина. Там война. Меховой торг сожмётся в... в дырочку.

   Новгород для меня закрыт – побьют, разбойники-ушкуйники-горлохваты.

   А вот Булгар въехал глубоко, «по самые ноздри». По смешному поводу: из-за женщин. Что не ново. Как ругали Раису Горбачёву в девяностом... или Александру Федоровну в шестнадцатом...

   У эмира и так-то с серебром тяжело – новую столицу строит. А тут...

   Николай только что отвёз туда такую же составную зеркальную конструкцию, как у меня здесь. Показал Абдулле. Тот – «мойдодыр» же! – позволил установить, чисто на минуточку для показа, в бане эмира. Благороднейший и победительнейший сперва испугался. Своему отражению. Потом разобрался и восхитился. Потом приуныл и велел убрать. Когда про цену узнал. Но поздно: жёны его уже успели оценить. И совместными усилиями, «забастовкой с сомкнутыми коленями», выносом мозгов общему мужу и остракизмом штрейкбрехериц... переубедили.

   Две тонны серебра. В моих деньгах – сорок тысяч кунских гривен. Три его годовых гос.бюджета. Как контрибуция после военной катастрофы. Выплатил. Где взял? – Принудительный займ у ростовщиков и богатых купцов.

   Надо отдавать. Как? – Новый налог на ремесленников. Джизья для сувашей, удмуртов, буртасов. С соответствующим ответом «широких народных масс». Посылка войск для наказания «отвечальщиков»...

   Теперь он столицу нескоро достроит. Но восхищение жён сильнее способствует выделению серотонина в эмирском желудочно-кишечном, чем десятиметровой толщины глинобитная стена вокруг города.

   Целая страна влетела «по самые помидоры». Из-за любви. Из-за любви нескольких женщин к себе, красивым. Из-за любви одного мужчины к этим прекрасным дамам.

   Тут некоторые вопияют:

  – Фигня! Мог просто себе оставить!

   Мог. Он мог любой из трёх вариантов. Я же свободогей! Вольнолюб и либерофил! Зачем человека в угол, как крысу, загонять? Лучше – «добровольно и с песней».

   Эмир мог вернуть мне образец. И получить войну с гаремом. А это, знаете ли, далеко не всякий мужчина вынесет.

   Мог не заплатить и не вернуть. И получить войну. Такое – явно враждебное действие. Все предшествующие договорённости им отменяются.

   Всеволжск в эмирате большой военной силой не считают. Но есть второй гарант – Боголюбский. Который, естественно, «впишется». А что у него вот-вот начнутся проблемы на севере... Это надо предвидеть. Новгород от Биляра далеко – не разглядеть.

   Мог заплатить землями. Сувашией, Удмуртией, Буртасией. Но мне оно не надо. Моё нынешнее вхождение в Мордовию и Северо-Двинский бассейн лишило меня резервов: нет людей, которые предлагаемые территории готовы обустраивать и осваивать.

   Взял деньгами. И теперь, с невыразимой грустью и искренним сочувствием, наблюдаю за делами соседа.

   Там нынче недоимки взыскивают. Жестоко. Казнокрадам головы рубят. С конфискацией. Местных аристократов прижимают. Болезненно. Неплательщиков бьют палками, продают в рабство. Конечно, мусульманин не может быть рабом другого мусульманина. Но есть же евреи, армяне. А потом кто-нибудь, сильно благочестивый, сделает доброе дело – выкупит единоверца. Что и пополнит, в конечном счёте, казну правовернейшего и блистательнейшего.

   Прогресс, господа! Прямо-таки – шествует по планете. Скоро, поди, и взятки брать перестанут. Ибо – нечем.

   И что характерно: сами деньги отдали и сами же к моим – с предыханием. Правда, торг другими товарами почти остановился: «сумы» уехали, один бартер остался. Эмир, может, и перешёл бы на мои «рябиновки», но муллы возмутились: нашли на бумажках изображения зверушек и возопили: харам! Некошерно!

   Не отрицаю. И Коран им в руки.

   Под это дело Николай там последние Пердуновские короба с прясленями втюхал. Хорошо пошли, втрое. А жо поделаешь? Монеты – нет, кускового серебра – нет, белкой да куницей платить, как в Новгороде – городские булгары разучились. Ищут деньго-заменители.

   В Саксине – чуть иначе. Там свой, местный рынок – с гулькин нос. Там рынок региональный, транзитный. Их, конечно, с тысячи зеркальц карманных тряхнуло. Но тут же нового серебра из-за Каспия привезли. Ещё там прежде много платили слитками меди и, особенно, олова. Теперь... не платят. А иначе на чём бы я листовое стекло делал?

   Попаданец – всегда терминатор. Разрушитель. Просто фактом своего существования. Например: мы не занимаемся всерьёз бронзой. Но кварталы бронзовиков (мастеров по изготовлению бронзовых изделий) и в Саксине, и в Биляре – хиреют. Сырьё подорожало, изделия подешевели – масса других цацок появилось на рынке: стекло, хрусталь, янтарь...