Текст книги "Герцогиня (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

   Человек с такими личными свойствами, как у Ростилавы – редкость. А я – жадный. Превратить в кусок гниющей падали...? – Жаба не велит.

   Сходно моё отношение к Софье Кучковне. Она опасна. Но интересна. Очень. И как «голая» личность, и как социально действующая персона. Доверять ей нельзя. Не враждебна, но убийственна. Играя «свою игру», подвела меня «под топор».

   Была бы она одна – я бы свою «жабу» придушил. И стало бы на свете одной Софьей меньше.

"Лучше в Волге быть утопимою,

Чем на свете жить нелюбимою".

   В смысле: сильно нелюбимой «Зверем Лютым».

   Но эта ж... змеюка так плотно сплела свою судьбу с судьбой Ростиславы! Теперь они как иголка с ниткой – куда одна, туда и другая. А дочку её убивать... не хочется. И не убивать... не можется.

   «Буриданов осёл». Это – я. С Буриданом лично не знаком, а вот что осёл – точно.

   И я начал думать. Сходил в церковку нашу, перед «Исполнением желаний» на пятках ночь просидел. В одних подштанниках. Почему? – Меня, когда сильно думаю, посторонние ощущения раздражают. И прикосновение одежды – тоже. А так уставился на юную улыбающуюся Марию Иоакимовну с младенцем, зрачки расфокусировал, взгляд в себя. И давай перебирать пальцами души, помахивая там же бритвой Оккама, свои планы и возможности, желания и вариации.

   ***

   Интересный процесс. Вот проблема. И ты вокруг неё... как мужик с дрыном вокруг танка. Стук-грюк. Бестолку. Отойди, подумай. Чем она тебе жить мешает? Что у неё внутри? Как она устроена? Почему она такая... противная? Бить не надо. Надо понять. Себя. Что мне (мне!) в этой хрени не по нраву? Креста на ней нет? – Нарисуем! Убегает? – Камней в катки набьём. Пахнет плохо? – Пописаем на неё дружно, будет как угол родной избы.

   Так, изучая внешние проявления свойств «проблемы», приходишь к вариантам её решения.

   Иногда – просто обхода. «Обнови версию и будет работать». «Холодный перезапуск и всё путём».

   Иногда – сущности. «В танке – экипаж, горючка, боеприпасы. Когда все три кончатся – станет просто грудой железа».

   Рассматриваешь проблему с разных сторон, крутишь её в мозгу. Посматриваешь, как она себя в реале проявляет. Набираешь материал. Потом – скачок. Идея. Гипотеза. Озарение. Вон те бочки на корме – с горючкой. Сделать дырку, кинуть факел, выгорит до пепелища.

   Проверили? – Не работает. Ищем новое озарение.

   ***

   Перед иконой, меня и озарило.

   Очень приятное чувство. Когда до чего-то додумался.

   Потом начал плеваться.

  – Да ну... чистый бред... ничего не выйдет... сдуревши-свихнувши...

   Радость открытия сменяется грустью. От осознания его ложности, сомнительности, недостоверности... Но выход – замаячил. И по кругу: что я хочу, что я могу, что я, исходя из второго, должен сделать для достижения первого.

   I want, I can, I must...

   Авантюра. Многошаговая. Облом возможен на каждом.

   Перед заутреней пришли служки – пришлось к себе перебраться. Спать не могу – начал записывать. Как Маяковский. Он как-то во сне придумал сравнение:

"Как солдат,

Обрубленный войною,

Ненужный,

Ничей,

Бережет свою единственную ногу".

   Владимир Владимирович записал ключевое слово «ногу» обгорелой спичкой на пачке папирос. И снова заснул. А утром долго ломал голову: и что ж это такое я имел ввиду?

   Чувство мучительного вспоминания «это я про что?» мне знакомо – пытаюсь расписать связно. Детализация, аргументация, вариации... «аппетит приходит во время еды», а мысли – во время работы... А там уже утро, уже народ с делами ломится, печку известеобжигательную запускать надо, ткачей разводить: одни новый станок придумали, другие возражают...

   Среди обычной суеты вдруг понял: я решение уже принял. Детали-деталюшки... будут додумываться, меняться. Но идея... вырисовывается. С этим можно иди к Боголюбскому.

   Страшно. А вдруг я чего-то не учёл? Не додумал? Не знаю? – Факеншит! Я точно кучи вещей не знаю! И не узнаю. Если не попробую. Или – потому что не доживу.

   Неудача – смерть. Моя. А оно мне надо?

   Если так ставить вопрос – в бункер. И носа не высовывать. Во избежание всевозможных опасностей. И всё равно: «Жизнь – болезнь со 100% летальным исходом».

   Вы собираетесь жить вечно? – Я – нет. Гос-споди! Избавь меня от такого несчастия! Я ж неверующий!

   Дело даже не в том, что вероятный конфликт с Боголюбским требует разрешения, иначе будут сложности во множестве. Дело во мне. «Правильно» – у меня внутри. Вот такое. Моё. Сиюминутное. Потом, может быть, будет другое. И я буду казнить себя. Всеми казнями египетскими. Потом.

   «Остроумие на лестнице».

   Ну и плевать. Делаем – «правильно».

   ...

   День катился в обычной суете дел. Перешёл в такую же ночь. Наконец, ещё до света, впрыгнул в свою «Ласточку», уже с пирса прокричал Николаю, чтобы он с Новгородом нынче ни-ни – не торговал, завернулся в плащ и завалился спать.

   Сутки проспал как убитый. Ребятам я доверяю, а сил у меня...

   Чем дольше я обдумывал свою идею, тем более она выглядела именно тем, чем и являлась: глупой рискованной авантюрой. Каждый шаг, каждый этап её развития содержал массу неопределённостей, рисков, очевидных и непреодолимых препятствий. Помимо неочевидных и непредсказуемых.

   Очень захотелось всё это бросить, не брать в голову, забыть. Но – цугцванг. Той милой парилочкой с дочкой, Софья поставила меня в безвыходное положение. Убить – нельзя, изгнать – нельзя, оставить – нельзя.

   А что можно? – Можно дать «морковку». Повесить «морковку» перед носом и вывести туда, где будет интересное, для этой особы... «пастбище». Или про морковку правильнее «грядка»?

   Одна из проблем – дуэтность. Их – две. Их невозможно разделить. Они обе – вот же змея! – теперь носительницы «страшной тайны», незаконнорожденности сыновей Боголюбского. Причём их отношение к «тайне» – разное.

   Ростислава, даже под пытками, не скажет. Из уважения к отцу, любви к матери и нежелания портить жизнь своим единоутробным братьям. Пройдя сама через осознание своей ублюдочности, изначальной порочности, «братцам родненьким» такой муки не желает.

   Софья же готова и без пыток выдать инфу в окружающий мир. Даже без материальной прибыли. Для неё главная прибыль – душевная, уесть «бывшего», Андрея. Она его и боится до смерти, и ищет как бы уколоть побольнее. Восторжествовать. Понимая собственную вину в том несчастии, которое она ему причинила.

   Ради этого она ни детей, ни саму себя не пожалеет.

   «Ничто так не возбуждает девушку, как лёгкие покусывания бывшего своих локтей...».

   Единственный способ – «поднять ставки»: чтобы у неё была причина себя «пожалеть». Чтобы она рисковала потерять нечто, ставшее для неё важным, интересным. Чтобы Андрей перестал быть для неё центром мира, «яблочком» мишени для всех сильных чувств её души.

   Чтобы, факеншит, её любовь к нему – отгорела и пеплом подёрнулась!

"Прошла любовь, прошла любовь.

По ней звонят колокола".

   Вот бы такого «колокольного звона»! И поскорее!

   Занять чем-нибудь её душу, руки, внимание – и можно спать спокойно. Ну, не спать, но хоть не вздрагивать ежеминутно в напряжении.

   Как с маленьким ребёнком – переключить внимание. Чтобы не плакал. А там, глядишь, вырастет и сам себе погремушку найдёт.

   Софья умна, энергична, инициативна. Тщеславна. Ей постоянно нужно кого-то стравливать, подминать, манипулировать. «И вся-то наша жизнь есть борьба». «Борьба» не «за что», а «потому». Потому что иначе скучно. Такой образ жизни. «У меня внутри вечный двигатель, вечный бегатель, вечный прыгатель». Интриганской направленности. Экстраверт.

   Ростислава тоже не дура. Но нет обширного опыта матушки. Нет энергичности, инициативности. Последние восемь лет её постоянно «били по рукам». «Мышка серая».

"От полоски взлётной

На любой край света

Запросто проложим

Новый наш маршрут"

   Это – не её.

   При этом последовательна, устойчива. Вцепившись душой своей в меня, в «столп веры», в хозяина и защитника, она неостановима и несворачиваема. «Впереди паровоза» – не побежит. Но если «встанет на рельсы» – не свернёт. Будет вздыхать, плакать, но остановить... только смертью.

   Софья – лидер, локомотив. Бежит, посвистывает, окрестности озирает, все стрелки проверяет: а это что, а это куда, а можно ли как-нибудь... Ростислава – вагон. Классическая русская женщина:

"Нас куда ведут, да мы туда идем,

Нас куда везут, да мы туда едем".

   Ага. С тормозами из титана. В тех редких случаях, когда она всерьёз говорит «нет»... можно топиться. Или – её топить.

   То, что она пока говорит мне «да» – следствие моего особого положения в её душе. Точнее: нас, однофлаконников.

   Надо проверить её «подчинённость» матери. Сформировать границы, подходы... Оттестировать фактически.

   Предполагаю: если Софья начнёт вредить Андрею – Ростислава всплакнёт. Пожурит, повозражает. И пойдёт следом. Если мне – остановит матушку. Тем или иным способом.

   Каким? – Факеншит! Повесится над матушкиной кроватью. Пока та спать будет. Этакое «с добрым утром»... От посмертно расслабившихся сфинктеров.

   С девчонки станется.

   Вывод: их можно и нужно использовать парой. Софочке надо дать какую-нибудь яркую погремушку. Чтобы занимала её внимание. Ростиславе – поддержку, участие. Чтобы не захлёбывалась в одиночестве беспросветном. Чтобы имела хоть какую надежду на радость в будущем. Тогда ей хватит сил «тормозить» матушку. В опасных для меня и Андрея направлениях.

   Теперь эту мысль надо донести до Боголюбского. Если он скажет «нет» – сразу утопить обеих в Волге. Наименее рискованный и минимально убыточный вариант.

"Мы на лодочке катались

Золотисто-золотой

Не гребли, а..."

   А – перевернулись. И не все выплыли. Ах-ах... на всё воля божья.

   Тема с Точильщиком обсуждалась, детали проработаны.

   А вот если Боголюбский скажет «да»... О-ох.

Часть 102. «Научи меня жить, научи меня что-нибудь...»

   Глава 505

   «Ласточка» летела по Клязьме. Маневрировала, пытаясь ухватить ветер и не вылететь на речной берег. Я лежал в темноте каюты, изредка ругаясь на Отсендиного Дика, когда швербот становился почти на ребро и кружка с остывшим уже чаем пыталась уехать от меня к противоположной стенке. И вновь перебирал предысторию.

   Чтобы проложить курс в будущее нужно понимать прошлое. Так кормчие на драккарах смотрели не в открывающийся перед носом океан, а на оставляемый за кормой берег.

   Стартовая точка – восемь лет назад. Рати половины Руси осадили Вщиж. Местный князь Магог не выразил надлежащего почтения к своему дяде, князю Черниговскому Свояку. Гореть бы Вщижу жарким пламенем, жители уже павших своих во дворах во временных могилах прикапывали. Но тут влез Боголюбский. Не военным походом, а свадебным поездом.

   С войной киевский, смоленский, черниговский князья с примесью разных воевод аж из Галича справились бы. Но – свадьба. А что в комплекте суздальский и муромский полки... – поезжане приехали.

   И случился брак. Династический.

   Чуть позже Боголюбский послал туда команду немецких масонов, которых раньше прислал ему Фридрих Барбаросса.

   Которых не одна бригада, а две, и не немцев, а итальянцев. Из Ломбардии и Эмилии-Романьи.

   Первые ставили полуколонны на стенах храма в Боголюбове, дополненные по сторонам малыми колонками. Подобные формы встречаются, например, в базилике Сан-Микеле в Павии.

   Вторые – угловые колонны храма, поставленные по диагонали. Сходные есть, например, в кафедральных соборах Модены и Феррары.

   Работали итальянцы. Но немцы тоже были. Потом археологи найдут во Вщиже брошенную при отъезде строителей кружку и сделают выводы об «устойчивых торговых связях Черниговских земель со Швабией и другими германскими княжествами в домонгольский период».

   Семилетней девочке-княгине были интересны эти чужеземцы, удивительно их занятие. Масоны были уважительны и внимательны с дочерью Андрея Боголюбского и женой их нынешнего нанимателя – князя Вщижского Магога.

   Стройка продолжалась четыре года. За это время девочка начала болтать на немецком, усвоила основы латыни и итальянского. Были у строителей и католическое Евангелие, и требник – добрые католики исполняли привычные для них обряды. Получила представление о вере, законах, образе жизни в Священной Римской Империи Германской нации. Не с официальной, парадной стороны, а со стороны живого общения, обычаев простонародья, ремесленников.

   Детский ум гибок, а память крепка и не переполнена взрослыми глупостями. Сформировался огромный пласт недавних детских воспоминаний. Осталось его актуализировать, структурировать, дополнить.

   Мозаика. События, мелочи, случайности, подобно кусочкам смальты, непрерывно сыпятся на нас в беспорядке. Нужно просто выбрать их них подходящие. Подходящие к достижению твоих целей. И сложить из них картинку. Панно жизни.

   Боголюбский выдал дочь за князя Вщижского Магога – мелочь мелкая, меня там не было, никак не затрагивало. Очередной династический брак, которые происходят в этом мире десятками ежегодно. Мне – никак.

   Боголюбский отправил в «приданое» бригаду немцев-массонов. А мне-то что?

   Девочка-княгиня общалась с чужеземцами, запомнила слова и манеры... И флаг ей в руки!

   Магог помер. Очень закономерно – все там будем. Да и то сказать: с таким-то ростом по земле ходить тяжко. Прибрал господь, освободил от мучения.

   Новоявленная вдовица пошла к отцу. А куда ей ещё идти?

   Увидев заочно отпетую матушку, захотела пообщаться, поделиться горестями, поддержку родительницы получить. Очень естественно.

   Родительница попыталась деточку-бедняжку пристроить. Чтобы в «хорошее место», чтобы сама рядом. Абсолютно нормально.

   Софья пыталась решить кое-какие свои личные проблемы. Меня – взнуздать, себя – возвысить, Андрея – унизить... Какие-то мелкие страсти немолодой женщины-эгоистки. Она – такова. Так такие – повсеместно и постоянно!

   Личные свойства Андрея, Софьи, Ростиславы, «Зверя Лютого» наложились на нынешнюю ситуацию. На мой провал миссии в Великих Луках.

   Какой-то шпионский неудачный забег... Бывает. Мелочь.

   На раздражение и недоверие ко мне Андрея, вызванное этим провалом, моими продолжающимися поползновениями по расширению. И контролируемых мною территорий, и «вхождения в Залесье».

   Ещё: налаженное серийное производство ушкуев, что позволяло постоянно иметь резерв свободных корабликов. Беня и его гребцы, с которыми он пришёл из Каупа. Они, ручками-ножками только что пройдя этими путями, могли относительно быстро и безопасно пройти обратно. Кауп и Гданьск с Кестутом и Елицей, Сигурдом и Самбориной, где моих людей гарантированно примут, накормят, обогреют и обиходят. Помогут.

   Мои люди, «стрелочники». Выученные, обеспеченные. Главное – воспитанные. В верности мне, в умении хорошо делать мои дела.

   Множество моих – невиданных, дорогих – товаров. Которые изначально поднимут статус в глазах местных.

   Я создаю возможности. Решаю кучу своих задач. Множество. Новые люди, вещи, события... Когда появляется новая проблема – у меня оказывается почти готовый пазл её решения. «У меня – всё есть». А тут раз – маленький кусочек. Сам по себе – совершенно бессмысленный, бесполезный. Но в общей мозаике – оп-па! – картинка сложилась! Панно. На тысячи вёрст, на миллионы людей...

   Куча разноцветных камешков «смальты жизни» обрушились на мою плешивую головёнку. И совместились с моими личными свойствами. С попадизмом. Который давал кое-какое представление о будущем. С манерой «эксперта по сложным системам» комбинировать несочетаемое, поиском решений за гранью обычного, «включение третьего». «Оптимизатора».

   И я начал складывать «панно». Из событий, вещей, людей, их свойств.

   А толчок – крайнее удивление Фрица на палубе «бермудины», вёзшей двух женщин из Мурома во Всеволжск:

  – Du sprichst Deutsch?!

   И – душа, «обретающая плоть».

   Каждый мой поход в Боголюбово – событие. 350 вёрст в одну сторону. Время улетает... попусту?

   У меня так не бывает – я же не Мономах, чтобы «на коне едучи» беспрестанно повторять «господи помилуй». Есть о чём подумать. Есть что почитать и что написать. Я продолжаю «бодаться» с арабским. Есть технологические проблемы. В тесной низенькой каютке достаточно места, чтобы встать на мостик и качать шею. Вперёд-назад, влево-вправо... И нужно, наконец, что-то решать с этими Переборами!

   Чарджи, в ходе своего Костромского похода, дошёл до грани Белозерских владений Суздальских князей. Весьма аморфной. Есть насельники, есть данники, а есть... Считают себя вольными, ничейными. Но суздальские – думают иначе.

   Каждая наша победа решает одни проблемы и создаёт новые. Теперь там мои земли. И пресловутые Переборы – тоже.

   Я уже рассказывал: местечко на Верхней Волге, ниже Усть-Шексны. Там Волгу вброд переходят.

   Место знакомо по Бряхимовскому походу. Там мы наехали на новгородских ушкуйников, которые перед этим свели бабёнку-пошехонку у мужа-лоха прямо на деревенской дороге. Дрессировали её деревяшками для общего пользования до синевы в разных местах. Бабу мы отобрали, приспособили для того же самого, но гигиенически более правильно и финансово успешно. Тогда ещё Лазарь первый раз жениться просился. Жаль бабу: потом её Бешеный Федя в Неро утопил.

   До Переборов (в РИ) будут доходят хлебные низовые кораблики в Имперские времена. Туда, уже при «клятых комуняках», посадят плотину Рыбинского водохранилища, обеспечивая, в том числе, непрерывный Волжский путь от Астрахани до Питера.

   Мне гидротехнические сооружения такого масштаба не по зубам. А жить оно мешает. Как бы его... уелбантурить?

   Пока было не моё – ну и фиг с ним. «Нельзя объять необъятное». Но теперь...

   Геологическое строение там... неприятное, но приемлемое. Коренные породы выходят в виде островков серых глин у уреза воды. Глины слагают основание берега и служат водоупором, поэтому берег местами заболочен, здесь же располагается непрерывная полоса обнажений юрских слоёв...

   Проще: глина с камнями, мелкими и крупными, песком и известняком. Копать можно. Не монолит. Надо бы глянуть...

   ...

   В Боголюбово пришли поздно вечером, даже не успел к Лазарю заскочить – слуга с княжьего двора на пристани ждал. Князь принял сразу, всяких этих притопов-поклонов не было.

   Телеграф у нас работает, я шлю Андрею отчёты: лучше так, чем невесть кто невесть что будет в доносах перевирать. Лазарь отписывает мне о здешних делах. Так что, оба в курсе текучки. Потолковали о кое-каких мелочах. Андрей интересовался моим взглядом на дела Новогородские. Там вот-вот начнут выгонять Святослава-Ропака. Он кинется просить у Андрея войско, выжжет пару городков...

   На мой взгляд – нефиг ввязываться. Новгород надо или вбивать по-настоящему. В землю по ноздри. Как Вяйнемёйнен Йоукахайнена. Тогда сил нужно... немеряно. Или так только, минимально обозначить поддержку, верность принципам и следование договорённостям. «Соблюсть лицо».

   Тут есть интересный поворот... Если я, через своих людей – мы ж не суздальские! – сообщу кое-что из как-бы секретных планов Боголюбского бунтующим против Ропака новгородцам, то...

   «Как-бы», потому что Андрей сам мне скажет, что говорить.

   Вариации дезинформации Третьего Рейха при подготовке высадки союзников в Нормандии. «Нанюхавшись» британской дезы, немцы, в частности, загнали дивизион торпедных катеров в Грецию.

   Англичане, подготовив труп, типа, офицер связи с секретным пакетом, сунули ему в карман, для достоверности, билеты в лондонский кинотеатр без оторванных корешков. И, с оставшимися на руках корешками, повели в кино своих дам. Где долго препирались с билетёром, который требовал и остальную часть билетов. А здесь чего подобного придумать?

   Можно попробовать выманить Даньслава с городским полком, как тех немецких катерников, из Новгорода за Ладогу, к Белозерью. Тем временем Ропак по Ловати, от Лук через Руссу, в Ильмень и в Волхов. Его сторонники – не всех же вырезали! – встречают-помогают. Ура! Мы победили! А с Андрея за такой успех можно стребовать... Коломну с Серпейском? Там мои люди железную руду собирают, «твёрдое золото» сыскивают. Под моей властью дело веселее пойдёт.

   Мда... «Дурень думкой богатеет».

   Я задумался и пропустил момент, когда Андрей замолчал. Разглядывая меня, махнул рукой слуге, отпуская его.

  – Сказывай. Зачем пришёл.

   Что я сюда не просто так «сольцы позычить»...

   Полутьма, за окнами ночь. В палате трепещет огонёк свечи, лампадка у иконы горит. На троне из белого дерева, изукрашенного вырезанными павлинами и фикусами, сидит в тёмном, с меховой опушкой, дорогом халате невысокий пожилой человек. Смотрит на меня... шевелящимися ноздрями.

   Несколько утомлённое, переходящее в общефилософское, размышление о делах Новогородских мгновенно сменилось паникой. Предчувствием катастрофы.

"Вся наша склонность к оптимизму

от неспособности представить,

какого рода завтра клизму

судьба решила нам поставить".

   Правильнее – не «завтра», правильнее – «нынче». Ох, как я пожалею, что сюда заявился...

   «Повадился кувшин по воду ходить, на том ему и голову положить» – русская народная поговорка.

   Про меня?! Тогда, очертя голову, «аля-улю...», с шашкой на пулемёты...

  – Софья и Ростислава твои – у меня.

   В полутьме палаты – будто вспышка. Прежде полуприкрытые, малоразличимые глаза – в распах. Сдвоенное метнувшееся отражение подпрыгнувшего в испуге огненного язычка свечи. Неподвижность. Пауза. Ни заметного движения, ни звука. В этой, неприятно выдвинутой и высокомерно вздёрнутой, голове, между седеющими уже висками, мгновенно прокручивается клубок вопросов.

   С очевидными ответами – пропускаются.

   Типа:

  – Да как же?! Да ведь Софья сгорела?!

   Чего «воду в ступе толочь»? Понятно же:

  – Нет. Не сгорела.

   Отбрасываются вопросы интересные, но не критичные:

  – А чем же она два года занималась? Где жила, что пила? Здорова ли?

   Об этом можно позже спросить.

   Главное – озвучено.

   Софья – жива.

   Бздынь.

   Следующее «главное», «коренной вопрос современности», произносится чуть просевшим, чуть охрипшим голосом:

  – Ты её... ял?

   ***

   Связка не просто очевидная, а прямо аксиоматическая. Раз баба живая, то...

   Факеншит уелбантуренный! Вот тема, которая более всего волнует нашего «отца-основателя», предтечу русской государственности.

   «Честные» историки про такое не напишут: нет доказательств. «Нечестные» – тоже не напишут. Так только, в кулуарах под водочку с насмешечкой:

  – Есть предположение... хо-хо... что он её... хи-хи... Только смотри – ни-ни... А подай-ка мне селёдочки...

   Историки – учёные. Занимаются наукой. Наука – следует логике. Поэтому историки постоянно пытаются найти логику в историческом процессе.

   И она там есть. Но не вполне историческая.

   «Вся писанная история человечества есть история борьбы классов» – точно. Только в такой истории нет человека. «Классы – большие группы людей...». А если – не людей? Если – дельфинов? Или – леммингов? Что-то изменилось? – Нет. Есть «место в общественном процессе производства», есть «классовые интересы». Хомнутого сапиенсом – нет.

   Марксизм истинен. Потому что верен. В своей области. В анализе поведения «больших групп» на «длительном историческом промежутке». Но конкретный человек, индивидуум следует в своём поведении не «классовым интересам», а личным. Биологическим. Которые состоят в «получении удовольствия». В возбуждении нейронов в определённых участках мозга. Если «классовые интересы» эти нейроны возбуждают, то:

"За Доном, за Доном идут эскадроны

Нас благословляет Россия сама...".

   А если нет:

"И вот я проститутка, я фея из бара,

Я чёрная моль, я летучая мышь...".

   Особенно резко разница между групповым (классовым, национальным, религиозным...) и биологическим, видна в феодализме. Где человек, как правило, становиться правителем не потому, что наилучшим образом выражает интересы какой-то общественной группы, а по праву рождения.

   «Монархия – система правления, в которой власть передаётся половым путём».

   И какие конкретно раздражители наиболее эффективно возбуждают «нейроны удовольствия» конкретной правящей особи... иншалла.

   Тут, к примеру, надо на войну идти, родину спасать. А правитель – от свежей тёлки тащится. Какие там «общественные интересы»?! Не возбуждают. «Центры удовольствия». А вот эта... очень даже.

   Логика в истории есть. Логика поведения хомнутого сапиенсом. Вполне материалистическая. Логика эндорфинов.

  – Погибнуть за правое дело? – Ур-ра!.

  – Принять смерть мученическую за веру Христову? – Воистину!

   Уровень «гормонов счастья» в крови зашкаливает. Человек восходит на костёр, кидается на пулемёт – с радостью.

   Если ваши энтерохромаффинные клетки в эпителиальной выстилке желудочно-кишечного тракта, производящие и запасающие серотонин, возбуждаются на слова «Боже, царя храни...», то вы, скорее всего, станете монархистом, а если аналогичный эффект даёт фраза: «Вставай, проклятьем заклеймённый...» – то наоборот.

   Хемингуэй, говоря о гражданской войне в Испании, пишет, что если вы, хотя бы однажды, со слезами умиления на глазах, охраняли ночную молитву католических монахинь, то... быть вам фашистом. А если такого счастья не сподобились – в республиканцы.

   Увы, массовый контроль, онлайн риал-тайм экспресс-анализ состава крови... а уж «в те времена прошедшие, теперь почти былинные...».

   Наука = логика + факты.

   Логика – есть. Но огромный массив информации, существенной для научного анализа, недоступен. Логика историка не шагает по утоптанной тропе сплошного множества проверяемых, объективных, коррелирующих фактов, а скачет по редким булыжникам известных событий и артефактов, случайным образом всплывших в реке времени.

   Не имея возможности оценить первопричину – изменение гормональной реакции множества особей, историки вынуждены довольствоваться её отдалёнными последствиями – массовыми движениями широких народных масс.

   «Народ созрел для революции» – почему? Потому что фраза «Боже, царя храни...» перестала вызывать в народных желудочно-кишечных всплеск серотонина?

   Боголюбский насаждает православие из любви к Христу? Или он любит Христа потому что его кишечник под звуки псалмов серотонин лучше вырабатывает?

   Выявление причины определяет и методы воздействия. Одно: «земля – крестьянам, заводы – рабочим, мир – народам». Другое: каждому по «таблетке радости». Или – по «стакану забвения». Или – по куску «опиума для народа».

   Человек, даже став правителем, остаётся человеком. Выбор: «хорошо/плохо», «правильно/неправильно» делается им по его личному выбросу «гормонов счастья». Как гипоталамус, насыщая кровь дофамином, скажет – так и будет.

   Конечно, в рамках «исторического процесса». Реальность, «законы Ньютона» – никто не отменял.

   ***

   Гипоталамус у князя Андрея – хороший. Это я помню по исследованию его мощей.

   Самого гипоталамуса благоверного князя никто не видел, он в среднем мозге. Даже убийцы Боголюбского с гипоталамусом не ознакомились: судя по следам на костях, его резали, «секли», добиваясь кровопотери, слабости. А вот глубоких колющих, рубящих ударов, требующих меньших дистанций – не фиксировано. Даже один против толпы, безоружный и бездоспешный, в ночной рубашке, «Бешеный Катай» вызывал страх у заговорщиков.

   Плотно связанный с гипоталамусом гипофиз у Андрея – весьма вполне. Что видно по форме «турецкого седла» в клиновидной части его черепа. Функционируют эффективно. Не навязывает беспорядочную любвеобильность, но вполне обеспечивает устойчивое однолюбство.

   По словам патологоанатома: «он берёг честь женщины».

   Что я и наблюдаю.

   Первая реакция – не дела государственные, а нормальный мужской собственнический инстинкт: кто посмел мою...? Вбитая эволюцией технология распространения генов требует от самца защищать свою самку – инструмент воспроизводства себе подобных. От всяких опасностей и других самцов. Не защищавшие – потомства не оставили.

   У Андрея насчёт «воспроизводства»... никак. Но инстинкт – довлеет.

   Раз довлеет – отвечать не следует. Врать нельзя, а сказать правду... да ещё всю... Убить, хоть бы и чисто инстинктивно, он вполне...

   Промолчать тоже нельзя. «Молчание – знак согласия». Тогда... сам спрошу. Чего-нибудь. Кстати, кого – «её»? Их же две.

   А, факеншит! К дочке Андрей конечно... относится. Но с женой знаком дольше. И – лучше.

   Да какое ему дело?! Благоверный святомученистый самко-владелец. Они ж разведены! У него уже другая есть, законная, венчанная.

  – Ты ещё ко мне в штаны залезь да понюхай. Вдруг духом знакомым пахнёт.

   Я не сильно борзею? – Сща узнаю.

  – Что?!!! Ты с кем...? Стража!

   Узнал. «Сильно».

   Факеншит. Могут и голову срубить. Тут же. С него станется.

   «Смерть бегает за глупыми, умные находят ее сами» – это оно? Я – нашёл? В смысле – я умный?

   Ваня, твой безграничный жизнеутверждающий оптимизм... рискует перейти в жизне-отрицающий.

   Четверо гридней в снаряге, с обнажёнными мечами вваливаются в палату. И останавливаются. Я сижу в стороне, возле столика писца. Между мной и Андреем шагов пять-шесть, никаких движений, никакой явной опасности... И чего звали?

  – Взять! В поруб!

   Гридни разворачиваются ко мне. Но не спешат. Наконец, старший командует:

  – Ты... эта... положь мечи, выходь сюды...

  – Ребята... кто сунется – уши пообрубаю. Забыли «Зверя Лютого»?

   Гридни... мнутся. Потом осторожно расходятся, начинают обходить меня с обеих сторон. На опущенных обнажённых мечах качаются блики от света свечи. Чуть играют клинками, чуть прижимают рукояти в хвате. Примерятся.

   А я – нет.

   Достать «огрызки» – согласиться, принять бой. Пока руки пусты – можно пугать. Толкать. Рукой, ногой. Резать-убивать... не кошерно.

   Терплю. Ух, как тяжело! Но... сдерживаюсь. От истерики с мечемаханием.

   Я не такой уж хороший фехтовальщик. Но про это никто, кроме Артемия и Чарджи, не знает. Я не демонстрирую своё умение, не дерусь на поединках. А когда дерусь – убиваю. Одно из моих прозвищ «Немой убивец». Потому что не устраиваю предварительных... песен и плясок.

   «Вот – враг стоячий, вот – враг упокоенный. Промежуточные стадии неинтересны».

   И уже, как говорят, многих таким образом поубивал. Слухи идут. На мой счёт относят и победы моих воинов, и мои победы, хоть бы и не фехтовальные. Никто не верит, что на Земляничном ручье я на горочке сидел да издалека глядел. Нет, конечно – лично крошил кипчаков сотнями.

   Туда же относит народная молва многие странные смерти моих противников; уши, плывущие по рекам на плотиках; вырванные зубами, по-волчьи, хрипы бунтовщиков; посаженных на кол племенных колдунов; страшную, полную чертовщины, головорубную машину...