Текст книги "Герцогиня (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

   ***

   Надо отметить, что на Руси, в отличие от Европы, очень долго, века до 18-го, оборотничество в народе отрицательного оттенка не имеет. Наоборот, признак особой силы, мудрости. Множество былинных персонажей умеют оборачиваться в разных животных. Вещий Олег – первый пример. На Руси не вера – двоеверие. А языческие боги вечно кого-то из себя строят и меж людей ходят. Хотя, конечно, обернуться, подобно Зевсу, золотым дождём, просочиться в спальню к Данае и оплодотворить её до уровня Персея... Для наших – чересчур. Я про «золотой дождь», остальное-то – запросто.

   ***

  – Как зовут сына Огненного Змея?

  – В-волк. Волк Огненный Змей... Ой... Так Ваня... змеевич?!

   «Правильный вопрос – половина правильного ответа». Или – неправильного, но полезного.

   Каких только сказок про меня не сказывают! Сейчас ещё одна Руси пойдёт. И все «некошные кикиморы» – мои. Вместе с их матушками, измученными сексуальной неудовлетворённостью.

   И это – хорошо. Сироты-приёмыши для меня – кадровый резерв в среднесрочной перспективе. А озабоченные дамы... при здешней перекошенной демографии фронтира – «то, что доктор прописал».

  – А ты вспомни, чего люди сказывают. «Зверь Лютый» – силён, хитёр. Умеет всякие диковины делать. Имеет богатства несметные. Ведает чего за горами, за долами деется. Является невесть откуда невесть как.

  – Д-да... Похоже... Только... от Вани пахнет... вкусно...

   Факеншит! Так тебе ещё и «зловоние» изобразить?!

   Девочка, я, пожалуй, единственный на всю «Святую Русь» мужчина, для которого ежедневный душ – норма.

   Совершенно не святорусский, не людский обычай. Ну нелюдь я, нелюдь! Никак отвыкнуть не могу. После тренировки хоть с мечами, хоть с конями, хоть с колодами – такой запашок появляется... У самого слезу вышибает.

  – Змей Огненный только для чужих худо пахнет. А для любы своей – завсегда сладко. Как ты и чуешь.

  – И огнём он не горит...

  – Ты хочешь, чтобы он дом запалил? Город сжёг? Тебя, как свинку молодую, на костре тела своего обпалил-обжарил? Радуйся, дурёха, что Зверь Лютый о тебе заботится, тело твоё белое бережёт, природу свою звере-огне-змейско-лютскую сдерживает.

  – А я хочу... по-настоящему... с дымом-пламенем...

   М-мать! «Хочу по-настоящему! – И тут у комбайна отвалились все четыре колеса».

   Гурманша: «и с дымком, и с душком».

   Мда... Но есть варианты...

   Помниться, в Пердуновке я как-то чуть не убил Марану. За то, что она, без моего согласия, опоила меня какой-то гадостью, облачила в волчий костюмчик. И отправила сношать аналогично одетую и опоенную Елицу.

   Психотерапевтиха колченогая. Но ведь помогло же! Случка по-волчьи привела к стабилизации психики пациентки.

   ***

   Предки, факеншит! Зоофилы мифотворческие! И не только мифо... Судя по проработке деталей в нормативах – тема актуальна для «Святой Руси». Нифонт, епископ Новгородский:

   «Если человек имел имел сношения с рогатым скотом, то другим можно есть от него мясо и молоко, а тому, который имел сношение – нельзя есть ничего. Епитимью принять согласно силе соделанного греха».

   Рутинное разъяснение, типа «Бюллетеня Верховного Суда». Наряду с другими вполне понятными нормами:

   "Если пьяный человек ринется на свою жену и повредит в ней дитя – половину епитимьи за убийство.

   А если носили детей к варяжскому попу на молитву – 6 недель епитимьи, сказал владыка, потому что они двоеверцы".

   ***

   «Волчий секс» по-марански дал требуемый результат. Повторить?

   Мда... костюмчик из асбеста, облиться скипидаром и... вонищи бу-у-удет! Морду пострашнее. Портрет тиранозавра из рыбьей чешуи? Крылья по-птеродакльски, на лапы – когти. На руки – по пять пальцев, на ноги – по четыре. Как у крокодила. В пасть – огнемёт, в глаза – бусы красного стекла, рычать я и сам могу. Девушка, узрев чудище, падает в обморок, я – в руки пожарников. Приходя в себя от запаха нашатыря («зловоние» делать будем?) красавица видит над собой участливое лицо прекрасного юноши. В моём исполнении. Можно – в огненной чешуе. Медной фольги накатаем, детишки начистят до блеска.

  – А ещё... он не летает.

   Ё! Антиграв я пока не изобрёл... Самолётов-вертолётов нет... Сделать бочку пороха, сесть верхом, запалить... М-маразм...

   Но есть у меня мысль...

  – Будешь себя хорошо вести – «Зверь Лютый» и по поднебесью покатает. Как «верну любу» за Дунаем. А ослушаешься... Про Маринку и Добрыню помнишь?

   ***

   Былина «Добрыня и Маринка» не входит в круг «обязательного школьного чтения» моих современников. Но составляет часть образного мышления, набора стереотипов поведения святорусского народа.

"В стольном в городе во Киеве

У славного сударь князя у Владимира

Три годы Добрынюшка стольничал,

А три годы Никитич приворотничал,

Он стольничал, чашничал девять лет,

На десятый год погулять захотел

По стольному городу по Киеву".

   Девять лет на казарменном положении. Будто после «особо тяжких» или «в особо крупных». И тут, наконец, воля! Увал до отбоя! Хоть денёк, а мой. Странно ли, что у богатыря «крышу снесло», пошёл парнишечка «приключений на свою гайку искать».

"По деревне я пойду

Чего-нибудь наделаю.

Кому морду разобью,

Кому ребёнка сделаю".

   Э-эх! Развернись рука, раззудись плечо! Гуляй, рванина, на последние!

"Взявши Добрынюшка тугой лук

А и колчан себе каленых стрел,

Идет он по широким по улицам,

По частым мелким переулочкам,

По горницам стреляет воробушков,

По повалушам стреляет он сизых голубей".

   За стрельбу в населённом пункте – наказывают. Но кто ж дяде «самого» – слово супротив молвить будет? Особенно, когда у него боевой лук в руках и полный колчан калёных стрел. Под дулом автомата много ль укоризны выскажешь?

"Зайдет в улицу Игнатьевску

И во тот переулок Маринин,

Взглянет ко Марине на широкий двор,

На ее высокие терема.

А у молоды Марины Игнатьевны,

У нее на хорошем высоком терему

Сидят тут два сизые голубя,

Над тем окошком косящатым,

Целуются они, милуются,

Желты носами обнимаются".

   Факеншит! Он тут девять лет! Цурипопиком! Чашку подай, на стол накрой, у ворот постой... Как монах. Девять лет! Каждый день! Служба! Круглосуточная! А тут эти... пернатые... целуются, милуются... «желты носами обнимаются»... нагло, бесстыдно, принародно...

"Тут Добрыне за беду стало,

Будто над ним насмехаются;

Стреляет в сизых голубей;

А спела ведь тетивка у туга лука,

Звыла да пошла калена стрела.

По грехам над Добрынею учинилося,

Левая нога его поскользнула,

Права рука удрогнула,

Не попал он в сизых голубей,

Что попал он в окошечко косящатое,

Проломил он оконницу стекольчатую,

Отшиб все причалины серебряные,

Расшиб он зеркало стекольчатое;

Белодубовы столы пошаталися,

Что питья медяные восплеснулися".

   Чем же он стрельнул? Бабахнуло как из подствольника.

   И с чего? Воркование птиц небесных – «за беду стало»? А полёт одуванчиков не бесит? – Это ж тоже... про размножение. У Льва Николаевича один из персонажей в умилении от ощущения благоустроения божьего мира долго разглядывает ползающих полевых жучков. Потом бурно краснеет от внезапного осознания смысла наблюдаемого процесса. И в бешенстве топчет невинных насекомых.

   «Они жили недолго, но счастливо. И умерли в один день» – про жучка с букашкой под каблуком целомудренника?

   С таким зашкаливающим либидо надо не стрелы стрелять, а дерева валять. Какое прицеливание?! Когда моча – в голову, бес – в ребро, и давление – глаза застит. Накосячил. «Причинение существенного материального ущерба по неосторожности». В смысле: сдуру.

   Повторю: первопричина конфликта – чисто вздорность Добрыни. Нюхнул мужик воздуха вольного – всего аж заколдобило. Поплыл дядя, рассупонился. Богатырь! Профессиональный воин! А в сидящих голубей попасть не смог. «Левая нога его поскользнула, Права рука удрогнула»... А если б он вёз патроны? Поз-зор!

   Ущерб, и вправду, немелкий. Цены на стекло при князь Владимире... не укупишь. Стеклянное плоское зеркало? – Только в Венеции с начала 16 в. у братьев Доменико с острова Мурано.

"А втапоры Марине безвременье было,

Умывалася Марина, снаряжалася

И бросилася на свой широкий двор:

"А кто это, невежа, на двор заходил,

А кто это, невежа, в окошко стреляет?

Проломил оконницу мою стекольчатую,

Отшиб все причалины серебряные,

Расшиб зеркало стекольчатое".

   Возмущение пострадавшей понятно. Другая б на её месте – кинулась на хама прохожего, в крик срамила-лаяла, зенки бы его бестыжие повыцарапала, морду бы его поганую покорябала, в суд бы потащила. Но какой суд для дяди «самого» на «Святой Руси»?

   Когда коррупция в форме «ну как не порадеть родному человечку» – повсеместна, когда «правды не сыскать» – люди переходят к «прямой демократии», к самосуду. Используя, в том числе, свои неординарные свойства и навыки.

   «Чем богаты – тем и рады» – русское народное про гостей. Званных и незванных.

"И втапоры Марине за беду стало,

Брала она следы горячие молодецкие,

Набирала Марина беремя дров,

А беремя дров белодубовых,

Клала дровца в печку муравленую

Со темя следы горячими,

Разжигает дрова палящатым огнем,

И сама она дровам приговариват:

"Сколь жарко дрова разгораются

Со темя следы молодецкими,

Разгоралось бы сердце молодецкое

Как у молода Добрынюшки Никитьевича.

А и Божья крепко, вражья-то лепко".

   Богатырь-то он, конечно, того... могуч. Но – не умён. И – дурно воспитан. Прямо сказать – хамоват Добрыня. Ни извинения, ни покаяния. Как-то договориться, компенсировать... Даже маленькие дети, разбив мячом соседское окно смущаются. Но не русский богатырь. Будто так и надо.

   А зря: обижать незнакомую женщину невежливо. Да и опасно: на ведьму нарвался.

   Я подобное в самом конце 20 века видел. Там только пепелище осталось. После глупых слов в адрес двух проходивших женщин. Какой криминал?! – Сам дурак. Пить надо меньше. Через три дня собственный самогонный аппарат в руках полыхнул. Вместе с домом и семейством.

   А уж Киев времён Крестителя такое кубло... Куда не плюнь – то ведьмак, то колдунья, то оборотень. Хотя могу понять добра молодца: девять лет с княжьего двора не выходивши... Опять же – голуби целуются... Богатырю такое видеть – нож острый по сердцу. Как же чем тяжёлым не заелдырить в бессовестных? А что не попал – так по грехам его. Видать, тяжелы были.

"Взяла Добрыню тоска пуще вострого ножа

По его по сердцу богатырскому:

Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,

Со полуночи Никитичу не уснется,

Он белого свету дожидается.

По его-то щаски великия

Рано зазвонили ко заутреням.

Встает Добрыня ранешенько,

Подпоясал себе сабельку вострую,

Пошел Добрыня к заутрени;

Прошел он церкву соборную,

Зайдет ко Марине на широкий двор,

У высокого терема послушает".

"Душа болит, а сердце плачет.

Торг городской уже шумит.

А тот, кто любит, сам не знает

Зачем идёт, с чего сердит".

   Гормональный шторм. Какая логика?! Какие мозги?! Мало того, что вчера побил-поломал, так ещё и нынче туда же намылился. Забыл русское народное: «Не гуляй где попало – опять попадёт».

"А у молоды Марины вечеринка была,

А и собраны были душечки красны девицы,

Сидят и молоденьки молодушки,

Все были дочери отецкие,

Все тут были жены молодецкие.

Вшел он, Добрыня, во высок терем, -

Которые девицы приговаривают,

Она, молода Марина, отказывает и прибранивает.

Втапоры Добрыня ни во что положил,

И к ним бы Добрыня в терем не пошел.

А стала его Марина в окошко бранить,

Ему больно пенять".

   Сразу видать – у богатыря мозги-то по-вынесло, помороки-то по-вышибло. Девять лет службы у Крестителя – всякую соображалку отбили. Ну, нахулиганил, побил-поломал вещицы дорогие. Так извинись! Обругали-то за дело. Но Добрыня – «ни во что положил».

   Колдовское заклятие? Заговор-наговор-приговор? – Плюнь через левое плечо, попрыгай на одной ножке посолонь, перекрестись троекратно, водицей родниковой ополоснись, батюшке занеси, в пол лбом постучи. Есть же известные, народом проверенные, способы! Голуби целующиеся не по ндраву? Так ведь и сам можешь. К иконе приложиться.

"Три да ещё семь раз подряд

Поцеловать столетний медный

И зацелованный оклад".

   Глядишь, и полегчает. А Добрыня, вишь ты, церкву соборную – мимо прошёл. На чужой двор без спроса ввалился. У людей там девишник-бабёшник, и тута он припёрши. «Незванный гость – хуже татарина». Или, всё-таки, лучше?

   Встал у терема да бабские разговоры подслушивает. Экое непотребство! Будто и не мужик вовсе. Ещё за вчерашнее не рассчитавши, а седни незван вдругорядь заявивши. А ещё говорят – богатырь святорусский. Невежа безмозговая.

"Завидел Добрыня он Змея Горынчата,

Тут ему за беду стало,

За великую досаду показалося;

Сбежал на крылечка на красная.

А двери у терема железные,

Заперлася Марина Игнатьевна,

А и молоды Добрыня Никитич млад

Ухватит бревно он в охват толщины,

А ударил он во двери железные недоладом,

Из пяты он вышиб вон,

И сбежал он на сени косящаты.

   У хозяйки друзья-подружки, гости разные. Да какое твоё, собачий сын, дело?! Тут частное владение! Территория прайваси! А этот из себя ОМОН строит. Без прокурора. Ему, прикинь-ка, «за беду стало»! Хамло неумытое.

   «Неприкосновенность жилища» – слышал? – Не слышал. Богатырь, чего возьмёшь. Ни ума, ни вежества. Только и горазд окна бить, двери ломать да женщин пугать. Ему, вишь ты, «за великую досаду показалося»! Крестись, коли кажется.

"Бросилась Марина Игнатьевна

Бранить Добрыню Никитича:

"Деревенщина ты, детина, засельщина!

Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,

Проломил мою оконницу стекольчатую,

Ты расшиб у меня зеркало стекольчатое".

   Хозяйка хаму впёршемуся выговаривает конкретно. Понятно, что присутствующая у хозяйки в гостях особь «мужеска полу» просто обязана вступиться. Защитить даму. Остановить разгулявшегося хулигана, вышибающего «двери железные недоладом». Тут уже не только имущественный ущерб, тут дело идёт к домогательствам, посягательствам и поползновениям.

"А бросится Змеища Горынчища,

Чуть его, Добрыню, огнем не спалил,

А и чуть молодца хоботом не ушиб,

А и сам тут Змей почал бранити его,

Больно пеняти:

"Не хочу я звати Добрынею,

Не хочу величать Никитичем,

Называю те детиною деревенщиною,

Деревенщиною и засельщиною;

Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,

Проломил ты оконницу стекольчатую,

Расшиб зеркало стекольчатое?".

   Странно видеть Змея Горыныча в роли благородного рыцаря, защитника слабой одинокой женщины. Этакий джентльмен с хоботом. Однако «слов из песни не выкинешь» – чудо-юдо заморское пытается защитить бедняжку-киевлянку от взбесившегося туземного хама, богатыря святорусского. Увы, джентльменство против наших богатырей «удара не держит».

"Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало

И за великую досаду показалося;

Вынимал саблю вострую,

Воздымал выше буйны головы своей:

"А и хощешь ли тебе,

Змея, изрублю я в мелкие части пирожные,

Разбросаю далече по чистом полю?"

А и тут Змей Горынич, хвост поджав,

Да и вон побежал;

Взяла его страсть, так зачал...,

Околышки метал, по три пуда...".

   Добрыня наш, исконно-посконный, змеевич. Мгновенная эскалация насилия. На вопрос «почто?» – сразу встречный «а хошь порублю?». Угроза табельным оружием, нанесение гражданскому лицу «тяжкого телесного». В форме расстройства желудка. «Тяжкое» – в прямом смысле, «по три пуд». Богатырский ответ на упрёки в учинённом безобразии, хулиганстве и разрушении частной собственности.

   Вот они – корни пренебрежительного отношения российских властей всех времён к джентльменам в лице Змей Горыныча! Попытка запугать, болезненная реакция на любую форму критики, стремление воспрепятствовать свободному общению граждан. Самодур вооружённый.

   Замечу, что уже в 21 веке в профессиональном разборе данной былины встречал гипотезу об участии в интриге князя Владимира. Типа, Креститель наш, святой и равноапостольный – провокатор, сам послал Добрыню, дабы подставить Маринку. Добрыня-де играет роль аналога говорящего подброшенного пакетика с наркотиками. Не могу с этим согласиться, но ход мыслей исследователя вполне показателен.

"Бегучи, он, Змей, заклинается:

"Не дай Бог бывать ко Марине в дом,

Есть у нее не один я друг,

Есть лутче меня и повежливее".

   Небесные драконы на «Святой Руси»... так себе. Не каратисты: голой пяткой на саблю не прыгают. Трусоваты. При виде властей или наглых хулиганов, разбегаются. А вот женщин русских видом сабли, битыми окнами и выбитыми дверями не испугаешь.

"А молода Марина Игнатьевна

Она высунулась по пояс в окно,

В одной рубашке без пояса;

А сама она Змея уговаривает:

"Воротись, мил надежа, воротись, друг!

Хошь, я Добрыню обверну клячею водовозною?

Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить;

А еще хошь, я Добрыню обверну гнедым туром?".

   «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается» – русское народное. Не у Маринки. У наших ведьм – сказано-сделано. Чего тянуть-то?

"Обвернула его, Добрыню, гнедым туром,

Пустила его далече во чисто поля,

А где-то ходят девять туров,

А девять туров, девять братеников,

Что Добрыня им будет десятый тур,

Всем атаман золотые рога".

   Нарвался. Послали поднимать сельское хозяйство. Ломал-крушил бессмысленно, как сдуревший бычара? Хоть и о двух ногах. Ну и гуляй теперь соответственно – на четырёх копытах.

   Довелось Добрыне поскакивати. Не на аргамаке белом во полюшке чистом, а у пастуха на выгоне под кнутиком длинным. Хорошо хоть в козла не обернула.

"Безвестна не стало богатыря,

Молода Добрыни Никитьевича,

Во стольном в городе во Киеве.

А много-де прошло поры, много времени,

А и не было Добрыни шесть месяцев, -

По-нашему-то, сибирскому, слывет полгода".

   И что характерно: все коллеги, сослуживцы, князь... и внимания не обратили. На пропажу русского богатыря. Типа: много их таких... поскакивает. «Помер Аким да и хрен с ним».

   Так бы и повышал Добрыня привесы и удои, удобрял, трудами кишечника своего, Землю Русскую, кабы не женский алкоголизм.

"У великого князя вечеринка была,

А сидели на пиру честные вдовы,

И сидела тут Добрынина матушка,

Честна вдова Афимья Александровна,

А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,

Что Добрынина матушка крестовая".

   Интересно: сколь же годков было Добрыне Никитичу в ту пору, ежели его крёстная мать – «молода»?

"Промежу собою разговоры говорят,

Все были речи прохладные.

Ниоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,

Водилася с дитятями княженецкими;

Она больно, Марина, упивалася,

Голова на плечах не держится,

Она больно, Марина, похваляется".

   Замечу, что часть экспертов рассматривают эту былинную историю как эпизод «подковёрной борьбы» между партиями сыновей Владимира Крестителя, «дитятями княженецкими». Борьбы, в которой четверо из них были уничтожены. Один из сыновей стал Святополком Окаянным, двое – заступниками за Землю Русскую Святыми Борисом и Глебом, Рогнеда с Изяславом вынуждены были уйти в Полоцк. А Ярослав Хромец стал Мудрым.

"Гой еси вы, княгини, боярыни!

Во стольном во городе во Киеве

А я нет меня хитрея, мудрея, -

А и я-де обвернула девять молодцов,

Сильных могучих богатырей, гнедыми турами;

А и ноне я-де опустила десятого,

Молодца Добрыню Никитьевича,

Он всем атаман золотые рога".

   На Руси говорят: «пьяная баба себе не хозяйка». А уж языку своему – тем более. Специфические русские выражения о женщинах: самоходка, самокрутка. Здесь – само-закладушка.

"На дурака не нужен нож.

Ему с три короба наврешь.

И делай с ним что хошь".

   «Дуре» и врать нужды нет – она «всё сама-сама». Хотя, казалось бы, ведьма. Та, кто ведает, знает. Но ныне – нажравши.

"За то-то слово изымается

Добрынина матушка родимая,

Честна вдова Афимья Александровна,

Наливала она чару зелена вина,

Подносила любимой своей кумушке,

А сама она за чарою заплакала:

"Гой еси ты, любимая кумушка,

Молода Анна Ивановна!

А и выпей чару зелена вина,

Поминай ты любимого крестника,

А и молода Добрыню Никитьевича, -

Извела его Марина Игнатьевна,

А и ноне на пиру похваляется".

Проговорит Анна Ивановна:

"Я-де сама эти речи слышала,

А слышала речи ее похваленые".

A и молода Анна Ивановна

Выпила чару зелена вина...".

   На «Святой Руси» княгини-боярыни пьют крепко. Не водицу крашенную заморскую, а наше отечественное – хлебное, «зелено вино». А выпивши – буянят.

   Дёрнула, крякнула, занюхала. И пошла мордовать:

"А Марину она по щеке ударила,

Сшибла она с резвых ног,

А и топчет ее по белым грудям,

Сама она Марину больно бранит:

"А и сука ты,..., еретница...!

Я-де тебе хитрея и мудренея,

Сижу я на пиру, не хвастаю,

А и хошь ли, я тебя сукой обверну?

А станешь ты, сука, по городу ходить,

А станешь ты, Марина, много за собой псов водить".

   Подтверждаю: женские пьяные драки жёстче мужских. У мужчин драка за первенство: «вынести», «своротить», «заткнуть», «уронить», «накостылять». Доказать крутизну, явить «удаль молодецкую». Бывают, конечно, эпизоды «с целью уничтожить», но редко. Старинное правило: «лежачего не бьют». Хотя, конечно, в 21 веке эмансипация торжествует, можно и по-женски: сшибить с ног да топтать «по белым грудям». В 20 в. такое только у урок-рецидивистов видел. У женщин после «чары зелена вина», «истребить» – почти норма.

   Ещё одна колдунья в тереме Святого Владимира. Сидит на пиру, не хвастает. Интересно, а про что она умалчивает? Кого именно она в кобелей да сук оборачивала?

"А и женское дело прелестивое,

Прелестивое, перепадчивое.

Обвернулася Маринка касаточкой,

Полетела далече во чисто поле,

А где-то ходят девять туров, девять братеников,

Добрыня-то ходит десятый тур;

А села она на Добрыню, на правый рог,

Сама она Добрыню уговаривает:

"Нагулялся ты, Добрыня, во чистом поле,

Тебе чисто поле наскучило

И зыбучие болота напрокучили,

А и хошь ли, Добрыня, женитися?

Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?" -

"А право, возьму, ей-богу возьму!

А и дам те, Марина, поученьица,

Как мужья жен своих учат".

Тому она, Марина, поверила,

Обвернула его добрым молодцем,

По-старому, по-прежнему,

Как был сильным могучим богатырем,

Сама она обвернулася девицею;

Они в чистом поле женилися,

Круг ракитова куста венчалися".

   Вроде – инцидент исчерпан. Добрыня осознал, раскаялся и исправился. ИТУ, в форме турьего тела с золотыми рогами, оказало социально оздоровляющее воздействие. Готов к сотрудничеству, к возвращению в общество. Добровольное согласие на бракосочетание, планирование обычного образа жизни: «как мужья жен своих учат». Полная реабилитация. А по сути – обман.

   Оправдываемый, по мнению экспертов, разноверием: Марина, видимо, язычница, Добрыня, хоть какой, а христианин. Понятно, что «с утра» он с племянником были язычниками. Христиан, даже из княжеской дружины, на казни волхвам выдавали. Потом Перуна в Новгороде кроваво ставил. Потом, ещё более кроваво, сносил – крестил, вежегши пол-города. «Уклонялся. Но только с линией партии». Каялся, причащался, молился, обещался. Но в церкви не венчались. Блудодей? – Нет, богатырь святорусский.

   Напомню: в русской традиции венчание вторично. До такой степени, что церковь штатно разводит невенчанных. Основной обряд – помолвка, «рукобитие», «слово чести».

   "Не клянитесь. И пусть будет ваше «да» – да, а нет – «нет».

   Увы, само по себе, без ритуальных притопов-прихлопов – слово русского богатыря ничего не стоит.

"Повел он ко городу ко Киеву,

А идет за ним Марина раскорякою.

Пришли они ко Марине на высок терем,

Говорил Добрынюшка Никитич млад:

"А и гой еси ты, моя молодая жена,

Молода Марина Игнатьевна!

У тебя в высоких хороших теремах

Нету Спасова образа,

Некому у тя помолитися,

Не за что стенам поклонитися.

А и чай моя вострая сабля заржавела?"

   «Каким ты был – таким остался». В смысл – хамло. В чужой дом примаком пришёл? – Хоть из вежливости похвали. Столы белодубовые, вышивку искусную. Девичье гнёздышко.

"Свой уголок я убрала цветами.

Здесь так отрадно, так светло".

   Конечно, на привычную Добрыне казарму непохоже.

"А и стал Добрыня жену свою учить,

Он молоду Марину Игнатьевну,

Еретницу,..., безбожницу:

Он первое ученье – ей руку отсек,

Сам приговаривает:

"Эта мне рука не надобна,

Трепала она, рука, Змея Горынчища";

А второе ученье – ноги ей отсек:

"А и эта-де нога мне не надобна,

Оплеталася со Змеем Горынчищем";

А третье ученье – губы ей обрезал

И с носом прочь:

"А и эти-де мне губы не надобны,

Целовали они Змея Горынчища";

Четвертое ученье – голову отсек

И с языком прочь:

"А и эта голова не надобна мне,

И этот язык не надобен,

Знал он дела еретические".

   Четвертование. Одна из самых жестоких казней. Применяется к особо опасным государственных преступникам. Так казнили Стеньку Разина. А с Емелькой Пугачёвым помилосердствовали – сперва голову отрубили.

   У Добрыни милосердия к собственной жене нет. Нахамив, разломав, набезобразничав, он, получив отпор, идёт на обман. «Военная хитрость»? Обманывает-то он не врага, воина, разбойника, но обиженную и наказавшую его за это женщину. Зверски убивает собственную жену.

   За что? – А вот! «Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало, И за великую досаду показалося». Что его за дело бранят, за хамство явленное выговаривают.

   А другая обида: какая-то бабёнка верх взяла, умом-разумом пересилила, в бычка мукающего обратила.

   А третья беда – что другому полюбовницой была, обнимала-целовала. Страстная, похоже, женщина – ногами оплетала. А Добрыню, видать, такого искусства не удостоила. Хоть и до Добрыни было, а всё едино – обида смертная.

   Стыдно ему. Самолюбие прищемили. Воспротивилась, окоротила хама. Указала место. В ряду других бычков-рогоносцев.

   Тут ещё и ересь придумал в довесочек. Хотя его собственная крёстная – ведьма, людей в собак оборачивает.

   По совокупности: четвертование с урезанием губ и носа. Поизгалялся-позабавился. Самоутвердился.

   Знавал я одну «молоду Марину Игнатьевну» в Киеве. Собою очень хороша была. Полная тёзка былинной героини. Но счастливее: в Торонто укатила. Живёт себе, поживает. Умна: не стала дожидаться туземных «добрыний».

   Ссора из-за Маринки заставляет несколько иначе оценивать действия Добрыни в других былинах при его столкновениях со Змеем Горынычем. Они соперники из-за женщины. Оба – неуспешные. Горыныч – сбежал, Никитич – убил.

   Явленные Добрыней в этой былине хамство, наглость и вздорность, лживость и жестокость – не типичны для него. Чаще эти свойства (особенно – склонность к обману) проявляются у Алёши Поповича. Но тут – «снесло крышу». От гипертрофированного наследственного чувства самца-собственника. Змеевич.

   Эта история объясняет безудержную храбрость и ярость Добрыни в последующих стычках со Змеем Горынычем. «Соперник-предшественник» подлежит полной ликвидации.

"А побил змею да он проклятую,

Попустила кровь свою змеиную

От востока кровь она да вниз до запада,

А не прижре матушка да тут сыра земля

Этой крови да змеиною.

А стоит же тут Добрыня во крови трое сутки..."

   Убил-таки бывшего любовника своей покойной жены. Типа: смыл свой позор. Стыд за своё хамство, за то, что его так не полюбили. Не оплетали-целовали. Заодно грохнул папашку, «глав.водопроводчика». Да сводных братьев с сёстрами своими поистребил:

"А змеенышев от ног да прочь отряхивать.

Притоптал же всех он маленьких змеенышков",

   Забаву Путятичну вызволил. Девушка, само собой, влюбилась. Учуяла кровь «Огненного Змея»? Но горький Маринкин опыт у Добрыни на челе выписан. Не любит он женщин. Боится опять с золотыми рогами в стаде скакать. О чём Забава прямо и сказывает:

"За твою великую за выслугу

Я бы назвала нынь другом да любимыим, -

В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!".

   Рана, нанесённая нежной душе русского богатыря женским превосходством в части принудительного обычачивания и рогоношества, не зарастала долго. Только он угробил Змея Горыныча, только-только, хоть частично, восстановил самоуважение, как нарвался на дочку Микулы Селяниновича Настасью.

   С самим Микулой, хоть тот и простой мужик-пахарь, даже и Вещий Олег разговаривал... вежливо. Во избежание.

   То – Вещий. Он же – ширяется. По поднебесью. А Никитыч... не ширяется. И, увидев одинокую наездницу, кидается бить её булавой по голове.

   Других навыков общения с женским полом у Добрыни нет. Окна бить, двери ломать, руки-ноги рубить... А чего ещё с бабами делают? «Дал сто баксов – она моя. Забрал сто баксов – она в экстазе». Или вот: увидел и сразу дубиной по мозгам.

   Увы – фиаско. Не смог. Не так, как вы подумали, а по-военному.

   Дочери Микулы в отца пошли.

"Ухватила тут Добрыню за желты кудри,

Сдернула Добрынюшку с коня долой,

А спустила тут Добрыню во глубок мешок,

А во тот мешок да тут во кожаный".

   Там бы он и помер. Но конь у Настасьи заговорил. От перегруза: двух богатырей таскать тяжело. У моей тачки рессоры в подобных ситуациях тоже скрипят.

   Глянула Настасьюшка, спросила вежливо:

"Возьмешь ли, Добрыня, во замужество?

Я спущу тебя, Добрюнюшку, во живности.

Сделай со мной заповедь великую,

А не сделаешь ты заповеди да великие,

На ладонь кладу, другой сверху прижму,

Сделаю тебя да в овсяный блин!"

   Ух как не хочется святорусскому богатырю снова...! Но деваться некуда. Добрыня кивает, соглашается. Сщас как с Мариной: под ракитов куст да за востру сабельку. И – порубить кусочно...

   Увы. Облом.

   Бог с ней, с «заповедью великой». С Маринкой вон тоже сговаривался. Но эта-то... в любой миг прихлопнет. «В овсяный блин». И пришлось славному богатырю, защитнику Земли Русской, истребителю «летающего супер-водопроводчика» идти замуж. В смысле – наоборот.

"Приняли они да по злату венцу.

Тут за три дня было пированьице".

   Но ориентацию Добрыни Маринкина история сбила напрочь. На женщин – идиосинкразия. И поехал он в загранкомандировку. «Далеко в Орду, на двенадцать лет».

   Однако инстинкт самца-собственника не выветрился. Как пришло время свадьбы объявленной вдовою Настасьи с Алёшой Поповичем – враз заявился.

   В своём фирменном стиле:

"Идет как он да на княженецкий двор,

Не спрашивал у ворот да приворотников,

У дверей не спрашивал придверников,

Да всех взашей прочь отталкивал".

   Впрочем, Настасья Микулишна вполне понимает болезненное самолюбие мужа и успокаивает его не кулаком, а показной покорностью да уместным словом:

"У нас волос долог да ум ко?роток,

Нас куда ведут, да мы туда идем,

Нас куда везут, да мы туда едем".

   Вывод: для женщин, пытающихся защититься от хама на «Святой Руси» – четвертование. Как особо опасному гос.преступнику. Потомство только от тех, у кого «волос долог да ум ко?роток».

   Понятно, что былина достоверность не гарантирует. Но этика, оценки: Добрыня – молодец, баба, превозмогшая наглого казённого хама – ведьма, такую порубать на куски – правильно, воспроизводится тысячу лет.

   Неотъемлемая часть русского национального характера? Мечта «патриота»?