Текст книги "Герцогиня (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

   Не думаю, что Касьян Михайлович из Спасо-Евфимиевского монастыря в реале встречался с Евпраксией Всеволодной. Монастырь основан в 1352 году. Прототипы персонажей из разных эпох. Но то, что былины с её именем просуществовали тысячелетие, показывает сколь громкой и специфической была её слава на «Святой Руси».

   ***

   У меня здесь – чуть иначе. Былин по этой теме ещё нет. Есть семейная, живая история рюриковичей. Евпраксия умерла в 1109, Боголюбский родился в 1111. Слуги Мономаха, лично знавшие императрицу Священной Римской Империи Германской Нации Адельгейду из Киева, воспитывали его детей и внуков. Князь Андрей с детства слышал рассказы и сплетни о своей бабушке.

   Типа:

  – Любила она как ей косы-то расчёсывают. Гребень у ей редкостный был, кости слоновой, виноградами вырезанный. Самим ихнем папой, или кто тама у них за главного, даренный. Сядет, бывалоча, я ей, стал быть, чешу, а она песенки поёт. По ихнему, по-италианскому. Жалостливые такие. Ссан-та лучин-та. Ссан-та-а лучин-та-а. И слёзоньки у ей капают. Сырая-то лучина – чадит едко.

   Для Боголюбского история Евпраксии не былины – «показания очевидцев». И реакция его – не «сказка ложь, да ней намёк», а в лоб:

  – Дочку, Ростиславу, в адельгейды?! Сбрендил? Не позволю!

  – Тогда – убить. Позволишь?

  – А исполнишь?

  – А я причём? Я их сюда пришлю. А ты Манохе своему велеть будешь. Рубить, душить, топить, морозить... Как твоей душеньке, брат, угодно будет.

   Чего рассопелся? Правда глаза колет?

   Я тычу в него указательным пальцем. Невежливо. Но – доходчиво.

  – Ты. Сам. Убьёшь. Кто велит, тот и казнит.

   Стоп. У него в голове одна картинка – на основе истории Евпраксии. У меня другая. «Найдите десять отличий».

  – Разниц не видишь? Я Ростиславу не в адельгейды толкаю. Не: маркграфиня, вдова, императрица. Я толкую о герцоге. Герцогиней бабушка твоя не была ни разу.

   Полагаю, что мои современники из 21 века не понимают. Граф, маркграф, виконт, герцог, император... а какая разница? Чего-то древнее, в короне, вымерло. Здесь эти различия часть спинного хребта каждого аристократа: на какой угол кланяться.

   Я снова принялся повторять. О разведённом герцоге Саксонском. Которого можно «оседлать». При котором ни одна не бросит другую и не вернётся делать гадости. О свете православной веры, который может воссиять в дальних землях. О некоторых полезных возможностях, которые могут возникнуть из-за выхода саксонцев на Балтику, о предполагаемой пользе при общении с Новгородом.

   Создаю возможностей. Разнообразных. Важных. Не дорого.

  – Одно место, один муж. Одно отеческое благословение. Которое ты дашь.

  – А я не дам!

  – Тогда – убей.

  – Х-р-р-р...

  – Вот и я про то. Другая разница: матушка её. Софья – она такая. Она Саксонию наизнанку вывернет, всю Германию на уши поставит. Чтобы деточке её никакого худа не было. Потому что там, возле дочки, дом её будет, хлеб, злато, честь, власть... Власть. Вот морковка, которой только и можно увести её отсюда. Перебить интерес. Сделать вашу с ней вражду ненужной. Прошедшей. Прошлой.

  – А коли она сама? Там... подженится? За Генриха твого сама замуж пойдёт?

   Мать моя, Русь моя! Да что ж у тебя такой... влюблённый ревматик в основоположниках?

   Кстати, его вариант я продумывал. В букете других вариантов.

  – Генрих Лев – не мой, а саксонский. Любитель молоденьких. Софья ему по годам не подойдёт. Ещё: Софья принимала постриг. Брать в жёны инокиню... не рискнёт. И главное... Андрей, откуда у тебя такая неуверенность в себе? Ты что, думаешь, что твоя Софья, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве найдёт что-то лучше тебя? На пьянке градус повышают. Чем дальше – тем хмельное крепче. И вот она, после семнадцати годков «зелена вина», на кое-какое тамошнее скисшее пиво польстится? Извини, брат, но бывшую твою я, хоть как, но дурой не считаю.

   Забавно: Андрей льстецов на дух не выносит. Но лестью пробиваем. В форме замаскированной похвалы его бывшей супруги. А я продолжаю. Аргументировать и конкретизировать.

  – Если её одну туда слать – тогда да. Тогда надо ей мужа искать. Из персон не маленьких. Чтоб было чем душу занять, развернуться-позабавиться. А вот если Ростислава в герцогинях, то Софья – в герцогских тёщах. Будет зятю плешь проедать. Очень увлекательное занятие, не оторвать. Ах да, ты ж не знаешь, у тебя ж такого счастья не было.

   Матушка Софьи, вдова Степана Кучки померла относительно недавно. Жила в Кучково, у сыновей «в запечке». Боголюбский с ней мало общался – мотался по стране, жил в Суздале. Так только, через жену приветы передавал.

   Во, опять вызверился, снова ноздрями целится. Обидели Андрюшу, указали на обделённость. Верно сказано: у кого тёщи нет – по жизни сирота.

  – А ты сам-то знаешь?

  – А я не женат, брат. Иль запамятовал?

   Тебе что, про мою первую жизнь рассказать? Так у нас с тёщей были всегда добрые, глубоко-взаимно-уважительные отношения. Умная женщина – с одного раза поняла.

  – Та-ак... А если твой Генрих помрёт? Как тот, Генрих... Удавнутый?

   Кстати... это версия.

  – Не Удавнутый – Удонен. Не помрёт.

  – Откуда знаешь? На то воля господня.

  – Эт точно. Но вот «свиток кожаный»...

   Молчит. Думает. Пророчества мои... сбываются. Чертовщина, конечно. Не можно человеку прозревать грядущее. Но Иезикиля... Опять же, тот фокус с падающим стаканом в Янине...

  – Итого: Софья с Ростиславой с Руси уходят. Сами. Своей волей. За морковкой. Герцогство Саксонское – чем не морква сладкая? Тамошнему Генриху как раз нынче новый брак маячит. Он для этого созрел. Сам. Наши бабы прежнее дело ломают – сами влезают. Обе-две. Вместе. Одна – женой, другая – тёщей. Я шлю с ними охрану добрую, товаров дорогих, прислугу верную. Не нищенки. Они там устраиваются, делами-делишками местными занимаются. Ростислава замужем сидит, рушники вышивает, Софья зятю мозги крутит, Саксонию обустраивает. Мои люди женщин берегут да торг ведут. Все при деле, в интересе, с удовольствием.

  – Хрень. Бред. Ерунда. Болтовня. Дурость.

   Какой богатый лексикон! Но у меня больше. Ещё белибердень с тряхомудством и околёсицей не упомянул. В русском языке под сотню синонимов. Часто, видать, соотечественники сталкиваются с этим явлением – много слов придумали.

  – Ты что, думаешь я себе всего этого не говорил? Ещё с десяток добавить могу. А толку? Ты смотри: никого не надо бить, гнать, гнобить, заставлять. Держать и не пущать. Достаточно разрешить. Дозволить, чуть поддержать и направить. Дальше – все всё сами. По собственной воле. И твоя, брат, забота с... женой и детьми – фр-р-р – улетала. Не видать, не слыхать. Как птица перелётная. Да там, за тридевять земель, за морями-окиянами, и угнездилась. Обсаксонилась. Софье оттуда, издалека тебе гадить... не дострельнет. А себе жизнь попортит. Никакого ей резона. Не дура, свою пользу завсегда чует.

   ***

   Не претендую на приоритет: в основе решения идеи Паркинсона. Не того, которого болезнь, а того, у которого: «всякая иерархическая система стремиться к тому, чтобы все её уровни были заняты некомпетентными людьми».

   Паркинсон толкует об иерархии бюрократической, рассматривая современную ему Великобританию начала второй половины 20 века.

   Здесь иерархия феодальная. Уровень, на котором оказывается человек, никак не связан с его компетентностью, задаётся происхождением.

"Родился баобабом? -

И будешь баобабом

Тыщу лет, пока помрёшь".

   Срабатывают посторонние условия. Генрих Молодой Король умер раньше своего отца. И королём неожиданно стал его брат Ричард Львиное Сердце. К его компетентности – никого отношения.

   Чуть иначе у женщин. Дочь наследует уровень своей семьи, своего отца. Выйдя замуж, оказывается на уровне иерархии, занимаемой её мужем. Как правило, уровни отца и мужа примерно равны. Софья редчайший пример скачка: родившись боярышней, она стала княгиней.

   Феодальная ирерархия существенно отличается от бюрократической. Прежде всего – несвободой. Однако некоторые идеи Паркинсона можно использовать.

   Для борьбы с торжеством некомпетентности Паркинсон предлагает несколько способов.

   Один из них – «ударная возгонка». Человека, доказавшего свои некомпетентность на текущем уровне, повышают. В надежде, что на уровне где он ну совсем ничего не понимает, у него вдруг прорежется. Или – проклюнется.

   Другой способ: перемещение по горизонтали. Был начальником транспортного цеха, не справился – назначаем начальником сапожной мастерской.

   Сочетание двух этих идей Паркинсона, приправленное моей неизбывной либерастией, дало то, что я и назвал «морковкой с выходом».

   Ростислава, заштатная княгиня-вдовица, «возгоняется» в герцогини. Софья, «пущеница», расстрижонка – в герцогские тёщи. И обе «перемещаются по горизонтали». Далеко. Добровольно.

   Этот технологический приём я применял неоднократно. Суть его состоит в том, что высокородная особа, представляющая, в силу своего происхождения, опасность для существующего строя, не убивается, кастрируется, ослепляется, заключается в темницу или монастырскую келью, не уничтожается или унижается, а наоборот – возвышается. Но не внутри, а вне «Святой Руси». Географически выводясь из круга святорусских аристократов. Не изгоняется, со злобой и ненавистью, но направляется, с поддержкой и приязнью. «Из России – с любовью». С возможностью занять высокое положение, соответствующее стремлениям, талантам и происхождению. С сильным внутренним интересом к тому объекту, который давался «возгонцу-перемещенцу» в руки. Быстро возникающая привязанность к «морковке», проистекающая от вложения собственного труда, мыслей и чувств в местные дела, препятствовала возвращению такого человека на Русь. Где он был бы вреден и опасен. А дружеская, необходимая и постоянная поддержка его действий, не давала ему возможности стать врагом Руси на новом месте.

   Идея была сформулирована и осознана в этот момент. Но реализовывалась неоднократно и раньше. Самборина и Сигурд, Кастусь и Елица, даже сестрица моя Марьяша – примеры аналогичных решений. Тоже вынужденных, обусловленных неизбежностью столкновения интересов.

   Я ещё ничего не понял, а уже делал. Накопленный опыт нужно было только осознать. И применить.

   ***

   Глава 507

   Андрей сидел молча. Шевелил ноздрями, вскидывал голову. Снова задумывался.

   У него – другая информация. И конкретная, и образная. Для меня Германия – тевтонский орден, две мировых войны, газы, танки, бомбёжки, концлагеря с крематориями и уютные архитектурные памятники эпохи Евросоюза.

   «Барбаросса» – план нападения на мою Родину.

   Для него Барбаросса – человек. Толковый, смелый, жёсткий. К Андрею – с пиететом. Друг? – Да. Хоть и не близкий.

   Парадокс: назвать план уничтожения России именем именно того германского императора, который сам, по своей воле, заочно «влюбился» в отца-основателя Государства Российского. Помогал в делах, посылал строителей-масонов, делал дорогие подарки, отрывая от собственного императорского парадного одеяния уникальные армиллы с картинками-эмалями. Завещал такое отношение своим потомкам, так что и в следующем поколении родственников Боголюбского принимали в империи весьма уважительно, щедро.

   Впрочем, нацики всех мастей – истории не знают. И знать не хотят: оказывается, что прежде люди жили разные, очередной нац.идее не соответствующие.

   Боголюбский с немецким рыцарем под Полоцком бился, чудом живой ушёл: слуги немца отвлекли, конь вынес княжича из сечи и пал. Мне немцев железякой бить... повода не было. Наоборот: когда в интернациональном коллективе у меня возникли... проблемы – единственный, кто попытался помочь, был парень из экс-ГДР.

   Кроме образов есть и конкретика. Я знаю, что в эти годы Генрих Лев отстроил свой Брауншвейг. Практически новый город. До Андрея, хоть ему и неинтересно, доходит многое другое: информация о тамошних стенах и башнях, соборе, количестве жителей, налоговом режиме... Люди пересказывают то, что им, современникам, интересно.

  – Хрень. Как они до места доберутся? Как Евпраксия – верблюдами? С Киева? Вот сейчас там вербл...ский караван и собирать!

  – Водой. Белозерье. Ладога. Нева. Море. Одра, Хафель, Лаба.

  – Х-ха... Так их новгородцы и пропустят.

  – Кого «их»? Мы – не суздальские. Караван на Ладоге к берегу не пристаёт, скатывается прямо в Неву. На волоке, на Белозёрской грани... Пограничной страже без прямого приказа, без войны – сторонний торговый караван громить... Да и не просто это. Народу в караване будет немало, охрану добрую дам.

  – Ишь ты. «Дам». А всё море Варяжское они в один дых проскочат?

  – Не всё. Половину. Да и то, дорогой, в Каупе и в Гданьске, отстоятся, отдохнут.

  – Х-ха... у тебя на всё ответы придуманы. А всё едино – вздор, пустословие, нелепость. Чего-нибудь сломается, утопнет, заболеет... Не сойдётся. Иначе надо. Проще.

   Это он мне говорит?! «Хорошее решение – простое решение» – я в первой жизни прочувствовал. Руками, мозгами, задницей. Когда неделями приходилось программировать и перепрограммировать. Потому что всякие «завитушки» в коде мешали жить.

  – Иначе? – Убить. Моё тебе сложно? – Сделай просто. Уже решил, где их будут в землю зарывать?

  – Х-р-р...!

  – Вот и я про то.

   Может он об деньгах-расходах печалится? У него нынче в кишени пустовато. Так надо успокоить!

  – Ты, брат, не волнуйся. Денег я с тебя не возьму. Караван своим иждивением соберу. Приданое там, уборы-прикрасы... найдётся.

  – Чего?! Чтобы я свою девку замуж голяком выдал? На чужого молодца милостыню?!

   Раздражение вдруг сменяется подозрительностью:

  – Слышь, Ваня, а с чего это ты такой щедрый стал? То про Кострому да Галич за гривну волновался, а то девку чужую за тридевять земель в замуж с приданным... будто рукавом махнуть?

  – А ты, брат, не забыл? Про сестрицу Улиты твоей, на Черниговщину выданную. Твоя Ростислава – мне не чужая.

   «Жили-были дед да баба». Звали их Адам и Ева. И пошли от них люди. Родственники. Все.

  – Она не моя!

  – Да по мне хоть как. Не Рюриковна – так Кучковна.

   Это у тебя, Андрейша, с принадлежностью детей проблемы. Родословного свойства. А мне – пофиг. Либерастия с дерьмократией и общечеловекнутостью. Я же объяснял: «Родственники. Все».

  – И ещё. Полагаю получить с сего дела немалую прибыль. Караван пойдёт с моим товаром, с моими приказчиками. Места – дальние, цены – высокие. Глядь, и выгода получится. А выгорит дело с женитьбой, с герцогиней Саксонской – буду туда караваны гонять. Как нынче в Гданьск да в Кауп. У меня самбийский янтарь и по сю пору в складах лежит. Продаём помаленьку, цену хорошую держим.

   Я последовательно уводил беседу от болезненного, от Софьи. Теперь вообще перешли от людей к вещам, к гипотетическим прогнозам получения торговой прибыли. Тут уже хрипы рвать не с чего, тут надо считать да взвешивать.

  – Так. А от меня чего надо?

   Правильный подход. Как на пьянке в общаге: «А я огурцов для оливье принесу. Ещё чего?».

  – Согласие. Благословение. Отеческое. С открытым именем. Мало ли как оно обернётся, но на Русь им возврата нет. Повтора Евпраксии с Алешунькой Поповичем – не надо. Письма добрые. К Барбороссе и Вальдемару Датскому. Ты ж его помнишь?

  – Володьку-то? Ингеборгина? Видел разок. Мальком бесштанным. Я-то его запомнил из-за отчества – Кнутович. А он-то, поди, меня и не помнит.

   ***

   Благословение с открытым именем – моё изобретение. По аналогии с «Леттр де каше» – письмо с печатью. В абсолютистской Франции приказ, подписанный королем и скрепленный печатью. Бланк королевского приказа о заключении в тюрьму без суда с пробелом в том месте, где должна быть указана фамилия обвиняемого. Леттр де каше выдавали главе семьи, желавшего наказать кого-либо из родственников за безнравственное поведение. Или просто для удовольствия милого друга или подружки монарха.

   Прелесть такого «безымянного постановления об аресте» в формулировке: «держать вплоть до особого королевского решения». Поскольку король о заключённом не знал, то и принять «особое королевское» – не мог. Пожизненно. Без обвинения, пересмотра или амнистии.

   В той многосторонней авантюре, которую я затеваю, часть участников, точнее – все, кроме меня, ещё не выразили своего согласия. Вот встанет тот Лев рогом. «Не хочу жениться!». И что делать? – Продуманы и запасные варианты. Хотя, конечно, Г. Лев в женихах – лучшее.

   Важна позиция Барбароссы. Очень важна. Хотя его до весны следующего года в Германии не будет, свадьбу нужно успеть сыграть до его возвращения.

   «Есть ли жизнь после свадьбы?» – да, есть. И совсем не надо подвергать эту «жизнь после» риску развода «по высочайшему».

   Льва с предыдущей женой развёл Барбаросса. Слова в храме – попы говорили. Но двигателем, плательщиком и главным бенефициант в той истории был император. В рамках конфликта с Папой.

   В РИ именно Барбаросса задумал и провёл брачную сделку с Анжуйцами. Браков должно было быть два. Одна дочь Генриха Короткий Плащ, графа Анжу, герцога Нормандии, короля Англии и протчая, должна была стать женой сына Барбароссы, другая – герцогиней Саксонской. Первый брак не сложился, второй – получился. И пошёл Барбароссе во вред. Создал нового противника, с которым пришлось многие годы разбираться, отвлекая внимание и ресурсы от других, более важных задач.

   Что и как изложить из этого Андрею, что бы он намекнул, что Ростислава в герцогинях – для императора большая удача, избавление от его собственных возможных неприятностей?

   Одно дело, если в письме:

   «Помоги, венценосный брат, присмотри за девочкой, поддержи. И моя благодарность не будет иметь предела. В разумных размерах».

   Другое:

   «Прознал я про грядущие беды твои. Дабы помочь тебе – даже и дитя своё не пожалел».

   Тут тоже предполагается «в разумных размерах». Но в обратном направлении.

   Цепочка такая: Саксония – один из критически важных ресурсов для императора. Управляется Львом. Ростислава – мощный рычаг влияния у «львиного» тела. Дочь Андрея, очевидно, наследует цели, связи и оценки Боголюбского. Который друг Барбароссе.

   Итого: Саксония – за императора. Прочно.

   Поссориться с Боголюбским, как в РИ с Анжуйцами, Барбаросса не сможет – далеко.

   Сходно, но наоборот, отработала в РИ другая девочка в этой позиции – Матильда Генриховна из Анжу.

   Фридрих Барбаросса и Генрих Лев – двоюродные братья. С непростыми взаимоотношениями. Первый – просто «первый на районе». Второй – глава дома Вельфов, самого богатого дома в Германии. Его папенька, тоже Генрих, стал дважды герцогом, правителем двух из пяти, оставшихся к этому моменту, «исторических германских герцогств». После войны Саксонию и Баварию разделили по персонам, но не по династии. Есть Тоскана, есть другие владения, принадлежащие Вельфам. Очень мощный клан. Столетия войн гвельфов и гиббелинов, противников и сторонников императорской власти, начинались отсюда.

   Барбаросса сильнее Льва. Пока империя едина. Но сейчас она расколота. Точнее – надтреснута. Папой Римским Александра III (Орландо Бандинелли), личным врагом Барбароссы.

   Именно сейчас, в ближайшие месяцы, Барбароссу ждут и великие свершения, и великие поражения.

   29 июля этого (1167) года, после восьмидневной осады, императорская армия возьмёт собор Святого Петра в Риме. Бой продолжится в самой базилике, пол и главный алтарь зальют кровью. 30 июля ставленник императора папа Пасхалий III будет возведён на трон и увенчает Фридриха золотым обручем римского патриция.

   Триумф сменится катастрофой: 3 августа в Риме вспыхивает эпидемия чумы. Через неделю умерших столько, что их не успевают хоронить. В числе умерших личный друг, канцлер, архиепископ Кёльна Райнальд фон Дассель (это ему подарены прежде мощи «вифлеемских царей» из Милана, что и послужило поводом для строительства Кёльнского собора). Фридрих с остатками армии поспешно отступит, неся с собой чуму. Города Северной Италии закроют ворота перед императором, альпийские перевалы займут его противники. Только весной 1168 года Фридриху удастся вернуться в Германию.

   1 декабря 15 городов объединятся в Ломбардскую лигу. Цель: защита традиционных свобод северо-итальянских городов. Папу Александра III провозгласят главой лиги, его популярность в Италии достигнет небывалых размеров, в его честь назовут новый город Алессандрия.

   Сейчас Барбаросса очень зависим от северных князей, он на многое может «приподзакрыть глаза». А то и «облагодетельствовать» в надежде на верность.

   Если северо-германские князья перестанут поддерживать императора – он «пойдёт в Каноссу». Что и случилось в РИ. Только не в Каноссе, а в Венеции. Просто одна юная Матильда убедила своего стареющего мужа, что поддерживать императора – не надо.

   У императора хватило сил развалить Саксонию. Но сделать главное: прижать Папу – он уже не смог.

   Если вместо Матильды Генриховны в постели герцога Саксонского будет Ростислава Андреевна? Другая девочка. Из другой страны, с другими стереотипами, целями и ценностями...

   ***

  – Ладно. Понял я. Ещё чего? Тогда думать буду. К чудотворной своей пойду, помолюсь. А ты – к Манохе.

  – Андрейша...

  – Цыц. Посидишь там. Покудава Богородица мне ответ даст.

   Факеншит! Проверяльщик. Тестер психиатрический.

   ***

  – (Врач:) Капитан Кук совершил три путешествия. Во время одного из них он был съеден туземцами. Как вы думаете – во время какого?

  – (Пациент:) Извините доктор, но по истории у меня была двойка.

   Не обращайте внимания. Это я так боюсь. Потряхивает меня. И на кой чёрт я сюда припёрся?

   ***

   Смысл отправки в застенок простой: струсил? Испугался? – Значит, лжа, измена.

   И чего делать? – Страшненько. Фиг знает чего ему Богородица присоветует. Но... «Назад дороги нет!». Не в смысле: «позади Москва!». Тут и Москвы-то нет, но отступать мне уже некуда.

   Я понимающее улыбаюсь Боголюбскому. Расстёгиваю, скидываю с плеч портупею с «огрызками». Старательно сматываю ремни. Укладываю на столик.

  – Ты уж присмотри, брат. За имуществом, А то попятят твои, не побрезгуют. Провожатого-то дашь? В прошлые-то разы ты меня сам водил.

   Нагло, весело скалюсь ему в лицо. Это для Государства Российского ты столп, светоч и благоверный отец-основатель. А по мне – просто пожилой нервный мужик. С взволнованным гипоталамусом.

   Первый больной во князьях, что ли? Вон, Ярослав Мудрый в детстве сильно ушками мучился. Одно ему вылечили. А другое воспалённым так и осталось до конца жизни. Им он и слушал. Всяких мудрецов-советников. Которые ему и «Русскую Правду» проповедовали, и «Устав церковный», и «Слово о благодати». И ничего, не худо получилось. Печенегов резать на том месте, где нынче Киевская София стоит – не помешало.

   Боголюбский кликнул слугу, тот отвёл меня к Манохе в застенок.

   Не буду хвастать, что я, типа, «занырнул в пофигизм с маковкой» – был совершенно спокоен. Но, ежели решил «очертя голову», то и очерчивай. Я своё дело сделал: решение нашёл, резоны изложил. А дальше... Пусть ему Богородица советы даёт. Бешеному Китайцу. И – хоть трава не расти! И на моей могилке – тоже.

   ***

   «Я сделал здесь одно наблюдение, и за всю войну, пожалуй, только в этой битве: бывает такая разновидность страха, который завораживает, как неисследованная земля. Так, в эти мгновения я испытывал не боязнь, а возвышающую и почти демоническую легкость; нападали на меня и неожиданные приступы смеха, который ничем было не унять».

   Ну, типа. Тут не война. Но с Боголюбским постоянно как... нет, даже не в конной атаке, когда съезжаются и уже клинки поднимают. Уже сама рубка. Когда проспал не секунду – дольку её малую, чуть не домахнул, не довернул... чуть-чуть. И – всё. И все планы-мысли на завтра, на потом... «дальше – тишина».

   ***

   Адреналин бурлил, было весело, я радостно улыбался всем встречным достопримечательностям.

   О! А об эту притолоку я уже головой бился. Здравствуй старая знакомая.

"Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.

Быть может видишь их последний раз".

   ***

   Факеншит! До чего меня эта «Святая Русь» довела! Семь лет назад, выезжая из Луги от закапризничавшей вдруг любовницы, я, конечно, придавил. Но и представить себе не мог, чтобы я – жуир, бонвиван и балагур! – буду осознанно подставлять свою голову – свою! единственную! – под топор довольно больного, постоянно взбешённого, между нами – чуток сдвинувшегося средневекового мужика. Буду сам(!) его провоцировать. Хамить, наглеть и подъелдыкивать. Постоянно оценивая степень риска. По каким-то... мало представительным проявлениям. Типа диаметра раздувания ноздрей... Скажи мне кто-нибудь такое семь лет назад – поулыбался бы вежливо и топ-топ подальше. Где можно покрутить пальцем у виска.

   И ради чего?! Ради каких-то прожектов по поводу кое-как причесать давно сдохшее средневековье? Я ему просто высказался, а он... возбудился и срубит мне голову?! Да пошли они все! Семь лет назад я таких психов издалека примечал и совершенно инстинктивно сваливал. Далеко и быстро. А здесь... сам под топор... и польку-бабочку выплясывать.

   Ох же ты, «Русь Святая», как же ты меня... подраздела. Все мягкие покровы-кожицы ободрала. Всякую интеллигентность с воспитанностью и приличностью. Я же был приличным человеком! Семь лет тому. А теперь... псих-суицидник. И сам умру, и других убью. Без особых переживаний. Как мясник-раздельщик на скотобойне со стажем.

   «Бытие определят сознание» – кто сказал? Маркс? – Карл! Ну ты клёвый чувак! Режешь правду. Вместе с маткой.

   Забавно. Круто меня святорусская жизнь наизнанку вывернула. «А оттуда вылезло что-то непонятное. То ли змей зелёный, а то ли»... «Зверь Лютый». В смысле – человек. Хомнутый чем-то. Может, и сапиенсом.

   ***

   Маноха внимательно выслушал шёпот сопровождающего. Внимательно осмотрел меня. Подумал. И позвал пить чай. Из самовара – я же сам ему присылал! Дальше почти по Утёсову:

"У самовара я и сам Маноха,

А на дворе совсем уже темно.

...

Маноха чай мне наливает,

И взор его так много обещает:

У самовара я и сам Маноха,

И пусть мы чай пить будем до утра!".

   Пока подручные выметали подобранную мне камеру, набивали свежим сеном чистый тюфяк, мы, с главным палачом Суздальского княжества, баловались плюшками и толковали о житье-бытье. Маноха жаловался:

  – Всем хороша твоя огненная машинка. Да вот кремешок стёрся. Надоть бы заменить.

  – Так в лавку сходи.

  – Хаживал. Говорят нету. Не завезли-де.

  – Скажи Лазарю, чтобы запросил из Всеволжска.

  – Да говорил. Он кивает, обещается, а толку нет. Забыл, верно. Ты уж озаботься. А то привык я к этому... щелкунчику.

   Факеншит! Самый известный палач домонгольской Руси! А его мелочью такой уважить не могут! Выйду – надеру уши. И фактору, и Лазарю.

   Если выйду.

   Интересно, а мой Ноготок тоже чаи с контингентом гоняет? Самовар-то у него точно есть. Вернусь – поинтересуюсь.

   Если вернусь.

   Адреналин схлынул, «остроумие на лестнице» ещё не начало грызть. Я начал зевать, и Маноха отправил меня спать.

   После Киева и Саввушки я долго не мог спать под землёй. Застенки, погреба, порубы и зарубы вызывали... неприятные воспоминания. Но тут... Устал. Кафтаном накрылся и придавил. Тюфяк ухом. Аки младенец безгрешный. Маноха еле добудился.

   Я был выспавшимся и неумытым, Боголюбский, к которому меня привели, невыспавшимся и вздрюченным.

  – Ты...! Опять по-твоему вышло. Ропака с Новагорода попёрли. Да что ж они все такие...! Размазня кисельная. Испугался-де за людей своих, противу народу-де... Трепло. Дурень, слабак. Ударил бы в копья. Главарей на плаху. Остальные сами бы попрятались. Такой город проср...л! Теперь кровищи бу-удет... Чистоплюй. Бестолочь. Зубами надо было...

   Фыркнул, крутнулся на месте, болезненно переживая свежую новость.

  – Ладно. Об деле твоём. Быть посему. Письма я напишу. Чего ещё надо – отпиши в сигналках. С караваном твоим пара моих людишек пойдёт. До Невы. Посмотреть там. С-сволота новогородская...

   Уставился взглядом в стену. Будто рассматривая что-то за ней. Устало вздохнул:

  – Теперь вот с Киева гонец скачет. Твои сигнальщики передали. А с чем?

   Я старательно выразил мимически свою полную некомпетентность в части содержимого сумки гонца, который где-то за сотню вёрст скачет. Пока зубы не почистил – стараюсь держать рот закрытым.

   Андрей подозрительно посмотрел на мои гримасы. Вдруг ухватил за пуговицу, подтянул, прошипел мне в лицо:

  – Ежели ты... с ней... чего худое...

  – Никак нет, товарищ князь!

   «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».

   Хоть он и «лицо начальствующее», да я не «подчинённый». Но вдолбить ему эту простую мысль... не сейчас.

   Насчёт «с ней...». Ну ты и сказанул! Как можно отправить человека в другую страну, веру, общество – без подготовки. На роль тёщи. Так что – учить, учить и учить. По святорусской педагогике: «Вложишь в задницу – в уме прибавится». Никакого худа! Исключительно с благими намерениями. Честно-честно!

   Ем глазами начальство. Убедительно.

   Отпустил.

   Уф... фу... Живой.

   «А для тебя – сыра земля...». Пока – «не».

   Время – идёт, дела – стоят. Тогда – побежали. «Огрызки» забрал. Про кремни для Манохи не забыть. Лазаря обругал: не знает, что к князю гонец из Киева скачет.

   Теперь – вторая часть Марлезонского балета. «Дамы с выходом». Добровольно и стремительно.

   Караван должен уйти не позднее начала августа. Два месяца пути. Потом дожди, холода. В дороге... Заболеют, перемрут. Ходу, Ванечка, ходу. Где моя «Ласточка»?! Яхту к крыльцу! Нельзя? – Тогда – к пристани!

   ...

   Вот после таких приключений, вернувшись во Всеволжск, я затащил Ростиславу в свою подземную часовню. Где и устроил ей гипно-свидание. Сразу с тремя: «Зверем Лютым», «Змеем Огненным» и «Ангелом Божьим». С однофлаконниками.

   Не планировал – так получилось. Анализ образных стереотипов реципиентки привёл к формированию «единосущей троицы» специфического вида. Виртуальная «групповуха» дала реальный результат: княгиня впервые в жизни пережила оргазм. Теперь-то легче пойдёт – есть прецедент, есть личный опыт, есть на что ссылаться. «Память тела». Можно, например, рассказать о вкусе пломбира – поймёт.

   Тут, вероятно, мне следует извиниться. Перед теми, кто радостно предвкушает подробный отчёт о том, как я Ростиславу имел, вертел и заелдыривал. Путём применения разного рода методов сексуального насилия в «особо жестокой циничной извращённой форме».

   Увы... Мять-ломать-выворачивать... А зачем? Это имело бы смысл для подчинения. А она – уже. Не только полностью приняла власть Воеводы Всеволжского, но и влюбилась в него. В смысле – в меня. В нас. Однофлаконников.