Текст книги "Науфрагум. Дилогия(СИ)"

Автор книги: Тимофей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

  – Отвратительный ты все же тип, Золтик, – мрачно заявила Алиса. Кажется, она и в самом деле расстроилась. Я почувствовал себя виноватым.

  – Ну ладно, так и быть. Сейчас отлучусь ненадолго, а потом, если уж ты так просишь... но никаких мазурок, умею только вальс.

  Алиса, посветлев лицом, кивнула, а я, взглянув на часы, быстро ретировался.

  Осторожно выбравшись из толпы, я покинул парадный зал. Нужно сходить за дневником на свою палубу, потом найти тот грузовой трюм, где принцесса назначила встречу. Опаздывать было бы неприлично. Едва ли она придет сама, скорее всего, пошлет горничную... но вдруг? Если честно, я не отказался бы еще раз полюбоваться ей в неформальной обстановке, а не так, как сейчас, когда она выглядела невероятно далекой и отстраненной.

  – Что тебе нужно? Неужели не с кем танцевать? – холодно поинтересовалась принцесса.

  – Есть. Но разве я не могу пожелать пройти тур со своей единственной сестрой? – с издевательской усмешкой ответил Яков.

  – Тебе же известно, что обычно я не хожу на приемы, где появляешься ты. И прекрасно известно – почему.

  – Откуда такая враждебность? Я не сделал сегодня ничего, чтобы огорчить тебя. Мне кажется, или ты просто не в настроении?

  – Именно. Были другие причины, но к ним добавился еще и ты.

  – Больно слышать такие слова, Грегорика. А я ведь избавил тебя от того хлюста. Ты ведь и с ним не хотела танцевать, правда?

  – Правда. И могла бы даже поблагодарить, если бы не помнила, что за любую любезность или, не дай бог, одолжение с твоей стороны приходится платить очень дорого.

  – Полно, милая моя сестра. Зачем возрождать детские обиды? Так уж сложилась судьба, что нас воспитывали по-разному. Тебе неплохо жилось под дедушкиной опекой, а потом при материнской юбке. Мне же пришлось пройти через заведение для благородных юных джентльменов. Бог мой, ты и представить себе не можешь царящие там нравы, – ненатурально закатив глаза, пожаловался Яков.

  – Посочувствовала бы, если б не помнила, как умело ты изводил меня – задолго до школы. Это наводит на мысль, что дело вовсе не в колледже, – едко ответила Грегорика. – Если не ошибаюсь, я уже не раз говорила, что не имею никакого желания общаться с тобой.

  – Постой, разве воспитанная молодая леди может говорить так безаппеляционно? В последнее время мне кажется, что дядя Магнус сделал ошибку, оставив преподавателей, которых подобрал для тебя еще дедушка Максимилиан. Какие бы идеи они не вложили в твою умненькую головку, ты должна бы понимать, что в нашей богоспасаемой республике можно говорить публично, а что нет. Или дело все же в характере?

  Грегорика резко парировала:

  – На твоем месте я бы не начинала о характерах! Пусть меня считают твердолобой монархисткой, зато я не собираюсь лицемерить и подлизываться, как ты! Вспомнить хотя бы то твое интервью "Трибьюн": "Ах, я уверен, что нет формы правления совершеннее парламентской демократии"! Позволь спросить, ты где-то видел у нас демократию?

  – Не пытайся меня уязвить – это были лишь тактические маневры. С волками жить, по-волчьи выть, как говорится. Чтобы вернуть былое величие, мало твоих прямодушных и наивных речей, нужно быть реалистом.

   – Мне известно, какой ты реалист, – фыркнула Грегорика. – Если думаешь, что монарху дозволено все – лгать, политиканствовать и лицемерить, как нашим нынешним сенаторам – то сильно ошибаешься.

  – На то он и властитель, чтобы решать за всех. А уж как он зовется – император, президент или диктатор, неважно.

  – Справедливый властитель должен в первую очередь служить народу и защищать его, а не тешить свое раздутое эго.

  – Но если ты такая поборница монархии, то и сама могла бы получше выбирать кавалеров. Где ты нашла плебея, с которым так самозабвенно вальсировала пять минут назад? Или честь императорской фамилии для тебя ничего не значит?

  – Плебея?! – вспыхнула принцесса. – Кто бы говорил! Да лучше я буду якшаться с плебеями, чем с твоими лизоблюдами! Не говоря уже о том, что он даст тебе сто очков вперед!

  – В умении оттаптывать дамам туфельки? Возможно. Но это не тот человек, с которым следовало бы общаться принцессе императорских кровей. Ты красива, умна и вызываешь восхищение. Неужели тебе все равно, с кем свяжут имя Тюдоров злые языки?

  – Меня это не волнует. И не твое дело, с кем я общаюсь. Лучше посчитай все юбки, за которыми волочился.

  – Позволь напомнить, я старше, и обязан присматривать за тобой, милая сестра.

  – Я уже большая девочка, и вполне могу сама выбирать круг знакомств. Не пытайся лезть в мою жизнь.

  – Извини, но я не собираюсь спокойно смотреть, как ты падаешь на самое дно. Иначе скоро окажешься в компании пьяных фабричных пролетариев-механиков и землекопов, – процедил Яков.

  – Ха, – сверкнув глазами, воскликнула принцесса, – знал бы ты, как точно попал в цель! И клянусь, гораздо приятнее было танцевать с землекопом, чем с тобой!

  – Так, может быть, решить это дело немедленно? – зло прищурился принц. – Ради чести фамилии и сестры я не побоюсь прослыть дуэлянтом.

  Он на мгновение замер, обозначив угрожающее движение в сторону, где ничего не подозревающий Золтан Немирович разговаривал с несколькими девушками. Но принцесса немедленно, в ритме танго, схватила брата за воротник, повернув обратно.

  – Попробуй, если не боишься, что пощечина испортит твою аристократическую бледность!

  Принцесса и принц уже давно были настолько поглощены друг другом, что не обращали внимания на то, насколько экспрессивным стало их танго. Партнеры двигались так безоглядно и резко – даже яростно – что в публике повисло неловкое молчание. Когда Грегорика и Яков внезапно остановились, все затаили дыхание, напряженно ожидая развязки.

  Последние такты мелодии прозвучали настолько неожиданно, что они оба вздрогнули, будто просыпаясь от сна. Принцесса выпустила воротник мундира принца, а он с заметной задержкой поклонился, с кривой, ненатуральной улыбкой на губах, и, даже не пытаясь проводить даму, обернулся на каблуках и зашагал прочь. Принцесса, упрямо выпрямившись, сделала то же самое.

  Оказавшись среди гостей, он осмотрелась и что-то тихо сказала, ожидавшей ее горничной. Та молча поклонилась и исчезла в толпе.

  Внимательный взгляд мог бы отметить, что нечто подобное произошло и в другом конце зала, где принц, быстро переговорив, кивком головы отпустил неприметного слугу.

  Десять минут спустя я сидел на деревянном ящике в гулком грузовом твиндеке, подбрасывая на ладони тот самый дневник. Горы разнокалиберной тары, ничем не прикрытые металлические переборки, поддерживаемые бимсами и испещренные строчками заклепок, высокий, почти невидимый в полутьме подволок, тусклый свет пыльных плафонов. Почти невозможно было представить, что всего лишь палубой выше царит блеск и роскошь. Впрочем, я не мог сказать, что мне так уж хотелось вернуться на бал – в тишине и одиноком спокойствии есть свои преимущества. Вздохнув, я перевел глаза на дневник.

  Он был вовсе не похож на обычный блокнот или переплетенный ежедневник. Дед на первой же странице упомянул, что ему надоело разбирать слипшиеся после бродов и переправ на учениях странички, и он специально заказал в ювелирной мастерской герметичный алюминиевый футляр. Плоская, толщиной примерно в дюйм, длиной в ладонь и шириной в полторы ладони коробочка выглядела довольно удобной. Пара эксцентриков плотно прижимала верхнюю крышку. А если открыть ее, становился виден металлический зажим, удерживающий вместе блок мелко исписанных неразборчивым почерком листков, а по бокам его два длинных алюминиевых же цилиндрика с крышечками сверху – чернильницы. Крышку украшала монограмма GN, вырезанная модным пятьдесят лет назад готическо-модерновым шрифтом. Функциональная и стильная вещь – во вкусе дедушке Гойко не откажешь. Интересно, каким он был – мой дед, который так не увидел своего новорожденного сына, не сумел еще раз обнять молодую красавицу-жену?

  Мог ли он представить себе меня? Что бы сказал, если бы смог в какую-то невероятную пространственно-временную лупу увидеть своего незнакомого внука, который спустя полвека с удивлением всматривается в прошлое, тянется мыслью к нему навстречу, пытаясь понять, о чем он думал, что чувствовал тогда? Что почувствовал бы, если бы мы вдруг встретились глазами через бездну невозвратного времени?

  Как несправедливо поступила бабушка Виолетта, скрывая от меня, кем на самом деле был Гойко Немирович! Я мог бы гордиться им – героем, сопровождавшим императора Траяна в той страшной, потребовавшей огромного мужества и жертв экспедиции. Мог гордиться родным дедом, спасавшим жизнь императора, говорившим с блестящим принцем Максимилианом, отдавшим свою молодую жизнь ради благородной цели – вернее всего, геройски...

  Впрочем, может быть, бабушка была права? В действительности, ничего не зная о деде, я не заработал комплекс неполноценности – ведь мне в жизни не сравняться с ним. Какие могут быть подвиги в наши мирные, сытные и сонные времена? Не то, чтобы я хотел идти вперед сквозь электрические разряды, через пахнущие смертью сумерки убитого континента, и умереть в расцвете лет... о боже!.. Гойко погиб, но бабушка Виолетта, даже убитая горем, с любовью сохранила и ввела в мир его сына... а я... я все испортил.

  Что бы ни говорил отец, есть ли на свете какие-то проклятия, которых я не заслужил?.. Насколько честнее, благороднее и храбрее был мой дед, так и оставшийся молодым навечно! Нет, куда там, наверняка я не нашел бы в себе сил взглянуть ему в глаза. Попросту сгорел бы от стыда – да и он не стал бы гордиться таким внуком.

  Да, пожалуй, я отдам дневник принцессе с облегчением. Стоит ли вообще надрывать себе сердце ужасами, которыми, без всякого сомнения, переполнены следующие, непрочтенные еще страницы? Я прожил почти двадцать лет, ничего не зная о дедушке, и мог вообще ничего не узнать. Почти уверен, если бы не неожиданное путешествие, бабушка Виолетта так бы и не поделилась со мной этой старой, покрытой пылью и паутиной, никому не нужной, в общем-то, тайной.

  Ох, напрасно я задумался об этом.

  Звук шагов, гулко отдавшийся под металлическим подволоком трюма, заставил меня встрепенуться, отвлекая от тягостных раздумий.

  Увы, это оказался совсем не тот человек, которого я ждал. На фигуре, возникшей в приоткрытом проеме створки сдвижных ворот трюма, было не белое с золотом и даже не униформа горничной, а длинный черный плащ и шляпа с низкими полями. Вылитый Зорро из синематографа. Кто бы это мог быть? На всякий случай я убрал дневник во внутренний карман кителя.

  Блеснувшие в прорези шелковой полумаски глаза быстро обежали трюм и остановились на мне. Незнакомец шагнул внутрь, не забыв закатить створку ворот на место, и направился ко мне, неторопливо ступая.

  Может быть, камердинер ее высочества? Он был высок и статен, с прекрасной осанкой. В том, как горделиво он вышагивал, мне даже показалось что-то знакомое.

  – Вы от принцессы? – спросил я, поднимаясь навстречу. Но человек лишь насмешливо фыркнул.

  – О боже, вот это самонадеянность. Принять меня за купидона любви с весточкой от Грегорики – как это мило! Надо будет продать этот сюжет какому-нибудь драматургу, писателю слезных драм.

  – Не понял... при чем тут драмы? – с досадой переспросил я, уже догадавшись, что обознался. – Если у вас тоже назначено здесь свидание – тьфу, то есть встреча – извиняюсь, но место занято.

  – О, прямо в точку, – усмехнулся незнакомец, – Именно свидание. Именно здесь и сейчас.

  – Жаль вас разочаровывать, но...

  – Нет-нет, кто здесь говорит о разочаровании! – перебил собеседник, картинно взмахнув рукой так, что пола плаща взметнулась, обнаружив ослепительно белый мундир с золотыми галунами. Постойте, где-то я видел подобный мундир, совсем недавно... – Напротив, я поистине счастлив. Неделя взаперти в тесной каютке, и ровным счетом никаких развлечений; от этого любой полезет на стенку. Поэтому я крайне благодарен за возможность размяться.

  Не обращая внимания на озадаченное выражение, с которым я на него воззрился, незнакомец прошелся туда-сюда, деловито совершая вращательные движения плечом. Так делают, когда собираются сыграть в теннис.

  – А еще мне нравится пунктуальность. Терпеть не могу дожидаться, – продолжил он все тем же бодрым тоном.

  – Слушайте, я же сказал, мне нужно встретиться здесь кое с кем. Будет довольно неловко, если мы будем друг другу мешать.

  – Ты мне нисколько не мешаешь, господин Немирович.

  – Э-э... откуда вы знаете, как меня зовут? – удивился я.

  – Ничего удивительного. Ведь у меня назначена встреча именно с тобой, – усмехнулся он, сверкнув красивыми белыми зубами. И эта усмешка почему-то заставила меня внутренне напрячься.

  – Подождите, вы же сказали, что вас прислала не принцесса?

  – Ни в коем случае. С чего бы я позволил помыкать собой этой высокомерной шлюшке?

  Теперь уже было очевидно, что незнакомец издевается. Высокомерная шлюшка? Это просто оскорбление или что-то более серьезное? Я нахмурился. Он говорил уверенно, словно об общеизвестном факте. Конечно, мне трудно судить, лишь сегодня познакомившись с Грегорикой Тюдор. Понятия не имею, чем она занимается в свободное от поиска старых дневников время. Но здесь что-то не складывалось. Конечно, в первую минуту и я мог бы назвать ее высокомерной – чувствуется, что она гордится своим происхождением. Хотя нет, не совсем так – гордится своими предками, их великими делами во времена Науфрагума. Что говорить, не много найдется в истории монархов, шагающих среди электроразрядов, волоча за собой вериги. Это, скорее, прерогатива святых и мучеников. Более того, пообщавшись с принцессой буквально несколько минут, я уже мог сказать, что настоящего высокомерия в ней не было. Ее высочество даже не сочла зазорным извиниться, когда поняла, что была неправа. Непохоже, чтобы она считала окружающих людьми низшего сорта.

  Что же до второго... опять же, в ней не чувствовалось ни грамма порочности или распущенности – какие приходилось замечать в повадках иных студенток нашего Йеля из хороших, казалось бы, семей. Да, в тех, о которых ходили обоснованные слухи. Принцесса обратилась ко мне, пытаясь разузнать, что мне известно про те стародавние дела, и явно нацелилась на дневничок – но даже не попыталась соблазнительно мне улыбнуться. Уверен, я бы не устоял, приди ей в голову такой план – но нет, она вела себя естественно, безо всякого подтекста, не пытаясь использовать свою красоту. Конечно, я ничего не знал о ее личной жизни, и только что слышал, как она популярна в артистически-богемных кругах – а нравы там свободные, как известно – но все равно, мое первое впечатление от принцессы ни капли не соответствовало сказанному. Поэтому я пожал плечами и хмуро заметил:

  – Знаете, господин в маске, воспитанный человек не станет так говорить. Сдается мне, вы для того ее и надели, чтобы безнаказанно молоть языком. Обычно такие личности ни черта не знают, а лишь разносят сплетни.

  – О, студент вступается за честь дамы и даже огрызается! – хохотнул незнакомец. – Но напрасно. По секрету скажу... – он понизил голос и приложил руку ко рту, – ...если б тебе, как мне, довелось хотя бы из-за стенки послушать страстные стоны малышки Грегорики, ты бы тоже не удержался от рукоблудия. Право, жаль, что хозяин такой собственник!

  Выходит, я ошибся. Дурной из меня психоаналитик. Впрочем, почему бы принцессе и не иметь возлюбленного? Тем более что обычно под "шлюшкой" все же понимается нечто похуже, чем девушка, у которой есть молодой человек.

  – Сочувствую. Но для чего вы мне это рассказываете? И кстати... – я с некоторым трудом вернулся к мысли, с которой незнакомец меня сбил, и уже вполне недружелюбным тоном спросил: – ...откуда вы все-таки узнали мое имя? Вам что-то от меня нужно?

  – У меня свидание с тобой, Немирович. Защищайся.

  Незнакомец одним движением расстегнул застежку у горла, и черный плащ соскользнул с его плеч, а шляпа последовала за ним. По глазам ударила ослепительная белизна. Белоснежный мундир, золото галунов и аксельбантов, светлые кудри...Черт возьми... это... это же!..

  Принц Яков широком взмахом руки бросил мне какой-то продолговатый предмет, который скрывал до того под плащом. Машинально поймав его, я уставился на короткую, но тяжелую шпагу с рукоятью без чашки, в темных полированных ножнах.

  – Ты этого не заслуживаешь, конечно, но я буду щедр. В конце концов, даже если ты и не выглядишь дворянином, умереть благородной смертью, со шпагой в руке – это стильно. И меня не будет терзать совесть за избиение младенцев. Давай же, вынимай! – подбодрил меня принц, сверкая глазами из прорезей полумаски. Он явно наслаждался ситуацией. Подождите... не хочет ли его высочество меня убить?.. Но за что?!

  – Стоп, стоп, стоп!.. – я попятился, подняв руку. – Давайте разберемся, в чем моя вина? Не припомню, чтобы оскорбил вас хоть чем-то!

  – Ну-ну, не стоит разыгрывать дурачка, – усмехнулся принц. – Сегодня вечером ты как-то умудрился заставить Грегорику думать только о тебе. Не знаю даже, когда ее в последний раз настолько заинтересовал какой-то мужчина.

  – Слушайте, но вы же не будете вызывать на дуэль профессора Флобера, которого она внимательнейшим образом слушала на сегодняшней, вчерашней и позавчерашней лекции! Гораздо дольше, чем меня!

  – Можешь удивляться, но за последний год ты первый, кого ее высочество пригласила потанцевать сама. И надо же было оказаться этим счастливцем, удостоившимся царственного внимания, какому-то безродному плебею!

  Принц рассчитано-медленным, несколько театральным движением вытащил из ножен свою шпагу – точно такую же. Отбросив загремевшие по палубе ножны, он принял фехтовальную стойку, оставив за спиной створки ворот, единственный возможный путь спасения. Нет, трюм имел и второй выход, но понятно, что вариант с бегством через внешний грузовой пандус с высоты в тысячу метров прельщать не мог.

  Несмотря на всю абсурдность обвинений принца, у меня не возникло ощущения, что он шутит. Решив, что сейчас не время акцентировать внимание на оскорблениях, я начал:

  – Постойте. Я не планировал ухаживать за принцессой, и все это вышло столь же неожиданно для меня, как и для вас, похоже. Особой вины я не за собой чувствую, но, если вы так расстроены, готов извиниться.

  – Нет-нет, словесных извинений недостаточно, – жестоко усмехнулся принц, направляя острие шпаги, которое выглядело отвратительно острым, мне в лицо.

  – Значит, вы хотите меня проучить, как полагается, до первой крови?

  – Ничуть. Предполагается схватка насмерть.

  – Насмерть? Вы с ума сошли! Думаете, это сойдет с рук? Как победитель будет объясняться с командой?!

  – А какие объяснения тут могут потребоваться? Взгляни за спину – на эти широкие врата. Врата в дикую, пустынную страну, ммм... если бы меня попросили дать ей название, я нарек бы ее "Страной нераскрытых преступлений". Дирижабль, как и морской лайнер, в этом плане вне конкуренции. Кто-то вдруг выпал за борт по неосторожности – обычное дело.

  – Обычное?! Вы говорите, словно профессиональный убийца!

  Незнакомец поднял брови.

  – Ты мне льстишь. Если тут на борту и есть убийца, то это не я. Будь ты способен представить, сколько глупцов согласно его плану построятся в очередь к Харону непосредственно за тобой, то понял бы, что парочка моих прошлых клиентов совершенно не смотрятся рядом с ними, – он на мгновение задумался, но потом тряхнул головой и шагнул вперед. – Хватит болтовни. Пусть зазвучит сталь.

  Что он несет? Какой план? Кто убийца, если не принц? Нет, постойте, самое главное – неужели... это всерьез?

  В горле у меня пересохло, в ушах застучала кровь. Пальцы, лежащие на обвитой проволокой рукояти шпаги, явственно дрожали. Постойте. Я... я был не готов. Последний раз брал в руки шпагу года четыре назад – на уроках фехтования в гимназии. Учитель продемонстрировал основы, мы немного попрактиковались, но мне и в голову не приходило, что когда-нибудь придется шпагой защищать свою жизнь. В голове не осталось почти ничего. Но этот хладнокровный безумец действительно убьет меня, это было видно по глазам. Он уверен в себе, и неудивительно – иначе не выбрал бы дуэль на шпагах. Бежать некуда, и значит... значит, остается только драться.

  Я тоже вытянул шпагу из ножен – она показалась удивительно тяжелой. Острие, направленное в сторону принца, ходило ходуном, но я стиснул зубы и со свистом втянул воздух, изо всех сил пытаясь успокоиться.

  – Вот так-то лучше, – одобрительно кивнул принц. – Если бы ты упал на колени, Немирович, и принялся просить прощения, было бы абсолютно неинтересно. Правда, не думай, что можешь на что-то рассчитывать – шпага не будет работать за тебя. Ну-ка!

  Он сделал ленивый выпад – явно не рассчитывая поразить меня. Но мне все равно показалось, что клинок метнулся со скоростью змеиного языка. Единственное, что я сумел сделать – отскочить назад, неловко отмахнувшись своим клинком.

  Проклятье! Ведь даже после того, как на экраны вышел фильм по роману Александра Дюма, и все мальчишки свихнулись на деревянных шпагах, я спорил и даже дрался, доказывая, что слово "мушкетер", на самом деле, подразумевает бойца, вооруженного мушкетом, и вовсе не обязательно сводить все к фехтованию. Тогда мне удалось пробить допустимость дистанционного оружия, и стреляющие крыжовником духовые трубки сеяли опустошение в рядах противника. Вот идиот. Лучше бы лишний раз потренировался орудовать шпагой!

  Парировать мне не удалось, и принц довольно усмехнулся. Судя по всему, он-то как раз прекрасно владел клинком, и теперь просто забавлялся, издеваясь над неуклюжим и напуганным противником.

  Пристально глядя мне в глаза, он наступал, делая короткие выпады. Во второй раз я, продолжая пятиться, сумел отбить укол. Сталь взвизгнула по стали – и в этом звуке не оказалось абсолютно ничего мушкетерско-романтичного – лишь режущий уши немузыкальный лязг. Гораздо хуже, чем звонкий удар молотка по наковальне.

  – Браво! – подбодрил меня принц. – Еще годик занятий, и начало бы получаться. Боюсь только, времени у тебя не будет. Так, теперь урок номер два...

  Оставив уколы, он перешел к размашистым рубящим ударам – клинки парных шпаг были несколько короче обычных, но все равно резали воздух с резким отчетливым свистом. Испуганно шарахнувшись вправо, я зацепился ногой за ящик и чуть не упал. В тот же самый миг скулу чуть ниже левого глаза обожгло болью.

  – Твою мать!..

  Выругавшись от неожиданности, я рванул верхний ящик в стопке, свалив его между нами, и сумел разорвать дистанцию. Пальцы левой руки, которой я ощупал лицо, стали красными – видимо, он задел меня самым кончиком шпаги. Еще немного – и снес бы голову. Проклятье! Я даже не знаю названия приемов, которыми этот безумец собирается отправить меня на тот свет!

  Единственная возможностью спастись – попробовать прорваться к двери в коридор. Бегаю я быстро, и он не догонит меня до момента, как я окажусь среди других людей.

  Но принц прекрасно понимал это – с жестокой усмешкой на губах он легко перепрыгнул через упавший ящик и погнал меня дальше по узкому проходу. Оглядываться было некогда, но я буквально чувствовал спиной, что широкие створки внешнего люка становились все ближе. В отчаянии озираясь по сторонам, я вдруг на мгновение замер, вытаращив глаза.

  Принц нахмурился, не понимая в чем дело, потом тоже бросил взгляд в узкий промежуток между стопками ящиков, и досадливо присвистнул.

  – Кто бы мог подумать! А я так надеялся, что обойдется без лишних свидетелей.

  Там, совершенно незаметная среди груд багажа, удобно устроившись на фанерной коробке с почтовыми печатями, сидела темноволосая девушка в очках и форме колледжа Китон. На голове ее виднелись небольшие наушники с чашечками из черного эбонита и резины, а провод от них тянулся к странному, подмигивающему электронными лампами аппарату, спрятанному в более крупном ящике. Крышка ящика стояла чуть в стороне. В тот момент, когда мы выскочили из-за угла, девушка подкручивала какой-то верньер, но теперь ее рука замерла. Она вздрогнула и уставилась на нас снизу вверх, испуганно приоткрыв рот. Погодите... погодите... мои глаза вытаращились бы еще сильнее, если бы это было возможно. Я узнал ее – это была та самая отличница, которой Алиса помогла вылить на себя злополучный кофейник. Что же она тут делает?

  Забыв на время про меня, принц неодобрительно рассмотрел очкастую студентку, и досадливо поморщился.

  – Весьма прискорбно. Весьма.

  Я почувствовал, как по позвоночнику прошлись ледяные когти. Неужели он собирается...

  Повернувшись ко мне, принц укоризненно покачал головой.

  – Конечно, люк широк и никто ничего не узнает, но для такой милашки могло бы найтись гораздо лучшее применение. Это твоя вина, Немирович, запомни.

  Он подбросил шпагу и ловко поймал, но совершенно нетипичным обратным хватом. Теперь острие, на котором темнели капли моей крови, хищно нацелилось вниз, подобно копью – точно между грудей студентки, которая смотрела на нас непонимающим взглядом.

  В это было совершенно невозможно поверить, но принц собирался вот так – просто и без колебаний – убить совершенно невинную и постороннюю девушку. Лишь за то, что она оказалась невольной свидетельницей дуэли. Впрочем, он уже не притворялся хладнокровным. Мысль о предстоящем убийстве заставила на бледных щеках ниже шелковой маски разгореться алые пятна лихорадочного румянца, а губы непроизвольно раздвинулись, показав острые белоснежные зубы.

  Совершенно не думая, что делаю, я прыгнул вперед и изо всех сил взмахнул шпагой снизу вверх. Резкий металлический удар, выбивший настоящие искры – и принц качнулся назад. Ему пришлось отступить на шаг, чтобы не упасть. Улучив мгновение, я схватил девушку за руку и одним рывком сорвал с места. Наушники свалились с головы, и она с испуганным взвизгом налетела на меня так, что тяжелая, хотя и немного растрепанная каштановая коса шлепнула меня по щеке.

  – Назад! Он хочет вас убить, бегите!.. – выдохнул я. Но в увеличенных круглыми очками карих глазах плескалось лишь недоумение и страх. Девушка стояла, держась за мою руку, и не двигалась с места. Повернувшись к принцу правым боком, я резко оттолкнул ее левой рукой дальше по проходу.

  Увы, у нас за спиной оказалась лишь площадка перед внешним люком, относительно свободная от ящиков. До спасительной двери в коридор отсюда было ярдов десять – как до Луны.

  Принц, лицо которого исказилось злобной гримасой, стремительно атаковал меня. Студентка с испуганным восклицанием попятилась, и прижалась спиной к переборке. Судя по всему, противнику надоело играть, и я лишь чудом уклонился от мощного рубящего удара справа. Такое же чудо помогло отбить быстрый укол снизу, который последовал за ним, но что произошло дальше, я просто не успел понять.

  Что-то лязгнуло, и мою кисть вдруг провернуло и скрутило. Ухватистая рукоять шпаги мгновенно вывернулась из руки, и оружие улетело прочь, загремев по палубе в проходе позади принца. В следующее мгновение мощный удар в левую часть груди заставил меня отлететь назад.

  Голова закружилась, кровь отлила от щек, на лбу высыпал крупный холодный пот. Я хватал воздух широко раскрытым ртом, но боль в груди не давала вдохнуть.

  Это же... точно в сердце. Я... убит?..

  Не осмеливаясь взглянуть на место, где меня пронзил безжалостный клинок, я приложил ладонь к груди. Странно, на этот раз крови не было. Она вся... там? Внутреннее кровоизлияние? Но почему я не падаю, а продолжаю стоять на ногах?

  Обезоруживший меня принц с удивлением взглянул на острие своей шпаги, потом недобро прищурился и заметил с укоризненной издевкой:

   – Жульничаем? Настоящие фехтовальщики так не поступают.

  – Не напрашивался в фехтовальщики... – прохрипел я, ощупывая длинный порез на мундирном сукне... и плоскую твердую пластину под ним. Это же дневник! Дневник, который я сунул во внутренний карман мундира и забыл о нем – именно он спас мне жизнь. Если бы не алюминиевая крышка, закаленное острие легко прошло бы через ткань, кожу и мышцы, скользнуло бы между ребер, найдя испуганно колотящее сердце.

   – Твое право, – пожал плечами Яков. Кажется, он несколько остыл и не собирался торопиться. Во взгляде, устремленном через мое плечо на очкастую студентку, мне почудилась тень сожаления. Может быть, он все же проявит милосердие?

  – Слушайте... отпустите хотя бы девушку, – с трудом разжав стиснутые зубы, выдавил я. – Она же совершенно ни при чем.

  – А что делать? Но соглашусь, насаживать девочек на иголки – дурной тон. Хотя... неплохая бы получилась коллекция бабочек... – принц задумался на мгновение, и взмахнул рукой. – Так и быть, отпускаю.

  – Правда? – с надеждой спросил я. Студентка, стиснувшая руки на груди, радостно встрепенулась.

  – Даю слово, – неприятно усмехнулся принц. Постойте, я уже видел эту усмешку... – Сдвиньте люк, мадемуазель. За ним – ваша свобода. Я милостив, не правда ли? И щедр настолько, что отпущу вместе с вами и Немировича. Наверняка он теперь гораздо лучше понимает значение слов: "Благими намерениями вымощена дорога в ад".

  – Мерзавец, – бросил я, услышав, как за спиной поперхнулась темноволосая студентка. Судя по круглым очкам и устремленному внутрь себя, словно не от мира сего, взгляду, последние минуты жизни мне придется коротать в обнимку с отличницей. Странно, почему она не падает в обморок? Или просто до сих пор не верит в то, что с нами происходит? Что это не игра, а всерьез?

  Принц не дал много времени на раздумья.

  – Выбирайте скорее. Со своей стороны я, безусловно, рекомендую свободный полет. По сравнению с наточенным железом, потоками крови, как на скотобойне, прыжок будет выглядеть неизмеримо изящнее, благороднее и романтичнее. Особенно, если вы возьметесь за руки, чтобы поддержать друг друга. Боже мой, соглашайтесь скорее! Другого такого шанса уже не будет.

  Может быть, он и прав. Я безоружен, бежать некуда, сопротивляться бессмысленно...

  Кажется, так думал не я один – за спиной раздался лязг металлической задвижки. Оглянувшись, я увидел как отличница, словно завороженная, откатывает сдвижную створку внешнего люка. Взвыл холодный вихрь, ворвавшийся ветер взъерошил волосы и взметнул подол помятой и измазанной чем-то вроде графитовой смазки юбки, продемонстрировав не слишком длинные, но симпатичные ноги. Черт, о чем я только думаю в такой момент...

  – Н-наверное... это и есть искупление?.. – пробормотав непонятные слова, девушка замерла на несколько секунд, отрешенно глядя в струящуюся за бортом темную пропасть, потом подняла на меня полные слез глаза. – В-вы позволите, в-взять вас за руку, господин э-э-э?..