Текст книги "Науфрагум. Дилогия(СИ)"

Автор книги: Тимофей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

  – Ну... прости и за это.

  – Ладно, куда же деваться, – она вздохнула, примирительно махнула рукой, и заговорила почти спокойно. – И кстати, помнишь, что у нас сегодня вечером?

  – Что именно?

  – Концерт и бал, забыл, что ли? Говорили, кстати, представление обещает быть интересным. И в необычной эстетике – чуть ли не вампирской.

  В самом деле, за всей этой беготней и нервотрепкой совсем вылетело из головы, что на сегодняшний вечер назначен очередной великосветский раут, куда допущены все, включая и нас – среднеродовитую массовку. Представится шанс благоговейно полюбоваться на позирующих и задирающих носы высших аристократов. Терпеть не могу подобные мероприятия, но сегодня придется пойти и вести себя прилично, чтобы заслужить прощение Алисы. Ей, наоборот, всегда нравилось потолкаться в обществе, посудачить о других и показать себя. Ладно, в этот вечер я буду смирным и послушным – не такая уж большая жертва, если подумать... если только она не вздумает заставить меня вальсировать. Тогда я буду безжалостен – немедленно отдавлю ей ноги.

  – Ни в коем случае, помню. Где и когда тебя ждать? Сейчас же наряжаться и краситься будешь часа два?

  – Я пойду с девочками, встретимся в зале.

  – Понял, – я уже повернулся, чтобы выйти, когда Алиса вскочила и схватила меня за рукав.

  – Стоп! – быстро обойдя меня кругом и критически осмотрев, она начала загибать пальцы: – Побриться – да с одеколоном! А еще причесаться, надеть свежую сорочку... и брюки почистить – уже вымазался где-то. И руки помой.

  – Руки чистые, у тебя на глазах в спирте возился.

  – Еще раз помой. И туфли вычисти. Все понял?

  – Так точно!

  – Тогда иди, – они пихнула меня в спину и добавила, – и чтобы вел себя прилично на балу. Не смотри на людей букой, а то к тебе иногда подойти страшно. Кажется, что укусишь.

  Я хмыкнул и вышел в коридор. Сегодня придется потерпеть. Шагая по пушистым ковровым дорожкам, я вдруг почувствовал, что забыл о чем-то. Ах, да, Алиса так и не узнала, что случилось после того, как она убежала из ресторанного зала... ну и ладно. Какая теперь разница? Вряд ли принцесса еще раз обратится ко мне, когда я дал понять, что больше не собираюсь распространяться о ее драгоценных предках и марать их память сомнительными предположениями. Даже если она и поняла, что я не обманывал, копаться дальше и вытаскивать правду на свет божий будет не в ее интересах. Скорее всего, она решит держаться от меня подальше. Едва ли мне еще раз доведется перемолвиться с ее высочеством хоть словом.

  Даже немного жаль. Мне понравилось, как она сразу говорила то, что думала. Пусть разговор наш и не был приятным, я нескоро забуду ее прямой взгляд, решительный, но мелодичный голос – интересно, если принцесса выглядела настолько впечатляющей в гневе, то насколько великолепна она может быть в радости? Я бы много отдал за то, чтобы увидеть на ее губах счастливую улыбку – наверняка она будет столь же искренней. Впрочем, что толку мечтать о несбыточном? Пожалуй, еще будет возможность издалека полюбоваться на нее, пока не завершился небесный вояж. Постойте, а ведь на сегодняшнем балу принцесса тоже непременно появится!..

  Удивившись тому, насколько эта мысль подняла настроение, я быстрым шагом, не глядя по сторонам, миновал Хрустальный атриум, заполненный фланирующей толпой, и зашагал в сторону своей каюты.

  Принц Яков проводил взглядом удаляющуюся фигуру в серой форме Йеля и незаметно скрипнул зубами. Крылья ноздрей породистого носа задрожали, когда он сделал долгий-долгий вдох. Еще раз. Медленно выдохнуть и глубоко вдохнуть. Досчитать до десяти.

  Дыхательная техника помогла немного усмирить поднимающуюся в груди ярость, не дав ей выплеснуться наружу или исказить черты лица, но злость жгла изнутри, словно глоток серной кислоты.

  – Как больно видеть ваше высочество таким расстроенным!

  Кукольно-нежный голосок, прозвучавший слева, заставил его вернуться к действительности. Бросив взгляд по сторонам, принц поморщился. Личико повисшей на его левом локте графини Джулии Монтенегро выражало живейшее сочувствие. Хлопая огромными голубыми глазами, она продолжала:

  – Неужели ее высочество Грегорика совершенно не задумывается о том, что огорчает вас? Ах, я просто не в силах понять ее! Разве можно не замечать, как исстрадалось ваше золотое сердце?!

  Искреннее недоумение на лице молодой графини показывало, что у нее и в самом деле не укладывается в голове, как существо женского пола – любое, абсолютно любое! – способно сопротивляться чарам принца Якова дольше тридцати секунд.

  – Всем известно, что вы очень заботитесь о младшей сестре, оберегая ее от нападок. Почему же ее высочество не внемлет вашим словам? Как можно забывать об осторожности, общаясь с первым попавшимся незнакомцем?

  – Ах, миледи, вы так добры! Но сестрица никогда не отличалась осмотрительностью. Словно живет на другом свете, где вокруг не рыщут беспринципные акулы пера, только и жаждущие опорочить честь фамилии. Ей всегда приходилось объяснять, что общаться с посторонними, по меньшей мере, неразумно, – процедил принц сквозь зубы. – Пожалуй, пришла пора сделать новое внушение. По-семейному.

  – Вы так снисходительны к причудам ее высочества, – глубокое контральто, прозвучавшее справа, заставило принца Якова едва заметно поморщиться. – Но я слышала, что она не слишком прислушивается к вашим словам, весьма своенравна и самоуверенна. Может быть, не стоило так баловать сестру? Если она не уважает мнение старшего брата, то кто вообще может быть авторитетом для такой гордячки? – черноволосая красавица, тряхнув крупными кольцами роскошных, иссиня-черных кудрей, холодно, даже чуть презрительно прищурилась. Нетрудно было догадаться, что нынешняя фаворитка принца отнюдь не питает теплых чувств к младшей наследнице титула.

  – Не стоит так говорить, София. Дело не в том, что Грегорика плохо воспитана... хотя, безусловно, наши воспитатели были совершенно разными людьми. Она слишком прямодушна, чтобы выжить в мутном болоте политической жизни столицы.

  – Неужели? – искривила губы черноволосая красавица.

  – Грегорика действительно часто забывает, что принцессе не подобает высказываться столь громко и резко – что бы она ни думала. К несчастью, журналисты уже это заметили и теперь не упускают случая спровоцировать сестрицу, отпуская издевательские комментарии по поводу наших предков. Как только кому-то в Сенате требуется показать, что наследники Тюдоров так и не угомонились, и до сих пор не считают парламентаризм достойным того, чтобы определять судьбу Либерии – этот трюк проделывается вновь и вновь.

  – Но это просто глупо. Ради чего делать из себя мишень для бульварных писак? К тому же, бросая тень и на вас, монсир? – саркастически поинтересовалась София.

  – Ну-ну, я не назвал бы это глупостью. Скорее – простодушием.

  – И чего же она хочет добиться своим простодушием? Доказать, что монархия действительно исчерпала себя? Или в самом деле желает примерить корону на себя... а, может быть, на вас? – ядовито поинтересовалась София.

  – Признаюсь, мы действительно несколько раз спорили на эту тему, – вздохнул принц, – Последний раз из-за того нашумевшего случая, когда сыночек спикера нижней палаты после пьяной ссоры застрелил трех человек и потом был признан невиновным. Грегорика метала громы и молнии, доказывая, что при достойном монархе такая пощечина правосудию была бы невозможна. Я согласился, что дедушка Максимилиан или его отец никогда не допустили бы подобного, но не более того. Не стоит видеть в нас заговорщиков-роялистов, милые дамы. Да, коррумпированный сенат не вызывает у меня ничего, кроме презрения, но закон есть закон. Я уважаю конституцию, дарованную моим прадедом, и буду верен ей. Хотя, конечно, сердце каждого истинного Тюдора обливается кровью при виде несправедливостей, чинимых над бывшими подданными, – тяжело вздохнул принц.

  – Милая София, мне показалось, что вы все же слишком предубеждены против принцессы, – вдруг вмешалась графиня Монтенегро. Наивно хлопнув глазами, она продолжила, – Если бы она не была сестрой принца, я бы поручилась, что вы видите в ней соперницу!

  – Полноте, Джулия! – урезонил ее принц, хотя внимательный взгляд мог бы отметить, как он вздрогнул. – Конечно же, Грегорика не чужая мне, но мы не слишком близки из-за разницы в воспитании. А для того, чтобы составить конкуренцию великолепной Софии Ро´тарь, ей многого не хватает.

  Черноволосая красавица промолчала, но в глазах ее словно сверкнула молния отдаленной, но быстро надвигающейся грозы.

  Глава вторая

  Венский вальс

  Парадный зал, занимавший почти половину нижней палубы пассажирской гондолы "Олимпика", сиял великолепием, простираясь в перспективу ярдов на пятьдесят, а поперек – на пятнадцать. Искрящиеся хрусталем люстры бросали яркие блики на бархатные портьеры и драпировки, отражались в высоких зеркалах и полированных панелях модного алюминия. Световой эффект еще больше подчеркивал роскошные наряды собравшейся публики – разноцветные бальные туалеты на девушках-студентках и парадные мундиры юношей-студентов, в отличие от повседневных, украшенные золотом и серебром аксельбантов и позументов.

  Впрочем, мой взгляд больше всего притягивали красочные панно, расположенные на потолке зала. Если не ошибаюсь, работа Александера Дейнекена. Нет, я не удивился, увидев его чуть грубоватые, нарочито-примитивные по стилю сюжеты на борту дирижабля. Тут им самое место. В конце концов, едва ли среди современных художников найдется больший романтик авиации. Подняв голову, я залюбовался великолепным овальным потолочным медальоном – там трое загорелых мальчишек неотрывно смотрели с берега вслед улетающему над морем белому гидроплану. Картина должна была бы вызывать совсем иные чувства, но я лишь печально вздохнул. Пусть даже и в небесах, в чреве величественного летающего корабля этот искренний мотив – тяга к странствиям, романтика полета – звучал резким диссонансом. Почему? Нетрудно было догадаться, стоило лишь опустить взгляд. Никому из сотен приглашенных на бал аристократов и в голову не пришло устремить глаза вверх. Да и зачем? Они вполне довольны обществом друг друга.

  Досадливо поморщившись в ответ на неуместные, в общем-то, мысли, я осмотрелся. Через широкие створки парадных дверей вливался, обтекая меня, поток разряженных студентов. Оживленные лица, вежливые, хотя и недостаточно искренние приветствия, сверкание бриллиантов на пальцах, шеях, ушах... Наверное, для большинства присутствующих это была привычная атмосфера – но не для меня.

  Должен признаться, что практически всегда пренебрегал приглашениями на подобные светские мероприятия, предпочитая им университетскую библиотеку или захламленную, но чрезвычайно уютную мастерскую. Как Алиса ни старалась, ей ни разу не удалось вытащить меня на званый вечер или бал. Правда, неугомонная девица утешилась, догадавшись, что я не испытываю такого предубеждения против кинематографа или театра, и переключив внимание на них. Конечно, если бы я соглашался на каждое приглашение, то у меня не осталось бы времени больше ни на что. Поэтому я держал ее в строгости – но все же пару-тройку раз в месяц мы с ней выбирались куда-нибудь. Впрочем, теперь я готов был поблагодарить рыжую прилипалу. В конце концов, театр или кинематограф – это тоже выход в свет, и постепенно я привык к публике, пусть и гораздо менее притязательной, чем здесь. Зато теперь можно было слегка гордиться тем, что даже этот, без преувеличения ослепительный зал не заставит меня вжимать голову в плечи. Ну, разве что самую малость.

  Нарочно выпрямив спину и независимо подняв подбородок, я осмотрелся, всем видом демонстрируя, что великосветское общество мне не впервой. Демонстрация демонстрацией, но неисчислимое множество незнакомых лиц заставляло нервничать. Нет, конечно, я не предполагал, что высокородные аристократы начнут перешептываться, указывая на никому не знакомого очевидного чужака... но все же страстно захотелось поскорее найти Алису. Приняв независимый, устало-скучающий вид под защитой ее и подружек, я скоротаю часок-другой, молча выслушивая их щебет, а потом незаметно улизну.

  Увы, этому плану не суждено было сбыться.

  Сделав всего пару шагов вперед и безуспешно осматриваясь в поисках Алисы, я вздрогнул, услыхав за спиной полузнакомый голос:

  – Вы свободны, господин Немирович?

  Обернувшись, я оказался лицом к лицу с той самой принцессой.

  Грегорика Тюдор смотрела мне в глаза прямо и решительно, но безо всякой враждебности. Я замешкался, не зная, что ответить, и невольно сглотнул. Общие рассуждения о великолепии и роскошествах, присущих настоящему высшему свету, не смогли подготовить мои глаза к этому зрелищу. Принцесса была ослепительна.

  Мне и раньше было известно, что фантазия кутюрье, создающих туалеты для дам высшего света, не имеет границ, но я не слишком интересовался этим вопросом. В принципе, чего тут особенно сложного? Накрутить побольше роскошных шелков и кружев, пышных воланов, шлейф подлиннее – и готово, главное, чтобы носительница умела не наступать себе на подол. Если она хочет выделиться, обставив конкуренток, то прицепить на прическу парусный фрегат полуметровой высоты и двигаться величественно и осторожно. Но я и представить себе не мог, что талантливый модельер может настолько точно и изящно подчеркнуть характер леди, которую снаряжает на бал.

  Конечно, на принцессе было именно белоснежное с золотом платье, как ей и приличествовало по статусу. Даже после столь внезапного – пожалуй, даже принудительного – знакомства у меня почему-то сложилось впечатление, что принцесса не станет экспериментировать ни с цветом – сложно было бы ожидать, что она выберет вызывающе алый или похоронно-черный шелк, хотя в зале наблюдались и такие туалеты, видимо, на особах, склонных к эпатажу – ни с длиной. Краем глаза я уже машинально отметил парочку авангардно-коротких композиций, не просто дающих возможность полюбоваться коленками своих хозяек, но заканчивающихся значительно выше.

  Бальное платье принцессы выглядело более целомудренно, но было снабжено соблазнительным разрезом спереди, дополненным маскирующими элементами в виде боковых шлейфов из полупрозрачного газа. Правда, у меня создалось впечатление, что его задачей было не столько продемонстрировать безусловно красивые ноги, сколько обеспечить свободу движений – принцесса шагнула навстречу с такой энергией, которая для большинства из присутствующих леди в длинных платьях с волочащимися по полу шлейфами была попросту немыслима. Подчеркнуто-тонкая, гибкая талия прекрасно сочеталась с наброшенной на одно плечо художественной интерпретацией гусарского ментика, придающего принцессе несколько воинственный вид. Образ, дополненный небольшим аксельбантом с канувшим в лету вместе с династией молниевидным знаком императорской гвардии, не был агрессивным или вызывающим, скорее, предостерегал, намекая, что эта девушка способна постоять за себя.

  В этот момент я почувствовал, что молчание слишком затянулось. Так, вспомнить бы, о чем она спрашивала?..

  – С-свободен?.. – с заминкой отозвался я. – В каком смысле?

  Теперь настал черед принцессы удивляться. Озадаченно приподняв бровь, пару секунд она смотрела так, словно вопрос выбил ее из колеи.

  – В прямом. Как нетрудно догадаться.

  – Но вы же сами видите, ваше... э-э-э, высочество, что на мне нет ни наручников, ни кандалов, – криво усмехнувшись, заметил я. Прозвучало глупо, но нужно же было хоть как-то скрыть замешательство.

  Принцесса помолчала еще секунду, критически разглядывая меня. Потом со вздохом поинтересовалась:

  – Не понимаю, господин Немирович. Вы хотите меня обидеть или занимаетесь шутовством из общих соображений?

  – Скорее второе, – признался я. – Зачем бы мне желать обидеть ваше высочество?

  – Счастлива слышать. А я, со своей стороны, просто хотела пригласить вас на танец – только это и означал мой вопрос.

  – Теперь понимаю! – я чуть не хлопнул себя по лбу. Вот же идиот!

  – Рада, что вы догадались. И?.. – нетерпеливо продолжила принцесса.

  – Я бы с радостью, ваше высочество, но как танцор не выдерживаю никакой критики, – помявшись, ответил я. И добавил с надеждой: – Разрешите отказаться?

  – Не разрешаю, – отрезала она. – Перестаньте паясничать и идемте.

  – Как прикажете, – мне осталось лишь поклониться.

  Принцесса повернулась к середине зала, где уже кружились пары, и бросила в мою сторону короткий требовательный взгляд. Локоть словно сам собой выдвинулся в исходную позицию, и ее тонкая рука в перчатке легла мне на предплечье, недвусмысленно подталкивая вперед. Хочешь, не хочешь, пришлось направиться к танцевальной зоне.

  Навстречу шагнул юноша, по цветам парадного мундира которого можно было без труда узнать Пембридж. Льстиво улыбаясь, он поклонился, взмахнув завитыми локонами.

  – Ваше высочество, вы сегодня еще ослепительнее, чем всегда! Боюсь, упасть к вашим ногам мне не позволят прочие конкуренты, но, хотя бы, в виде крайней милости – разрешите пригласить вас на...

  Не скрою, на то, как от удивления вытаращились глаза аристократа, когда он рассмотрел, кого принцесса тащит за собой, было интересно взглянуть. Впрочем, нас почти с самого начала сопровождали перекрестный обстрел взглядов и приглушенное шушуканье. Моя спутница миновала претендента, не удостоив взглядом, лишь небрежно бросив:

  – Простите, герцог, я уже обещала этот тур.

  Посреди зала как раз завершались последние па предыдущего танца, и я возблагодарил бога за то, что это оказалась удалая мазурка. Следующая мелодия, согласно правилам, будет поспокойнее. Очень удачно, поскольку подпрыгивать и щелкать каблуками в воздухе я смог бы, но вот попадать при этом в такт – едва ли.

  Принцесса, не обращая внимания на разряженную толпу, раздающую перед ней, словно под форштевнем ледокола, вывела меня на открытое пространство, где уже выстроились другие пары, остановилась и повернулась лицом ко мне. Оркестр заиграл первые такты Венского вальса, и я облегченно вздохнул – если я что-то и помню с обязательных уроков танцев в гимназии, так это такие простые движения. Как там, кажется: раз-два-три, два-два три, раз-два-три?..

  – Боюсь, ваше высочество, вам придется вести, – криво улыбаясь, прошептал я, предлагая ей левую руку. – Совершенно забыл, как это делается.

  – Извольте, – кивнула она, уверенно вложила пальцы в перчатке в мою ладонь и требовательно шепнула. – Быстрее.

  Деваться было некуда, и мне пришлось положить правую руку под левое плечо принцессы. Пальцы, коснувшись тонкого шелка, заметно задрожали.

  Вальс начался, и мы размеренно двинулись по квадрату, в нужные моменты приподнимаясь на носки и поворачиваясь. Как бы я ни вытягивал руки, пытаясь отстраниться, избежать пристального взгляда оказавшихся необычайно близко зеленых глаз принцессы было невозможно. Она заговорила почти сразу же, с тем же серьезным выражением.

  – Но я пригласила вас не затем, чтобы блистать танцевальным мастерством. Нам нужно поговорить.

  – Полностью в вашем распоряжении. Как я понимаю, сбежать все равно не удастся. "Олимпик" велик, но отступать некуда.

  – Оставьте шутки, господин Немирович. Речь о важных делах.

  – Весь внимание... ой, простите!

  Моя правая туфля – почищенная по приказу Алисы – наступила на носок лакированной туфельки принцессы, и, если бы она не отдернула ногу с похвальной реакцией, случился бы конфуз.

  – Ой!.. Право, я не хотел...

  – Забудьте.

  – Но ведь из-за моей неуклюжести страдает и ваш публичный образ. Не хотелось бы... а, виноват!..

  На этот раз я сам споткнулся, и устоять на ногах помог лишь незаметный, но сильный рывок за рукав со стороны партнерши, и то, что я с силой оперся на нее правой рукой, придвинув к себе существенно ближе, чем положено. Испугавшись, я отдернул ладонь, едва не выпустив принцессу из рук.

  – Держитесь крепче и не сбивайтесь с ритма, – бросила она, и потянула мою ладонь, ведя за собой. Тонкий шелк белоснежной перчатки скользнул, с прискорбной отчетливостью цепляясь за ороговевшие мозоли. Заметив, как принцесса удивленно взглянула туда, я залился краской.

  – Занимаетесь спортом? У тренера, который давал мне уроки тенниса, тоже были жесткие руки. Но до вас ему далеко.

  – Нет, ваше высочество, спортивные снаряды ни при чем. Прошу простить, это всего лишь лопата и весло.

  – Лопата?..

  – Увы. Летом мне опять не удалось отвертеться от раскопа в археологической экспедиции. Отец всякий раз обещает пристроить к топосъемке, но на землекопов хронический дефицит. Да и грести пришлось немало – путь не близкий. А если вспомнить волок с баркасами из Невольничьего озера в Саскачеван... простите, надеюсь, перчатка не порвалась. Но вы что-то хотели сказать?

  Принцесса смерила меня непонятным взглядом.

  – Да. Вернемся к тому, о чем говорили на балконе. Вы упомянули дневник вашего деда, лейтенанта Гойко Немировича. Я правильно поняла, что он попал к вам вместе с медальоном? Вы говорили, что сумели прочитать первые страницы.

  – Совсем немного, увы. Очень хотелось знать, что тогда произошло, но времени было маловато. Кроме того, это оказалось вовсе не так просто – дедушка явно старался писать убористо, что в сочетании с его почерком способно затмить любую криптографию.

  – С какого же момента идет хроника событий?

  – С начала путешествия... которое потом справедливо называли "Походом слез". Но то, что вас интересует, упомянуто лишь мельком.

  – Вот как? – холодно усмехнулась принцесса. – Что же, по вашему мнению, меня может интересовать?

  – Уверен, не ошибусь, предположив – то же самое, что и при прошлом разговоре. Взаимоотношения наших предков.

  По губам ее высочества скользнула странная, горькая гримаса. Не понял. Что бы это могло означать?

  – Дедушка Гойко начал с момента, когда по тревоге поднял своих егерей и примчался в ангар на базе Ванденберг – только тогда он понял, что командиром разведывательного отряда оказался принц Максимилиан. Они виделись всего несколько дней назад в гостях у Виолетты Спенсер и расстались, не слишком довольные друг другом. Точнее, принц ушел, а лейтенант остался...

  ...Ветер стремительно гнал низкие рваные тучи, и пятна света от мощных прожекторов тревожно метались по ним, скрещиваясь и проваливаясь в широкие разрывы. Луны не было и человеческому глазу с трудом удалось бы различить края облаков, если бы этой ночью подсветка с земли не могла поспорить с чудесами, творившимися на октябрьском небосводе.

  Призрачное зарево, совершенно затмившее звезды, переливалось за облаками, подсвечивая их фосфоресцирующими зеленовато-гнилушечными оттенками, заставляя устремленные вверх испуганные лица выглядеть лицами мертвецов. Трепещущие занавесы северного сияния, никогда не виданные на этой широте, беззвучно извивались, и в них чувствовался какой-то странный, гипнотический ритм. Громадные сигарообразные тела трех крейсерских дирижаблей класса "Инвинсибл", пришвартованных к причальным мачтам, слегка подрагивали на ветру.

  Заунывный вой сирен, расположенных по периметру летного поля, заставлял пальцы на ногах напряженно поджиматься, а невидимую шерсть на спине вставать дыбом.

  – Господин капитан, лейтенант Немирович прибыл для погрузки – доложился я.

  – А, егеря, – фуражка командира дирижабля, стоящего у ведущего в гондолу трапа, блеснула тусклым золотом. – Сколько у вас людей?

  – Двадцать штыков, господин капитан. С собой два боекомплекта и бивачное снаряжение...

  – Хорошо, грузитесь. Потом доложите... а, майор Тюдор-Второй, вон он там, с другими офицерами. Быстрее, старт через пятнадцать минут!

  Придерживая тесак, я побежал навстречу торопливо шагающим высоким фигурам. Двое авиаторов в кожаных шлемах с шелковыми шарфами, армейский капитан-артиллерист, офицер с черными петлицами химика и военврач. Впереди – высокий и стройный майор в полевой форме, что-то торопливо листающий в раскрытом планшете. Я мгновенно узнал его, но мой голос не дрогнул, пока я бросал руку к козырьку:

  – Господин майор, лейтенант Немирович в ваше распоряжение прибыл.

  Принц Максимилиан захлопнул планшет и смерил меня взглядом, в котором отчетливо читалась неприязнь. Нахмурившись, он процедил:

  – Хотя мне лишь сейчас довелось узнать о ваших успехах на последних учениях, я не был удивлен. Да, я имею в виду дерзкий рейд вашей разведывательно-диверсионной группы и захват штаба синей стороны. Судя по всему, внезапные нападения и захваты – ваш врожденный талант.

  – Это так, господин майор. Должен ли я понимать, что это намек на мои отношения с Виолеттой Спенсер, которые вас не устраивают? Вы хотите обвинить меня в нечестности?

  Он опустил глаза и тяжело вздохнул. Помолчал. Потом все же проговорил:

  – Нет, лейтенант. Я знаю, что она выбрала вас. И мои чувства здесь не имеют значения. Прошу простить, что дал волю неприязни. Мне не следовало смешивать личные и служебные дела.

  – Такое нечасто услышишь от принца, – понизив голос, заметил я. – Но... благодарю вас, ваше высочество.

  Максимилиан лишь устало махнул рукой:

  – Теперь это все не имеет значения. Продолжайте погрузку, лейтенант Немирович, времени осталось мало ...

  – Макс! – донесся зычный оклик. В люке возникла еще одна внушительная фигура. Широкие плечи, на которых в отблесках прожекторных лучей вспыхивали аксельбанты мундира гвардейского Его Величества Виндзорского полка, были сгорблены, словно под невидимой тяжестью. Все присутствующие вытянулись и бросили ладони к козырькам фуражек.

  – Сир?

  Император помолчал, вглядываясь в переливающееся невиданными красками небо из-под нахмуренных бровей, потом обратил мрачный взгляд на сына.

  – Долго еще?

  – Никак нет, сир. Через десять минут все люди будут на борту. Единственное, мы не успели получить боевую химическую машину...

  – Отправляемся. У нас мало времени. Да. Кажется, его уже почти не осталось, хорошо, что ветер западный ... – оборвав фразу, император Траян Второй повернулся и исчез в люке.

  – Вы хороший рассказчик, господин Немирович, – проговорила Грегорика. Перед глазами все еще, словно живые, двигались громадные сигары воздушных крейсеров, уходящие в ночные облака, подсвеченные сполохами северного сияния.

  – Ваше высочество, не говорите так, а то я приму за чистую монету... а, виноват!..

  Боже мой, пятый раз! В последний миг она успела выдернуть туфельку из-под ботинка партнера, и тут же, подгоняемая мелодией, силой подняла его руку и закружилась.

  – П-простите великодушно, но я предупреждал, что не смог бы зарабатывать на жизнь танцами...

  Его рука снова осторожно легла на плечо. Грегорике вдруг пришло в голову, что ей давно не встречались партнеры со столь деликатной хваткой – можно подумать, она хрустальная! Хотя, с другой стороны, руки Золтана Немировича, пусть и неуклюжие, почему-то не оставляли такого впечатления, как после тура с герцогом Стаффордширским, когда страшно хотелось поскорее вымыться. Непривычно жесткие, словно дерево, ладони, покрытые ороговевшими мозолями, которые буквально царапались... удивительно, насколько они живее, естественнее и... ну да, их было намного приятнее касаться, чем тонких и белых, чуть влажных и неуловимо липких пальцев обычных кавалеров.

  Грегорика поймала себя на мысли, что впервые за долгое время не жалеет, что в вальсе приходится держаться так близко к партнеру, позволяя прикасаться к себе и вести. В чем же дело? Может быть, в том, что случайно встретился человек, который не вписывается в привычный набор светских лиц? Он совершенно другой, чем мужчины знакомого круга, и говорит так просто... но, если вспомнить их прошлый разговор, отнести его к простакам никак не получалось. Она решительно сказала:

  – Неважно. Боюсь, мне придется повториться – нам нужно поговорить... нет, я хочу попросить вас об одолжении.

  – Каком же, ваше высочество? Готов на все, чтобы загладить свою вину перед вашими туфельками.

  – Не могли бы вы одолжить мне дневник вашего деда? На время. Мне очень важно разобраться, что же тогда происходило... вы даже не представляете, насколько важно.

  Он в удивлении поднял брови.

  – Если вы просите... конечно. Не уверен, что у кого-то получится разобрать его каракули...впрочем, может быть, вы сможете сделать это лучше меня? Могу я попросить записать расшифровку?

  – На... наверное. Благодарю вас, господин Немирович. Я обязательно верну дневник... через некоторое время.

  – Думается, дня два-три будет достаточно. Пользуйтесь, если хотите.

  – Буду крайне признательна. Не могли бы вы сходить за дневником?

  – Хорошо, – покладисто кивнул он. – Когда вам его отдать?

  Окинув взглядом разодетую публику, Грегорика понизила голос.

  – Позже. Лучше в каком-нибудь более уединенном месте. Не хотелось бы, чтобы на нас глазели. Вы знаете, где находится грузовой трюм?

  – Грузовой?.. – его брови опять взлетели вверх. – Вот уж не думал, что кому-то еще из пассажиров интересны такие укромные уголки.

  – Мне подсказала горничная.

  Да, наверняка Брунгильда уже была там – едва ли она упаковывала парашюты в обычные портпледы, которые посыльные разнесли по каютам. Вернее всего, забирала их из багажного отсека, как раз в том самом трюме. Что же, все складывалось удачно.

  – Скажем, если встретиться через полчаса? Правда, бал еще не закончится...

  – Я и не планировал задерживаться надолго. Так даже удобнее, меньше лишних глаз.

  Ей показалось или на его лице действительно мелькнуло облегчение? Непонятно, почему? Вряд ли он так уж счастлив отдать недочитанный дневник, повествующий о судьбе его пропавшего и всеми забытого деда... или...все совсем не так? Когда Грегорика слушала его разговор с той девушкой в аудитории, Немирович говорил раскованно и свободно, даже колко. На балконе он был насторожен, но в ответ на обвинения – надо признать, не во всем справедливые – отвечал весьма язвительно, даже желчно. Не совсем так, как должен был бы говорить с девушкой, если честно. Заговорив же с ним сейчас, на балу, Грегорика сначала удивилась тому, как скованно и зажато он себя вел. Тем более странным выглядело то, как после неловкого начала беседы он вдруг с такой готовностью рассказал о начале "Похода слез". Может быть, он просто не привык к балам и званым раутам и рад поскорее выбраться? Но тогда его глупая шутка в начале разговора и то, что потом показалось ей очередным ехидным намеком – лишь попытка скрыть нервозность!.. Хм, получается, господин Немирович вовсе не такой уж самоуверенный нахал, каким показался с первого взгляда. Возможно, он оробел, оказавшись на чужой территории? Наверняка, дело именно в этом!