Текст книги "Науфрагум. Дилогия(СИ)"
Автор книги: Тимофей Костин
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Темная рубка, где окопались мятежники, в один миг превратилась в яркий рождественский фонарик, бросающий красочные алые отсветы на проносящиеся мимо клочья облаков. Запущенная сверху сигнальная ракета влетела внутрь нее и заметалась, отражаясь от стекол и рикошетируя, завывая и рассыпая фейерверочные искры. Сквозь шипение донеслись испуганные вопли, и я не смог сдержать злорадную усмешку. Это был еще не конец. Принцесса наверху не собиралась останавливаться, и за первой осветительной ракетой последовали две сигнальные, призванные привлекать внимание своими роскошными дымовыми хвостами в дневное время. Новое шипение, новые хлопки, и праздничный фейерверк в рубке угас, задушенный плотными клубами дыма.
Не прошло и десяти секунд, как люк в крыше рубки распахнулся, и оттуда, едва различимый в дыму, выскочил отчаянно кашляющий матрос. В руке его был "томпсон", но ослепленные ракетой и слезящиеся от дыма глаза не дали ему различить нас во внешней темноте. Оказавшаяся у матроса за спиной телохранительница даже не стала стрелять – я увидел, как мелькнула рукоять перехваченного за ствол пистолета. Донесся глухой удар, и мятежник разом осел. Но снизу его подталкивал следующий, отчаянно пытающийся выбраться. Схватив первого матроса за шиворот, я дернул, вытащив его из люка, точно морковку из грядки, и откинул в сторону. Наверное, это была ошибка, поскольку прямо перед носом возник ствол автомата – второй мятежник, пусть даже ничего и не видя, поднял оружие на вытянутых руках, намереваясь выстрелами очистить себе дорогу. В последнее мгновение я успел схватиться за ребристый ствол и отвести его в сторону, так что очередь прошла стороной, выбив из металлических ферм визжащие рикошеты. Дульное пламя опалило лицо, заставив зажмуриться, а когда я открыл глаза, все было уже кончено. Матрос смотрел на меня снизу выпученными, остановившимися глазами. Пару секунд мы ошалело таращились друг на друга, потом глаза его закатились, мятежник обмяк и с грохотом свалился обратно в рубку. Резким движением стряхнув кровь с клинка, телохранительница прыгнула вниз.
Переведя дыхание, я последовал за ней, жмурясь от едкого дыма. Правда, неожиданный встречный порыв свежего воздуха стремительно выдул дым через люк. Прищурясь, я рассмотрел пару пилотских кресел со штурвалами и многочисленными циферблатами на приборных досках, решетчатый прозрачный пол, заставивший вспомнить балкон Хрустального атриума, и несколько пультов в задней части рубки. Застекленная обрешетка пола плавно переходила в наклоненные вовнутрь прозрачные плексигласовые панели, дававшие пилотам отличный обзор по всем двенадцати румбам. Но сейчас одна из этих панелей была опущена, впуская внутрь рубки поток холодного ветра. На краю, держась руками за раму, стоял старший помощник. Оглянувшись на нас, он злобно ощерился.
– Проклятые тюдоровские псы!.. Чертова кровь... стоит им щелкнуть пальцами, и со всех сторон бегут жаждущие услужить холопы!
Поскольку телохранительница, почему-то остановившаяся со шпагой наготове в паре шагов от фон Кёмница, явно не собиралась вступать в дискуссию, ответить пришлось мне.
– Звучало бы убедительнее, если б вы не пытались вместе с ненавистными Тюдорами угробить еще тысячу человек.
– Если бы ты знал, сопляк, сколько людей Тюдоры намереваются угробить в ближайшем будущем, то первым бы побежал мне на помощь...
– Вы действовали по приказу Сената? – холодным голосом перебила телохранительница. Помощник лишь криво усмехнулся.
– Даже если бы я и сказал, практического значения это для вас уже не имеет. Мы выходим из облаков, так что, с вашего позволения, я откланяюсь.
Опережая движение телохранительницы, он шагнул вперед и канул в пустоту. Я даже не попытался проследить его полет, завороженно глядя на открывшуюся за лобовыми стеклами рубки величественную и страшную картину.
"Олимпик" вывалился из облака, и внизу проступила темная земля мертвого континента, слабо подсвеченная убывающей луной. Щетина лесов, серебряные монетки озер, какие-то башни и неразличимые развалины в отдалении. А впереди, прямо по курсу, изъеденный временем гранитный хребет, вырастающий из лесных чащоб. Остроконечные, расслаивающиеся и осыпающиеся скальные останцы торчали густо, точно почерневшие зубы в челюсти старого, но все еще злобного великана-людоеда.
Нос дирижабля оказался нацелен точно в борт хребта, намного ниже зазубренных вершин. Только теперь, когда вместо аморфной белесой массы облаков открылась земля, стало понятно, что величественный воздушный корабль движется со скоростью, которой он еще ни разу не развивал за время путешествия. Хребет угрожающе разрастался, вытягиваясь в высоту с каждой секундой.
С трудом стряхнув оцепенение, я торопливо осмотрелся и прыгнул в левое сидение. Рога штурвала удобно легли в ладони, и, упершись ногами в какие-то педали, я изо всех сил потянул штурвал на себя. Он упруго подался и скоро дошел до упора, но никакого видимого эффекта это не оказало. В панике я зашарил взглядом по приборам. Многие были мертвы из-за обрубленных кабелей, но некоторые раскачивали стрелками и вращали картушками, подмигивали синими и красными огоньками – видимо, для навигационных приборов здесь имелось аварийное питание на аккумуляторах – но эти циферблаты и стрелки мне ровным счетом ничего не говорили. На лбу выступил холодный пот, я судорожно стиснул зубы, чтобы не кричать от страха.
И что бы я ни делал, громадный дирижабль не отзывался, с неумолимостью рока устремляясь навстречу гибели. Наверное, первым в скалу врежется нос, выступающий далеко вперед. Ажурная конструкция легко сомнется под действием инерции трехтысячетонной махины, газовые баллоны лопнут, и крохотный пузырь рубки будет раздавлен, словно яичная скорлупка, когда превратившийся в неузнаваемый клубок деформированных шпангоутов и стрингеров дирижабль рухнет к подножию хребта, на острые скалы.
Видение развернулось перед глазами в одно мгновение, но остаться и утопить меня в пучине паники помешали голоса за спиной. Оглянувшись, я понял, что план принцессы выполнялся неукоснительно – мы с телохранительницей еще не успели закончить с мятежниками, а тесная кабинка подъемника уже приехала вниз. Бросив бесполезный штурвал, я выпрыгнул из кресла и принял не стоящего на ногах капитана Фаррагута у принцессы, которую он едва не раздавил своей тяжестью. Телохранительница поддержала его с другой стороны.
– Кресло... быстрее, – прохрипел он. Через несколько секунд капитан оказался в пилотском кресле. То, что он сделал потом, заставило меня остолбенеть.
Вместо того, чтобы тянуть штурвал на себя, как подсказывал инстинкт, он вдруг полностью отдал его вперед, одновременно двинув вверх четыре ручки на расположенном между креслами секторе. Гул двигателей внезапно стих, оставив лишь звон в ушах и тоскливый вой ветра во внешних конструкциях.
– Что... что вы делаете, капитан?! Мы же врежемся...
Не удостоив меня ответом, капитан выжидал. Секунды тикали медленно-медленно. Сначала ничего не происходило, затем я с удивлением заметил, как дифферент на нос начал уменьшаться. "Олимпик" тяжело опускал корму и поднимал нос, продолжая двигаться вперед. Затем Фаррагут снова дал полный газ двигателям, взял штурвал на себя и повернул рычаг слева – где-то наверху с протяжным свистом заработали горелки, гоня теплый воздух в балластную цистерну и придавая дирижаблю спасительную плавучесть.
– На такой скорости... рули не переложить... – на окровавленных губах капитана мелькнула едва заметная усмешка.
Только теперь стало понятно, как права была принцесса, настаивавшая на том, чтобы быстрее спустить в рубку опытного пилота. Как глупо самонадеян я был, говоря, что и сам смогу вывести дирижабль в горизонтальный полет!
– А теперь, сынок... подключи-ка мне... пару проводков... – продолжал капитан, ткнув пальцем в тумблер, прикрытый плексигласовой крышкой с нарисованным черепком и костями. Не веря своим глазам, под черепом я прочитал красную надпись "Сброс гондолы".
– Но, капитан!.. Мы же только что...
– Действуйте, господин Немирович, каждая секунда на счету! – немедленно подтолкнула меня принцесса, которая встала за спинкой пилотского кресла и внимательно следила за действиями капитана. – Если капитан говорит, мы должны ему верить.
Фаррагут закашлялся и кивнул:
– Высоты... не хватит... придется... жертвовать... рулями и хвостовой балкой... корабль обречен...
– Хотите сказать, мы все равно разобьемся? – я со страхом измерил взглядом щербатую каменную стену, заслонившую полнеба.
– Спасем... гондолу... скорее... у тебя две минуты... не больше...
– Черт!.. – стукнув с досады себя кулаком по голове, я нырнул под пульт и вытянул на свет идущий от жуткого тумблера провод. Двухжильный в оплетке, черный, с тремя красными кольцами.
Вылетев на крышу рубки и включив подъемник, я услышал, как принцесса кричит вслед:
– Я передам команду, когда придет время, слушайте!
– Так точно, ваше высочество!
Алиса и отличница встретили меня наверху взглядами, полными страха и надежды.
– Ну, как там? Как все прошло?..
Отмахнувшись, я кинулся к перерубленному пучку кабелей, подтащил концы поближе к плафону и принялся торопливо перебирать их, ища нужный. Проклятье, здесь под сотню проводов!
– Мы... можем чем-то помочь? – осторожно поинтересовалась госпожа Госпич. Вспомнив, что она не чужда технике, я нервно кивнул:
– В том пучке! Найдите быстрее черный кабель с тремя красными ободками. У нас две... черт, уже одна минута!
Дрожащие от страха и напряжения пальцы срывались, пот капал на глаза, заставляя все время смаргивать. Нарастающий дифферент на корму уводил палубу из-под ног. Где же этот чертов кабель?!
Снизу из люка вдруг выпрыгнула телохранительница. Что-то еще? Капитану нужны дополнительные кабели? Нет, дело было в другом. Оглядевшись, она бросилась к ближайшему аппарату громкой связи, смонтированному на перилах центрального прохода ярдах в пятнадцати в сторону носа.
– Нашла! – воскликнула очкастая отличница, отделив нужный проводок. Неизвестно откуда взявшимися маникюрными ножничками она двумя ловкими движениями вспорола оболочку и умело сняла изоляцию с кончиков двух спрятавшихся внутри проводов – черного и красного. Но где же провод в моем пучке, почему я не его не вижу?..
Закрепленный над люком динамик оглушительно задребезжал. Затем выдал искаженным металлическим голосом:
– Внимание, пассажирам и экипажу! Приготовиться к столкновению. Пассажирская гондола будет сброшена на грунт с безопасной высоты. Вахтенным механикам немедленно покинуть машинные отделения и перейти в пассажирскую гондолу. Повторяю, всем приготовиться к столкновению!
Понятно. Фаррагут послал ее предупредить пассажиров и экипаж – чтобы люди успели схватиться за что-нибудь, а механики не остались в разнесенных по сторонам от корпуса моторных гондолах, которые наверняка сорвет при достаточно сильном ударе.
– Ты же его сразу пропустил, балда!.. – Алиса вдруг сунулась под руку и выхватила черно-красный кабель из пучка, который я отделил, как уже просмотренный.
– Скорее!!!
Отличница не заставила себя просить дважды, но поторопилась, прихватив ножницами кожу на ладони. Выхватив у нее проводки, я скрутил оголенные концы и сунул обратно.
– Держите на весу, чтобы не замкнули друг о друга!.. – гаркнул я и метнулся обратно к люку. В последний момент затормозил и обернулся к девушкам: – А-а-а, нет! Лучше бегите быстрее к трапу и вниз, в гондолу – там безопаснее!..
Веревка снова обожгла ладони, и я сосредоточился на том, чтобы вовремя затормозить, поэтому бросил взгляд вперед лишь после того, как ноги ударились о крышу рубки. Здесь я и замер, как пораженный громом.
"Олимпик", скрипя и стеная всеми своими сочленениями, карабкался вверх вдоль стены вертикального скального сброса, рассеченного трещинами и ощетинившегося острыми выступами гранита.
Нос дирижабля уходил все выше и выше, и скоро устоять на ногах стало невозможно. Мне пришлось схватиться за холодную дюралюминиевую балку, и лишь в этот момент я заметил, что принцесса стоит рядом, точно так же вцепившись в ферму и не отрывая взгляда от надвигающейся стены.
Как и все прочие дирижабли, "Олимпик" страдал родовым пороком – малой маневренностью. Замедленная реакция на рули не позволяла надеяться на резкий набор высоты, а огромная инерция продолжала нести воздушный корабль по гибельной траектории прямо в гранитный отвес. Но теперь уже стало ясно намерение капитана Фаррагута: работая рулями и винтами, он заставил циклопическую сигару длиной более трехсот ярдов задрать нос, получив дифферент на корму не менее тридцати градусов. Центр тяжести продолжал движение по той же дуге, ведущей к зазубренному частоколу вершин, но теперь длинный дирижабль поднял нос. Вместо того, чтобы удариться в лобовую или распороть о пики брюхо и раскрошить полную людей пассажирскую гондолу, капитан сместил точку надвигающегося столкновения в сторону хвоста, в район крепления стабилизаторов, где в этот момент не было ни единого члена экипажа.
Риск все равно оставался огромным – стоило дирижаблю зацепиться какой-нибудь деталью конструкции, и он встал бы вертикально, потеряв скорость, и рухнул бы назад с обрыва высотой не менее пятисот ярдов. Оставалось только молиться и уповать на то, что капитан Фаррагут знает, что делает. Судьба "Олимпика" и всех, кто находился на борту, должна была решиться в ближайшие секунды.
Неотвратимо надвигающиеся острые скалы, поблескивающие в свете луны, гипнотизировали, но каким-то запредельным усилием воли мне удалось сбросить засасывающее, тягучее наваждение.
Наверное, в этом была какая-то болезненная бравада, но я вдруг понял, что могу выбирать, на чем остановить взор в мгновения, которые могут стать последними. Повернув голову, я взглянул на стоявшую бок о бок принцессу. Не знаю, о чем она думала, но, словно почувствовав мое движение, повернулась ко мне.
Ветер трепал золотые волосы, теребил золотой аксельбант на плече декоративного ментика. Загадочная глубина зеленых глаз затягивала, точно в омут.
Наверное, надо было что-то сказать.
– Получилось довольно насыщенное путешествие, ваше высочество.
– Только не думала, что оно закончится так быстро, – печально проговорила она. – Вопросов стало больше, но ответов... как не было, так и нет.
– Возможно, – согласился я. – Но я все равно много узнал, и многому научился. В том числе у вас, ваше высочество.
– А я у вас, господин Немирович, – принцесса чуть улыбнулась. – Удивительно, еще сегодня утром я понятия не имела, кто вы такой. И не подозревала, как много нас связывает.
– ...Связывает? Что же?
– Например, отношения наших предков. Вам не приходило в голову, что, обернись прошлое чуть по-другому, мы могли бы оказаться братом и сестрой?
– Не приходило, – искренне ответил я. – И лучше пусть останется как есть. Хотя... я заметил, у вас не самые лучшие отношения с принцем Яковом?
Принцесса помрачнела.
– С удовольствием обменяла бы его на кого угодно. Жаль, что родственников не выбирают. Не знаю, как мне заслужить ваше прощение – ведь это из-за моей легкомысленности Яков разозлился на вас и подстроил ту подлость.
– Мне и в голову не пришло вас винить, ваше высочество.
– Нет, не говорите так. Хуже всего осознавать, что я в глубине души всегда знала, как он опасен, хотя пока и не творил подобных безумств... насколько мне известно, конечно. Если бы я была более ответственной...
– Оставьте, ваше высочество, сейчас это уже совершено неважно. Глупо терзаться последние минуты, если мы не выживем. А если наоборот... лучше порадоваться.
Как раз в этот момент заслонявшие все поле зрения скалы расступились. Рубка прошла точно между двух бритвенно-острых останцов, нависающих над пропастью, точно корабельные форштевни. Казалось, можно было рукой дотронуться до верхушек раскидистых сосен, впившихся корнями в трещины скал на гребне.
Обратная сторона хребта оказалась не столь крутой. Пологий склон, поросший лесом, простирался на четверть мили, прежде чем снова уйти вниз крутым обрывом.
Как раз в тот миг, когда перед нами открылась эта панорама, конструкцию дирижабля сотряс тяжелый удар. Докатившаяся до носа волна упругих деформаций заставила все сочленения корпусного набора застонать и завибрировать.
Мы с принцессой едва устояли на ногах, изо всех сил держась за балку. Гул винтов оборвался – то ли капитан отдал приказ "стоп-машины", то ли мото-гондолы просто сорвало. Нос дирижабля с жуткой плавностью, точно в замедленной съемке, пошел вниз. Отдаленный грохот и скрежет рвущегося за спиной металла все не стихал, но корпус "Олимпика" продолжал медленно, по сантиметрам, ползти вперед. Черные вершины сосен вдруг оказались почти под ногами.
Рискованный, но рассчитанный с хирургической точностью маневр капитана Фаррагута удался. Дирижабль преодолел обрыв, пусть и ударившись хвостом. Зато корпус опустился в практически горизонтальное положение, остался без поступательной скорости и улегся на плоской вершине хребта. Но долго он в этом положении оставаться не мог – лишившись руля и двигателей, "Олимпик" стал неуправляемым, и первый же порыв ветра мог столкнуть его обратно в пропасть или потащить по земле, ломая огромный, но хрупкий дюралюминиевый скелет. Если капитан решился сбросить гондолу, это должно было произойти именно сейчас – даже минута промедления могла оказаться роковой.
Не сговариваясь, мы обернулись назад, к пассажирской гондоле. Ее днище фактически легло на кроны соснового бора.
Мое внимание вдруг привлекла одинокая фигура, стоящая на балконе прямо напротив рубки, чуть левее бессильно повисшей переходной галереи. На фоне освещенного окна блеснули золотые эполеты, длинные волнистые волосы... принц Яков?!
Судя по тому, как принцесса вздрогнула и замерла, она тоже увидела его. Повисла тишина. Словно подчеркивая важность момента, умолк даже отдаленный скрежет и гул.
Принц молча смотрел на нас, пристально, не отрываясь. С расстояния пятнадцати ярдов и против света я не мог рассмотреть выражения его лица, но чувствовал, что он не сводит глаз с сестры.
В следующий миг где-то выше, на уровне, где вертикальные стенки пассажирской гондолы прилегали к округлой сигаре основного корпуса дирижабля, затарахтели многочисленные петарды. Резкие красноватые вспышки мелькнули над головой принца.
Сработали пресловутые пироболты. Освобожденная гондола мягко, точно на лифте, пошла вниз.
За мгновение до отстрела принц сорвал с лацкана алую розу, поднес к губам и изящным движением бросил в сторону Грегорики. Все было ясно – и также ясен был ее ответ. Решительно подняв подбородок, она отвернулась, не желая смотреть на брата.
Конечно, принц понял, что она хотела сказать. Но теперь он обратил свое внимание на меня. Вытянув руку, указал пальцем, чтобы не оставить сомнений, и резко провел ладонью под подбородком.
Безусловно, посыл был понятен не менее, чем обращение к принцессе.
Под хруст ломающихся стволов гондола провалилась ярдов на десять вниз и легла на землю, чуть накренившись. Электрическое освещение погасло, но я рассмотрел, что принцу пришлось схватиться за перила, чтобы удержаться.
Нет-нет, это не испортило его осанки.
Как благородно, как артистично он это делает! Воистину, королевская грация и достоинство. Если бы это было театральное представление, сейчас зал вскочил бы на ноги, разразившись несмолкаемыми аплодисментами и криками "браво"! Еще бы – невероятно романтическая сцена: рыцарь в сияющей броне отчаянно протягивает руки вслед возлюбленной, которую уносит в небеса зловредный длиннобородый карлик – роль, по смыслу принадлежащая вашему покорному слуге. Кажется, я видел такую пьесу.
Что же, повинуясь законам жанра, следовало возвратить мяч Руслану. Вспомнив славянские корни и быстро оглянувшись на принцессу – не смотрит ли? – я согнул в локте сжатую в кулак правую руку, а левой энергично стукнул по ее сгибу.
Кажется, принц вздрогнул.
Впрочем, рассмотреть что-то уже было затруднительно. Разом облегченный на тысячу тонн корпус дирижабля начал плавно всплывать, ускоряясь с каждой секундой, оставив гондолу лежать на земле. Она становилась всем меньше и меньше, пока не скрылась вовсе в тенях, отбрасываемых вершинами. Разбойный ветер подхватил накренившийся искалеченный дирижабль, быстро набирающий высоту, и понес куда-то в северо-восточном направлении. Странно было лететь, не слыша ставшего привычным низкого рокота винтов. Только горелки продолжали гудеть, нагнетая теплый воздух.
– Слава богу, – с чувством выдохнула принцесса. – Кажется, гондола упала с небольшой высоты. Люди не должны были пострадать, да?
– Капитан – несравненный мастер. По-моему, никто на свете не сумел бы выйти из такой безнадежной ситуации.
– Он тяжело ранен, но спас тысячу жизней! В романах мне доводилось читать о таких железных людях, но не я думала, что доведется и в жизни встретить такого.
Смотреть, как она радостно улыбается, было настоящим удовольствием.
– Ну, ваше высочество, у этого спасения было еще несколько авторов. Вспомните, как решительно вы повели нас на штурм рубки.
Принцесса покачала головой и помрачнела.
– Ничего бы не получилось, если бы вы не пошли за мной, даже рискуя жизнью. Как бедняга Фрумос... и Тодор – надеюсь, его уже нашли и перевязали.
– Это верно, – вздохнул я. – Мы даже не знаем, сколько всего людей погибло.
Я не стал упоминать убитого телохранительницей на трапе мятежника. Второго, про которого мы совсем забыли в горячке – он так и остался оглушенным лежать на крыше рубки и, наверняка, скатился с нее, когда дирижабль накренился. А еще кровавые пятна на полу в рубке. Мертвых тел не осталось, видимо, их тоже выбросили наружу. Кто это был – стюарды-трансильванцы, которые захватили рубку и потом были убиты по приказу фон Кёмница? Надеюсь, хоть вахтенные пилоты остались живы – все-таки, первая фаза мятежа оказалась по большей части инсценировкой, которую готовили сразу несколько сторон. Сам помощник под конец практически слетел с катушек, и был готов убивать направо и налево, но та певица-вампирша, видимо, все же не была столь решительно настроена, чтобы убивать людей. Да и принц, аккуратно подставивший ей своих трансильванцев, вряд ли собирался доводить дело до кровопролития. Если не считать меня – хотя то, вернее всего, была спонтанная вспышка гнева и раздражения – и... возможно, фон Кёмница. Хотя нет, едва ли. Скорее всего, Яков хотел спровоцировать старшего помощника, тайно потворствовавшего Софии, помогавшего ей пробраться на борт и пронести оружие и намеревавшегося расправиться с принцем ее руками. То есть, принц намеревался заставить помощника обнаружить свое участие в подготовке мятежа так, чтобы можно было предать это широкой огласке. А если вспомнить слова убийцы из трюма, то вырисовывалось определенное заключение. Главная цель Якова Тюдора, скорее всего, была вовсе не в том, чтобы поймать фон Кёмница – какая бы кошка не пробежала между ними – сколько в том, чтобы вывести на чистую воду его покровителей, тех, кто хотел ликвидировать наследников династии – заговорщиков еще более высокого уровня из Сената. Интересно, почему они вдруг ополчились на последних Тюдоров? М-м-м, нет, из того, что я узнал за этот вечер, найти ответ на последний вопрос не получалось. Понятно лишь одно – на этом мрачном фоне тайные историко-генеалогические изыскания принцессы выглядели совершенно невинно.
Вот это клубок! И как меня только угораздило в нем запутаться?
– О чем вы думаете? – вдруг поинтересовалась принцесса. – Мне кажется, худшее уже позади. Не стоит так хмуриться, господин Немирович. Мне больше по душе решительное выражение, с которым вы орудовали пожарным топором.
Э-э-э, ее высочество изволит шутить? Впрочем, действительно хватит мрачных мыслей. Мы уцелели, это главное.
– Вы правы, ваше высочество. Хотя нам предстоит еще немало. Нужно помочь капитану опустить дирижабль на землю, а потом как-то добраться до гондолы и присоединиться к остальным.
– И вызвать помощь. Хотя она может быть ближе, чем вы думаете... а, вот и девушки!
Действительно, площадка подъемника опустилась – видимо, просто под собственным весом, так как электричества уже не было. Там была не только телохранительница, но и Госпич с Алисой. Черт, я же кричал им, чтобы бежали в гондолу – вполне бы хватило времени перебраться к остальным. Зачем они остались? Ну, что касается Алисы, то наверняка из чувства противоречия – он всегда все делала мне наперекор.
Но теперь рыжая подруга с сияющими глазами кинулась мне на шею.
– ...Получилось, Золтик! Мы спасены!
– Вот видишь. Я же говорил! А тебе бы только визжать да рыдать.
– Ой, ладно! Если бы я не нашла тот проводок, который ты проворонил, еще неизвестно, что бы получилось!
– Ну, медаль ты точно заслужила. Так и передам наградной комиссии. И про всех остальным тоже. Госпожа Госпич, если бы вы не заметили ракеты, помощника нипочем не удалось бы выкурить из рубки, так что и вам земной поклон.
Отличница стыдливо зарделась и сделала вид, что протирает очки.
– А что касается вашей горничной, просто нет слов, ваше высочество, – обернулся я к принцессе. – Ей обязаны жизнью не только мы с госпожой Госпич, но и все остальные! Едва ли существует на свете девушка, более достойная рыцарского звания – подумайте об этом!
Принцесса и без моих напоминаний привлекла к себе высокую телохранительницу и благодарно обняла, шепча что-то ей на ухо. Кажется, на суровом лице валькирии все же появился легкий румянец – но она так и не проронила ни слова.
– Кажется, мы снова высоко поднялись. Становится холодно, а в облаках снова начнется сырость. Давайте пока спустимся в рубку, – предложил я. – Странно, почему капитан не снижает вертикальную скорость?
Объяснение нашлось слишком скоро.
Фаррагут неподвижно сидел в кресле, откинувшись на спинку и смежив веки, словно покойник. Но не успел я испугаться, как он приоткрыл глаза на наши голоса.
Принцесса взяла его тяжелую руку, благодарно сжав в ладонях.
– Господин капитан, вы настоящий герой! Так блестяще спасти и корабль, и всех нас!..
Странно. Его губы искривились в горькой гримасе.
– Нет... моя девочка... ни корабль... ни вас... я не сумел...
– Как? Ведь вы сбросили гондолу и все люди в безопасности!
– Но вы... нет...простите...
– Что вы имеете в виду, капитан? – переспросил я, ощущая, как в неприятном предчувствии зачастило сердце.
– Положительная плавучесть... слишком велика...горелки и клапаны сброса заклинило... корабль будет... подниматься...
– Но разве это так страшно? Повисим, газ остынет или мы найдем клапаны сброса, откроем и плавно спустимся. Разве нет?
Капитан снова тяжело закашлялся, выплюнув страшный комок красной мокроты.
– На высоте... газовые мешки... раздуются... и лопнут...
– Черт подери!.. – меня словно ударили по голове. Судорожный вдох темноволосой отличницы подтвердил, что и она быстро вспомнила о физических эффектах, сопровождающих падение давления.
Остальные девушки смотрели на нас, не понимая, о чем идет речь. Их еще не исчезнувшие улыбки раздирали сердце в кровавые клочья. Приложив руку ко лбу, я беспомощно осмотрелся, не замечая, что Алиса испуганно дергает меня за рукав.
– ...Что случилось? Почему у тебя такое лицо? Мы же не падаем, дирижабль летит!
– И слишком хорошо летит, – мертвым голосом проговорил я. – Мы потеряли столько балласта, что остановить подъем невозможно. Беда в том, что газонепроницаемые мешки, которые удерживают гелий, рассчитаны на определенное давление, не выше рабочего потолка "Олимпика". Две, две с половиной тысячи ярдов высоты. Но сейчас мы поднимемся намного выше. А на высоте воздух становится разреженным, и внешнее давление падает. Внутреннее давление гелия начнет раздувать мешки все больше и больше, скорость взлета будет все нарастать... пока мешки не лопнут.
– О боже! – побледнев, воскликнула принцесса. – И тогда... тогда дирижабль остановится и рухнет с высоты...
– ...Нескольких миль, не меньше, – подтвердил я, опустив голову. – Костей не соберешь.
Побледнев, как полотно, Алиса попятилась и села на ручку пилотского кресла.
– Что же это такое?.. Только я решила, что все позади... этот так... так... нечестно!.. – выкрикнула она и зарыдала. – ...Я на это не подписывалась, когда помогала сбросить проклятую гондолу!!! Почему вы не сказали раньше?!
Просто потому, что никому не приходило в голову.
Мне тоже отчаянно хотелось ругаться и топать ногами, кляня несправедливость судьбы, но я заставил себя успокоиться. Размеренный вдох – выдох. Вдох – выход. Изо рта шел пар. В ушах противно заныло, а всхлипы Алисы уже казались странно далекими. Да, мы забрались высоко, воздух становится слишком тонким и холодным.
Лишь горничная продолжала хранить невозмутимое молчание. Ее рука нащупала на груди массивную металлическую пряжку и расстегнула. Звякнула пряжками сбруя, и девушка сняла со спины плоский ранец, поставив его на узкий штурманский столик.
– Позвольте, госпожа. Я помогу вам.
– Парашют!.. – глаза принцессы радостно вспыхнули. – Какая ты умница, что прихватила... но... – ее улыбка стремительно увяла – ...он ведь только один?..
– Наденьте, госпожа, – настойчиво повторила телохранительница.
– Нет! – в голосе ее высочества звякнула льдинка. – Хочешь сказать, чтобы я бросила вас и спаслась в одиночку? Ты понимаешь, какое это оскорбление, Хильда? Если бы я не знала тебя с детства, я бы сейчас ударила тебя.
Телохранительница виновато склонила голову, но не попыталась оправдаться. Наверное, она и не считала себя не правой, и предпочитала выждать, пока принцессе не станет очевидно, что иного выхода все равно нет.
Словно в подтверждение рубка дрогнула от докатившегося по ферме удара. За ним последовал протяжный скрип и подозрительный хруст. Очевидно, баллоны начали раздуваться, раздвигая боками соседей и увеличивая давление на корпус изнутри. А ведь внешняя оболочка так тонка... и даже удерживающий ее скелет дирижабля набран из чудовищно тонких и ажурных элементов. По сравнению с титаническими баллонами они выглядели не прочнее паутинки.
Проклятье. Мне всегда представлялось, что подобные ситуации, когда герои вынуждены решать, кому жить, а кому умереть, уступив свое право на жизнь, случаются только в романах, театре и синематографе. Искусственные ходули для сюжета, возможность для ленивого автора без особых затей обеспечить конфликт и раскрытие характеров персонажей. И вот – пожалуйста, словно расплата за неверие. Шесть человек и один спасительный парашют. Кто сможет спастись, очертя голову прыгнув в мертвые ночные пустоши погибшего континента? Кто рухнет в них вместе с обломками дирижабля? В любом уважающем себя детективе сейчас началась бы свара. Самый сильный и боевой персонаж мог бы силой захватить парашют. У нас это, конечно же, телохранительница принцессы. Не знаю, как на кулаках, но, безусловно, с пистолетом и шпагой она без труда смогла бы справиться и со мной, и со всеми остальными. Вот только едва ли тут найдется человек с более развитым чувством долга. Даже зная ее всего полдня, я уверенно мог сказать, что она пожертвует жизнью ради своей госпожи так же легко и естественно, как дышит.