Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 97 страниц)

– Очень полезные лозунги, – похвалил он, украдкой оглядываясь по сторонам. – Но мне хотелось бы привлечь ваше внимание к широко известному высказыванию Великого Волшебника Ринсвинда.

– Воистину, я вся открытая, – вежливо ответила Цветок Лотоса.

– Ринсвинд, бывало, говаривал… Счастливо оставаааааааааааааа…

Сандалии скользили по булыжнику, мешая развить приличную скорость, но воротца в заборе оказались сделанными из бамбука, поэтому разлетелись в щепки от легкого удара плечом.

По другую сторону стены оказался уличный базар. Его образ очень ярко запечатлелся в памяти Ринсвинда. Стоило образоваться клочку пространства, любому, даже самому маленькому, клочку, – оттого ли, что прошел, раздвигая толпу, мул, или оттого, что проехала повозка, как образовавшийся пятачок сразу заполнялся людьми, во всю глотку спорящими из-за цены на какую-нибудь утку. Утка, как правило, вносила достойную лепту в окружающий шум, поскольку яростно крякала, недовольная, что ее держат вверх ногами.

Ринсвинд угодил ногой в плетеную клетку с курами, но не снизил скорости, а все так же несся вперед, раскидывая людей и товар. В Анк-Морпорке подобное поведение вызвало бы соответствующую реакцию, однако здесь, где все вопили друг на дружку, Ринсвинд со своей кудахтающей ногой, полубегущий, полухромающий мимо бесконечных лотков, очень гармонично вписывался в пейзаж.

За спиной у него людской поток плотно смыкался. Если кто-то и крикнул что-нибудь вроде «Держи вора!», то его возглас быстро потонул в общем гаме.

Высмотрев укромную нишу между прилавком с певчими птицами и лотком, продающим нечто булькающее в тазах, Ринсвинд затормозил. Нога его издала радостное кукареканье.

Он принялся колотить ею о мостовую и колотил до тех пор, пока клетка не треснула. Петушок, опьяненный воздухом свободы, клюнул Ринсвинда в колено и, хлопая крыльями, поскакал прочь.

Погони слышно не было, однако расслабляться не следовало: на обычном гункунгском базаре даже батальон троллей, марширующих в свинцовых башмаках, остался бы незамеченным.

Однако Ринсвинд все же позволил себе перевести дух.

Итак, он опять принадлежал самому себе. Однако благодаря Красной Армии он находился в столице Агатовой империи, куда совсем не стремился попасть. Стало быть, очередная неприятность – вопрос только времени. Впрочем, пока что ему ничто не грозило, а все, что ему требовалось сейчас, – это пять минут, чтобы сориентироваться в окружающей обстановке. И тогда он отряхнет со своих ног прах этого города. Или грязь. Тут было навалом и того, и другого.

Значит, это и есть Гункунг…

Улицы – в привычном Ринсвинду смысле этого слова – отсутствовали как класс. Одни переулки переходили в другие, такие же узкие, а теснящиеся вдоль стен домов лотки делали их еще уже. Животное население этого бесконечного базара было весьма многочисленным и разнообразным. Большинство лотков торговали цыплятами в клетках, утками в мешках и странными извивающимися штуками в чашках. В одной из лавок черепаха, венчающая собой лениво шевелящуюся гору других черепах («3 р. за штуку, очень полезно для яна»), смерила Ринсвинда печальным взглядом, словно бы говоря: «Ты думаешь, твои проблемы – это проблемы?».

Трудно было даже сказать, где кончаются лавки и начинаются дома. Нечто сморщенное, болтающееся на веревке с равным успехом могло быть как диковинным товаром, так и чьим-то бельем – а может, и обедом на следующую неделю.

Гункугцы не производили впечатления домоседов. Судя по всему, большую часть времени они проводили на улице и при этом орали во всю глотку.

Продвижение вперед осуществлялось путем распихивания локтями окружающих, пока те не убирались с дороги. Стоять же и говорить: «Э-э, прошу прощения, можно пройти?» – стоило только в том случае, если в ваши намерения входило провести весь день – и, наверное, всю ночь на одном месте.

Однако, когда вдруг послышались удары в гонг и последовательность громких хлопков, толпа слегка расступилась. Мимо Ринсвинда, приплясывая, проследовали странные люди в белых балахонах. Они разбрасывали фейерверки и что было сил колотили в гонги, кастрюли, а также в прочую утварь, способную издать хоть какой-то звук. Надо признать, создаваемый процессией грохот отчасти заглушил уличный шум, хотя на это была потрачена масса усилий.

Время от времени какой-нибудь местный житель, отвлекшись от своих воплей, чтобы немножко перевести дух, замечал Ринсвинда и окидывал его озадаченным взором. «Пожалуй, самое время слиться с окружением», – решил Ринсвинд.

– Неплохо, а? – проорал он, обращаясь к стоявшей рядом женщине.

Женщина, маленькая старушка в соломенной шляпе, воззрилась на него с явным отвращением.

– Это похороны господина Фу, – отрезала она и поспешила удалиться.

Неподалеку от ниши, где прятался Ринсвинд, стояли двое стражников. Происходи дело в Анк-Морпорке, стражники стреляли бы самокрутки и старались не замечать ничего, что могло бы помешать им наслаждаться жизнью. Но у этих вид был настороженный.

Ринсвинд шмыгнул в переулок. В этом городе незнакомый с местными обычаями человек мог попасть в весьма затруднительное положение.

В переулке было потише. Дальним своим концом он выходил на что-то гораздо более широкое и с виду очень даже пустынное. Исходя из предпосылки «меньше людей – меньше проблем», Ринсвинд бодро зашагал вперед.

Наконец он снова оказался на открытом пространстве. Даже весьма открытом. Это была вымощенная булыжником площадь, достаточно большая, чтобы на ней могла расположиться пара-другая армий. По периметру площадь обрамляли вишневые деревья. Однако, если вспомнить толпы народа повсюду, поражало полное отсутствие кого бы то ни было…

– Эй, ты!

…Не считая стражников.

Они вдруг появились из-за каждого дерева и каждой статуи.

Ринсвинд попытался было ретироваться обратно в переулок, но не успел, поскольку за спиной у него тоже внезапно возник стражник.

К его лицу приблизилась ужасающая маска, принадлежащая человеку в латах.

– Крестьянин! Тебе известно, что это Имперская площадь?

– Прошу прощения, а слово «имперская» пишется с большой или с маленькой буквы? – вежливо осведомился Ринсвинд.

– Вопросы здесь задаю я!

– Ага. Стало быть, с большой. Значит, забрел в какое-то очень важное место. Что ж, извините, не знал, ухожу-ухожу…

– А ну стоять!

Что особенно поразило Ринсвинда в поведении стражников, схватить его никто даже не пытался. И лишь потом он осознал, что этого, наверное, просто не требовалось. Люди в империи послушно выполняли то, что им приказывали.

Это похуже плеток будет, говорил Коэн.

Ринсвинд вдруг вспомнил, что вообще-то ему полагается пасть на колени. Он поспешно присел на корточки и уперся в мостовую руками.

– Я вот думаю, – бодро спросил он, занимая стартовую позицию, – не пора ли познакомить вас с одним известным высказыванием?

Коэн хорошо разбирался в городских воротах. Он ломал их таранами, катапультами, а один раз – даже собственной головой.

Однако ворота Гункунга оказались чертовски хорошими. Совсем не такими, как ворота Анк-Морпорка. Те обычно были распахнуты настежь, дабы привлечь покупателя с толстым кошельком. В качестве единственной защиты выступала надпись: «Спасибо, Што Не Нападайте На Наш Город. Приятнова Времяправажденья». Эти же ворота были большими и тяжелыми, сделанными из железа. Возле них торчали караульная башня и взвод довольно неприятных личностей в черных латах.

– Проф?

– Да, Коэн?

– Что мы тут делаем? Водяные проводы уже закончились, все разошлись. Может, как-нибудь через стену?

Профессор Спасли погрозил ему пальцем.

– Лазать через стену – только привлекать лишнее внимание. Мы пройдем как обычные люди. А уже внутри поищем водопровод, по которому и проникнем в Запретный Город. Но сейчас давайте еще раз вспомним, чему я вас учил, – сказал он. – Очень важно, что вы все усвоили, как надо себя вести в большом городе.

– Свою маму поучи, – проскрипел Маздам. – Кому-кому, а нам это известно. Грабь, насилуй, тащи добычу, а перед уходом подожги все к чертовой матери. Все так же, как в маленьких городах, только времени больше уходит.

– Это, разумеется, правильно, но только если ты проходишь через город, – принялся терпеливо, как маленькому ребенку, растолковывать Профессор Спасли. – А что, если тебе потребуется вернуться туда на следующий день?

– На следующий день там уже делать нечего, Проф.

– Господа! Прошу минуточку внимания. Я преподам вам основы цивилизованного поведения!

Однако люди не просто проходили через ворота. К караулке выстроилась длинная очередь. Стражники угрожающе нависали над съеживающимися от страха агатцами и тщательно проверяли бумаги всех, кто намеревался войти в город.

И вот настала очередь Коэна.

– Твои бумаги, старик!

С довольным кивком Коэн вручил капитану стражников клочок бумаги, на котором красивым почерком Профессора Спасли было написано:

«МЫ БРАДЯЩИЕ СУМАСШЕДШЫЕ

И БУМАГ У НАС НЕТУ. ИЗВИНИТЕ».

Стражник поднял глаза и узрел веселую улыбку Коэна.

– Ну надо же, – мерзким тоном процедил он. – А что, разговаривать ты разучился, дедуль?

Коэн, по-прежнему ухмыляясь, перевел вопросительный взгляд на Профессора Спасли. На этот случай реплики они не отрепетировали.

– Вот старый болван, – хмыкнул стражник. Тут Профессор Спасли не выдержал.

– Мне казалось, вы должны оказывать особое внимание психически неполноценным людям! – воскликнул он.

– Нельзя быть психически неполноценным, если у тебя нет бумаг, в которых сказано, что ты психически неполноценен, – логично возразил стражник.

– Ну все, я сыт по горло, – вмешался Коэн. – Я ведь говорил, что ничего не получится. Стражники все такие тупые.

– Наглый крестьянин!

– Я еще не такой наглый, как мои друзья, – ответил Коэн.

Орда утвердительно закивала.

– Это мы, дурачина!

– Тебя и твою мать.

– Чиво?

– Полный придурок.

– Чиво?

Капитан стражников опешил. Свою привычку к повиновению жители Агатовой империи впитывают с молоком матери. Но поклонение предкам и уважение к старикам это еще более древняя и славная традиция. Капитану ни разу не доводилось видеть людей, настолько старых и в то же время способных сохранять вертикальное положение. Эти старики были такими древними, что, по сути дела, их можно было назвать предками. А от того, что сидел в кресле на коленках, даже пахло как от настоящего предка.

– В караулку их! – закричал он.

Воины Орды позволили грубо увести себя, и получилось это у них весьма неплохо. Профессор Спасли потратил многие часы, отрабатывая этот очень сложный трюк. Он не жалел времени, поскольку знал, что имеет дело с людьми, которые в ответ на самый обычный хлопок по плечу поворачиваются и отрубают наглецу руку.

Когда в караулку набились все – и Орда, и стражники, и Хэмиш Стукнутый в своем кресле с колесиками, – там стало не протолкнуться. Один из стражников обратил внимание на Хэмиша, который злобно зыркал из-под одеяла.

– Что это у тебя там, а, дедуль?

Меч проткнул ткань и вонзился стражнику в бедро.

– Чиво? Чиво? Это он чиво сказал?

– Он сказал «Аргх!», – объяснил Коэн, выхватывая из-за пояса нож.

Одним движением костлявых рук он зажал капитана в замок и приставил клинок к его горлу.

– Чиво?

– «Аргх!» – говорю.

– Чиво? Скажи ему, сам такой.

Коэн надавил на шею капитана чуть сильнее.

– Итак, дружок, – начал он, – все может кончиться хорошо, а может – очень печально. Все зависит от тебя.

– Коварный негодяй! И это ты называешь «хорошо»?

– Ну, ты еще не знаешь, что тебя ждет в будущем.

– Чтоб жил ты в интересные времена! Я скорее умру, чем предам императора!

– Хорошо, это твое право.

Главе стражников понадобилось не больше доли секунды, чтобы осознать, что Коэн, будучи сам человеком слова, исходит в своих действиях из предположения, что другие люди тоже словами зря не разбрасываются. Будь у капитана времени побольше, он мог бы поразмыслить на тему «насилие и цивилизация»: в то время как нормальный цивилизованный человек прибегает к насилию как к последнему средству, для варвара оно является самым первым, предпочитаемым и наиболее приятным образом действий. Но времени на подобные философствования уже не было. Капитан безжизненно рухнул на пол.

– Лично я всегда жил в интересные времена, – ответил Коэн удовлетворенным тоном человека, который немало постарался для того, чтобы сделать свою эпоху как можно более интересной.

Он направил нож на остальных стражников. Профессор Спасли в ужасе открыл рот.

– Конечно, стоило бы тут чуть убраться, – продолжал Коэн. – Но зачем трудиться, если скоро опять станет грязно? Что касается лично меня, то, чем возиться тут с вами, мне проще было бы вас прикончить, но вот Проф говорит, что цивилизованные люди так не поступают.

Один из стражников покосился на своих товарищей и рухнул на колени.

– Каково твое желание, о господин?

– Молодец, далеко пойдешь. Как тебя зову? паренек?

– Девять Апельсиновых Деревьев, о господин.

Коэн вопросительно посмотрел на Профессора Спасли.

– Ну и что нам с ними делать?

– Э-э, лучше бы их взять в плен. Пожалуйста.

– А как это делается?

– Ну… Наверное, надо их связать и все такое.

– Ага! А потом мы перережем им глотки!

– Нет! Нет. Видишь ли, после того как ты человека пощадил и оставил в живых, ты уже не можешь его убить.

Серебряная Орда дружно уставилась на бывшего профессора.

– Так ведут себя все цивилизованные люди, – поясняюще добавил Профессор Спасли.

– Но ты ведь сам сказал, что этих гаденышей надо связать! – воскликнул Маздам.

– Верно, – Профессора Спасли слегка трясло. – Они будут беззащитны, а беззащитного человека убивать нельзя.

– Убить беззащитного – самое милое дело, потому что тебя он убить не может. Ты, видно, совсем свихнулся со своими бумажками!

Коэн поскреб щетинистый подбородок. Стражники смотрели на него, трепеща от ужаса. Ко всякого рода жестокостям они были очень даже привычны, они не привыкли к тому, чтобы люди ставили под сомнение эту самую жестокость.

– У тебя ведь не очень большой боевой опыт, верно, Проф? – нарушил молчание Коэн.

– Если не считать заполнения всякого рода анкет. Но, боюсь, поступать надо так, как я говорю. Извини. Ты же сам говорил, что…

– Короче, я голосую за то, чтобы перерезать им глотки на месте, – прервал его Малыш Вилли. – С пленниками вечно столько возни. Ты, Проф, скажи, кто будет их кормить?

– Боюсь, что мы.

– Кто? Я?! Ну уж нетушки! Голосую за то, чтобы заставить их съесть собственные глаза. Кто одобряет – поднимите руки!

Орда зашумела в согласном хоре. Коэн заметил, что одна из поднятых рук принадлежит Девяти Апельсиновым Деревьям.

– А ты за что голосуешь, дружок? – поинтересовался он.

– Умоляю, господин, мне очень надо в уборную.

– Так, ребята, слушайте сюда! – крикнул Коэн. – В наше время бизнес делается иначе, не так, как вы привыкли. Кровопролитие и резня – дело прошлого, верно? Так утверждает Профессор Спасли а он знает, как правильно пишется «мармелад», вам до этого семь верст, как до небес, и все лесом. Всем нам известно, зачем мы здесь, так что лучше будем действовать по Плану.

– Ага, а сам-то! Ты ведь только что прикончил стражника, – напомнил Маздам.

– Я работаю над собой, – обрезал Коэн. – К цивилизации надо приучаться постепенно.

– А я все равно настаиваю на том, чтобы поотрубать им головы. Именно так я поступил с Безумными Демономанами-Жрецами И.

Коленопреклоненный стражник опять осторожно поднял руку.

– Можно, господин?

– Да, парень?

– Гм, вы могли бы запереть нас в камере. Тогда мы больше не причиним вам никакого беспокойства.

– Правильно мыслишь, – одобрил Коэн. – Молодец парень. В кризисной ситуации сохраняет хладнокровие. Запрем их, и дело с концом.

Тридцать секунд спустя Орда заковыляла прочь, в город.

Стражники сгрудились в тесной, перегретой камере.

В конце концов один из них спросил:

– Слушайте, а кто это были такие?

– Мне кажется, что предки.

– А я всегда думал, чтобы стать предком, надо сначала умереть.

– Тот, который в кресле, выглядел вполне мертвым. Пока не пырнул Четырех Белых Лисиц.

– Может, нам начать звать на помощь?

– А если они услышат?

– Да, но так тут можно всю жизнь просидеть. Стены очень толстые, а дверь крепкая.

– Хорошо-то как.

Свернув в очередной, неведомо какой по счету переулок, Ринсвинд наконец остановился. Он даже не побеспокоился проверить, не гонится ли за ним кто-нибудь. В этой стране и вправду одним мощным рывком можно обрести свободу. Правда, свобода тоже имеет последствия.

Например, она подразумевает древнее как мир право человека умереть с голоду. С тех пор как Ринсвинд обедал той похлебкой на постоялом дворе, прошли чуть ли не годы.

Словно ответ на его мысли тишину переулка разорвал мощный глас торговца:

– Пироги с рисом! Пироги с рисом! Покупайте домашние пироги с рисом! Чай! Столетние яйца! Яйца! Хватайте, пока столетние! Покупайте домашние… Да, чего тебе?

К торговцу приблизился пожилой мужчина.

– Достаби-сан! Яйцо, которое ты мне продал…

– И что с ним, почтеннейший?

– Не хочешь ли понюхать его? Уличный торговец нюхнул яйцо.

– О-о, чудесно! – словно охваченный восторгом, он закатил глаза.

– Чудесно? Чудесно? Да это яйцо, – продолжал разгневанный покупатель, – это яйцо практически свежее!

– Клянусь, уважаемый сёгун, ему сто лет, и Ни днем меньше! – так же восторженно продолжал торговец. – Достаточно посмотреть на скорлупу, такую черную и аппетитную…

– Она линяет!

Ринсвинд внимательно слушал. «Наверное, – додумалось ему, – идея, что весь мир – это несколько человек, содержит в себе зерно истины. То есть тел много, но людей – по пальцам можно пересчитать. Вроде человек тебе абсолютно незнаком, а кажется, что уже с ним где-то встречался. Наверное, существует специальный набор формочек, по которому всех нас отливают…»

– Ты хочешь обвинить меня в том, что я торгую свежими яйцами? Да чтоб я харакири себе сделал! Да чтоб я…

В этом торговце определенно было что-то знакомое. Он обладал талантами настоящего волшебника. Человек пришел, возмущаясь свежестью яйца, однако не прошло и двух минут, как его уговорили забыть о неудачной покупке и купить два пирожка с рисом и еще что-то странное, завернутое в листья.

Пироги с рисом выглядели аппетитно. Ну, скажем так… аппетитнее всего остального.

Ринсвинд бочком приблизился. Торговец праздно переваливался с ноги на ногу и что-то насвистывал себе под нос, но прервался, чтобы улыбнуться Ринсвинду широкой, честной, дружеской улыбкой.

– Как насчет хорошего древнего яйца, сёгун? Установленная посреди подноса миска была полна золотых монет. Сердце Ринсвинда упало. На деньги, которые просил господин Достаби за одно тухлое яйцо, в Анк-Морпорке можно было купить целую улицу.

– Гм, а… в кредит ты, случаем, не торгуешь? – решился наконец он.

Достаби посмотрел на Ринсвинда оценивающим взглядом.

– Я притворюсь, что не слышал этого сегун, – ответил он.

– Слушай, – спросил Ринсвинд, – а у тебя, случаем, нет родственников за границей?

Ответом стал еще один взгляд – на сей раз брошенный искоса. И что неожиданнее всего, в нем сквозило уважение.

– О чем ты говоришь, сёгун? За границей нет ничего, кроме злобных призраков-кровопийц. Это всем известно. Странно, что ты этого не знаешь.

– Призраков-кровопийц? – переспросил Ринсвинд.

– Ага, которые только и думают, как бы проникнуть сюда и нанести нам вред, – просветил его Сам-Себе-Харакири. – И поживиться нашими товарами. Запустить бы им туда старых добрых фейерверков. Призраки, они ж не любят шума.

Он опять посмотрел на Ринсвинда, на этот раз еще более долгим и оценивающим взглядом.

– А сам-то ты откуда, сёгун? – внезапно в его голосе послышался колючий оттенок подозрения.

– Из Бес Пеларгика, – быстро нашелся Ринсвинд. – Это объясняет и мой странный акцент, и манеры, иначе люди могли бы подумать, что я какой-нибудь иностранец, – добавил он.

– А-а, Бес Пеларгик, – Сам-Себе-Харакири довольно закивал. – В таком случае ты, наверное, знаком с моим старым другом Пять Отверток. Он живет на Поднебесной улице, ты его не можешь не знать.

Но Ринсвинд сам не раз прибегал к этому древнему как мир трюку.

– Нет, – тут же ответил он. – Никогда не слышал ни о нем самом, ни об этой улице.

Сам-Себе-Харакири довольно кивнул.

– Стоит мне сейчас крикнуть: «Заграничный дьявол!» – ты и трех шагов не успеешь сделать, – заговорщицки сообщил он. – Стражники оттащат тебя в Запретный Город, где заготовлено кое-что специальное для тех, кто…

– Я слышал об этом, – поспешил прервать его излияния Ринсвинд.

– Пять Отверток уже три года как районный комиссар, а Поднебесная улица – главная улица Бес Пеларгика, продолжал Сам-Себе-Харакири. – Я всегда мечтал встретить заграничного дьявола. Вот, угощайся пирожком с рисом.

Взгляд Ринсвинда заметался. Но, как ни странно, он не чуял опасности, по крайней мере, не чувствовал неминуемой опасности. Степень угрозы была сравнительно невысокой.

– Предположим, я признаю, что, может быть, и в самом деле пришел из земель по ту сторону стены?… – как можно тише осведомился Ринсвинд.

Достаби многозначительно подмигнул. Потом залез себе за пазуху и одним быстрым движением показал и сразу же спрятал обратно уголок каких-то бумажек, название которых начиналось со слов «КАК Я ПРОВЕЛ…». Почему-то Ринсвинд абсолютно не удивился увиденному.

– Некоторые утверждают, что за Великой Стеной нет ничего, кроме пустынь, иссушенных солнцем равнин, злобных призраков и ужасных чудовищ, – сказал Достаби. – Но я говорю: а как насчет торговых возможностей? Если у человека хорошие контакты… Понимаешь, о чем я, сёгун? Такой человек может далеко пойти в стране призраков-кровопийц.

Ринсвинд кивнул. В эту минуту он счел излишним подчеркивать, что человек, приехавший в Анк-Морпорк с кучей золота на руках, очень рискует мгновенно свести знакомство с другими людьми, чьи руки тоже полны всяких металлических предметов, но в основном колюще-режущих.

– Положение у нас сейчас очень неопределенное. Слухи насчет здоровья императора – Да Живет Вечно Его Величество, Благословенный Сын Небес! – сплетни о мятежниках… Однако непредвзятый торговец все же может найти здесь щелку, ты согласен?

– Щелку?

– Ну да. Это… как бы выразиться половчее… А, вот, допустим, у нас есть такая штука, – он наклонился ближе, – выходит из [35]

[Закрыть]гусеницы. Так называемый шелк. Этот материал…

– Я знаю. Мы возим его из Клатча, – перебил торговца Ринсвинд.

– Ну что ж… А еще есть такой кустарник – так вот, мы высушиваем его листья, кладем их в горячую воду и пье…

– Чай, я знаю, – ответил Ринсвинд. – Его доставляют из Очудноземья.

Сам-Себе-Харакири Достаби явно опешил.

– Ну… у нас есть порошок, его помещают в трубочки и…

– Для фейерверков? У нас есть фейерверки.

– Ну а как насчет самого тонкого фарфора на свете, это такая…

– В Анк-Морпорке живут гномы, так вот они сделают тебе такие тарелки, через них книжку можно будет читать, – сообщил Ринсвинд. – Даже если примечания в ней напечатаны самыми мелкими буквами.

Достаби нахмурился.

– Похоже, вы очень умные дьяволы-кровопийцы, – произнес он и попятился. – Может вы и правда так опасны, как о вас говорят?

– Мы? О, нас бояться не стоит, – успокоил его Ринсвинд. – В Анк-Морпорке чужеземцев почти не убивают. Мертвому чужеземцу очень сложно что-то продать.

– Тогда зачем же ты приехал сюда? Что тебе у нас нужно? Ты давай, давай, угощайся. Вот, пирожок с рисом. За счет пагоды. Хочешь попробовать свиные яйца? На палочке?

Ринсвинд выбрал пирог. Он не стал уточнять насчет свиней и яиц.

– У вас есть золото, – ответил он.

– А, золото. Но оно же слишком мягкое, из него ничего и не сделаешь, – пожал плечами Сам-Себе-Харакири. – Однако трубы ничего получаются. И черепица.

– Гм… Осмелюсь заметить, в Анк-Морпорке золоту нашли бы более достойное применение, – сказал Ринсвинд.

Он перевел взгляд на монеты в чашке лотке Достаби.

Страна, в которой золото стоит столько же, сколько свинец…

– А это что? – он указал пальцем на измятую четырехугольную бумажку, наполовину прикрытую монетами.

Сам-Себе-Харакири Достаби посмотрел на лоток.

– А, не удивительно, что ты спрашиваешь, – медленно произнес он. – Само собой, для тебя, наверное, это в новинку. Называется ку-пю-ра. Так можно носить с собой очень…

– Я спросил про клочок бумаги, – перебил Ринсвинд.

– Я тоже, – ответил Достаби. – Это ку-пю-ра в десять раину.

– И что она означает?

– Она означает именно то, что на ней написано, – нахмурился Достаби. – А написано на ней, что она стоит десять вот этих кругляшков.

Он продемонстрировал золотую монету размером примерно с пирожок с рисом.

– И зачем люди покупают эти бумажки?

– Их не покупают, покупают на них.

Ринсвинд непонимающе покачал головой.

– Ну, ты идешь на рынок, – Достаби опять заговорил медленно, словно пытался объяснить некую очень сложную вещь форменному идиоту. – И говоришь: «Доброе ут-ро, мяс-ник, почем эти собачьи носы?», а он говорит: «Три райну, сёгун», ты говоришь: «У меня только пони, пойдет?» (смотри, на купюре в десять райну вы-гра-ви-ро-ва-на пони), и он дает тебе собачьи носы и семь монет того, что мы называем «сда-ча». А если бы на бумажке была обезьяна, это пятьдесят райну, он бы тогда сказал: «А помельче нет?» и ты…

– Но это всего-навсего клочок бумаги! – простонал Ринсвинд.

– Для тебя, может, и клочок бумаги, а для меня десять пирожков с рисом, – покачал головой Достаби. – А чем вы, заграничные кровопийцы, пользуетесь? Булыжниками с дырками?

Ринсвинд уставился на бумажные деньги.

В Анк-Морпорке были сотни бумажных фабрик, а некоторые умельцы из Гильдии Граверов могли выгравировать свое имя и адрес на булавочной головке.

Внезапно на него накатил порыв гордости за своих сограждан. Пусть они продажные, пусть корыстные, пусть жадные – но, видят боги, они настоящие мастера своего дела, а их тяга к знаниям поистине безгранична.

– Думаю, тебе стоит попытать судьбу. В Анк-Морпорке куча домов нуждаются в новой крыше.

– В самом деле? – Достаби навострил уши.

– О да! Дождь так и хлещет через дыры.

– И что, эти люди могут заплатить за новые крыши? Я, знаешь ли, слышал…

Ринсвинд вновь принялся разглядывать бумажные деньги. Потряс головой. Эта бумажки стоит десяти золотых…

– Они заплатят… э-э, купюрами ничуть не хуже качеством, чем эта, – сказал он. – А может, даже лучше. Я за тебя замолвлю словечко. А теперь, – поторопился добавить он, – ты не подскажешь, как мне побыстрее отсюда выбраться?

Достаби почесал в затылке.

– Все не так-то просто, – ответил он. – Кругом стражники и солдаты. И в этой своей шляпе ты слегка смахиваешь на чужеземца. М-да…

В некотором отдалении от них возникла какая-то суматоха – или, правильнее сказать, несколько усилилось уже имевшееся столпотворение. Толпа торопливо расступилась, как расступается любая толпа обычных горожан при появлении вооруженных до зубов людей. Стражники направлялись в сторону Достаби.

Тот тоже попятился, сияя дружелюбной улыбкой и всем своим видом показывая, что человеку с мечом всегда положена скидка.

Двое стражников волокли обвисшую фигуру. Когда они проходили мимо, фигура подняла окровавленную голову и прохрипела:

– Да Длится Вечно…

Но слова эти были прерваны ударом затянутого в перчатку кулака по губам пленника.

Стражники удалились прочь по улице. Толпа снова сошлась.

– Ц-ц-ц… – Сам-Себе-Харакири приложил палец к губам. – Похоже… Эй! Ты где?

Ринсвинд появился из-за угла. Сам-Себе-Харакири посмотрел на него с явным уважением. Тем более так уж вышло, что появление Ринсвинда сопровождалось негромким громовым раскатом.

– Похоже, еще одного взяли, – Достаби показал головой. – Наверное, поймали за развешиванием листовок.

– Одного из кого? – не понял Ринсвинд.

– Из Красной Армии. Ха!

– А.

– Я на это не очень обращаю внимание, – продолжал Сам-Себе-Харакири. – Все твердят, якобы сбудутся какие-то древние легенды насчет императоров и прочего. Я лично в это не верю.

– Вид у него был не слишком легендарный, – заметил Ринсвинд.

– Люди доверчивые, верят всему подряд.

– И что с ним сделают?

– Сейчас, когда император вот-вот умрет, трудно сказать. Скорее всего, отрежут руки и ноги.

– Как? Почему?

– Потому что молодой еще. К нему проявят снисхождение. Будь он постарше – торчать его голове на пике на дворцовых воротах.

– Такое жестокое наказание за то, что он просто наклеил листовку!?

– Зато потом ему уже нечем будет клеить. Ринсвинд бочком попятился.

– Спасибо, – вымолвил он и заторопился прочь. – О нет, – бормотал он, прокладывая себе путь сквозь толпу. – Я не ввязываюсь в истории, в которых людям так запросто рубят головы.

И тут кто-то опять огрел его по затылку. Но на этот раз вежливо.

«Интересно, а что сталось со старым добрым „Эй, ты!“?» – только и успел подумать Ринсвинд, падая сначала на колени, потом на подбородок.

Серебряная Орда бродила по переулкам Гункунга.

– И как это называется? – гундел Маздам. – Режь всех подряд, поджигай все, что горит? Что-то не похоже… Раньше я ходил с Брюсом-Гуном, так вот, чтобы мы проникли в город, прикинувшись какими-то ё…

– Господин Дикий, – поторопился прервать его Профессор Спасли, – по-моему, сейчас самое время обратиться к списку, который, между прочим, я специально для тебя составил.

– К какому еще списку, черт побери? – Маздам воинственно выпятил челюсть.

– К списку приемлемых и цивилизованных слов, помните? – Этот вопрос Профессор Спасли адресовал всей Орде. – Помните, я вам рассказывал про ци-ви-ли-зо-ван-ное по-ве-де-ние? Для осуществления наших долгосрочных стратегических планов цивилизованное поведение жизненно важно.

– А что такое долгосрочные стратегические планы? – полюбопытствовал Калеб-Потрошитель.

– Это то, что мы будем делать дальше, – объяснил Коэн.

– И что мы будем делать дальше?

– Будем действовать по Плану, – ответил Коэн.

– Да я все эти планы… – начал Маздам.

– Список, господин Маздам, не забывай, что пользоваться можно только словами из списка, – оборвал его Профессор Спасли. – Когда речь идет о пересечении пустынь, тут я полагаюсь на ваше знание предмета, но сейчас мы говорим о цивилизации, и вы, господа, должны использовать правильные слова. Уж будьте любезны!

– Лучше делай, как он говорит, Маздам, – посоветовал Коэн.

Маздам неуклюже вытащил из кармана засаленный клочок бумаги и развернул.

– «Елки-палки»? При чем тут какие-то елки?! – Он словно не верил своим глазам. – «Гори оно все ярким пламенем»? «Накрыться медным тазом»?

– Это… цивилизованные ругательства, – объяснил Профессор Спасли.

– Ну, так можешь взять их и…

– И? – Профессор Спасли предостерегающе поднял палец.

– И запихать себе в…

– Да?

– В…

– Куда?

Маздам закрыл глаза и сжал кулаки.

– Да горят эти все елки-палки ярким пламенем!

– Отлично, – похвалил Профессор Спасли. – Так гораздо лучше.