Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 97 страниц)

У самого горизонта в облаках вдруг образовался просвет. Он медленно расширялся, пока не превратился в светящийся дымоход с голубой дымкой электрических разрядов внутри…

…А потом как рвануло! Один ярко-синий разряд угодил прямо в башню, охватив ее снизу доверху, что было технически невозможно. Деревянные обломки и клочья гофрированного металла с ревом взлетели в воздух и дождем обрушились на город.

После чего остались лишь шипение да шорох дождя.

Опасаясь продолжения, люди подниматься не торопились, но фейерверк на этом закончился.

– Итак, все вы стали свидетелями явления, у нас называемого молнией, – провозгласил Чудакулли.

Он, поднявшись, попробовал величественно смахнуть с балахона грязь, но после нескольких попыток понял, что это невозможно.

– Хотя обычно молнии не такие мощные, – добавил Чудакулли.

– Правда? Это хорошо.

В недрах курящегося паром завала, возвышающегося на том самом месте, где до недавних пор стояла башня, что-то громко стукнуло, а потом один из жестяных листов поднялся и отлетел в сторону. Медленно-медленно, предприняв не один фальстарт, из груды обломков поднялись две поддерживающие друг друга почерневшие фигуры. У одного из погорельцев на голове была шляпа, все еще дымящаяся, хотя дождь быстренько прибил язычки пламени.

Опираясь друг на друга и раскачиваясь из стороны в сторону, фигуры двинулись на волшебников.

Затем одна фигура произнесла очень тихое «У-ук» и упала мордой вниз.

Другая же мутным взглядом обвела двух аркканцлеров и отдала честь. И поморщилась, когда с пальцев сорвалась искра и угодила фигуре прямо в ухо.

– Э-э. Рядовой Ринсвинд прибыл, – доложилась тлеющая шляпа.

– И где, хотелось бы знать, был ты,пока мы тут спасали мир? – осведомился Чудакулли.

Ринсвинд очень медленно осмотрелся по сторонам.

По его бороде время от времени пробегали потрескивающие синие искорки.

– Что ж, все прошло более чем неплохо. Принимая во внимание обстоятельства, – сказал он и рухнул в лужу.

Дождь лил. И лил. А потом снова лил. Облака толпились вокруг континента, точно чартерные рейсы, у которых разом позаканчивалось топливо. Они проскальзывали без очереди и выплескивали всю содержащуюся внутри воду на иссушенную землю. В общем, воды было хоть залейся.

Самые настоящие водопады сходили с горных склонов и вычищали древние заросшие речные русла. Крошечные креветки особого подвида, чей миниатюрный мирок уже много тысяч лет ограничивался ямкой под камнем, целыми семействами переезжали в озера, которые расширялись буквально на глазах. Сначала переселенцев было чуть меньше тысячи. На следующий день их число существенноувеличилось. Но даже если бы креветки умели считать, им все равно было некогда заниматься подобной ерундой.

Очутившись на новых территориях, неожиданно столь богатых всякими вкусностями и полезностями, некоторые рыбы решили испробовать бессолевую диету. Мангровые деревья приступили к берегоукрепляющему завоеванию новых грязевых угодий.

А дождь все лил.

И лил.

А потом снова лил.

Прошло несколько дней.

Корабль мягко покачивался у доков. Взбаламученная вода была красной от еще не осевшей глины, время от времени на поверхность всплывал то листик, то прутик.

– Неделя-две до Фиглифьорда – и мы практически дома, – произнес Чудакулли.

– Во всяком случае, на нужном континенте, – уточнил декан.

– Весьма интересный отпуск у нас получился. И к тому же довольно долгий, – заметил профессор современного руносложения.

– Наверное, самый долгий из всех, которые были, – добавил Думминг. – Госпоже Герпес понравилась каюта?

– Лично я готов обосноваться в трюме, – преданно заявил главный философ.

– Скорее у самого днища, – уточнил Думминг. – Трюм как таковой забит до отказа. Опалами, пивом, овцами, шерстью и бананами.

– А где библиотекарь? – полюбопытствовал Чудакулли.

– В трюме, аркканцлер.

– Н-да, пожалуй, глупо с моей стороны было спрашивать. И все же приятно видеть его в старом, знакомом облике.

– Может, это молния поспособствовала? Он сейчас такой живчик стал…

А Ринсвинд сидел в доке на верном Сундуке.

Было такое ощущение, будто что-то еще обязательно должно произойти. Когда ничего не происходит – хуже этого нет, потому что потом все ка-ак навалится! Непонятно почему, но так уж устроена жизнь.

Через месяц или около того можно было бы вновь очутиться в Университете, в библиотеке, чтобы – о блаженство! – день за днем тупо и монотонно, прерываясь лишь на краткие периоды скуки, перекладывать книги с одной полки на другую. Он жаждал этого, мечтал об этом. Каждая не потраченная тобой минута – это зря потраченная тобой минута. Яркие переживания? Пусть они случаются с кем-нибудь еще.

Ринсвинд наблюдал, как купцы нагружают корабль товарами. Судно уже изрядно осело: мир с нетерпением ждал, когда в него хлынут иксианские товары. Вернется судно, разумеется, налегке: трудно, черт возьми, представить себе товар, который, черт возьми, стоило бы сюда импортировать, потому что он, черт возьми, якобы лучше того, что, черт возьми, производится на ИксИксИксИксе.

А еще на причале толпились пассажиры, которым не терпелось увидеть остальный мир, – по большей части это была молодежь.

– Эй, а ты, случаем, не из этих, не из иностранных волшебников?

Говорящий оказался юношей с большим рюкзаком за плечами. Сверху к рюкзаку был примотан свернутый матрас. И похоже, этот юноша был стихийным лидером группки столь же перегруженных вещами людей с открытыми широкими лицами и слегка обеспокоенными глазами.

– А что, заметно? – отозвался Ринсвинд. – Э-э… Тебе что-то надо?

– Ты не в курсе, в Фиглифьорде какую телегу купить можно будет?

– Думаю, без проблем.

– Просто я, Клив, Ширл и Герлин хотели купить телегу и намылиться прямиком в… – Он оглянулся.

– В Анк-Морпорк, – подсказала Ширл.

– Во-во, а там мы ее загоним, отыщем какую работенку, понимаш, осмотримся… ну, понимаш? Каково тебе, а?

Ринсвинд окинул взглядом компанию. С тех пор как изобрели навозного жука (а это, по сути дела, произошло не так уж и давно), ни одно живое существо не могло поднять такой же по отношению к собственному весу груз. Но сегодня навозный жук был раз и навсегда посрамлен.

– Зыкински, – кивнул он. – Первый раз слышу такой клевый план.

– Будь спок!

– Вот только… э-э…

– Шо такое, друг?

– Не мог бы ты перестать насвистывать эту песенку? Это была всего лишь овца, и кроме того, я ее совсем не крал…

Кто-то тронул его за плечо. Найлетта. Рядом, улыбаясь, стояли Летиция и Дорогуша. Было десять утра, но все девушки до одной надели усыпанные блестками вечерние платья.

– Не унывай, – сказала Найлетта, усаживаясь рядом. – Мы вот подумали… Одним словом, пришли сказать тебе спасибо и все такое. Летиция и Дорогуша входят в долю, и скоро мы заново откроем пивоварню.

Ринсвинд посмотрел на девушку.

– В меня столько швырялись пивом, поневоле начнешь в нем разбираться, – улыбнулась Летиция. – Хотя мне кажется, что стоит придать ему более привлекательный цвет. А то он… – Она раздраженно взмахнула большой рукой. Кольца зазвенели. – …Агрессивно МУЖСКОЙ.

– Розовый отлично подошел бы, – предложил Ринсвинд. – И можно добавить маринованый лук на палочке.

– Чертовски блестящая идея! – В восторге Дорогуша с такой силой хлопнула его по спине, что шляпа свалилась Ринсвинду на самые глаза.

– А может, тебе остаться? – предложила Найлетта. – У тебя столько отличных идей.

Обдумав это соблазнительное предложение, Ринсвинд покачал головой.

– Спасибо, конечно, но, пожалуй, лучше держаться того, что у меня лучше всего получается.

– Но все говорят, что в магии ты ни бум-бум! – воскликнула Найлетта.

– Э-э… Совершенно верно, быть ни бум-бум в магии – это как раз то, что у меня получается лучше всего, – согласился Ринсвинд. – Но все равно спасибо.

– Что ж, в таком случае дай поцеловать тебя крепким, сочным прощальным поцелуем.

Дорогуша обхватила его за плечи. Краем глаза Ринсвинд заметил носок Найлеттиной туфельки – им раздраженно постукивали по земле.

– Ну хорошо, хорошо. – Дорогуша разомкнула объятия. – У меня и в мыслях не было его склеить, милочка!

Найлетта поцеловала Ринсвинда в щеку.

– Что ж, когда будешь в наших краях, ты заглядывай, – сказала она.

– Обязательно! Буду специально искать трактиры с фиолетовыми зонтиками рядом!

Найлетта махнула ему рукой, а Дорогуша сделала забавный жест. Уходя, они едва не столкнулись с группой мужчин в белом.

– Эй, да вона же он! – воскликнул один из них. – Звиняйте, мамзельки…

– А, это ты, Чарли… Привет, Рон… Привет всем, – кивнул Ринсвинд обступившим его поварам.

– Слыхал, вы, волшебники, сваливаете, – сказал Рон. – Чарли сказал, нельзя, шоб ты без прощевания уезжал. Ну, давай пять!

– Персиковая Нелли пользуется огромным успехом, – сообщил, улыбаясь во весь рот, Чарли.

– Рад слышать, – отозвался Ринсвинд. – И рад видеть тебя в хорошем настроении.

– О, дела просто покатились! – воскликнул Рон. – Появилось новое сопрано, и у нее, друг, зуб даю, большое будущее, так что… Не, Чарли, тыскажи ему, как ее зовут.

– Жермена Трюфель, – произнес Чарли. Попытайся он улыбнуться еще хоть немного шире, верхняя часть его головы просто-напросто отвалилась бы.

– Очень рад за тебя, – сказал Ринсвинд. – Начинай взбивать крем прямо сейчас, понял?

Рон похлопал его по плечу.

– Лишний мужик на кухне нам всегда впору придется, – сказал он. – Главное, свисти, друг.

– Что ж, спасибо за предложение. Когда буду вынимать из коробки очерёдную салфетку, сразу буду вспоминать вашу Оперу, парни, но…

– Да вона он, вона!

По набережной бегом приближались тюремный караульный с капитаном местной Стражи. Караульный радостно размахивал руками.

– Эй, эй, будь спок, не надо никуда бежать! – прокричал он. – Мы ж те помилование несем!

– Помилование? – переспросил Ринсвинд.

– Точняк! – Караульный, тяжело дыша, остановился. – Подписанное… премьер-министром, – едва выговорил он. – Здеся сказано, что ты… хороший мужик, друг, а потому не надо… тебя вешать… – Он выпрямился. – Да мы ж теперь и не стали бы тебя вешать. Как можно! Самый зыкинский побег со времен Луженого Неда!

Ринсвинд пробежал взглядом строчки, выведенные на листке из разлинованного тюремного блокнота.

– О! Это очень приятно, – слабым голосом сказал он. – Хоть кто-то считает, что я не воровал эту проклятую овцу.

– Да не, все ж знают, что это ты ее стырил, – радостно сообщил караульный. – Но после побега, после тако-о-о-ого побега… А погоня? Синяк вот говорит, в жизни не видел, штоб кто-нибудь так драпал! Факт!

Стражник игриво ущипнул Ринсвинда за руку.

– Зыкински, друг, – ухмыляясь, сказал он. – Но в следующий раз тебе не удрать!

Ринсвинд пустым взглядом воззрился на указ о помиловании.

– То есть как? Меня помиловали за спортивные достижения?

– Будь спок! – воскликнул караульный. – И уже целая очередь из фермеров выстроилась. Каждый хочет, штоб в следующий раз ты стырил овцу именно у него. На что угодно пойдут, лишь бы про них тоже в балладе написали.

Ринсвинд наконец сдался.

– Ну что я могу на это сказать? – произнес он. – У тебя одна из лучших тюремных камер для приговоренных к смертной казни. А уж я их повидал. – Заметив восхищенное сияние их глаз, он решил: раз удача повернулась к нему лицом, то и он должен сделать кому-нибудь хоть что-нибудь хорошее. – Э-э… И одна маленькая просьба. Личного характера. Не красьте эту камеру. Никогда. Ради меня.

– Будь спок. А, да, чуть не забыл. Тебе на память. – С этими словами карауальный вручил ему маленький сверток в подарочной обертке. – Нам же она теперь не нужна, точняк?

Развернув бумагу, Ринсвинд обнаружил конопляную веревку.

– У меня нет слов, – признался он. – Как трогательно с вашей стороны было об этом подумать. Я обязательно найду ей массу применений. А это что… БУТЕРБРОДЫ!

– Узнаешь эту коричневую липкую хрень? Это ж ты изобрел! Короче, все парни ее попробовали, чуть сначала не блеванули, а потом за добавкой прибежали. Ну, мы и попробовали сварганить что-то подобное сами, – восторженно поделился караульный. – Я подумываю, не открыть ли собственное дело. Ты не против?

– Будь спок. Чувствуй себя как дома.

– Зыкински!

Пока Ринсвинд смотрел уходящим стражникам вслед, на причале появился еще один провожающий.

– Я слышал, вы отправляетесь домой, – сказал Билл Ринсвинд. – А может, останешься здесь? Я перемолвился словечком с твоим деканом. Он чертовски хорошо о тебе отзывался.

– Да? И что же он сказал?

– Что, если ты у меня будешь работать, мне крупно повезет.

Ринсвинд окинул взглядом блестящий, умытый дождем город.

– Предложение почетное, – признал он. – И все же… Не знаю… Все это – солнце, море, прилив и песок – не мой климат. Но все равно спасибо.

– Ты уверен?

– Ага.

Билл Ринсвинд протянул ему руку.

– Будь спок, – сказал он. – На праздник я пошлю тебе открытку и что-нибудь из одежды, которая мне все равно мала. А теперь пора в университет. Весь персонал на крыше: заделывает течи…

Так все и закончилось.

Еще какое-то время Ринсвинд сидел, наблюдая за тем, как на борт взбираются последние пассажиры. В последний раз он посмотрел на набухшую от дождя гавань. Потом поднялся.

– Ну, идем, – позвал он.

Сундук следом за ним двинулся по мосткам. И уже очень скоро они плыли домой.

Шел дождь.

Вода бурлила в древних речных руслах, а переполняя их, растекалась кружевом канавок и ручейков.

А потом опять шел дождь.

Почти в самом центре последнего континента стояла гигантская прокаленная десятитысячелетним жаром красная гора. Ныне она исходила паром, и со склонов ее низвергались водопады. А не-подалеку от этой горы росло дерево, и в его ветвях сидел маленький голый мальчик. Компанию ему составляли три медведя, несколько опоссумов, а также бесчисленное количество попугаев и один верблюд.

Если не считать горы, мир состоял в основном из моря.

И кто-то шел по этому морю вброд. Старик, несущий за плечами кожаный мешок.

По пояс в бурлящей воде, он остановился и поднял голову к небу.

Что-то приближалось. Облака вращались, скручиваясь, образовывая нечто вроде дымохода с серебристыми стенками, ведущего к синему небу. И был еще звук – как будто взяли громовой раскат и размазали его по очень большой территории.

Появилась точка. Эта точка росла. Старик вскинул костлявую руку, и в ладонь ему с легким шлепком влетел деревянный овал на кожаном шнурке.

Дождь вдруг перестал.

Последние капли выбили мелодию, словно бы говоря: «Теперь мы знаем, где ты, и мы еще вернемся…»

Мальчик рассмеялся.

Старик обернулся на смех, увидел мальчика и тоже улыбнулся. Затолкав «ревунчика» за обмотанную вокруг пояса веревочку, он достал из мешка бумеранг. Мальчик разинул рот: столь разноцветную штуковину он видел впервые.

Поглядывая краешком глаза в его сторону, дабы удостовериться, что зрители зачарованно затаили дыхание, старик пару раз подбросил и поймал бумеранг, а потом с силой метнул его.

Взлетев в небо, бумеранг стал набирать высоту – и набирал ее очень-очень долго. Любой его собрат уже давно упал бы без сил на землю. К тому же бумеранг увеличивался в размерах. Облака послушно расступались перед ним. И вдруг бумеранг замер, как будто его пришпилили к небу.

Подобно овцам, которые, стоит их выгнать на пастбище, сразу начинают разбредаться кто куда, облака помедлили чуть и двинулись в разные стороны. Дневной свет рассек неподвижные воды. Бумеранг висел в небе, и мальчик подумал: надо бы изобрести название для этих необыкновенных переливчатых полос.

Потом он перевел взгляд на воду и произнес некое слово, которому научил его дедушка, который узнал это слово от СВОЕГОдедушки. Слово передавали из поколения в поколение, берегли тысячи лет до того самого момента, пока оно не понадобится.

И означало оно «запах после дождя».

Да, подумал мальчик, этого ждать стоило.

Последний герой

Прежде всего, поговорим о месте, где произошла наша история. А случилось все на планете, покоящейся на спинах у четырех слонов, которые стоят на панцире гигантской черепахи. Таково уж преимущество Вселенной. Она достаточно велика, чтобы вместить в себя практически все, что угодно, чем она с успехом и пользуется.

«Но могут ли существовать черепаха в десять тысяч миль длиной и слоны высотой более чем в две тысячи миль?» – удивляются люди. Это их удивление еще раз доказывает, что человеческий мозг плохо приспособлен для мыслительных процессов – скорее всего, изначально он был предназначен для охлаждения проходящей через него крови. Первым делом человеческий мозг изумляют размеры.

Тогда как в размерах нет ничего удивительного. Куда больше поражают сами черепахи, да и слоны – крайне замечательные звери. А тот факт, что где-то во вселенной живет очень большая черепаха, куда менее примечателен, чем факт существованиясамой обычной черепашки.

Что же касается причиннашей истории – их было великое множество. Немалую роль сыграло естественное человеческое желание делать то, что запрещено, – просто потому, что это запрещено. А также желание раздвинуть свои горизонты и поубивать всех, кто живет за ними. Таинственные свитки – о них тоже следует упомянуть. И чуть-чуть виной всему была эротика (как считали некоторые). Но самую большую роль сыграло знание, что однажды (быть может, очень скоро) всему придет конец.

«Ну что ж, жизнь продолжается» – так обычно говорят, когда кто-нибудь умирает. Однако покойный имеет несколько иную точку зрения. Не жизнь продолжается, а вселенная. Ты был так близок к цели, и вдруг – раз, и ты всего лишился – из-за болезни, трагического происшествия или, допустим, тебя стукнуло нечто с непроизносимым названием. Почему так происходит – сие есть одна из величайших тайн бытия, столкнувшись с которой, люди либо начинают молиться… либо ругаются очень неприличными словами.

Теперь настало время поговорить о начале.Началась наша история давным-давно, десятки тысяч лет назад, бурной, грозовой ночью. Какой-то яркий огонек спускался по склону горы, высившейся в центре мира. Двигался этот огонек странными рывками, то появляясь, то пропадая, как будто невидимый человек, его несущий, то и дело оскальзывался, прыгая с камня на камень.

Затем огонек и вовсе рассыпался на искры, приземлившись вместе с лавиной на дне глубокого ущелья. Из снега осталась торчать лишь рука, сжимающая едва тлеющий, дымящийся факел, однако ветер, насланный гневом богов и движимый неким собственным чувством юмора, раздул угли, вдохнул в них жизнь…

И с тех пор пламени этому суждено было гореть вечно.

Ну а начало концанашей истории было положено высоко-высоко в небесах. Нарезая большие круги, птица постепенно спускалась к такому древнему и такому современному городу по имени Анк-Морпорк, в котором, как утверждалось, можно было купить и продать решительно все – «ну а если у нас этого нет, мы вам это украдем».

А если не украдем, то по крайней мере выдумаем…

Птица, выискивающая острым взором нужное здание, была специально обученным альбатросом бесцельным – не самое необычное существо на Плоском мире [1]

[Закрыть]. Всю свою жизнь альбатрос бесцельный проводил, лениво фланируя и небесах от Края к Пупу и обратно – ну и скажите, пожалуйста, где тут цель?

Однако этот альбатрос был ручным – более или менее. Его безумно поблескивающий глаз-бусинка безошибочно вычислил, где можно разжиться анчоусами (как альбатрос бесцельный определяет это, остается полной загадкой). Кроме того, наконец-то с его, альбатроса, лапы снимут этот неудобный цилиндр. Игра стоит свеч, принял решение альбатрос, из чего можно сделать следующий вывод: альбатросы бесцельные на самом деле ведут себя не так уж бесцельно, но все равно довольно-таки тупо.

Не то что люди…

Считается, что в свое время огонь был великой мечтой всего человечества. Однако с тем же успехом можно утверждать, что предок человека дни и ночи мечтал о том, как бы свалиться со своей ветки. Или вот вам, к примеру, еще одна великая человеческая мечта: о том, чтобы за ним, человеком, гонялись бы огромные зубастые башмаки. А никто и не говорил, что мечта должна быть разумной.

Последние три часа выдались очень насыщенными. Лорд Витинари, патриций Анк-Морпорка, стоял в Главном зале Незримого Университета, пребывая под изрядным впечатлением от увиденного. Что ни говори, а волшебники, осознав важность проблемы, после чего плотно пообедав и подробно обсудив съеденный пудинг, могли работать очень быстро.

Хотя их метод решения проблем оставлял желать лучшего. Патриций назвал бы это языковым штурмом. Допустим, имеется вопрос: «Какое заклинание лучше использовать, чтобы превратить сборник стихов в лягушку?» Как поступит обычный человек? Первым делом заглянет в какой-нибудь справочник типа «Амфибные Заклинания и Их Влияние на Литературную Среду». Именно так поступит обычный человек, но не волшебник. Все-таки это отчасти жульничество. Волшебники ни в какие книжки не лазают, они сразу начинают спорить, прикатывают классную доску и, вырывая друг у друга кусочек мела, принимаются что-то корябать на ней. Причем один стирает то, что пишет второй, даже не дожидаясь, когда тот, второй, закончит. Однако, следует признать, этот подход работает.

В центре зала высился какой-то прибор, который искушенный и науках и искусствах патриций охарактеризовал бы следующим образом: огромное увеличительное стекло, обрамленное странного вида штуковинами.

– С формальной точки зрения, милорд, с помощью омнископа можно увидеть буквально все, – сообщил аркканцлер Чудакулли, который, с той же формальной точки зрения, считался главой всех известных волшебников [2]

[Закрыть].

– Правда? Поразительно.

– Буквально все и буквально в любое время, – продолжал Чудакулли, судя по всему, ничуточки не впечатлённый возможностями омнископа.

– Крайне полезный прибор.

– Все так говорят, – сказал Чудакулли, с мрачным видом пиная пол ногой. – Беда лишь в том, что эта треклятая штуковина видит абсолютно все,поэтому ничего определенногос её помощью не увидишь. По крайней мере, заслуживающего внимания. Просто диву даешься, сколько всяких мест существует во вселенной и сколько всяких времен.

– Например, двадцать минут второго, – кивнул патриций.

– И это среди прочих. Не желаете взглянуть сами, милорд?

Лорд Витинари осторожно подошел к прибору и некоторое время смотрел в большое круглое стекло. Потом нахмурился.

– Я вижу только то, что находится по другую сторону стекла, – пожал плечами он.

– А все потому, сэр, что прибор настроен на здесьи сейчас,– подсказал молодой волшебник, возившийся с омнископом.

– О, понятно, – произнес патриций. – Но, честно говоря, подобные приборы есть и в нашем дворце. Мы называем их окнами.

—А если я сделаю вот так, – ответил молодой волшебник, что-то подкручивая в оправе, – вы увидите то, что находится по этусторону омнископа.

Лорд Витинари узрел собственное лицо.

– А это мы называем зеркалами,– сказал он терпеливо, словно бы объяснял что-то ребенку.

– Э-э, вряд ли, милорд, – откликнулся молодой волшебник. – Но чтобы понять, требуется некоторое время. Попробуйте, к примеру, поднять руку…

Лорд Витинари наградил его суровым взглядом, но руку тем не менее поднял.

– Ага, любопытно. И как тебя зовут, молодой человек?

– Думминг Тупс, сэр. Недавно возглавил факультет нецелесообразной магии. Понимаете ли, милорд, сделать омнископ было совсем нетрудно, в конце концов, он является лишь усовершенствованной моделью хрустального шара. Основная хитрость – это заставить его увидеть то, что нужно нам. Ну, вы как будто настраиваете музыкальный инструмент, и…

– Прошу прощения, какой-какой магии? – перебил его патриций.

– Нецелесообразной, милорд, – без запинки ответил Думминг, очевидно надеясь, что чистосердечное признание поможет избежать проблем. – Так или иначе, думаю, мы сумеем настроить его на нужную область. Но потребление мощности весьма значительно, поэтому придется пожертвовать еще одним хомяком.

Волшебники начали подтягиваться к омнископу.

– А в будущее тоже можно заглянуть? – спросил лорд Витинари.

– Теоретически да, милорд, – кивнул Думминг. – Но это будет несколько… неразумно. Предварительные исследования свидетельствуют о том, что сам факт наблюдения способен искажать форму волны в фазовом пространстве.

Ни один мускул не дрогнул на лице патриция.

– Прошу прощения, – сказал он, – боюсь, мои сведения о преподавательском составе несколько устарели. Это ты принимаешь пилюли из сушеных лягушек?

– Нет, милорд. Это казначей, – ответил Думминг. – Он вынужден их принимать, потому что, гм, несколько свихнулся.

– А, – откликнулся Витинари, и тут на его лице все-таки появилось выражение. Выражение человека, который изо всех сил пытается держать свое мнение при себе.

– Милорд, господин Тупс имеет в виду, – сказал аркканцлер, – что, гм, в некотором родемогут существовать миллиарды и миллиарды вариантов. Все они являются… возможными формами нашего будущего. Но скорее всего, нашим будущим станетто, которое вы увидите.И возможно, оно вам совсем не понравится. Тут, очевидно, действует знаменитый принцип неуверенности.

– Принцип неуверенности? И в чем же он заключается?

– Гм, я не совсем уверен… Господин Тупс лучше разбирается во всех этих штуках.

Мимо неторопливым шагом прошествовал орангутан с немыслимо огромной пачкой книг под мышкой. Лорд Витинари посмотрел на шланги, которые тянулись от омнископа сквозь открытую дверь через лужайку… к зданию факультета высокоэнергетической магии?

Патриций еще помнил прежние времена, когда волшебники были костлявыми, нервными, полными коварства стариками. Кто-кто, а прежние волшебники мигом расправились бы с этим самым принципом неуверенности. «Если ты о чем-то не уверен, – говорили они, – значит, ты что-то делаешь неправильно. Неуверенность Смерти подобна».

Омнископ замерцал, и в линзе появилось изображение заснеженного поля с черными горами на горизонте. Волшебник, который назвался Думмингом Тупсом, явно гордился собой.

– Кажется, вы говорили, что с помощью этой штуковины без труда можно его найти? – обратился Витинари к аркканцлеру.

Думминг Тупс поднял голову.

– У нас есть какая-нибудь принадлежавшая ему вещь? Что-нибудь личное? – спросил он. – Мы могли бы поместить этот предмет и морфический резонатор, подключить к омнископу – и хлоп! Он у нас как на ладони.

– А что случилось с магическими кругами и всякими там оплывшими свечами? – осведомился лорд Витинари.

– О, так гораздо быстрее, милорд. Круги и свечи – это если никуда не торопишься, – ответил Думминг.

– К сожалению, Коэн-Варвар не славится забывчивостью, – пожал плечами патриций. – И после него, как правило, остаются только трупы. Нам известно только, что он направляется к Кори Челести.

– К горе, которая высится прямо на Пупе? Но зачем ему туда?

– Я надеялся, вы-то и расскажете мне об этом, господин Тупс. Именно поэтому я здесь.

Мимо снова проковылял библиотекарь с пачкой книг. Как правило, на всякую неожиданную ситуацию волшебники реагировали одинаково: первым делом они бросались рыться в библиотеках, проверяя, не случалось ли нечто подобное раньше. И лорд Витинари не осуждал их, наоборот, считал это поведение весьма полезной для выживания привычкой. Ведь когда миру грозит опасность, ты сидишь себе спокойненько среди книжек и за очень толстыми стенами.

Он снова посмотрел на клочок бумаги в руке. Ну почему все люди так глупы? Одна фраза привлекла его внимание: «Последний герой должен вернуть то, что было украдено первым». Разумеется, все до единого знали, что было украдено первым героем.

Боги частенько играют судьбами людей. Игры эти не отличаются особой сложностью, так как богам не хватает терпения.

Мошенничество является частью правил, по которым играют боги. Для богов все средства хороши. Потеря всех верующих означает для бога конец.Но верующий, которому удалось уцелеть в божественной игре, обретает почет и дополнительную веру. У кого большинство верующих, тот и победил. А значит, выжил.

К верующим могут относиться и сами боги. Боги верят вверу.

В обители богов на Кори Челести, иначе называемой Дунманифестин, игры не прекращались ни на минуту. Снаружи Дунманифестин походил на перенаселенный город [3]

[Закрыть]. Не все боги обитали здесь, потому что кое-кто был привязан к определенной стране, а в случае совсем мелких богов – к определенному дереву. Но Дунманифестин был Местом Прописки. Именно здесь ты вывешивал свой метафизический эквивалент блестящей бронзовой таблички. Обитель богов отчасти походила на скромные по виду здания в фешенебельных районах города, в каждом из которых обитает полторы сотни адвокатов и бухгалтеров, размещенных в целях экономии места на полках или стеллажах.

Ну а почти домашний внешний облик Дунманифестина объяснялся совсем просто: не только боги влияют на людей, но и люди – на богов.

Кстати, большинство богов были весьма похожи на людей – в общем и целом, у людей не такое уж богатое воображение. Даже у Бога-Крокодила Оффлера только голова была крокодильей. Попроси человека нарисовать бога в обличье животного и получишь человекоподобное существо в уродливой маске. У людей куда лучше выходит придумывать всяких демонов, именно поэтому демонических тварей такое изобилие.

Сидящие над колесом мира боги продолжали свои игры. Но пешка, которая пересекла всю доску, может претерпеть весьма необычную метаморфозу, и об этом боги порой забывали.

На то, чтобы слух распространился по городу, понадобилось некоторое время, но очень скоро главы Гильдий по двое или по трое уже спешили к Незримому Университету. Потом новость достигла ушей послов. Гигантские семафорные башни, возведенные вокруг города и отвечающие за бесперебойное оповещение Диска касательно рыночных цен, передали сигнал очистить линию для сверхсрочного сообщения. Затем во все канцелярии и замки на континенте понеслась страшная весть.

Сообщение, естественно, передавалось в зашифрованном виде. Если у вас имеется информация о конце света, вряд ли вы захотите, чтобы об этом узнали все и вся.

Лорд Витинари обвел тяжелым взглядом собравшихся за столом. Слишком много событий произошло за последние несколько часов.

– Итак, дамы и господа, позвольте резюмировать, – сказал он, когда взволнованные голоса наконец стихли. – По сообщению властей Гункунга, столицы Агатовой империи, император Чингиз Коэн, ранее известный миру как Коэн-Варвар, выступил к обиталищу богов с устройством значительнойразрушительной силы и намерением, цитирую, «вернуть украденное взад». Короче говоря, нас просят воспрепятствовать ему.

– Но почему именно нас? – осведомился господин Боггис, глава Гильдии Воров. – Он ведь не нашимператор!

– Как я понимаю, правительство Агатовой империи считает, что нам подвластно все, – ответил лорд Витинари. – По их мнению, у нас есть запал, накал и закал, а также от нас можно ждать чего угодно и когда угодно.