Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 97 страниц)

Он сидел рядом с Ринсвиндом.

– Тебе что, уже не терпится? – с горечью произнес Ринсвинд.

– БУДЬ СПОК.

– Значит, теперь и правда конец. А мне, знаешь ли, было ПРЕДНАЗНАЧЕНОстать спасителем этой страны. А вместо этого я по-настоящему умру.

– О ДА. БОЮСЬ, ЭТО НЕОТВРАТИМО.

– Но больше всего меня злит идиотизм происходящего. Полная глупость! Ведь по сравнению с переплетами, в которые я, бывало, попадал, это полная ерунда! Меня могли испепелить драконы! Сожрать чудовища с гигантскими щупальцами! Не говоря уже о том, что мое тело могло просто распылиться на миллионы частичек.

– БЕЗУСЛОВНО, ТЫ ПРОЖИЛ ИНТЕРЕСНУЮ ЖИЗНЬ.

– А правда, что, когда умираешь, перед тобой проносится вся твоя жизнь?

– ДА.

– Мерзость какая. Даже думать об этом неприятно. – Ринсвинд поежился. – О боги… Я только что подумал о куда более неприятном. Что, если я как раз в эту минуту умираю и все, что сейчас происходит, и есть моя прошлая жизнь?

– ТЫ, КАЖЕТСЯ, НЕ ПОНЯЛ. ПЕРЕД ТЕМ КАК ЧЕЛОВЕК УМРЕТ, ВСЯ ЖИЗНЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОХОДИТ У НЕГО ПЕРЕД ГЛАЗАМИ. СОБСТВЕННО, ЭТОТ ПРОЦЕСС И НАЗЫВЕТСЯ «ЖИЗНЬЮ». КРЕВЕТКУ НЕ ЖЕЛАЕШЬ?

Ринсвинд бросил взгляд на корзину, стоящую на коленях у Смерти.

– Нет, спасибо, что-то не хочется. Довольно опасные твари. И должен заметить, не очень-то хорошо с твоей стороны приходить сюда и злорадствовать, да еще жрать у меня на глазах креветки.

– ТЫ ЭТО О ЧЕМ?

– О том, что меня ведь наутро повесят.

– ПРАВДА? В ТАКОМ СЛУЧАЕ БУДУ С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДАТЬ ВЕСТЕЙ О ТВОЕМ ПОБЕГЕ. НУ А МНЕ ПРЕДСТОИТ ВСТРЕЧА С ЧЕЛОВЕКОМ В… – Роясь в файлах своей памяти, Смерть загадочно поблескивал пустыми глазницами. – АХ ДА. В ЖИВОТЕ У КРОКОДИЛА. В НЕСКОЛЬКИХ СОТНЯХ МИЛЬ ОТСЮДА.

– Но тогда что ты делаешь ЗДЕСЬ!

– Я ПРОСТО ПОДУМАЛ, ЧТО ТЕБЕ ПРИЯТНО БУДЕТ УВИДЕТЬ ЗНАКОМОЕ ЛИЦО. НУ, ПОЖАЛУЙ, МНЕ ПОРА. – Смерть поднялся. – ВО МНОГИХ ОТНОШЕНИЯХ ВЕСЬМА ПРИЯТНЫЙ ГОРОД. ПОКА ТЫ ЗДЕСЬ, РЕКОМЕНДУЮ ПОСЕТИТЬ ОПЕРУ.

– Постой… Но ты же сказал, что я обязательно умру!

– В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ ВСЕ УМИРАЮТ.

Выпуская Смерть, стены разошлись и вновь сомкнулись. Как будто его здесь и не было. Впрочем, если посмотреть на происходящее с его временных позиций, это было довольно близко к истине.

– То есть я все-таки убегу? Но как? Я ведь не умею ходить сквозь…

Он опять сел на лавку. В углу жалась овца.

Ринсвинд бросил взгляд на нетронутый плавучий мясной пирог. Ткнул в него ложкой. Суповик медленно ушел в зеленые воды.

В маленькое окошко просачивался городской шум.

Через некоторое время пирог всплыл опять, подобно некоему забытому континенту. Небольшая волна плеснула в край миски.

Ринсвинд улегся на тонкое одеяло и уставился в потолок. Ну, надо же, кто-то даже до потолка добрался. И написал там: « ЗДАРАВЕНЬКИ ДРУГ. ГЛЯНЬ НА ПЕТЛИ. НЕД».

Медленно, будто марионетка, приводимая в движение невидимыми нитями, Ринсвинд обернулся и посмотрел на дверь.

Петли были массивными. Их не ввинтили в дверную раму – чтобы какой-нибудь узник-умелец тут же их и вывинтил? Ну уж нет. Петли представляли собой гигантские железные крюки, намертво вколоченные непосредственно в камень, а к двери были приварены два тяжеленных кольца, на которых она и висела. Ну, и что в этих петлях такого?

Тогда он пригляделся к замку. Массивный железный штырь уходил глубоко в раму. Чем вскрыть такой замок, скорее сам вскроешься.

Подойдя поближе, Ринсвинд некоторое время изучал дверь. Потом плюнул на ладони и, скрипя зубами, попытался приподнять ее со стороны петель. Если чуть-чуть напрячься, даже не чуть-чуть, а…

…То вполне возможно снять кольца с не полностью вбитых в стену крюков.

А теперь, если слегка потянуть на себя и сделать дрожащей ногой небольшой шажок вот СЮДА,можно выдернуть штырь замка из отверстия и втащить всю дверь в камеру.

Теперь ничто не помешает ему выйти, аккуратно повесить дверь на место и спокойно удалиться.

«Именно так, – думал Ринсвинд, посредством сложных маневров возвращая дверь на петли, – да, да, вот так именно и поступил бы полный дурак».

Это был момент, словно специально созданный для трусости. Но бывают мгновения для бездумной, исполненной ужаса паники, а бывают моменты, когда паника должна быть взвешенной, рассчитанной, ПРОДУМАННОЙ.Сейчас он находился в абсолютно безопасном месте. Да, это камера смертника, но именно поэтому (по крайней мере, в ближайшие часы) здесь не могло произойти ничего плохого. Иксиане не производили впечатления любителей медленных пыток, разве что им опять взбрело бы в голову угостить его местными деликатесами. Так что у него имеется некоторый ЗАПАС ВРЕМЕНИ.Времени, которым он воспользуется, чтобы разработать план действий, обдумать следующий шаг, применить свой недюжинный интеллект для решения насущной проблемы.

Пару секунд он таращился в стену, а потом резко выпрямился.

Ну да. Пожалуй, хватит. Пора делать ноги.

Зеленую палубу дынной лодки поделили на две секции – мужскую и женскую. Того требовали приличия. На практике же это означало, что большую часть палубы теперь занимала госпожа Герпес. Почти все время она, укрывшись за ширмой, принимала солнечные ванны. Ее уединение тщательно оберегали волшебники – по крайней мере трое из них на месте убили бы любого, рискнувшего подойти к заветным пальмовым ветвям ближе чем на десять футов.

Таким образом, на судне постепенно создавалось то, что тетушка Думминга (которая его растила), как правило, называла Атмосферой с большой буквы.

– И все равно я считаю, что мне следует взобраться на мачту! – возразил он.

– А-а! Шоу «Подгляди сам»? – прорычал главный философ.

– Нет, просто мне кажется, было бы неплохо выяснить, куда мы, собственно, плывем, – ответил Думминг. – Там, впереди, собираются серьезные тучи.

– Отлично, значит, поплывем под дождиком, – отрезал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– В таком случае почту за честь возвести подходящее укрытие для госпожи Герпес, – вступил в разговор декан.

Думминг побрел обратно на корму, где мрачный аркканцлер ловил рыбу.

– Можно подумать, госпожа Герпес – единственная женщина в мире, – недовольно произнес Думминг.

– А по-твоему, дело обстоит как-то иначе?

Мысли Думминга панически заметались, периодически сталкиваясь друг с другом.

– Но, аркканцлер, это же полная ерунда!

– А вот этого мы точно не знаем, Думминг. И все же взгляни на происходящее с положительной стороны. К примеру, мы все могли бы утонуть.

– Э-э… аркканцлер? А вы горизонт ВИДЕЛИ!

Яростная, ни перед чем не останавливающаяся буря в семь тысяч миль длиной и всего в милю шириной представляла собой гигантскую крутящуюся, кипящую массу разъяренного воздуха. Буря окружила последний континент, как стая лис окружает курятник.

Облака громоздились одно на другое, облачные башни упирались в стратосферу. Эти древние облака так долго участвовали в круговороте природы, что обрели своего рода личность, до предела зарядились ненавистью и, самое главное, электричеством.

И разразилась – нет, не буря! – битва. В толще облачной массы ураганчики местного значения – мелочевка, не больше нескольких сотен миль в длину, – боролись друг с другом за жизненное пространство. По грозовым облакам скакали раздвоенные молнии. Дождь, не долетая до земли добрых полмили, превращался в пар.

Воздух светился.

И под всем этим, с ревом вздымаясь из океана потенциальности, рассекая сотрясаемое громами и неотличимое от плотных дождевых струй море, вставал из темных глубин последний континент.

А в городе Пугалоу, на стенке опустевшей тюремной камеры, на фоне выцарапанных там рисунков, надписей и предсмертных календарей изображение овцы сначала превратилось в изображение кенгуру, а потом и вовсе растворилось в камне.

– Итак? – произнес декан. – Нам следует ожидать небольшой встряски?

Густая серая полоса заполнила ближайшее будущее, неотвратимая, как визит к зубному врачу.

– Полагаю, встряска будет приличной, – заметил Думминг.

– Что ж, в таком случае надо сменить курс. Или галс.

– Но у этой лодки нет руля. К тому же мы не знаем, куда приведет нас этот другой курс. Не говоря уже о том, что вода у нас почти на исходе.

– А может, это большое облако впереди означает, что суша совсем близко? Нет, случаем, такой приметы? – задумчиво произнес декан.

– Тогда эта суша должна быть очень большой, просто гигантской, – откликнулся аркканцлер. – А может, это ИксИксИксИкс?

– Надеюсь, что нет. – Парус над головой Думминга захлопал и вздулся. – Но ветер крепчает. Наверное, шторм всасывает в себя воздух. И по-моему… Жаль, я забыл чарометр на берегу, потому что у меня складывается отчетливое впечатление, что уровень фоновой магии вокруг существенно повысился.

– Почему ты так думаешь, юноша? – осведомился декан.

– Во-первых, все стали какими-то нервными, а волшебникам, оказавшимся в присутствии высокоэнергетических магических полей, свойственно впадать в раздражительность, – объяснил Думминг. – Но изначально мои подозрения возбудил тот факт, что у казначея появились планеты.

Планет было две, и они вращались по орбите вокруг казначеевой головы на высоте пары дюймов. Как это часто случается с магическими феноменами, планеты в полной мере обладали виртуальной нереальностью и без труда проходили как сквозь друг друга, так и сквозь голову казначея. А еще они были полупрозрачными.

– Силы небесные, да это же Магрупов Синдром в чистом виде! – изумился Чудакулли. – Церебральная манифестация. Самый верный признак. Вернее канарейки в шахте.

Некий прибор в мозгу Думминга начал обратный отсчет. Три, два…

– А помните старину Задиру Птаха?! – возбужденно воскликнул заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Так вот он…

– Один! – закончил счет Думминг. – Нет, не помню. И что же с ним?

Думминг с удивлением обнаружил, что говорит куда громче обычного, почти кричит. Причем не то чтобы он хотел сейчас наорать на кого-нибудь, но…

– Об этом я и собирался поведать, господин Тупс, – спокойно откликнулся завкафедрой. – Так вот, старина Птах был очень чувствителен к высокоэнергетическим магическим полям, и временами, когда мозговая деятельность у него ослабевала – например, когда он начинал подремывать, – вокруг головы у него, хе-хе-хе, летали такие маленькие…

– Ну разумеется, – быстро откликнулся Думминг. – Нам всем нужно быть очень бдительными на предмет всякого необычного поведения.

– Это среди волшебников-то? – хмыкнул Чудакулли. – Господин Тупс, для волшебников необычное поведение – самая что ни на есть норма.

– В таком случае следует обращать внимание на любое нехарактерное поведение! – завопил Думминг. – К примеру, если кто-то ни с того ни с сего осмысленно проговорит две минуты кряду! Или если волшебники вдруг начнут вести себя как цивилизованные люди, а не как стадо напыщенных идиотов!

– Тупс, ТАКОЙтон для тебя нехарактерен, – заметил Чудакулли.

– Об этом я и говорю!

– Ну-ну, Наверн, полегче с ним, нам всем сейчас нелегко, – успокаивающим тоном произнес декан.

– А теперь на НЕГОнашло! – заорал Думминг, трясущимся пальцем указывая на декана. – Декан никогда не был таким, как сейчас! Таким агрессивно-резонным!

Историки давно уже заметили, что войны, как правило, начинаются во времена изобилия. Во времена голода людям не до того – им бы кусок хлеба найти. Когда люди кушают ровно столько, чтобы едва-едва волочить ноги, они ведут себя очень вежливо. Зато когда начинается пир, тут-то и наступает момент подробно разобраться, кто где должен сидеть за столом [18]

[Закрыть].

И Незримый Университет, как подозревали даже сами волшебники, существовал не столько для того, чтобы способствовать развитию магии, сколько чтобы подавлять ее. Мир однажды имел возможность убедиться, что может произойти, если в руках у волшебников сосредоточится слишком много магии сразу. Да, это случилось давно, но и по сей день существуют места, куда лучше не заходить, если хочешь выйти на тех же ногах, на которых вошел.

Когда-то, давным-давно, слова «волшебник» и «война» считались однокоренными.

Официальная же и повсюду пропагандируемая цель существования Незримого Университета заключалась в том, чтобы служить своего рода грузом на стреле всемирной магии, – дабы та раскачивалась с величественным размахом предсказуемого и управляемого маятника, а не вертелась с убийственной целенаправленностью шипастой палицы. Волшебники не разили друг друга огненными шарами из укрепленных твердынь. Вместо этого они сражались словесно, язвя друг друга колкостями и споря по поводу интерпретации протоколов факультетских собраний. И уже давно они с огромным удивлением обнаружили, что получаемое от этого злобное наслаждение ничуть не уступает тому, которое испытывают участники более «реальных» боев. Затем наступало время обильного ужина, а после хорошей еды и отличной сигары даже самый бешеный Темный Властелин размякнет и начнет обниматься с сотрапезниками, в особенности если те предложат ему «еще капельку бренди». Так медленно, шаг за шагом, волшебники обретали самую главную магическую силу, обладая которой, понимаешь, что все остальное – суета сует и всяческая суета.

Загвоздка лишь в том, что нет ничего проще, чем воздерживаться от сладкого, когда не стоишь по колено в патоке и с неба не идет карамельный дождь.

– В воздухе действительно ощущается какой-то… привкус, – заметил профессор современного руносложения.

Магия и в самом деле обычно отдает оловом.

– Подожди-ка, – прервал его Чудакулли.

Подняв руку и пошарив по поверхности собственной шляпы, он выдвинул один из многочисленных ящичков и достал кубик зеленоватого стекла.

– Вот. – Он вручил кубик Думмингу.

Думминг взял чарометр и пристально в него вгляделся.

– Сам я им никогда не пользуюсь, – пояснил Чудакулли. – Обхожусь народными средствами. Послюнишь палец, поднимешь в воздух, и сразу ясно, откуда ветер дует.

– Но он не работает! – воскликнул Думминг, стуча пальцем по чарометру. Палубу под ногами качало все сильнее. – Указатель… Ау!

Он затряс рукой и выронил раскаленный кубик. Оплавившийся до неузнаваемости чарометр покатился по палубе.

– Но это невозможно! – вскричал Думминг. – Эти приборы выдерживают напряжение в миллион чар!

Облизав палец, Чудакулли поднял его в воздух. Вокруг пальца сразу образовался пурпурово-октариновый ореол.

– Н-да, примерно столько и есть, – сказал он.

– Но такого количества магии в мире давно уже нет! – прокричал Думминг.

Ветер толкал лодку в корму. Грозовая стена впереди заметно расширилась и почернела.

– А интересно, сколько нужно магии, чтобы создать континент? – задумчиво произнес Чудакулли.

Все посмотрели на облака. И выше.

– Пора задраивать люки, – произнес декан.

– Но у нас нет люков.

– В таком случае задраим хотя бы госпожу Герпес. И спрячьте куда-нибудь казначея и библиотекаря…

Со всего разгона они врезались в бурю.

Тяжело дыша, Ринсвинд прислонился к стенке какого-то переулка. Что ж, бывали тюрьмы и похуже, подумал он. Иксиане, по сути, очень милые люди, когда не пьяны, или не хотят вас убить, или не то и другое вместе. Чего не хватало, так это караульных, которые, вместо того чтобы таскаться взад-вперед по коридору и портить заключенным настроение, собираются в своем закутке с парой банок пива и картами и отдыхают. Это делает атмосферу в тюрьме такой… дружелюбной.

И разумеется, мимо таких караульных гораздо легче пройти.

Он оглянулся – и увидел КЕНГУРУ.Его силуэт, огромный и сияющий, четко вырисовывался на фоне темного неба. Ринсвинд сначала вздрогнул, но потом до него дошло, что он видит всего лишь рекламный плакат на крыше здания, расположенного чуть ниже по склону. Кто-то позаботился установить под плакатом отражающие зеркала и направить на него мощные лампы.

Кенгуру украшала шляпа с дурацкими дырами для длинных ушей. В дополнение на нем была жилетка. И все равно в нем сразу узнавался ТОТ САМЫЙкенгуру. Никакой другой кенгуру не может так ухмыляться. И в лапе он держал банку пива.

– Надолго к нам, добрый господин? – произнес чей-то голос за спиной у Ринсвинда.

Очень знакомый голос. С характерными завывающими нотками. Голос, который бросает по сторонам вороватые взгляды, готовый в любую минуту смыться. В этом голосе звучало все нытье мира.

Ринсвинд медленно повернулся. Если отбросить некоторые второстепенные детали, то фигура перед ним была столь же знакомой, как и голос.

–  НЕ МОЖЕТ БЫТЬ,чтобы ты был Достаблем, – сказал Ринсвинд.

– Почему не может?

– Потому что… Ладно, и как же ты здесь очутился?

– Очень просто: пришел по Берковой улице, – ответила фигура.

На незнакомце были большая шляпа, огромные штаны и гигантские башмаки – в остальном это была точная копия человека, который в Анк-Морпорке, выждав, когда все трактиры закроются, начинает бойкую торговлю своими очень особыми пирожками с мясом. У Ринсвинда даже была теория, гласящая, что свой Достабль есть везде.

На шее у Достабля висел лоток с надписью «Стремительная Ида Достабля».

– Я решил, лучше занять место у виселицы заранее, – сообщил Достабль. – Висельники весьма способствуют аппетиту. Могу я тебе что-нибудь предложить, друг?

Вытянув шею, Ринсвинд посмотрел в конец переулка, где виднелась довольно людная улица. Как раз в этот момент мимо переулка прошагали двое стражников.

– Например, что? – с подозрением осведомился он, вновь ныряя в тень.

– Есть отличная баллада на хорошей бумаге, повествующая о том самом славном преступнике, которого будут вешать…

– Спасибо, не надо.

– А как насчет сувенирного обрезка веревки, на которой его повесят? Подлинный экземпляр!

Ринсвинд посмотрел на кусок веревочки, которым соблазнительно помахивал Достабль.

– Что-то сильно смахивает на самый обычный бельевой шнурок, – заметил он.

Достабль бросил на шнурок взгляд, изображающий чрезвычайную заинтересованность.

– Естественно, друг, ведь веревку пришлось не только разрезать, но и разделить на части, чтобы досталось всем желающим.

– Слушай, а хоть кто-нибудь догадался спросить у тебя: каким образом ты торгуешь этой самой веревкой, если повешение еще не состоялось? Тебе не кажется, что тут есть некий провал в логике?

Не удаляя с лица улыбки, Достабль немного помолчал. Потом произнес:

– Это отрезок веревки, так? Пеньковой, в три четверти дюйма толщиной, как раз такой, какой всегда пользуются в подобных случаях. Значит, это подлинник. Может, даже от того же производителя. Друг, я предлагаю тебе честную сделку. Ну да, наверное, это немного не тот кусок, что обовьется вокруг его грязной преступной шеи, но…

– И твоя веревка всего в полдюйма толщиной. А вот и этикетка: «Бельевые веревки от компании „Холм с компанией“».

– В самом деле?

Достабль опять воззрился на собственный товар – так, словно впервые его видел. Не в традициях Достабля было допускать, чтобы какой-то паршивый факт вставал на пути у честного мошенничества.

– И все равно это веревка, – заявил он. – Настоящая веревка. Не согласен? Будь спок. А может, желаешь приобрести образчик подлинного народного творчества?

Порывшись в забитом барахлом лотке, он вытащил квадратную картонку. Ринсвинд смерил товар оценивающим взглядом.

Кое-что подобное он уже видел – там, в пустыне. Хотя и не был уверен, можно ли назвать это предметом искусства, поскольку в Анк-Морпорке в данное слово вкладывался несколько иной смысл. Скорее это было нечто среднее между историческим трактатом, географической картой и ресторанным меню. В Анк-Морпорке принято завязывать узелки на носовых платках, как бы на память. А в этой жаркой стране носовых платков не было, поэтому ее жители завязывали в узелки собственные мысли.

Хотя нечасто встретишь картины из жизни сосисок.

– Называется «Сон Сосиски и Чипсов», – сообщил Достабль.

– Да, такое я вижу впервые, – признался Ринсвинд. – Надо же, даже кетчупу место нашлось.

– И что с того? – обиделся Достабль. – Подлинное народное искусство, подлиннее не бывает. Изображение традиционной городской закуски, изготовленное самым настоящим местным жителем. Сделка честная, будь спок.

– А, сейчас до меня вдруг дошло. Талантливый абориген в данном случае не кто иной, как ты? – догадался Ринсвинд.

– Угу. Подлинный и неподдельный. Есть возражения?

– Слушай…

– Но я готов это доказать! Родился на Паточной улице, в Плутджери, там же, где мой отец и дед. И его дед. Я-то не приплыл сюда на бревне, как прочие выскочки, – не будем показывать, кто именно, хотя я могу. – По крысиному личику Достабля пробежала тень. – Припираются сюда, занимают наши рабочие места… Так как насчет произведения искусства? Бери, друг, не пожалеешь. Честная сделка.

Какое-то мгновение Ринсвинд раздумывал, не проще ли сдаться Страже.

– Ладно, мне пора, – торопливо произнес он, снова оглядывая улицу. – Приятно познакомиться с человеком, кому небезразличны проблемы местного населения.

– Местного?! Да что они знают о жизни, полной ежедневного труда? Пускай гребут туда, откуда приплыли! – распереживался Достабль. – Работать им, видите ли, не ПО НУТРУ!

– Так для тебя ж это только хорошо, – подсказал Ринсвинд. – Они не хотят работать, значит, не могут лишить тебя твоей работы.

– Да я куда больше местное население, чем эти! – воскликнул Честная Сделка Достабль, тыча самым что ни на есть местным пальцем себе в грудь. – Я свое право быть местным ЗАСЛУЖИЛ.

Ринсвинд вздохнул. Порой логика уже не помогает – дальше нужно подхватываться и кидаться вперед очертя голову.

– И главное для тебя – честная сделка, – сказал он. – Правильно?

– Точняк!

– Так… есть такие люди, которые не должны катиться туда, откуда пришли? По-твоему?

Честная Сделка Достабль надолго задумался.

– Ну, САМО СОБОЙ,я, – пожал плечами он. – Еще мой друган Дункан, потому что Дункан – мой друган. Ну и, конечно, госпожа Достабль. И еще парочка-троечка друганов из рыбной лавки. Многовато народу набирается.

– Вот что я тебе скажу, – произнес Ринсвинд. – Я ОЧЕНЬхочу отправиться туда, откуда явился.

– Молодец!

– Твой социополитический анализ оченьна меня подействовал.

– Зыко!

– А не мог бы ты подсказать мне, как именно отсюда быстрее всего убраться? Где здесь, к примеру, доки?

– Я бы, конечно, ПОДСКАЗАЛ,– нерешительно произнес Достабль, разрываясь меж противоречивыми устремлениями. – Только через два часа будут вешать, а у меня еще пироги не разогреты.

– А я слышал, что казнь отменили, – заговорщицки сообщил Ринсвинд. – Тот тип смылся.

– Не может быть!

– Точно тебе говорю, – заверил Ринсвинд. – Сам подумай, буду ли я вешать тебе на уши креветок.

– А последнее слово он какое-нибудь сказал?

– Вроде как «Всем пока».

– А как же обязательная перестрелка со стражей? Ее что, не было?

– Видимо, не было.

– И это называется побегом? – разочарованно протянул Ч.С.Достабль. – И чего только я сюда перся? А ведь у меня было отличное торговое место на Гале. Но что, спрашивается, за казнь без хорошего пирога? – Воровато оглядевшись, он наклонился поближе к Ринсвинду. – Кстати, что бы там ни говорили, на Гале очень даже неплохо. Деньги там такие же, как везде, вот что я тебе скажу.

– Гм… да. Наверняка. Иначе это были бы… другие деньги, – согласился Ринсвинд. – ТАК ВОТ,раз уж вечер для тебя все равно испорчен, может, ты мне подскажешь, в какой стороне тут доки?

Лицо Достабля выразило некоторую неуверенность. Ринсвинд сглотнул. На него нападали пауки, злющие люди с копьями и падучие медведи. Но момент истины в его общении с этим континентом настал только сейчас.

– И знаешь, – добавил Ринсвинд, сглатывая, – я… я даже… готов… кое-что у тебя КУПИТЬ!

– Веревку?

– Нет, не веревку. Только не веревку. Гм-м… я понимаю, мой вопрос может показаться весьма эзотеричным, но все-таки – что за начинка у тебя в пирогах с мясом?

– Мясо.

– И какое же?

– О, я вижу, ты истинный любитель ДЕЛИКАТЕСНЫХпирогов с мясом…

– Понятно. Они, стало быть, с деликатесами внутри?

– Точняк.

– И ты можешь сказать, что у них внутри, только после того, как покупатель откусит?

– Ты что, намекаешь, что мои пироги недостаточно высокого качества?

– Выразимся так: я лишь предполагаю подобную возможность. Ладно уж, попробую деликатесный.

– Молодчага. – Достабль пошарился в едва теплой половине лотка и вынул оттуда пирожок.

– Так… что там за мясо? Кошачье?

– Да ты что! Баранина куда дешевле кошатины.

Достабль плюхнул пирожок в миску.

– Что ж, тогда… – Ринсвинд чуть не подавился. – О нет, только не надо лить сверху гороховый суп! Ну почему вечно этот гороховый суп?

– Будь спок, друг. Он отлично обволакивает желудок, – успокоил Достабль, доставая красную бутылку.

– А это что?

– Настоящий кетовый чуп, друг.

– Ты залил мне мясной пирог гороховым супом и думаешь, что я еще буду сдабривать все это… томатным соусом?

– Неплохая цветовая комбинация, а? – просиял Честная Сделка Достабль, вручая Ринсвинду ложку.

Ринсвинд потыкал ею в пирог. Тот мягко ударился о стенку миски.

Что ж, была не была… Он ел сосиски в тесте Себя-Режу-Без-Ножа Достабля и разноцветные древние яйца, которыми торговал Сам-Себе-Харакири Достаби. И при этом он, Ринсвинд, выжил – хотя некоторое время желал себе смерти. Более того, он ел более чем подозрительный кусь-кусь Аль-Джиблы, пил кошмарный яковый чай Да-Не-Достигнуть-Мне-Никогда-Просветления Достабланга, проталкивал себе в горло чудовищный сморгасброд Доста Достаблессонсона, старался глотать, не жуя, куски мороженной гадости, поставляемой исключительно Да-Пнут-Меня-В-Заледеневшую-Дырку Достабукки (при одном воспоминании об этом желудок вставал на дыбы: в конце концов, одно дело – освежевать выбросившегося на берег дохлого кита, и совсем другое – оставить его там валяться, пока он сам не взорвется). А уж что до зеленого пива, сваренного Подавись-Мною-Собственные-Дети Достабля-Стабля…

Все это Ринсвинд ел и пил. В какой бы уголок мира его ни заносило, из туземной первородной глины неизменно вылезал какой-нибудь скользкий тип, предлагающий ему местный деликатес. Это ведь не более чем пирог. Ну что такого особого может быть в пироге? Впрочем, нет, сформулируем иначе… Насколько ОСОБЕННЫМможет оказаться пирог?

Ринсвинд откусил.

– Хорош пирожок? – заботливо осведомился Ч.С.Достабль.

– О боги… – выдавил Ринсвинд.

– И это не просто какой-нибудь протертый горох, – продолжал Достабль, пытаясь заглянуть в глаза Ринсвинда, которые были устремлены в разверзшуюся перед ними вечность. – Этот горох протирал главный специалист города по протиранию гороха.

–  СПАСИТЕ…

– Эй, господин, с тобой все в порядке?

– Он как раз такой… как я и ожидал…

– Вот видишь, стало быть, не так уж и плох!

– Ты точно Достабль!

– Мне на это обижаться или как?

– Ты кладешь пироги в гороховую похлебку, а сверху поливаешь соусом. Кому-то когда-то – наверное, в очень глухую полночь – пришла в голову эта дикая идея. Мне ни в жизнь не поверят, что бывает ТАКОЕ.– Ринсвинд бросил взгляд на полузатонувший пирог. – После этого рассказы о гигантских ходячих сливовых пудингах покажутся жалкой выдумкой, можешь поверить моему слову. Не удивительно, что вы тут пьете столько пива [19]

[Закрыть]…

Безумно потряхивая головой, Ркнсвинд выбрел под неверный фонарный свет.

– Значит, вы тут и вправду едите такие пироги? – скорбно вопросил он караульного, за спиной у которого маячили стражники.

– Это он!

Ринсвинд радостно закивал.

– Здоровеньки! – воскликнул он.

Раздались два звонких хлопка. Это Ринсвинд сбросил сандалии.

Пучина источала пар. Шаровые молнии с шипением падали на поверхность моря, будто капли воды на раскаленный противень.

Волны были слишком велики для волн, но как раз подходящего размера для гор. Думминг осторожно высунул голову из-за борта, чтобы посмотреть на море, – и в тот же самый момент лодка заскользила вниз, в гигантский каньон, пролегший меж двух морских валов.

За ногу Думминга отчанно цеплялся декан.

– Слушай, Думминг, ты в таких вещах специалист, – простонал он, когда они достигли дна каньона и начался жуткий, животокрутительный подъем на следующий гребень. – Мы сейчас погибнем?

– Я… я так не думаю, декан…

– Жаль…

К тому моменту, когда Ринсвинд свернул за угол, сзади уже вовсю свистели, но он никогда не допускал, чтобы столь мелкие детали выводили его из равновесия.

Это был город! В городах все гораздо легче. Он был городским созданием. В городах так много мест, где можно…

Теперь засвистели еще и впереди. Толпа неожиданно стала плотнее, очень много людей зачем-то двигались в одном направлении. Но Ринсвинду НРАВИЛОСЬрассекать толпу. Он был преследуемым, а потому преимущества новизны были на его стороне. Это он распихивал плечами ничего не ведающих прохожих, которые потомоборачивались, толкались, выказывали недовольство и вообще всячески демонстрировали свою неприязнь к тем, кто пытался следовать по пятам за беглецом. Бильярдным шаром Ринсвинд прокатился через толпу и ловко вписался в лунку переулка.

Лучше всего бежать под уклон. Поскольку именно в конце всяких уклонов, как правило, располагаются доки.

Так он и бежал, то увертываясь, то подныривая, пока вдруг не вылетел к воде. Неподалеку покачивались лодки – слегка маловаты, но выбирать не…

Из мрака донесся чей-то топот. Кто-то почти нагнал его!

А эти стражники оказались парнями не промах!

Такого развития событий он не ожидал.

Неужели они захватили его в кольцо? Но ведь это не их дело – думать.

Он побежал в единственном оставшемся направлении: вдоль береговой линии.

Ага, вот здание… По крайней мере… по крайней мере, судя по всему, здание. Да. Потому что таких огромных кораблей просто не делают…

Ринсвинд всегда считал, что здание – это ящик с остроконечной крышкой, цветом более или менее сходный с окружающей грязью. Впрочем, как однажды заметил знаменитый философ Лай Тинь Видль: истинный мудрец, забиваясь в дыру, не смотрит, какого цвета там обои.

Прыжками преодолев ступеньки, Ринсвинд обежал вокруг странного белого сооружения. У него создалось впечатление, что это что-то вроде концертного зала. Оперного, судя по доносящимся изнутри звукам, хотя довольно странно давать оперные концерты в здании, которое выглядит так, будто вот-вот распустит паруса и снимется с якоря. Но к чему ломать голову? Вот сразу за мусорными баками подходящая дверца, да к тому же открытая…

– Ты из агентства, друг?

Ринсвинд вмотрелся в густое облако пара.

– И очень надеюсь, ты умеешь готовить пудинг, а то наш шеф-повар уже бьется головой о стены, – сообщила размытая фигура в белом колпаке.

– Будь спок, – как можно убедительнее произнес Ринсвинд. – А это, я вижу, КУХНЯ?

– Ты чо, прикалываешься?

– А то я чуть было не решил, что это опера…

– Это лучшая опера в мире, друг. Ты заходи, заходи…

Кухонька оказалась весьма скромных размеров, и, как и почти во всех виденных Ринсвиндом кухнях, там было полно людей, ожесточенно работающих над достижением самых разных, взаимно противоречащих целей.