Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 97 страниц)

Раздался стук в дверь. Витинари подал знак университетскому привратнику открыть.

В комнату ввалился волшебник, более известный как Ринсвинд, и остановился перед столом. Лицо его было белым как мел.

– Я не хочу добровольно участвовать в экспедиции, – заявил он.

– Прошу прощения? – поднял брови лорд Витинари.

– Я не хочу добровольно участвовать в экспедиции, сэр.

– Но тебя об этом никто и не просит.

Ринсвинд устало покачал пальцем.

– Но попросят, сэр, обязательно попросят. Кто-нибудь скажет: «Эй, а ведь этот парень любит приключения, знаком с Ордой, Коэну, судя по всему, он даже нравится, а кроме того, жестокую и необычную географию этот Ринсвинд знает вдоль и поперек. Отличная кандидатура!» – Он вздохнул. – А потом я попытаюсь сбежать, ну, спрячусь в каком-нибудь ящике, но этот ящик все равно окажется на борту летающего корабля.

– Правда?

– Очень вероятно, сэр. Или произойдет целая вереница событий, которые приведут к такому же результату. Верьте мне, сэр. Я знаю, как протекает моя жизнь. Поэтому я подумал: чего уж тянуть, лучше сразу прийти сюда и прямо заявить о том, что я не хочу добровольно участвовать в этой экспедиции.

– Мне кажется, твои рассуждения несколько нелогичны, – сказал патриций.

– Отнюдь, сэр. Все очень просто. Я буду добровольцем, но не хочу этого. Хотя… разве мое мнение когда-нибудь кого-нибудь волновало?

– А знаете, в его словах есть здравый смысл, – встрял Чудакулли. – У него исключительный дар, он выпутывается из любых…

– Вот видите? – Ринсвинд измученно улыбнулся лорду Витинари. – Я и моя жизнь слишком давно вместе. Я заранее знаю, как все обернется.

Рядом с Пупом всегда ошивались разбойники. Тут было чем поживиться – в затерянных долинах, в запретных храмах. И плохо подготовленных искателей приключений хоть отбавляй. Слишком многие люди, составляя список возможных опасностей, которые могут встретиться во время поисков потерянных сокровищ и древних знаний, забывают самый первый пункт: «человек, который прибыл на место чуть раньше тебя».

Одна такая разбойничья банда наматывала круги по своему любимому участку, когда вдруг заметила хорошо снаряженного боевого коня, привязанного к скукожившемуся от мороза деревцу. Потом на глаза разбойникам попался костерок, горевший в небольшой защищенной от ветра нише, на котором побулькивал котелок. И наконец банда увидела женщину. Довольно привлекательную. По крайней мере, лет тридцать назад она была очень даже ничего, но сейчас она больше походила на учительницу начальных классов, о которой мечтает всякий ученик (чуткое отношение и понимание таких маленьких жизненных неприятностей, как залитый мочой башмак, гарантируется).

Накинув на плечи одеяло, она мирно вязала. Рядом из сугроба торчал самый огромный меч из всех, что когда-либо доводилось видеть разбойникам.

Разумныеразбойники сразу занялись бы подсчетом несоответствий.

Эти, однако, относились к другому виду, для которого и была придумана эволюция.

Женщина подняла голову, приветливо кивнула и продолжила вязать.

– Так-так, – сказал вожак. – Что мы здесь имеем? Ты…

– Будь добр, подержи вот это, – перебила женщина, вставая. – На больших пальцах, молодой человек. Глазом не успеешь моргнуть, как я смотаю шерсть в клубок. Как вовремя вы появились.

Она протянула ему моток пряжи.

Чувствуя на спине насмешливые взгляды товарищей, разбойник неуверенно принял пряжу, однако тут же расставил руки и постарался придать лицу как можно более злобное «она-даже-не-подозревает» выражение.

– Отлично, – сказала пожилая женщина и сделала шаг назад.

А потом нанесла разбойнику чудовищный по своей силе и подлости, но невероятный по своей эффективности (хоть и совсем неженственный) удар ногой прямо в пах. Пока разбойник падал, женщина наклонилась, подхватила с огня котелок, швырнула его в лицо ближайшего головореза и, пока падал тот,уселась обратно на снег, снова принявшись за свое вязание.

Двое оставшихся разбойников даже шевельнуться не успели. Но затем один из них, словно бы опомнившись, прыгнул к торчащему из сугроба мечу. Разбойник аж покачнулся от тяжести, но клинок был длинным и в некотором роде придавал уверенности.

– Ох! – закряхтел головорез, с трудом вскидывая меч. – Старуха, как ты вообще его таскаешь?

– Это не мой меч, – пожала плечами женщина. – Он принадлежал вон тому мужчине.

Разбойник отважился глянуть в сторону. Из-за большого валуна торчали ноги в бронированных сандалиях. Очень большие ноги.

«Но у меня меч, – подумал разбойник. – Хотя у него меч тоже был».

Вздохнув, пожилая женщина вытащила из клубка шерсти две вязальные спицы, ярко сверкнувшие в свете костра. Одеяло соскользнуло с ее плеч и упало на снег.

– Ну, господа? – сказала она.

Коэн выдернул кляп изо рта менестреля. Юноша с ужасом воззрился на престарелого героя.

– Как тебя зовут, сынок?

– Вы похитили меня! Я просто шел по улице…

– Сколько? – спросил Коэн.

– Что?!

– Сколько хочешь за сагу?

– От тебя воняет!

– Это все моржатина, – спокойным голосом объяснил Коэн. – Запах как от чеснока. В общем… мне нужна сага. А тебе наверняка пригодится мешочек рубинов, к примеру вот таких, как эти.

Он высыпал содержимое кожаного мешочка себе на ладонь. Камни были такими большими, что снег озарился алым светом. Глаза музыканта полезли на лоб.

– У тебя есть… Как это там называется, а, Маздам?

– Искусство, – подсказал Маздам.

– У тебя есть искусство, а у меня – рубины. Мы дадим тебе рубины, а ты нам – искусство, – предложил Коэн. – И нет проблем, верно?

– Проблем? – Рубины действовали на менестреля гипнотически.

– Проблем, которые могут возникнуть, если ты вдруг скажешь, что не умеешь слагать саги, – произнес Коэн прежним ласковым голосом.

– Но… Послушайте, прошу прощения, но… Саги – это ведь самые примитивные поэмы и…

Ветер, который ни на секунду не стихал рядом с Пупом, засвистел еще более жалобно и вместе с тем угрожающе.

– Тебе одному долгохонько придется добираться до цивилизации,– намекнул Маздам.

– Особенно без ног, – добавил Малыш Вилли.

– Умоляю!..

– Постойте, парни, мы же не хотим обойтись так жестоко с этим милым юношей, – вмешался Коэн. – Он – смышленый мальчуган, его ждет блестящее будущее. – И, глубоко затянувшись самокруткой, добавил: – Вернее, ждало. Впрочем, нет, – он снова задумался. – Мне нужна героическая сага, парень. Которая станет самой знаменитой из всех сложенных саг.

– Сага о ком?

– О нас.

– О нас? Но вы все стари…

Менестрель резко замолчал. Самую большую опасность, с которой он сталкивался в своей прошлой жизни, представляла брошенная во время банкета кость, но сейчас речь шла О жизни и смерти, и менестрель это понимал. Очень хорошо понимал. Говорят, возраст иссушает тело и душу. Но, похоже, стоящее перед менестрелем тело от возраста только закалилось и даже приобрело некоторую винтажность.

– Я понятия не имею, как слагать саги, – слабым голосом пискнул юноша.

– Мы тебе поможем, – пообещал Маздам.

– Мы их много знаем, – сказал Малыш Вилли.

– Почти во всех участвовали, – добавил Коэн.

В голове менестреля яркой чередой замелькали мысли примерно следующего содержания: «Эти люди просто рубинысумасшедшие. Они непременно рубиныубьют меня. Рубины.Они притащили меня сюда рубины… рубины…И хотят дать мне большой мешок рубины…рубинов».

– Что ж, полагаю, мне удастся расширить свой репертуар… – промямлил он, однако выражение, появившееся на лицах ордынцев, заставило его несколько изменить лексикон. – Хорошо, договорились, – сказал он. Впрочем, ослепительное сияние камней не загасило крошечную искорку честности. – Только, понимаете ли, я не самый великийв мире менестрель.

– Но ты им станешь, когда сочинишь эту сагу, – пообещал Коэн, развязывая его.

– Ну… надеюсь, она вам понравится…

Коэн усмехнулся.

– Она не нам должна понравиться. Как раз мы ее не услышим.

– Что? Ты же сам сказал: я должен сложить сагу…

– Ага. Но это будет сага о том, как мы пали смертью храбрых.

На следующий день из Анк-Морпорка отплыла небольшая флотилия. События со стремительной быстротой сменяли друг друга. Дело было даже не в том, что перспектива конца света заставила людей сплотиться – то была общая, универсальная угроза, которая с трудом поддавалась людскому осмыслению. Но патриций вел себя достаточно резко, а вот это уже была определенная и в огромной степени личная опасность, которую без труда можно было увязать с собственной судьбой.

Между кораблями тяжело раскачивалась закрытая брезентом баржа; из-под брезента топорщились какие-то подозрительные углы. Поднявшись перед самым отплытием на борт, лорд Витинари мрачно осмотрел груды всевозможных материалов.

– Все это обходится в приличную сумму, – сказал он Леонарду, который уже успел установить на палубе мольберт. – Надеюсь, нам будет чем оправдаться.

– Продолжение существования нашего вида – это достаточное оправдание? – откликнулся Леонард, заканчивая какой-то сложный чертеж и передавая его подмастерью.

– Очевидно, да.

– Мы узнаем много нового, – продолжил Леопард, – и тем самым внесем неоценимый вклад в процветание нашего города. Моряк с «Марии Песто» сообщил, что предметы плавали в воздухе так, словно бы почти не имели веса. Поэтому я изобрел вот это.

Наклонившись, он поднял предмет, который, по мнению лорда Витинари, напоминал самую обычную кухонную принадлежность.

– Это сковорода, которая прилипает к чему угодно, – с гордостью заявил Леонард. – Данная идея возникла у меня и процессе наблюдения за ворсянкой обыкновенной, которая…

– И ты считаешь это полезным изобретением? – спросил лорд Витинари.

– Разумеется! Мы ведь должны будем чем-то питаться и не можем позволить, чтобы горячий жир плавал повсюду. А еще я изобрел ручку, которая пишет вверх ногами.

– Правда? А может, будет проще перевернуть лист бумаги?

Сани развернутым строем двигались по заснеженному полю.

– Клятая холодина, – пробормотал Калеб.

– Что, старость подкрадывается, а? – спросил Малыш Вилли. – Всегда говорил: ты стар настолько, насколько себя чувствуешь.

– Чиво?

– ОН СКАЗАЛ, ТЫ СТАР НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ, ХЭМИШ!

– Чиво? Чиво чувствуешь-то?

– Не думаю, что это старость, – покачал головой Малыш Вилли. – Старость – это что-то другое. А сейчас… просто я стал точнее рассчитывать расстояние до ближайшего туалета.

– А хуже всего, – сказал Маздам, – когда к тебе начинает наведываться молодежь и развлекать тебя веселыми песенками.

– Кстати, почему они всегда поют веселые песенки? – спросил Калеб.

– Ну, им есть из-за чего веселиться. Они ведь не мы.

Мелкие острые кристаллы снега, снесенные ветром с вершин гор, со свистом пролетали перед глазами. Из уважения к своей профессии члены Орды носили только крошечные кожаные набедренные повязки и маленькие кусочки меха и доспехов. Из уважения к преклонным годам (и без комментариев в своем узком кругу) они дополняли эти немногочисленные предметы одежды длинными шерстяными трико и различными, странного вида эластичными штуковинами. К времени ордынцы практиковали тот же подход, что и ко всему остальному, – атакуешь и пытаешься убить.

Выступавший во главе отряда Коэн давал менестрелю советы.

– Прежде всего, ты должен описать, что ты самчувствуешь о саге, – говорил он. – Пение заставляет кровь резвее струиться по твоим жилам, и ты не в силах больше сдерживаться… Тем самым ты говоришь, какой великой будет сага… Понял?

– Да, да… Кажется, понятно, – кивнул менестрель, лихорадочно записывая. – А потом я должен описать вас…

– Нет, потомты должен рассказать, какой была погода.

– Например, «стоял ясный денек»?

– Нет, нет и нет!Ты должен изъясняться так, как положено в саге. То есть переворачивать фразы наоборот.

– Гм-м… «Ясен был день», так что ли?

– Вот именно! Отлично! Я знал, что ты умный паренек!

– Вернее, «знал я, что умный ты паренек»! – выпалил менестрель, не успев вовремя прикусить язык.

На одно волнительное, смертоносное мгновение в воздухе повисла неопределенность, но потом Коэн улыбнулся и хлопнул менестреля по спине. По силе это можно было сравнить с ударом лопатой.

– Вот это стиль! Так, что еще?.. Ах да! В сагах никто никогда не говорит, все только изрекают.

– Изрекают?

– Типа «И изрек Вульф Разбойник Морской…» А еще… еще… Еще все люди – кто-то.Вот я Коэн-Варвар. Верно? Но можно назвать меня Коэном Дерзновенным или Коэном-Поразителем. Или еще как-нибудь в том же духе.

– Э-э… Кстати, а зачем вы все это затеяли? – вдруг спросил менестрель. – Ну, я ведь должен буду написать об этом. Вы правда собираетесь вернутьогонь богам?

– Да. С процентами.

– Но… почему?

– Потому что мы проводили в последний путь многих наших друзей, – сказал Калеб.

– Вот-вот, – поддержал Малыш Вилли. – Но мы ни разу не видели, чтобы большие женщины на летающих конях уносили их в Пантеон Героев. Когда умер Старик Винсент, а он был одним из нас, почему не появился Ледяной мост, по которому можно было бы попасть на Пир Богов, а? А перед самой кончиной его держали в роскошных покоях, укладывали на мягкую постельку, приставили специального жевальщика еды. Мы не желаем себе такого же!

– Ха! Молочные кашки! – сплюнул Маздам.

– Чиво? – спросил проснувшийся Хэмиш.

– ОН СПРОСИЛ, ПОЧЕМУ МЫ РЕШИЛИ ВЕРНУТЬ ОГОНЬ БОГАМ, ХЭМИШ!

– Ась? Но кто-то ведь должен это сделать! – прошамкал Хэмиш.

– Потому что мир огромен и мы еще не все повидали, – сказал Малыш Вилли.

– Потому что эти гады бессмертны, – сказал Калеб.

– Потому что в холодные ночи у меня спину ломит, – сказал Маздам. Менестрель посмотрел на Коэна, который разглядывал что-то у себя под ногами.

– Потому что… – сказал Коэн. – Потому что… они позволили нам состариться.

И в этот весьма драматичный миг они угодили в засаду. Сугробы взорвались тучами снега. Огромные фигуры бросились на Орду. Мечи очутились в иссохших, покрытых пятнами руках с быстротой, которая приходит лишь с опытом. Вверх взмыли дубины…

– Всем стоять! – выкрикнул Коэн командным голосом.

Воины замерли. Клинки застыли буквально в дюйме от шей и туловищ. Коэн поднял глаза на изрытое трещинами, угловатое лицо гигантского тролля, дубина которого угрожающе зависла прямо над его головой.

– Слушай, а по-моему, я тебя знаю… – задумчиво сказал он.

Волшебники работали посменно. Перед флотилией море было спокойным, как мельничный пруд, зато сзади дул постоянный свежий ветер. Волшебники умели управляться с ветрами, потому что погода для них была вопросом не волшебства, но лепидоптерологии. То есть, как говаривал аркканцлер Чудакулли, главное – вычислить, где сейчас порхают эти чертовы бабочки.

В общем и целом, шанс налететь на плавучее бревно был равен одному на миллион, но именно это и случилось. Удар был достаточно слабым, однако Думминг Тупс, осторожно кативший по палубе омнископ, мигом оказался на спине в окружении множества сверкающих осколков.

С выражением искренней тревоги на лице аркканцлер поспешил к нему.

– Сильно повредился? Господин Тупс, он обошелся нам в сто тысяч долларов! Нет, вы только посмотрите! На мелкие кусочки!

– Я почти не пострадал, аркканцлер, спасибо…

– Сотни часов работы пропали даром!И мы не сможем наблюдать за полетом. Эй, господин Тупс, ты меня слушаешь?..

Думминг его не слушал. Он вертел в руках два осколка, внимательно их разглядывая.

– Аркканцлер, кажется, мне случайно удалось совершить, ха-ха, удивительное научное открытие!

– Каким это образом?

– Кто-нибудь раньше разбивал омнископ?

– О нет, молодой человек. Другие люди аккуратнообращаются с дорогостоящим оборудованием.

– Э-э… Пожалуйста, аркканцлер, загляните в этот осколок, – почти взмолился Думминг. – Хоть одним глазком. Это крайне важно.

На нижние склоны Кори Челести снизошло время воспоминаний. Те, кто устраивал засаду, и те, кто попал в нее, расположились вокруг костра.

– Стало быть, Гарри, ты больше не Темный Властелин? – спросил Коэн,

– Ну, ты ж знаешь, какие деньки настали, – сказал Злобный Кошмар Гарри. Члены Орды дружно закивали. Они-то знали, какие настали деньки.

– Сейчас люди, напав на твою Темную башню, первым делом заваливают тоннель для побега, – пожаловался Злобный Гарри.

– Вот гады! – поморщился Коэн. – Темный Властелин всегда должен иметь возможность сбежать. Это всем известно.

– Ага, – подтвердил Калеб. – Кое-какая работенка должна и на завтра остаться.

– Сам я всегда играл честно, – продолжал Злобный Гарри. – Оставлял тайный ход в свою Гору Ужаса, а в надзиратели нанимал абсолютных тупиц…

– Енто меня, значится, – с гордостью объявил огромный тролль.

– …Тебя, тебя, а еще следил за тем, чтобы мои люди надевали маски, закрывающие всёлицо, поверьте на слово, это чертовски недешево обходилось, зато предприимчивый герой всегда мог выдать себя за одного из наших…

– Мы со Злобным Гарри – старые приятели, – сказал Коэн, скручивая самокрутку. – Я знавал его, когда он начинал всего с двумя парнями, ну, плюс Большой Кирдык.

– И Бейкусай, он же – Адов Жеребец, – добавил Злобный Гарри.

– Только он был ослом, Гарри, – поправил его Коэн.

– Зато как кусался! Палец оттяпать – что хвост поднять.

– Слушай, а это не ты был Обреченным Богом-Пауком? По-моему, это с тобой я сражался… – нахмурился Калеб.

– Вероятно. Все сражались. Великие были времена, – посетовал Гарри. – На гигантских пауков всегда можно было положиться. Пауки даже лучше осьминогов. – Он вздохнул. – А потом, конечно, все изменилось.

Орда кивнула. Все действительно изменилось.

– Пошли всякие разговоры. Мол, я мерзкое пятно на мировом лице, – продолжал Гарри. – И никто даже словом не упомянул, что именно я обеспечивал работой тех, кто жил в районах с традиционно высоким уровнем безработицы. А потом, разумеется, появились крутые ребята, с которыми нам, сельским, не было возможности конкурировать. О Нинге Безжалостном слыхали?

– Типа того, – сказал Малыш Вилли. – Это я его убил.

– Не может быть! А как же его знаменитое «Я еще приду взад!»?

– Ну, это будет несколько трудновато, – пожал плечами Малыш Вилли, доставая трубку и набивая ее табаком. – С прибитой-то к дереву башкой.

– А как поживает Памдар – Королева Ведьм? – поинтересовался Злобный Гарри. – Вот была…

– Ушла на покой, – перебил Коэн.

– Врешь!

– Вышла замуж, – объяснил Коэн. – За Хэмиша Стукнутого.

– Чиво?

– Я СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ ЖЕНИЛСЯ НА ПАМДАР, ХЭМИШ! – крикнул Коэн.

– Хе-хе-хе, агась! Чиво?

– Правда, давно это было, – добавил Малыш Вилли. – И брак длился недолго.

– Это была не женщина, а сам дьявол!

– Мы все стареем, Гарри. Теперь у нее своя лавка. «Конфетки Пам». Мармелад делает, – произнес Коэн.

– Что?! И это Памдар? Которая некогда восседала на троне, стоявшем на груде черепов?

– Я же не сказал, что она делает хорошиймармелад.

– А ты как поживаешь, Коэн? – спросил Злобный Гарри. – Слышал, ты императором заделался?

– Звучит неплохо, а? – мрачно откликнулся Коэн. – Но знаешь что? Скучно. Все ползают вокруг тебя, раболепствуют, драться не с кем, а от мягких постелей начинает болеть спина. Куча денег, и не на что их потратить, кроме как на игрушки. Эта треклятая цивилизация высасывает из тебя жизнь.

– Из-за нее-то Старик Винсент и умер, – посетовал Малыш Вилли. – Еротический удар.

Некоторое время тишину нарушали лишь шипение снега на углях и яростный скрип мыслей собравшихся вокруг костра.

– Наверное, все-таки апоплексический, – предположил бард.

– Ага, он самый, – подтвердил Малыш Вилли. – Никак не запомню это слово, да и какая разница?

– В апокалипсическомсмысле – очень большая, – сказал Коэн и повернулся к Злобному Гарри. – Герой не должен так умирать – жирным и размякшим после сытного ужина. Герой должен погибать в бою.

– Да, но вы-то, парни, живы-живехоньки, – заметил Злобный Гарри.

– Это потому, что мы выбирали не тех врагов, – сказал Коэн. – Но на сей раз мы собираемся наведаться в гости к самим богам. – Он похлопал ладонью по бочонку, на котором сидел. Остальные члены Орды зажмурились. – У нас есть тут одна штука, раньше им принадлежала.

Коэн окинул вопросительным взглядом собравшихся. Ордынцы едва заметно кивнули.

– Злобный Гарри, а почему бы тебе не пойти с нами? – предложил он. – Можешь и своих мерзких приспешников захватить.

– Эй, я ведь Темный Властелин! – воскликнул Злобный Гарри, вскидывая голову. – Как это будет выглядеть, если я присоединюсь к компании героев?

– Никак не будет, – резко отрезал Коэн. – И хочешь услышать почему? Потому что мы – последние. Мы и вы. А всем остальным плевать. Нету больше героев, Злобный Гарри. Как и злодеев.

– Злодеи были, есть и будут! – возразил Злобный Гарри.

– Нет, теперь остались только подлые, злобные, коварные паскудники. И, обстряпывая свои делишки, они прикрываются законом. И знаешь что, Злобный Гарри, имена у них теперь совсем другие.

– Они не знают, что такое Кодекс, – сказал Малыш Вилли.

Все кивнули. По закону можешь ты не жить, но Кодекс соблюдать обязан.

– Люди с клочками бумаги, – презрительно бросил Калеб.

Все снова кивнули. Любовью к чтению ордынцы не славились. Для них бумага была врагом, как и люди, которые ее использовали. Бумага прокрадывалась мимо тебя и завоевывала мир.

– Гарри, ты всегда нам нравился, – промолвил Коэн. – Ты играешь по правилам. Ну? Пойдешь с нами?

Злобный Гарри выглядел несколько смущенным.

– Понимаешь, мне хотелось бы.Но я… я ведь Злобный Гарри, верно? Вы не можете доверять мне ни на йоту. При первой же возможности я предам вас, вероломно всажу нож в спину или выкину еще что подобное… Я просто должен буду так поступить! Конечно, если бы все зависело от меня, я поступил бы по-другому… но я должен думать о своей репутации. Я же Злобный Гарри. Так что даже не проси.

– Клево молвил, – одобрил Коэн. – Мне нравятся люди, которым нельзя доверять. По крайней мере знаешь, чего от них ожидать. А все беды, как правило, от тех, в ком ты не уверен. Присоединяйся к нам, Гарри. Ты – один из нас. И твои парни тоже. Вижу, среди них новенькие…

Коэн удивленно оглядел команду Грязного Гарри.

– Ага. Действительно глупых приспешников сейчас днем с огнем не сыщешь, – пояснил Злобный Гарри. – Это вот Слизень…

– Норк-норк, – откликнулся Слизень.

– Туполюдоящеры… Встречал когда-то, – ухмыльнулся Коэн. – Приятно узнать, что еще не все вымерли. Эй, их даже двое. А этот?..

– Норк-норк.

– Этот тоже Слизень, – сказал Злобный Гарри, осторожно похлопав людоящера по спине так, чтобы не уколоться о шипы. – Эти туполюдоящеры могут запомнить только одно имя, не больше. А здесь у нас… – Он повернулся к существу, смутно напоминавшему гнома. Существо подняло на него умоляющие глаза. – Наша Подмышка.

– Ваша Подмышка, навсегда ваша, – с благодарностью подтвердил Подмышка.

– Норк-норк, – изрек один из Слизней на тот случай, если эти слова были адресованы ему.

– Молодец, Гарри, – похвалил Коэн. – Очень трудно найти действительно тупого гнома.

– Нелегко было, уверяю тебя, – признался Гарри с некоторой гордостью и продолжил представлять своих соратников. – А это Мясник.

– Отличное имечко! – воскликнул Коэн, оглядывая с ног до головы огромного, жирного мужика. – Твой тюремщик, верно?

– Непросто было отыскать такого, – сказал Злобный Гарри. Мясник расплылся в счастливой и тупой улыбке. – Верит всему, что говорят, не заподозрит тебя, какое бы нелепое обличье ты ни напялил, пропустит даже прачку-трансвестита с бородой, в которой пасутся козлы, мгновенно засыпает на стуле рядом с тюремной решеткой, а еще…

– …Носит ключи на большом крюке на поясе, чтобы их было легко снять! – закончил за него Коэн. – Классика. Мастерский штрих. И с вами, как погляжу, тролль.

– Енто я, – прогрохотал тролль.

– Норк-норк.

– Енто я.

– Без тролля никуда, верно? – пожал плечами Злобный Гарри. – На мой взгляд, чересчур смышленый, зато напрочь лишен ориентации в пространстве и не может запомнить свое имя.

– А здесь что мы имеем? – спросил Коэн. – Настоящий старый зомби? Где ты его откопал? Мне нравятся люди, которые не боятся показать свое нутро.

– Гак, – изрек зомби.

– Что, языка нет? – осведомился Коэн. – Не переживай, парень, холодящий кровь визг – это все, что тебе нужно. Ну, и парочка кусков проволоки, судя по твоему виду. Главное – стиль, остальное приложится.

– Енто я.

– Норк-норк.

– Гак.

– Енто я.

– Ваша Подмышка, навсегда ваша.

– Можешь ими гордиться. Мне ни разу не доводилось видеть толпу более тупых приспешников, – с восхищением произнес Коэн. – Гарри, ты словно мощное дуновение газов в комнате, полной роз. Бери их всех с собой. Даже слышать не желаю о том, что ты не пойдешь с нами.

– Приятно быть оцененным по заслугам, – сказал Гарри, покраснев и потупив взор.

– Чего ты вообще ждешь от будущего? – поинтересовался Коэн. – Кто в наши дни может по достоинству оценитьТемного Властелина? Мир стал слишком запутанным и сложным. Он больше нам не принадлежит. Еротические удары – вот и все, что нас ждет.

– И что за авантюру вы собрались провернуть? – спросил Злобный Гарри.

– Норк-норк.

– Ну, я считаю, настало время поступить так, как мы поступали в самом начале, – ответил Коэн. – В последний раз, так сказать, бросить кости. – Он снова похлопал по бочонку. – Пора вернуть кое-какой должок.

– Норк-норк.

– Заткнись.

Круглую ночь лучи света пробивались сквозь дыры и швы брезента. Похоже, Леонард Щеботанский вообще никогда не спал. Вполне возможно, он придумал какое-нибудь устройство, которое делало это за него. Но в данный момент патриция беспокоило нечто иное.

Драконы путешествовали на специальном корабле – слишком опасно было перевозить их на чем-либо еще. Суда, как правило, делались из дерева, а драконы даже в спокойном состоянии изрыгали языки пламени. А в возбужденном состоянии вообще взрывались.

– С ними все будет в порядке? – спросил лорд Витинари, стараясь держаться подальше от клеток. – Если хоть один из них пострадает, мне грозят серьезные неприятности от Санатория Для Тяжело Больных Драконов и госпожи Овнец лично. И эта перспектива меня совсем не радует, уверяю.

– Господин Щеботанский говорит, что для беспокойств нет никаких оснований. Все дракончики вернутся целыми и здоровыми, милорд.

– А вот ты, господин Тупс, доверил бы свою жизнь устройству, приводимому в действие драконами?

Думминг проглотил комок в горле.

– Я не подхожу на роль героя, милорд.

– Почему же, позволь поинтересоваться?

– Думаю, для героя у меня слишком живое воображение.

«Что ж, вполне разумное объяснение», – думал лорд Витинари, удаляясь. Отличие состояло в том, что воображение обычных людей работало в виде мыслей и изображения, а воображение Леонарда – в виде формы и пространства. Его грезы выражались исключительно в виде спецификаций и инструкций по сборке.

Лорд Витинари почувствовал, что все больше и больше надеется на успех второгоплана. Когда ничего не помогает, остается только молиться…

– Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь! – взывал первосвященник Слепого Ио Гьюнон Чудакулли к толпе жриц и жрецов, собравшейся в грандиозном Храме Мелких Богов.

Во многом Гьюнон был похож на своего родного брата Наверна. И точно так же он полагал, что его работа – в основном организационная. Большинство людей умели верить по-настоящему,и он всего-навсего позволял им этим заниматься. Но чтобы белье было выстирано, а дом поддерживался в хорошем состоянии, одной молитвой тут не отделаешься. Богов было превеликое множество… тысячи две, не меньше. Многие были совсем мелкими, но и за ними требовался глаз да глаз. Боги – это своего рода мода. Взять, например, Ома. Он был каким-то мелким кровожадным божеством в далекой и безумной пустынной стране, но вдруг стал одним из главных богов. Все это стало возможным не потому, что он действительно оправдывал надежды молящихся, но в общем и целом Ом вел себя так динамично,что всегда была надежда: однажды наступит день, и ужо тогда полетят в небо фейерверки. На Гьюнона, который благодаря умелому размахиванию тяжелым кадилом пережил десятилетия напряженных теологических диспутов, новые технологии произвели весьма сильное впечатление.

И конечно, нельзя было не учитывать новичков, таких, к примеру, как Анигер, Богиню Раздавленных Зверьков. Кто мог предвидеть, что строительство дорог и изобретение более быстроходных повозок приведет к ее появлению? Но влияние божества, к которому взывают в миг крайней нужды, растет буквально на глазах, а в последнее время люди все чаще восклицали: «О мой бог, на кого это я наехал?».

– Братья! – закричал Гьюнон, когда ему надоело ждать. – И сестры!

Гомон голосов стих. С потолка посыпались хлопья сухой краски.

– Спасибо, – сказал Чудакулли. – Прошу, выслушайте меня. Я и мои коллеги… – он показал на старших священнослужителей за своей спиной, – уверяю вас, мы очень долго обдумывали эту идею и нашли ее, с точки зрения теологии, весьма разумной. Мы можем продолжить?

Он все еще чувствовал беспокойство среди священной братии. Прирожденные руководители терпеть не могут, когда ими руководят.

– Если мы даже не попытаемся,– наконец заговорил он, – планы этих безбожных волшебников могут увенчаться успехом. И кем еще, как не толпой простофиль, мы будем выглядеть?

– Все это, конечно, хорошо, – крикнул один из священнослужителей, – но здесь важна форма! Мы не можем всемолиться одновременно! Боги не одобряют экуменизм, это известный факт! И что за слова должны мы использовать, во имя всех богов!

– Лично мне кажется, что короткие, непротиворечивые…

Гьюнон Чудакулли вдруг замолчал. Перед ним сидели священнослужители, которым священным эдиктом было запрещено питаться брокколи; священнослужители, которые требовали, чтобы незамужние девушки закрывали уши, дабы не разжигать в мужчинах страсть; священнослужители, которые поклонялись песочным кексам с изюмом. Вот и говори тут о непротиворечивости.

– Понимаете, все свидетельствует о том, что наступает конец света, – слабым голосом промолвил он.

– Правда? О, как долго некоторые из нас ждали этого! То будет кара человечеству за все его прегрешения!

– И за брокколи!

– И за короткие стрижки, которые сейчас носят девушки!

– Только кексы будут спасены!

Чудакулли отчаянно замахал посохом, призывая к тишине.

– Однако это не гнев божий! – возразил он. – Все это – деяния человека!

– Но он вполне может быть десницей божьей!

– Кто? Коэн-Варвар?

– Да хотя бы и он, какая…

Спорщик прервался. В бок ему настойчиво тыкал стоящий рядом священнослужитель.

– Одну минуточку…

Возбужденные споры долго не смолкали. Лишь немногие храмы не были ограблены или осквернены за долгую жизнь этого героя-авантюриста, поэтому священнослужители пришли к дружному согласию, что ни один из богов не стал бы делать своей десницей такого безбожника, как Коэн-Варвар. Гьюнон обратил свой взор к потолку с красивой, но несколько обветшавшей панорамой богов и героев. «Легко быть богом», – с тоской подумал он.