Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 97 страниц)

– Много, – дополнил декан.

– А-а, понятно! – кивнул бог. – Что ж, думаю, практическая демонстрация будет гораздо информативнее.

– Э-э… Мы, знаешь ли… не планировали…

– А вот и ви-и-и-и! Так вот ви где, госьпода!

В пещеру вплыла госпожа Герпес. Волшебники внезапно затихли, почувствовав своим волшебным чутьем, что появление госпожи Герпес именно в этот момент равносильно включению нагревательной спирали в плавательном бассейне жизни.

– О, еще один представитель вашего вида, – жизнерадостно заметил бог. Он пригляделся. – Или другого?

Думминг почувствовал, что настало время что-то сказать. Госпожа Герпес устремила на него взгляд.

– Госпожа, э-э, Герпес, э-э… дама, – объяснил он.

– Ага, так и запишем, – кивнул бог. – И чем же знамениты ДАМЫ?

– Они, гм, принадлежат к тому же виду, что и, гм, мы, – заметался Думминг. – Гм… они… гм…

– Слабый пол, – подсказал Чудакулли.

– Прошу прощения, не совсем понял. Слабый – то есть ненадежный? – уточнил бог.

– Э-э… она, гм, э-э… видишь ли, она как бы самочных наклонностей, – завершил Думминг.

– О, как кстати, – довольно улыбнулся бог.

– Прошюженяизьвинить, – произнесла госпожа Герпес тоном максимальной строгости, порой весьма уместной, как она считала, при общении с волшебниками, – но быть может, кто-нибудь удосюжится предьставить мне этого госьподина?

– О, разумеется, – заторопился Чудакулли. – Прошу прощения. Бог, это госпожа Герпес. Госпожа Герпес, это бог. Местный бог. Бог этого острова. Э…

– Йа очарована, – промурлыкала госпожа Герпес.

Согласно понятиям госпожи Герпес, боги были существами социально приемлемыми – по крайней мере, если у них наличествовала человеческая голова и они были одеты. Боги котировались чуть выше первосвященников и примерно наравне с герцогами.

– Следует ли мне пасть ниц? – кокетливо спросила она.

– Ммяяя, – простонал главный философ.

– Коленопреклонение любого вида не обязательно, – отозвался бог.

– Он хочет сказать, нет, – перевел Думминг.

– Как вам будет угодно, – с этими словами госпожа Герпес протянула руку.

Бог сразу схватил ее и принялся гнуть туда-сюда большой палец.

–  Оченьпрактично, – одобрил он. – Палец, как я вижу, противопоставлен. Пожалуй, надо записать. Кстати, а две ноги – это по привычке? О, вижу, твои брови поползли вверх. Это какой-то сигнал? Кроме того, я заметил, что формой тела ты отличаешься от остальных представителей своего вида и у тебя нет бороды. Наверное, это означает, что мудрости у тебя значительно меньше?

Думминг заметил, что глаза госпожи Герпес сузились, а ноздри раздулись.

– У вас тют возьникли сложьности, господа? – произнесла она. – Йа следовала по вашим следам до той смешной лодки, а от нее – досюда и…

– Мы говорили о сексе, – с энтузиазмом проинформировал ее бог. – Необыкновенно волнующая тема, тебе не кажется?

Волшебники затаили дыхание. По сравнению с этимпростыни декана могли показаться цветочками.

– Это не татема, которюю я осьмелюсь обьсюждать, – осторожно ответила госпожа Герпес.

– Ммяяя, – пискнул главный философ.

– У меня такое впечатление, что от меня что-то скрывают, – раздраженно произнес бог.

Его палец испустил искру, которая, врезавшись в пол, прожгла там небольшой кратер. По лицу бога было видно, что он поражен не меньше волшебников.

– О боги, что вы теперь обо мне подумаете? Я искренне прошу прощения! – воскликнул он. – Боюсь, это своего рода непроизвольная реакция на… некоторые раздражители.

Все посмотрели на кратер. У самой ноги Думминга пузырился камень, но отодвинуться Думминг не решался, поскольку боялся упасть в обморок.

– Так это было просто… от раздражения? – спросил Чудакулли.

– Возможно, не только. Еще к нему примешивалась… пожалуй, небольшая растерянность, – объяснил бог. – Ничего не могу с этим поделать, типичный божественный рефлекс. Боюсь, мы как… вид не очень-то умеем мириться, когда… нам возражают, назовем это так. Я правда извиняюсь. Очень. – Высморкавшись, бог уселся на полузаконченного панду. – Ну вот. Сейчас опять… – С его пальца снова сорвалась крохотная молния. По пещере прокатился тихий раскат грома. – Надеюсь, второго Квинта не случится. Вам, разумеется, известно, что там произошло…

– Первый раз слышу о таком городе, – признался Думминг.

– Действительно, что это я, откуда вам знать о Квинте, – согласился бог. – В этом-то все и дело. Города как такового было совсем немного. Так, поселение, большей частью слепленное из грязи. Как я это называю. А потом она, конечно, превратилась в керамику. – Он обратил к слушателям сокрушенное лицо. – У вас, думаю, такое тоже бывает… Ну, дни, когда кидаешься на всех подряд.

Краем глаза Думминг заметил, что волшебники в редком порыве единодушия начали тихонько перемещаться в сторону выхода.

Удар грома – гораздо громче предыдущего – проделал прямо у двери пещеры глубокую расселину.

– Стыдно-то как! Не знаю, куда глаза девать! – воскликнул бог. – Боюсь, это все мое подсознание.

– Может, тебе стоить пройти курс лечения от преждевременного огнеизвержения?

– Декан! Сейчас неподходящий момент!

– Прошу прощения, аркканцлер.

– И мне было слегка обидно за моих легковоспламеняемых коров. – Борода у бога так и трещала от искр. – Да, согласен, в жаркие дни, при какой-то очень редкой комбинации обстоятельств они самопроизвольно возгорались, в результате чего сгорала вся деревня. И что? Разве это повод для неблагодарности?

Все это время госпожа Герпес холодно взирала на бога.

– А что именно ви желаете зьнать? – спросила она.

– Ха? – крякнул Чудакулли.

– Йа никого не хочю обидеть, но йа, видите ли, желаю выйти отьсюда целой и неподожженной, – величественно произнесла домоправительница.

Бог оторвался от своих размышлений.

– Концепция деления на самцов и самок выглядит весьма перспективной, – сморкаясь, признал он. – Но почему-то никто не хочет объяснить мне поподробнее…

– Ах, ви об ЭТОМ.– Госпожа Герпес слегка махнула рукой. Бросив взгляд на волшебников, она легким, но уверенным рывком поставила бога на ноги и потянула за собой. – Господа, прошю прощения…

Волшебники смотрели им вслед в состоянии еще более глубокого потрясения, чем то, в которое их повергло зрелище испускаемых божьими пальцами молний. Затем заведующий кафедрой беспредметных изысканий натянул шляпу на глаза.

– Нет, я даже смотреть боюсь, – сказал он и добавил: – Чем они там занимаются?

– Э-э… просто разговаривают… – отозвался Думминг.

– Разговаривают?

– И она… как бы… размахивает руками…

– Ммяяя! – возопил главный философ.

– Кто-нибудь, быстро, обмахните его чем-нибудь, – приказал Чудакулли. – А сейчас она что, СМЕЕТСЯ?

Домоправительница и бог одновременно посмотрели на волшебников. Госпожа Герпес кивнула, словно заверяя собеседника, что все ею сказанное – чистая правда, после чего оба снова рассмеялись.

–  Этобольше смахивает на хихиканье, – строго отметил декан.

– Не уверен, что одобряю данное поведение, – надменно произнес Чудакулли. – Боги и смертные женщины. Знаем мы эти истории. Наслышаны.

– Когда боги превращаются в быков, – подсказал декан.

– Или в лебедей, – добавил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– А иногда в золотой дождь, – продолжал декан.

– Да уж, – согласился завкафедрой и после небольшой паузы добавил: – Кстати, над последним превращением – ну, тем, что ты упомянул, – я не раз ломал голову…

– Интересно, какой этап она ему сейчас описывает?

– Откровенно говоря, я предпочел бы не знать.

– Послушайте, кто-нибудь, сделайте же что-нибудь с главным философом! – призвал Чудакулли. – Расстегните ему пуговицы, что ли, развяжите галстук!

–  КУДА-КУДА?– донесся до них изумленный вопрос бога.

Госпожа Герпес, бросив на волшебников беглый взгляд, понизила голос.

– А кто-нибудь когда-нибудь встречался с господином Герпесом? – полюбопытствовал аркканцлер.

– Гм-м… Нет, – ответил декан. – На моей памяти – нет. Наверное, все мы полагали, что он умер.

– А кому-нибудь известно, от чего он умер? – спросил Чудакулли. – Тихо, тихо… Они идут.

Бог, приближаясь, весело улыбался.

– Ну, с ЭТИМмы разобрались. – Бог довольно потер руки. – Жду не дождусь возможности увидеть, как это происходит в жизни. Знаете, даже если бы я сидел здесь сто лет и думал, то никогда бы не додумался… Да и кто всерьез поверит… что… – Вид застывших лиц волшебников его явно веселил. Бог захихикал. – Ну, то место, где он… а потом она… Чтобы кто-нибудь удерживался от смеха так долго?.. Но главное, теперь мне понятно, как все работает. И кроме того, это открывает двери для массы весьма интересных вариаций…

Госпожа Герпес старательно изучала потолок. Лишь благодаря чему-то неуловимому в выражении ее лица и тому, как подрагивал ее весьма выразительный бюст, можно было понять, что она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Это сбивало с толку. На свете было очень мало вещей, способных заставить рассмеяться госпожу Герпес.

– А? О? – произнес Чудакулли, бочком продвигаясь к выходу. – Да что ты говоришь? В таком случае прекрасно. Наверное, мы тебе больше не нужны? А то мы торопимся на корабль…

– Да, теперь все в порядке, не смею вас больше задерживать. – Бог сделал неопределенно-прощальный жест. – Кстати, чем больше я думаю, тем яснее вижу: с помощью этого «секса» замечательным образом решаются практически все мои проблемы.

– Не всякий может этим похвастаться, – глубокомысленно отозвался Чудакулли. – Э-э… Госпожа Герпес, вы с нами?

– Разюмеется, аркканцлер.

– Э-э… Замечательно. Прекрасно. Гм-гм. И ты, господин Тупс, тоже шевели ногами…

Бог вернулся к своему рабочему столу и принялся копаться в ящиках. Воздух мерцал. Думминг посмотрел на кита. Кит был, безусловно, живым… но не в данный момент времени. Взгляд Думминга метнулся к слону-в-процессе-производства, к загадочным подставкам и лесам органического вида, воздвигнутым вокруг пока еще неузнаваемых, озаренных мерцающим голубым светом объектов. Впрочем, нет, в одном из объектов он узнал половинку коровы.

Думминг осторожно извлек из уха одержимого духом исследований жучка. Если он сейчас уйдет, то никогда не узнает…

– Я, пожалуй, остаюсь, – произнес он.

– Ты, похоже, способный молодой… э-э… – начал, не оборачиваясь, бог.

– Человек, – подсказал Думминг.

– Молодой человек, – повторил бог.

– Ты УВЕРЕН!– спросил Чудакулли.

– До сих пор я ни разу не брал отпуск, – ответил Думминг. – И теперь я хочу взять все свои неиспользованные отпуска и посвятить это время научным исследованиям.

– Но мы ведь заблудились в прошлом!

– В таком случае это будут очень фундаментальные исследования, – твердо возразил Думминг. – Аркканцлер, разве вы не видите, сколько всего здесь можно узнать?!

– В самом деле?

– Только оглянитесь вокруг!

– Вижу, ты уже принял решение, – сказал аркканцлер. – Но на зарплату даже не рассчитывай.

– Не припомню, чтобы мне ее когда-нибудь выплачивали, – ответил Думминг.

Декан подтолкнул Чудакулли под локоть и что-то зашептал ему на ухо.

– А как мы без тебя разберемся с лодкой? Кто ею будет управлять? – воскликнул Чудакулли.

– Лодкой? О, не беспокойтесь, проблем тут возникнуть не должно, – сказал, высунувшись из-за своего верстака, бог. – Она сама найдет место с иными, отличными от нынешних биогеографическими характеристиками. Она будет плыть сама собой. Зачем возвращаться туда, откуда вы начали свой путь? – Он помахал в воздухе жучиной лапкой. – Неподалеку отсюда по вращению Диска как раз поднимается новый континент. Почуяв таких размеров сушу, лодка двинется прямиком туда.

– Новый континент? – переспросил Чудакулли.

– Ну да. Сам я никогда такими вещами не интересовался, но с той стороны доносится такой грохот! Судя по всему, строительство идет большое.

– Тупс, ты по-прежнему уверен, что желаешь остаться? – многозначительно произнес декан.

– Э-э, да…

– Что ж, надеюсь, господин Тупс не посрамит славные традиции нашего Университета! – с чувством произнес Чудакулли.

Думминг, знавший эти славные традиции вдоль и поперек, вяло кивнул. Зато сердце у него так и колотилось. Ничего подобного он не испытывал даже в тот момент, когда придумал для Гекса первую программу.

Наконец-то он нашел свое место в этом мире. Будущее манило и звало.

Когда волшебники спустились обратно к подножию горы, как раз занимался рассвет.

– Очень даже неплохой бог, – нарушил молчание главный философ. – То есть для бога.

– И кофе неплохой варит, – поддержал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– И кстати, вы заметили, насколько быстро он вырастил кофейный куст, когда мы ему наконец объяснили, что такое кофе? – добавил профессор современного руносложения.

Некоторое время они молча продолжали путь. Госпожа Герпес, негромко напевая, шла немного впереди. Волшебники старались держаться от нее на почтительном расстоянии. Они ощущали, что каким-то неведомым образом она взяла над ними верх, хотя и не могли сказать, в какой именно игре она победила.

– Забавно, что молодой Думминг решил остаться, – произнес главный философ, отчаянно пытаясь думать о чем угодно, но не о розовом видении.

– А бога его решение порадовало, – отметил профессор современного руносложения. – И он сказал, что внедрение секса потребует коренной переработки всего остального.

– В детстве я любил делать из глины змеек, – радостным голосом вставил казначей.

– Прекрасно, казначей.

– Больше всего возни было с лапками.

– И все же меня не оставляет мысль: по-моему, мы что-то… напортачили, аркканцлер. В этом самом прошлом, – сказал главный философ.

– Каким, интересно, образом? – возразил Чудакулли. – В конце концов, прошлое происходило и до нашего появления здесь.

– Верно, но теперь мы здесь, и мы его изменили.

– Значит, мы изменяли его и раньше.

И этой фразой он, по всеобщему мнению, прекрасно подытожил сказанное. Очень легко запутаться в хитросплетениях временных парадоксов, однако ничто так эффективно не разрешает все проблемы, как хорошее большое эго.

– И все же чертовски радостно думать, что выходец из Университета примет участие в разработке совершенно нового подхода к созданию форм жизни! – воскликнул заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– Что верно, то верно, – кивнул декан. – У кого после этого повернется язык сказать, мол, образование – это плохо, а?

– Понятия не имею, – поднял брови Чудакулли. – У кого?

– Не важно. Но если у кого и повернется, то мы с полным правом можем указать на Думминга и возразить: вот, посмотрите на него, работал, не жалел сил, прислушивался к руководителям, а теперь он сидит одесную бога.

– Какое замечательное выражение. Оно означает… – начал было профессор современного руносложения, но декан опередил его.

– Оно означает, что Думминг сидит с правой стороныот бога, – объяснил он. – Из чего следует, что он с технической точки зрения ангел.

– Никакой он не ангел. Думминг боится высоты. Не говоря уже о том, что состоит он из плоти и крови, а ангелы, они должны быть из… из света или чего-то в том же духе. Хотя за святого он вполне бы сошел.

– Он что, может творить чудеса?

– Точно не знаю. Когда мы уходили, они с богом как раз обсуждали, как изменить задницу бабуина, чтобы сделать ее крайне привлекательной для самок.

Воцарилось задумчивое молчание.

– По МОИМпонятиям, это вполне тянет на чудо, – наконец признался Чудакулли.

– Не могу, однако, сказать, что счел бы такое времяпрепровождение очень приятным, – задумчиво произнес главный философ.

– Со слов бога, все это делается для того, чтобы вызвать в живых существах ЖЕЛАНИЕпредаться… заняться… увлечься процессом создания нового поколения, вместо того чтобы посвящать время какому-нибудь другому, более… интересному виду деятельности. Очевидно, чтобы достигнуть этой цели, многих животных придется полностью перестроить.

– И перестройку следует начать прямо с нижнего, ха-ха-ха, этажа.

– Чрезвычайно ценное замечание, декан.

– И как же именно это должно работать? – поинтересовался главный философ. – Самка бабуина видит самца и говорит: «Мама дорогая, какая неподражаемая задница, не заняться ли нам… брачными танцами?»

– Признаюсь, я и сам частенько задумывался над подобными вопросами, – согласился профессор современного руносложения. – Возьмем, к примеру, лягушек. Если бы я, скажем, был лягушкой и искал себе мужа, я бы, разумеется, пожелал узнать, какой длины у кандидата ноги, насколько хорошо он ловит мух…

– И насколько длинный у него язык, – добавил Чудакулли. – Декан, БУДЬ ТАК ЛЮБЕЗЕН,прими что-нибудь от своего жуткого кашля!

– Верно, – согласился профессор современного руносложения. – И есть ли у него хороший пруд. Ну, и так далее. Не могу сказать, что мое решение определялось бы его способность раздувать зоб до размеров брюха и издавать «кролик-кролик-кро-о-олик».

– Мне кажется, это скорее «ква-ква-ква-а-ак-лик».

– Ты уверен?

– Вполне.

– А кто же тогда издает «кролик-кролик-кро-о-олик»?

– Наверное, кролики.

– А. Ну да. По-моему, они беспрерывно издают нечто подобное.

– Лично мне всегда казалось, что секс – довольно безвкусный способ самовоспроизведения видов, – заметил заведующий кафедрой беспредметных изысканий, когда волшебники вышли на пляж. – Наверняка должен быть способ и получше. А этот… очень уж старомоден. И требует непомерных энергетических затрат.

– Я, допустим, с тобой согласен, но что ты предлагаешь взамен? – спросил Чудакулли.

– Бридж, – твердо заявил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

– Бридж? Как это?

– Ты о карточной игре? – уточнил декан.

– А почему бы и нет? Бридж может быть очень волнующим занятием, подразумевающим интенсивное общение. К тому же никакого специального оснащения не нужно.

– Но для партии требуются ЧЕТВЕРОучастников, – указал Чудакулли.

– Ах да. Я и забыл. Ты прав, могут возникнуть проблемы. Ну… А что ты скажешь насчет… крокета? В крокет можно играть вдвоем. Да что там вдвоем! Если уж на то пошло, я частенько сам с собой играю.

Чудакулли незаметно увеличил дистанцию между собой и заведующим кафедрой беспредметных изысканий.

– Не совсем понятно, каким образом это можно увязать с увеличением численности себе подобных, – тщательно обдумывая каждое слово, произнес аркканцлер. – Развлечение – да, тут все понятно. С увеличением же численности проблема. Как, по-твоему, она будет решаться?

– Я здесь, что ли, бог? – пожал плечами заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Всякие детали – это его задача.

– Но не думаешь ли ты, что женщина захочет прожить с человеком всю жизнь только потому, что у него хороший удар клюшкой? – усмехнулся декан.

– Вообще, если задуматься, то клюшка в человеке не… – Чудакулли осекся на полуслове. – Думаю, лучше сменить тему, – заключил он.

– Я с ним играл в крокет. Не далее чем на прошлой неделе, – прошептал декан на ухо Чудакулли, едва завкафедрой немного отошел. – И теперь мне очень хочется принять ванну!

– Будь уверен, как только мы вернемся, я незамедлительно прикажу запереть все клюшки в чулане, – шепнул в ответ Чудакулли.

– Кстати, тебе известно, что у него комната под потолок забита всякими книжками о крокете? Некоторые даже с ЦВЕТНЫМИ ИЛЛЮСТРАЦИЯМИ!

– И что на них изображено?

– Сцены знаменитых крокетных ударов, – сказал декан. – И у него такая большая клюшка. Нам надо быть с ним поосторожнее.

– По этому вопросу мы почти сходимся во мнениях, декан. Практически сходимся, – произнес Чудакулли.

В один прекрасный день некий относительно волшебник расположился на отдых у высохшего русла водоема, в тени раскидистого дерева, назвать которое он не смог бы ни за что на свете. Безуспешно колотя банкой с пивом о камень, он яростно ругался.

– О боги, ну какой идиот догадался поместить пиво вот в это?

Когда наконец он сумел пробить в банке дырку, пиво немедленно рванулось наружу, щедро орошая окрестности. Однако, следует признать, кое-что перепало и волшебнику.

Если не считать этой маленькой неприятности, дела обстояли весьма неплохо. Ринсвинд осмотрел деревья на предмет возможной угрозы и не обнаружил ни одного падучего медведя. И Скрябби тоже куда-то задевался, что не могло не радовать.

Вскрыв – на этот раз более умело – еще одну банку, он принялся задумчиво потягивать пиво.

Ну и местечко! Все не такое, каким должно быть, – даже птицы говорят, по крайней мере пытаются. К тому же здесь никогда не шел дождь. При этом под землей воды хоть залейся, а выкачивают ее насосами на ветряных мельницах.

Выбравшись из каньонной местности, он почти сразу наткнулся на еще одну мельницу. Ее усилиями в лохань едва-едва сочилась тонкая струйка воды. Но буквально на глазах струйка превратилась в редкие капли, а потом и вовсе пересохла.

Проклятье! Ну, почему, помогая тем овцам, он не догадался набрать немного воды себе?

Ринсвинд проверил содержимое мешка. Там обнаружился хлеб, весом и размерами напоминающий пушечное ядро, и немного овощей. По крайней мере, овощи выглядели знакомо. Он даже вроде бы узнал картошку.

Взяв одну картофелину в руку, он поднял ее к закатному небу.

Ринсвинду довелось питаться во многих странах Плоского мира, и несколько раз он даже успевал закончить еду до того, как надо было подхватываться и убегать. Но во всех этих трапезах всегда чего-то недоставало. Нет, не то чтобы еда была пресной. Совсем напротив: чужеземные повара проявляли чудеса кулинарного искусства, добавляли специи, маслины, рис – да чего только не добавляли! Но ему всегда недоставало ее – скромной картошки.

Было, впрочем, время, когда он в любой момент мог получить целую тарелку пюре или чипсов. Надо было лишь зайти на кухню и попросить. В Незримом Университете, следует отдать должное этому заведению, еду выдавали по первому требованию, даже если данное требование высказывалось с набитым ртом. И самое смешное, Ринсвинд этой привилегией почти никогда не пользовался. На общих обедах, когда передавали блюдо с картофелем, он иной раз накладывал себе ложечку – а иной раз и нет! И блюдо… уплывало… дальше… Вместо картофеля он брал рис. Рис! Нет, рис, конечно, по-своему питательный продукт, но если посмотреть в суть вопроса, то выращивают рис только там, где картофель плавал бы на поверхности.

Ринсвинда частенько посещали воспоминания о тех легкомысленных минутах. Обычно это происходило во сне, и с воплем: «Мне! Мне картошку, пожалуйста!» – он просыпался.

А иногда ему снилось тающее в картошке масло. То были особо плохие ночи.

Почтительно водрузив картофелину на пригорок, Ринсвинд снова заглянул в мешок. Луковица, пара морковок. Коробочка с… чаем, судя по запаху, и спичечный коробок с солью.

Озарение было настолько ярким и сильным, насколько яркими и сильными всегда бывают озарения, сопровождаемые солидной порцией пива.

Суп! Питательно и просто! Надо сварить все вместе! Ну конечно! В качестве кастрюльки сойдет пустая банка из-под пива, остается лишь развести костерок да порубить овощи, а влажное пятно вон там означает, что под землей есть вода…

Слегка покачиваясь, Ринсвинд подошел к пятну. Да, углубление в форме большого круга явственно показывает, что когда-то здесь был пруд. И растительность выглядит свежее, чем везде… Однако воды как таковой не было, а Ринсвинд слишком устал, чтобы копать яму.

И тут со скоростью пива налетело другое озарение. Пиво! По сути это ведь вода, просто в нее еще что-то добавлено. А из добавок там по большей части дрожжи – практически лекарство, но главным образом питательное вещество, то есть еда. Если уж на то пошло, пиво – это текучий хлеб. Да уж если совсем на то пошло, суп вообще лучше варить на пиве, а не на воде! Пивной суп! Что может быть лучше? Некоторые одинокие мозговые клетки выразили сомнение, но выскочек быстро ухватили за воротник и прохрипели: «А курицу разве не готовят в вине? Ну вот и заткнись!»

Некоторое время ушло на отдирание от банки верхней ее части, но в итоге банка с плавающими в пене овощами все-таки оказалась на огне. На этой стадии сомнение опять нанесло Ринсвинду визит, но его грубо оттолкнули в сторону, а когда от поднимающегося из импровизированной кастрюльки запаха у Ринсвинда потекли слюнки и когда он вскрыл очередную банку, дабы применить содержимое в качестве предобеденного аперитива, о всяких сомнениях и вовсе забыли.

Чуть выждав, он потыкал овощи палочкой. Твердоваты, а пиво между тем заметно выкипело. Может, он что-то упустил?

Соль! Вот оно! Соль, дивное вещество! Где-то он читал, что если не поешь соли две недели, то можно и с катушек слететь. Наверное, из-за этого он чувствует себя как-то странно – сказывается недостаток соли. Пошарив в мешке, он нашел соль и щедро сыпанул в варево.

Соль – это ведь медицинская трава. Разве ею не лечат раны? А если вернуться назад, в прошлое – только в очень-очень далекое, – разве солдатам не платили жалованье солью? То есть соль была основой жизни. И не отсюда ли пошло выражение «В этом-то вся и соль»? СЛАВНОЕ,наверное, было время. Целую неделю корячишься, совершаешь марш-бросок, возводишь по пути переправы, потом сражаешься с взбунтовавшимися разрисованными дикарями из какого-нибудь племени вексати, затем марш-бросок обратно, а в пятницу войско встречает центурион с мешком и приветствует: «Отличная работа, парни! Вот вам ваша соль!»

Нет, какой он все-таки умный! И какая на удивление ясная у него сейчас голова!

Некоторое время Ринсвинд не отрываясь смотрел на соль, потом пожал плечами и высыпал в банку весь коробок. Стоит только задуматься, и сразу делается ясно: соль – поразительно полезное питательное вещество. А он уже не одну неделю как без нее – поэтому, наверное, у него и случилось что-то со зрением, да и с ногами, кстати, тоже, поскольку он их совсем не чувствует.

Одним глотком он прикончил пиво.

Затем Ринсвинд лег на землю, подложив под голову камень. Главное – держаться подальше от всяких неприятностей и ни во что не ввязываться. Это самое главное. Взять, к примеру, звезды: висят себе, и делать им совершенно нечего, кроме как висеть и сиять. И никто никогда этим везунчикам не приказывает: сделай то, сделай это…

Он очнулся, вздрогнув от ужаса. Что-то мерзкое заползло к нему в рот, но когда он понял, что это его собственный язык, легче не стало. Было холодно, а вид горизонта наводил на мысль, что уже светает.

В качестве звукового сопровождения выступал жалкий сосущий звук.

Ночью на его стоянку вторглись овцы. Одна безуспешно пыталась вылизать пустую пивную банку. Заметив, что Ринсвинд проснулся, овца оставила банку и слегка попятилась, но именно что слегка. При этом она пронзала его обвинительным взглядом домашнего животного, напоминающего «одомашнивателю» о заключенном некогда договоре.

Голова у Ринсвинда раскалывалась.

Где-то должна быть вода… Встав на нетвердые ноги, он несколько секунд, щурясь, изучал горизонт. Там были… ветряные мельницы и всякое прочее. Ему припомнились вчерашние порушенные мельницы. Нет, что бы там ни говорили, здесь обязательно должна быть вода. Где-то. Где-нибудь. Силы небесные, он УМИРАЕТ ОТ ЖАЖДЫ.

Его мутный взгляд упал на результаты вчерашнего кулинарного эксперимента. Овощной суп на дрожжах – что за БЛЕСТЯЩАЯидея! Из тех, что кажутся блестящими исключительно часа в два ночи, после того как хорошенько наберешься.

Когда он вспомнил другие порождения столь же насыщенных ночей, его передернуло. Один раз это были спагетти с горчицей. Жареный горох тоже оставил массу незабываемых впечатлений. А однажды ему показалось, что нет ничего лучше, чем съесть муку с дрожжами и запить теплой водичкой. Тогда у него как раз кончился хлеб. В конце концов, желудок ведь все равно расщепляет продукты на составляющие? В такие моменты все кажется чрезвычайно разумным. В полночной кулинарии присутствует своя неоспоримая логика. Просто эта логика не дневная.

Однако потребность что-тосъесть никуда не делась, а темно-коричневая масса, размазанная по стенкам банки, была единственной едой в округе. Во всяком случае, у этой еды было куда меньше шести ног. Мысль о баранине у Ринсвинда даже не возникла. Как можно хладнокровно есть кого-то, кто смотрит на тебя столь жалобными глазами?

Он потыкал палкой в вязкую массу. Палка сразу схватилась, будто ее окунули в мгновенно застывающий клей.

– Оттпппссти же!

После краткой борьбы палка с большой каплей на конце вылетела наружу. Ринсвинд осторожно попробовал. Все-таки есть же какая-то вероятность, что, смешав забродившее пиво и овощи, получишь…

Нет, такой вероятности нет. Ты получишь соленую, отдающую пивом коричневую массу.

И все же странное существо – человек. Он способен есть самую омерзительную гадость.

О боги.Теперь он просто УМИРАЛот жажды.

Прихватив банку, Ринсвинд неровным шагом направился к ближайшим деревьям. У деревьев обычно бывает вода… сначала находишь место, где растут деревья, а потом – не важно, устал ты или нет, – начинаешь копать.

У него ушло не больше получаса, чтобы сделать из банки подобие совка и вырыть яму примерно по пояс глубиной. В земле под ногами начала ощущаться влага.

Еще полчаса – и вот он уже в яме по плечи, а вода достает ему до лодыжек.

Что бы там ни говорили, а коричневое варево было вполне даже ничего. Этакий текучий эквивалент гномьего хлеба. Главное – не верить своему рту, который обзывает то, что ты съел, всякими дурными словами. Главное – есть дальше. Масса питательных витаминов и куча минералов. Так часто бывает: на вкус жуткая мерзость, а на деле…

Выпрямившись, Ринсвинд обнаружил, что со всех сторон окружен овцами. Они скорбно таращились то на Ринсвинда, то на влажную глубину.

– И нечего на меня так смотреть, – сказал он. Но они не обратили на его слова никакого внимания и продолжали смотреть.

– Я ни в чем не виноват, – пробормотал Ринсвинд. – И мне плевать, что там болтают разные кенгуру. Я тут вообще проездом. Да поймите же наконец, ПОГОДАот меня не зависит!

Овцы все смотрели, и наконец он сломался. Практически любой человек сломается раньше овцы. В овце почти нечему ломаться.

– Черт с вами, может, удастся соорудить что-нибудь вроде блока с ведрами, – сказал он. – Не скажу, правда, чтобы я был сегодня совершенно свободен, но…

Он снова принялся копать в надежде нагнать стремительно убывающую воду, как вдруг услышал чей-то свист.

Подняв голову, Ринсвинд увидел сквозь овечьи ноги человека. Тот полз по высушенному руслу и немелодично свистел. Ринсвинда он даже не заметил, поскольку не отрываясь глядел на толпящихся у ямы овец. Затем, бросив на землю котомку, человек выхватил оттуда мешок, осторожно приблизился к отбившейся от своих подружек овце и прыгнул. Бедняжка не успела даже заблеять.

Человек принялся поспешно заталкивать добычу в мешок.

– Она ведь, наверное, чья-нибудь, – вдруг произнес голос.

Человек торопливо огляделся. Похоже, голос исходил от группки овец.