Текст книги "Ринсвинд и Плоский мир"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 84 (всего у книги 97 страниц)

– Боссу втемяшилось в башку закатить примадонне пир на весь мир, – объяснял, продираясь сквозь толпу, повар. – А Чарли ни с того ни с сего заклинило на пудинге.

– Ну что ж… – глубокомысленно отозвался Ринсвинд, рассчитывая, что рано или поздно что-то прояснится.

– Босс грит, ты, Чарли, должон приготовить для нее пудинг.

– Так прямо и сказал?

– Грит, это должон быть самый зыкинский пудинг в мире, Чарли.

– Будь спок?

– Грит, великий Нунко придумал для госпожи Венди Муссо клубничный мусс, а знаменитый шеф-повар Импозо изобрел для госпожи Маргирин Глазурье яблочную глазурь, а твой собственный отец, Чарли, почтил госпожу Джанин Зефирь великолепным апельсиновым зефиром, но вот сейчас, Чарли, настал твой звездный час. – Повар горько покачал головой. Они приблизились к столу, за которым, обхватив голову руками, безутешно рыдал маленький человечек в белом поварском облачении. Перед ним выстроилась батарея пустых пивных банок. – С тех пор бедняга не просыхает, так что в конце концов мы решили: пора кого-нибудь вызвать. Сам-то я главный по бифштексам и креветкам.

– Стало быть, надо приготовить пудинг? С названием в честь оперной певицы? – уточнил Ринсвинд. – Такова, говоришь, традиция?

– Ага, и ты уж Чарли не подведи, друг. Он же не виноват.

– Ну что ж…

Ринсвинд задумался о пудингах. В общем и целом пудинг – это фрукты со сладким кремом. Ну, еще иногда печеная прослойка. Проблемы, с его точки зрения, не было.

– Будь спок, – утешил он. – Сейчас что-нибудь состряпаю.

Внезапно в кухне воцарилась полная тишина. Все повара и поварята, прежде деловито сновавшие каждый по своим делам, замерли и воззрились на него.

– Начнем с начала, – продолжал Ринсвинд. – Что у нас есть из фруктов?

– В такую позднотищу мы, кроме груш, ничего не нашли.

– Будь спок. А как насчет крема?

– Тоже есть, ясен перец.

– Отлично. Так как там зовут эту вашу дамочку?

Над кухней угрюмой пеленой распространилась тишина.

– Она примадонна, – мрачно заявил один повар.

– Хорошо, хорошо. И как ее имя?

– Э-э… в этом-то, видишь ли, и проблема, – покачал головой другой повар.

– Почему?

Думминг открыл глаза. Воды утихомирились – по крайней мере, сейчас море выглядело спокойнее, чем прежде. Вверху даже проглядывали клочки чистого синего цвета, хотя облака пересекали небо так, будто каждое из них заручилось услугами собственного ветра.

Во рту был такой вкус, словно там совсем недавно плавили олово.

Кое-кто из волшебников тем временем сумел приподняться на колени. Декан нахмурился, снял шляпу и выудил из нее крабика.

– …Хорошая лодка. Просто отличная, – пробормотал он.

Зеленая мачта уцелела, хотя лист-парус заметно потрепало. Однако суденышко продолжало довольно бодро идти против ветра, дующего со стороны…

…Континента. Который возвышался неподалеку красной, поблескивающей под вспышками молний стеной.

Чудакулли, покачиваясь, распрямился и указал на континент.

– Совсем немного осталось! – воскликнул он.

И тут декан не выдержал.

– Я по горло сыт твоей тошнотворной жизнерадостностью! – рявкнул он. – Так что лучше заткнись!

– Вообще-то, я твой аркканцлер.

– Это мы еще посмотрим, какой ты аркканцлер!

Думминг заметил, что в глазах декана начал разгораться зловещий огонек.

– Сейчас неподходящее время, декан!

– И вообще, на каком-таком основании ты здесь распоряжаешься, а, Чудакулли? И аркканцлером чего именно ты являешься? Незримый Университет даже еще не существует! Скажи ему, главный философ!

– Захочу – скажу, захочу – нет, – презрительно фыркнул тот.

– Как это? Что это значит? – взвился декан.

– Я не считаю себя обязанным выполнять твои указания, декан!

Когда минутой позже на палубу вылез казначей, лодка уже ходила ходуном. Трудно сказать, на сколько именно фракций раскололся преподавательский коллектив (каждый отдельно взятый волшебник уже сам по себе фракция), но в общем и целом волшебники разделились на два противоборствующих, хотя и весьма шатких альянса.

Гораздо позже, когда Думминг Тупс восстанавливал ход событий, его крайне поразил один факт: никто даже не подумал прибегнуть к магии. Волшебники привыкли жить в атмосфере, в которой разящее слово наносит много больше вреда, чем волшебный меч. Они знали, что правильно составленный циркуляр бьет не хуже огненного шара, зато куда дольше. Кроме того, посохов под рукой ни у кого не оказалось, как и подходящих случаю заклинаний. Таким образом, проще было орудовать кулаками, хотя волшебники дерутся весьма своеобразно: демонстративно и яростно размахивая руками и одновременно стараясь держаться от противника как можно дальше.

Вечная улыбка казначея сразу слегка поблекла.

– Мои результаты были на три процента выше твоих!

– И откуда такие сведения, декан?

– Когда тебя назначали аркканцлером, я заглянул в бумаги!

– И решил поднять этот вопрос через сорок лет?

– Экзамен есть экзамен!

– Э-э… – начал было казначей.

– Надо ж быть таким мелочным! Но что еще ожидать от студента, у которого отдельная ручка для красных чернил!

– Ха! Зато я не проводил дни в пьянстве и азартных играх! И не прогуливал!

– Ха! А я всем этим занимался, да, и благодаря этому узнал жизнь! И это не помешало мне иметь почти такие же хорошие отметки, как у тебя, несмотря на то что на экзамен я пришел в состоянии первосортного похмелья, ты, раздутый от самомнения мешок сала!

– Что? Как? Мы, значит, перешли на личности?

– Именно, Задница На Два Стула! Самое время перейти на личности! В Университете недаром говорят, что у всякого, кому не повезет идти следом за тобой, начинается морская болезнь!

– Я подумал, может быть… – робко произнес казначей.

Воздух вокруг волшебников трещал. Волшебник в дурном настроении притягивает магию, как переспелое яблоко – мух.

– Как, по-твоему, казначей, кто лучший аркканцлер? Я или он? – не сводя глаз с Чудакулли, осведомился декан.

Казначей растерянно заморгал слезящимися глазками.

– Я думаю, э-э… вы оба… гм-м… в вас обоих много хорошего… гм-м… э-э… может, пора привести это хорошее к общему знаменателю?

Одно краткое мгновение спорщики обдумывали данное предложение.

– Интересная мысль, – похвалил декан.

– Довольно глубокая, – поддержал Чудакулли.

– Я, знаешь ли, НИКОГДАне питал особой симпатии к профессору современного руносложения…

– От его постоянных ухмылочек просто тошнит, – согласился Чудакулли. – Он абсолютно не умеет работать в коллективе.

– Неужели? – особенно мерзко ухмыльнулся профессор современного руносложения. – Зато отметки у меня были получше ваших. И я не такой толстый, как декан! Хотя куда более великий! Скажи им, Тупс!

–  ГОСПОДИНТупс, ты, жирная бочка! – услышал Думминг и с изумлением осознал, что этот голос – его собственный.

Думминг чувствовал себя так, словно на него наложили чары. С другой стороны, он мог бы ничего и не говорить, просто ему хотелось в кои-то веки выложить все начистоту.

– Прошу прощения, я только хотел, э-э, сказать… – предпринял еще одну робкую попытку казначей.

– Да заткнешься ты наконец, казначей! – рыкнул Чудакулли.

– Прошу прощения, прошу прощения, прошу прощения…

Чудакулли погрозил декану пальцем.

– А теперь слушай меня…

С его руки сорвалась алая искра и, оставив у самого уха декана дымный след, врезалась в мачту, которая тут же взорвалась.

Декан сделал глубокий вдох, а когда декан делал глубокий вдох, содержание воздуха в атмосфере резко уменьшалось. Обратно воздух вышел вместе с ревом:

–  ТЫ СМЕЕШЬ ШВЫРЯТЬСЯ В МЕНЯ МАГИЕЙ?!

Чудакулли остолбенело смотрел на собственную руку.

– Но я… мне…

Зубы упрямо не желали разжиматься, однако Думмингу все же удалось выдавить сквозь них несколько слов:

– Нми првляит мкия!

– Что? Что ты там бубнишь? – осведомился профессор современного руносложения.

– Ну я тебе покажу МАГИЮ,надутый клоун! – завопил, размахивая руками, декан.

– Это все магия! – хватая его за руку, ухитрился достаточно отчетливо проговорить Думминг. – Декан, ты же разнесешь аркканцлера на мелкие кусочки!

– Ага, именно это я сейчас и сделаю!

– Прошю прощения, не хотела вам мешать, но…

Из люка показалась голова госпожи Герпес.

– Да, госпожа Герпес? Что такое? – заорал Думминг, одновременно уклоняясь от вспышки, слетевшей с руки декана.

– Йа понимаю, ви заняты важьными универьситетскими делами, но там, внизю, и должно быть столько трещин? Из них течет вода…

Думминг заглянул в люк. Там плескалась вода.

– Мы тонем! – воскликнул он. – Вы, старые жирные ду…– Он прикусил язык. – Корабль трещит по швам! Вместе с нами! Смотрите, он желтеет!

Палуба стремительно теряла свой зеленый оттенок, как будто сверху на корабль надвигалась гигантская темная туча.

– Это все он виноват! – заорал декан. Думминг бросился к поручням. Со всех сторон доносился оглушительный треск.

Самое важное сейчас – сохранять спокойствие. Надо подумать о чем-нибудь хорошем и приятном, к примеру о синем небе, о пушистых котятах. Но не о тех, которых вот-вот утопят.

– Послушайте! – выкрикнул он. – Если мы не одолеем наши разногласия, они одолеют нас, понятно? Корабль… он как будто отзревает! А мы очень далеко от суши! И поблизости могут быть акулы!

Он посмотрел вниз. Потом вверх.

–  АКУЛЫ!– крикнул он.

Волшебники бросились к нему. Судно накренилось.

– Ты уверен, что это именно акулы? – спросил Чудакулли.

– Может, это тунцы? – поддержал декан.

Сзади на палубу облетали останки паруса.

– А как вообще отличить акулу от тунца? – послышался голос главного философа.

– Можно по пути в пищевод попробовать пересчитать зубы, – пожал плечами Думминг.

По крайней мере, они перестали швыряться друг в друга магией. Можно изъять волшебников из Незримого Университета, но изъять Незримый Университет из волшебников невозможно.

Корабль накренился еще больше – это к группе присоединилась госпожа Герпес.

– А что бюдет, если ми выпадем за борт? – полюбопытствовала она.

– Нужно разработать план, – объявил Чудакулли. – Декан, будь любезен сформировать комитет для разработки плана выживания в неизвестных, населенных акулами водах.

– А может, поплывем к берегю? – предложила госпожа Герпес. – В йуности йа хорошо плавала.

Лицо Чудакулли озарилось теплой улыбкой.

– Всему свое время, госпожа Герпес, – ответил он. – Но ваше предложение принято к рассмотрению.

– На данный момент оно единственное, – заметил Думминг.

– А в чем именно будет заключаться ТВОЯроль, аркканцлер? – оскалился декан.

– Я лишь очерчиваю стратегические цели, – сообщил Чудакулли. – Обдумывать способы их достижения – ваша задача.

– В таком случае, – произнес декан, – я за то, чтобы покинуть корабль.

– Зачем? – поинтересовался заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Чтобы поближе познакомиться с акулами?

– Это вторая проблема, – ответил декан.

– И то верно, – поддержал Думминг. – В случае чего всегда можно будет проголосовать за то, чтобы покинуть акулу.

Внезапно судно накренилось особенно сильно. Главный философ мгновенно принял героическую позу.

– Я спасу вас, госпожа Герпес! – крикнул он и сбил ее с ног.

По крайней мере, предпринял такую попытку. Но главный философ для волшебника был довольно субтильным, а госпожа Герпес – весьма фигуристой. Также дело осложнялось тем, что лишь к очень немногим областям госпожи Герпес он осмеливался прикоснуться. Оперируя с некоторыми периферическими регионами, он сделал все, что мог, и слегка ее приподнял. В результате к весу волшебника добавился вес домоправительницы, а все это, в свою очередь, навалилось на маленькие ножки главного философа, которые и прорезали палубу, словно два стальных штыря.

Корабль, к этому моменту уже сухой, как трут, и мягкий, как гнилушка, величаво распался надвое.

Вода была чрезвычайно холодной. Поднимая тучи брызг, волшебники молотили руками. Схлопотав по голове каким-то шальным обломком, Думминг на некоторое время ушел в глубокую синеву, прорезаемую необычным «глонг-глонг».

Выплыв наконец на поверхность, он обнаружил, что источником необычных звуков является очередная свара. В очередной раз верх взяла закалка, получаемая в Незримом Университете. Бурные, кишащие акулами воды представляли несомненную опасность, но куда большую опасность для всякого волшебника представляет его собрат по ремеслу.

– Только не надо валить все на меня! Он… он вообще, по-моему, спал!

– По-твоему?

– Он был матрасом! Рыжим!

– Он наш единственный библиотекарь! Как ты мог проявить такое чудовищное легкомыслие? – кипел Чудакулли.

Набрав полную грудь воздуха, он ушел под воду.

– Я за то, чтобы покинуть море! – жизнерадостно предложил казначей.

Думминг задрожал всем телом: что-то большое, черное и обтекаемое выпрыгнуло из воды прямо перед ним, перевернулось в воздухе и со шлепком вновь ушло в пенные волны.

Вокруг бешено гребущих волшебников из воды выскакивали все новые и новые акулы.

Декан похлопал одну по спине.

– А на вид они вовсе не такие страшные, как я думал, – сообщил он.

– Это же лодочные семена! – догадался Думминг. – Седлайте их, быстро!

Он отчетливо ощутил, как что-то, проплывающее мимо, задело его по ноге. В подобных экстремальных обстоятельствах в людях часто пробуждается неожиданное проворство. Даже декан ухитрился вкарабкаться на «шлюпку» – правда, после краткой схватки, во время которой человек и семя яростно сражались за превосходство.

В облаке водной пыли вынырнул Чудакулли.

– Бесполезно! – отплевываясь, крикнул он. – Я нырнул, насколько смог. Его нет и следа!

– Очень советую взобраться на семя, аркканцлер, – сказал главный философ.

Чудакулли сделал агрессивный жест в сторону проплывающей акулы.

– Если сильно шуметь и брызгаться, они не нападают, – заявил он.

– А мне казалось, именно такие действия и побуждают их к атаке, – возразил Думминг.

– Какой интересный практический эксперимент, – заметил декан, свешиваясь со своего семени, чтобы было лучше видно.

Чудакулли рывком взлетел на семечко.

– Ну и беспорядок. Однако очень надеюсь, что таким способом нам удастся достичь суши, – сказал он. – Э-э… господа, а где госпожа Герпес?

Все принялись оглядываться.

– О нет, только не это… – простонал главный философ. – Она плывет к берегу…

Проследив за его взглядом, они увидели вдали пышную прическу. Перемещаясь неравномерными, но решительными бросками, домоправительница продвигалась к берегу стилем, который Чудакулли определил как грудной брасс.

– Вряд ли можно назвать этопрактичным поступком, – заметил декан.

– А как там акулы?

– Они, как я заметил, снуют под НАМИ,– покачиваясь вместе с семенем, сообщил главный философ.

Думминг посмотрел вниз.

– Кажется, теперь, когда наши ноги больше не болтаются в воде, они утратили к нам интерес, – произнес он. – Они уплывают, направляясь… также к берегу.

– Что ж, устраиваясь на эту работу, она знала, на что идет, – философски заметил декан.

– Что? – воскликнул главный философ. – Ты хочешь сказать, что, нанимаясь на работу домоправительницой, следует принимать во внимание вероятность быть съеденной акулой у берегов неведомого континента за много тысяч лет до того, как ты появилась на свет?

– Одно я могу утверждать с уверенностью: на собеседовании она задавала не слишком много вопросов. Мне это точно известно.

– Прошу обратить внимание на тот факт, что наше беспокойство не вполне оправданно, – вступил в разговор заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Акулы совсем не заслужили своей репутации чудовищ-людоедов. Что бы ни говорили, документально не зафиксировано ни одного случая нападения акулы на кого бы то ни было. Акулы – мирные существа с тонкой душевной организацией и богатыми семейными традициями, бесконечно далекие не только от того, чтобы быть зловещими предвестниками рока, но и вообще от всякой враждебности. Известны многочисленные случаи, когда акулы завязывали дружеские отношения с затерянным в море путешественником. Разумеется, охотники они блестящие: взрослая акула может свалить даже лося с помощью своих… э-э…

Он растерянно умолк.

– Э-э… Наверное, я перепутал их с волками, – пробормотал он. – Как вы думаете?

Все единодушно закивали.

– Э-э… А акулы другие? – продолжал он. – Злобные, безжалостные морские убийцы, не утруждающие себя даже тем, чтобы как следует прожевать добычу?

Ответом опять стало единодушное кивание.

– О боги. От стыда я готов залезть под стол…

– Смотри, не залезь в брюхо акуле, – посоветовал Чудакулли. – Ну что же вы, господа? Это ведь наша домоправительница! Вы что, хотите в будущем сами заправлять постели? Думаю, следует опять прибегнуть к огненным шарам.

– Она слишком далеко заплыла…

Из пучины, в двух шагах от Чудакулли, снарядом вылетело что-то рыжее, завилось спиралью и вновь, как лезвие, рассекающее шелк, ушло под воду.

– Что такое? Чьих это рук дело? – всполошился аркканцлер.

Большая покатая волна, мощно взрывая воду, летела прямо в скопление хищных треугольных плавников, словно шар – в кегли боулинга. А потом море взорвалось.

– Вы только посмотрите, как оно разделывается с акулами!

– Это какое-то чудовище?

– Скорее всего, дельфин…

– С рыжей шерстью?

– Да уж, вряд ли…

Мимо главного философа брюхом вверх проплыла бесчувственная акула. И сразу за нею вода опять взорвалась – огромной рыжей улыбкой единственного дельфина на свете с кожистым рылом и рыжими волосами по всему телу.

– И-ик? – осведомился библиотекарь.

– Отлично, дружище! – прокричал в ответ Чудакулли. – Я всегда говорил, что в трудную минуту на тебя можно положиться!

– Осмелюсь возразить, аркканцлер, на самом деле вы говорили, что, по вашему мнению… – сказал Думминг.

– И выбор внешнего облика также достоин всяческих похвал, – продолжал, не снижая громкости, Чудакулли. – А теперь будет очень здорово, если ты соберешь нас всех в кучу и подтолкнешь к берегу. Все здесь? Где казначей?

Казначей к тому времени превратился в далекую точку. Он мечтательно греб в сторону континента.

– Что ж, вижу, он и сам прекрасно доберется, – констатировал Чудакулли. – Вперед, друзья, будем пробиваться к суше.

– Это море… – нервно произнес главный философ, неотрывно глядя вперед, пока семена, точно связку перегруженных шлюпок, посредством умелых маневров направляли к берегу. – Оно такое… Как по-вашему, оно вполне опоясывающе выглядит?

– Море, безусловно, очень БОЛЬШОЕ,– отозвался профессор современного руносложения. – И знаешь, я сильно сомневаюсь, что этот рев, который мы слышим, производится одним только дождем. Скорее всего, где-то впереди располагается полоса прилива.

– Ну, прокатимся на паре-тройке высоких волн, от нас не убудет, – пожал плечами Чудакулли. – Вода, по крайней мере, мягкая.

Думминг ощутил, как плоское семечко под ним, повинуясь волне, плавно поднялось и опустилось. Странная форма для семени, не мог не признать он. Разумеется, природа уделила немалое внимание семенам, снабдила их и крылышками, и парусами, и флотационными камерами, и множеством других приспособлений, призванных дать им преимущество в борьбе за выживание со всеми прочими семенами. Но этипредставляли собой не что иное, как плоские версии нового облика библиотекаря. Наверное, по воде они должны просто летать…

– Э-э… – произнес он, обращаясь к мирозданию в целом.

Что означало: «Интересно, как эти семечки можно приспособить?»

– Скал впереди не видно, – прищурился декан.

– Море, опоясывающее сушу… – задумчиво произнес философ, видимо пребывая в некоем филологическом трансе. – В этой фразе определенно есть что-то таинственное и загадочное…

Думмингу вдруг пришло в голову, что вода не такая уж и мягкая. В детстве он не особо увлекался спортивными играми, хотя играл с другими ребятами и принимал активное участие во всех их играх, таких как «толкни-тупса-в-крапиву» или «привяжем-думминга-к-дереву-а-сами-пойдем-по-домам». Так вот, однажды его сбросили с обрыва прямо в пруд… Тогда он ОЧЕНЬбольно ушибся о воду.

Постепенно флотилия нагнала госпожу Герпес. Одной рукой домоправительница цеплялась за какое-то бревно, а другой гребла. Впрочем, у бревна были и другие пассажиры: птицы, ящерицы, а также неизвестно как сюда попавший верблюжонок, забившийся в остатки бывшей зеленой кроны.

Волны усилились. Из-за шума дождя доносилось непрерывное гулкое уханье.

– Ах, вот и вы, госпожа Герпес, – поприветствовал главный философ. – И что за симпатичное деревце. Посмотрите-ка, даже листочки кое-где остались.

– Мы прибыли вас спасать, – отважно сообщил декан.

– Полагаю, госпоже Герпес стоит перебраться на какое-нибудь из семечек, – порекомендовал Думминг. – Точнее, я даже уверен, что это будет правильнее всего. Мне представляется, волны… волны могут стать… слегка большими…

– Чересчур опоясывающими, – мрачно уточнил главный философ.

Он посмотрел вперед, на берег, – и не увидел его на прежнем месте.

Берег обнаружился внизу. У подножия сине-зеленого холма. Который состоял сплошь из воды. И вздымался все выше и выше.

– Послушайте, – призвал Ринсвинд. – Почему бы вам просто не сказать мне, как ее зовут? Ведь наверное, ее имя весьма известно. Оно написано на афишах, его все знают. Не понимаю, в чем проблема.

Повара переглянулись. Потом один прокашлялся и сказал:

– Ее… ее зовут… Примадонна Нелли… По…

– По?

– Поппа.

Ринсвинд пошевелил губами.

– О! – только и смог вымолвить он. Повара единодушно закивали.

– Послушайте, а Чарли все пиво выпил? – спросил Ринсвинд, опускаясь на какую-то табуретку.

– Кстати, вспомнил. По-моему, в шкафу, завалялись пара бананов. Посмотри, Рон, хорошо? – попросил второй повар.

Беззвучно шевеля губами, Ринсвинд блуждающим взором обвел помещение.

– А Чарли знает? – наконец спросил он.

– Ага. Узнав это, он и сломался.

За дверью послышался быстрый стук шагов. Один из поваров выглянул в окно.

– А, ерунда, всего-навсего стражники. Гоняются, наверное, за каким-нибудь придурком…

Ринсвинд слегка задвинулся вглубь комнаты, чтобы его не было видно из окна.

Рон смущенно переступил с ноги на ногу.

– Можно еще сходить к Ленивому Ахмеду и упросить его открыть лавку. У него наверняка найдется…

– Клубничка? – подсказал Ринсвинд.

Повара пожали плечами. Чарли опять зарыдал.

– Всю свою жизнь он ждал этой минуты, – сказал первый повар. – По-моему, это чертовски несправедливо. А помните ту малышку-сопрано? Она еще бросила театр ради торговца скотом? Босс потом целую неделю убивался.

– Угу. Как не помнить. Лиза Радост, – отозвался Рон. – В средней зоне чуть-чуть вихлялась, но все равно многообещающая была девушка.

– Босс на нее, можно сказать, все свои надежды возлагал. Говорил, такое имя ко всему пойдет, хоть к ревеню!

Чарли зарыдал с новой силой.

– А знаете что?.. – медленно и задумчиво произнес Ринсвинд.

– Что?

– Кажется, я нашел выход.

– И КАКОЙже?

Даже Чарли в надежде поднял голову.

– Знаете, как бывает: иногда нужно только посмотреть свежим взглядом… Значит, так: персики оставляем, потом крем, не помешает немного мороженого и, может, немного бренди… И еще…

– Кокосовая крошка? – подсказал Чарли.

– Почему бы и нет?

– Э-э… И немного кетчупа?

– Кетчупу отказать.

– Советую поторопиться: уже середина последнего акта, – сказал Рон.

– Все будете порядке, – заверил Ринсвинд. – Значит, так… разрежьте персики на половинки, разложите их на блюде, украсьте всем остальным, сбрызните бренди – и ВУАЛЯ!

– Что-то иностранное? – ворчливо поинтересовался Чарли. – У нас тут съедобных вуалей не делают.

– В таком случае сойдет двойная порция бренди, – сказал Ринсвинд. – И все ГОТОВО!

– Понятно, но как этот десерт НАЗЫВАЕТСЯ?

– Сейчас дойдем и до этого, – успокоил Ринсвинд. – Чарли, будь добр, подай мне блюдо. Спасибо. – Он выставил блюдо на всеобщее обозрение. – Господа… Приглашаю вас отведать… Персиковую НЕЛЛИ.

В какой-то из кастрюль на плите что-то закипело. Лишь издаваемое крышкой тихое, но очень настырное бряцанье да отдаленные оперные вопли нарушали воцарившуюся тишину.

– Ну, что скажете? – бодро осведомился Ринсвинд.

– Очень… свежо… – отозвался Чарли. – Тут уж ничего не попишешь.

– Но как-то не вполне… ДОСТОПАМЯТНО,– произнес Рон. – Кругом полным-полно всяких Нелли.

– А ты посмотри на это с другой стороны. Хотел бы ты, чтобы мир навсегда запомнил твою фамилию? – возразил Ринсвинд. – Хотел бы, чтобы о тебе вспоминали всякий раз, когда речь зайдет о Персиковой По?..

Плечи Чарли опять принялись содрогаться от рыданий.

– Что ж, пожалуй, тут ты прав, – согласился Рон. – Персиковая Нелли… ага.

– Можно то же самое приготовить из бананов, – подсказал Ринсвинд.

Рон беззвучно пошевелил губами.

– He, не пойдет, – заключил он. – Сделаем из персиков.

Ринсвинд засобирался.

– Ну, рад был помочь, – кивнул он. – Подскажите только вот что. Как отсюда лучше выбраться?

– О, сегодня в городе не протолкнуться. Сегодня ж ночью Гала! – отозвался Рон. – Мне лично этого и даром не надо, но гостей изрядно прибыло.

– Угу, а утром еще кого-то вешают, – подсказал Чарли.

– Эту часть я предпочитаю пропустить, – сказал Ринсвинд. – Так как, говорите…

– Если хочешь знать мое мнение, лично я желаю ему сбежать, – добавил Чарли.

– Полностью с тобой солидарен, – поддержал Ринсвинд.

За дверью послышались гулкие шаги. Человек в тяжелых башмаках подошел к двери и остановился. Откуда-то издалека доносились крики.

– Говорят, он отбился от дюжины стражников, – сообщил Рон.

– Только от трех, – поправил Ринсвинд. – Их было трое. Я слышал. Кто-то мне рассказывал. Их было не двенадцать, а всего трое.

– Ха, для такого дерзкого бандита справиться с дюжиной стражников – раз плюнуть! А троих он бы и не заметил! Про этого Ринсо такая слава идет!

– А я слышал, как один тип из Приноситте-распивайтте рассказывал про стрижку овец. Так этот Ринсо за пять минут остриг целую сотню!

– Не верю, – возражал упорный Ринсвинд.

– А еще говорят, будто бы он волшебник, но вот в это я не верю, потому что еще ни от одного волшебника проку не было.

– Ну, я не стал бы так категорично утверждать…

– Но охранник из тюрьмы рассказывал, мол, у этого Ринсо есть странное коричневое вещество и оно дает ему необыкновенную силу!

– Это был всего лишь суп из пива! – не выдержал Ринсвинд. – То есть, – поспешил поправиться он, – я так слышал.

Рон покосился на него.

– Кстати, ты слегка смахиваешь на волшебника, – заметил он.

По двери задубасили тяжелые кулаки.

– И одежда на тебе точь-в-точь волшебничья, – продолжал Рон, не сводя взгляда с Ринсвинда. – Эй, Сид, открой-ка им.

Ринсвинд попятился и потянулся к столу за спиной. Его пальцы нащупали рукоять лежавшего там ножа.

Сама идея оружия была ему ненавистна. Стоило на сцене появиться оружию, как дело принимало непредсказуемый оборот. Но если надо произвести впечатление, лучше оружия ничего нет.

Дверь открылась. В кухню всунулись несколько человек, один из них – бывший караульный Ринсвинда.

– Это он!

– Э-э, я за себя не отвечаю, – предупредил Ринсвинд, выставляя перед собой руку.

Повара, за исключением самых отчаянных, быстро попрятались под столы.

– Это половник, дружище, – добродушно заметил стражник. – Но ты не трусливого десятка. Молодец. Что скажешь, Чарли?

– Не хочу, чтобы все потом говорили, будто бы отважного бандита повязали на моей кухне, – отозвался Чарли. Он взял в одну руку тесак, а в другую – блюдо с Персиковой Нелли. – Ты, Ринсо, шмыгай вон в ту дверь, а мы тут потолкуем с господами стражниками.

– Это уже никуда не годится, – фыркнул стражник. – Ну разве такой должна быть последняя битва? Какая-то жалкая стычка на кухне… Давай договоримся так: мы досчитаем до десяти, а ты пока сваливай…

Ринсвинда опять посетило странное ощущение, что он попал в какую-то чужую пьесу. Во всяком случае, сценарий ему выдали явно не тот.

– Как это? Вы загнали меня в угол, а арестовывать не собираетесь?

– Ну, слуш', разве кто будет сочинять об этом балладу? – протянул стражник. – Не, такими вещами пренебрегать нельзя. – Он прислонился к косяку. – Значит, так. На Груртской улице есть здание старой почты. Если там засесть, дня два ты точно продержишься, а то и три. Потом ты выбегаешь, мы тебя нашпиговываем стрелами, а ты произносишь последнее слово повеличественней… Бьюсь об заклад, лет через сто о тебе будут рассказывать детишкам в школах. И слушай, ну как ты выглядишь, только посмотри на себя… – Игнорируя смертоносный половник, он сделал шаг вперед и ткнул Ринсвинда в балахон. – Тебя ж первой стрелой убьет!

– Да вы все с ума посходили!

Чарли покачал головой.

– Здесь любят настоящих воинов, друг. Таково иксианское мировоззрение. Умри, сражаясь! Это твой билет в большую жизнь после смерти.

– Мы слышали, как ты уделал ту шайку, – вступил в разговор другой стражник. – Бах, бах – и все лежат! Не, такого человека повесить нельзя, такой парень будет драться до последнего. Он умрет с гордо поднятой головой!

К этому времени кухня была битком набита стражниками. Зато дверной проем был свободен.

– А о Последнем, Самом Знаменитом Побеге вы когда-нибудь слышали? – поинтересовался Ринсвинд.

– Нет. А что, такой был?

– Будь спок!

Все прибавляя и прибавляя скорость, он мчался вдоль кромки воды, когда за его спиной раздались крики:

– Эй, друг, ты куда! Мы ведь должны сосчитать до десяти!

Ринсвинд на бегу поднял глаза и увидел, что вывеска над пивоварней погрузилась во тьму. И вдруг до него дошло, что позади него кто-то прыгает.

– О нет! Только не ТЫ!

– Здоровеньки, – поприветствовал, поравнявшись с ним, Скрябби.

– Только посмотри, во что ты меня впутал!

– А во что? Да, тебя чуть было не повесили, но теперь ты наслаждаешься пробежкой на свежем воздухе по пересеченной местности этой благословленной богами страны.

– Меня пообещали нашпиговать стрелами!

– Ну и что? От стрел можно УВЕРНУТЬСЯ.Этой стране нужны герои. Лучший стригаль, дорожный воин, бандит, овцекрад, наездник… Остается только преуспеть в какой-нибудь еще не изобретенной игре с мячом, да построить на взятые взаймы деньги пару-тройку зданий повыше. И все, прикуп твой! Не, тебя так просто убивать не будут.

– Очень утешает. Значит, мне припасут что-то особенное. И все равно, я не делал ничего из того, что ты сказал… То есть ДЕЛАЛ,но…

– Важно не то, что было на самом деле, а то, что думают люди. А сейчас они думают, что ты играючи выбрался из тюремной камеры.

– Но я всего-навсего…

– Это не имеет значения! Учитывая, сколько караульных теперь мечтают пожать тебе руку, тебя не повесят аж до самого обеда.

– Слушай, ты, гигантская прыгучая крыса, я уже добрался до доков! И я бегаю быстрее всех этих стражников, вместе взятых! А еще я умею прятаться! И мне не впервой будет незаметно проникнуть на корабль! Там я затаюсь, потом, когда он выйдет в море, начну блевать, меня найдут, вышвырнут за борт, я два дня буду плавать в гнилой бочке и ловить бородой планктон, но затем доберусь до какого-нибудь атолла, заговорю зубы кораллам, проберусь внутрь и буду жить там припеваючи, питаясь одними бататами!