Текст книги "Выбрать свободное небо (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

Глава тридцать пятая

Человек ко всему привыкает. Об этом рассуждал Роберт, который в первый числах апреля приехал к родителям. Он сидел у камина в гостиной, смотрел на язычки пламени и размышлял над тем, что он – как и положено человеку – тоже привык.

Он уже мог спокойно пройти мимо ее пустого сарайчика – в первый раз, когда он подошел – у него схватило сердце – он побелел и замер. Мама отправила его к доктору: «Сердце в норме. Стресс», – сказали ему. Спасибо, а то он не знал.

Он открывал двери своей квартиры в Лондоне, уже не надеясь услышать ее голос – первые дни он ему повсюду мерещился. Она то звала на помощь, то щебетала что-то веселое…

Он привык к тому, что у него на груди, на цепочке теперь висит ее кольцо – как только Лиза пришла в себя, она ему отослала его подарок.

Он уже мог радоваться. Радоваться тому, что Лиза вернулась в Соединенное королевство и обитала в коттеджике неподалеку. Родители делали ей сейчас вместо туристической визы гостевую… И очень-очень надеялись, что Лиза будет рожать их внука здесь, дома… Он радовался, что папа и мама по-прежнему общаются с Лизой. На самом деле, если быть точным, они только с ней и общались. Ездили в гости за десять миль. Мама готовила мясо, папа не забывал захватить с собой пирожные… Они общались с нею. Не с ним. Он практически не приезжал сюда из Лондона – слишком больно.

Ему давало силы лишь то, как он все удачно организовал для нее. Он все продумал, чтобы обеспечить ее максимальным комфортом. Он нанял Шейлу, переманив ее у собственного агента.

Шейла – этот гений организации – нашла и коттедж – маленький, но очень уютный. В нем даже был сарайчик, и хозяева были не против, что из него сделают мастерскую для русской художницы. Шейла теперь значилась агентом Лизы и особенно ревностно следила за тем, чтобы в холодильнике была еда. Она же изыскала в Бедфорде гинеколога, который понравился Лизе – между прочим, русского. Ездила в Москву – Тереза вовсю развернулась с организацией выставки, приуроченной к выходу своей новой книги – дел было полно.

Все образовалось как нельзя лучше. Лучше, чем могло быть… Роберт понял, что больше не может сидеть неподвижно в кресле.

Он поднялся, отправился к себе. Поднялся на второй этаж, прошел мимо ее комнаты. Прошел спокойно. Он сам собирал ее вещи, когда Шейла нашла ей жилище. Сам паковал картины. Помогал грузить все в грузовичок… Он смог.

Он хотел купить ей этот чертов коттедж, но Тереза запретила. Она заявила, что Лиза сама еще не знает, что будет делать после выставки, где рожать и как обустраивать свою жизнь. «Не торопись», – мягко сказала она, скорее всего, на что-то надеясь. Он завидовал ей. Ей и ее мужу – они умели надеяться. Они верили в то, что Лиза его простит. А вот сам он в это не верил.

Он открыл дверь в свою комнату, посмотрел на часы – почти полночь. Лег на кровать, не раздеваясь. Все это время у него были огромные проблемы со сном. Он не мог заснуть. Если засыпал – не мог проспать больше двух часов подряд. Ему снились кошмары. Та самая подворотня, в которой его не было. Или – еще хуже – желтая лампочка на проводе, которую он увидел у нее в коридоре.

Пить те успокоительные, что ему выписали, он не желал. Снотворного он боялся – привыкание, зависимость… Для него это были не просто слова. Он боялся этого до жути. Поэтому он мучился бессонницей. Сегодня сразу после ужина он понял, что засыпает – распрощался с родителями, постарался не замечать их сочувственных взглядов – и отправился спать. Вскочил через два часа… И вот, мается…

Ему вдруг в голову пришла хорошая идея – может быть, отправиться спать в лизину комнату? Он вышел в коридор и столкнулся с мамой.

– Все бродишь? – спросила она с сочувствием.

Он подошел, уткнулся ей головой в плечо. Она его погладила по голове:

– Лиза – добрая девочка. Пойди, поговори с ней.

– Мама…

– Что – мама? У меня сердце разрывается, а он мне «мама»! Иди – и поговори!

– Мама, но это же невозможно простить!

– А ты откуда знаешь? Что она в состоянии простить, а что – нет? Или весь вопрос в том, что надо идти, просить, унижаться… Гораздо проще запереться в квартире в Лондоне – и скорбеть безмерно! Иди к ней.

И мама развернулась, чтобы идти в свою комнату. Потом остановилась, обернулась:

– Лиза снова улыбается. Когда рисует, то слушает музыку – вычитала, что ребенку полезно.

– Да, особенно полезен запах скипидара и красок, – пробурчал Роберт.

– Девочка работает! – отрезала мама.

– Я рада, что ты ее приняла, – с благодарностью проговорил сын.

Мама пожала плечами:

– С ней ты счастлив, а без нее – нет. Как только ты ее привез, я заметила, что ты смеешься. Сейчас, когда ее нет с тобой – перестал. С ней рядом ты спокойно засыпал, а сейчас бродишь по дому… Конечно, я ее приняла.

И она ушла. Роберт посмотрел ей вслед – и решил проехаться к домику Лизы. Не затем, чтобы ее разбудить или ворваться, начав просить прощения – нет. Просто убедиться, что у нее все хорошо.

Все спали, все было тихо. В коттедже не было света – он понял, что она уже улеглась. Роберт вышел из машины, постоял, поприслушивался. И услышал в коттедже крик. Ее отчаянный крик. Дальше он бежал. Дверь – наверняка закрытая… Лиза распахнула дверь и налетела на него.

– Что? – схватил он ее за плечи, – что?

Она вдруг сразу поняла, что это – он. Что это – безопасность… Прижалась. И замерла.

Он легонько гладил ее по спине, чувствуя, как уходит из ее тела дрожь, как расслабляются сведенные от ужаса мышцы. Лиза пришла в себя настолько, что стала высвобождаться из его рук. Роберт почувствовал это – и выпустил ее.

– Что случилось? – повторил он.

– Мне показалось, что в коттедже кто-то есть, – смутилась она. – Нет, там точно кто-то есть. Кто-то ко мне залез.

– Вызовем полицию? – абсолютно серьезно спросил он.

– А если мне почудилось? Понимаешь, я задремала возле камина в кресле, а проснулась оттого, что кто-то топает в спальне. Топает и шебуршится…

– Давай я посмотрю, – предложил Роберт.

– А если там действительно бандиты?

Роберт пожал плечами, велел ей оставаться на месте и зашел в коттедж. Включил свет в холле. За спиной послышался шорох. Лиза шла за ним.

– Я же просил! – поднял он брови вверх.

– Там темно и страшно, – ответила она.

Роберт прошел в спальню – и включил свет. Там никого не было видно, но под кроватью кто-то действительно шебуршался. Роберт улегся на пол – и храбро полез под кровать.

– Что там? – обеспокоено спросила Лиза.

– Монстр, – ответил со смехом Роберт – и вытащил из-под кровати рыжего пушистого котенка.

Лиза покраснела и прижала к мгновенно покрасневшим щекам ладошки:

– Котенок! А я подумала… Я так испугалась…

Роберт поднялся – и протянул ей зверька:

– Держи!

Она забрала из его рук котенка, на секунду их пальцы соприкоснулись. Роберт коротко вздохнул. Лиза была такая милая. Она улыбалась, гладила это чудовищное существо, которое так ее напугало. Ему захотелось ее обнять, прижать к себе. Целовать, пока она не простит его…

Она словно прочитала его мысли и достаточно резко спросила:

– А как ты в этот час оказался здесь, окало моего дома?

– Не мог заснуть, – пожал плечами Роберт. – Думал о тебе. Решил проехаться, посмотреть, все ли у тебя в порядке.

– Спасибо, теперь все хорошо. Я только перепугалась, – и она внимательно посмотрела: будет ли он насмешничать. Однако Роберт и не думал: он, скорее, был мрачен, чем насмешлив.

– Как ты? – абсолютно серьезно спросил он.

– Нормально, только надо котенка покормить. Он, наверное, голодный.

– Наверное, – он облизал пересохшие губы.

Лиза обогнула его – и вышла из спальни. Прошла на кухню, открыла холодильник, налила котенку молока в блюдце, отрезала кусочек мяса.

– Лиза, я… – он беспомощно наблюдал за этой картинкой.

– Нет, Роберт, – обернулась она и спокойно ответила. – Нет. Спасибо тебе за все, что ты сделал, – у него удивленно взметнулись вверх брови, – я имею в виду коттедж, организацию всего, Шейлу и твое покровительство… Я чувствую себя обязанной, однако льщу себя надеждой, что после выставки смогу отдать тебе деньги.

– Ты знаешь, что я не возьму ни монетки из твоих денег. Как бы то ни было – ты – мать моего ребенка. И вы не будете ни в чем нуждаться, – прозвучало это на редкость высокомерно, даже неприятно.

– У меня пока нет сил вести с тобой подобные споры, но можешь мне поверить, к этому вопросу мы еще вернемся, – ответила ему Лиза.

Он лишь пожал плечами.

– Ладно, – заговорила Лиза, – уже поздно, тебе пора. Я покормлю этого монстра – и тоже лягу спать. Спокойной ночи.

Она его выставляла – он отнесся к этому спокойно. В конце концов, это ее право.

– Ты точно не будешь бояться? – единственное, что он спросил, – может быть, мне стоит отвезти тебя к матери? Я могу тебя отвезти и тут же уехать в Лондон, чтобы не обременять тебя…

– Нет, – упрямо заявила она, – я останусь дома. И ты поезжай спать.

– Лиза…, – он приблизился к ней, осторожно погладил по щеке, – наклонился, коснулся губами, – Лиза. Я уже месяц как практически не сплю… Я так ненавижу себя… Лиза…

– Иди, Роберт. Уже поздно. И спасибо тебе за помощь.

И он сделал шаг назад. Потом еще один. Потом ушел. Лиза закрыла за ним дверь.

– Вот так вот и живем, Монстр! – вот у нее появился котенок, а у котенка появилось имя.

Лиза улеглась спать, но заснула не сразу. Ей не было страшно. Вообще здесь, она спала спокойно – и ее ничего не терзало. Конечно, когда кто-то не начинал топать в абсолютно пустом доме… Она улыбнулась. И вспомнила, как на нее кричал доктор, заведующий отделением. На следующий день после того, как она прогнала Роберта.

– Если вы не хотите сохранять ребенка – нечего занимать койко-место в моем отделении! – заявил он ей во время обхода. Она просто обалдела. Лиза как-то привыкла, что люди обращаются с ней мягко, участливо… А тут! Слезы показались у нее на глазах.

– Поднимайтесь – и пойдите по отделению. Посмотрите на тех матерей, которые хотят детей. На отделении лежит, например, женщина с одной почкой. Все сказали ей: «Милочка, какие дети – вы же инвалид»… Ей лишний раз в туалет вставать нельзя… Вот она – лежит! И то! Она улыбается, понимаете ли. Она радуется, потому что внутри у нее растет ребенок! Она ставит ему музыку, разговаривает с ним… Мечтает…

– Доктор, – заплакала Лиза, – но я… Но у меня…

– У вас что-то типа горя. Тереза мне сказала. Вы расстались с отцом будущего ребенка – он там что-то вам не то сказал – я не стал вникать, что именно… Милочка, это все романтично… С вашей точки зрения, может быть, даже трагично… Но при чем здесь то существо, что растет в вас? Что чувствует сейчас вашими чувствами. Радуется вашими радостями? Печалится вашими печалями? Зачем ему-то такой удар? Такой негатив? Вы знаете, что, когда вы нервничаете, околоплодная жидкость становится горькой… Вам это нравится? Ваш ребенок – в горечи… Подумайте над моими словами!

И доктор вышел.

– Уф! – сказал он тихонько медсестре, – вроде бы проняло ее, а то лежит, как неживая. Я уже ночь не спал, думал, как ей помочь… Так, быстренько померить давление – не перестарался ли я… И на осмотр, на осмотр…

Через день Лиза ожила, выпросила бумагу на посту – и стала рисовать… На ее набросках жили драконы – люди ее на этот момент волновали мало. Она стала слушать музыку на плеере – классику в основном. У нее появилась привычка разговаривать с ребенком внутри нее. Доктор был доволен – проняло!

А перед их выпиской к ней пришла Тереза.

– Что дальше? – спросила он.

– Дальше – выставка. Надо доделывать работы, – ответила ей Лиза.

– Хорошо, – чуть склонила голову Тереза, – где доделывать?

– Я не знаю… Но, в конце концов, у меня есть комната, я могу туда вернуться. Единственное, я бы хотела попросить, чтобы кто-то съездил в дом родителей… Роберта, – она смогла выговорить его имя, смогла! – и забрал картины…

– Значит, ты собираешься вернуться в свою комнату. К соседям, один из которых может выскочить с топором, а другие устраивают такие вечеринки, что ты не слышишь, как тебе выбивают дверь? С ребенком…

Лиза опустила голову.

– Конечно, это имеет смысл, если ты хочешь отомстить Роберту, – глаза у Терезы блеснули, – если ты хочешь ударить его посильнее… Он, кстати говоря, сказал мне, что не переживет, если вернешься в свою коммуналку. Он искренне считает ее адом на земле.

– Но я надеюсь, что это ненадолго… Что после выставки…

– Безусловно, после выставки. А сейчас – что?

– О чем тебя просил Роберт? – подняла голову Лиза – и посмотрела с легкой насмешкой.

Тереза пожала плечами:

– Позаботится о тебе. Уговорить принять его помощь.

Глава тридцать шестая

Лиза была недовольна. Картинами – они ведь явно недоделаны, что бы там ей ни говорили. Собой – она так нервничала перед началом выставки, что у нее стучали зубы.

И светом. В особенности она была не довольна светом в зале, где должна была проходить выставка – это была отдельная глобальная катастрофа.

– В идеале, он должен быть дневным, – выговаривала она представителю технической службы. – И литься из окон. Тогда восприятие картин будет правильным.

– Но выставка будет вечером! – пытался возражать он. – И мы уже поменяли лампы во всем зале. Причем два раза. Теперь поставили теплый оттенок 6700 – он наиболее приближенный к солнечному свету.

– Стало лучше, – даже согласилась с ним эта сумасшедшая беременная художница, – но надо направить лампы, которые освещают сами картины, чуть по-другому.

И она совершила попытку залезть на стремянку.

– Нет, – раздался у нее над ухом тихий, но весьма недовольный голос Роберта. – Ты туда точно не полезешь.

Представитель технической службы и рабочие посмотрели на него с благодарностью.

Лиза взвилась:

– А с чего ты мне указываешь?

– Подай на меня в суд, – отозвался Роберт и скомандовал. – Guys, приступайте.

– Откуда ты тут взялся? – шипела Лиза.

– Как только разрешили включить телефон, я увидел массу пропущенных звонков от Терезы и Шейлы. Меня позвали на помощь – я и приехал.

– Левее, – скомандовала Лиза. – И чуть дальше. Хорошо. Пойдемте к следующей картине.

Рабочие вздохнули с облегчением.

– И Тереза просила тебе напомнить, что у тебя в данный момент должен быть маникюр. И она что-то говорила про визажиста и парикмахера.

– Ага, – фыркнула Лиза. – Свет ужасный, мне все не нравится, а я пойду укладку делать!

– Время еще есть, – философски отозвался Роберт. – До выставки еще семь часов.

– Ты представляешь, мне сказали, что на всю эту чушь – с приведением меня в порядок – надо около трех-четырех часов!

Ему захотелось обнять это невозможное, в чем-то не от мира сего существо. Обнять свою рыжую ведьмочку – и больше не отпускать. Никогда-никогда.

Через час все было закончено. Лиза осталась довольна светом.

– Надо ехать в гостиницу, – напомнил Роберт. – Я тебя провожу.

Лиза насмешливо посмотрела на него – гостиница была через улицу от выставочного зала.

Роберт тяжело вздохнул:

– Если ты против, я уйду.

– Нет, просто это все, – она обвела взглядом зал, – словно и не про меня. Я как-то растерялась.

– То, как ты рисуешь – это прекрасно. – В его голосе было столько убежденности, что Лиза поверила ему. Почти.

Так что в гостиницу они вошли вместе.

В семь часов вечера, когда должна была открыться выставка – самое ожидаемое культурное событие этого года – так писали в анонсах. Кто-то из журналистов, правда, уже успел пройтись по поводу того, что к культуре эта выставка не имеет ни малейшего отношения, потому что как книги Терезы – не литература, так и картины молодой художницы – не искусство. Тереза искренне развеселилась: она за эту статью не платила, была искренне благодарна автору – и считала, что лучшей рекламы у мероприятия еще не было. Отослала пригласительный билет с подписью: «Спасибо!» Потыкала пальчиком в своих пиарщиков – учитесь, как надо!

– Ты позволишь войти? – он тоже чуть качнулся назад, отступая в коридор, опять давая ей возможность выбрать решение.

– Да, – Лиза робко кивнула, – да, заходи.

– Я приехал на выставку, – сообщил он, проходя в номер и останавливаясь возле кресла. Поскольку Лиза не села, то и он остался стоять, – Тереза разместила меня в этой же гостинице.

– Я нервничаю, – огорченно пожала плечами Лиза.

– Почему? – он внимательно оглядел ее – она казалась совсем девчонкой в белой маечке и джинсиках, – почему ты нервничаешь?

– А ты как думаешь? – огрызнулась она на него – и сразу почувствовала себя получше. – Я рисовала все это в рекордные сроки. На картинах – я ночью лежала, думала – наверняка куча недоделок. Все это заметят, будет позорно. Я подведу Терезу – а она так старается… И к тому же… Я боюсь.

И она растерянно посмотрела на Роберта.

Потом, словно во сне, которого не было всю ночь, потянулась к нему.

Роберт ее поцеловал. Он притянул ее к себе – и потерял голову совсем. Он понимал, что это не правильно, так нельзя – но…

Когда он стал ее целовать, Лиза поняла, что именно об этом она мечтала всю ночь: чтобы он был рядом, чтобы касался ее, чтобы отогнал мрачные мысли…

Она застонала, когда почувствовала на своей коже его горячие пальцы – маечка уже куда-то делась. Она вхлипнула и потащила его в спальню. В свою огромную кровать, на которой она всю ночь вертелась, ни в состоянии не то, чтобы глаза закрыть – на секунду замереть спокойно.

И сейчас она не могла замереть под его руками и принимать его нежность – она извивалась, нападала сама, рычала, укусила его за ухо. Роберт ойкнул, упал на подушки – он понял, чего она хочет. Не он брал ее – а она отдавалась с нежностью и благодарностью. Сегодня утром все было наоборот. Она повелевала – а он покорялся…

Когда в номер ворвалась Шейла с парикмахером, визажистом и доктором – Роберт сидел на диване в гостиной и пил чай. Он недовольно поднял брови, когда услышал весь тот шум, который производили вновь прибывшие.

– Лиза спит, – спокойно сообщил он Шейле, которая, конечно, не посмела ни о чем спросить, но у которой даже ушки зашевелились от любопытства, – Лиза заснула, – повторил он по-русски, – постарайтесь ее не напугать. И, Шейла…

– Да, Роберт, – с готовностью откликнулась она.

– Не забудьте покормить Лизу. Как вы помните, она любит мясо и шоколадные пирожные.

– Кстати говоря, – окликнула его Шейла, кода он уже подходил к двери, – в последнее время она любит ананасы, маринованные огурцы – и рыбу. А от сладкого и особенно, пирожных, ее тошнит.

Роберт вернулся от двери, протянул ей руку. Шейла подала свою.

– Спасибо! – растроганно произнес он.

– Не за что, – даже смутилась она. А про себя удивилась: конечно, она всегда знала, что он – милый. Милый, любезный очень и очень хорошо воспитанный. Но что он может быть таким – она и не предполагала.

Глава тридцать седьмая

 
На крылья упали звезды,
Теряя ряды Созвездий
Вернуть их на место – поздно,
С собой унести – не честно…
 
 
В песок раскрошились камни
Под желтым шершавым когтем
В них след от стопы вдавлен,
А вместо крыла – локти…
 
 
На вид – так простой смертный,
Как будто еще не проклят,
Давай улетим с Ветром,
Ловить на крыло звезды
 
 
Они упадут, возможно,
Не помня своих Созвездий
Вернуть их назад – сложно,
А небо без звезд – не честно…
 

Тереза читала стихотворение, которым заканчивался ее цикл про странствия Черного дракона Ральфа. Заканчивался тем, что ее герой получил другую судьбу – и свободу. И чувство восторга смешивалось с острой жалостью – оттого, что все закончилось.

– Тереза – гений! – ликовал Степан через несколько часов. Представление уже закончилось, все получили свои автографы, и теперь гости просто бродили и рассматривали картины.

Медиахолдинг, для которого Тереза писала сценарии, выступал главным спонсором мероприятия. Степа, как представитель Совета директоров – официально присутствовал на мероприятии своего любимого сценариста. И искренне радовался тому, как все хорошо все получилось….

– Тереза – просто гений! Вот кто умеет собрать нужных людей в нужном месте. И заработать на этом кучу денег! Для всех… И заметьте, представлено огромное количество сувенирной продукции с драконами. Роскошно! Это вообще хит сезона!

Получилось так, что в этот вечер мужчина были лишь в группе поддержки. Конечно, Зубов читал со сцены отрывок из нового романа жены. Его бархатный, звучный голос мог проникнуть в сердце каждой женщины, находившейся в зале… И этим, по мнению Терезы, надо было пользоваться… И тот момент, что ее серию про драконов он традиционно не любил, не были приняты в расчет.

Роберта попросили прочитать старинную балладу про драконов – как он понимал, эти самые старинные баллады сочиняла бывшая одноклассница Терезы, которая сейчас была главным редактором ее издательства. Текст был красивый, звучный, строки – чеканными… Над тем, чтобы акцента было как можно меньше, он работал с кем-то из русских, которого ему нанимали в Лондоне.

Павел Тур в тот вечер организовывал музыкальное сопровождение – к кому же еще обращаться за помощью как не к музыкальному продюсеру, да еще и родственнику. Он был такой же префекционист, как и Тереза. А для любимой родственницы… То, что музыка, стилизованную под средневековую, была выше похвалы – было естественно.

Еще в их группу входили сыновья Терезы от первого брака, которых Владимир искренне считал своими. Они были счастливы – и очень-очень гордились своей мамой. У них была в характере счастливая особенность, доставшаяся им от мамы: им были интересны люди, их окружающие, они умели загораться тем, что нравилось тем, кого они любили… Поэтому они сейчас были счастливы: то, чего так хотела мама, случилось…

Николай Дмитриевич – питерских олигарх и старинный приятель Терезы – чувствовал себя в этой компании не то, чтобы неловко… Нет. Чувства неловкости в нем было, как обычно, приблизительно столько же, сколько в танке с тяжелой броней. Да и вообще, крупным бизнесменам, особенно русским оно знакомо мало. Он чувствовал себя странно. Но не из-за посторонних.

Он хорошо знал всех присутствующих мужчин, приятельствовал со всеми, а с Владимиром и Степаном у него были совместные проекты. Крупный бизнесмен, «владелец заводов, газет, пароходов» – как его дразнила супруга, он целый вечер не сводил с нее глаз.

Наташа была такая счастливая, такая оживленная. Изумительно красивая в вечернем платье. И еще у нее от гордости горели глаза: она была режиссером-постановщиком всего этого шоу. И Николай со вздохом подумал о том, что он давно не видел ее такой… Он вспомнил, что в свое время она отказалась от карьеры актрисы, весьма успешно складывающейся, надо отметить. Отказалась потому, что он потребовал… И никогда ни о чем не сожалела. Всегда была дома, всегда на вторых ролях… И вот сегодня он почувствовал себя странно… А имел ли он право так менять ее жизнь?

– Да…, – мечтательно закатил глаза Павел, – представляете, сколько можно денег срубить, если пройтись крупным чесом по городам и весям?

– Ты еще эту идею Терезе подай, родственничек! – прошипел на него Зубов, – если ты не заметил – она ждет ребенка. И если она носится как метеор и улыбается всем, то это еще не значит, что она так уж себя хорошо чувствует! Я с этой выставкой извелся совсем…

– А ты, дядя Павел, – вступил в разговор Иван, – отправляйся в турне не с мамой – мы с ней и Лизой дома останемся. Ты возьми Владимира и Роберта. Пусть вдвоем про драконов со сцены читают. И песни поют. Как мама…

Роберт и Владимир синхронно и очень похоже поморщились.

– Вот! Вот истинный сын Терезы, – Павел чуть склонился и пожал молодому Туру руку. – Какой полет мысли!

Иван склонил голову, признавая заслуженность похвалы.

– Только ты учти, юноша, что эти двое, – продолжил Павел и кивнул на актеров, – меня на гонорары разорят ведь!

– Но ведь одного может попросить мама! – раздался спокойный голос Якова. – Владимир не сможет ей отказать. А другого… Может тоже попросить мама. А еще Лиза – картины-то ее… И тогда…

– Слушайте вы, – зарычал Владимир, – внуки профессора и правнуки академика! Если кто-нибудь из вас подойдет с этой идеей к матери, я…. Вас… Я лишу вас карманных денег!

– Все, Яков, тише-тише, – изумительно серьезно закивал головой Иван. – Спокойно, Владимир, мы умолкаем! А то ты лишишь нас денег на презервативы и сникерсы!

И все мужчина расхохотались.

Роберт краем глаза все время наблюдал, где Лиза. Она сияла, у нее все получалось – даже приветствие зрителям, которое она должна была произносить, получилось милым. Она была немного смущена, но была прекрасной. Маленькой принцессой. Он смотрел, что около нее стоят его родители – им Лиза лично выдала приглашение под номером один. Они излучали гордость за свою девочку. Они были так счастливы за нее.

Шейла заказала Лизе платье того же интенсивно синего цвета, которое он купил ей на рождество. Фасон был, правда, другой – талию подчеркивать никто не собирался, наоборот, все скрывала изящная драпировка. Рыжие волосы были уложены наверх, в вечернюю прическу. Как он любил ее, боже… Как он хотел ее… Но подойти теперь, когда у нее все получилось, когда она была окружена поклонниками и заказчиками – а он видел, как Шейла практически все время что-то отмечает в блокноте – подойти теперь к ней он почему-то не мог.

Он все время представлял, как она говорит ему: «Нет»… Он видел, как ее губы складываются в это проклятое слово – и понимал, что лишь его он и заслужил.

Роберт отправился к своей любимой картине – той, на которой готовилась спрыгнуть вниз юная Красная драконица. Постоял, погрустил. Осознал, наконец, что хотела Лиза от своих полотен, когда повторяла в мастерской, что они не доделаны.

Сейчас и небо, и скалы на картине производили ошеломляющее впечатление. Хотелось всматриваться и всматриваться в головокружительную перспективу, замирая от режущей сердце жалости. За что же жизнь так поступила с этой девочкой?

Он чуть отступил назад, вгляделся – и понял, что еще изменилось на этой картине. В изящном ушке Красной Драконицы сверкали пять сережек-бриллиантиков. Точно такие, как он привез Лизе в подарок, на Рождество.

Роберт усмехнулся – а он еще радовался, что она, отдав кольцо, оставила у себя его подарок. Надеялся, что это что-то и значит. А она рисовала себя на этой картине. Картине, где любовь рыженькой дроконицы заканчивалась отвесным полетом вниз, на острые скалы.

Он поставил бокал с недопитым шампанским и тихо, не привлекая к себе внимания, ушел. Забрал вещи из гостиницы – и сразу уехал в аэропорт, отдав себе приказ на следующий день созвониться с Шейлой и зарезервировать себе картину, с Красной Драконицей, которая была готова спрыгнуть со скалы.

Вот, пожалуй, и все, что останется ему от любви. От надежды. От счастья. И он это все заслужил.

– А вы бы могли написать наш портрет, – Лиза прекратила наблюдать за Робертом, который что-то напряженно высматривал на ее картине, где была изображена Красная драконица. Она совершила над собой усилий и сосредоточилась на мужчине, который ей что-то говорил.

– Добрый вечер! Конечно! – ответила она немного невпопад.

– Понимаете, – подключилась к разговору его спутница, – мы в восторге от того, как вы написали Терезу и Владимира.

– И их детей, – добавил мужчина.

– Мы хотим нечто подобное. Может только не в виде эльфов, – с сомнением протянула женщина и скептически, оглядела своего невысокого, кряжистого супруга. Да и в ней самой, несмотря на подтянутость и отсутствие лишнего веса, не было ничего от изящных и томных эльфов.

– Слушайте, – озарило ее, – а как вы относитесь к оркам? Если сделать симпатичную стилизацию под них?

– Жуткие, но дико симпатишные? – улыбнулась женщина. – А давайте попробуем. И дети, я так понимаю, будут в восторге.

Потом к ней подходили любители гномов, драконов, хоббитов. Идея портретов в виде существ Средиземья оказалась весьма и весьма популярной. Так что Шейла сообщила, что в Москве придется задержаться, и даже пообещала найти какую-нибудь студию в аренду с хорошим светом, куда можно будет приглашать заказчиков позировать.

Все это отвлекло Лизу от идеи найти Роберта и поинтересоваться, что же его так привлекло в ее картине.

Потом все стали расходиться. Лиза как-то растерялась, потому что в последнее время ей все время говорили, что от нее надо, куда ей ехать, где ночевать и даже что кому говорить. А тут… Она вдруг поняла отчетливо, что – все. Этот период жизни окончился. Дальше будет что-то другое. Дальше уже надо будет строить свою жизнь самой. И Роберта еще не было видно…

– Ты кого-то ищешь? – к ней подошел Зубов.

– Себя, – устало пробурчала Лиза, и они вдруг заулыбались друг другу.

– И как успехи?

– Я – беременная бездомная художница. Незамужняя. Должно быть, – Лиза обвела зал рукой, – талантливая. По крайней мере, Терезе удалось всех присутствующих в этом убедить…

– УУУ… Я всегда говорил, что беременность плохо сказывается на характере. И на мозгах, как я понимаю, тоже… Да и на чувстве снисходительности к чужим ошибкам и заскокам, – как-то резко ответил Зубов, став разом серьезным. И даже каким-то злобным.

– Мне что-то показалось, – язвительно протянула Лиза, – что это все было сказано не мне!

– И Терезе! И тебе тоже! И что значит – «она не может его простить, и я ее понимаю!» Что за бред!

– Это ты сейчас Терезу цитируешь?

– Да. Я просил ее уговорить тебя помириться с Робертом.

– Обалдеть!

– У ребенка должна быть семья. У тебя дом. Рядом мужчина, который любит. Я понимаю, если бы это было не возможно… Все ведь рядом. Все зависит только от вас…

Лиза смотрела во все глаза на мужа Терезы и не узнавала его. Он отчитывал ее как… неразумную девчонку. Достаточно сурово. Но ей… ей это почему-то понравилось.

– Ты понимаешь, – продолжал он между тем, – у каждого человека есть своя болевая точка, после которой он перестает соображать. Его выносит. И несет. У меня это ревно… не важно. У тебя… что-то свое. У Роберта – это мысль о том, что от его ребенка опять избавились! Вот скажи мне, у тебя в сумке откуда взялась та проклятая бумажка?

– Какая? – уставилась на него Лиза.

– Да направление на аборт.

– У меня никогда не было в сумке направления на аборт… Что за чушь? Откуда ему там взяться?

– Роберт увидел, – печально отозвался Зубов.

– Я не знаю, что там примерещилось Роберту! – возмущенно отозвалась Лиза. – Но я не понимаю, как можно подойти к человеку, которого так выносит непонятно с чего!

И покраснела, вспомнив, как провела с этим самым человеком сегодняшний день.

– Он мне как-то рассказывал – в Баварии, когда мы замок смотрели, помнишь?.. Вы ушли тогда с Терезой, а мы разговорились.

Лиза нехотя кивнула.

– Он рассказывал, что в жизни у него была история с женщиной, которая сделал аборт, избавившись от его ребенка, как от чего-то ненужного.

– А я здесь при чем? – достаточно злобно отвечала художница.