Текст книги "Выбрать свободное небо (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Глава одиннадцатая

«Как быстро человек привыкает к хорошему!»

Лиза сидела возле своего старенького дешевенького телефона, как собачонка на привязи – и даже не могла рисовать. В голову лезла всякая банальщина. На душе было муторно. Он не звонил. Не звонил с тех самых пор, как уехал на съемки.

Ноутбук сломался совсем – отказывался включаться – и только смотрел на мир черным-черный, почти как Лизино настроение, экраном.

Прошла неделя. Потом вторая – она как раз уезжала из Питера. Теперь же она вернулась. И сидела у телефона. Ждала. Чего? Непонятно… Наверное, чуда.

Только сейчас она поняла, как ей дороги разговоры с ним. Легкие, нежные, светлые. Такие чудесные, что она, словно в одеяло, заворачивалась в воспоминания о его голосе, о его взгляде. Снова и снова представляла его улыбку. Иногда позволяла себе нарисовать его… Она думала, что и ему дорого это общение… Он не звонил.

За окном тихо плакал дождик. Из-за туч, обложивших небо время от времени неожиданно показывалась удивленное солнце, смотрело пристально на землю, вспоминало, что уже осень… И исчезало.

– Этого и следовало ожидать! – решительно сказала она сама себе. – Это-то как раз и нормально.

Лиза только что вернулась с кладбища. Отец упокоился, наконец, рядом с мамой. Она уезжала, чтобы организовать его перезахоронение. То, что он лежал в земле где-то очень далеко… Это было не правильно.

И поэтому, как только появились деньги – Лиза сделала то, что должна была. Это наполняло ее сердце умиротворением. А то, что Роберт не звонит… В конце концов жизнь отучила ее верить в сказки. А любовь… Любовь – это тоже сказка. Сказка, возможная лишь среди равных.

Лиза вздохнула – и уселась перебирать старую коробку. Там были ее сокровища. Мамина кокетливая сумочка с письмами для папы. Отец был на службе, а мама оставалась в Ленинграде с крошечной Лизой. Рост дочери в полгода, вес. Надо же, даже окружность плеча… Вложенные в письма фотографии. Какие они с мамой тут потешные…

В отдельных конвертах семейные фотографии. По годам. Это папа уже порядок наводил, когда они переезжали в коммуналку. Их квартиру пришлось продать, когда заболела мама. Они с отцом не могли смириться ни с диагнозом, ни с прогнозами – и верили в то, что маму можно спасти…

Лиза тяжело вздохнула – и постаралась сосредоточится на ее сокровищах в коробке и радостных воспоминаниях, с ними савязанных…

Еще тут были сложены смешные открытки – Лиза всегда их любила и одно время коллекционировала. А вот мамин любимый календарь с репродукциями – умилительные домики, увитые плющом, свет в окошечках, дети в оборочках… Сочные цвета. Красота. Какую очередь Лиза когда-то отстояла в Доме Книги, чтобы купить маме именно этот календарь… Было много лизиных наброски, разложенные по папкам, несколько стихов. Занятно. Она вчитывалась в слова, написанные аккуратным детским подчерком – и не могла поверить, что их писала она.

 
Принцесса выберет того,
Кто будет на коне!
Но ослик – тоже ничего, —
Бубенчик в колпаке…
 
 
Кто путь ее озолотит —
За тем она пойдет!
Но… золото листвы осенней —
Тоже подойдет.
 
 
Принцесса выберет того,
Кто по листве осенней
На ослике ей принесет
Один тюльпан весенний
 

Когда это было? Неужели она сама это писала?.. Да! Ей надо было подарить маме что-то на День рождения. Точно. Маме. И Лизе было… Лет четырнадцать, должно быть. Какой была ее жизнь… Краски, кисточки, мольберты. Пленэры – все-таки как глупо и напыщенно звучит это слово…

Папа тогда подарил маме ведро тюльпанов. Именно ведро – у папы было свое понимание романтики. Мама так хохотала… А потом вытерла глаза – она часто плакала от умиления. Как мама любила тюльпаны! «Это – сама нежность!» – говаривала она.

А Лиза тогда смастерила самодельную открытку и написала туда сказочное стихотворение. Фон она расписала разноцветными голландскими тюльпанами – теми, у которых были острые края лепестков. Лиза стала их любить больше всех остальных цветов, когда мамы не стало, как и надежды в то, что новый день будет лучше предыдущего…

Так. Надо взять себя в руки начать рисовать. Нельзя терять шанс, который дала ей жизнь в лице Терезы Тур.

Лиза еще покопалась в коробке и потянулась уже за крышкой, чтобы ее закрыть, как вдруг обнаружила возле картонной стенки деньги. Пятьсот современных рублей. Их здесь быть попросту не могло… Но они были. И она могла сама – да, сама – позвонить Роберту.

Дальше она бежала. Пять лестничных пролетов. Двор. Хруст розоватой гранитной крошки под ногами. Яркая детская площадка. Помойка рядом с ней… Пешеходный переход, еще один двор, обсаженный кустами поникшей сирени, с нелепо торчащими ветками. Терминал для оплаты. Ряд цифр.

– Лиза! – его голос в трубке. – Лиза! Вы позвонили…

И было в интонациях восхитительное ликование, нескрываемое торжество и такая радость, что Лизе стало неловко: почему же она не позвонила раньше.

– Лиза! Это so wonderful, чудесно! Почему же вы молчите?

– Не знаю, что сказать, – честно ответила она. – Я счастлива слышать вас. Я так тосковала, что эти недели не могла даже рисовать…

– Почему тогда…, – он запнулся, но Лиза его поняла.

– Я подумала: кто вы, а кто – я… Я так явственно видела в глазах презрение…

– В чьих глазах? – недовольно протянул Роберт.

– Что? – испугалась этого недовольства Лиза.

– Я спрашиваю: в чьих глазах вы видели презрение? В моих?

– Нет, нет. Что вы…, – смутилась она.

– А что вы видели в моих глазах? Вы же художница и должны быть внимательны к деталям…

Лиза молчала – нет, это действительно происходит с ней!

– Что? – продолжал он. – Восторг? Желание? Любование? Радость?

– Нежность, – прошептала она.

– Так какое значение имеет то, как на вас смотрели посторонние, незнакомые люди?

– Вы правы. Я просто не смогла поверить. Не посмела поверить и…

– Глупости! – фыркнул он довольно. – Слушайте, это моя жизнь, она у меня именно такая. Я всегда улыбаюсь, всегда фотографируюсь. Я действительно очень и очень уважительно отношусь ко всем моим фанатам. У меня как-то, пару лет назад, тяжело заболела мама. Оказалась очаговая пневмония, но снимок был совсем не хорошим. Страшным. Нам сказали, что все возможно. И мы сидели с отцом, ждали результатов extra анализов. Это как ждать приговора…

– Я знаю, – почти беззвучно сказала Лиза, но он ее услышал.

– Простите. Я не подумал, когда начал рассказывать…

– Нет, продолжайте. С вашей мамой все хорошо.

– Да. Как я уже сказал, это оказалась воспаление легких. Тяжелое, но… Не важно. Так вот, когда мы с отцом сидели и ждали, меня узнал какой-то парень, мой фанат. Представляете, в больнице. Он радостно подбежал, попросил автограф, разрешения сфотографироваться со мной.

– И вы? – Лиза была вне себя от такой бестактности.

– Поднялся. Улыбнулся. Подписал. Сфотографировался. Это же моя работа.

– Я просто… просто не вижу себя рядом… – выдохнула Лиза.

– Но тебе этого хочется?

Лиза была готова откусить себе язык, но слова уже вырвались. Мысли, которые не давали ей спать, оказались озвучены… И поэтому она продолжила:

– На самом деле ведь не важно, чего хочу я. Все слишком сложно.

– Лиза, – она закрыла глаза и ощутила, что он рядом. Только слушать его голос. Только бы забыть обо всем, кроме этого голоса…

– Лиза… Важно лишь то, чего хочешь ты. Может a little bit чего хочу я. И все. Всего остального просто нет. Только мы. Наши решения…

Она молчала. Он не видел ее глаз, и это было сущим наказанием.

– Ну, вот опять я начал такой private разговор по телефону… Лиза, я приеду. Я приеду именно за тем, чтобы поговорить. Не гулять по Петербургу и его окрестностям. Не отдыхать у Терезы на даче… Я приеду, чтобы…

Тут он понял, что опять говорит в пустоту.

Глава двенадцатая

– Вот это он хорошо придумал, – бурчала Лиза, пока топала домой. – «Важно лишь то, чего хочешь ты…» Денег я хочу на телефон… И ноутбук починить! Чтобы просто звонить самой! И тюльпанов. Много тюльпанов. Ну хотя бы один…

Ноябрь. Отсутствие красок. Еще не рассвело толком, но уже стемнело. Скорей бы город занесло белым-белым снегом – хоть какой-то свет…

Лиза тяжело вздохнула, постояла возле подъезда. Почему-то в последнее время для того, чтобы переступить этот порог, ей приходилось делать над собой гигантское усилие. Сегодня она заманила себя тем, что дома ее ждала книга Терезы, где рассказывалось о странствиях Черного дракона.

Ральф падал. Падал. Падал. И не мог коснуться поверхности. Горело правое крыло, беспомощно било воздух целое, левое. А он падал… Над ним кружили Красные драконы. Наверное, на фоне ослепительного золотисто-огненного заката это было очень красиво. Картина справедливого отмщения. «Прости, отец, мне не уйти, их слишком много…»

Что же его спасло там, в мире Драконов, откуда его не собирались выпускать? Что выдернуло его из мира огненного заката, такого же яркого, как и его горевшее тело? Что перенесло в этот мир, куда он и не собирался вовсе?

Он знал. Конечно, он знал. Но, как же, сожри его Белый дракон, ему не хотелось в это верить… Кровь младшей в роду на кровь старшей в роду… Его тетка все-таки использовала магию крови и замешала ее на магии воздуха. Теперь, каждый раз, когда наследник был в смертельной опасности, его выдергивало в другой мир. Ральф представил себе, как медленно, нараспев читали заклинания его тетка и его младшая сестра… Читали, истекая кровью. Кровью черных драконов. Зачем ему такая жизнь! За что ему такая жизнь… Столько смертей…

Он был почти разочарован, когда очнулся в мире, где его лицо ласково щекотала заколосившаяся пшеница, где выводил трели соловей, где темное небо гудело в высоте: «Вставай!»

– «Мир огненного заката». Красные драконы, что кружатся над подбитым черным… – Лиза стояла над листом бумаги, пришпиленной кнопками к мольберту. – И чем мне цвет передавать?

За ночь она соорудила три эскиза. Картина стояла перед ее глазами – и не хотела отпускать. Она манила буйством красок, которые хотелось выплеснуть на холст. И Лизу уже не тяготила темень за окном, нелепо разбавленная нервным рыжевато-тусклым светом фонаря. У нее перед глазами стояло буйство синего неба другого мира. Мира, где небо не смогло удержать черного дракона. Может быть потому, что и он сам не хотел этого?…

Когда она вспомнила, что обещала заехать в издательство – Тереза сегодня уезжала в Москву и хотела поговорить, был полдень. Лиза выглянула в окно – и счастливо вздохнула – город был засыпан снегом. О котором она только что мечтала.

Выходит, Роберт прав, и главное – это ее желания?

Посмеиваясь, она отправилась к Терезе в издательство.

– Как вам первый снег? – поприветствовала ее Тереза.

– Я счастлива! – ответила ей Лиза. – Действительно счастлива. И это как-то не привычно.

– Я перед отъездом хотела бы побывать в Петропавловской крепости. Составите мне компанию?

– С удовольствием! Я там так давно не была. В детстве мы туда часто выезжали на плэнеры.

– Что такое плэнер? – спросила Тереза, выезжая со двора.

– Это когда ты рисуешь на натуре в естественном освещении.

– Я всегда завидовала тем, кто умеет рисовать. Вот уж в чем я абсолютно бесталанна.

– Когда-то мне казалось, что стать художницей – это и есть абсолютное счастье…

– А сейчас? – Тереза внимательно посмотрела на Лизу.

– Сейчас… сейчас я позвонила Роберту… И.

– Ура! – шепотом сказала Тереза. – Тссс! Молчите! Не спугните!

– Вы и, правда, думаете?

– Думаю! – опять же прошептала Тереза.

И Лиза замолчала, заулыбалась. Погрузилась в мысли. И только когда Тереза тыкалась возле Петропавловки, ворча, что надо было ехать на метро, вдруг произнесла невпопад, но гордо:

– А я всю ночь драконов рисовала!

Тереза привезла ее, чтобы показать вид с бастиона Нарышкина.

– Посмотрите! – говорила она воодушевленно. – Если стать спиной к Неве, то откроется вид на улицу Времени.

– Так вы не выдумали ее в романах про Призрачный город? Я думала почему-то, что это – ваша фантазия.

– Нет. И вообще, мы в детективах старались Питер изображать документально. Вот там, где речь шла о русалках или волхвах – там да. А названия улиц! Тут все точно!

– Посмотрите, какая прелесть! – перебила ее вдруг Лиза. – Вы и это не придумали!

Под ручку, неторопливо о чем-то беседуя, к скамейке подходил Петр Первый и Екатерина. Понятно, что это были актеры, изображающие государя и его супругу, но в Петропавловской крепости, на фоне вывески на доме «Улица Времени, дом один», это смотрелось феерично.

– Вот за это я люблю Петербург, – проговорила Тереза. – Нарисуете мне такую пастораль? Жаль только, что сейчас не лето…

– На фоне белого снега они смотрятся замечательно! – не согласилась Лиза. – И домики канареечного цвета на заднем плане… Красота!

Глава тринадцатая

Роберт устал слушать в трубке жизнерадостный голос:

– Этот вид связи не доступен для абонента! Пожалуйста, перезвоните позже!

За эти два дня он устал уговаривать себя, что есть какое-то простое объяснение, почему до Лизы невозможно было дозвониться. И почему не было связи и по скайпу.

Перестали его успокаивать разговоры с Терезой, которая убеждала его, что все хорошо.

– Я ее видела позавчера, у нее очень хорошее настроение. Света – моя секретарь, с ней регулярно общается.

Два дня. Его хватило на два дня. На третий день он отснимался, позвонил Лизе еще раз – с тем же неуспехом. Позвонил Терезе – узнал, что найти Лизу так никому и не удалось, секретарь приходила к ней домой – не застала, в редакции художница тоже не появлялась. С этим он и отправился к режиссеру.

– Мне необходимо уехать. Дня на три, – безапелляционно заявил Роберт.

Режиссер посмотрел на него с таким изумлением, словно у актера отросла вдруг вторая голова. Во-первых, такое поведение было не принято – дело есть дело. А во-вторых, за все эти годы Роберт успел приучить всех к той мысли, что у него не бывает капризов, заскоков, личных просьб, плохого самочувствия или отсутствия рабочего настроения во время съемок.

– Пожалуйста, – чуть помолчав, добавил актер, что уже было совсем странно…

– Слушай, – попробовал воззвать к здравому смыслу режиссер, – у тебя осталось несколько дней съемок. Давай все вобьем в завтрашний день – отснимаешься – и свободен.

Это было великодушно, более того, щедро, однако Роберт не мог находиться здесь еще одну ночь и еще один день. К тому же, еще до беседы с режиссером, он заказал билеты на Санкт-Петербург. Вылет был через три часа из местного аэропорта с пересадкой в Москве… Поэтому Роберт лишь отрицательно покачал головой.

– Три дня. Я вернусь через три дня.

– Что-то случилось? – спросил режиссер, сдаваясь.

– Надеюсь, что нет, – пробурчал Роберт. А перед глазами у него стоял Дворцовый мост – и рыженькая девочка, перекидывающая тело через перила… Он вздрогнул.

– Ладно. Я буду вынужден оштрафовать вас на пять тысяч фунтов за нарушение трудовой дисциплины, но, в целом, можете ехать.

Он уже входил на территорию местного аэропорта, когда у него зазвонил телефон – это была Тереза.

– Насколько я тебя знаю, ты сейчас подъезжаешь к аэропорту…, – начала она.

– Я уже подхожу к стойке регистрации, – ответил ей Роберт.

– Скажи номер рейса и время прибытия. Я созвонилась с Питером – тебя встретят.

– Спасибо! Но не стоит беспокоиться, – отрезал британский актер.

– Да, конечно, – пробурчала Тереза, – не стоит беспокоиться… Ты что думаешь – я отпущу тебя одного по Питеру гулять. Да еще и в том районе, где Лиза живет?

– Тереза, – Роберт понимал, что она права, но почему-то заупрямился, – я взрослый.

– Взрослый, – не стала спорить Тереза, – но иностранный. Поэтому возьмешь с собой охранника – я уже созвонилась с мужем своей однокурсницы – с Колей – ты его знаешь. Он согласился помочь. Речь идет даже не о том, будут тебя сопровождать или нет. Речь идет о том, во сколько тебя встречать…

– Тереза, – продолжал упрямиться он.

– По своему Лондону гулять ночью один будешь, – Терезе изменила ее всегдашняя выдержка, и она стала гневаться, – Роберт, у меня Лиза заболела – у нее температура и кашель. Все не так страшно, как может показаться, но Зубов, объятый родительскими чувствами и страхом за дочь – это нечто… Мы тут вторые сутки резвимся… Вот объясни – чего ты-то со мной споришь, если прекрасно понимаешь, что я – права?!

– Прости, – ему стало стыдно, – прости.

– Ничего, ничего, ты нервничаешь…, – обычным тоном заговорила Тереза, – рейс во сколько и какой?

Рейс прибывал почти в полночь по местному времени. Роберта встречал мужчина, по виду типичнейший охранник: бритый череп, раскачанная шея, плечи борца. Черный костюм, накинутая на него кожаная куртка нараспашку.

– Добрый вечер, господин Рэнделл, – на вполне приличном английском обратился к нему охранник, – как добрались?

– OK, спасибо, – ответил ему на родном языке актер, – едем?

– Конечно.

Ну, конечно! Для встречи британского актера подогнали хаммер! Как говорят сыновья Терезы? Понты бьют! Он уселся на заднее сидение, время от времени продолжая набирать номер Лизы – звонки шли, а вот трубку она по-прежнему не снимала.

Хаммер рванулся от аэропорта так, что Роберт вжался в сидение. Охранник что-то сказал шоферу: насмешливое и непристойное.

– Так, на всякий случай, – заметил актер, – я говорю по-русски. Не все выражения, правда, понимаю…

Смех оборвался. Охранник насупился – водитель стал внимательнее всматриваться в дорогу.

Доехали они быстро: город был свободен, а те немногие машины, что им встречались, кидались от хаммера в разные стороны.

– Приехали! – они зарулили в какой-то двор, машина остановилась, и охранник открыл перед Робертом дверь, – второй подъезд.

Он подошел к двери перед Робертом, и крикнул:

– Тут домофон.

– Какая фирма? – шофер стал что-то листать в телефоне.

Охранник назвал.

– Набирай код, – донесся голос шофера из машины, – я диктую.

Охранник распахнул перед Робертом и эту дверь.

– Спасибо, – сказал актер, – дальше я сам.

– Извините, – замотал охранник головой, – мне приказано вас сопровождать и оказывать содействие. Так что я вами. К тому же, неизвестно, что нас там ждет…

Роберт услышал это – и рванул по лестнице так, словно за ним гналась стая демонов. Однако охранник как-то незаметно оттер его плечом – и побежал впереди него.

Пятый этаж. Дверь налево. Роберт позвонил. За дверью явственно слышался какой-то дикий шум – музыка что ли, но дверь никто не открывал. Охранник замолотил изо всех сил кулаком, а Роберт закричал:

– Лиза! Лиза! Откройте!

В этот момент дверь распахнулась. На пороге появился пьяный покачивающийся дед в грязной майке. С топором:

– Вы че, ох…

Охранник одновременно швырнул Роберта себе за спину и отобрал у деда оружие.

– Суки! – заорал дед, нянча правую руку.

– Тихо, тихо, – проговорил охранник так, что тот замолчал, – мы к Лизе. Где она?

– Кто это, – у Роберта прорезался голос – он показал на деда, – что это? – он обвел взглядом, полным ужаса, помещение, в которое они зашли.

Видимо, это была прихожая. Размером где-то два на два метра… Стены, выкрашенные отвратительного оттенка зеленой краской. На проводе под потолком покачивалась желтая тусклая лампочка, вкрученная в цоколь. В квартире за одной из дверей грохотала музыка. Оттуда кто-то появился, смазал прибывших равнодушным взглядом – и исчез.

– Адово пламя! Что это? – не мог успокоиться Роберт.

– Это, – зло улыбнулся охранник, – коммунальная квартира… А это, – он поочередно ткнул пальцем в деда и в дверь, где грохотала музыка, – соседи.

Роберт длинно и энергично выругался – эту тираду в русских переводах обычно стыдливо переводили как «блин».

– Добро пожаловать в Россию! – хмыкнул охранник, – дед! Где комната Лизы?

– Вот, – дед тыкнул пальцем в белую дверь, что была напротив входа.

– Где она? Где девушка?!

– Там она, – сосед с еще большим старанием затыкал пальцем в дверь, – не выходила еще сегодня.

Охранник подошел к белой двери, постучал – ничего.

– Лиза, – позвал Роберт, – Лиза, это я! Откройте! – и он беспомощно воззрился на охранника.

– Будем ломать – без вопроса в голосе заявил тот, примерился, ударил ногой возле ручки – и с первого раза вышиб дверь.

– Фанера, – презрительно отметил он.

И первый прошел в комнату. Роберт, холодея от ужаса, зашел за ним – и первое, что увидел – это Лизу, скрючившуюся на диванчике. Ему вообще показалось, что она не дышала.

С яростным воплем, сметая все на своем пути, он кинулся к ней. Лиза очнулась, распахнула перепуганные глаза – и кинулась к окну.

– Нет, – кричала она, дергая ручку створки окна, – нет, не надо!

Глава четырнадцатая

Лиза сидела на полу, обхватив себя руками, и негромко подвывала. Роберт без сил опустился на ее продавленный диванчик – и лишь беспомощно смотрел на нее. Сначала он пытался ее обнимать, надеясь, что это ее успокоит, но быстро понял, что его прикосновения дают лишь обратный эффект – она напрягалась и начинала подвывать интенсивнее.

Деда выпроводили. Охранник придумал себе какое-то поручение и исчез за выбитой дверью – кажется, он что-то пробурчал о том, что необходимо отчитаться перед Терезой Ивановной и шефом – Роберт энергично закивал: конечно, надо – особенно сейчас, во втором часу ночи… Кроме того, охранник пообещал, что они с шофером будут придумывать, что делать с дверью.

И вот Роберт остался с Лизой наедине. Глупо получилось. Он оттаскивал ее от окна, которое она распахнула, как тогда, летом от перил моста, кричал ей:

– Лиза, это я, Лиза… Успокойтесь…

Он скривился от резкой неприязни к себе – это надо же было так перепугать – спаситель!..

– Что вы здесь делаете? – вдруг спросила Лиза осмысленно, придя в себя.

– Вы не брали трубку, – смущенно пожал он плачами, – я испугался. – Я не мог связаться с вами по скайпу.

– У вас же съемки… Где-то далеко… Вы говорили, что это практически на краю света…

– Я приехал, – он уселся на пол рядом с ней, хотел обнять – почувствовал, как она напряглась, – ну же – это я… Это всего лишь я… Лиза…

Он замер рядом и ждал. Она тоже не шевелилась и, кажется, не дышала. Потом робко уткнулась лбом ему в плечо. Он погладил ее по голове, взъерошил рыженькие волосы:

– Я звонил два дня. Вы не брали трубку. Я разволновался. Потом приехал.

Она покачала головой:

– Появление было эффектным – ничего не скажешь…

– Простите, я чувствую себя очень-очень глупо… – он легонько погладил ее по спине, чувствуя, как ее перестает трясти, – вы не брали трубку, в издательстве сказали, что вас не могут найти. Позвонили тогда – и на полуслове пропали… И все.

– Я хотела, – смущенно сказала она, – я очень-очень хотела позвонить сама. Я даже представляла себе, как сама набираю ваш номер, это было бы так здорово, не ждать, пока вы позвоните, а позвонить самой… Но я не могла… У меня просто нет денег сейчас… Наверное, и на входящие отключили. И ноутбук сломался. Говорят, починке не подлежит.

– Что? – почему-то это объяснение в голову ему не приходило. Какие варианты он только не обдумывал, а этот ему в голову не приходил. – Значит, вы мне не звонили сами, потому что это дорого. Я три дня не мог дозвониться, потому что деньги у вас на телефоне закончились вовсе?

– Именно так, – ответила она.

– Денег у вас на телефоне нет. Вы живете в таком месте. И я боюсь предположить… Вы что-нибудь едите? Или у вас на это тоже нет денег?

– Вы сердитесь? – отстранилась от рычащего Роберта Лиза.

– Только на себя, – вздохнул он и обнял ее снова, – я должен был догадаться. Еще немного злюсь на Терезу – я так понял, что она позаботится о том, чтобы у вас было все необходимое… И ей обычно не свойственно…

– Нет, что вы! – возмутилась Лиза, – Тереза проявила щедрость, просто царскую щедрость. Плюс у меня были деньги, накопленные летом – и вы мне за портрет заплатили… Просто я все потратила.

– У вас были долги? – Роберт ругал себя: надо же – звонил каждый день, думал о том, как ему хочется, чтобы она была рядом, страдал от разлуки… Представлял, как касается ее… А узнать о том, есть ли у нее еда… Как она устроена… Такой вопрос у него даже не возникал…

– У меня были долги, – согласно кивнула Лиза, – я должна была похоронить папу, как полагается. И рядом с мамой. Я потратила все свои сбережения на это.

– И что теперь? – он подался назад, чтобы посмотреть в ее глаза.

– Теперь? – даже удивилась Лиза, – теперь все хорошо. Я успокоилась. У меня много работы. Сейчас я получила заказ – я рисую драконов для Терезы. Я очень-очень стараюсь.

Обычно я просыпаюсь пораньше – доделываю наброски. Потом еду к моей преподавательнице – она мне помогает – и дает возможность поработать в мастерской под хорошим светом… По дороге сюда я ем. Я правда ем… Потом часа в три – сюда, доделывать… И так до утра…

– Вы спите когда? И едите? – строго спросил Роберт.

– Вовремя, – соврала Лиза. А про себя подумала: ну, какая еда, какой сон? Ей дали шанс – ее жизнь вдруг выкинула такой фортель… Ей надо написать столько картин, в кратчайшие сроки. Плюс несколько портретов…

– Я знаю, что надо сделать, – заявил Роберт тем же строгим голосом, – только пообещайте, что выслушаете мое предложение спокойно.

– Ладно, – согласилась Лиза достаточно равнодушно.

– У вас же есть заграничный паспорт? – вдруг обеспокоено спросил Роберт, – А в нем виза в Соединенное королевство?

– Да, – с гордостью сказала Лиза, – Тереза распорядилась, как только взяла на меня работу. Сразу сделали Шенген. Меня даже премировали однодневной поездкой с секретарем Светой. Мы ездили на один день в Финляндию. В аквапарк! А потом Тереза распорядилась визу и в Великобританию сделать. Она сказала, что это на всякий случай…

«Тереза – гений», – подумал Роберт.

– Очень хорошо. Я приглашаю вас в Соединенное королевство. У нас в окрестностях Бедфорда огромный дом, практически поместье. Родители будут рады принять вас там.

– Это невозможно, – покачала она головой.

– Почему? Мама позаботиться о том, чтобы вы кушали вовремя, а папа – чтобы у вас было все необходимое.

– Как я могу доставить хлопоты незнакомым людям? Спасибо. Но я не могу.

– Лиза – посмотрите на меня. – Она отворачивалась, но Роберт заставил ее посмотреть ему в глаза. – Это я не могу оставить вас здесь. Я не могу так больше пугаться. Я не могу срывать съемки… Но если вы не поедете к маме и папе, я обещаю, что останусь здесь, в этом городе и буду лично за вами присматривать. Вот это будет хлопотно! Практически невозможно. Для меня. Плюс очень-очень накладно, так как я буду вынужден отказаться от подписанных уже контрактов…

– Роберт, ты так не сделаешь… – она так удивилась, что перешла с ним на «ты», даже толком не заметив этого.

– Конечно, не сделаю. Ты же мне пойдешь навстречу – и поедешь в Англию… Слушай, дом большой. Меня практически там нет – я все время на съемках… Обживешься, будешь рисовать. Родители обрадуются, поверь мне… К тому же они будут рады принимать любимого художника.

– Любимого? – удивилась она.

– Конечно любимого, – он улыбнулся, – ты же автор моего портрета, что висит у них над камином.

– Но… – как же ей хотелось согласиться!..

– Послушай! В благодарность за прием ты напишешь наш совместный портрет.

Лиза нерешительно кивнула, соглашаясь.

Роберт поднялся на ноги, погладил ее по голове – и отправился узнавать, где охранник. Тот неловко топтался у выбитой двери, не решаясь зайти.

– А мы так и не придумали, что делать с выбитой дверью в половину второго ночи. И Тереза Ивановна передает вам привет.

– Нам надо где-то переночевать, – пожал плечами Роберт, – может быть…

Охранник уже протягивал ключи:

– От гостевой квартиры Терезы Ивановны. У хозяйки есть дубликат – она передала.

«От гостевой квартиры…», – на секунду его за сердце укусил ледяной червячок. Роберта, когда он пребывал, всегда определяли в гостиницу. Но червячок кусил – и исчез. Потому что Тереза поступала правильно. Она слишком дорожила их дружбой, чтобы позволить себе – или ему – какие-то двусмысленности…

– Дальше…, – продолжил он распоряжаться, – мне нужно два билета. До Лондона. Желательно, прямой рейс. На завтра. Лиза, – заглянул он в комнату, – она собирала с пола все, что он уронил, – Лиза, дай мне свой паспорт.

Она достала из верхнего ящика комода паспорт и протянула ему. Роберт не удержался – и полистал.

– Тебе – двадцать шесть лет! – с непонятным восторгом произнес он, – двадцать шесть! Я думал, лет восемнадцать!

Лиза посмотрела на него в недоумении:

– Мне не восемнадцать… И что с того?

– Меня это угнетало, – широко улыбнулся Роберт, – твой предполагаемый возраст меня угнетал…

Он достал из кожаной сумки, с который прилетел и свой паспорт тоже – и отдал охраннику.

– Надо распорядиться, чтобы на квартиру вам еду доставили, – напомнил охранник, – там нет ничего. Что привезти?

– Все равно. Лишь бы побольше, – он вспомнил лето. – Мясо, пирожные…

– Дверь вставим завтра, – пообещал охранник.

– Хорошо, – кивнул Роберт, – Лиза, вам надо собраться. Берите самое ценное – и поедем из этого ада.