Текст книги "Выбрать свободное небо (СИ)"
Автор книги: Тереза Тур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
Глава двадцать восьмая
Владимир вздохнул с облегчением, когда ворота этого дома закрылись за ним. С чувством выходящего из тюрьмы преступника он поглядел на поднимающийся шлагбаум у границы дачного поселка.
Потом посмотрел на часы – и удивился. Была всего половина второго ночи, а он-то ждал рассвета, был уверен, что уже утро…
Зубов включил встроенный навигатор. Обрадовался, что из леса, обступившего машину, можно выехать. Как только он почувствовал под колесами устойчивую дорогу, втопил педаль газа – и все дорожные проказы прошлого, о которых он упоминал при Терезе, показались незначительными и невинными…
Владимир уезжал из этого призрачного, непонятного города, где правильность параллелей и перпендикуляров улиц противоречила нереальности происходящего.
Он отправлялся в шумную, суетную Москву. Сочетающую несочетаемое, но при этом понятную. И он был счастлив этим. Немного огорчало лишь то, что в город на Неве придется наведываться чаще, чем хотелось бы. Наведываться на съемки сериала. Изображать героя-любовника, ха-ха-ха…
Как хорошо, что на месяц про все эти жестокие любовные странности можно забыть. Он едет, чтобы включиться, наконец, в репетиции «Маленьких трагедий» и несколько недель никуда, кроме театра, ездить будет не надо. Нужно сосредоточиться на премьере. И лишь на ней.
Машина выскочила на кольцевую и полетела по направлению к Московскому шоссе. Зубов чуть сбавил скорость перед постом ДПС и черной безумной стрелой понесся дальше. Прочь, прочь отсюда…
Владимир не замечал ни колеи под колесами, ни выбоин отвратительной дороги. Ни своей скорости, ни слепящего, дергающегося света встречных машин.
И вдруг понял, что не доедет, что случится что-то страшное, непоправимое. Ему явственно привиделась вдруг его машина – перевернутая, искореженная, жалко лежащая кверху брюхом… Но эта картина не испугала его. Она притягивала своим ужасом, и Владимир был уже готов погрузиться в нее целиком, когда в салоне зазвенел телефон. Зубов вздрогнул и очнулся.
Посмотрел на стрелку спидометра: м-да, что-то он увлекся. Потом обратил внимание на состояние дороги и кромешную тьму вокруг… Сбавил скорость. Ему показалось, что машина вздохнула с облегчением. Или это был он сам? Потом он понял, что телефон не перестает звонить. Владимир нажал кнопку на руле, и умная техника сделала так, чтобы он мог по громкой связи разговаривать с кем-то, кому тоже не спалось в этот час.
– Да, – резко ответил он. Резко именно потому, что знал, кто звонит.
– Прости, мне показалось, с тобой не все в порядке, – точно, это была Тереза.
– Угу, – буркнул он, – я в пути. Еду в Москву.
– Прости, что побеспокоила. Какие-то странные мысли… Я так и не смогла заснуть.
– А я вот, похоже, почти заснул за рулем под свои мрачные мысли…
– Вот этого не надо! – тревожно откликнулась Тереза.
– Сам не хочу, – отозвался Зубов, постепенно приходя в себя. Мрак в душе никуда не делся… Лишь спрятался поглубже, но жить дальше с этим было можно.
– Как ты?
– Меня бросила любимая женщина. Еще летом. Я не могу ее забыть.
– Ну, сейчас, положим, ты сам уехал, – И он понял, что Тереза раздраженно поморщилась.
– А вообще-то все хорошо… – Зубов пошарил в бардачке, изыскал там сигареты, закурил. – Меня бросила любимая женщина, – повторил он уже дурашливым тоном. – И я один теперь, неприкаянный. На этой проклятой дороге…
– Нельзя так говорить, когда ты в пути, – резко оборвала его Тереза.
– А как нужно?
Он услышал, как загудел чайник, как она чем-то зашуршала.
– Нужно любить дорогу, – ответила она. – Все те километры, которые расстилаются перед тобой, должны быть в радость…
– Интересная философия. И откуда ты ее взяла?
– Из жизни, Володя. Я ведь машину покупала не для того, чтобы только по городу ездить…
– Да, я помню. Ты считаешь, что по городу на метро удобнее.
– По центру большого города – безусловно, – она улыбнулась, вспоминая их зимний разговор, один из первых.
– Тогда для чего ты завела машину? На дачу ездить?
– И это тоже… Ты не против, если я буду жевать и чай пить?
– Нет, – улыбнулся он. – Я и сам не против чего-нибудь пожевать и даже выпить. Но кругом – чернота да другие машины, больше ничего…
– У тебя под задним сидением спрятался термос с кофе и пакет с бутербродами, – вкусно что-то поедая, заявила Тереза.
– И почему я не удивлен, – Владимир съехал на обочину, нашел термос и свертки. – Спасибо.
– Пустяки… Я чувствовала, что тебя понесет на ночь глядя кататься. Но даже не могла предположить, что это будет дорога на Москву… А как же съемки Сталинграда на натуре?
– А мы все отсняли. Вчера была финальная сцена… Я забыл тебя предупредить? Прости… Съемки в Питере окончены. Зиму мы будем снимать по первому снегу под Волгоградом, а павильонные съемки сделаем в Москве.
– Понятно, – с каким-то сожалением протянула Тереза.
– И все же, – Владимир раскурил еще одну сигарету, приоткрыл окно и отодвинул кресло назад, чтобы вытянуть ноги, – зачем ты купила машину?
– Чтобы почувствовать себя свободной, – выдохнула она и замерла, словно ожидая, что он будет над ней насмешничать.
– Свободной?! – он не издевался, а удивлялся. – Ты?
– Можно себя ощутить свободным, если встать чуть свет. Когда уже не так темно, но все еще спят. Выскочить из города на трассу, почувствовать себя вольным ветром…
– Ветром… – повторил он. – А если пробки?
– Это превратности пути. Они лишь часть его.
– Ты очень интересный человек. Тебя трудно понять.
Надо было ехать. Владимир доел, вернул сидение в прежнее положение и выехал с обочины. После еды и горячего кофе ему стало хорошо и легко. Километр исчезал за километром, дорога стелилась ровно, спокойно.
– Ты еще здесь? – тревожно спросил он.
– Нет, я задумалась просто.
– Слушай, может быть, тебе спать отправиться? – вспомнил он о хороших манерах. И о том, что было уже почти пять часов утра.
– Глупости, все равно не засну. Вот доедешь до Москвы – я лягу. И буду спать целый день. Кстати говоря, где ты находишься?
– Вышний Волочок. Каналы, узкие улочки, мигающие желтые светофоры…
– Половина пути. Это же с какой скоростью ты носишься?
– Обычно не с такой… Это я так, задумался…
– О том, какой ты неприкаянный на ночной дороге? – рассмеялась она.
– А ты о чем? Хотя постой, я знаю… – О продолжении своей гадкой книжки! – довольно съехидничал он.
– И вовсе она не гадкая! – возмутилась писатель-фантаст. – Любой нормальный человек был бы польщен, что его изобразили в образе главного героя. Главного положительного героя.
– Фу! – постарался вложить в голос все свое возмущение актер.
– Тебе лишь бы автора обидеть. А ведь я, автор, существо нежное… – назидательно произнесла Тереза и серьезно спросила: – Тебе что, правда, книга не понравилась?
– Понравилась, – ответил Владимир. – Наверное, я потому и взбесился, что понравилась. Просто видеть себя самого, со всей своей любовью, надеждой, эгоизмом, расчлененного на буковки… Это как-то слишком.
– Кажется, я тебя понимаю, – серьезно ответила Тереза, – прости. Я не хотела…
Владимир испугался вдруг, что их легкий разговор прервется. Поэтому решил поинтересоваться:
– Надеюсь, продолжение ты с меня живописать будешь?
– Конечно, – весело ответила Тереза. – Только я надеюсь, больше ты так обижаться не будешь…
– Значит, – напыщенно проговорил он, – я тружусь у тебя музой?
– Почему музой? – рассмеялась она. – Не музой, а драконом. Главным положительным героем, как я и говорила!
– Расскажи мне, – попросил Владимир, – продолжение своей сказки о драконах.
– Хорошо. Слушай.
Небо у каждого мира своё. Свой цвет, свой нрав. Свои облака… Своё отношение к тому, как его рассекают сильные крылья дракона…
У каждого мира свой ветер: капризный или иссушающий, убивающий или легкий. Ласкающий. Ледяной. Горячий. По-разному принимающий взмах крыла всесильного существа. Дракона.
Небо и ветер этого мира были созданы для него. Они давно признали его Повелителем, а теперь ликовали, поддерживая его крылья, наполняя силой. Они старались обнять его, чтобы показать, что помнят, что знают… Что трепещут.
Рядом с драконом воздух рассекала драконица. Золотистая. Изящная. Чужая. Элеонора прибыла посланницей из другого мира.
– Вон мой родовой замок! – крикнул черный дракон. Он сложил крылья и камнем рухнул вниз, может быть, стараясь произвести впечатление на молодую драконицу, а может, желая побыстрее оказаться в доме, которого он лишился так давно…
Элеонора посмотрела на чудесную технику полета: черный дракон сначала набрал бешеную скорость, а теперь умело гасил ее, чтобы не разбиться. Сама она подобных трюков не любила и не понимала. Поэтому зашла на посадку неспешно, грациозно, с плавного разворота.
Черный дракон уже превратился в человека и теперь нетерпеливо ожидал свою спутницу. Она посмотрела на него, еще будучи драконом, и горько вздохнула: все-таки страшное в своем унижении проклятье получили они, драконы, от матери-земли. Когда-то они в своей гордыне затеяли войну драконов с драконами. Все горело, и даже камни плавились, могло рухнуть все мироздание, – земля отказалась их держать. Для нее они стали слишком тяжелыми. Поэтому ступать по ней теперь они могли, лишь превратившись в человека, существо презренное и слабое.
– Напомни мне, – обратилась к Черному Дракону Элеонора, – ты – тот самый изгнанник, за жизнь которого своей смертью заплатил отец-повелитель?
– Точно, – спокойно подтвердил мужчина.
– Если бы тебя обнаружили в воздухе, тебя бы убили.
– Скорее всего.
– И сейчас, когда ты меня представишь, никто не поручится, что тебе сохранят жизнь…
– Добро пожаловать в мой замок, госпожа Элеонора, – протянул он ей руку. Ему надоел этот бессмысленный разговор.
– Благодарю, – она коснулась его руки своей, – я счастлива доверить вам свою жизнь.
И они отправились в темный зев пещеры, что вел в убежище драконов.
– Скажите, а почему вы отправились со мной? – спросила она, задержав его на секунду.
– Потому что должен, – раздраженно ответил он.
Глава двадцать девятая
Тереза уже несколько недель каталась по городам и весям, пиаря свою книжку, выходя на сцену в черном платье со своей песенкой о том, что нет любви. А Зубов репетировал «трагедии». Приближался день премьеры. Они перезванивались каждый день и разговаривали подолгу.
– Я завтра утром буду проездом в Москве, – как бы между прочим обронила однажды Тереза по телефону.
– Можно, я тебя встречу? – он замер, ожидая ответа.
– Хорошо, я бы хотела увидеться. Но знаешь, я чувствую себя неловко… Я так решительно уходила летом, столько всего произошло. А теперь…
– Может быть, ты тогда ошиблась? – сорвалось у Владимира. Он был готов прикусить себе язык, но слов не возвратить… Оставалось лишь ждать ее реакции.
– Может быть, – выдохнула она. – Может быть.
За это время они говорили обо всем: о продолжении ее книги про драконов, о фильме, о надеждах, с этим фильмом связанных, о Пушкине и русской литературе, о гимнастике и Якове, о компьютерах и Иване. Не касались лишь темы их взаимоотношений. Она все еще не знала, что сказать, а он боялся думать, что же будет дальше…
Ранним утром он встречал ее на вокзале. Она прибывала из Нижнего Новгорода, а вечером уже уезжала на север, в Мурманск. По пути следования – все крупные города.
У них было несколько часов. «Несколько часов на что?» – задавался он вопросом. У Владимира днем была репетиция, у нее встреча со Степаном. Оставалось лишь это солнечное утро. Солнечное, будто и не октябрь на дворе.
– Поехали домой, – предложил он Терезе, едва та вышла из вагона. Зубов был какой-то хмурый, взъерошенный, явно приготовившийся к ее несогласию и отказам.
– Поехали, – улыбнулась она ему.
Он отобрал у нее сумку и раздраженно сунул ей в руки огромный букет кремовых роз. Потом взял Терезу за руку и потащил за собой.
– Погоди, – услышал за спиной ее прерывающийся голос, – не так быстро.
Владимир резко обернулся: она покраснела, на лбу выступил пот.
– Тереза, – он обнял ее, притянул за плечи, – какой же я дурак, прости. Я так соскучился.
– Я тоже. Сейчас пойдем…
Он заставил себя идти к машине медленно и не превышать скорость за рулем больше, чем было необходимо.
Несколько часов. Всего несколько часов. Чувства его обострились до предела. Каждое прикосновение было чудом. Каждое прикосновение было пыткой. Сладостной до боли. Болезненной до безумия. До счастья.
Когда он закрыл за ней дверь, тоска захватила его. Появилось ощущение, что ее приезд был отсрочкой перед казнью. Казнью одиночеством…
* * *
Владимир так и не узнал, кто положил на его столик в гримерке этот проклятый журнал спустя неделю после встречи с Терезой. Яркий глянцевый женский журнал… Он предполагал, что кто-то из «сталинградской» съемочной группы постарался. Кто-то, утомленный его режиссерскими находками и выходками, решил ему отплатить любовью за любовь. И попросил кого-то в театре положить Зубову на стол журнал.
Владимир зашел перед предпремьерным показом «Маленьких трагедий» в гримерку и сразу увидел фотографию Терезы на обложке. Черное платье. Жемчуга.
«Тереза Тур и ее мужчины» – гласил заголовок.
Зубов быстро просмотрел статью: яда там было предостаточно. «Как пробиться в нашем мире умной, талантливой женщине? Такой, как Тереза Тур…» – этим вопросом задавался автор статьи. И сам себе отвечал: для того чтобы быть успешной в науке, надо выйти замуж за профессора. Фотографии Терезы с мужем прилагались.
Потом, после пятнадцати лет брака, завести роман с директором по развитию крупного медиахолдинга, который будет покупать твои сценарии, объявит их гениальными и раскрутит тебя как сценариста. А что делать – наука нынче не приносит денег… Дальше шли фотографии Терезы со Степаном с различных мероприятий. Хорошая подборка. Весьма и весьма двусмысленная…
Кроме того, писал автор статьи, можно параллельно завести интрижку с самым высокооплачиваемым актером, любимцем всех женщин – Владимиром Зубовым. То ли для души, то ли для того, чтобы он согласился стать режиссером фильма по ее сценарию непонятной художественной ценности. И вот фотографии с ним, любимым. Они выходят вместе с какого-то мероприятия. Он подсаживает ее в свою машину, нежно целует ручки… А вот страстный поцелуй на улице! Где это они?
«Ее развод с мужем грянул, как утверждали знакомые и друзья Терезы, абсолютно неожиданно. Но на самом деле она сразу после «неожиданного» развода она стала встречаться с британским актером Робертом Рэнделлом, который снимается сейчас в роли мистера Рочестера в новой экранизации ВВС «Джейн Эйр». На прошлой неделе пара перестала скрывать свои отношения. Актер прибыл в нашу страну и было официально объявлено о помолвке». Опять же, фото прилагались…
Владимир смотрел на британского актера. Высокий, черноволосый. Довольно резкие черты лица. Однако их смягчало счастливое выражение на высокомерной иностранной физиономии. И Тереза рядом с ним была такой умиротворенной, спокойной… Когда это их засняли? Какого числа? Оказывается, в тот день, когда она приезжала в Москву. По делам. В тот самый день, когда Владимир закрывал за ней дверь своей квартиры. А она, получается, уходила к другому?
Зубов вспомнил их последнюю встречу. Их разговоры по душам. Их любовь, которая вернулась вопреки всему.
И словно наяву увидел: Тереза с этим англичанином. Роскошный номер. Разгоряченные тела. Смятые простыни… Начал набирать ее номер, надеясь, что сейчас она все ему объяснит. Телефон у Терезы был выключен. Значит, вот и все ее летние метания, все объяснение? Она выбирала. И выбрала не его… Жених. Помолвлена. Телефон выключен…
Интересно, по какому принципу Тереза выбирала? Не по внешности, это точно… хотя цвет глаз у них одинаковый… Серый. Черты лица у британца резче, он более высокий и накачанный. Владимир же, когда много играл в театре, старался сбросить вес – ему так было легче на сцене.
Телефон у нее по-прежнему был выключен.
– Пора на сцену!..
Режиссер решил объединить «Маленькие трагедии» со «Сценами из Фауста», и Мефистофель из Владимира в тот вечер получился отменный. Как и герцог из «Скупого рыцаря». А какой дон Гуан! Даже критики были в упоении, не говоря уже о зрителях.
Той же ночью Зубов записывал интервью для утренней программы «За завтраком» на одном из центральных каналов. Как обаятелен, остроумен и прекрасен он был в той телепередаче! Как горели его глаза!
Когда Зубов сел в машину, чтобы ехать, наконец, домой, ему позвонила Тереза.
– Привет! – радостно поприветствовала она его. – А я только что освободилась. Смотрю, столько пропущенных… Я уже на вокзал еду, чтобы попасть к тебе на завтрашнюю премьеру. Как прошел показ?
– Прекрасно, – очень четко и спокойно проговорил он. – А как поживает твой британец?
– Кто?
Как она умеет хорошо выражать удивление голосом! Какая достоверность!
– Забыл фамилию, – небрежно бросил он, – он еще сейчас снимается в экранизации «Джейн Эйр».
– Поняла, Роберт Рэнделл. Не знаю, но думаю, что хорошо. Володя, мне надо тебе сказать… Я…
– Послушай, – прервал он, – хватит. Довольно… Будет уже. Знаешь, что я скажу тебе? Ты тоже неплохо провела лето. С пользой.
– Володя, – осторожно поинтересовалась она, – в чем дело?
– Да ни в чем… – он тщательно контролировал свои интонации. Не повышать на нее голос. Не кричать. Не потерять лицо и остатки самоуважения. – Я понял тебя. Наконец, понял… Ты – лживая тварь. Я – наивный болван… Мое влечение к тебе нелепо. Я это понял – и теперь я в порядке.
– Володя, – почти нежно выдохнула Тереза, – не смей разговаривать со мной таким образом…
– Ничего, ты столько лет терпела, что с тобой подобный образом разговаривал твой супруг. Потерпишь еще. Тебе не привыкать!
– Возможно, – задумчиво проговорила она, – но, знаешь, я решила для себя, что больше никто не посмеет заговорить со мной так… Никто и никогда.
Владимир нервно рассмеялся – как же это все было нелепо:
– Довольно… Хватит, Тереза! – он мог лишь радоваться, что он находится за несколько сотен километров от нее и по телефону не сможет убить… Иначе он бы ее просто-напросто задушил. – Не ожидал я, что ты такая… расчетливая. И очень-очень умная… с неплохим вкусом. И на черные платья, на жемчуга. И на мужиков.
– Возможно, не с очень-то хорошим. Особенно в твоем случае, – откликнулась она.
– Возможно… – он сделал над собой усилие и перестал сжимать кулаки. – Однако на фотографиях ты со всеми смотришься превосходно!
– На каких фото? Ах, ты про «желтую» прессу? – усмехнулась она. – Они много интересного… и грязного придумывают. Но позволь мне вернуть твою же фразу: в чем ты имеешь право меня упрекнуть?
– Ты абсолютно права. Ни в чем…
– Вот и хорошо. Всего тебе доброго.
– И тебе тоже, – и он нажал на отбой.
Сутки, оставшиеся до премьеры, он провел прекрасно. Хорошо выспался. С аппетитом позавтракал. Позвонил своей молоденькой пассии, с которой познакомился в Санкт-Петербурге, пригласил на премьеру «Маленьких трагедий» и последующий банкет. При этом он не отдавая себе отчета, зачем сделал это. Не назло же Терезе, в самом деле…
Играя спектакль, Владимир добавил в свои роли едва различимую толику насмешки над собой, еле заметные штрихи ярости. Да легкие оттенки безысходности…
Потом он сиял, подписывая фотографии и плакаты со своим изображением. Спрашивал, как зовут каждую поклонницу, писал «с любовью» и ее имя, чего за ним отродясь не водилось. Не отказал никому из желающих сфотографироваться. Безропотно отправился на празднование премьеры – вот уж все удивились. За эти годы и коллеги, и режиссеры привыкли, что он уезжает сразу после спектакля. Представил всем свою девушку, смущенную, счастливую и необычайно хорошенькую. Поболтал со Степой, который не мог пропустить мероприятия, связанного с именем Владимира Зубова. Выпил фужер шампанского. Послонялся среди журналистов…
А потом дал в морду Павлу Туру, подошедшему к нему со словами:
– Ты такой же напыщенный козел, как и бывший муж Терезы!
Глава тридцатая
– Ну, ты и козел! – Степан стоял на пороге квартиры самого красивого актера российского кино и по совместительству начинающего режиссера Владимира Зубова.
Директор по развитию сначала очень долго звонил в домофон – никто не открывал. Потом он просочился в подъезд с какой-то молодой дамой, помогая ей с коляской. Поймал на себе подозрительный взгляд охранника – хорошо еще, что не пришлось объясняться… Наверное, охранник решил не связываться с представительным, дорого одетым господином, но все равно было неприятно.
– Ты козел и урод! – с еще большим укором сказал Степан бывшему однокурснику.
– И козел, и урод, – меланхолично согласился тот, – водку будешь?
– Буду, – злобно ответил друг.
Они прошло на кухню. Одинокая початая бутылка стояла на столе. Еще одна, пустая, примостилась под столом. Пепельница была полна окурков. Хорошо еще, что сизый дым не клубился – иностранная вытяжка справлялась великолепно.
– А потом мы еще обижаемся, когда видим, как нас иностранцы изображают… – оглядел все это великолепие Степан. – Штампы, говорим, клише! Русские и водка! Однако как ты тут «истерзанную душу» лечишь?.. Значит, ничего они не приврали…
– Ну да, это с матрешками они перебарщивают, – закусывая огурцом из банки, хмыкнул в ответ Зубов. Сизая щетина пробилась по скулам «безукоризненной лепки». – Хотя, погоди… – Владимир вышел из кухни и вернулся… с матрешками. – Есть они у меня, сыновья Терезы подарили… пошутили.
– Замечательно, – упоминание о Терезе настроило Степана на решительный лад, – вот как раз о ней давай и поговорим.
– А у меня выходной, – гордо ответил Владимир – После пяти дней премьерных спектаклей подряд. Успех… – он воздел руки и скорбно окончил: – полный.
– Ну да, все заговорили о твоих потрясающих актерских способностях, а не только о твоей красоте.
На лице Зубова проступила пьяная дурашливая ухмылка:
– Только со мной Марина не разговаривает.
– Марина – это твоя любимая партнерша, с которой вы производите фурор незамысловатым, в общем-то спектаклем про Одиссея и Пенелопу?
– Точно. А еще она девушка одного из Туров! И она почему-то убеждена, что я – исчадье ада и виноват во всем. Я с ней на сцену боюсь выходить, она же донна Анна… У меня, бедного дон Гуана, почти нет шансов дождаться статуи, чтобы меня добили. Она меня сама задушит рано или поздно. А счастье у нее в глазах, когда я кричу: «Я гибну, гибну, донна Анна!». Так же нельзя, она же мой друг!
– Скажи еще, что вы с Туром подрались у нее на глазах.
– Конечно! У нее на глазах, у тебя на глазах. У всех на глазах! А доброхоты видео уже на «Ютуб» выложили, – Зубов засунул руку в банку и попытался выловить последний огурец. – Так что я знаю, что я козел и урод. И все это знают! – наконец он поймал огурец и захрустел им.
Поскольку хозяин дома целиком погрузился в свои мысли и поедание последнего огурца, Степан нашел чистую стопку и сам себе налил. У него организм тоже требовал алкоголя. Что он, не человек что ли?.. Сам нашел, сам разлил: Зубов уже слабо реагировал. Однако когда Степан потянулся к своей рюмке, хозяин опрокинул и свою.
– Ты бы хоть чем посерьезнее закусывал, – скривился друг.
– У меня нет задачи поесть. – Снова включился Владимир. – У меня есть задача – нажраться!
– И как? Получается?
– А то! – актер щедро, через край плеснул водки по стопкам. – Я всегда добиваюсь поставленной перед собой задачи. – Зубов поднял палец и медленно выговорил: – Я… целеустремленный! И популярный! Пять тысяч просмотров на Ютубе за вечер… – он закатил глаза.
– Точно, – Степан, не дожидаясь хозяина, вылил водку внутрь организма и прислушался к своим ощущениям. – Слушай, может быть, ты мне еды какой-нибудь дашь? Я весь день на ногах. И как обычно, без обеда… Еда-то у тебя есть, популярный ты мой?
Владимир решительно закивал и, пошатываясь, отправился исследовать недра своего огромного двухкамерного холодильника. Открыл, внимательно посмотрел вовнутрь… Закрыл дверцу, прижался к ней лбом.
– Что же я наделал? – пробормотал он.
– Сядь, – велел ему Степан, – я сам.
– А у меня выходной, – негромко ответил ему актер.
– Понял я, понял, – директор по развитию извлек из недр холодильника кусок запеченного мяса, подозрительно его обнюхал – нормальный вроде. – У тебя выходной. А до этого ты несколько дней подряд потрясал всех неземной игрой. А до этого подрался на глазах изумленной публики с этим родственником Терезы Тур. – Степан нашел еще огурцы и помидоры, прекрасно… – И все бы ничего. Ну, дал ты Туру в торец. Неприятно, конечно, но мало ли, бывает! Но ты еще раскрыл рот и наговорил такого, чего не стоило говорить ни при каких обстоятельствах. Ты порадовал всех подробностями своего романа с Терезой Тур. А как ты комментировал ваши отношения! И при этом ты еще и не выбирал выражений! И был весьма убедителен и экспрессивен. И, как ты справедливо заметил, все это выложили в Интернет… – с этими словами Степан поставил банку на стол.
Владимир негромко, но тоскливо завыл, глядя на банку… Степа тем временем сунул мясо греться в духовку, помыл и крупно порезал овощи:
– Ты когда заведешь кого-нибудь следить за своим хозяйством?
– А? Нет, спасибо… У меня специально обученные люди наняты продуктов купить, убраться, приготовить. Главное условие – чтобы они тут не отсвечивали. Чтобы я их не видел.
– Замечательно, – отозвался друг, – и поэтому я у тебя в роли буфетчицы. А как было бы хорошо: молодушка в кружевном передничке, на твоей кухне… Ладно, оставим мои эротические фантазии в покое. Давай поедим – и я буду тебе новости сообщать.
– Еще новости? – скривился Владимир.
– А куда же без них! – ухмыльнулся Степа. – Ты ешь, ешь… Хочешь еще выпить? Нервы-то надо как-то лечить, а мы, кроме как водкой, не умеем… Дикие мы.
– Ладно… – и Владимир с сожалением отправил пустую бутылку под стол, к ее коллеге. – Давай свои новости.
– Скорее это твои новости, – не смог удержаться Степан. Дружба дружбой, а выступление Владимира существенно осложнило ему жизнь. – Это у тебя был роман с Терезой Тур. Это ты не умеешь держать язык за зубами и умеешь столь эффектно устраивать побоище перед журналистами…
– Ой, Степа, не начинай!
– А тут, мой друг, уже поздно начинать, ты уже все начал… Теперь все это надо пережить. Подождем, пока не появятся другие новости. Пока еще у кого-нибудь крышу не снесет прилюдно… А пока ваша любовно-постельная история в центре внимания. Она перетряхивается, обсасывается и обрастает новыми подробностями. Зато напиаришься на год вперед.
– Хорошо. Я идиот, придурок и урод, согласен. Что дальше? – отозвался Владимир, от вспыхнувшего раздражения слегка протрезвев.
– Дальше – больше! Смотри, – и Степан протянул другу газету «Наша жизнь».
«Чей ребенок?» – называлась статья.
– Степа, да что с тобой? – поразился актер. – Это даже не «желтая пресса», а… я даже не знаю, что. Такое же не читают нормальные люди!
– Не считая того, что у этой желтой прессы миллионные тиражи, – да, не читают!
– Ты где эту гадость достал?
– Неважно. А дело в том, что они пробрались в больницу и сфотографировали «Карту Беременной» Терезы Ивановны Тур и рассылают ее всем желающим по Интернету. В подтверждение того, что в статье написана чистая правда.
– И чей это ребенок?..
– Зубов, да ты спятил?
– У тебя тоже есть распечатка этой карты? Давай сюда. Так, сроки. Беременность с конца мая… Муж, скорее всего, отпадает… Кто остается? Ты, я да этот англичанин…
Владимир посмотрел на Степу – и осекся. Он понял, что еще пару слов в подобном роде – и он получит в морду. Жестоко, чем-нибудь тяжелым. Хотя бы этой банкой с рассолом… А чем тогда опохмеляться?..
– Если бы это была моя женщина, – Степан ронял слова медленно, весомо, тихим бешеным голосом, – если бы это был мой ребенок, пусть даже вне брака… уж поверь мне, их никто не стал бы склонять по всем СМИ.
– Ладно, прости. Меня уже тошнит от всех этих новостей. А что с англичанином?
– Да дался он тебе! Для артиста, про которого много раз печатали откровенное вранье, ты слишком доверяешь «печатному слову». Ты и правда ополоумел!
– А фотографии?
– Ты совсем идиот? Ревнивый идиот… С англичанином она познакомилась несколько дней назад в моем офисе. К нам, в Москву на натуру, приезжала съемочная группа ВВС – они снимают сериал про свою обожаемую британскую контрразведку, а мы у них, как водится, в образе любимого врага. В ушанке, кирзачах и с водкой. Мы организовывали процесс. Им нужны были натурные съемки в первопрестольной, а потом была культурная программа. По Красной площади их выгулять повезли, а у «бонда» британского что-то перемкнуло, он звезду включил – мама, не горюй…
Захотел пойти гулять один, без съемочной группы. Мы ему личную переводчицу, он начал перебирать девчонок – то произношение не то, то внешность… Прошелся по поводу русского гостеприимства. И чем больше мы старались ему угодить, тем более несносным он становился. А у меня в приемной Тереза оказалась, по своим делам заскочила. Она посмотрела на это безобразие, отозвала гостя ко мне в кабинет и произнесла речь. Начала с того, что лично у нее произношение хорошее, кембриджское. И что «для того, кто так чудовищно в фильме коверкает русские слова, говорить о лингвистике просто нелепо!». Что из всех британцев, вероятно, лишь их премьер-министр отличается хорошими манерами, о чем свидетельствует случай в Италии. Тогда он спокойно поднялся из-за столика и принес себе кофе, потому что не сильно вежливая официантка была занята…
Владимир заулыбался – он представил себе этот спич. И обалдевшую звезду британского телевидения.
– Дальше твоя Тереза лично повела выгуливать дорогого гостя на Красную площадь. Несколько часов потратила. Британец этот сильно извинялся. Девчонкам всем, гидшам цветы прислал – оказался нормальным мужиком. Уже после того как Тереза его отчитала, она назвала его «очень милым».
– И все? – обхватил Владимир голову руками.
– Потом она села в поезд и уехала на север, кажется. Она же в тот день была только проездом.
– Я помню тот день… – едва слышно пробормотал актер. – Я помню…
– Если тебя утешит, то Тереза упоминала о том, что они подружились. Кажется, до сих пор переписываются в «Твиттере».
Владимир тем временем вспоминал каждое слово, которое он сказал Терезе во время ссоры, а потом повторил Павлу перед камерами. Каждое слово словно взрывалось в его мозгу, доводя до сумасшествия.
– Степа! – наконец смог заговорить совершенно трезвый Зубов. – Что же мне теперь делать?
