Текст книги "Забыть все"
Автор книги: Тэми Хоуг (Хоаг)
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глава семьдесят восьмая
Мендес на секунду выскочил из конференц-зала. Слишком много «Маунтайн дью». Он просто жил на кофеине. Когда он вернулся из туалета, мир внезапно перевернулся.
Теперь он наблюдал за событиями по монитору в комнате отдыха, благо округ не поскупился на оснащение здания современными системами слежения. Камеры были понатыканы везде, кроме туалета.
Фарман приставил служебное оружие к виску Диксона. Винс пытался его утихомирить.
Мендес мысленно вернулся к разговору о том, что Фрэнк Фарман, возможно, тот самый убийца Не-Вижу-Зла. Винсу идея не понравилась, а Мендесу казалось, что это вполне возможно.
Если убийца наделен властью, кто же это скорее всего может быть, если не человек в форме? Более того, он с легкостью мог участвовать в расследовании. И даже мог совершить такой маневр, благодаря которому стал бы выглядеть героем во время преследования подозреваемых.
– Мендес! – Траммелл сунул голову в дверь. – У нас большая проблема.
– Ну да. Я вижу.
– Нет. На улице. Пошли.
Он посмотрел на монитор и подумал, что не должен отлучаться. Что может быть более срочно?
– Я серьезно, – настаивал Траммелл. – Пошли. Леоне пока его убалтывает. Ты должен это видеть.
По коридору они подбежали к двери, вышли на улицу и оказались будто на съемочной площадке «Близких контактов третьей степени».
Земля была залита светом с вертолетов. На газоне стоял джип с открытыми дверцами и багажником. Полицейские выстроились в линию позади машины, не давая приближаться ни фотографам, ни зевакам.
– Машина Фрэнка? – прокричал Мендес, чтобы его было слышно сквозь грохот вертолетных лопастей.
– Да. – Траммелл подвел его к машине и указал на открытый багажник. – И жена Фрэнка.
В багажнике лежала мертвая Шэрон Фарман. Избитая, задушенная, зарезанная. Глаза и рот были заклеены.
Глава семьдесят девятая
Дэннис лежал на кровати, которую поставили в комнату. Детективы принесли ему телевизор, пиццу и содовую, но он не хотел смотреть телевизор и не стал есть. Какая-то страшная толстая ковбойша из полиции, которая должна была присматривать за ним, сидела за столом и читала книгу, не обращая на него никакого внимания.
Все, чего хотел Дэннис, это отправиться домой. Мисс Наварре сказала, что он не пойдет домой. Но откуда она знает? Она не работает у шерифа. А его отец работает. Отец вытащит его.
Но он видел отца только через окно в двери. Отец не пришел к нему, чтобы поговорить, наорать или еще что-нибудь. Он только один раз взглянул на него и больше не возвращался.
Может, больше и не вернется.
Не в первый раз Дэннис подумал, каково это – быть членом такой семьи, как показывают по телевизору. Как у Вэнди Морган и Томми Крейна.
Он всегда ненавидел Томми Крейна. У Томми Крейна было все. Томми Крейн был умным, талантливым. У Томми Крейна были хорошие родители, которые делали для него все, что он захочет.
Он всегда ненавидел Томми Крейна, но теперь, когда он лежал на кровати в комнате в офисе шерифа и никто не обращал на него внимания и не приходил, чтобы проведать его, Дэннис подумал, как чертовски хорошо было бы побыть сегодня Томми Крейном.
Ритуал подготовки Томми ко сну ничем не отличался от каждого предыдущего вечера недели. Мать, все еще пребывавшая в ужасном расположении духа, заставила его принять лекарство от аллергии, которое он выплюнул в своей ванной.
Теперь он злился на нее. Даже несмотря на то, что поклялся не допустить позволить ей испортить его вечер, ей все равно это удалось. Его мать всегда должна быть в центре внимания, и она добивалась этого любыми путями. Обычно криком.
Томми устал от этого. Почему его матерью не может быть кто-нибудь другой? Или почему они с отцом не могут жить вдвоем? Иногда он втайне желал, чтобы родители развелись, но, с другой стороны, всегда опасался, что его оставят с матерью, а не с отцом.
И вот они начали спорить. Томми пробрался в коридор, так далеко, насколько хватило духу, и попытался прислушаться. Он не мог разобрать почти ничего из того, что они говорили, потому что они ушли в свою спальню в дальнем конце коридора и закрыли дверь.
Но время от времени до него долетали отголоски. Его имя. Зачем тебе?.. Как ты мог?.. Энн Наварре…
Томми почувствовал тошноту, которая не имела никакого отношения к его лекарству от аллергии. Он не хотел быть проблемой. Его глаза наполнились слезами, и он поспешил к себе в комнату.
Ему было необязательно слушать. Он знал, что произойдет. Отцу осточертеет ссора, он уйдет и будет где-то пропадать часами.
Только на сей раз он уйдет не один.
Глава восьмидесятая
Энн ходила по кухне и думала, что делать. Что она может? Ничего. Она позвонила сразу, как только Винс разорвал соединение, а ей сказали, что они уже осведомлены о ситуации в офисе шерифа.
О ситуации. Фрэнк Фарман в офисе шерифа держал пистолет у головы шерифа Диксона.
Энн дрожала при одной мысли, как она сама была близка к беде в руках Фрэнка Фармана. Если бы рядом не проезжали Томми с отцом…
Она подумала, насколько болен Фрэнк Фарман. Убил ли он свою жену? И только ли ее он убил?
Ему было бы очень легко выбирать своих жертв. Любая женщина остановится, увидев полицейскую машину. Любая доверяет человеку, вышедшему из полицейской машины. Все, что ему надо сделать, это остановить их на безлюдной дороге…
Слегка дрожа из-за адреналина, который до сих пор бушевал внутри, она обошла весь дом, проверяя окна и двери. И желая, чтобы Винс был здесь. Смешно – как быстро она привыкла к его присутствию.
Она вошла в гостиную и включила телевизор ради фона, а там как раз шел репортаж о событиях в офисе шерифа. На ленте внизу экрана было написано: «Осада в офисе шерифа: конфликт в Оук-Нолле».
Здание было окружено репортерами и вертолетами прессы, прочесывавшими землю лучами света.
Энн взяла пульт и прибавила звук, ловя симпатичного лос-анджелесского репортера на полуслове.
– …подозреваемый в жестоком избиении и удушении своей жены, тело которой, по неофициальной информации, было обнаружено менее часа назад в багажнике этой полицейской машины, стоящей на газоне позади меня, – предположительно служебной машине помощника шерифа Фармана.
О Боже.
– По еще более жестокой иронии судьбы, одиннадцатилетний сын помощника шерифа также находится в здании. Он был арестован ранее за попытку убийства в близлежащем парке.
– Набирает популярность версия, согласно которой помощник шерифа и может оказаться печально известным убийцей Не-Вижу-Зла, который терроризировал этот идиллический городок…
Энн переключала с канала на канал, и везде освещали то же событие. Никто не говорил, что происходит внутри здания, где решается не одна судьба.
Глава восемьдесят первая
– Что нам сделать для тебя, Фрэнк? – спрашивал Винс.
Действо длилось тридцать пять минут. Он пытался вытянуть из Фрэнка Фармана хоть слово, мало-помалу стараясь повернуть его к двери спиной. Фарман потел и трясся от напряжения – он слишком долго держал на мушке шерифа.
Винс пытался справиться с стрессом, с тем, что его собственная энергия истекла почти до капли. Он тоже почувствовал неуверенность, но если бы он смог занять Фармана еще ненадолго, может быть, дело бы сдвинулось. Он бы сдался, или ворвалась бы группа захвата.
Главное – заставить его говорить.
– Тебе надо сесть? Принести попить? Чего бы ты хотел? – спрашивал Винс.
Фрэнк моргнул, когда пот сбежал по лбу и капнул в глаза.
– Ну, скажи же что-нибудь, Фрэнк.
– Я отдал управлению все, что имел, – сказал Фарман, и его голос дрогнул под напором эмоций.
– Тогда давай попытаемся спасти хоть что-нибудь, – предложил Винс. – Ты сделал много хорошего, Фрэнк. Верят тому, кому стоит верить. Не надо одним махом пускать все под откос.
Он рискнул, сделав шаг к Фарману и уводя его взгляд от двери.
– Не подходи, – предупредил Фрэнк.
– Я только хочу помочь тебе, – сказал Винс, говоря тише, чтобы Фарману пришлось напрягаться, чтобы расслышать его. – Давай закончим миром.
Тот покачал головой.
– Слишком поздно. Дело сделано. Ты ничего не знаешь.
– Чего я не знаю, Фрэнк? – спросил Винс. – Скажи. И я помогу, чем смогу.
– Слишком поздно, – повторил он, и его глаза наполнились слезами. – Ее нет.
– Я знаю, что твоя жена ушла. Мы можем найти ее, Фрэнк. Привезем ее сюда. Ты поговоришь с ней.
Фарман покачал головой.
– Слишком поздно.
Вот черт, подумал Винс. Она умерла. Риск, что ситуация совершенно выйдет из-под контроля, увеличился в сотни раз. Если он убил свою жену, то для него действительно не было пути назад. Он отправится в тюрьму. А тюрьма – не альтернатива для Фрэнка Фармана. Он предпочтет смерть.
Винс сделал глубокий вдох и выдохнул.
– Я понимаю, – тихо сказал он. – Я тебя понимаю, Фрэнк.
– Я не хотел, – прошептал Фарман, и ужасная душевная боль избороздила морщинами его лицо.
– Давай не будем все усугублять, – произнес Винс, делая еще один шаг в его направлении. – Отпусти его.
Винс не спускал глаз с Фармана; не успел он и моргнуть, как дверь позади него раскрылась.
В комнату, задержав дыхание, ворвался Мендес. Сделав три ловких прыжка, он оказался позади Фрэнка Фармана и приставил к его голове пистолет, едва тот успел вымолвить:
– Я не пойду в тюрьму.
– Брось оружие, Фрэнк, – сказал он. – Немедленно. Все кончено.
Три вещи произошли одновременно: Кэл Диксон упал как подкошенный, обрушившись на пол; Винс Леоне прокричал: «Нет»; а Фрэнк Фарман вложил дуло своего пистолета в рот и нажал курок.
Пуля прошла по верхней траектории через нёбо, сквозь средний мозг и вышла через заднюю часть черепа, на два дюйма правее центра, по касательной ранив щеку Мендеса, и в конце концов застряла в стене.
Фарман упал, словно мешок с костями, и завалился поперек ног Кэла Диксона с размозженным, словно пробитое яйцо, затылком.
Глава восемьдесят вторая
Если верить симпатичному репортеру из Лос-Анджелеса, конфликт в офисе шерифа подходил к завершению. Доносились звуки выстрелов. Группа захвата штурмовала здание.
Энн дрожала. Такая развязка предвещала, что конец истории будет счастливым не для всех. Она не успокоится до тех пор, пока не узнает, что Фрэнк Фарман так или иначе обезврежен и никто не пострадал. Что Винс не пострадал.
Не зная, чем заняться, она принесла в гостиную свою сумку и высыпала ее содержимое на пуфик. Она даже улыбнулась, когда выпал подарок Томми. Вот чего ей недоставало – приятного сюрприза.
Коробочка была маленькая, такая, в которых обычно дарили кольца. Томми, наверное, сам ее оборачивал. Энн открыла ее с такой осторожностью, будто внутри могло лежать яйцо Фаберже.
Там оказалась тоненькая золотая цепочка. Надо же, цепочка, подумала она озадаченно. Где десятилетний мальчик взял денег, чтобы купить своей учительнице цепочку? Подарок слишком экстравагантный – что ей теперь делать? Он обидится, если она вернет его.
Она опрокинула коробочку на ладонь и аккуратно расправила цепочку, подняв ее и распутав, словно золотую нить.
На цепочке висела золотая фигурка.
Фигурка женщины, победно вскинувшей руки.
Такая же, какая была у Карли Викерс на фото с плаката.
У Энн кровь застыла в жилах.
Сердце забилось так быстро, что она едва не упала в обморок. Ее руки дрожали, и маленькая фигурка заплясала, отражая блики света лампы.
Откуда Томми мог взять ее? Есть ли какая-то разумная причина, по которой он смог получить цепочку, которую получают женщины, прошедшие программу Томасовского центра и успешно вышедшие в жизнь?
В замешательстве она постаралась найти в происходящем какой-нибудь смысл. Нашел ли он его в чаще? У Лизы Уорвик могла быть такая же цепочка? Она могла упасть и затеряться в грязи среди листьев. Томми мог поднять ее, когда они с Вэнди сидели и ждали за желтой лентой – после нахождения трупа и до ее прибытия туда.
Это казалось малоправдоподобным, но ей хотелось верить. Поразительно, что готов выдумывать разум, лишь бы найти смысл в недостоверной информации, заполняя пробелы на свой манер.
Если Фрэнк Фарман убийца, как предполагают репортеры, может, цепочка была у Дэнниса, и каким-то образом она досталась от него Томми.
Ну да. Так Дэннис и отдаст что-то Томми. Это Дэннис скорее бы избил Томми и отнял у него цепочку. Невозможно придумать версию, по которой могло бы быть иначе.
Отец Вэнди много работал в центре. Может быть, цепочка каким-то образом попала в руки Вэнди, а она отдала ее Томми.
Питер Крейн тоже работал в центре.
Но цепочка полагалась только женщинам, прошедшим программу. Даже сама Джейн Томас не имеет такой.
Конечно, этому должно быть разумное объяснение. Незачем думать, будто здесь есть какая-то проблема… но она думала.
Энн взяла цепочку и стала ходить по комнате, зажав ее в кулаке, как будто эта цепочка могла с ней заговорить.
Придется спросить Томми. Или, может быть, показать его отцу? Должен же быть какой-то ответ.
Лучше раньше, чем позже, подумала она, когда зазвонил звонок и она открыла дверь Питеру Крейну.
Глава восемьдесят третья
– Шрам останется, – сказал Винс.
– Только один? – спросил Мендес.
– Конкретно этот женщинам понравится, – сказал он, указывая на красную линию, которая прорезала щеку детектива. – А что касается тех, которых не видно…
Он многозначительно пожал плечами и сел на каменную скамейку рядом с Мендесом, положив руки на бедра.
Они сидели на улице, и никто из них не обращал внимания на холодный ночной воздух. Пахло лавандой и розмарином с ноткой океана, протянувшегося за холмами на западе. Но не порохом и смертью.
Репортеры наконец отбыли, после того как Диксон отказал им в интервью и послал куда подальше. То, что произошло в стенах офиса шерифа, могло бы стать сенсацией, но еще это была семейная трагедия, которой хватило на одну ночь.
Приехала «скорая». Мендес отказался ехать в больницу. Искупавшись в крови, мозгу и фрагментах кости, он решил, что из-за царапины на щеке не стоит терять времени. Ведь он мог умереть с такой же вероятностью, как и Фрэнк Фарман.
– Не хочешь поделиться аптекой, которую таскаешь с собой? – поинтересовался он у Леоне.
Винс извлек бутылочку с лекарством и высыпал ему в руку несколько таблеток.
– Советую взять белую длинную, – сказал он. – Только если у тебя нет приступа, конечно. Тогда на твоем месте я бы взял розовую.
Мендес поднял бровь.
– Приступа?
– Пуля вошла вот здесь, – сказал Винс, указывая чуть пониже правой скулы, где на коже выделялся кусочек новой кожи размером чуть меньше монеты в десять центов. Люди редко замечают чужие шрамы. Усы, которые он отрастил с тех пор, как Мендес виделся с ним последний раз, привлекали внимание куда больше.
– Пуля?
– Мне что, опять вызывать «скорую»? – спросил Винс. – Ты за мной все повторяешь.
– Какая пуля?
– Если бы я успел ее разглядеть, – с сарказмом ответил он. – Поверни я голову – и у меня был бы такой же очаровательный «след от бритвы», как у тебя. Или искусственный глаз. Моей бывшей жене нравились пираты из романтических рассказов.
– Что случилось?
– Версия «Ридерз дайджест»: наркоман с дешевым двадцать вторым. Вот ведь беда с этими малокалиберными пистолетиками – то, что входит в жертву, не всегда выходит обратно.
– Ты разгуливаешь с головой, полной свинца? – изумленно воскликнул Мендес.
– Правда, это многое объясняет?
– Вообще-то да.
– Официально я на больничном.
– Но почему ты ничего не говорил?
– Ну… потому что не хотел, чтобы кто-то знал, – сказал Винс. – Можешь называть меня параноиком, но мне кажется, что люди воспринимают тебя по-другому, когда знают, что у тебя в голове пуля.
– Ты должен был умереть.
– Ну да. Но не умер, – произнес он, и на его лице отразилась тень широкой белозубой улыбки. – Жизнь – это старая смешная собака. На нее нельзя надеяться, сынок.
Они ненадолго замолчали. Два полицейских джипа проехали мимо них и въехали на парковку позади здания. Очередная ночь в офисе шерифа. Шоу закончилось.
– И ты действительно собираешься уходить?
Винс кивнул.
– Если я не знал этого, когда приехал сюда, то теперь знаю. Сегодня я это понял. Не хочу кончить, как старина Фрэнк, сынок; служить вешалкой для формы, – сказал он. – Когда работа – это все. Когда живешь ею. Когда становишься ею. Я там был, ну и хватит. Люби свое дело. Не пойми меня превратно. Делай свою работу со страстью. Но не позволяй ей стать твоей единственной любовью.
– И что ты будешь делать?
– Может, преподавать, консультировать, искать новых агентов, как в старые добрые времена. Я хочу жениться и жить. А в конце дня хочу мягкое место, на которое можно положить свою изрешеченную пулями голову, а не дешевую подушку в «Холидей-инн». Пора такому молодцу, как ты, вступать в игру, а мне – уходить на покой.
– Ты считаешь, я смогу работать в управлении психологического анализа поведения?
– Тебе придется попотеть на расследованиях, но, в общем, да. У тебя есть голова на плечах, Тони. Я бы хотел, чтобы ты подумал об этом.
– Подумаю.
– Переманиваешь моего лучшего детектива, Винс? – спросил Кэл Диксон, подходя и занимая последнее свободное место на скамейке. Как и Мендес, он принял душ и переоделся в раздевалке, сменив форму, запачканную кровью Фрэнка Фармана, на джинсы и свитер.
Винс раскинул руки.
– Что сказать? Я сукин сын. Я хочу, чтобы он использовал свои возможности по полной.
– Я закрою на это глаза, – произнес Диксон. – Ты сегодня спас мою задницу.
– Ты сам все сделал. Я только трепался. Монашки часто надирали мне задницу за излишнюю говорливость, – сказал Винс. Он подождал, пока его остроту оценят, и сменил тон. – Жаль, что так вышло с Фрэнком.
Диксон покачал головой.
– Ты думаешь, что знаешь человека…
– Ты знал, – сказал Винс. – Когда-то. Люди меняются. Жизнь их меняет.
– Я просто не мог допустить, что он делал с этими женщинами все это.
– Фарман их не убивал.
Его собеседники с обоих концов скамейки повернули головы и изумленно воззрились на него:
– Что?
– Фарман убил свою жену. Но Не-Вижу-Зла – не он.
– Но все сходится, – возразил Мендес.
– Почти. Но не совсем.
– Но Винс, я видел, что он сделал со своей женой. Она выглядела так же, как другие…
– А почему бы нет? – спросил он. – Фрэнку были известны все детали.
– Хочешь сказать, он скопировал убийцу? – спросил Диксон.
– Вот моя версия истории Фрэнка Фармана, – начал Винс. – Прошлой ночью Фрэнк напился, взбесился, избил жену. Не впервой, но на сей раз он зашел слишком далеко, и она умерла. Однако Фрэнк – мужик смышленый, когда трезвеет поутру. Он понимает, что ему есть что терять. И соображает, что убийство жены можно свалить на нашего убийцу. Повесить на плохого парня. Все произошло по чистой случайности, и в другой раз он такого не сделает, так зачем отправляться в тюрьму?
Он не мог быть в тюрьме, он же Фрэнк Фарман, помощник шерифа. Еще четыре года – и он бы добрал до двадцати лет и получил бы кучу привилегий. Когда-нибудь он должен же был стать шерифом, черт возьми. Он ради этого до боли в заднице трудился. И вот он имитирует нашего убийцу – заклеивает ей глаза и рот, зарезает. Она уже и так мертвая. Ей же не больно.
На этом этапе у него холодная голова. Он делает то, что должен. Бизнес, ничего личного. Он прикидывает, что, когда стемнеет, надо ее куда-нибудь подбросить. Только вот день у Фрэнка – из кулька да в рогожку, хуже и хуже. Его сын пытается кого-то убить, потом обвиняет его в убийстве его жены. Такого он не ожидал. Люди, которых он уважает больше всего – прежде всего вы, шериф, – и так глядят на него с опаской из-за того штрафа, который он выписал Викерс, и из-за происшествия с пальцем. Он может выдержать что угодно, но только не это: только не потерю имиджа. Имидж для него всё.
И он покатился к краю. Он по натуре не убийца, и его поступок давит на него. Он не может выдержать, когда люди думают, что он плохой коп, плохой отец. Он отправляется домой. Начинает пить. Потом ему наносит визит служба охраны детства, потому что накануне им позвонила Энн Наварре и сообщила о возможном насилии. Еще один гвоздь в гроб.
Теперь жизнь для Фрэнка кончена. Колеса сошли с рельс, и он не может остановить локомотив. В своей голове он все делал как надо – кроме убийства жены, – и он перекладывает вину на кого-то другого.
– На меня, – сказал Диксон.
– На тебя, – подтвердил Винс. – Ты ведь должен был ему доверять. Ты должен был верить ему на слово. А ты отстранил его от расследования. И вот тогда все пошло наперекосяк. Значит, это твоя вина. Вот и все дела.
Диксон посмотрел на него.
– Как у тебя все это помещается в голове?
– Все это и пуля в придачу, – добавил Мендес.
– Фрэнк не был чудовищем, – сказал Винс. – Он был очень раним и не устоял под напором. Все легко и просто. И спорю, что смогу это доказать, – добавил он, вставая. – Куда ты отослал тело миссис Фарман?
Тела обоих Фарманов отвезли в морг Оррисона. Винс мог поспорить, что в комнате для бальзамирования не было более странной парочки.
Тело Шэрон Фарман было открыто, и Винс не мигая смотрел на насилие, которое было совершено над ней до и после смерти.
– Мне нужно посмотреть только на резаные раны, – сказал Винс. – На размещение ран, длину, глубину, на то, как выглядят края.
Он принес с собой полароидные снимки со вскрытия тела Лизы Уорвик, рисунок с ранами Лизы Уорвик, а еще тот, на котором он зафиксировал раны на теле Карли Викерс. Каждая отметина была нанесена тщательно и с соблюдением масштаба.
Теперь на очередной силуэт он нанес раны Шэрон Фарман. Когда он закончил, то разложил все на чистом стальном столе для бальзамирования – листок к листку.
Все молчали, изучая рисунки: две одинаковые метки, одна небрежная загогулина. Резаные раны Шэрон Фарман различались по длине и глубине. Их расположение не совпадало с другими телами. Эти раны были нанесены в случайном порядке, а не из каких-то соображений.
– Фрэнк Фарман этих женщин не убивал, – сказал Винс. – Раны на Уорвик и Викерс что-то значат для преступника. Он наносит их так, как задумал. А Шэрон Фарман просто порезали.
Мендес продолжил изучать рисунки, видя нечто большее в том, на что Винс смотрел многие часы. Он искал какой-нибудь смысл в расположении ран, в длине и глубине порезов. Они что-то значили для убийцы, но он пока не мог сказать что именно.
Мендес позаимствовал у босса ручку и попытался связать раны между собой. Сначала на рисунке Лизы Уорвик, потом на Карли Викерс.
Пришлось призвать на помощь воображение, но рисунок был очевиден: длинные ноги, длинная шея, длинная голова… и два крыла.
– Это птица, – сказал Диксон.
Ужас откровения пронзил Винса, словно молния, но он позволил Мендесу высказать его.
– Это журавль.
