Текст книги "Забыть все"
Автор книги: Тэми Хоуг (Хоаг)
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
Глава сорок третья
– Вы с мамой разводитесь?
Этот вопрос прозвучал как нечто само собой разумеющееся. Вэнди просто открыла рот, и слова вылетели оттуда. Они с отцом были на заднем дворе, позади бассейна, в отдалении от дома, где мать готовила обед. Отец забрал ее из школы и предложил поиграть в бейсбол, потому что они уже давно не играли.
– Потому что тебя никогда не бывает дома, – возразила она.
Она устала и была в плохом настроении. Казалось, жизнь уже никогда не станет такой, как раньше, после того как они нашли труп в парке. И в школе никогда не будет как раньше. Томми не такой, как раньше. Никто не обращался с ней так, как раньше. Это ужасно.
Ее отец застыл, так и не бросив ей мяч, когда прозвучал вопрос. Он казался шокированным, что лишний раз доказывало, какие взрослые профаны. Будто они всегда считали, что их дети ничего не слышат, не живут в том же доме и не имеют представления о том, что происходит вокруг.
– Нет, – сказал он, подходя к ней. Он попытался засмеяться, словно такими вещами можно шутить. – Нет. С чего ты взяла, Вэнди?
Она закатила глаза.
– Пап, я не ребенок. Я понимаю, что происходит.
– А что происходит? – спросил он, садясь на каменную скамью. Он снял свою перчатку и отложил в сторону. Вэнди тоже.
– Люди заводят романы, – сказала она. – Я все об этом знаю.
Не все, конечно. Не совсем все. У нее это просто не укладывалось в голове. Ты женишься на том, кого любишь, а зачем тогда обременять себя романом? Из увиденного по телевизору она сделала вывод, что оно того не стоит, и всех, кто так поступал, презирала.
Отец почесал затылок, думая, что ответить.
– Тебе что-то говорила мама?
– Нет, потому что она теперь только плачет и не дает мне ничего выяснить.
– Детка, твоя мама огорчена из-за того, что случилось на этой неделе: ты нашла тело, и этот Фарман, который такое с тобой сделал…
– Я слышала, как вы ругались, – сказала она, разыгрывая козыря. Отец не мог знать точно, что и сколько она слышала.
Он закрыл глаза и вздохнул, зажав руки между коленями. Он казался уставшим и, может, немного раздраженным.
– Есть вещи, которых твоя мама не понимает, – сказал он отрывисто, словно разговаривал с деловым партнером. – Вещи, которые я должен делать. Иногда мне нужно уезжать. Просто так нужно. Она уже почти привыкла к этому, просто эта неделя выдалась сложной. Тебе не о чем беспокоиться, детка. Хорошо?
Вэнди хотела сказать «нет», но подозревала, что тогда он разозлится на нее. Да и мама вышла на дорожку, чтобы позвать их к обеду.
Томми вошел в небольшой офис, который был в противоположном от большой комнаты конце коридора. Ему нравилось находиться в комнате, где стояли стол его отца и кожаные кресла. Книжные полки были заставлены всякими книгами. Ему нравилось забираться на лестницу и вытаскивать их наугад, просто чтобы посмотреть, что там.
Больше всего ему нравилась «Энциклопедия Британника». Все знание мира было сосредоточено на этих страницах, в этих томах. Он выбирал букву наугад, а потом брал том, усаживался в большое пухлое кресло в углу и изучал каждую страницу.
Отец сидел за столом, читая газету и что-то попивая из бокала, а мать готовила на кухне обед.
– Что ты читаешь? – спросил Томми, обходя стол и проводя пальцем по изогнутому краю.
Питер не стал поднимать голову.
– Новости. Хочешь посмотреть? Тут фотография того места, где я был сегодня.
Томми взглянул на фотографию. Несколько человек в поле. На заголовке было написано: «Идут поиски женщины из Оук-Нолла».
– Это отец Вэнди, – сказал Томми, показывая пальцем на фотографию мужчины, который с серьезным лицом что-то говорил блондинке.
– Ага.
– А кто эта женщина?
– Джейн Томас. Глава женского центра.
– Вы нашли пропавшую женщину?
– Пока нет.
– Наверное, ее убили, – мрачно предположил Томми. – Серийные убийцы так и поступают.
– Надеюсь, нет, – сказал отец, делая глоток.
Виски. Томми нравился его запах и цвет, но он как-то попробовал чуть-чуть со дна бокала, и вкус оказался ужасный. Он кашлял, давился, его затошнило, пришлось даже бежать в кухню и запивать водой.
– Пап? А мы на той неделе смотрели «Косби»?
– На той неделе? Не помню. А что?
– Не знаю, – сказал Томми. – Мисс Наварре спрашивала меня сегодня, были ли мы дома на прошлой неделе в четверг. По-моему, были.
– Почему она спросила тебя об этом?
Томми пожал плечами и поморщился, потому что каждое движение до сих пор отдавалось болью в ребрах. Он стал читать статью о поисках и узнал то место на фотографии. Они с отцом как-то ездили туда подобрать детали для старого «мустанга», который стоял в гараже, разобранный на миллион кусочков. Это было какое-то притягательное, но зловещее место.
– Странный вопрос, – сказал Питер. – Она у всех об этом спрашивала?
Томми покачал головой.
– Нет. Только у меня.
– Хм.
Он повернулся к отцу и посмотрел на него.
– Пап, а мне не надо будет переходить в другую школу? Мне нравится мисс Наварре. Она действительно хорошая.
И симпатичная. И от нее прекрасно пахнет. И она очень заботится о нем. Но ничего этого он не сказал отцу. Он женатый, старый и вообще уже, наверное, забыл, что это такое, когда тебе нравится девушка.
– Нет, сынок. Мама просто очень расстроилась из-за того, что произошло вчера. Она успокоится.
«Интересно, что она думает о том, каково мне?» – подумал Томми. Джанет сильно волновалась из-за него в травмпункте после того, как Дэннис избил его, – когда рядом были люди и всюду царила суматоха, – но с тех пор она почти не разговаривала с ним. Она слишком увлеклась, злясь на всех вокруг. Но этого Томми отцу тоже не сказал.
– Я думаю, «Доджеры» завтра победят, а ты? – спросил он.
Отец поднялся из-за стола, подошел к книжному шкафу и налил себе еще выпить.
– Надеюсь.
– Если они завтра выиграют, тогда останется одна игра, и они – в чемпионате! – воскликнул Томми, вскидывая кулаки в воздух, как чемпион, и тут же опустив, потому что делать так пока было больно. Он два раза обернулся вокруг себя, но у него закружилась голова.
– Пойду посмотрю, как там обед, – сказал отец, слегка взъерошил волосы Томми и вышел из комнаты.
Томми не стал тратить времени попусту и забрался в огромное кожаное вращающееся кресло. Когда-нибудь у него тоже будут такой стол и кресло и он станет таким же важным, как его отец.
Он снова начал читать статью в газете, чтобы посмотреть, есть ли там имя его отца.
«Карли Николь Викерс, 21 года, уроженку Сими-Вэлли, Калифорния, в последний раз видели в пять часов вечера в четверг, 3 октября, в офисе местного дантиста доктора Питера Крейна…»
Глава сорок четвертая
Путь к двери занял у Шэрон Фарман почти пять минут. Мендес и Хикс стояли на первых ступеньках, периодически звоня в звонок и колотя в дверь. В «Квин, Морган и компания» им сказали, что миссис Фарман осталась сегодня дома, чтобы присмотреть за сыном. Ее темно-красный минивэн был припаркован на подъездной дорожке.
– Почему парень сам не откроет? – поинтересовался Хикс.
– Наверное, прикован к батарее, – сострил Мендес.
– Или вырезал матери горло.
Мендес снова позвонил в звонок и постучал костяшками пальцев в дверь.
– Фрэнк сильно обозлится, – предсказал Хикс.
– У нас нет выбора. Если ему нечего скрывать, пусть заткнется и даст нам делать свою работу.
– Пусть будет так.
Наконец дверь открылась. Шэрон Фарман, по всей видимости, спала. Ее взбитая прическа смялась, сплющившись с правой стороны, а под глазами виднелась растекшаяся тушь. Взгляд был немного затуманенным. Помада размазалась.
– Миссис Фарман? Детективы Мендес и Хикс, – представился Мендес, показывая свое удостоверение. – Нам нужно задать вам несколько вопросов.
Она в замешательстве смотрела на них.
– О чем? О Дэннисе?
– Нет, мэм. Вы разрешите нам зайти на несколько минут?
По-прежнему медленно реагируя, она отошла с порога только через несколько секунд. Мендес пристально смотрел за ней. Она как-то неуверенно стояла на ногах, и он засомневался, что это сон так замедлил ее реакцию.
Она провела их в столовую.
– С вами все в порядке, мэм? – спросил он, когда они расселись за столом.
– Я дремала, – сказала она, протягивая руку, чтобы взять пачку сигарет. Ее руки слегка дрожали, когда она зажигала сигарету.
– Простите, что мы нарушили ваши планы, – сказал Хикс. – У нас всего пара вопросов, и мы уйдем.
– Каких вопросов? Крейны собираются выдвигать обвинение? – раздраженно осведомилась она. – Дети иногда дерутся. Может, им лучше научить своего бесценного ангелочка стоять за себя?
Длинная фраза выдала ее. Она говорила невнятно. Была пьяна.
– Дело не в вашем сыне, мэм, – сказал Хикс. – Мы должны прояснить кое-что о местонахождении вашего мужа в прошлый четверг.
– Моего мужа? Фрэнка? Вы же вместе работаете, ради Бога, что же вы у него сами не спросили?
– Вопрос деликатный, – признался Мендес. – Дело в том, что ваш муж выписал штраф Карли Викерс в день ее исчезновения, и мы должны знать, что он делал после этого, чтобы официально не считать его подозреваемым.
Шэрон Фарман вмиг протрезвела. Выпрямила спину. Сигарета обожгла ей пальцы.
– Подозреваемым? Вы считаете, что Фрэнк имеет к этому какое-то отношение?
– Вообще-то нет, мэм, – ответил Мендес. – Репутация помощника шерифа Фармана говорит сама за себя. Просто неудачное стечение обстоятельств, вот и все. Это чистая формальность.
Трясущимися руками она положила сигарету в пепельницу.
– Мне это не нравится, – заявила она. – Мне надо поговорить с мужем.
– Здесь нет ничего страшного, – как ни в чем не бывало сказал Хикс. – Мы просто должны знать, где он был. Вы не помните, во сколько он пришел домой в тот вечер?
– Мы обедаем строго в половине седьмого, – ответила она. – Каждый день.
Она бросила взгляд на часы, и ее лицо побелело.
– Боже мой! Посмотрите на часы! Я и понятия не имела, что уже так поздно! Я даже не вытащила мясо из морозилки! Ну почему девочки не разбудили меня? Где они?
Она стала осматриваться, словно они могли откуда-то возникнуть.
Мендес заметил, что было девять минут шестого. Шэрон Фарман не на шутку разволновалась, а не просто делала вид, чтобы побыстрее выставить их.
– Вам не показалось, что Фрэнк как-то изменился на прошлой неделе? – спросил Хикс. – Что он нервничал?
– Еще бы ему не нервничать, – фыркнула она. – Вы только посмотрите, что творится: убийство, похищение, наш сын нашел труп. Мы все нервничаем, детектив.
– Да, мэм.
– А вы не помните, ваш муж был дома весь вечер или отлучался куда-нибудь после обеда? – спросил Мендес.
– Я не знаю, – раздраженно сказала она. – Это было неделю назад. К тому же у меня по четвергам встречи. Я знаю, что он был дома, когда я уходила и когда пришла тоже. Он всегда дома.
Женщина снова взглянула на часы и поднялась со своего стула.
– Мне надо готовить обед. У вас все?
– Да, мэм, – сказал Мендес, поднимаясь. – Спасибо, что уделили нам время. Мы найдем дорогу.
Не говоря ни слова, Шэрон Фарман развернулась и исчезла в другой комнате, оставив дымящийся окурок в пепельнице.
– Да, странно, – произнес Хикс, когда они двинулись к машине. – Как ты думаешь, что происходит, когда обед не готов ровно к половине седьмого?
– Не знаю, – сказал Мендес. – Военно-полевой суд? Спорим, я знаю, какие у нее встречи по четвергам.
– Какие?
– Она ходит к анонимным алкоголикам в пресвитерианской церкви на бульваре Пиэдра. Я там бегаю. Они обычно выходят покурить на лужайке, когда я пробегаю мимо.
– Она, видно, приняла малость перед тем, как мы приехали.
– Ага. Дремала, как же. Скорее ей надо было проспаться.
Хикс пожал плечами, когда они подошли к машине.
– Будь я женой Фрэнка, я бы тоже пил.
Фарман был в офисе Диксона, когда они приехали. Он выглядел недовольным.
«Добро пожаловать в клуб подозреваемых», – подумал Мендес, когда они с Хиксом вошли в кабинет.
– Это простая формальность, Фрэнк, – говорил Диксон.
– Это оскорбление, – фыркнул Фарман. – Сколько лет мы знакомы, Кэл?
– Много.
– Сто. Сто лет, и ты так со мной поступаешь? Это бред собачий.
– Я с тобой никак не поступаю, Фрэнк. Мы всего лишь следуем букве закона. Если бы я сам выписал штраф той девице, я бы попросил детективов сделать то же самое со мной. А если Мендес – то и с ним тоже, и ты бы первый сказал, что это правильно.
Фарман ничего не ответил, потому что это была правда. Он бы первый потребовал обращаться с Мендесом, как с любым другим подозреваемым. Но он был сбит с толку, а его самолюбие уязвлено, и это Мендес тоже мог понять. Такие люди, как Фрэнк, жили ради работы. Его репутация значила для него все.
– Ничего личного, Фрэнк, – сказал он. – Мы только расставляем все точки над i.
Фарман даже не взглянул на него. Мендес вздохнул.
– Ты выписал штраф Викерс в пять тридцать восемь в тот день, – произнес Хикс, беря инициативу в свои руки. – Нам нужно посмотреть твой журнал до конца дежурства.
Фарман скрестил руки на груди. Диксон кивнул в сторону стола, на котором лежал журнал. Хикс взял и пролистал его.
– Ты никогда не встречал эту девушку раньше? – спросил Мендес.
– Ты помнишь все штрафы, которые когда-либо выписывал? – осведомился Фарман.
– Нет, – спокойно сказал Мендес.
– Я не помнил о ней уже десять минут спустя. Это был всего лишь очередной квиток.
Мендесу в это не верилось, но он не стал спорить.
– Ты никогда не встречал ее?
– Нет.
– Я не хочу поднимать отчеты транспортного управления и обнаружить, что ты уже штрафовал ее раньше.
Фарман посмотрел на него.
– Ты урод.
– Фрэнк! – воскликнул Диксон.
– Я просто предупреждаю, Фрэнк, – продолжил Мендес. – Лучше, если ты скажешь сам, чем это узнаем мы.
– Пошел ты.
Мендес сдержал свои эмоции, вспоминая, что Винс говорил ему, как вытягивать нужную информацию из людей, даже из любого Фрэнка Фармана в мире. Уголком глаза он видел, как Хикс хмурится, читая журнал.
– Фрэнк, здесь указано, что ты в тот день обедал с пяти до шести.
– И что?
– Твоя жена сказала нам, что ты каждый вечер приходишь на обед к половине седьмого.
Фарман поднялся, его лицо побагровело.
– Ты говорил с моей женой? Ты был в моем доме и говорил с моей женой, не предупредив меня?
– Стандартная процедура, Фрэнк, – пожал плечами Мендес.
– А ты никогда не слышал о правилах хорошего тона, мелкий чертов пакостник?
Встал Диксон.
– Фрэнк, довольно.
Мендес сделал шаг в направлении Фармана, чувствуя, что настало время обозначить границы дозволенного.
– Я достаточно терпел тебя, Фрэнк, – сказал он спокойным и ровным голосом. – Я наизнанку выворачивался, чтобы сделать все как надо. Хочешь по-плохому? Будет по-плохому. Я могу отбросить церемонии и сделаю все по-плохому. Я вызову каждого твоего знакомого, каждого соседа, каждого, кто ходит с тобой в церковь, и расспрошу их о тебе. Он пьет? Гуляет напропалую? Лупит своего ребенка? Ты этого хочешь? – осведомился Мендес. – Или мы поступим по-другому. Вокруг тебя будет виться мелкий чертов пакостник, который, презирая все принципы морали, терроризирует твою жену. Ну так что?
Казалось, Фармана вот-вот разорвет на части. Мендес этого и добивался.
– Фрэнк, сядь, – приказал Диксон. – Давай покончим с этим.
Фарман сел и уставился на крышку стола.
– Тем вечером я засиделся допоздна, – сказал он. – Возился с бумажками. Жена ошибается.
– Ты был здесь? – спросил Хикс. – Ладно.
Но сказав это, он бросил на Мендеса настороженный взгляд.
Фарман заметил это и повернулся к Хиксу.
– Что?
Тому стало не по себе.
– Ты ушел в половине четвертого. Ты на окладе. Тебе не платят за переработку. Зачем писать в журнале, что ты ходил на обед?
– Привычка, – сказал Фарман.
Хикс посмотрел на Диксона.
– Можно я оставлю это у себя на пару часов? – спросил он, забирая журнал.
– Невероятно, вашу мать, – пробормотал Фарман, качая головой. Он встал. – Я закончил. Я иду домой.
Мендес посмотрел на часы. Шесть двадцать шесть. Он надеялся, что Шэрон Фарман успела приготовить обед и не навлечет неприятностей на свою голову.
Глава сорок пятая
– Тебе по почте пришел штраф за нарушение дорожного движения.
Энн посмотрела на отца и закинула свою сумку для книг и сумочку во входную дверь.
– Что?
– Там что-то о неосторожной езде и нанесении ущерба собственности. Я ведь учил тебя, как водить, чтобы такого не происходило.
– Меня учила водить мама, – сказала Энн, забирая уведомление из его рук. Фрэнк Фарман выписал ей штраф, потому что она развернулась на его газоне после того, как он припарковался позади нее и заблокировал проезд. Ничтожество. – Ты, наверное, имеешь в виду какую-то другую дочь от другой женщины.
– И как это понимать?
– Ты прекрасно знаешь. Не надо переиначивать историю моей жизни.
– Не стоит так волноваться из-за этого, – сказал он, махая рукой на штраф. – Я щедро жертвую офису шерифа каждый год. Они знают меня. И посмотрят на все с другой стороны.
– Не думаю, что дела так делаются, отец.
Отлично: сто пятьдесят долларов!
– Именно так. Чем ты занималась за рулем? Пила?
– Нет, но, думаю, пора начинать.
Он не отреагировал, потому что никогда не слушал ее. Участие другого человека в беседе с Диком Наварре сводилось к тому, чтобы заполнить паузу, во время которой он думает, что сказать дальше.
За весь их с матерью брак он услышал, наверное, процента три из того, что она говорила. Ее мнение не значило для него ничего, как и мнение Энн. Она помнила, как однажды, когда ей было девять, мать попросила ее сходить в гостиную и поговорить с отцом перед обедом. Уже тогда Энн знала, что эта затея обречена на провал.
– В самом деле, дорогая, – говорила мать. – Папа хочет знать о каждом твоем дне в школе.
Энн посмотрела на свою мать, у которой, как всегда, были отличная укладка и безупречный макияж, – все для отца, обращавшегося с ней, как со служанкой.
– Мам, он даже не знает, в каком я классе.
Она тут же пожалела о сказанном, потому что ее откровенность причинила боль матери. Отец не знал, в каком классе она преподает теперь, потому что ему не было дела до того, чем она занимается, хотя он сам преподавал когда-то. Ярко выраженный нарцисс, он волновался только о том, чтобы она волновалась о том, о чем ему нужно волноваться.
– Ты припозднилась, – сказал он. – В который раз. Что сегодня произошло?
– Я работала под прикрытием ФБР, расследуя то дело об убийстве.
Он встревожился.
– ФБР не берет женщин.
– Берет. На дворе восемьдесят пятый, папа. У нас есть право голоса.
– Ха. Очень смешно, – проворчал он, уходя от нее. – Право голоса.
Энн бросила уведомление на стол в гостиной и пошла в кухню, крича:
– Ты пил свои лекарства?
– Естественно. Я же не маразматик. Не надо напоминать мне о том, что я должен делать.
– Отлично. В таком случае на следующей неделе я съезжаю.
Она заглянула в пластиковый контейнер, в котором лежали таблетки на день. Он не принял и половины. Если бы она спросила его почему, отец бы без сомнения ответил ей, что читал однажды статью в «Медицинском журнале Новой Англии», пока ждал, когда дерматолог сможет удалить ему бородавку, и поэтому понимает в фармацевтике больше, чем три медика, которых он посещал.
– Может, найдешь подругу! – выкрикивала Энн из кухни, вытряхивая таблетки на ладонь. – Все будет как в старые добрые времена.
– Я не понимаю, почему ты постоянно твердишь одно и то же, – жалобно произнес он. – Я был очень хорошим мужем.
– Да? – сказала она, возвращаясь в комнату. – Кому?
– Ты всегда была на стороне матери.
– Да. Черт, жаль, что мне не досталась часть твоих аморальных генов. Моя жизнь была бы намного проще.
– Ты закончила? – прохладно осведомился он. – Я иду к соседям смотреть «Джеопарди!». [27]27
Интеллектуальная викторина.
[Закрыть]Айверы – такая замечательная семья.
Энн закатила глаза.
– Ты ненавидишь Джудит Айвер. Во вторник ты назвал ее глупой коровой.
– Не в лицо же.
– А, ну тогда другое дело. Вот, – сказала она, подавая таблетки и стакан воды. – Я тебя не выпущу, пока не примешь их.
– И что ты все хлопочешь, – пожаловался он. – Тебе было бы легче, если бы я умер.
– Да, но тогда я стану первой подозреваемой.
– Уверен, твои новые друзья из ФБР не дадут тебя в обиду.
– История была бы куда более громкая, если бы я попросила офис шерифа об ответной услуге за твои двадцать долларов ежегодных взносов в офис шерифа.
Отец засопел и встал в позу, словно актер шекспировского театра. Сэр Ричард Вздорный.
– Что хуже, чем укусы злой змеи, детей неблагодарность! [28]28
У. Шекспир. Король Лир.
[Закрыть]
– Ой, не начинай, – сказала Энн. – Я очень благодарна своему родителю. Просто это не ты, вот и все.
– Я ухожу, – обиженно объявил он. Теперь ему будет о чем поговорить, когда он усядется вместе с Джудит Айвер и ее племянником. Он будет жаловаться на плохое к нему отношение дочери и добьется утешения на полчаса, не давая им смотреть «Джеопарди!» своей постоянной критикой.
Энн поспешила к себе, чтобы принять душ и переодеться.
Томасовский центр устраивал вигилию со свечами за Карли Викерс и в память о Лизе Уорвик, и она чувствовала, что должна быть там. Она не хотела признаваться себе, что надеялась встретить там Винса, как и осознавать то, что он целовал ее. Она позволила ему поцеловать себя.
Так вышло только потому, что она чувствовала себя слабой и беззащитной, а от него исходили сила и спокойствие. И ей хотелось доверять ему. Самая потаенная часть ее души долгое время существовала в эмоциональной изоляции. Но в тот момент слабости ей хотелось сбросить свои доспехи ради того, чтобы ощутить радость от присутствия рядом другого человека.
Звук его низкого хрипловатого голоса звучал в ее голове, когда она стояла перед зеркалом в своей ванной.
«Ничего… На этом плече уже плакали».
Понимание того, что она так долго ждала, чтобы кто-нибудь произнес эти слова, томило Энн.
Но она оттолкнула от себя эту мысль как непрактичную и ненужную. Надо было сделать очень многое, а это ее желание стояло далеко не на первом месте в списке приоритетных.
Томасовский центр представлял собой несколько зданий белого цвета, которые были частной католической школой с 20-х и до 60-х годов. Смоделированные по типу старых испанских миссий, здания формировали внутренний двор с фонтаном в центре, а вдоль каменных дорожек раскинулись потрясающей красоты нехитро устроенные садики.
Днем это место выглядело прекрасно. При свечах – волшебно. Сотни маленьких огоньков словно танцевали в темном ночном воздухе. Дворик был полон людей. Фрэнни уже успел изучить дислокацию еще до прибытия Энн и выбрал местечко, наиболее подходящее для подслушивания.
– Это развлечение на сегодняшний вечер, – сказал он, когда она присоединилась к нему. – Я даже «Полицию Майами» пропустил ради такого случая.
– Ну, надеюсь, что специально для тебя в какой-то момент начнется погоня со стрельбой, – усмехнулась Энн.
– Буду ждать Дона Джонсона. Или твоего мистера Леоне, – заметил он, вставая на цыпочки своих топсайдеров, чтобы обозреть толпу. – А чем вы занимались в парке, Энн-Мэри? Танцевали в горизонтальном положении?
– Ага, прямо в могиле, – прошептала она. – Прояви хоть чуточку уважения. Мы на вигилии.
– Мы устроим вигилию по твоей вагине, если ты упустишь этого итальянского жеребца.
Несколько человек повернулись и посмотрели на них. Энн схватила его за руку и сильно ущипнула.
– Угомонись!
– Мне так понравилось, когда он положил руку тебе на спину, – сказал он. – Он собственник. А рука у него большая, надо заметить.
Энн шикнула на него и убедила себя, что жар, который терзал ее лицо и тело, следствие смущения, а не воспоминания о прикосновениях Винса Леоне.
На небольшую сцену, которую разместили в одном конце дворика, вышла Джейн Томас и поблагодарила всех, кто пришел. Программа была недолгой. Стихи в память о Лизе Уорвик. Призыв к общественности сообщать любую информацию в отношении обоих случаев. Объявление о вознаграждении, которое назначил центр. Пожертвования в память о Лизе. Местный певец встал и спел песню, от которой присутствующие прослезились. На том все и закончилось.
Они пошли к выходу вместе со всеми. Обсуждали находки на свалке. Информация о внезапной серии преступлений запустили волну слухов: о том, что к северу от Лос-Анджелеса поселилось зло, и теперь общество отошло от того идеального состояния, какое было когда-то.
– Мне нужен эспрессо, – объявил Фрэнни, когда они вышли на улицу. – Вся эта меланхолия истощила меня.
Когда они свернули к площади, Энн краем глаза заметила что-то красное.
Джанет Крейн неслась к ней во всю прыть, словно атакующая тигрица. Ее глаза были так широко распахнуты, что едва не вылезали из орбит. Оскал демонстрировал плотно сжатые зубы.
У Энн сердце ушло в пятки, а потом отскочило обратно и встало комом в горле.
– Мисс Наварре, – проговорила она, выплевывая каждое слово, будто оно имело дурной вкус, – я бы хотела переговорить с вами.
Энн сглотнула. «Не показывай страха». Она вышла из потока людей и предстала перед женщиной, надеясь, что кажется смелее, чем на самом деле. Джанет Крейн остановилась буквально в шаге от Энн.
– Миссис Крейн…
– Как вы посмели! – Она говорила шипящим шепотом, чтобы окружающие не слышали, однако при этом сохраняла интонацию крика. – Как вы посмели использовать моего сына!
Пойманная врасплох, Энн даже не знала, как реагировать. Она была виновна по всем статьям. И не имела права защищаться.
Она взглянула на Томми, который казался напуганным до смерти и печальным, и не стала смотреть ей в глаза. Выражение лица мальчика ранило куда больнее, чем любое острое слово его матери.
Слова Джанет Крейн прекратили литься в уши Энн, словно прерванный радиоэфир. Ей хотелось упасть на колени и молить Томми о прощении.
– …заставлять маленького мальчика думать, что его отец какой-то… какой-то монстр… просто возмутительно… Мой муж очень уважаемый человек в нашем обществе. Да как вы смели заронить сомнение…
Энн стояла молча. Она не могла ни говорить, ни шевелиться. Она понимала, что на них все смотрят, а Фрэнни таращится, как перепуганный олень, застигнутый светом автомобильных фар.
Откуда-то слева внезапно раздался мужской голос. Низкий, хриплый, знакомый.
– У вас что-то стряслось, леди?
Через секунду весь гнев с лица Джанет Крейн как рукой сняло. Она глупо хлопала глазами, будто только что свалилась с Луны.
– О… О! Мистер Леоне, – наконец вымолвила она. Энн почти видела, как шестеренки в голове этой женщины зашкаливают и она силится повернуть их в обратном направлении. – Мистер Леоне. Как неожиданно видеть вас здесь.
– Я решил, что если я хочу стать членом этого общества, то мне пора начинать принимать участие в мероприятиях, – спокойно сказал Винс. – Все в порядке? Мне показалось, между вами возник конфликт, – добавил он.
– Нет! Нет! – воскликнула Джанет Крейн, сияя своей чрезмерно яркой улыбкой. – Вовсе нет. Все чудесно. Мистер Леоне, это Энн Наварре. Энн преподает в начальной школе Оук-Нолла.
– А мы знакомы.
– О! Что ж, это отлично!
Он улыбнулся Энн – сплошное очарование, а не человек.
– О да. На самом деле, я надеялся встретить вас сегодня, мисс Наварре, – сказал он, кладя руку ей на спину. – Мне нужно кое-что обсудить с вами. Извините нас, миссис Крейн?
Джанет улыбнулась так вымученно, что Энн показалось, она боится, как бы кожа на лице не треснула и не обнажила пришельца-рептилию, который под ней скрывался.
– Ну конечно, – произнесла она. – Мы с сыном как раз собирались домой. Желаю хорошего вечера. Была рада увидеть вас, Энн.
У Энн по спине пробежал холодок.
– Боже мой, – сказал Фрэнни, обретя дар речи, когда Джанет Крейн ушла. – По-моему, твою душу только что спасли от сгущения в жидкое состояние и извлечения из тела.
– Это вы виноваты, – промолвила Энн разочарованно, обращаясь к Винсу. – Вы понимаете, что сейчас произошло? Я только что потеряла доверие этого маленького мальчика. Вы понимаете, что это значит для меня?
Даже в своем сокрушении он был грациозен.
– Мне жаль.
– И поделом. Теперь она заберет Томми из моего класса, – сказала она, утирая слезу, которая посмела упасть. – Он доверяет мне, а она уведет его, и кто тогда останется у него?
– Энн…
– Я иду домой, – объявила она и направилась к парковке, где оставила свою машину. Она чувствовала себя так, словно Джанет Крейн разбила ей грудь и разорвала сердце на части. И виновата в этом она сама. Надо доверять своей интуиции.
– Энн, – сказал Винс, беря ее руку в свою. – Подождите.
– Нет! – воскликнула она, вырываясь и не замедляя шага. – Я расстроена и иду домой, пока не успела стать всеобщим посмешищем.
– Я все исправлю, – пообещал он.
– Исправите? – Она обернулась и изумленно уставилась на него. – И как же вы все исправите? Как вы вернете мне доверие этого маленького мальчика?
– Он будет снова доверять вам. Он хочет вам доверять. Ему необходимо вам доверять. И уж он точно не может доверять своей матери. Он вернется к вам. И больше никуда не уйдет. Я позабочусь о Джанет Крейн.
Энн вскинула бровь.
– Позаботитесь? Вы говорите, как гангстер.
– Ну, я же из Чикаго, но я обещаю, что буду действовать в рамках закона.
– Не пытайтесь казаться любезным, – фыркнула она. – Я не расположена к любезностям.
– Простите.
– Почему вы решили, что можете разубедить Джанет Крейн сделать то, что она наметила? – спросила она, упирая руки в бока.
– Я не решил, что могу. Я могу. У Джанет Крейн много чего есть, а значит, ей есть что терять. Статус, например. Положение в обществе. Я могу уничтожить все это, просто переговорив с репортером.
Брови Энн взлетели вверх. Он не шутил. Он был серьезен.
– Я ваш должник, – сказал он. – И вообще, люди не имеют права конфликтовать с теми, кто мне нравится. И зря она встала на моем пути, потому что не сможет меня одолеть. Ей нечем мне угрожать. Я мягко стелю, но спать ей будет жестко.
Энн поразмыслила над тем, что он сказал. Еще никто никогда не вставал на ее защиту, не говоря уж об обещании уничтожить ее врага. И она не сомневалась, что он сделает именно так. Он излучал силу. Она опасливо подумала, что раздразнила льва.
– Позвольте мне проводить вас до дома, – попросил он, укрощая свой напор.
– Я способна отвезти себя сама, – ответила Энн.
– Я прекрасно знаю, на что вы способны, – сказал он, и брови тяжело нависли над его темными глазами. – Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы проводил вас. Убийца по-прежнему на свободе. А после того как я разрушил ваши отношения с вашим учеником, обеспечение вашей безопасности – это самое малое, чем я могу восполнить свой промах. Что скажете?
Не особенно анализируя доводы, Энн вручила ему ключи от своей машины.