Текст книги "Забыть все"

Автор книги: Тэми Хоуг (Хоаг)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Глава семьдесят первая

В этот день «Доджеры» проигрывали сент-луисским «Кардиналам» в третьей игре Национальной лиги. Почему-то это событие осталось в памяти Томми до конца жизни как одно из самых значимых.

Боб Уэлш пропускал подачи. Дэнни Кокс удачно подал, и Кен Дейли отбил. Второй бейсмен Сент-Луиса Томми Герр единственный раз отбил мяч на втором иннинге.

Однако все это было не важным в тот момент. «Доджеры» все равно шли впереди на две игры, а у Томми было свидание – как бы. Его отец сказал по секрету, пока они смотрели игру, что они увидятся с мисс Наварре, когда его мать отправится на одно из своих бесконечных заседаний.

Это была очень радостная новость, потому что мисс Наварре разыскала его отца и специально спросила у него разрешения встретиться с Томми и поговорить о происходящем. Она волновалась, что он что-нибудь мог понять не так. Хотя сегодня даже не надо было идти в школу, а мисс Наварре прикладывала столько усилий, чтобы повидаться с ним на выходных. Томми не ощущал себя таким важным с тех пор, как победил на школьной олимпиаде научных проектов в четвертом классе.

Он дождался, пока мать тщательно соберется на свою встречу, а потом быстро принял ванну и надел свои самые лучшие серые брюки, рубашку и свитер. Это был особый случай. Мисс Наварре выкраивала для него время в свои выходные, и самое меньшее, что он мог сделать для нее, это великолепно выглядеть.

Он даже приготовил подарок для нее, хотя и не был уверен, что у него хватит смелости отдать его ей.

Он думал и думал о том, что произошло накануне, и решил, что во всем виновата мать, а не мисс Наварре. Мать истолковала намерения мисс Наварре превратно, потому что именно так был устроен ее мозг.

Мисс Наварре не считала, что его отец серийный убийца, иначе не разговаривала бы с ним сегодня. В общем, то, что сделала его мать накануне вечером – накричала на мисс Наварре при всех, – было неправильно и плохо.

Она заслужила небольшой подарок в качестве извинения. И вполне разумно, что он должен быть от его матери.

Он положил его в маленькую квадратную коробочку, вроде той, в какую кладут кольца, и сам завернул в цветную бумагу, которую нашел в кухонном ящике, где мать держала открытки.

Он спрятал ее в кармане своей куртки, чтобы мать не увидела ее до своего отъезда, иначе она очень разозлится на него. И ее не будет волновать, что она сама выбросила это. Она решила, что мисс Наварре ее враг, и если он не думал так же, то и он тоже ее враг.

Никто не знал, какой трудной была его жизнь из-за матери. Впрочем, подумалось ему, мисс Наварре бы поняла, если бы он поделился с ней.

Он смотрел из окна второго этажа, как мать уезжает на свой деловой обед. Несколько минут спустя отец позвал его снизу:

– Ну что, готов, приятель?

И миллион бабочек вспорхнули в сердце Томми.

Глава семьдесят вторая

– Ему пришлось обездвижить ее, сделав ей успокоительный укол, – сказал Мендес. – Она была настроена так воинственно, что возникла опасность отсоединения аппарата для дыхания. Из-за удушения у нее слишком сильно распухло горло. Врач считает, что сама она получать достаточно кислорода не сможет.

– Господи, – прошептал Диксон, качая головой. – Обездвижить. Джейн, наверное, не обрадовалась.

– Нет, но она все поняла. Они с матерью девушки собираются по очереди дежурить в палате. Они не хотят, чтобы она снова проснулась в обществе незнакомого человека.

– Наверное, мы должны радоваться, что она хотя бы вышла из комы, – сказал Диксон. – Но каким образом мы получим от нее ответы, если она не слышит вопросов?

Мендес пожал плечами.

Мендес, Хикс, Диксон и Винс завернули за угол приемной и пошли по коридору в отделение интенсивной терапии.

– Сейчас она спит? – спросил Винс.

– Да.

– Я бы хотел провести быстрый осмотр, если возможно. Хочу посмотреть, есть ли на ней такой же рисунок из резаных ран, как у Лизы Уорвик. Если рисунок повторяется, значит, для преступника это что-то значит. Если мы сумеем разобраться, что это такое, у нас появится след.

– Давай, – сказал Диксон. – Если сможешь удачно миновать сторожевого пса Джейн.

Леоне вышел из комнаты. Мендес хотел пойти за ним, чтобы выведать какие-нибудь детали при осмотре жертвы, но оставались вопросы, которые надо было обсудить с Диксоном.

– Почему вы не сказали, что мисс Томас жаловалась вам, что ее клиенток слишком часто останавливают за нарушения дорожного движения? – спросил он.

Диксон посмотрел на него, застигнутый врасплох его вопросом, словно он давно сдал в архив дело.

– Это пустышка, – ответил он.

– Она сказала нам, что обсуждала это с вами не единожды. Почему мы не обращаем внимания на ее жалобы?

– Если бы я считал, что здесь есть на что обратить внимание, я бы так и сказал, детектив, – ответил тот раздраженно, затем встал с дивана, на котором сидел, и начал ходить туда-сюда со скрещенными на груди руками. Мендес заключил, что разговор Кэлу неприятен.

– Джейн сама вам это рассказала? – спросил Диксон.

– Вообще-то начал Стив Морган, – заметил Хикс.

– Вам не кажется, что Джейн сама начала бы разговор, если бы считала, что это важно?

– Но она вам доверяет. И доверяет вашему мнению, – возразил Мендес.

Диксон пристально посмотрел на него.

– А ты нет?

– Не наезжайте на меня, босс. Я делаю работу, для которой вы сами меня наняли.

– Пара полицейских выписывали слишком много штрафов женщинам из центра, – признал он. – Но они выписывают много штрафов и всем остальным. Цифры меня не волновали. И я уж точно не собираюсь обязывать их относиться к женщинам из Томасовского центра по-особенному.

– Я хотел только узнать, – сказал Мендес, нарываясь на ответ, который он уже знал, – один из этих полицейских – Фрэнк?

Диксон тяжело вздохнул.

– Естественно. Фрэнк – чемпион по штрафам и по жалобам от тех, кому он их выписал. Это не новость.

– Я хочу посмотреть его дело.

– Я его уже смотрел.

– Ага, и я хочу.

– Ты считаешь, что я его выгораживаю?

– Я считаю, у вас с Фрэнком есть прошлое, поэтому с вашей стороны было бы невежливо затребовать его дело, сэр.

Он ждал, что Диксон возмутится. Его босс был человеком, привыкшим все делать по правилам, в отношении Фрэнка Фармана он действовал в тех же границах, но дружба и общее прошлое могли размыть эти границы даже у такого человека, как Кэл Диксон.

Однако Диксон сдержался. Он остановился и уставился на серый жесткий ковер на полу.

– Жена Фрэнка пропала, – тихо сказал он. – Его сын говорит, что Фрэнк убил ее.

Мендес почувствовал, как кровь в его теле уходит в ноги. Хикс встал и спросил:

– Что?

Диксон рассказал им, что случилось днем, пока они ездили в больницу к Вэнди Морган и Коди Рочу.

– Где он сейчас? – спросил Мендес.

– Дома, – ответил Диксон. – Мы не знаем, мертва Шэрон или просто ушла. Я приказал Траммеллу и Гамильтону обзвонить всех ее друзей и родных. Фрэнк говорит, что она ушла сама. А мальчику верить и вовсе бессмысленно. Я не уверен, что он адекватно воспринимает реальность. Такое ощущение, что большую часть времени он пребывает в прострации.

– За исключением того момента, когда он сказал, что его отец убил его мать, – заметил Мендес.

– Фрэнк пустил нас в дом. Ничего необычного мы не обнаружили.

– Иначе он бы и не согласился, – усмехнулся Мендес.

– Это уловка, – согласился Диксон. – Но ты прекрасно знаешь, что я не стану задерживать его и предъявлять обвинения. У нас нет никаких доказательств совершения преступления. Нам не за что задерживать его.

Мендес схватился руками за голову и заходил по кругу.

– Чертова куча-мала.

Винс приблизился к палате Карли Викерс с тем же благоговейным почтением, с каким приличествовало приходить в церковь. Джейн Томас сидела около постели девушки и держала ее за руку, в которой между пальцами переплелась золотая цепочка с кулоном.

– Ей повезло, что у нее есть вы, – тихо сказал он.

– Не знаю, как она пройдет через все это, – призналась Джейн. – Ей и так многое пришлось пережить до того, как она попала к нам в центр.

– Она хочет жить. Иначе бы ее здесь не было. У нее обязательно получится преодолеть и это, а вы ей поможете.

Слезы блеснули в ее зеленых глазах, когда она подняла голову и посмотрела на него так, словно он знал все ответы.

– Почему все должно быть так трудно?

– Я не знаю. Я знаю только то, что должен сделать, а именно – найти чудовище, которое сотворило с ней такое. Вы мне поможете?

Джейн Томас помогла ему зафиксировать раны, которые вырезал на теле Карли Викерс ее мучитель, и Винс ушел, пообещав, что сделает все, чтобы призвать сумасшедшего к ответу.

Выходя из палаты и покидая отделение интенсивной терапии, он думал о том, о чем она спросила его: почему все должно быть так трудно?

Глава семьдесят третья

Когда Энн увидела, что Томми стоит около пиццерии, она приложила все усилия, чтобы не расплыться в улыбке. Он оделся, наверное, в самую лучшую одежду, которая у него была: строгие серые брюки, рубашку, застегнутую на все пуговицы, и темно-синий свитер под расстегнутой курткой «Доджерс». Если бы он надел галстук, то стал бы похож на миниатюрного ученика старших классов частной школы. И только синяк под глазом, который поставил ему Дэннис Фарман, портил всю картину.

– Ты очень хорошо выглядишь, Томми.

– Спасибо. Вы тоже, мисс Наварре, – сказал он с очень серьезным выражением лица.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Слова иссякли. Он вздохнул, стараясь не суетиться.

Энн посмотрела на его отца, привлекательного и спокойного, и приятная улыбка появилась на его лице.

– Доктор Крейн, благодарю вас, что вы сделали эту встречу возможной.

– Нет проблем, – ответил он. – Я ценю ваше стремление расставить все точки над i. Может, войдем? Этому запаху пиццы невозможно сопротивляться.

Они вошли в ресторан и нашли свободный столик. В этот субботний вечер пиццерия была забита посетителями – студентами колледжа, семьями, стайками подростков. В специально отгороженной комнатке пищали и завывали видеоигры. Томми с широко распахнутыми глазами впитывал окружающую атмосферу.

– Мы нечасто бываем здесь, да, Томми? – сказал Питер Крейн.

Тот кивнул.

– Мать Томми – член комиссии, – объяснил Крейн. – Здоровая еда двадцать четыре часа в сутки.

– Как дантист вы должны разделять такой взгляд, – сказала Энн.

– Я не думаю, что кусочек пиццы может причинить вред. Мы с Томми иногда позволяем себе радости, правда, приятель?

Проглотивший язык Томми снова кивнул.

– С чем ты хочешь пиццу, Томми? – спросила Энн.

– С сыром.

– Я тоже. А пепперони?

Застенчивая улыбка показалась в углу его рта, и он снова кивнул.

– А брюссельскую капусту положить?

– Нет! – воскликнул он, замотав головой с такой силой, что все его тело закачалось из стороны в сторону.

Подошла официантка и приняла их заказ на пиццу без брюссельской капусты. Когда она ушла, Энн посмотрела на Томми, сидевшего напротив нее с серьезным лицом.

– Томми, после того как мы виделись вчера с твоей мамой, я хотела бы убедиться, что ты все понял правильно, – начала она. – Когда я задавала тебе вопросы, я вовсе не имела в виду, что твой папа может иметь какое-то отношение к тому, что произошло, или что я так считаю. Ты понимаешь?

– Вроде бы, – ответил мальчик.

– Ты знаешь, детективы должны задавать много вопросов, когда они расследуют преступление, – сказала Энн. – Они задают вопросы многим людям. Но это не обязательно означает, что каждого, с кем говорят, они считают преступником. Им необходимо задавать много вопросов, чтобы получить ясное представление о том, где люди были, когда произошло преступление. Они хотят разобраться, кто не мог совершить преступление, а кто мог. Детектив Леоне попросил меня узнать у тебя, был ли твой папа дома в тот вечер. И ты мне сказал, что был. Это все, что они хотели знать.

Томми нахмурился.

– А почему тогда они не спросили самого папу?

– Они спросили меня, – сказал Питер Крейн. – Но не все говорят им правду. Им нужно получить подтверждение от других людей, например, от тебя или от мамы.

– Мой папа никогда бы никого не убил, – сказал Томми. – Он хороший человек. Он никогда не кричит, даже на маму. И даже если его и не было бы дома, это не значит, что он кого-то убил.

– Нет, конечно, – согласилась Энн, несмотря на то что нашла такую формулировку странной. «Даже если его и не было бы дома…»

– Мой папа помогает людям, – продолжал Томми. – Вот чем он занимается. Даже когда не обязан.

– Это замечательно, – сказала Энн. – Твой папа – прекрасный пример для тебя.

– Мама говорит, он столп нашего общества, – сказал мальчик, не совсем понимая, что это значит, но уж наверное что-то, чем нужно восхищаться.

– Уверена, что так оно и есть. И я уверена, что ты станешь таким же, как он, когда вырастешь, – сказала Энн. – Тебе столько пришлось пережить на этой неделе, но ты храбро все преодолел. Я очень горжусь тобой и Вэнди.

При упоминании подруги Томми погрустнел.

– Дэннис Фарман напал на Вэнди и Коди сегодня в парке.

– Да, я знаю, – кивнула Энн, желая, чтобы они обошлись без этого разговора. Она решила, что до понедельника найдет способ разъяснить своим ученикам все, что случилось с Вэнди и Коди, и что будет с Дэннисом. Хотя с трудом находила объяснение даже для себя. Как же объяснить это сумасшествие своим десятилетним ученикам, чтобы они поняли?

– Вэнди звонила и все мне рассказала, – сказан Томми. – Она сказала, у Дэнниса был огромный нож, и он пытался вырезать Коди сердце!

– У него был нож, – произнесла Энн. – И он поранил Коди, но Коди поправится. Как и Вэнди, – добавила она на тот случай, если Вэнди решила воспользоваться ситуацией и приукрасить события.

– Мама говорит, Дэннис – воплощение зла, и его надо запереть в клетку, как животное.

– Дэннис сделал много плохого, – согласилась Энн. – У него большие проблемы, Томми. С той же легкостью, с какой мы сердимся на него, мы должны пожалеть его.

– Но почему? – спросил Томми с жестоким неподдельным изумлением, свойственным детям.

– Сынок, мы не знаем, что заставляет других людей совершать плохие поступки, – сказал его отец. – Мы не можем придумывать для них оправдания, но должны понимать, что наверняка существует несколько непростых причин, по которым Дэннис ведет себя именно так.

Томми скривился.

– Я просто не хочу, чтобы он был поблизости, вот и все. Если бы он был взрослым и попытался вырезать кому-нибудь сердце, его ведь посадили бы в тюрьму, да?

– Да, – ответила Энн. – И Дэннису придется ответить за то, что он сделал. Но в то же время я надеюсь, что кто-нибудь поможет ему понять, почему он сделал это.

– Потому что у него не в порядке с головой, – произнес Томми тоном, не допускающим возражений, когда официантка принесла им напитки.

Теперь, когда был определен корень проблемы, Томми потерял всякий интерес к теме разговора. Он сделал большой глоток пепси и посмотрел на отца.

– Пап, а можно я пойду поиграю в Пакмана, пока не принесут пиццу? Пожалуйста!

– Конечно, – сказал отец, выуживая четвертаки из кармана. – Извинись и выйди из-за стола.

– Простите, пожалуйста, мисс Наварре.

– Развлекайся, – сказала Энн, глядя, как Томми бросается к аркадным машинам. – У вас очень неординарный ребенок, доктор Крейн.

– Он хороший мальчик. Я сегодня особенно благодарю свою счастливую звезду, после того как услышал, что сделал сын Фармана. Трудно представить, что у ребенка может быть столько ярости внутри.

– Думаю, у Дэнниса было не лучшее детство, – сказала Энн. – Мы действительно не знаем, что творится в чужих семьях.

– Да, – согласился Крейн. – У каждой семьи свои секреты, и эти секреты они могут скрывать очень тщательно. И как они влияют на каждого члена семьи, никто не знает.

– Справедливо, – ответила Энн, вспомнив секреты своей семьи. Распутство отца и бездушное отношение к матери оставили глубокий след в ее душе, однако за стенами дома Наварре никто не знал иной семьи, кроме той, какой они хотели казаться.

– Я немного переживаю за Томми, – признался Крейн. – Его мать может оказать на него очень негативное влияние. Я делаю все возможное, чтобы уравновесить этот аспект личности моей жены. Но повлияет ли он на Томми? Вполне возможно. Сподвигнет ли взять нож и броситься на друга? Не думаю. Но со всеми этими разговорами о серийных убийцах на этой неделе не перестаешь удивляться, откуда что берется.

– Надеюсь, убийца скоро будет пойман, и нам больше не придется думать об этом, – сказала Энн и перевела разговор на тему о том, какие мероприятия ждут Томми и его класс, в том числе поездка в Гриффитскую обсерваторию в Лос-Анджелесе, в которую Томми особенно хотел попасть.

Ее обрадовало, что удалось все прояснить с Томми. Одна проблема с плеч долой. Она старалась не думать о Дэннисе Фармане, который проведет ночь все в той же комнате для допросов, в которой она разговаривала с ним сегодня днем. Вместо этого она старалась наслаждаться пиццей и компанией.

Когда они вышли из ресторана и распрощались, Томми неожиданно округлил глаза.

– О, чуть не забыл!

Он сунул руку в карман куртки, достал маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу, и протянул ее Энн.

– Это вам.

Энн наклонилась к нему и приняла подарок с благодарной улыбкой.

– Спасибо, Томми. Как мило с твоей стороны! Тебе было совсем не обязательно дарить мне подарок. Я должна открыть ее сейчас?

– Нет! – воскликнул он, отчаянно краснея. – До дома не открывайте.

– Хорошо. – Энн наклонилась еще ниже и поцеловала мальчика в щеку. – Спасибо тебе. Увидимся в понедельник.

Она убрала коробочку в сумку и пошла по площади, думая, что у человечества, может, все же есть надежда.

Глава семьдесят четвертая

– Что ты обычно делаешь вечером в субботу, Винс? – спросил Хикс.

Они были в оперативном центре, где на столе между кипами папок и отчетов стояла пара полуопустошенных коробок из-под пиццы. Диксон оставался в больнице, потому что туда наконец приехала мать Карли Викерс.

– Обычно я на «Конкорде» лечу в Париж обедать, потом заскакиваю в Монте-Карло поиграть.

– На деньги налогоплательщиков, – прокомментировал Мендес.

– А серьезно?

– Серьезно? – Винс вспомнил прошедший год. По субботам он в основном валялся в постели в больнице. А до того? – То же, чем мы занимаемся здесь.

– Мрак, дружище.

– У меня нет жены. У меня нет жизни. Мне только и остается, что работать. А ты, детектив Хикс?

– Вторую субботу месяца на родео стреноживают бычков. Я обычно выигрываю немного денег.

– А ты, Тони? – спросил Винс.

– Ничем особенным не занимаюсь.

– Запишите этого человека в ФБР.

– Осторожно, старик, – поддразнил Мендес. – А то займу твое кресло.

– Ради бога, сынок. Я свое отработал. И готов двигаться дальше.

– Ты? Уходишь из Бюро? Не может быть, дружище. Ты же чертова легенда.

– А я поменяюсь с тобой местами. Перееду сюда и заживу, как сыр в масле. А ты отправишься на восток и примешь пальму первенства.

– Если бы все было так легко…

– Придется, конечно, поишачить, но, черт возьми, ты ведь молод, как ты любишь говорить.

И словно чтобы подчеркнуть этот факт, в его голове начало пульсировать. Он был вконец измотан после трудного дня и имел все шансы посмотреть на свою уже переваренную пиццу. Он порылся в кармане в поисках пузырька с лекарствами.

Противорвотное. Против припадков. Обезболивающее.

Он забросил их в рот и запил холодным кофе.

– Ты глотаешь эти штуки, как мятные леденцы, – заметил Мендес. – Что это?

– Мятные леденцы.

– Чепуха.

– Улучшаю жизнь с помощью химии, – сказал Винс, закрывая тему своего здоровья. – Что вы выяснили насчет штрафов?

– Если бы Фрэнк получал доллар за каждый штраф, который выписал, он бы каждый год покупал себе новый «кадиллак», – сказал Гамильтон. – Но это и так ясно.

– Жалобы на него?

– Есть немного.

– От женщин?

– Большинство.

– Заявления о ненадлежащем поведении?

– Несколько, – кивнул Гамильтон, листая личное дело Фармана. – «Он ведет себя грубо, покровительственно, издевается, он шовинист, сексист, я чувствовала себя некомфортно, он делал замечания насчет моей задницы».

– Ему нравится хамить женщинам, – заметил Винс. – Миссис Фарман еще не нашли?

– Нет. Обзвонили всех в ее записной книжке. Никто ее не видел и не слышал.

– Вот буча поднимется, если Фрэнк окажется тем самым парнем Не-Вижу-Зла, – усмехнулся Гамильтон.

– Если Фрэнк тот парень Не-Вижу-Зла, – возразил Винс, – то убийство жены – последнее, чего можно от него ожидать. Убийцу спасает только то, что никто не станет его подозревать.

– А огласка? – спросил Мендес.

– Пока ему достаточно. «Детективы Оук-Нолла погрязли в трупах». «Убийца бросает вызов шерифу». – Он сделал жест, обозначая воображаемые заголовки. – Его до сих пор воспринимают как своего, – сказал Винс. – Он наверняка обсуждает убийства с соседями, говорит о них за кофе на деловых встречах. Он наслаждается. Все смотрят на него и видят идеального гражданина, идеального мужа, идеального семьянина. Он не стал бы убивать свою жену.

– Может, он просто потерял контроль, – предположил Мендес. – Резня Банди в общежитии «Чи Омега» в Таллахасси во Флориде в конце его карьеры. Он просто потерял самообладание. Он сильно рисковал, но убивал будто в исступлении. Последняя жертва Кемпера и мотивация всех его убийств – мать. Поначалу он убивал ее символически, раз за разом и в конце концов сделал это по-настоящему.

– Тогда почему не могут найти Шэрон Фарман? – спросил Винс. – Если твоя версия верна, он должен положить ее прямо перед этим зданием. Его последний широкий жест. Мать Эдда Кемпера была мужененавистницей, которая довела его до того, что он из мести пихнул ее головой в утилизатор отходов. Теперь дальше. Я никогда не встречал миссис Фарман, – продолжил он, – но давайте попробую угадать, какая она, исходя из того, что мне известно о ее муже. Она в тени. Внешность выдает ее возраст, потому что она нервозная. Курит – может быть, тайно. Пьет – точно втихомолку. Все прилично и аккуратно: дома прилично и аккуратно, она приличная и аккуратная, приличная и аккуратная работа, которая подобает жене приличного и аккуратного человека, занимающего важный пост. Она знает свое место и счастлива оставаться на нем. Ну как? – осведомился он.

– Ты просто монстр, старик, – сказал Гамильтон.

– Женщин вроде Шэрон Фарман каждый день до смерти забивают их мужья-садисты, – произнес Винс. – Но такие женщины не способны сподвигнуть своего мужа на убийство других женщин.

– Джанет Крейн способна, – сказал Мендес.

– Она доведет до убийства и меня, – согласился Винс. – Что вы знаете о Питере Крейне сегодня, чего не знали о нем вчера?

– Я разговаривал с копом из Вентуры насчет подружки Крейна, – сказал Хикс. – Пользуется популярностью за особые таланты.

– Садизм-мазохизм? – догадался Мендес.

– Угу.

– Не думаю, чтобы Не-Вижу-Зла стал бы играть в грубый секс.

Винс поднял бровь:

– Почему нет?

– Потому что это его больше не занимает. Может, когда-то ему было достаточно игр, но не теперь, когда он попробовал вкус крови. Ему не нужен фальшивый страх, когда он может получить настоящий. Ему мало представлять, что он душит женщину, когда он уже лишил жизни парочку.

– Хорошая теория. Молодец, – сказал Винс, обрадованный способностями своего протеже. – А теперь вернемся к тому, что Крейн сказал сегодня, когда вы с ним беседовали.

Мендес подошел к телевизору с видеомагнитофоном и вставил кассету с записью допроса Крейна. Винс взял пульт и прокрутил большую часть.

Крейн: «Он женатый человек».

Мендес: «Об этом надо было думать до того, как он расстегнул штаны».

Крейн: «Мне не очень комфортно говорить об этом».

Мендес: «Вы сказали, Стив сложный человек. Почему? Он же ваш друг. Расскажите о нем».

Крейн: «Я имел в виду, что он одержим. Своей работой в центре. У Стива было трудное детство – мать-одиночка, денег не хватало, трудные времена…»

– Надо побольше разузнать об этом, – сказал Винс, останавливая запись. – Трудные времена и мать-одиночка – это уже кое-что.

– Мотивация для работы с ущербными женщинами, – заметил Гамильтон.

– Или нездоровое влечение к ущербным женщинам, – возразил Винс. – Среди нескольких хороших людей, которые идут в священники, нет-нет да и окажется один педофил. Покопайтесь в прошлом Моргана и Крейна.