Текст книги "Путь к океану"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Может, выслушаете теперь меня, – отодвигая руку элемы с мечом, подал голос Дэрлиан, – Я пришел сюда не только для того, чтобы вернуть себе Лиду. Вы все мне стали дороги, когда моя сущность была в образе Шерненса. Гервен по-прежнему мой друг, как и Викант, и все остальные. И сейчас не время для препирательств. Пока вы здесь отдыхали, я прятался в Ревет-Завер. Знаете, какая новость сейчас у всех на устах?

– Дэрлиан, не заставляй нас нервничать лишний раз, – не выдержала Велера, – Мы, вообще-то, не записывались в ряды охотников за сплетнями!

– Завтра официальное возведение Элаймуса Элистара на пост Сотворителя.

– Что?!

– Но как?

– Получается… О!

Нет, если я переживу эту ночь, значит, я бессмертная, точно. Бывший повелитель лекверов скривился, окончательно добивая всех одной единственной фразой:

– Вас всех приказано убить… И это, судя по всему, лишь первая попытка.

Глава 11. Львята.

Я бессмысленно взирала на далекий берег реки, заросший курчавыми кустами с крупными ярко-рыжими цветами, видными даже отсюда. Водоем был глубокий, но спокойный, так что как только мы подъехали к нему, немедленно было принято решение искупаться. Конечно, это не купание в настоящей ванне, но, въевшуюся за три дня путешествия, пыль мы все же смыли. Все это время я пребывала в каком-то странном состоянии, больше похожим на анабиоз. Ни лишних мыслей, ни каких-либо чувств, словно на меня надели слишком узкий костюм, и теперь я боялась пошевелиться, чтобы он не разошелся по швам. Причем, за полной моральной неподвижностью пришла и физическая. Движения стали медлительными, ноги и руки тяжелыми, а шея поворачивалась только в тех случаях, когда глаза уже не способны были больше скоситься в сторону. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться в тесной, темной пещере, в которую не проникал бы ни один звук. Друзья всячески старались меня расшевелить, втянуть с головой в деятельность. Что ж, я не противилась, привычно помогая ставить палатки, разжигать костер или готовить. Гервен действовал другими методами, стараясь меня поддеть или разозлить. Не злобно, скорее шутливо, а иногда снисходительно. Однако, ни его подколки, ни постоянные разговоры о ничего не значащих для меня мелочах, не могли вернуть меня к полноценной жизни. Будто мое сердце вырвали, а кровь заморозили прямо в сосудах, оставив замерзать оставшуюся плоть.

Меньше всего меня старался трогать Викант, и я была ему за это безмерно благодарна. Кажется, даже угроза скорой смерти не могла заставить меня снова смотреть на него. Чувство вины, смешанное с растерянностью сплавлялось в моих снах в жуткие картины, от которых поутру хотелось долгими часами кричать. Нет, теперь у меня не было не только кожи, я лишилась и последних мышц, и теперь во все стороны торчали нервы, пульсирующие болью. Самым страшным испытанием в эти дни стал взгляд Дэрлиана. К счастью, он большую часть времени был вне поля моего зрения. Стоило же ему появиться передо мной, как в груди начиналось невообразимое жжение, руки сами тянулись к тяжелым или режущим предметам, готовые нанести удар. Мне хотелось порвать его, растоптать, превратить его в кровавое месиво… или броситься на шею и врасти, подобно древесному корню в чернозем. От этих противоречивых желаний на глазах невольно выступали слезы. Будто во мне жило два человека с одним лицом: той, прошлой Лидой, обожавшей смеяться, Лидой из моего мира и угрюмой эивиной Мениас, которую снова обманули и заставили страдать. Первая рвалась к любимому, по-христиански прощая ему все грехи, а вторая неслась от Дэрлиана в противоположную сторону, пытаясь забыть его.

– Лида, можно с тобой поговорить, или ты все еще пребываешь отдельно от своего мозга? – Гервен. Я невольно улыбнулась, но не оттого, что мне стало легче или приятнее от его голоса. Скорее это была улыбка удивления. Так причудливо переплелись наши жизни, что из злейшего врага зеленоглазый леквер стал для меня (во всяком случае, на данный момент) лучшим другом. Он единственный не раздражал, не лил на оголенные нервы кислоту.

– О чем?

– Я тут подумал и решил, что надо посоветоваться с тобой.

– Да ну? – надо же, в кои-то веки кто-то снова смог преподнести сюрприз, – С чего это ко мне такое расположение. Уж не потому, что я вчера тебя в карты обыграла?

– Об этом, милая, у нас будет отдельный разговор. Нет, не по этому. У меня появилась одна идейка, настолько интересная, что только сумасшедший на нее согласится. Короче, шансы на то, что нас всех не перебьют, практически равны нулю. Мы ничего не теряем. Так?

– Гервен, ближе к телу.

– В общем, почему бы нам не поехать к узнающим, может, они нам помогут.

– Типа, попросить политического убежища?

– Скорее вооруженной поддержки, – довольно осклабился Элистар, – Одним убежищем тут не поможешь. Видимо, на сей раз, придется пользоваться излюбленным методом Велеры: бить врага по всем незащищенным местам.

– Он же твой дед, – не то чтобы я была против такого исхода, но спокойствие, с которым приятель говорил о нем, меня покоробило, – Неужели тебе не жалко его?

– А тебе жалко Дэрлиана? – вопросом на вопрос, и снова спазм по всему телу, – А он, в отличие от Элаймуса, хотел тебе только добра. Знаешь, в этой жизни ни кровные узы, ни узы брака не могут служить гарантией того, что тебя простят. Я знаю, о чем говорю. Может, это покажется тебе неправильным, но мне очень хочется стереть Элаймуса с лица мира. И отчасти из-за того, что он мой дед, а значит, и я могу оказаться таким, как он. Он причинил боль многим, как и я.

– Ты? Но кому ты сделал плохо? – уголки губ Элистара опустились, а в зеленых глазах появилось несвойственное лекверу выражение печали. Мне почудилось, что он источает ее, смешивая с моей, окутывая нас невидимым полем. Зеленоволосый явно почувствовал если не то же самое, то очень похожее, прижимая к себе.

– А ты?

– Я? Боги, Гервен, как можно обвинять тебя в том, что ты по-своему пытался меня спасти, научить, вразумить. Я до сих пор благодарна тебе, что ты в свое время заставлял меня бегать, поднимал до зари, впихивал без перерыва знания об этом мире. Да, у тебя, надо признать, своеобразные методы, но ведь они работают!

– У меня была возможность отправить тебя обратно…

И хорошо, что ты этого не сделал, – продолжила я, – Там не было ничего стоящего, ценного, кроме воспоминаний, ни друзей, ни развития, ни этого свежего воздуха, ни вас. Если это все твои злодеяния, то тебя можно к лику святых отнести.

– Не все. Я загубил всю свою семью. Поэтому то, что Руалла со мной разговаривает, уже является чудом.

– Гервен, я не заставляю тебя рассказывать… – попытка перебить его не увенчалась успехом. Парень покачал головой и продолжил:

– Мне надо выговориться. Пока я находился за гранью существования, у меня, можно сказать произошла перестановка приоритетов. Знаешь, когда ты слышишь только себя, свои мысли и чувства, а остальных слушаешь краем уха, каким бы ты ни был добрым и праведным, это не то. Совсем другое – слышать других, слушая себя постольку поскольку. Я слушал тебя, сестру, остальных, впитывал вашу боль, и понял, что я не один живу, радуюсь, борюсь. У других, оказывается, тоже есть мысли, причем весьма оригинальные, они талантливы, сметливы, и дышат, и едят, и могут побеждать или сдаваться. Мало поставить себя на чье-то место… Да, это помогает стать другим. Но это все равно, что прикинуть камзол на плечи: узнаешь, насколько он теплый, но никогда не поймешь, жмет ли он в талии или нет. Нет, для того, чтобы оценить и понять другого, надо стать им.

– Не у всех есть такая возможность, – не удержалась я от едкого замечания, – Люди не могут уходить из жизни, продолжая пребывать в ней хотя бы частично. Да и поставить себя на место кого-то бывает для них порой непосильной задачей. Обычно мы лишь приблизительно знаем, что камзол может не подойти к цвету брюк, не более.

– Вот поэтому я и не требую от тебя понимания и уж тем более, сочувствия, – язвительность вернулась обратно, да еще и с процентами в виде прищуренных глаз, – Ты мне нужна не более чем зеркало, перед которым можно покривляться в свое удовольствие.

Я только плечами пожала, первой усаживаясь на край отвесного берега. Гервен опустился чуть в стороне, откинувшись на траву и закинув руки за голову.

– Наверное, моя сестра упоминала о таком событии, как спор за Величественный парк. Так вот, этот самый парк не что иное, как территория моей матери. Точнее, бывшая территория. Моя мать погибла… я ее отравил.

– Что?

– Э нет, не надо сцен! Я любил ее больше всех на свете, она была не такая, как окружавшие меня тетки, дядьки и прочие отпрыски основателя рода Элистаров. Она принадлежала к совершенно другой породе, и моя сестра полностью пошла в нее. Семья всегда была дружной, в ней царила любовь и гармония. Отца я не помню, хотя он постоянно был с нами. Я видел его, следил за ним каждый день, но до сих пор не знаю, каким он был на самом деле. По крайней мере, при мне он часто бывал груб, не сдержан, строг, считая, что невозможно вырастить мужчины без подзатыльников и унижений. Я не собирался расстраивать ни его, ни мать. Несчастный случай… ты сейчас имеешь полное право мне не поверить. Но у меня и в мыслях не было стремления травить мать, я перепутал склянки. А знаешь, кто, действительно, подсунул яд на обеденный стол? Мой отец – Сакрел Элистар, такой же мерзавец, как я, как мой дед. Моей ошибкой стало не то, что я убил мать, моей вины тут нет. Но я испугался, что заберут отца, что его осудят, и стал одним из свидетелей, из тех двух лекверов, что поручались за него. Руалла все знала, и не простила меня.

– Но причем здесь парк?

– По завещанию он должен был отойти мне. Как ни странно, место не выбрало в свои новые владельцы ни меня, ни сестру. Тогда я был уверен, что поступаю правильно, говорил, что лучше присмотрю за Естерн-де-Кост, пытался своей заботой о землях матери искупить вину. Вместо этого, я порочил ее память в глазах Руаллы. Парк, в итоге, достался ей, и это меня взбесило. Моя беспомощность и понимание ошибки, потому что к тому времени я совершенно разочаровался в отце. Поэтому я тогда не отпустил тебя… ты была для меня тем гвоздем, который хоть на мгновение скрепил бы нас с сестрой. И я ненавидел тебя, потому что это был не тот гвоздь. Не забота о Руалле, не месяцы плача по матери, а человек, презренный, хрупкий человек. А уж когда я увидел тебя в платье мамы, меня аж перекосило от злости. Представь, что, допустим, рубашку, которую носил Дэрл, вдруг нацепил бы на себя какой-нибудь парень с улицы.

– Он немедленно вылетел бы вон… – почти не задумываясь, ответила я.

– То-то. А еще ты прокляла Кайрос, отвечала презрением, а мне все больше казалось, что это не ты, а сама мать явилась, чтобы меня наказать подобным отношением. Ну, о том, что я спасал тебя в качестве редкого индивида, я уже говорил. Так что…

– Ты редкая сволочь, Герв, – со смехом продолжила я. Зеленоглазый паршивец сначала покосился в мою сторону, а потом захохотал громче меня.

– Ладно, так все же что ты скажешь насчет моей дурацкой идеи? – отсмеявшись, вернулся к первоначальной теме парень.

– Не такая она и дурацкая, – я оглянулась, и тут же отвернулась. Прямо передо мной словно из ниоткуда (на самом деле из ближайших зарослей черемухи) появился Дэрлиан. С его появлением хрупкая оболочка нашего с Элистаром мирка с треском обрушилась, – Я уже подумал о таком варианте. Конечно, мы с Азули договорились, что после того, как она освободит меня от груза правления, мы никогда не увидимся. Но только при этом полагалось, что на моем месте в это время будет какой-нибудь смышленый молодой парень, а не твой, прости за грубость, сбрендивший дед.

– Можешь не извиняться, – махнул рукой Гервен, поднимаясь с изумрудной травы, на фоне которой его волосы практически терялись, – Думай я иначе, мне бы в голову вообще ничего подобного не пришло. Так что, ты с нами?

– Ну, Азули меня, конечно, не очень любит, за полторы тысячи лет мы с ней настолько приелись друг другу, что при встрече нас обоих тошнить начинает. Да только другого источника помощи я что-то не вижу. Так что, боюсь, придется Всевидящей немного потерпеть мое присутствие.

Я едва не ляпнула: "Значит, и мне тоже!". Но одного взгляда на бывшего Сотворителя хватило, чтобы промолчать. Ребята дружно развернулись в направлении лагеря и я последовала за ними.

– Эй, бросайте дела, идите сюда, – улыбка на устах Элистара никак не вязалась с его приказным тоном, – У нас тут пополнение произошло в виде родившегося плана.

– Какого еще плана? – недовольно разгибая спину, пробормотала рыжая леквер, – Светлейший, ну за что ты послал мне такого неуемного брата?

– За красивые глазки, – не удержалась я от ответа.

Руалла бросила на меня испепеляющий взгляд, но, к счастью, чей-то вовремя поставленный щит спас меня от участи головешки. Остальные друзья не спеша подходили к костру, над которым уже кипел какой-то диковинный суп. В отличие от меня, подруга отлично владела острыми предметами, а благодаря ценным рекомендациям Виканта стала с ними еще и превосходно готовить.

– И что ты нам выдашь, крашенный?

– Мы тут немного подумали, и решили, что надо нам двинуться в сторону Алекет-Невес. В конце концов, двух смертей не видать, а вторая над нами уже витает. Почему бы не попросить у узнающих помощи?

– Э нет, я к ним ни ногой, – решительно запротестовал Локмер, – Сам не поеду и невесту с сестрой не пущу. Может, это действительно наш последний шанс, но как подумаю о том, что они хотели с вами сделать, меня аж в дрожь бросает.

– Всегда знал, что ты у нас работник интеллектуального труда, – поддел свата Гервен. Даже он иногда не пренебрегал моими выражениями. А учитывая, что и адвокат был с ними знаком, они друг друга поняли.

– Ну, не всем же быть воинствующими и кровожадными.

– Да ладно, не обижайся. Мне же легче. Кто-то должен присмотреть за Кайросом. Раз сожгли Дом Виканта, они вполне способны и мой лес сравнять с землей. А мне мои елочки дороги. Уж если Лидка их в свое время не смогла превратить в пеньки, то другим я этого сделать точно не позволю. Тем более, что сейчас там все находится на этапе возрождения: деревья только-только начали пробиваться из зерен, трава покрывать голые полянки, а животные сбегаться на бывшие мертвые земли. К тому же тащить за собой всю ораву я не намерен. Если придется драться, хватит и двух отличных бойцов, а если убегать – лишние сопровождающие только помешают. Так что с нами отправляются только добровольцы.

– Прости Гервен, но на меня пока не рассчитывай, – с сожалением вздохнул Уварс, – Я и так из-за вас влип по самую макушку и отнюдь не в сахарный сироп. К тому же у меня тоже есть Дом со слугами, женой и дочкой. Не знаю, как им смотреть теперь в глаза, когда Алерга нет, но это не повод, чтобы не быть с ними рядом в тяжелое время. Если Элаймус доберется до нас с вами, он не пощадит и наши семьи.

– Конечно, капитан. Это правильно.

– Я очень сожалею… – в горле встал горький ком от воспоминаний. Уверена, что старый вояка не хотел мне напоминать о том, что я сделала, но от этого факта так просто не укроешься. Именно я виновата в том, что единственный сын Уварса вместе с товарищами навсегда покинул этот мир.

– Не стоит, девочка, – сдержанное похлопывание по плечу, – Я давно тебя простил.

– Хорошо, значит, вы едете к себе, Локмер с Руаллой и Вел отправляются в Кайрос, а мне что прикажете делать? – мгновенно сменив тему разговора, и тем самым прогнав непрошенные слезы, взбунтовалась Мэрке, – И не надейтесь, что я брошу мою спасительницу, после того, как она меня вытащила из плена. Хотите вы этого или нет, но я отправляюсь в Закрытый город. Возражения есть?

– Возражений нет, – дружно откликнулись мы с Гервом.

– Я поеду. У меня все равно нет Дома теперь.

– Но Викант, а как же твои отец и мать? – опешила я, – Неужели ты не боишься за них?

– Боюсь. Но моего отца могут защитить верные Дэрлиану гвардейцы, ни закон, ни традиционные права этого не запрещают. Что-что, а защита товарищей всегда считалась самым благородным делом. А если лекверы когда-либо сдружились, они остаются друзьями на все оставшиеся века. Зато тебя не убережет никто, если что-то произойдет.

– Ошибаешься, Медиас, – Дэрл едва заметно выступил вперед, – У Лиды всегда будет защита. Или ты считаешь, что я люблю ее меньше, чем ты?

Только этого мне не хватало! Хотя чего еще можно было ожидать в подобной ситуции? Наш любовный треугольник, из которого, видимо, лишь я вычеркивала одну сторону в лице темноволосого леквера, не был каким-то особенным. Теперь вот и сцены начались, вполне классические, из серии: "А я ее люблю больше! Сомневаешься? Тогда получишь по шее!". Именно третьей части я больше всего боялась, поэтому быстро скользнула между ребятами. Однако меня опередил Гервен:

– Тогда поедем вчетвером, – и на полтона тише, так что расслышала лишь я, потому что стояла совсем рядом с зеленоглазым, – Во всяком случае, пока вы будете выпендриваться друг перед другом, будет кому защитить этих двух ненормальных девиц.

Азули вернулась в Алекет-Невес победительницей. Теперь ей осталось убрать своего самого главного неприятеля из партии, словно битую карту. Но торопиться было некуда, в любом случае Элаймус никуда от нее не денется. Только настроение Всевидящей от этого не улучшилось. Ее жизнь, вместо того, чтобы становиться светлее, теряла всякий смысл. Как бы она ни ненавидела сестру, ее смерть отставила самое страшное впечатление в сердце Азули. Ни предательство Верхеты, ни все злые мысли самой андереты не смогли разорвать той связи, что тысячи лет была между ними. И теперь Всевидящая ходила по закрытому городу подобно черной тени, не зная, что делать. Она не добилась того, чего хотела, ни капли облегчения от мести. Только глухая тоска, что все так вышло.

И в этот вечер узнающая снова и снова перебирала в памяти все свои годы, пытаясь найти тот ключевой момент, когда из добродушной веселой человеческой девушки она стала беспощадной Всевидящей, негласной правительницей Алекет-Невеса и грозой всех лекверов. Время перевалило за полночь, а она все никак не могла уснуть. Глаза были совершенно сухими, но их непрестанно жгло, словно кто-то насыпал под веки соли. Наконец, когда солнце уже показалось из-за горизонта, Азули свернулась на своей просторной кровати калачиком и задремала. Первое время она могла еще различить отдельные звуки, доносившиеся с нижних этажей ее дома и со двора, но вскоре ее полностью поглотила чернота сна.

Этого Азули всегда боялась больше всего. Заснуть. Не просто прикорнуть, расслабиться, а полностью потонуть в горячей воде сна, в которой она отчетливо видела лица, места, судьбы.

Дар – это всегда проклятие, даже если на первых порах кажется благословением. Правда разрушительная сила его может проявиться по-разному. В одном случае ты медленно, но неукротимо начинаешь зависеть от него. Он мучает тебя, пожирает изнутри, словно страшный монстр, паразит, переросший хозяина и ищущий теперь выход. В другом случае ты сам бежишь от него, подобно зайцу, петляешь, путаешь след, но рано или поздно он настигает тебя, превращая в свое орудие.

И, кажется, на сей раз, Азули была поймана. Ей некуда было деваться, она могла только смотреть на залитую солнечным светом поляну, на деревья и едва тронутые листвой кусты. Перед глазами проплыли тени, послышался смех. Только в отличие от этих смеющихся теней, Всевидящая видела не только дорогу, но все то, что происходило за ней. И первая обратила внимание на грохот, доносящийся со стороны чащи. Тени торопливо обернулись, вынимая из-за спин мечи. "Поздно", – мелькнула мысль, и Азули, крича, проснулась.

Мы топали по лесу уже половину дня, а он все не кончался. Прощание не заняло много времени. Слуги провожали своего господина с такими похоронными лицами, словно отряжали в последний путь. К счастью, на их пристройку никто покушаться не стал, и люди обещали беречь оставшиеся от хозяйского дома развалины как зеницу ока. Я мрачно поглядывала то на одного леквера, то на другого, пытаясь придумать, как себя вести в ближайшее время. В большой компании я постоянно была окружена двумя-тремя собеседниками, а с отъездом основной части нашей неугомонной компании круг общения резко сужался до четырех лиц. Причем, двое из них косилились на меня, как на врага народа, а третий только и делал, что подкалывал. Так что хотела я или нет, мне придется несколько дней (и хорошо, если только дней!) разговаривать в основном с Мэрке.

К моей несказанной радости, оба бывших приятеля, стоило нам углубиться в лес по дороге на Алекет-Невес, перестали меня замечать напрочь, предпочтя моей скромной особе любование окружающим пейзажем. "Ну и черт с вами!", – решила я и сделала вид, что еду с ними бок о бок только потому, что тропа слишком узкая. Пейзаж и, правда, поражал своим разнообразием. До этого момента я думала, что ничего интересного в ельнике, как и в любом другом лесу просто не может быть. Трава, кусты, в крайнем случае, попадется на глаза гнездо или муравейник. Однако этот лес совершенно не вязалось с привычным обликом темного, неприветливого места. Здесь еще оставался кое-где снег, отчего-то абсолютно белый, словно только что выпавший, а между его бугорками расстилалось целое море. Казалось, мы с птицами движемся не по земле, а по поверхности неглубокой речки. На самом деле, все пространство между деревьями заняли небольшие голубые цветочки неизвестного мне растения, у которого кроме бледных цветоносов ничего не наблюдалось.

– Аквамарины, – нет, точно меня оставят заикой. Дэрлиан подкрался как всегда неслышно, поправляя застежку на ботинке, – Что-то вроде пролески в нашем мире, только относится совершенно к другому виду. У них ни луковиц нет, ни листьев до поры до времени. Только тонкие корешки да эти цветы. Правда красивые?

– Ну, – я неопределенно пожала плечами. Особой красоты я в них не видела. Каждый отдельный экземпляр был не больше спичечной головки, но малютки брали своим количеством, совершенно забивая другие растения.

– Понимаю, не впечатляют. Только смею тебя огорчить, здесь несколько иная природа. Например, в этом мире ты не встретишь жасмина, да и гвоздики здесь только декоративные. Зато много животных и растений, которых ты не видела.

– Угу. Дэрлиан, что ты от меня хочешь? – мой вопрос явно застал мужчину врасплох. Как и выражение лица. Собственно, а чего он еще ожидал?

– Я? – удивление.

– Ну, не я же! Я-то точно знаю, что мне надо, – вранье. Но это уже не важно, главное, чтобы он наконец-то понял, насколько достал меня своими выходками. Пусть не надеется, что я стану прежней замечательной Лидой, которая всем все прощает. Я злая, и память у меня хорошая.

– Я просто тебе про цветы хотел рассказать.

– Рассказал? – кивок. Я мысленно натянула темные очки на глаза, сделав вид, что сияющее солнце по имени Дэрлиан совершенно меня не волнует. Солнце ехидно хмыкнуло и начало жечь затылок.

– Рассказал. Только зря ты так… И дело не в том, что я тебя люблю. А то, что ты вместо того, чтобы раскрыться, все больше замыкаешься в себе, неправильно. И врать не надо.

– Я никому не вру, – сухо, будто вместо слов затвердевший хлеб, который срочно надо запить водой, чтобы не подавиться. Темные глаза попадают в полосу света, становясь тона на три светлее. Теперь они привычного коричневого цвета, лишенные всякой красноты. Как кофе с молоком или кора ближайшего дерева.

– А себе?

– Что ты имеешь в виду?

– Твою уверенность в том, что ты знаешь о своих желаниях. Если бы это было так, ты бы сейчас не обшаривала пустым взглядом лес, а твои брови не сходились бы к переносице. Лида, хочешь совет? Прежде чем обманывать словами, научись врать всем телом или хотя бы верь в свою ложь на все сто процентов.

– Слушай, Дэрл, я что-то не пойму, когда это ты психологом стал?

– Я просто прожил не тридцать лет, а полторы тысячи. А это, знаешь ли, учит многому. Знаешь, что мы в этой жизни делаем неправильно?

– Нет, – я не заметила, как мы с леквером оказались вдвоем в конце процессии. Лишь глаза опустила и едва не ойкнула: наши пальцы давно переплелись, привычно потянувшись друг к другу уже на уровне рефлекса. Вырывать руку было глупо, посему пришлось мысленно отругать себя за столь непростительную оплошность. Боги, ну почему вы создали людей такими дураками? Вместо того, чтобы устыдиться или разозлиться, я почувствовала, как от ладони вверх течет приятное тепло вперемешку с мурашками. Тьфу!

– Вот ни за что не догадаешься! – продолжил болтовню Дэрлиан. Внутри что-то перевернулось, окончательно сметая все тщательно построенные ограждения. Так, и кто тут говорил, что ему плевать на леквера? Что не может с ним рядом находиться? Что простить не может? Стоило ему улыбнуться, и этот кто-то начал улыбаться в ответ, – Даже до меня дошло едва ли не на девятой сотне.

– Видимо, сие откровение не каждому дано, – хмыкнула я, одновременно пытаясь обосновать тем самым свою улыбку. Леквер не стал меня разубеждать, зная, что это заранее гиблое дело.

– Возможно. Но ты ведь всегда была неглупой, может, у тебя есть какие-нибудь варианты?

– Наверное, мы не так зубы чистим. Да?

– Лидка, не паясничай!

– И в мыслях не было. Мне, действительно ничего путного на ум не приходит.

– Значит, сдаешься? – прищур, от которого хочется стать невидимкой. Я только кивнула в ответ. Честное слово, он смог меня заинтриговать. Решив, что меня уже давно прогнали по всем пунктам неофициальной проверки на остаточные чувства, а заодно на скорость мышления и актерские способности, я перестала сопротивляться надвигающейся волне удовольствия. Юная хохотушка Лидка окончательно взяла вверх над Лидией Мениас.

– Сдаюсь.

– Хорошо. То есть плохо, что ты так быстро сдалась, но я тебе объясню. Возможно, после этого ты станешь мыслить иначе.

– Тоже хочешь, чтобы я думала, как лекверы? – на этот раз мое раздражение было искренним. Такой подлости от самого близкого мне человека (то есть бывшего самого близкого леквера) я никак не ожидала.

– Нет, что ты. Ты – это ты. Мы – совершенно иные и не надо стремиться стать похожими на нас. Это глупо и неправильно. В данном случае речь идет не об особой логике или способности абстрагироваться от всего мира. Я предлагаю несколько подкорректировать твое мировоззрение. В общем, мы все: люди, лекверы, эльфы, дриады, гномы, джины, – все упускаем один момент в жизни. Представь себе прямую линию. Представила?

– Да.

– Отлично. А теперь выдели на ней отрезок, поставив на концах жирные точки. Сделала?

– А точки другим цветом ставить или карандашом обычным? – ответ был мне чрезвычайно важен. Дэрлиан привычно выслушал меня, даже не улыбнувшись. Да, я мыслю в цвете. Черно-белого для меня просто не существует. Мне никогда не снятся такие сны, я все пытаюсь связать с каким-то цветом или сочетанием цветов. Музыка, и та для меня имеет какой-то фон. Книжный образ ассоциируется с определенными оттенками. И мужчина это знал, принимая, как данность.

– Лучше карандашом. В принципе, это не важно. А теперь представь, что ты сейчас находишься в какой-то третьей точке этого отрезка. Так вот, это твой путь, часть жизни. Мы все обычно видим ближайшую к нам точку – конец отрезка. Это – наша цель, наше желание. Мы стремимся к точке, хотя видеть надо не только ее, но и ту часть бесконечной прямой, что за ней последует. Понимаешь меня?

– Наверное. Ты хочешь сказать, что люди и другие существа ставят перед собой какую-то задачу, и кроме нее ничего не видят, и потому, придя к ней, вдруг теряются, так?

– Точно. Это как путник в пустыне. Он хочет пить, видит оазис и спешит к нему. Не важно, как он будет двигаться дальше. Главное для него – вода. Допустим, он ее получает из чистого колодца, за пользование которым у него берут деньги. Путник платит, выпив все до капли. А дальше не знает, что ему делать. Мы видим расстояние от точки до точки, а оставшаяся прямая нас просто не интересует. Я не говорю о том, что прежде чем чего-то пожелать, надо ходить вокруг и около, долго все взвешивать. Нет. Но прежде всего надо правильно формулировать свое желание. Когда человеку плохо, он хочет покоя, а не напиться до потери сознания. И если он поймет это, до него дойдет и другое – то, что за первой попойкой последует вторая, а там и до алкоголизма не далеко. Так что…

– Погоди, что это за шум? – все время, пока Дэрл говорил, я вслушивалась только в его слова, почти не анализируя их смысл. Мне просто было радостно слышать его голос. Кажется, я настолько увлеклась, что уловила посторонний звук раньше остальных. Сначала казалось, что он похож на скрип перетираемых руках песчинок, затем звук начал преображаться, превращаясь в грохот и треск. Словно кто-то валил вдалеке деревья.

– Вы слышали? – к нам подлетел Викант. Увидел мою ладонь в руке Сотворителя, но даже не вздрогнул. Только глаза загорелись каким-то подозрительным огнем, очень нехорошим. Однако чувство надвигающейся опасности временно притупило в нем ревность и злость, так что жених первым достал меч.

– Как ты думаешь, что это может быть? – обеспокоено поинтересовался Дэрлиан. Гвардеец пожал плечами, на всякий случай, задвигая меня себе за спину.

– Надеюсь, что я ошибаюсь в своем предположении, – Гервен вынырнул буквально из ниоткуда. Да, с его шевелюрой только снайпером работать, от листвы не отличишь, – Но мне кажется, что сейчас на нас обрушиться большущий ураган.

– Но откуда? На небе ни облачка, а в воздухе нет никакого движения?

– Ничего, сейчас все будет, – "обнадежил" меня зеленоглазый. Мы быстро переглянулись, явно принимая одно и то же решение.

Я даже ойкнуть не успела, когда Дэрл подхватил меня на руки, первым устремляясь вперед через заросли какого-то колючего куста. Наверное, он был прав, потому что бежать с такой скоростью я просто физически не могла. Я помнила, как Элистар в свое время обгонял меня на тренировках, но даже представить не могла, что подобная скорость для него, как для меня неспешная трусца. Дэрлиан отстал от крашеного ненамного, легко лавируя среди веток. Ага, ему-то хорошо, а мне едва глаз сучком не выкололо! Конечно, ругаться по этому поводу сейчас было некогда, но вот остановимся – обязательно устрою скандал.

Наши птицы давно поднялись в воздух, не дожидаясь распоряжений. За них можно было не беспокоиться, а вот за себя еще стоило. Впереди показался просвет, и леквер ринулся туда, совершенно не задумываясь о том, куда попадет. Из леса мы выскочили почти одновременно: Гервен, хватаясь за правый бок, Дэрл и Викант. Я горошком скатилась с рук Сотворителя, продолжая движение вперед.