Текст книги "Путь к океану"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 9. Сцены у эшафота.

По мере нашего продвижения к столице, я начинала уважать себя все больше и больше. Так что, когда передо мной начали один за другим вырастать причудливые здания из всевозможные материалов, я решила, что важнее меня в этом мире существа нет. Друзья, сменяя друг друга, в красках и лицах описывали свои злоключения, начиная с того дня, когда меня оставили в «тылу врага», то есть в Доме Дапмара. Вначале я лишь кивала, полностью погруженная в свои невеселые мысли. Теперь передо мной стояла задача сопоставимая по сложности с разрезанием алмаза обычным ножом: держаться каждый миг дня и ночи, чтобы не выдать той боли, которая пришла взамен полыхающему внутри пламени любви к Дэрлу. Говорят, что невозможно пережить смерть одного и того же человека дважды. Мой случай ломал устоявшиеся стереотипы. Ну и пусть Сотворитель был не человеком, а леквером, зато ценнее его для меня никого не было.

После трех дней в глухом отчаянии, я не выдержала. Не потому, что боль стала сильнее, и не потому, что нервы натянулись до такого предела, за которым лежало сумасшествие. Нет, я просто уснула. Все трое суток я старательно боролась со сном, но в итоге он победил меня. В моем мире мне никогда не снились такие кошмары, от которых бы я просыпалась, кричала, ворочалась во сне. Они были всегда смутными, так что их даже частично не удавалось запомнить. Этот мир взял за проживание в нем слишком большую плату.

– Лида! – Викант изо всех сил пытается меня разбудить, но меня все еще продолжает нести по течению жуткого сновидения. Черно-белого, с кучей теней, скрипами и шелестом, похожего на старые фильмы ужасов. И лишь одним ярким пятном, которое и является самой неправильной, тревожащей частью сна.

– Дэрл! – я распахнула глаза, оказавшись почему-то сидящей на дощатом полу кибитки, в которую меня затолкали по старой привычке. Но только сейчас я была благодарна лекверам за это, иначе, спи я со всеми рядом, пришлось бы потом долго объяснять, почему я сжимаю голову руками и тихо поскуливаю. А так, видимо, разговор будет с минимальным числом действующих лиц. Жених осторожно набросил мне одеяло на плечи, привлекая к себе.

– Элаймус нам все рассказал, – тихо, но при этом каждый звук режет уши. Точнее не звук, а тот смысл, что скрывается за ним. Викант всегда умел подбирать слова и вовремя промолчать. Мне очень хочется, что бы и на этот раз он не пренебрег этой способностью, – Знаешь, впервые в жизни я чувствую себя слепым… Это же было так очевидно. Твое поведение резко изменилось после переговоров с ним. Но я думал, что дело во мне, ведь я фактически вынудил тебя стать моей невестой и все время давил на тебя, чтобы получить положительный ответ.

– Это не так, – всхлипнула я, – Уверяю тебя, что вынудить меня что-либо сделать почти невозможно. Тем более такими методами. Я сама согласилась стать твоей невестой, и до сих пор считаю, что это было самым правильным решением в моей биографии.

– Значит, дело полностью было в нем? Если бы ты не отправилась к Сотворителю, ты могла бы согласиться на брак со мной?

– Возможно, – не стала утверждать я, потому что сама толком не была ни в чем уверена. После того, как я побывала в Закрытом городе, на какое-то время мне стало казаться, что я готова стать женой советника. Если бы… к сожалению, или к счастью, у истории нет сослагательного наклонения, так же как и у Судьбы. Как и нет лучшего или худшего исходов, потому как осуществляется только один, – Ты простишь меня?

– За что? – искренне удивился Викант.

– Я ведь врала тебе, хуже того, держала в качестве запасного варианта, хотя стремилась к совершенно другому. Ты должен меня ненавидеть, во всяком случае, я бы не потерпела подобного унижения со стороны какой-то человеческой женщины, преступницы, убийцы, да еще и лгуньи. Я ведь воспользовалась тобой, Викант. Но теперь мне нечего скрывать. И, темный побери, я этому безумно рада… Так мне и надо…

– Ты знаешь, – парень сглотнул, словно хотел сказать что-то важное. Но стоило мне поднять на него глаза, как его лицо мгновенно расплылось в самой обаятельной улыбке.

Вы думаете, улыбок бывает всего две или три? Ошибаетесь, их столько, что и не перечесть. Есть улыбка, в которой концентрируется вся любовь, есть озорная, лукавая, брезгливая, насмешливая, презрительная, эта же была подобно той, с которой пытаются тяжело больному сказать о том, что он выживет. Точно выживет, ведь иначе быть не может. Обычно после такой улыбки, уже вне палаты несчастного, следуют истерики. Однако, именно в подобной улыбке и бывает больше всего нежности.

– Что? Викант, я прошу тебя скажи, что случилось? Почему у тебя взгляд загнанного в угол зайца?

– Тоже кошу на оба глаза? – парень едва заметно скривился, – Я просто хотел тебе сказать одну вещь, но боюсь, в таком состоянии ты ее не воспримешь должным образом.

– Это еще почему? – проснулся в глубине дух противоречия.

– Сегодня ты настроена на самобичевание. И я не хочу, чтобы дело дошло до настоящего членовредительства. О, Лида, не надо так на меня смотреть!

Гвардеец притворно закатил глаза, но я успела уловить, что этим жестом он пытается отвлечь внимание и от легкой хриплости голоса, выдававшей волнение, и от по-прежнему слишком болезненной улыбки. Странное дело, но с убийством Дэрлиана я, хоть и пребывала в унынии и почти полном оцепенении, но не упускала ни одну деталь.

– Нет уж, говори.

– Ладно. Несмотря на то, что ты настолько себя разлюбила, я не могу взять и в одночасье испепелить все светлое и замечательное, что есть у меня в сердце благодаря тебе. Какой бы сволочью ты не считала себя, мне нет никакой возможности отказаться от тебя.

– Все не так просто, – покачала я головой.

– Но что же на этот раз тебе мешает? Траур? Хорошо, я подожду хоть пять, хоть десять лет, хоть век, прежде чем рана от потери в твоем сердце затянется. Но ведь… прости меня за эти жестокие слова, его уже нет. Он не ушел, его сущность не заточена в артефакте, как в случае с Гервеном. Почему ты хочешь лишить себя последней возможности жить и дать мне право на счастье?

– Потому что с трупами Викант счастья нет. Наши воспоминания – это наркотик, и даже если ты считаешь, что излечился от зависимости, всегда есть риск рецидива. Некоторые вещи проходят незамеченными, они словно легкие прикосновения пера, а другие – удары кнута, после которых на спине остаются рубцы. Сколько бы ни прошло времени, он будет отражаться в моих глазах, и это отражение станет твоим проклятием. Зачем тебе испорченная вещь, обезображенная клеймом присутствия другого мужчины? Сломанная, да еще ни один раз, а дважды. Я-то с этим смогу жить, мне не привыкать. Но ты?

– Наше прошлое – это печать, ты права. Именно поэтому мне совершенно плевать, что у тебя там, за спиной. Потому что я сам на все оставшееся время до своего ухода или кончины обречен носить твою печать. Людям трудно забыть что-то, нам – еще тяжелее. И не надо принимать меня за маленького мальчика, мне уже больше тысячи лет. Думаешь, за этот срок в моей жизни ничего не произошло?

– Нет.

– Хорошо, тогда у меня второй вопрос: есть ли еще причины, чтобы из невесты переквалифицироваться в ранг жены? Твои, личные. Может, я тебе не нужен, или противен, или ты просто против брака, как такового? Я знаю несколько женщин, которые ненавидят даже это слово.

– Нет, – я пожала плечами. На самом деле мне было совершенно наплевать на свадьбу, на Виканта, на Герва. На все… Но есть такая гадость – время. И есть такая мерзость, как жизнь. Мерзость потому, что она может быть хорошей или дурной, проклятой или благословенной, но никто в здравом уме не откажется от нее. Даже самый нищий человек, которому порой нечегосъесть за весь день, даже больной, который совсем скоро сойдет в могилу. Говорят, деньги – это зло. И жизнь сродни им, она всегда слишком коротка (а денег всегда недостает), притягательна, как золотой слиток и чем дальше живешь, тем больше возрастает шанс на смерть. Время еще хуже, так как оно забирает все лучшее, светлое и доброе. Да и плохое тоже, не давая нам шанса до конца прочувствовать значимость наступившего момента.

И вот теперь мне придется хоть чем-то занять это время, и как-то научиться дальше жить. Возможно брак – это не такой уж и плохой вариант?

– Я не претендую на то, чтобы ты это сделала в ближайшее время, – попытался пойти на попятную друг, – Год, два… Ты же знаешь, я готов ждать.

– Викант, – странно, но ни высвобождаться из кольца его рук, ни отодвигаться, мне не хотелось. Мне было комфортно, просто и легко, даже облик Дэрлиана на какое-то время стал более расплывчатым, – Если это твое последнее слово…

– Да! – поспешно закивал советник.

– …то тебе дату и назначать. И все предсвадебные хлопоты тоже на тебе.

– Конечно! Что?

– Что слышал. Дважды повторять не буду. Только учти, у тебя не так много времени на раздумье. Я хочу узнать дату уже сразу после того, как мы спасем Алису. Понял?

– Лида, ты… такого ненормального существа прежде ни одна наука не наблюдала. Можно, я буду первым, кто тебя откроет для наших миров?

Пришлось заверить, что у парня есть полное право поступать так, как он сочтет нужным. Так или иначе, завтра мне будет некогда с ним толковать на эту тему. Мы уже успели заметить громадные полупрозрачные экраны с надписями, летающими по городу, похожие на отрезы разноцветной органзы. Подобные вещи лекверы сотворяли лишь в крайних случаях, чтобы донести каждому живущему в городе ценную информацию. В данном случае местные были приглашены на внеочередное развлечение, то есть на казнь Верхеты. Правда, никто не знал, что, кроме нее, еще и мы выступать будем. А то бы могли просто не дожить до этого "шоу".

Тепло, наконец-то, установилось в мире. И только постоянные тучи и почти не прекращающийся дождь мешали насладиться окружающей красотой. Ребята рассказали мне, что здесь не обошлось без хозяина города. Хотя в нем жило около тысячи лекверов, все же территория была не общественной, а принадлежала конкретному лицу. Именно оно и заставляло сейчас природу «проливать слезы по погибшему Сотворителю». Что ж, пусть хоть природа поплачет, раз я не могу. Воздух наполнялся первыми запахами, отличавшимися от уже надоевших: мороза, свежести и талой воды. Тонкие веточки деревьев начинали окутываться зеленовато-коричневой дымкой распускающихся почек, под ногами то и дело попадались мелкие цветочки, собранные в многочисленные зонтики. Порой этих цветочков было так много, что растение становилось похожим на клочок белоснежного облачка. Я не удержалась, надергав целый букет. Длинные упругие стебельки отлично подошли для того, чтобы сплести венок.

– Тебе очень идет, – похвалила меня Руалла, – Ты похожа на прислужницу Светлейшего.

– На кого? – не поняла я. Мне услужливо пояснили:

– Вы называете их ангелами, правда, совершенно напрасно. Уверяю тебя, эти существа могут как одарять живущих в этом и других мирах подарками, так и выжигать целые города. Наверное, ты знаешь, кто такой Светлейший?

– Ну, – пожала я плечами, – что-то упоминалось. Кажется это тот ненормальный, что открыл эту планету, так?

– Именно, – Руалла уселась рядом со мной на поваленный ствол дерева. Не было ни страха, ни нетерпения. Девушка уставилась на возвышающиеся здания и задумчиво изрекла, – Мой брат должен быть тебе благодарен до конца дней своих. Не знаю, смогла бы я также самоотверженно спасать такого гада, как он.

– Этот гад в свое время пытался спасти меня.

– Мы, Лида, еще большие эгоисты, чем вы. Он помогал тебе ради того, что бы ты вернула жемчужину, я рядом с тобой, чтобы брат снова был здесь. И только ты, единственная среди нашей компании, рискуешь собой для очистки собственной совести, для меня, для Виканта, для нас всех. Не думаю, чтобы тебя не согласились отпустить в твой мир. Ты официально оправдана, правительству от тебя ничего не нужно. У тебя есть право уйти.

– А еще у меня есть право остаться, – жестко отрезала я, – И я останусь, во всяком случае, до тех пор, пока мои друзья не будут в безопасности. Мне давно не нравится давать обещания, но одно из них я обязана выполнить. Гервен вернется в этот мир. И, вообще, не пора ли нам ужинать?

– Кто-то произнес заветное слово "ужин"? – за моей спиной раздался довольный голос Уварса. Мужчина был единственным, кто не скис, а по-прежнему мог шутить и смеяться. Остальные ребята, зная о том, что им вновь предстоит нелегкий поединок с судьбой и законами, от исхода которого может зависеть их жизнь, заметно приуныли. Отсюда и все разговоры о моем возвращении домой, о возможности повернуть, сделать очередной ход конем, в общем, о совершенно невероятных, но таких притягательных вещах. Не только в золотистых глазах Руаллы читалось отчаяние и усталость, даже вечно боевая Велера превратилась за последнюю неделю в тихую и послушную овечку. А для тех, кто знал ее характер, подобное поведение было явным поводом для беспокойства.

– Я произнесла, – пытаясь подавить раздражение на впавшую в депрессию рыжую леквер, улыбнулась я.

– Тебя там Викант звал. Сказал, что без твоей помощи он не сможет сделать ни одного блюда.

– А! – с серьезным видом вздохнула я, направляясь в сторону небольшого костерка.

Жених и, правда, отчего-то пыхтел и бегал вокруг раскаленного котелка, словно шаман, только вместо бубна в руках его находилось порядком обугленное полотенце. Гвардеец едва слышно ругался сквозь зубы, но, заметив меня, мгновенно перестал изображать обиженного ежа.

– Лида, спаси меня!

– О боги, что с тобой? Неужели на тебя напал котел, или морковка вдруг зубы отрастила и пытается тебя цапнуть?

– Не издевайся!

– А я и не издеваюсь. Просто не понимаю, от чего тебя надо спасать.

– От толпы недовольных дегустаторов пресных яств. Думаешь, наши приятели пожалеют меня, если им предложат несоленый суп или совершенно несладкую кашу? Уверяю тебя, рубиновые джины вместе с отрядом гномов и то будут выглядеть по сравнению с ними милыми и добродушными.

– Что от меня-то требуется?

– Творить, – Викант, наконец, остановился, уставившись мне прямо в глаза, – Соль, перец, сахар – все закончилось. Достать их мы тоже не можем. На время празднеств ни одна лавка работать не станет. А более грандиозного празднества, чем казнь преступницы, оставившей страну без правителя, просто и быть не может. В общем, только на тебя вся надежда.

– А Руалла? – не поняла я, – Разве она не Творец?

– Она всего лишь Вента, даже до кармариты не доросла.

– Ну, что такое вента я еще себе представляю. Это у вас практически то же самое, что и школьница старших классов. А второе слово мне совершенно неизвестно.

– А это, что первогодка в институте, – я едва не подпрыгнула. Элаймус снова чуть не напугал меня своим появлением, но показывать это желания не было. Плавали – знаем, то есть с его внуком уже опыта набрались. Стоит только дать слабину, как тебя сейчас же опустят до ранга червяка.

– Ну а почему вы меня-то позвали? Я ведь, можно сказать, вообще, лишь для первого класса школы гожусь. Или даже для детского сада.

– Ошибаешься, милочка. Твои способности – это не ограненный бриллиант чистой воды. Чтобы лекверу развить в себе подобное, ему надо около тысячи лет учебы. Не думаю, что моя внучка могла бы создать точную копию моей жемчужины или превратить Кайрос в ряды голых палок. Так что не сочтите за труд, сотворите для нас, ползающих у ног ваших, солонку и сахарницу, прекрасная эивина Лидия.

– Для вас все, что угодно, – обнажила я зубы. Затем отвернулась, привычно собирая между пальцев силу, пытаясь представить все до мельчайших деталей: цвет небольших емкостей для сахара и соли, их цвет, фактуру. Во рту стачало стало солоно, затем появился манящий сладковатый привкус, словно смесь крови и сущности леквера. Вкусы не смешивались, они существовали отдельно, но ощущались одновременно. Однако на этом все и кончилось. Руки так и остались холодны, никаких изменений, никакого движения, – Я не могу. Что-то произошло с моим даром…

– Значит, все-таки кинжал, – хмыкнул в ответ Элаймус. Мы с женихом одинаково непонимающе перевели на него взгляд, – Помнишь, мы с тобой обсуждали все возможные способы твоего восстановления после того, как Азули тебя последний раз чуть не убила?

– Да, ты что-то говорил о каком-то ножике-накопителе, – подумав, согласилась я. Казалось, тот разговор был тысячи лет назад. Во всяком случае, до той проклятой статьи.

– Кинжале-хранителе. Но это не важно. Главная его суть в том, что он действует только на лекверов, понимаешь, о чем я? Он может высосать любую сущность, но только одну. У нас в мире насчитывается несколько десятков разновидностей различных штуковин, подобных этому оружию. Часть из них создана еще предыдущей цивилизаций, некоторые сделаны нашими Творцами. Так вот, кинжал – это накопитель, причем очень слабый, зато редкий и простой в обращении. В истории известны случаи, когда его обладатели благодаря кинжалу пытались сделать себя сильнее в разы. Они воровали чужие сущности, вторым прикосновением втягивая их в себя.

– Но ведь чужую сущность нельзя перекачать просто так? Разве нет?

В свое время я ляпнула нечто такое, за что получила лишь презрительный хмык от Локмера.

– А вы не пробовали донорство учредить? Ну, там, перекачка этой вашей сути, все такое.

– Поменяться с кем-либо сущностью? Лида, это же все равно, что изменить человеку ДНК. Это уже будет не то существо, что прежде.

– Не в этом дело, – Викант ласково обнял меня, поясняя, – Сущность можно частично или полностью поменять. Но, в первом случае леквер станет зависить от того, кому он отдал свои суть. Станет чувствовать его острее, и может серьезно заболеть, если тот умрет. А если отдать всю сущность – она начнет превращать его в совершенно другое существо, строить его под себя. Но тогда, со смертью того, кто хранит твою суть, ты сам уйдешь из этого мира. Мы, Лида, являемся своеобразными трехкомпонентными системами, состоя из тела, сущности и нашей территории. Стоит одной части сломаться – рухнет вся система.

– Погоди, Элаймус, – я вдруг почувствовала, что дед Герва только что сообщил что-то важное. Только вот не сразу поняла, что, – Ты сказал, что нож действует только на лекверов… Но почему же он восстановил меня?

– А ты не догадываешься? – улыбка до ушей, – Нет, правда, никаких соображений?

– Эл, не томи! – мужчина перекосился. Совсем недавно я заметила, что когда его называют сокращенным именем, он начинает беситься, чем все теперь бессовестно пользовались, – Я – человек и всегда им была.

– Ошибаешься, ты уже почти восемь лет не являешься человеком.

– Генные мутации?! – не удержалась я скептического замечания.

– Значит, ты не читала записку Сотворителя. Что ж, странно.

– Какую еще записку? – продолжил за меня вытягивание информации из зеленоглазого надоеды мой жених. Видимо, поняв, что вдвоем мы страшная сила, тот сдался и даже ухмыляться перестал.

– Дэрлиан был отлично знаком как с Азули, так и с ее сестрой. Это остальные считали, что Всевидящая – единственная и неповторимая. Круг посвященных в тайну сестричек насчитывал единицы, а уж отличить их мог только сам Сотворитель, с его сущностью, способной перевоплощаться в кого угодно, это было легко. Верхета же часто была в Доме, пока ее милая родственница занималась делами где-нибудь в Закрытом городе или просто путешествовала. Ведь не все же девушке такого ранга в четырех стенах сидеть. Кстати, наш дорогой судья Анниморру тоже знал, что андерет две. И он совершенно не соврал на суде, когда сообщил, что Азули все время была в столице.

– Ты что, и это знаешь? – невольно восхитилась я.

– О, ты даже не знаешь, сколько всего хорошего мне известно. И если ты считаешь, что я все пять тысяч лет провел на одном месте, то глубоко ошибаешься. Друзья, Верхета, свои шпионы во всех частях Совета. А уж начальник Деас-дир-Реман, вообще, служил мне еще в годы моего правления. И на суде я был, правда, не среди гостей, а сидел в одной из потайных комнат. Знаю, подслушивать низко, подсматривать – тоже, но дело того стоило. Ладно, что-то я отвлекся. Так вот, однажды, когда Алиса замещала Всевидящую, она забрела в кабинет Дэрла. Не по злому умыслу, уж поверь мне, просто ей надо было развеяться. И увидела на столе папку. А в папке личное дело Дерсева, многоуважаемого мной Дапмара. И записка, лично тебе. Содержание записки настолько поразило ее, что она немедленно переписала ее содержимое и передала мне.

– Она все еще при тебе? – напряженно просипела я. Горло сдавил спазм, но мысли оставались по-прежнему ясными. Дело Дерсева я перечитывала не один раз, но ничего подобного там не видела. Или…

Сверток с кольцом, который я так безжалостно порвала. Теперь все события последних недель вставали на свои места, выстраивая достаточно интересную мозаику. Только еще несколько камушков-фактов не хватало для того, чтобы ее завершить, заполнить пустоту в центре, чтобы рисунок стал окончательно ясен.

– Не волнуйся, милочка, я и так помню ее наизусть. Пропустим лишние обороты, слезоизляиния и многочисленные признания в любви и перейдем сразу к сути. Дэрл хотел рассказать тебе одну очень важную вещь. Все те годы, что ты жила с ним, он менял твою душу на свою сущность, оставив только чуть-чуть, чтобы в любом случае, и ты и он остались живы. Предусмотрительный мальчик, смею заметить. Он хотел, растянуть срок твоей жизни с десяти отпущенных тебе болезнью лет до пары десятков, как минимум. Конечно, он не спас тебя полностью, но, думаю, еще пяток-другой подарил.

– А он? Получается, что он взял ее на себя…

– Погоди, что за болезнь? Чем Лида была больна?

– Туберкулез. Курить, детка, не надо было, – неожиданно хлестко выдал Элистар.

– Я ведь бросила, – неуверенно попыталась оправдаться я, – Господи, я же только два года назад это сделала. Он ведь все время говорил, убеждал, что это до добра не доведет. И тогда, на аудиенции, я не спросила, что за дрянь ко мне прицепилась… Он ведь мог погибнуть…О чем я говорю? Он и так умер.

– Если тебя это утешит, у нас нет подобных болезней. Ну, покашлял бы Сотворитель немного, потом его организм полностью справился бы и с этим. А вот ты бы скончалась в ближайшее время. С такими вещами шутить никак нельзя. И его сущность дала тебе возможность защититься тогда от джинов. А после того, как состоялась ваша помолка, – Элаймус обвел нас с Викантом выразительным взглядом, – ты отдала последнюю часть твоей души, став истинным леквером.

– Точнее, узнающей, только иного рода, – опустила я голову. Глупая, гордая дрянь. Если бы я тогда… но у судьбы нет сослагательного наклонения.

– Значит, когда Азули воспользовалась кинжалом, ее душа вернулась к Лиде, а сущность Сотворителя, вытесненная из тела… – начал Викант

– …ушла из мира вслед за своим хозяином, – нажимая на каждое слово, добавил зеленоглазый.

– Вытесненная?

– Душа человека больше, если можно так сказать, сущности леквера. К тому же она не может существовать рядом с чьей-то еще. У человека одна душа, и пока она находится рядом, он жив. В любом случае.

Начальник тюрьмы был настолько занят написанием отчета, что услышал лишь третий по счету стук в дверь, пропустив мимо ушей первые два. Стучали осторожно, так что он невольно напрягся. Свои бы парни так делать не стали, а просто-напросто вошли в кабинет. Но кому мог понадобиться уже даже не пожилой, а старый мужчина, тем более перед одним из ответственейших мероприятий? У Гиаловиста Карнета оставалось всего три часа до казни, которая, вне всякого сомнения, станет одним из самых ярких событий его карьеры.

– Войдите, – откладывая в сторону перо, инкрустированное изумрудами, все же разрешил леквер. В небольшую щелку немедленно втиснулась хрупкая девушка, кого-то ему смутно напомнившая. Что-что, а на память, тем более на зрительную, Гиаловист не жаловался никогда. На голове девушки красовалась изящная шапочка, а лицо буквально теряло свои очертания под толстым слоем всевозможной косметики.

"Фи, что за лекверы пошли? Словно говорящие попугаи с островов, да и мозгов у них не больше!" – раздраженно отметил начальник тюрьмы. Он не любил, когда его отрывали от работы, и уж тем более, не выносил, если это делал какой-нибудь работник прессы. А именно так и представилась гостья, присаживаясь напротив Карнета в глубокое кресло.

– Арлия Кветски, журналистка.

– По какому поводу вы решили заглянуть в столь мрачное и убогое место? – выдавил улыбку леквер. Девушка говорила с явным акцентом, пытаясь при этом выговаривать каждое слово, словно только недавно выучила родной язык, – Вы ведь не отсюда?

– Да, мои родители еще в раннем детстве отправили меня к бабушке. Она была странной старушкой, предпочитала жить в других мирах, здесь редко появлялась. Так что я практически выросла на чужбине.

– О, сочувствую. Это, наверное, жутко находиться вдалеке от своей территории. Но, приступим к делу. Все же не ответили на мой главный вопрос. Наверное, вам будет проще, если я буду говорить на священном?

– Конечно, – девушка кивнула, постукивая оточенными ноготками по столешнице, ответив сразу на два вопроса, – Я, как и все подданные нашего Сотворителя, скорблю о нем. И все же мне совершенно непонятны мотивы той… андереты, которая пошла на это чудовищное преступление. Мне, как леквер, и, прежде всего, как журналисту, хотелось бы самой выяснить причины, заставившие Верхету так поступить.

– То есть вы хотите сделать с ней интервью? – догадался мужчина, – Вы знаете, сейчас, я думаю, не самый подходящий момент для этого. Ее уже совсем скоро отправят на площадь, где отрубят голову. Не думаю, что узнающая сможет адекватно ответить на ваши вопросы.

– Но, лиовин Гиаловист, разве вы не понимаете, какой резонанс вызовет статья подобного содержания? Это же бомба, это настоящий пожар в умах и сердцах. Ведь тысячи подданных Дэрлиана места себе не находят, пытаясь найти ответ на вопрос: "За что?". За что убили их любимого повелителя, и хотят впредь не допустить повторения подобной трагедии. Разве в вас не кипит все от негодования к этой мерзавке?

– Да… – мужчина промокнул платочком глаза, – Я знал Дэрла еще совсем маленьким мальчиком, часто видел его играющим с детьми из ближайших к тюрьме домов. Помнится, он тогда каждый раз со мной здоровался. Такой замечательный леквер… и такой прекрасный правитель, талантливый, чуткий, внимательный ко всем народам. Конечно, не без греха. А уж в последние триста семьдесят лет он столько чудил! Не поверите, привез с Земли мебель, знаете все их безвкусные столы и жуткий текстиль, не годящийся даже для половых тряпок, и приказал всем этим оформить свою спальню!

– Триста семьдесят лет… – словно не слыша всего остального монолога, пробормотала Арлия. Лекверу снова показалось, что где-то он уже видел эти глаза, но упорно не мог вспомнить, где именно, – Ну, у сильных мира сего должно быть хоть какое-то развлечение. Возможно, он пытался лучше понять землян. Я, например, обожаю собирать обертки из-под конфет и шоколада.

– Ха-ха! – густой бас начальника тюрьмы взлетел под потолок, – Сравнили, эивина! Одно дело упаковки разные, которые везде найти можно, и совсем другое заставлять своих слуг часами разбираться в устройстве будильника. Эти глупые существа вечно придумают какую-нибудь очередную бесполезную вещь, а потом не знают, как от нее избавиться.

– Будильник? – удивилась журналистка. Видя, что она явно не понимает, о чем идет речь, Гиаловист пояснил:

– Это такие странные часы, которые начинают громко звонить, жуткой какофонией будя своего владельца. Кошмар, в общем!

– Это точно. Ну так вы дадите мне возможность побеседовать с Верхетой? Это очень важно для меня, прошу вас! В моих планах целая книга о нашем любимом Сотворителе. Я хочу написать о его привычках, о его детстве, о том, как он справлялся с различными проблемами в этом и других мирах. Мне он интересен не просто как главный леквер, символ нашего процветания, а как личность.

– Это похвально, – одобрительно кивнул начальник тюрьмы. Девушка начинала ему все больше нравиться. Он не любил пустых лекверов, готовых за новый титул или какое-то поощрение браться за любую работу. Газетчики казались ему сплошь такими. Они пытались из каждой пустяковой новости выжать как можно больше скандала, раздуть ее до небес, чтобы через неделю приняться за новую статью. И вдруг одна из представительниц поганого журналистского племени решила, действительно, сделать для памяти народа что-то ценное, – Раз вы так настаиваете, я позволю вам полчаса побеседовать с осужденной. Большего не просите, сами знаете, подготовка к казни – это не увеселительное мероприятие.

– Благодарю вас, лиовин! – с благодарностью взвизгнула леквер, – Вы настоящий друг!

– О, не стоит. Это пустяк. Книга будет, я надеюсь, толстой и содержательной?

– Не сомневайтесь, я постараюсь осветить все аспекты жизни Сотворителя. И обязательно напишу о тех, кто общался с ним, знал его лично.

– Даже так? – мужчина крякнул, и неуверенно предложил, – Может, я еще чем-то могу вам помочь?

– Наверное, – журналистка на мгновение задумалась и ответила, – Скажите, у вас нет его фотографий? Фотографий Дэрлиана?

Я не смогла удержаться. На самом деле от меня требовалось просто уговорить Гиаловиста разрешить беседу с Верхетой. Мы с ребятами решили, что лучше будет, если сама виновница всей этой суеты будет знать о том, что мы спешим ей на помощь. А то ведь, ненароком во время операции начнет сопротивляться! Да и лишние руки в комплекте с остальным телом, тем более, обладающим таким физическим потенциалом, всегда пригодятся. Особенно, если нам придется драться и убегать. А что-то мне подсказывало, что без этого не обойдется. Поэтому меня, как самую близко знакомую с сестрой Азули и как менее бросающуюся в глаза, послали к Карнету.

Удивительно, но при первом же взгляде на него я прониклась к этому лысоватому старичку симпатией. Он был настоящим душкой в своем разноцветном, уже потрепанном камзоле, с растрепавшимися остатками седых волос и прищуренными серыми глазами. Наверное, поэтому я и соврала про книгу, а после попросила показать снимки Дэрла. Это было очень глупо с моей стороны, и я это знала. Но когда Гиаловист упомянул, что знал его ребенком, меня неожиданно одолело любопытство. Я не видела прежде маленьких лекверов и, конечно же, даже приблизительно не могла представить, каким был Сотворитель эдак тысячу триста лет назад. Потом мне будет больно, очень. Придется снова стирать воспоминания, словно капельки чужого дыхания со стекла в автобусе. Но соблазн был так велик!

Начальник тюрьмы кивнул мне, поднялся со своего стула, разыскивая что-то на верхней полке старинного шкафа. И нашел. Большущий альбом покрытый сантиметровым слоем пыли. Леквер по-простому дунул на него, и сам же начал громко и тонко чихать. Я едва удержалась, чтобы не последовать его примеру, но ко мне, к счастью, дошел лишь самый краешек сероватого облачка.