Текст книги "Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм"

Автор книги: Танит Ли

Экономка больницы отказалась дать Зоре хороший фарфор, неохотно положив батат для подкупа зомби на исцарапанную тарелку из тыквы. Тарелка стояла на земле так, чтобы Фелиция могла до нее дотянуться. Главу за главой, батат за бататом Зора протягивала руку и подвигала тарелку чуть ближе к себе, чуть дальше от Фелиции. До сих пор Фелиция, похоже, не возражала.

Зора снова подвинула тарелку, пока Фелиция облизывала пальцы после съеденного батата. Фелиция потянулась к тарелке и замерла, поняв, что не может дотянуться. Она так и сидела, вытянув руку.

– Ннннн, ннннн, ннннн, – произнесла Фелиция.

Зора не шевелилась, придерживая фотоаппарат на коленях.

Фелиция скользнула к ней, все так же сидя на ягодицах, схватила два батата и решила съесть их там, где оказалась теперь, не возвращаясь обратно в тень, – на что и надеялась Зора. Она сделала несколько снимков на солнце, но, как увидела позже, ни один из них не смог проникнуть в тени под морщинистым лбом Фелиции, где прятались глаза пациентки.

– Зомби! – раздался дикий вопль. У старика на веранде начался припадок. Он брыкался и молотил во все стороны руками. Медсестра быстро толкала инвалидное кресло к двери. – Я их всех превратил в зомби! Зомби!

– Смотри на мое могущество, – сказал сумасшедший творец зомби, король Анри Кристоф.

Он подкручивал свои театральные усы и злобно-похотливо пялился на красивую юную – или моложавую – женщину-антрополога, бившуюся в путах из змеиной кожи. Широкое белое лицо короля и его слащавый акцент наводили на мысль о Будапеште. По его неспешному жесту легионы зомби, черных и белокожих, зашаркали вокруг утеса из папье-маше, гуськом стали подниматься по ступенькам к парапету из бальзы и перешагивать через него. Они падали вниз без единого звука. Листая блокнот своей пленницы, король неистово хохотал, а потом заявил:

– А я и не знал, что ты такое написала! Да, это хорошо!

Позади него зомби падали вниз, как кегли, их тени в стиле немецкого экспрессионизма скользили по лицу безумного короля, напыщенно читавшего вслух отрывок из «Имитации жизни».

Зора проснулась в холодном поту.

Дождь все еще лил сплошным потоком, грохотал по шиферу крыши, как ритуальная барабанная дробь. Рукопись, казавшаяся в темноте белым пятном, медленно скользила по столу. Зора смотрела, как рукопись доползла до края стола и разлетелась по полу со звуком, подобным порыву ветра. Значит, игуана опять до нее добралась. Она просто обожала возиться с Зориной рукописью. Нужно забрать ее с собой в Нью-Йорк и устроить на работу в цирк мистера Липпинкотта. Зора различила в грохочущей тьме очертания сжавшейся криволапой игуаны и замерла, не зная точно, бросаются ли игуаны, как далеко и зачем.

Постепенно Зора расслышала еще один звук помимо дождя: кто-то плакал.

Она включила прикроватный светильник, нашарила ногами тапочки и потянулась за халатом. Потряхивая головой, чтобы разогнать ночные наваждения, затягивая поясок от халата и позевывая, Зора вышла в коридор и едва не наступила на проклятую игуану, удиравшую от нее, клац-клац-клацая когтями по половицам. Зора стянула с левой ноги тапочку, взяла ее за носок, как оружие, хотя и ненадежное, и вошла вслед за игуаной в большую комнату. Экономка Люсиль лежала на диване и плакала, обеими руками прижимая к лицу носовой платок. Над ее головой было распахнуто окно, ветер раздувал занавески. Игуана вскарабкалась вверх по спинке дивана и выскочила в окно, под шипящий дождь. Люсиль не заметила ее, но вздрогнула и села прямо, когда Зора подошла к ней близко.

– Ах, мисс! Как вы меня напугали! Я думала, это Красная Секта!

А, да, Красная Секта. Таинственные невидимые каннибалы, обитающие в горах; их далекие ночные барабаны слышны только обреченным, а жажда крови делает их клан похожим на совет инспекторов в колледже Бетьюн; [23]23
  Экономический колледж в Дайтона Бич, Флорида.


[Закрыть]самый любимый ночной кошмар Люсиль. У Зоры никогда раньше не было экономок, она в них и не нуждалась, но Люсиль «прилагалась к дому», как выразился агент. Все шло в одной упаковке: вид на горы, паранойя по поводу Красной Секты, жара и холодные, проворные игуаны.

– Люсиль, дорогая, что случилось? Почему ты плачешь?

Новый взрыв рыданий.

– Это все мой неверный муж, мадам! Мой Этьен. Он бросил меня… ради Эрзули! – Люсиль буквально выплюнула это имя – так оскорбленная женщина в Итонвилле выплюнула бы бесславное имя мисс Дельфини.

Зора только однажды обратила внимание на Этьена, когда он, раскрасневшийся, без шляпы, явился к задней двери, чтобы похвалиться роскошной добычей. Этьен ухмылялся так же широко, как и мертвый кайман, которого он держал за хвост. Чтобы порадовать хихикающую жену, он повязал на шею этому созданию розовую ленточку, и Зора тогда решила, что Люсиль счастлива не больше и не меньше остальных.

– Ну будет, будет. Иди к Зоре. Ну-ка, высморкайся. Вот, уже лучше. Если не хочешь, можешь больше ничего не рассказывать. Кто такая Эрзули?

На Гаити Зора много слышала об Эрзули, всегда от женщин, и говорили они тоном, полным негодования и восхищения. Зоре очень хотелось узнать больше.

– О, мадам, это ужасная женщина! Она получает любого мужчину, какого захочет, всех мужчин и… и даже некоторых женщин! – Это последнее было произнесено с благоговением. – На Гаити ни один дом не защищен от нее. Сначала она приходила к моему Этьену в снах, дразнила его, он кричал и изливался на простыни. Потом она стала мучить его и когда он не спал, раздражала, подстраивала неудачи, и он все время злился на себя и на меня. И тогда я отправила его к унгану, и унган сказал: «Зачем ты спрашиваешь меня, в чем дело? Любой ребенок скажет тебе правду: ты выбран в супруги Эрзули». И он обнял моего Этьена и сказал: «Сын мой, твоя постель из всех других постелей теперь будет предметом зависти всех мужчин». Ах, мадам, религия такая трудная вещь для женщин!

Пытаясь утешить всхлипывающую женщину, Зора испытывала угрызения писательской совести. С одной стороны, она искренне хотела помочь, но с другой – все это было таким материалом!

– Когда Эрзули захочет, она принимает такое обличье, о каком мужчина мечтает больше всего на свете, чтобы заездить его и высушить, как бобовую шелуху, чтобы украсть у женщины ее утешение. О, мадам! Мой Этьен не приходил ко мне на ложе уже… уже двенадцать ночей! – Люсиль рухнула на диван, охваченная новым приступом горя, засунула голову под подушку и начала икать.

«Целых двенадцать ночей… Ну и ну», – думала Зора, занимаясь невеселыми подсчетами, но вслух ничего не сказала. Она лишь похлопывала Люсиль по плечу и ласково ворковала.

Позже, поджаривая яйцо для удрученной, с покрасневшими глазами экономки, Зора попыталась сменить тему.

– Люсиль! Мне кажется, позавчера, когда почтальон раздавил петуха, ты сказала что-то вроде: «А, зомби сегодня хорошенько поужинают!»

– Да, мадам, думаю, я это сказала.

– А на той неделе, когда ты заметила большую паутину сразу после того, как убрала на место стремянку, ты сказала: «А бо бо, сегодня зомби задали мне лишнюю работу». Люсиль, когда ты это говоришь, что ты имеешь в виду? О каких зомби идет речь?

– Ой, мадам, так просто говорится, когда всякие мелочи не идут на лад. «Ох, молоко прокисло, потому что зомби сунул в него ногу», – и все такое. Моя мать всегда так говорит, и ее мать тоже говорила.

Вскоре Люсиль уже весело щебетала, рассказывая про маленьких девочек кофейного цвета и ритуальные купания в Со д’О. Зора делала записи в блокноте, пила кофе, и все шло прекрасно. А бо бо!

До восхода солнца оставалась еще пара часов, как вдруг Люсиль оборвала свое щебетание на полуслове. Зора подняла взгляд и увидела, что Люсиль застыла в ужасе, широко раскрыв глаза и посерев лицом.

– Мадам… Слушайте!

– Люсиль, я ничего не слышу, кроме стука дождя по крыше.

– Но, мадам, – прошептала Люсиль, – дождь уже закончился!..

Зора положила карандаш и подошла к окну. С карнизов и деревьев срывались лишь отдельные капли. Где-то далеко в горах кто-то бил в барабаны – десять барабанов, сто, кто знает? Звук походил на монотонный гром – он не приближался, но и не затухал.

Зора захлопнула ставни и заперла их на защелки, а потом с улыбкой повернулась к Люсиль.

– Голубушка, да это просто мужчины шумят в ночи, так же как у нас они шумно хвастаются на крыльце лавки Джо Кларка. Ты хочешь сказать, я никогда не рассказывала тебе, как ведут себя мужчины там, у меня дома? Разбей-ка для нас еще одно яйцо, Силь, милая, и я тебе тоже кое о чем порассказываю.

П/я 128-В

Порт-о-Пренс, Гаити

20 ноября 1936 г.

Д-ру Генри Аллену Мо, секретарю.

Мемориальный фонд Джона Саймона Гугенхейма

551, 5-я авеню

Нью-Йорк

Дорогой доктор Мо,

С сожалением сообщаю: невзирая на то что я бесконечно стучала и звонила в самые разные двери и вздымала пыль многих дорог, я так и не нашла родственников этой несчастной женщины, Феликс-Ментор. Она столь же знаменита, сколь и никому неизвестна. Все о ней слышали; все знают или думают, что знают, краткое, в несколько предложений, описание ее «истории». Очень многие выдумывают о ней разные сказки, однако дальше дело не идет. Она своего рода гаитянская Гарбо. Я бы решила, что это выдуманная личность, если бы не видела ее своими глазами и не сфотографировала ее в доказательство – чего? Фотография Эмпайр-стейт-билдинга тоже доказательство, только чего именно? Это решать зрителю.

Меня, разумеется, повеселило, как и вас, когда я услышала от некоторых наших друзей и коллег на Гаити, что их тревожит бедняжка Зора. Она как будто «отуземилась», выбросила свой диплом с отличием, отказалась от трейлера для путешествий, Джесса Оуэна и прочих достижений своей родины, чтобы разрывать на куски цыплят и стать посвященной в тайны Красной Секты. Бог свидетель, доктор Мо, я провела двадцать с лишним лет на юге Соединенных Штатов, под пристальным взором Первой Абиссинской Македонской Африканской Методистской Епископальной Пресвитерианской Пятидесятницкой Свободной Воли Баптистской Ассамблеи Господа Иисуса Христа, вместе со Следующими за Знаками его преподобием, матерью и священником. Все они были так исполнены духа, что выглядели, как смерть, питающаяся одними галетами, но за все это время я и близко не подошла к принятию христианства. Разумеется, я не подхвачу местную болезнь за какие-то шесть месяцев, проведенных на Гаити…

Обязательства, путешествия и болезнь: «Может, у вас несварение?» – «Благодарю, доктор Легрос», – в течение нескольких недель не давали Зоре возможности попасть в больницу в Гонаиве. Когда она наконец-то вернулась, то вышла на веранду и увидела во дворе Фелицию. Та стояла, как и прежде, в полном одиночестве, лицом к высокой стене. Сегодня Фелиция решила встать на единственном клочке зеленой травы – кусочке мягкого дерна диаметром с пасхальную шляпу. Зора неожиданно для себя обрадовалась ей, словно доброй подруге.

Чтобы спуститься по ступенькам, Зоре пришлось пройти мимо сумасшедшего старика в инвалидном кресле. Сиделки рядом с ним сегодня не было. Несмотря на его впалые щеки, поблекшие глаза и редкие пучки седых волос на голове, Зора поняла, что в молодости он был очень хорош собой. Приблизившись, она улыбнулась ему.

Он заморгал и сказал задумчивым голосом:

– Скоро я стану зомби.

Зора остановилась.

– Прошу прощения?

– Смерть пришла за мной много лет назад, – заговорил старик, и глаза его заблестели, – но я сказал: нет-нет, возьми вместо меня жену. И отдал ее, чтобы она стала зомби. И знаете, я выиграл так пять лет. Отличная сделка. Через пять лет я отдал старшего сына. Потом дочь. Потом самого младшего. И теперь еще много любимых людей превратились в зомби, все до единого. Никого не осталось. Никого, кроме меня. – Пальцы старика теребили покрывало, укрывавшее его ноги. Он оглядел двор. – Скоро я стану зомби, – повторил старик и заплакал.

Зора встряхнула головой и сошла по ступенькам. Подходить к Фелиции сзади, как сказал в тот первый день доктор Легрос, было делом непростым. Надо действовать достаточно громко, чтобы она тебя услышала, но при этом достаточно тихо, чтобы не испугать ее.

– Привет, Фелиция, – произнесла Зора.

Сгорбленная фигура не шелохнулась. Зора, расхрабрившаяся за долгое отсутствие, снова окликнула ее по имени, протянула руку и осторожно тронула Фелицию за плечо. Едва она это сделала, по руке, по спине и дальше в ноги побежали покалывание и дрожь. Не оборачиваясь, Фелиция распрямилась, развернула плечи, вытянула шею и заговорила:

– Зора, друг мой!

Фелиция обернулась и оказалась вовсе не Фелицией, а высокой красивой женщиной в коротком белом халатике. Фрейда! Она заметила выражение Зориного лица и расхохоталась.

– Разве я не сказала, что ты меня найдешь? Может, ты не узнаешь свою подругу Фрейду?

Зора вновь обрела дыхание.

– Узнаю, – парировала она, – и понимаю, что это жестокая шутка. Где Фелиция? Что ты с ней сделала?

– Ты о чем? Фелиция не принадлежит мне, чтобы подарить ее тебе или забрать отсюда. Никто никому не принадлежит.

– Почему Фелиции нет во дворе? Она что, заболела? И почему здесь ты? Тоже заболела?

Фрейда вздохнула:

– Как много вопросов! Вот так и пишутся книги? Глупышка, если бы Фелиция не была больна, она бы сюда вообще не попала. Кроме того… – Фрейда вновь расправила плечи. – Почему тебя так волнует эта… бессильная женщина? Женщина, позволившая мужчине сбить с пути свою душу – как голодный кот возле бочонка угрей? – Фрейда подошла ближе, дневной зной сгущался вокруг них. – Расскажи свою книгу женщине, у которой есть сила. Расскажи свою книгу мне, – прошептала она. – Расскажи мне о похоронах мула, и о вздымающихся водах, и о жужжащем грушевом дереве, и о тайном вздохе юной Джейни…

У Зоры в голове одновременно возникли две мысли, словно переплелись стон и вдох: «Изыди из моей книги!» – и: «Господи, да она ревнует!»

– К чему суетиться? – огрызнулась Зора, вспыхнув гневом. – Тебе не кажется, что ты знаешь мою книгу наизусть? И кроме того, – продолжала она, шагнув вперед и оказавшись нос к носу с Фрейдой, – есть и другие силы, отличные от твоих.

Фрейда зашипела и отпрянула назад, словно ошпаренная раскаленным жиром.

Зора вздернула повыше нос и беспечно добавила:

– И чтоб ты знала, Фелиция тоже писательница.

Фрейда сжала губы в тонкую нить, развернулась и устремилась к больнице, перебирая под халатиком длинными сильными ногами. Не задумываясь, Зора шагнула следом и догнала Фрейду.

– Если хочешь знать, – сказала Фрейда, – твоя подруга-писательница теперь находится на попечении семьи. За ней приезжал сын. И как, это очень выдающееся событие? Может, сын должен был уведомить тебя, хм? – Она подмигнула Зоре. – Он вполне мускулистый молодой человек, и ему нравятся женщины постарше. Или намного старше. Могу показать, где он живет. Я бывала там чаще, чем ему известно.

– Как сильно ты зависишь, – произнесла Зора, – от мужчин.

Едва Фрейда вступила на веранду, как старик в инвалидной коляске сжался и застонал.

– Ш-ш-ш, дитя, – сказала Фрейда, вытащила из кармана шапочку медсестры и водрузила ее на свои каштановые волосы.

– Не дайте ей забрать меня! – завыл старик. – Она превратит меня в зомби! Превратит! В зомби!

– Фи! – сказала Фрейда, подняла босую ногу и толкнула инвалидное кресло на фут вперед – под ним на плитках стояли удобные белые туфли. Фрейда всунула в них ноги и развернула кресло.

– Вот ваш бокор, мисс Херстон. Зачем мне нужны холодные руки зомби? Au revoir, мисс Херстон, Зора. Не ограничивайте свой кругозор. Вы найдете в моей стране еще многое, о чем можно написать. Я надеюсь.

Зора стояла внизу, у ступенек, глядя, как Фрейда увозит старика прочь по неровным плиткам веранды.

– Эрзули, – произнесла Зора.

Женщина остановилась. Не оборачиваясь, она спросила:

– Как ты меня назвала?

– Твоим настоящим именем, и говорю тебе: если ты не оставишь в покое Этьена, мужа Люсиль, чтобы эти двое могли сами проложить себе путь в преисподнюю, то я… да, я вообще забуду о тебе, и ты никогда не появишься в моей книге!

Фрейда залилась смехом. Старик обмяк в своем кресле. Смех оборвался, словно выключилось радио, и Фрейда, внезапно помрачнев, посмотрела вниз.

– Они не выдерживают долго, правда? – пробормотала она и ткнула старика в затылок указательным пальцем. – Очаровательные бедняжки. – Вздохнув, она повернулась к Зоре, с откровенным одобрением оглядела ее и пожала плечами.

– Ты сумасшедшая, – сказала она, – но честная.

Фрейда попятилась к двери, открыла ее спиной и закатила мертвого старика внутрь.

Маршрутный автобус, как всегда, опаздывал, и Зора, не в силах усидеть на месте, пошла пешком. Пока дорога идет вниз под горку, а солнце остается над горой, решила она, заблудиться невозможно. Шагая по живописной местности, Зора пела, собирала цветы и работала над своей книгой наиприятнейшим из всех известных ей способов – мысленно, без бумаги и даже без слов, пока еще без. Зора наслаждалась предупреждающими знаками у каждого поворота: «La route tue et blesse», или, дословно: «Дорога убивает и ранит».

Интересно, думала Зора, каково это – идти по дороге нагишом, как Фелиция Феликс-Ментор. И уже решала, не провести ли такой эксперимент, как вдруг сообразила, что наступила ночь. (А где же автобус и остальные машины, и почему дорога сделалась такой узкой?) И если сбросить одежду, то платье, и сорочка, и туфли составят ужасно большую охапку. Единственный разумный способ нести одежду – это, на самом-то деле, надеть ее на себя. Рассуждая так, Зора, с трудом ступая стертыми ногами, завернула за крутой поворот и почти столкнулась с несколькими дюжинами фигур в красном, идущих ей навстречу. На головах у них были капюшоны, несколько человек держали факелы, у каждого был барабан, а один вел на веревке большого, свирепого на вид пса.

– Кто идет? – спросил низкий мужской голос.

Зора не могла понять, кто из спрятавшихся под капюшонами задал вопрос – и говорил ли вообще хоть кто-нибудь из них.

– А кто хочет это знать? – откликнулась она.

Капюшоны переглянулись. Не говоря ни слова, несколько из них засунули руки под балахоны. Один вытащил меч. Еще один вытащил мачете. Тот, с собакой, вытащил пистолет, опустился на колени и пробормотал что-то псу на ухо. Одной рукой он почесывал пса между лопатками, а другой ласково гладил его по голове сверкающим в лунном свете дулом. Зора слышала, как стучит и шелестит собачий хвост, виляющий в листве.

– Скажи пароль, – произнес голос, кажется принадлежавший тому, с мечом, потому что он для пущего эффекта указал на Зору. – Говори, женщина, или ты умрешь, а мы попируем тобой.

– Она не знает пароля, – сказал женский голос, – разве что она тоже разговаривала с мертвыми. Давайте съедим ее.

И внезапно – так же отчетливо, как она знала все в старом мире, – Зора поняла, как звучит пароль. Его дала ей Фелиция Феликс-Ментор. Mi haut, mi bas. Наполовину высокий, наполовину низкий. Можно сказать его прямо сейчас. Но она этого не сделает. Она будет верить в зомби, совсем чуть-чуть, и в Эрзули – может быть, немного больше. Но в Красную Секту, в связанное кровавой клятвой сообщество мужчин, она верить не будет. И Зора шагнула вперед, легко, добровольно, и фигуры в красных балахонах не двигались, пока она шла среди них. Пес заскулил. Зора спустилась вниз с холма. Позади не было слышно ничего, кроме лягушачьего хора. За следующим поворотом она увидела отдаленные огни Порт-о-Пренса, а намного ближе – маршрутный автобус, стоявший перед лавкой. Зора засмеялась и повесила свою шляпу на предупреждающий знак. Между ней и автобусом пролегала освещенная лунным светом дорога, усеянная крохотными лягушками. Они отличались от камешков и кусочков коры лишь тем, что прыгали, тем, что у них были какие-то дела.

А бо бо!

Она призвала свою душу прийти и посмотреть.

Теодора Госс
Подменыш

Поэзия и рассказы Теодоры Госс публиковались на страница «Polyphony», «Realms of Fantasy», «Strange Horizons», «Lady Churchill’s Rosebud Wristlet». Она также редактор сетевой поэтической антологии «Фантастика и ужасы.», посвященной произведениям о сверхъестественном, удивительных приключениях и фантастических краях – от Средних веков до наших дней. Первый сборник автора готовится к печати в издательстве «Prime Books». Теодора Госс живет в Бостоне с мужем Кендриком, ученым и художником, и дочерью Офелией в доме, полном книжек и кошек. Стихотворение« Подменыш» было впервые опубликовано в сборнике «Роза с двенадцатью лепестками и другие истории» («The Rose in Twelve Petals and Other Stories»).

 
Что делать с ним?
Он в школу в куртке кожаной ходил,
Щипал монашек и тайком курил,
Пожарных как-то вызвал раз он в шутку.
Домой засадят – в этом промежутке
Не видел наказанья: все, бывало,
То корабли, то гонки рисовал он.
Любил ракеты и автомобили (Все быстрое). Подвал, где хлам хранили,
Темницы, башни, тюрьмы, казематы
(Все тайное). И как пищат мышата
Да хомячки. Нет-нет, не обижал их,
Не мучил, но случалось, что визжали
Девчонки в классе: пустит мышь на парту,
В портфель, за шиворот. Еще любил он карты
Пропавших экспедиций, и читал он,
Как сделать бомбу, в скаутских журналах,
Съедобные грибы от ядовитых
Как отличить.
Ну что ж, ему скажи ты —
Мол, кукла он из перышек и прутьев.
Он ухмыльнется, будто скверно шутит.
Что делать с ним? Подменыш, убирайся,
Туда, откуда взялся, возвращайся.
Ухмылка. Обрюхатит твою дочь
И дом твой подожжет он в ту же ночь.