Текст книги "Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм"

Автор книги: Танит Ли

Джин Эстив
Ледяной дом

Джин Эстив, поэтесса и художница, живет на Орегонском побережье. Ее стихотворение «Я буду добра» («I Will be Kind») публиковалось в «Square Lake», а «Ледяной дом» – в «The Harvard Review».

 
Волк выходил из чащи,
Гусь слетал с поднебесья,
И оба предупреждали:
«Ты дом изо льда не строй».
Но я не вняла совету,
Не снизошла до ответа.
С крыльца ледяного кличу:
«Где Джонни, любимый мой?»
 
 
Прозрачные крепки окна,
Надежны толстые стены,
В жилище сверкающем новом
Спокойно во тьме ночной:
Сюда не проникнуть вору.
Да только мне плакать впору,
Ведь где-то далеко бродит
Джонни любимый мой.
 
 
Я свыклась с холодной постелью
И вместо огня – метелью
В нетопленой печки зеве,
И мил мне кров ледяной.
Уж снег на губах не тает
И жизнь меня покидает,
Но все-то ко мне не приходит
Джонни – любимый мой.
 

Стивен Галлахер
Мера пресечения

Стивен Галлахер, британский писатель, в первую очередь известен как создатель напряженных романов ужасов. «The Independent» отзывается о нем как о «самом утонченном авторе популярной прозы со времен Ле Карре».

Его работы публиковались в «Weird Tales», «The Magazine of Fantasy & Scince Fiction», антологиях «Shadows», «Best New Horror», «The Year’s Best Fantasy and Horror» и «Best Short Stories»; его множество раз номинировали на награды в этом жанре, а по результатам опроса читателей он дважды избирался «Паникером Года».

Среди его романов можно назвать «Красный, красный дрозд» («Red, Red Robin»), «Плавучий дом» («The Boat House»), «Лощина огней» («Valley of Lights»), «Дождь» («Rain»), «Кошмарный сон с ангелом» («Nightmare, with Angel»). Его первый сборник рассказов, «Лишившийся рассудка» («Out of His Mind»), вышел в 2004 году, а новый роман Галлахера, «Спиритическая шкатулка» («The Spirit Box»), опубликован только что. В настоящее время он работает над «Одиннадцатым часом» («Eleventh Hour»), серией из четырех полнометражных фантастических триллеров, которые снимает для британского телевидения Патрик Стюарт.

Впервые рассказ «Мера пресечения» («Restraint») был напечатан в британском журнале «Postscripts».

– Вы заметили водителя, столкнувшего вас с дороги?

Женщина в форме придвинула стул вплотную к больничной каталке Холли, чтобы и говорить тише, и лучше слышать ответы.

Голова Холли слабо, едва заметно качнулась в знак отрицания, но даже это движение мгновенно вызвало боль.

Женщина-полицейский заговорила снова:

– Ваш сын считает, что это была машина вашего мужа. Может ли это оказаться правдой? Мы звонили вам домой, там никого не было.

Холли напряглась, но из ее горла выполз лишь неразборчивый шепот:

– Где дети?

– В комнате ожидания. Их обследовали, никто из них не пострадал. Ваши соседи сказали, что вы с мужем расстались после какого-то конфликта.

– Воды бы.

– Я спрошу, можно ли вам пить.

Холли закрыла глаза и секунду спустя услышала звон железных колец: женщина-полицейский вышла из палаты. Лишь тонкая шторка отделяла Холли от субботней ночной толпы в отделении несчастных случаев – судя по гомону, очень оживленной толпы.

Она лежала под тощеньким одеялом. Ее привезли сюда после рентгена. Известие о том, что дети невредимы, принесло облегчение, хотя именно этого она смутно ожидала. Короткий кувырок с насыпи встряхнул все семейство, но лишь глупая мамаша, проверив, застегнуты ли ремни безопасности детей, пренебрегла собственным.

Та машина. Она появилась словно из ниоткуда. Но единственное, что Холли знала наверняка, это что Фрэнк не мог сидеть за рулем встречного автомобиля.

Почему? Потому что они с Лиззи не более чем за сорок пять минут до катастрофы с трудом запихнули его в багажник их машины. И, если допустить, что он не слишком протек и никто пока не додумался поднять крышку и заглянуть внутрь, он должен по-прежнему лежал там.

Сам он уж точно никуда не уйдет.

Молодая сотрудница полиции вернулась.

– Простите, – сказала она. – Мне пришлось прекращать ссору. И я забыла спросить о воде.

– Где машина? – прохрипела Холли.

– Все еще в канаве, – ответила полицейский. – Аварийный буксировщик ее вытащит, но остальное вам предстоит улаживать с вашей страховой компанией.

Как заманчиво. Простыни пахли чистотой и свежестью. Холли чувствовала себя вымотанной. Ее подняли, уложили, о ней заботились. Сейчас было бы так легко уплыть в дрему. Гул снаружи казался почти колыбельной.

Но труп мужа лежал в багажнике ее машины, вокруг которой так и сновали полицейские.

– Так можно мне попить?

Как только женщина-полицейский вновь удалилась, Холли попыталась приподняться, упираясь локтями. Потребовавшиеся усилия сперва удивили ее, но она все же предприняла вторую попытку.

На ней осталось лишь нижнее белье, верхняя одежда валялась на стоящем у стены стуле. Женщина начала сползать с каталки, было больно, но не слишком; внутри ничего не скрежетало и не отказывалось держать на себе ее вес. Голова гудела, она ощущала страшную слабость, но ни одна часть тела не вопила об особом повреждении.

Пол холодил босые ноги. Пару секунд Холли постояла, держась за каталку, затем выпрямилась.

По крайней мере, она может стоять.

Женщина слегка отодвинула боковую шторку и высунулась в щель. В соседней палате сидел молодой человек, придерживающий у головы впечатляюще окровавленную тряпицу. Он был при полном параде, с гвоздикой в петлице, с перекошенным галстуком. Наверное, этот тип из тех, у кого всего один костюм, который надевается на все свадьбы, похороны, а также явки в суд.

– Я бы не стала называть тебя засранцем, – заявила Холли.

Юноша непонимающе моргнул.

– Так только что выразился мужчина, который тебя привел, – пояснила она.

Молодой человек немедленно вскочил, и, когда он рванул штору, женщина мельком заметила картину за пологом. Снаружи толпились остатки свадебного кортежа, ругаясь с полицией и друг с другом. Среди них выделялась невеста в белом платье. Толпа колыхнулась и раздалась, точно волна, когда в нее врезался окровавленный гость, а затем занавес упал – как на самом энергичном представлении Панча и Джуди. [33]33
  Панч и Джуди – парочка популярных в Англии вот уже более трех столетий кукольных персонажей.


[Закрыть]

Это должно на какое-то время занять женщину-полицейского.

Теперь Холли почувствовала прилив адреналина, смывший всю усталость и боль, оставив ее натянутой, нервной, готовой к броску. Она торопливо оделась и, вместо того чтобы выйти на открытое пространство, принялась прокладывать себе путь через палаты, оставляя позади одну шторку за другой, и так до конца ряда. В следующем занятом боксе лежал закутанный в красное одеяло пожилой индус. В последнем сидела испуганная женщина с маленьким мальчиком. При появлении Холли они оба тревожно вскинули взгляды.

– Извините, что потревожила, – сказала Холли. – Где тут детская комната ожидания?

Детская комната ожидания оказалась за углом, ее отделяли от основного помещения короткий проход и пара торговых автоматов. Под фреской, изображающей обезображенных кистью горе-художника диснеевских персонажей, стояла корзина с поломанными игрушками и какими-то книжками без обложек, а еще – кресла-недомерки, поперек которых лежала спящая фигурка.

Холли разбудила Лиззи и вытащила упирающегося Джека из притулившегося в углу кукольного домика, в котором он устроил себе берлогу. Впрочем, стоило хнычущему малышу взглянуть в лицо матери, он моментально затих. Она взяла их обоих за руки, и они направились, следуя указаниям желтых больничных стрелок, на нижний этаж, к выходу.

Приближаясь к автоматическим дверям, Холли увидела свое отражение в стекле. Но прозрачные створки тут же скользнули в стороны, и троица выплыла в ночь на поиски такси.

В присутствии водителя дети не задавали вопросов и не доставляли ей хлопот. Лиззи уже исполнилось двенадцать. Она была замкнутой, хорошенькой, прилежной на уроках и никчемной в играх. Джеку, маленькому белокурому крепышу, этакому грузовичку на ножках, стукнуло всего шесть.

Дороги были пустынны, и такси доставило их до нужного места на кольцевой трассе за двадцать минут. Холли ожидала, что оно находится на добрых полмили дальше. Полиция уехала, но машина по-прежнему стояла в кювете.

– Подождать? – поинтересовался таксист, но Холли отказалась и расплатилась с ним.

Она выждала, пока такси исчезнет из виду, и только потом спустилась к своему автомобилю.

Дети остались на обочине, около глубоких выбоин в земле, отметивших место, где их машина покинула проезжую часть. Яркие, нанесенные краской из баллончика полосы на траве и бетоне говорили о вмешательстве аварийщиков. Внизу, в канаве, они прилепили на заднее стекло «тойоты» большую наклейку «ОХРАНЯЕТСЯ ПОЛИЦИЕЙ».

«Тойота» была старенькой и не в лучшей форме, но все-таки бегала. Обычно. Сейчас она с жалким видом уткнулась носом в кусты на дне кювета наравне с принесенным сюда ветром сором.

Ключи отсутствовали, но Холли пошарила за рулевым колесом – там, в потайном местечке, она хранила запасные. Вот так, согнувшись в три погибели, она взглянула на детей. Они следили за ней, две темные фигурки на фоне желтого натриевого тумана, висящего над дорогой.

Кончики пальцев наткнулись на маленькую магнитную коробочку на самом верху колеса, коробочку, обросшую толстой коркой дорожной грязи.

– Достань их, – пробормотала она. – Давай же.

Лиззи нервно посматривала на «тойоту»; оказывается, они с Джеком спустились.

– Что мы будем делать? – спросила она. – Она же застряла. Нам не уехать.

– Этого мы не знаем наверняка, – ответила Холли, сорвала полицейское предупреждение и обошла автомобиль, чтобы открыть двери. Она не знала, какова процедура осмотра пострадавшей машины, но в багажник полиция не заглянула. Даже при самой небрежной проверке Фрэнка трудно было бы не заметить.

Джек без споров полез на заднее сиденье, Лиззи забралась на переднее.

Едва усевшись за руль, Холли уставилась на свое отражение в зеркале заднего вида. Что ж, по крайней мере, когда она ударилась головой о крышу, лицо не пострадало. В госпитале перед глазами все расплывалось, поэтому-то и потребовался рентген, но теперь зрение более или менее прояснилось.

И все же выглядела она нездор о во. Женщина пробежала пальцами по волосам, приглаживая их, потом потерла красные глаза, но, конечно, сделала только хуже.

– Посмотрим, – сказала она и повернула ключ зажигания.

Двигатель завелся со второй попытки. Он гудел вяло, с ним явно было не все в порядке, но тем не менее мотор работал.

Смысла пытаться преодолеть насыпь не было, но она все равно попробовала. Колеса прокручивались, машина стояла на месте. Так что Холли включила первую передачу, решив ехать прямо через кусты.

В первый момент ей показалось, что номер не пройдет, но вдруг с резким выхлопом они рванулись в густую зелень. Ветки гнулись и с треском ломались под напором «тойоты». Холли взглянула в зеркало и увидела прижавшегося носом к стеклу Джека, зачарованно наблюдающего, как в полудюйме от его лица хлещет по окошку листва. Бог знает что станется теперь с краской машины.

Они выбрались на нечто вроде известняковой тропки, на самом деле оказавшейся дренажным колодцем на дне канавы. Холли на малой скорости покатила по этой неровной полосе. Через сотню ярдов они наконец-то получили возможность перевалить на грязную дорожку, которая в свою очередь вывела машину на узкую трассу. По ней они доехали до развязки, развернулись и оказались на кольцевой.

Только когда колеса «тойоты» вновь встали на твердый асфальт, Холли позволила себе вздохнуть свободно. Но не слишком. Надо еще дотянуть до конца ночи.

А потом – что еще сложнее – и до конца жизни.

Она не видела, как это произошло. Ее даже не было дома. Она вернулась и обнаружила Фрэнка, неловко лежащего у подножия лестницы, наверху которой сидела, уронив голову на руки, Лиззи.

Все могло бы сойти за несчастный случай, если бы не нож для вскрытия писем, торчащий из горла Фрэнка.

Он не должен был находиться в доме. Так гласил судебный запрет. Он не имел права приближаться к своей дочери даже на сотню ярдов, вне зависимости от того, где она пребывает.

Так что, формально говоря, скорчившись в багажнике машины, он и в данный момент нарушает судебное постановление.

Первым порывом Холли было кинуться к телефону и вызвать полицию. Затем она подумала, что, возможно, сначала следует стереть с рукояти ножа отпечатки пальцев дочери, оставить свои и взять всю вину на себя. А потом вдруг в ней забурлил гнев. Она смотрела на скрюченное тело мужа и не чувствовала ни ужаса, ни печали, ни боли, ни смятения. Ею владело одно ощущение что ее надули. Фрэнк только и делал, что отравлял им существование, так неужели же это не закончится и после того, как его не стало?

Итак, она приняла решение. Они не станут затевать дела. Если подсуетиться, можно вышвырнуть его из их жизней и начать все с чистого листа. Правдоподобие не проблема: Франк был способен приобрести врага за время, которое требовалось ему для покупки газеты, и любые подозрения, могущие пасть на них, растворятся во множестве прочих. Холли взглянула на Лиззи и поделилась с дочерью всем, что пришло ей в голову.

– Так нельзя, – ответила Лиззи.

Тогда Холли уселась рядом с дочкой и добрых десять минут излагала ей варианты, убеждаясь, что девочка поняла, как много зависит от нескольких следующих часов. Что сделано, то сделано, сказала она ей, и уже ничего не изменишь. Не вини себя. Дело не в том, правильно ли это или неправильно. Твой отец сам сделал выбор, сам послужил причиной случившегося.

И это подействовало. Отчасти.

Машина Фрэнка им не годилась. Торгуя автомобилями, он то и дело пользовался тем товаром, который имелся в избытке, в последнее время предпочитая красный двухдверный седан, вряд ли подходящий для предстоящей им работенки. Так что Холли загнала свою «тойоту» в боковой гараж, постелила в багажник пластиковую декоративную скатерть, и они вдвоем с дочерью протащили тело Фрэнка через смежную дверь и запихнули труп в багажник. Справиться с ним оказалось легче, чем ожидала Холли. Фрэнк мертвый в смысле доставления неприятностей сильно уступал Фрэнку живому.

Как только он был погружен и прикрыт парой старых полотенец, они отправились на машине забрать Джека из школы, после чего поехали к побережью. Рыбка и чипсы на пирсе, Джек.

Пикник-сюрприз. Только сперва позвоним кое-куда. Оставайся в машине.

А потом – авария и вынужденное крушение плана.

К которому они теперь возвращаются вновь.

С кольцевой дороги они съехали на автостраду. Поток транспорта здесь был плотнее, к тому же движение замедлилось, поскольку трасса сузилась до одной полосы. Долгое время причина оставалась непонятной, и вдруг они увидели асфальтоукладчиков, трудящихся при ярком свете прожекторов. Гигантский каток, огнедышащий и воняющий точно дракон, казалось, извергал из себя горячую ленту дороги; бредущие за ним крепкие мужчины яростно размахивали лопатами и щетками, бригадиры в касках болтали друг с другом, пользуясь переговорниками в машинах.

– Гляди, Джек, – сказала Лиззи. – Большой грузовик.

– Большой, большой грузовик! – благоговейно повторил Джек, заерзал на своем месте и развернулся, чтобы через заднее окно продолжать наблюдать захватывающее действо.

– Ты любишь большие грузовики, да, Джек? – спросила Холли, когда дорога очистилась и «тойота» вновь набрала скорость, но мальчик не ответил.

Холли не понимала, в чем именно дело, но после аварии «тойота» слушалась неохотно. Женщина могла лишь надеяться, что машина не подведет их и что внешний вид автомобиля не слишком вызывающе испорчен. Ей не хотелось бы рисковать, останавливаясь по требованию полиции.

Когда она в следующий раз взглянула на Джека, он спал. Ротик открыт, голова покачивается в такт движению машины. Малыш спал так же, как он делал все – от всего своего чистого сердца и со стопроцентной отдачей.

В это мгновение Холли испытала ощущение, подобное мощному взрыву. Это ее семья. Все, что имеет для нее значение, находится сейчас здесь, в этой машине.

И вдруг она вспомнила, что и Фрэнк тоже тут, с ними. Старый добрый Фрэнк. Ты, как всегда, последователен. Вносишь малую толику ужаса в каждую семейную прогулку.

Они съехали с магистрали, свернули на боковую дорогу и миновали несколько темных поселков. Тут находилось место, к которому она стремилась. На северо-западе отсюда раскинулась бухта, поля и болота возле которой не знал почти никто из живущих за пределами области. При отливе просоленные пески дотягивались до самого горизонта. Большая часть того, что сейчас превратилось в сушу, некогда было частью моря.

Местами вода брала свое и передвигала береговую линию, навсегда губя поля и даже дороги. Спрятать что-нибудь в таком вот исчезающем уголке, и…

Что ж, надежда умирает последней. Это лучшее, что она смогла придумать.

Здесь бежала мощеная дорога, ведущая на давно заброшенную ферму. Люди иногда останавливались там на пикник, но потом остов здания стал ненадежен, и в конце концов дом рухнул. Сейчас там остались лишь булыжники и куски стен, видимые лишь при весеннем отливе.

«Тойота» ползла по дороге, освещая путь тусклыми фарами. Последнюю пару сотен ярдов она барахлила все больше и больше. Бетонное покрытие дороги растрескалось и перекосилось – земля под ним давно уже отказалась от любых претензий на постоянство и устойчивость. Куски бетона качались под колесами. Местами секции покрытия просто разошлись.

Холли остановила машину и отправилась на поиски выгребной ямы. Когда она вернулась, Лиззи стояла возле автомобиля.

Девочка огляделась и спросила:

– Я уже была здесь?

– Один раз, – отозвалась Холли. – Еще до рождения Джека. Я привезла тебя показать это место, потому что мои мама и папа частенько возили сюда меня. Но тут все изменилось.

Лиззи попыталась заговорить, но потом просто кивнула. И вдруг напряжение минувшего дня взяло свое. Тело девочки встряхнул судорожный всхлип, поразивший и мать, и дочь своей силой и неожиданностью.

Холли кинулась к дочке, обняла ее, прижала к себе и держала так, пока рыдания ребенка не стихли. Они застыли в темноте, на пустой дороге, под бледной луной, скованные преступлением. Им еще предстоит нелегкая ночь и нелегкое путешествие назад. Холли только сейчас начала осознавать, чего может стоить ее дочери эта поездка.

– Я не могу, – прошептала Лиззи.

– Мы сможем, – заверила ее Холли.

Они вытащили труп из машины и столкнули в яму, и он поплыл под самой поверхностью грязной воды, выставив руку навстречу тусклому свету фар «тойоты». Первый камень притопил тело, за ним последовали еще и еще – столько, сколько они смогли поднять. Громкое бульканье лопающихся пузырей напугало их. Холли была уверена, что даже ее сердце на миг перестало стучать.

Они постояли немного, убеждаясь, что работа выполнена. Мать украдкой метнула взгляд на дочь. Лицо Лиззи пряталось в тени, что-либо прочесть на нем не представлялось возможным.

– Мы должны прочесть молитву, – прервала молчание Лиззи.

– Прочтем ее в машине, – предложила Холли. – Нам надо вернуться домой и вымыть лестницу.

На автостраде она высматривала полицейские машины, но их не было. Холли встревожили далекие огни, которые, казалось, ют уже какое-то время преследовали ее, но когда она сбавила скорость и подпустила чужой автомобиль ближе, то различила, что ему недостает говорящего профиля крыши и голубых маячков.

Бывает, конечно, что полицейские маскируются. Так что риск всегда остается.

Долго ли, коротко ли, но чужие фары в зеркале заднего вида начали раздражать Холли. Она поехала еще медленнее, пропуская тащившуюся позади машину вперед, но та не воспользовалась приглашением. Тогда женщина попыталась оторваться от преследования; две минуты и примерно столько же миль спустя догоняющий автомобиль по-прежнему висел у них на хвосте.

Это наверняка ничего не значило, но теперь она нервничала всерьез. Кажется, Лиззи заметила тревогу матери. Поймав частые взгляды Холли, которые женщина бросала в зеркало, девочка развернулась так, что ремень безопасности натянулся, и посмотрела в заднее окно.

– Та же самая машина, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Та, что сбросила нас с дороги.

– Не может быть.

Очевидно, Лиззи была недостаточно уверена в своей правоте, чтобы спорить.

– Ну, они очень похожи, – вздохнула она.

Холли снова прибавила скорость, выходя за все разрешенные пределы, и руль завибрировал в ее руках, словно «тойота» начала разваливаться на части. Это не может быть та же самая машина. Невозможно представить, кто бы так жаждал преследовать ее и почему.

Кажется, получилось. Вторая машина осталась далеко позади, но тут Холли заметила что-то краем глаза. Она опустила взгляд. На приборной панели ярко, ярче всех огоньков горел датчик масла, а единственное, что Холли знала о датчике масла, так это то, что раз он пылает, значит, двигатель кричит о неминуемой беде.

Она замедлила ход, но это не помогло. По всей приборной доске принялись вспыхивать и мигать и другие предупредительные сигналы. Так что Холли поспешно выключила сцепление и врубила поворотники, показывая, что съезжает с магистрали на аварийную полосу.

Мотор замолк еще до того, как они остановились. Он погиб где-то во время торможения, Холли не знала точно когда. Остывающий двигатель стучал и лязгал, точно монеты, падающие в ведро.

На заднем сиденье заворочался Джек.

– Рыбка и чипсы на пирсе, – неожиданно пробормотал он.

– Извини, Джек, – отозвалась Холли. – Уже слишком поздно. В другой раз.

Машина-преследователь остановились за ними, зажглись аварийные огни. В этот момент по встречной пронесся большой автобус; попав в зону пониженного давления за мчащимся гигантом, «тойота» покачнулась.

– Так кто же это? – Лиззи вглядывалась в чужой автомобиль, застывший ярдах в пятидесяти-шестидесяти от них.

– Не знаю, – отрезала Холли. – Никто.

– Это папа? – спросил Джек.

Холли посмотрела на Лиззи, Лиззи – на нее. Существовала опасность, что Джек что-то заметит, но все внимание малыша было поглощено дорогой позади них. Водитель второй машины выбрался наружу. Скрываясь за светом собственных фар, чужой автомобиль выглядел размытым безымянным пятном; и фигура водителя тоже казалась лишь ускользающей тенью на фоне струящегося потока транспортных огней.

– Нет, Джек, – ответила Холли, и необъяснимый страх колыхнулся в ее душе. – Это не может быть твой папа.

Она посмотрела на приборную панель. Теперь горели все сигнальные лампочки, но это ничего не значило. Они всегда включались, когда глох двигатель.

– Это он, – настаивал Джек.

Холли могла ответить «нет». Но объяснить, почему «нет», не могла.

Она услышала глубокий дрожащий вздох Лиззи, один, другой… Холли отыскала в темноте ладошку дочери и сжала ее.

Поток тек мимо, а незнакомый водитель продолжал приближаться. Аварийные огни его автомобиля пульсировали за его спиной, точно бьющееся янтарное сердце, равномерно выхватывая из темноты черный силуэт.

Возможно, это всего-навсего обычный добрый самаритянин, явившийся предложить им руку помощи.

Или, возможно, этот водитель – одно из бессчетного множества явлений, пока не познанных и не внесенных ни в какие списки.

– Он попал под дождь, – заявил Джек.

Забыть о давлении масла. Забыть о разорительной цене захлебнувшегося карбюратора или заглохшего двигателя. Внезапно Холли показалось куда важнее убраться отсюда и увезти детей.

Но силы «тойоты» иссякли. Мотор застонал и перевернулся, точно изможденный нокаутированный боксер, пытающийся подняться после долгого отсчета секунд. Она решила выключить огни, и, когда фары потухли, стартер зарычал бодрее.

Но он не только рычал, он еще лаял и кашлял. Все сигнальные лампочки на приборной доске вырубились, включая и датчик масла. Холли вдавила в пол педаль сцепления, кинула взгляд в зеркало и нажала на газ. Сейчас ее единственная забота заключалась в том, чтобы снова привести машину в движение. Поехали!

Джек заворочался на своем месте, пытаясь обернуться.

– Кто же это, если не папа?

– Никто, – оборвала сына Холли. – Лицом вперед.

– Он бежит за нами.

– Джек, – резко сказала она, – сколько раз тебе повторять?

Она ожидала, что малыш станет пререкаться. Но что-то в тоне матери, видимо, заставило его передумать, и он повиновался, не сказав больше ни слова.

Во всяком случае, ни слова, предназначавшегося для ее слуха.

– Это был папа, – уловила Холли бормотание Джека.

Она знала, что это не так, но пугающая мысль уже засела в ее голове. Чем скорее все закончится, тем лучше. Интересно, как они будут вспоминать эту ночь? Впечатается ли она в их сознание так, что ее можно будет прокрутить мгновение за мгновением, или отодвинется в небытие, как яркий кошмарный сон?

Джек не должен узнать правды. Никогда. Ему скажут, что его папа уехал. Он станет ждать возвращения отца, но к тому времени, как мальчик вырастет, надежда увянет, превратившись в слабую фоновую помеху его жизни.

С Лиззи все будет сложнее. Но теперь она по крайней мере вне опасности, она избавилась от отца. Как ни тяжело будет девочке справиться с мыслями о своем поступке и с воспоминаниями о нем, происшедшее все равно нельзя выбрасывать из головы.

Вверх на лесистый холм, потом вниз в лощину, к дому. Во мраке горят огни городков, настолько маленьких, что их и за города-то не считают, но соединенных дорогой, превратившейся в автомагистраль.

Машина-преследователь снова замаячила в зеркале заднего вида. Или, возможно, это уже другая машина – трудно сказать. Холли видела лишь немые огни. На этот раз они держались поодаль.

Снова ремонтные работы на трассе. Тот же участок, только в противоположном направлении. Опять отгорожена полоса, перекрыта часть дороги. Фонари не горят. Спустя несколько секунд после того как «тойота» въехала во тьму, водитель позади них включил фары. Всплывающие фары. Открывающиеся медленно, точно лазерные глаза.

Совсем как у седана Фрэнка.

– Можно включить радио?

Это опять Джек.

– Не сейчас.

– Оно же работало раньше.

– Я пытаюсь сосредоточиться.

Расстояние между машинами сокращалось. Холли знала, что ее загнанная «тойота» и так идет на пределе скорости.

Индикаторные лампочки снова мигали, а датчик масла просто пылал.

Они миновали остатки разрушенного моста с новыми бетонными быками, готовыми взвалить на себя более широкий настил. Сразу за мостом, возле самой дороги, раскинулся городок из автоприцепов и передвижных домиков на колесах. Поселок строителей, деревенька из времянок, хибарки, воздвигнутые на перемешанной грязи рядом с гигантскими машинами. Бульдозеры расчистили временный объезд, давая проход рабочему транспорту.

Холли ждала до последнего. А потом резко свернула поперек полос на подъездную дорогу.

Что-то тяжело ударилось о машину, и женщина увидела в зеркало, что повалила один из заградительных конусов. Машина позади вильнула, чтобы избежать столкновения. Ага, он пропустил поворот, так что не сможет преследовать ее! Водила в пролете. Правила дорожного движения не позволят ему остановиться и сдать назад. Теперь он вынужден мчаться по прямой, миля за милей.

Добрый самаритянин? Скатертью дорога!

Все огни в этой временной колонии горели, но ничто не двигалось. Джек вытягивал шею, жадно разглядывая конторские здания. Но Холли опередила сына.

– Да, Джек, – сказала она. – У них тут много больших грузовиков.

Здесь было светло, как днем, и совершенно пустынно. Огромный прожектор заливал светом центральный дворик, на каждом вагончике сияло по фонарю. Сквозь незанавешенные окна Холли видела, что все времянки пусты.

Она замедлила ход, остановилась и огляделась по сторонам.

Несколько фургонов, пара больших землеройных агрегатов. Какие-то бетонные блоки, дожидающиеся, когда их доставят к месту назначения. Место это напоминало приграничный форт. Поселок явно не возводился на века. Но трудно поверить, что шрамы, которые он оставил на земле, будет легко исцелить.

Раны, конечно, затянутся. Машины, заканчивая работы, просто вернут все на свои места. Да, выглядеть полянка будет не совсем естественно, но автомобили все равно проносятся мимо слишком быстро, чтобы сидящие в них люди успели что-то заметить.

Холли вылезла из машины. Где-то на заднем плане гудел генератор.

– Эй?! – крикнула она в пространство и обернулась.

Джек и Лиззи глядели на нее сквозь боковые окна. Бледные слабые детишки, оказавшиеся посреди ночи на дороге, а не в своих постельках. Они смотрели пустыми усталыми глазами. Круглая мордашка Джека и худенькое личико Лиззи, в котором уже угадывался подросток, которым она скоро станет.

Холли улыбнулась им и отправилась поискать кого-нибудь. Ей не хотелось слишком далеко отходить от машины. Не стоит выпускать детей из виду.

Она позвала снова, и на этот раз из-за угла одного из зданий кто-то откликнулся.

Он стоял там, и ей пришлось подойти самой. Беззубый старик в плоской кепке, с костистыми, висящими по бокам руками, отчего-то напоминал пастуха. Лет ему могло быть сколько угодно – от хорошо сохранившихся семидесяти до опустившихся пятидесяти. Слишком старый, чтобы принадлежать к одной из партий дорожных рабочих, он выглядел так, словно посвятил дорожным работам всю свою жизнь.

– Есть тут кто главный? – спросила женщина.

– Никого, милашка, – ответил старик. – Они все занимаются тем дерьмом, которое им чертовски нравится.

– Э-э… а что вы здесь делаете?

– Я всего лишь кашевар.

Холли обернулась, и взгляд ее наткнулся на какой-то освещенный со всех сторон тяжелый агрегат, выглядящий так, словно его только что сбросили с космического корабля для реконструкции поверхности Марса.

– У меня неприятности с машиной. Есть здесь кто-нибудь, кто сможет ее посмотреть? Я заплачу.

– Энди-Механик.

– Он тут?

– Черта с два.

– А стоит его подождать? Можно?

– Можешь делать что тебе угодно, – фыркнул старик и добавил фразу, видимо служившую ему универсальным заклятием против любого зла: – Я всего лишь кашевар. – И зашаркал прочь.

Женщина вернулась к машине.

– Я сыт по горло всем этим, – заявил Джек.

– Ничего не могу поделать, малыш, – ответила Холли. – Попытайся понять.

– Нет, – рявкнул он со всей страстью и злобой рассерженного щенка.

Вместо того чтобы начать спорить или рассердиться, Холли снова вышла из машины, чтобы поискать Энди-Механика.

Здесь оказалось не так пустынно, как на первый взгляд, но потребовалось какое-то время, чтобы настроиться на обстановку и уловить признаки присутствия людей: звук открывшейся и закрывшейся где-то двери, смутный силуэт фигуры, перешедшей из одного здания в другое.

Женщина немного прошлась, оглянулась на автостраду. Чтобы что-то сделать, подняла капот «тойоты» и уставилась на двигатель в смутной надежде, что сумеет разглядеть очевидное решение всех проблем. Но мотор ничем не отличался от любого мотора: грязная, сложная и бессмысленная штуковина. Пахло так, как будто что-то горело, а поднеся руку к переплетению узлов, женщина почувствовала поднимающийся от железа жар. Она потыкала пальцем в пару трубочек – безрезультатно, разве что руки стали еще грязнее, чем раньше.