Текст книги "Рассветная бухта"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

У Фионы задрожал подбородок. Я наклонился к ней, чтобы дать салфетку и не стал отстраняться.

– Мисс Рафферти, мы оба знаем, что это не все. Вы не стали бы бросать работу, рискуя вызвать недовольство клиента, и не потратили бы целый час на дорогу просто потому, что сестра сорок пять минут не отвечает на звонки. Может, она лежит в постели с головной болью или потеряла телефон? Может, ее дети заболели гриппом? Вы могли придумать еще сотню куда более правдоподобных причин, однако сразу решили, что случилось несчастье. Почему?

Фиона прикусила губу. В воздухе пахло сигаретным дымом и горелой шерстью – девушка уронила горячий пепел на пальто. Сама Фиона, ее дыхание, ее кожа источали сырой, горьковатый аромат. Интересный факт: горе пахнет раздавленными листьями и сломанными ветками – как зеленый, зазубренный вскрик.

– Это просто пустяк, – сказала она после паузы. – Случай произошел давным-давно, несколько месяцев назад. Я бы и не вспомнила о нем, если бы…

Я ждал.

– В общем, однажды вечером она позвонила. Сказала, что в доме кто-то был.

Я почувствовал, как встрепенулся Ричи – словно терьер, который готов броситься за палкой.

– Она поставила в известность полицию? – спросил я.

Фиона затушила сигарету и бросила окурок в стаканчик.

– Не тот случай. Заявлять не о чем – никто не разбил окно, не вышиб дверь, ничего не украл.

– Тогда почему она решила, что в дом кто-то проник?

Фиона снова пожала плечами – на этот раз еще более напряженно – и опустила голову.

Я подбавил суровости в голос:

– Мисс Рафферти, это может быть важно. Что именно она сказала?

Вздрогнув, Фиона глубоко вздохнула и пригладила волосы.

– Ладно, – уступила она. – Ладно. Ладно. Ну, звонит мне Дженни, да? И сразу: «Ты сделала копии ключей?» А у меня их ключи были ровно две секунды– прошлой зимой, когда Дженни и Пэт повезли детей на Канары на неделю и хотели, чтобы кто-то присматривал за домом на случай пожара или еще чего. Ну я и говорю: «Конечно, нет…»

– А они у вас были? – спросил Ричи. – Ну, копии ключей? – Трюк удался: он ни в чем не обвинял, а просто спрашивал, словно ему интересно. И это прекрасно: теперь мне не нужно устраивать ему разнос (по крайней мере страшный) за то, что заговорил без спроса.

– Нет! Зачем они мне?

Фиона резко выпрямилась. Ричи пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся:

– Просто решил проверить. Работа у меня такая – вопросы задавать, понимаете?

Фиона снова обмякла:

– Ну да, конечно.

– И в ту неделю никто не мог снять копию? Вы не оставляли ключи там, где их могли найти соседки или сослуживцы, нет? Повторяю, задавать вопросы – это наша работа.

– Они висели на моем брелке, но я не держала их в сейфе или еще где. Когда я на работе, ключи в моей сумочке, а дома висят на крючке на кухне. Если они кому-нибудь и понадобились бы, их бы никто не нашел. Кажется, я даже никому не сказала, что они у меня.

Соседкам и сослуживцам тем не менее предстоят долгие беседы с нами – не говоря уже о том, что мы поднимем все их личные данные.

– Вернемся к телефонному разговору, – сказал я. – Вы сообщили Дженни, что копии ключей у вас нет…

– Да. Дженни говорит: «Ну, все равно: кто-то добыл ключи, а мы давали их только тебе». Пришлось полчаса убеждать ее в том, что я без понятия, к чему она ведет, но наконец-то она объяснила, в чем дело. Днем она с детьми пошла в магазин или еще куда, а когда вернулась, то заметила, что в доме кто-то побывал. – Фиона разорвала салфетку, и белые клочья упали на красное пальто. Ладони у нее маленькие, пальцы тонкие, с обгрызенными ногтями. – Сначала она не признавалась, откуда ей это известно, но в конце концов я все из нее вытянула: занавески отодвинуты не так, как она делает, пропало пол-упаковки ветчины, а с холодильника – ручка, которой Дженни записывает, что нужно купить. Я говорю: «Ты шутишь», – и она едва не вешает трубку. Ну, я ее успокоила, и как только она перестала меня ругать, я поняла, что она напугана. Реально в ужасе. А ведь Дженни не тряпка.

Вот почему я наехал на Ричи за то, что он пытался отложить разговор с Фионой. Когда у людей рушится мир, они, возможно, будут болтать без умолку, но подожди денек, и они уже начнут восстанавливать разрушенные укрепления – если ставки высоки, люди действуют стремительно. Поймай человека сразу после того, как в небо взлетел ядерный «гриб», и он выложит все – от любимых жанров порно до тайного прозвища своего босса.

– Ясное дело. Такое кого угодно напугает.

– Это же были ломтики ветчиныи ручка! Если бы пропали драгоценности, половина нижнего белья или еще что, тогда, конечно, крышу снесет. Но это… Я ей сказала: «Ладно, допустим, что какой-то идиот решил вломиться в дом. Но это же не Ганнибал Лектер, верно?»

– И как отреагировала Дженни? – быстро спросил я, пока Фиона не поняла, что именно она произнесла.

– Снова на меня взъярилась, сказала, что главное не в том, что он это сделал,а в том, что теперь она ни в чем не может быть уверена. Например, заходил ли он в комнаты детей, перебирал ли их вещи… Им, мол, не по карману выбрасывать детское добро, а так бы она купила все новое – на всякий случай. Она же не знает, к чему он прикасался, вот ей и показалось, что все не на своих местах, что все грязное. Как он попал в дом? Почемуон проник в дом? Все это ее сильно напрягало. Она повторяла: «Почему мы? Что ему от нас надо? Разве похоже, что у нас есть чем поживиться? В чем дело?»

Фиона вздрогнула – так сильно, что едва не согнулась пополам.

– Хороший вопрос, – заметил я. – У них ведь есть сигнализация; вы не знаете, она была в тот день включена?

Девушка покачала головой:

– Я спросила, и Дженни сказала «нет». Днем она ее не включала – только по ночам, когда все ложились спать, – и то потому, что местные подростки устраивают вечеринки в пустых домах и порой сильно бузят. По словам Дженни, днем городок практически вымирает – ну вы и сами видите, – так что сигнализация ни к чему. Но она сказала, что теперь будет ее включать. И добавила: «Если ключи у тебя, не пользуйся ими. Я сменю код прямо сейчас,сигнализация будет работать круглые сутки, и точка». Я же говорю – она была сильно напугана.

Но когда полицейские выбили дверь, когда мы четверо расхаживали по драгоценному домику Дженни, сигнализация была отключена. Очевидное объяснение: Спейны сами впустили убийцу в дом, и этого человека Дженни не боялась.

– Она сменила замки?

– Про это я тоже спросила… Она колебалась, но в конце концов сказала «нет» – замки обойдутся в пару сотен, и семейный бюджет таких расходов не выдержит. Сигнализации будет достаточно. Она сказала: «Пусть возвращается, я не против. Если честно, мне даже хочется, чтобы он вернулся, – тогда хоть что-то прояснится». Я же говорю: ее так просто не напугаешь.

– А где был Патрик? Это произошло до его увольнения?

– Нет, после. Он уехал в Атлон на собеседование – тогда еще у них было две машины.

– И как он отнесся к этому проникновению?

– Не знаю… Кажется, Дженни так ему об этом и не сказала. Во-первых, она говорила очень тихо – возможно, чтобы не будить детей, – но, с другой стороны, в таком большом доме? Кроме того, она все повторяла: «Я поменяю код, я не могу потратить столько денег на замки, я разберусь с этим парнем». «Я», не «мы».

Еще одна маленькая странность – тот самый подарок, про который я говорил Ричи.

– А почему она не захотела сообщить Пэту? Если она решила, что в дом проникли чужаки, нужно было сразу об этом рассказать.

Фиона снова пожала плечами и еще ниже опустила голову:

– Наверное, не хотела его волновать, ведь ему и так нелегко. Думаю, поэтому и замки не поменяла – Пэт сразу бы заметил.

– Вам не кажется, что это немного странно – и даже рискованно? Разве он не имеет права знать, что кто-то вломился в его дом?

– Возможно. Если честно, я не думаю, что там действительно кто-то был. Ну, то есть какое самое простое объяснение? Что Пэт взял ручку и съел эту чертову ветчину, а кто-то из детей играл с занавесками? Или что к ним проник невидимый взломщик, который умеет проходить сквозь стены и которому захотелось съесть сандвич?

Ее голос зазвенел – она словно оправдывалась.

– Вы так и сказали Дженни?

– Да, более или менее, но стало только хуже. Она завелась: говорила, что ручка особенная – из отеля, в котором они провели медовый месяц; что Пэт знал, что ее нельзя трогать; что она точно знала, сколько ветчины в пакете…

– А она из тех, кто помнит такие вещи?

– Да, вроде того, – выдавила Фиона после паузы, будто эти слова причиняли ей боль. – Дженни… Она любит все делать правильно. Понимаете, когда она ушла с работы, то прониклась ролью мамы-домохозяйки. В доме ни пятнышка, детей она кормила натуральными продуктами, сама готовила, каждый день занималась гимнастикой по DVD-дискам, чтобы похудеть… Так что да, она могла помнить, что именно лежит в холодильнике.

– А из какого отеля ручка? – спросил Ричи.

– Из «Голден-Бей ризорт» на Мальдивах. – Фиона подняла голову и посмотрела на него. – Вы же не думаете, что… По-вашему, ее в самом деле кто-то взял? Вы думаете, что этот человек, который, который… вы думаете, что он вернулся и…

Ее голос начал подниматься по опасной спирали.

– Мисс Рафферти, когда произошел этот инцидент? – быстро спросил я, пока она не потеряла контроль над собой.

Она бросила на меня безумный взгляд, сжала в комок обрывки салфетки и собралась.

– Месяца три назад.

– В июле.

– Может, и раньше, но в любом случае летом.

Нужно просмотреть телефонные счета Дженни и найти вечерние звонки Фионе, а также проверить, не сообщал ли кто-нибудь о чужаках, гуляющих по «Оушен-Вью».

– И с тех пор подобных проблем не возникало?

Фиона вздохнула, и я услышал, как хрипит сдавленная спазмом глотка.

– Возможно, были и другие случаи, но после того разговора Дженни ничего не сказала бы мне. – Ее голос задрожал. – Я ей говорю: «Возьми себя в руки, хватит нести чушь». Я думала…

Она взвизгнула, словно щенок, которого пнули, зажала рот руками и снова зарыдала.

– Мне казалось, что она спятила, что у нее крыша едет, – бормотала она, задыхаясь и вытирая сопли салфеткой. – О Боже, мне казалось, что она спятила.

4

Больше мы ничего не узнали у Фионы в тот день – у нас не было времени ее успокаивать. Прибыл еще один полицейский, и я поручил ему записать имена и телефоны – членов семьи, друзей, коллег, а также рабочие, – отвезти Фиону в больницу и проследить, чтобы она не сболтнула что-нибудь журналистам. Затем мы сдали ее, плачущую, с рук на руки.

Не успели мы отвернуться, как я уже достал мобильник – связаться по рации было бы проще, но в наши дни слишком у многих журналистов и маньяков есть сканеры. Я взял Ричи за локоть и повел по дороге. Ветер, мощный и свежий, все еще дул с моря, превращая волосы Ричи в пучки. На губах я почувствовал вкус соли. Вместо пешеходных дорожек в высокой траве были тропинки.

Бернадетта соединила меня с полицейским, который находился в больнице вместе с Дженни Спейн. По ощущению, ему было не больше двенадцати, вырос он на какой-то ферме и по натуре был аккуратист – то есть то, что надо. Я отдал распоряжения: как только с Дженнифер Спейн закончат в операционной – если, конечно, она выживет, ее нужно поместить в отдельную палату, а он, словно ротвейлер, должен охранять вход. Впускать в палату исключительно по удостоверениям и в сопровождении полиции, а родных не пускать вообще.

– Сестра пострадавшей в любую минуту может отправиться к вам, и их мать тоже рано или поздно приедет в больницу. Заходить в палату они не должны. – Ричи грыз ноготь, склонившись над телефоном; услышав эти слова, он поднял глаза на меня. – Если они потребуют объяснений – а они потребуют, – не говори, что получил от кого-то приказ. Извинись, скажи, что таков порядок, его нельзя нарушать, и повторяй это до тех пор, пока они не отстанут. И, сынок, найди себе удобный стул. Ты, похоже, там задержишься. – Я повесил трубку.

Ричи прищурился, глядя на меня против солнца.

– Думаешь, перебор? – спросил я.

Он пожал плечами:

– Если сестра не наврала про чужака в доме, то история жутковатая.

– Думаешь, я охрану организую потому, что сестра рассказала жутковатую историю?

Он сделал шаг назад, поднимая руки, и я сообразил, что повысил на него голос.

– Я просто хотел сказать…

– Приятель, ничего «жутковатого» не существует. Жуть – это для детей в Хеллоуин. Я просто стараюсь позаботиться обо всем. Подумай, какими идиотами мы будем выглядеть, если кто-то проберется в больницу и закончит дело. Хочешь объяснять это журналистам? Или – еще лучше – хочешь объяснять старшему инспектору, каким образом на первых полосах появились фотографии ран Дженни Спейн?

– Нет.

– Я тоже. И поэтому готов немного перегнуть палку, лишь бы этого избежать. А теперь давай отведем тебя в тепло, пока большой злой ветер не выморозил твои крошечные яички.

Пока мы шли по дороге, ведущей к дому Спейнов, Ричи держал рот на замке, но вдруг осторожно сказал:

– Родственники.

– Что с ними?

– Вы не хотите, чтобы они ее видели?

– Не хочу. Скажи, тебе удалось выцедить достоверную информацию из речи Фионы – помимо ужасов?

– У нее были ключи, – неохотно выдавил он.

– Да. У нее были ключи.

– Она в раздрае. Может, я и лопух, но мне не показалось, что она притворяется.

– Может, да, а может, и нет. Я знаю одно – у нее были ключи.

– Спейны замечательные, они любят друг друга, любят детей… Она говорила о них, словно они живые.

– И что? Если она притворялась раньше, то могла изобразить и это. Кроме того, ее отношения с сестрой совсем не такие простые, как она хочет представить. Нет, с Фионой Рафферти нам еще много придется общаться.

– Точно, – сказал Ричи.

Я толкнул дверь, но он затоптался на коврике, потирая затылок.

– В чем дело? – спросил я, смягчив голос.

– Она еще кое-что сказала.

– Что?

– Надувные за́мки – дорогое удовольствие. Сестра хотела взять такой напрокат по случаю первого причастия дочки. Пара сотен.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Их финансы. В феврале Патрика увольняют, так? В апреле денег еще полно, и они привозят надувной замок на день рождения Эммы. Но в июле они уже на мели – у Дженни нет денег на замки, хотя ей кажется, что в доме кто-то побывал.

– Ну и что? У Патрика просто закончилось выходное пособие.

– Да, скорее всего. Об этом я и говорю: деньги закончились слишком быстро. У меня куча друзей, которые потеряли работу, но у всех, кто провел на одном месте несколько лет, сбережений хватит надолго – если сильно не тратиться.

– И какие у тебя идеи? Азартные игры? Наркотики? Шантаж? – В нашей стране пьянство даст фору всем остальным порокам, но потратить все сбережения на бухло за пару месяцев невозможно.

Ричи пожал плечами:

– Не исключено. Или же они тратили так, словно Пэт по-прежнему зарабатывает. Кое-кто из моих знакомых тоже так делал.

– Вот оно, ваше поколение – твое, Пэта и Дженни. Никогда не сидели без гроша, не видели страну в кризисе – вы бы его не узнали, даже если он произошел бы у вас на глазах. Вам хорошо живется – гораздо лучше, чем моему поколению: половина наших может купаться в деньгах и при этом отказывать себе во второй паре башмаков, чтобы ненароком не очутиться в нищете. Но у вашего образа жизни есть и свои минусы.

В доме продолжали работать криминалисты – до меня донесся обрывок фразы: «…запасные есть?» – «Конечно! – радостно крикнул Ларри в ответ. – Посмотри в моем…»

Ричи кивнул:

– Пэт Спейн не думал, что может вылететь в трубу, иначе не выложил бы столько «капусты» за надувной замок. Либо он был уверен, что еще до осени найдет новую работу, либо точно знал, что раздобудет денег другим способом. Если до него дошло, что планы провалились и что деньги на исходе… – Ричи потянулся к разлому на двери, но вовремя отдернул руку. – Когда знаешь, что не в состоянии обеспечить семью, это сильно на тебя давит.

– Значит, ты по-прежнему ставишь на Патрика?

– Ни на кого я не ставлю – до тех пор пока не узнаем мнение доктора Купера, – ответил Ричи, осторожно подбирая слова.

– Отлично. Да, Патрик – фаворит, но до финиша еще далеко, и главный приз может достаться кому угодно. Так что теперь нужно уменьшить число претендентов. Предлагаю перекинуться словечком с Купером, пока он не свалил, затем заглянуть к соседям – вдруг у них найдется что-то хорошее для нас. Когда закончим, у Ларри и его парней будет готово нечто вроде отчета; потом они уберутся со второго этажа, и мы сможем поискать там причины финансового краха Спейнов. Как тебе такое предложение?

Ричи кивнул.

– Молодец, что подумал про надувной замок, – я похлопал его по плечу. – Посмотрим, сможет ли Купер изменить расклад.

* * *

Дом стал другим: глубокая тишина исчезла, растворилась словно туман; в комнатах горел свет, из них доносился гул – там уверенно и эффективно трудились люди. Двое парней Ларри методично обрабатывали кровавые следы; один раскладывал тампоны по пробиркам, второй фотографировал место, откуда взят мазок. Тощая длинноносая девица расхаживала с видеокамерой. Специалист по отпечаткам отклеивал ленту с ручки окна; чертежник насвистывал сквозь зубы, делая набросок. Судя по размеренному ритму, все понимали, что останутся здесь надолго.

На кухне Ларри присел на корточки рядом с горсткой желтых маркеров.

– Ну и бардак, – радостно сказал он, увидев нас. – Мы никогда отсюда не уедем. На кухню уже заходили?

– Остановились в дверях, – сказал я. – А вот полицейские здесь побывали.

– Разумеется. Не отпускай их до тех пор, пока не дадут нам отпечатки своей обуви, чтобы их можно было исключить. – Он выпрямился, прижимая ладонь к пояснице. – А, черт. Стар я для подобной работы. Если ты к Куперу, то он наверху, с детьми.

– Не будем ему мешать. Оружие не нашли?

Ларри покачал головой:

– Не-а.

– А какую-нибудь записку?

– «Яйца, чай, гель для душа» подойдет? Других нет. Но если ты думаешь на этого малого, – кивок в сторону Патрика, – то не хуже моего должен знать, что мужики не часто оставляют записки. Сильные и молчаливые до последнего вздоха.

Кто-то перевернул Патрика на спину. Он побелел, нижняя челюсть отвисла, однако на нашей работе приучаешься этого не замечать: Пэт был симпатичный парень с квадратным подбородком – такие нравятся девушкам.

– Пока мы ни на кого не думаем, – сказал я. – Нашли что-нибудь незапертое – заднюю дверь, окно?

– Пока нет. Замки на окнах прочные, с двойной полировкой, нормальный замок на задней двери – такой кредитной карточкой не вскроешь. Я не пытаюсь делать за тебя твою работу, но скажу так: сюда залезть непросто, особенно не оставив следов.

Значит, Ларри тоже ставит на Патрика.

– Кстати о ключах. Если увидишь хоть один, сообщи мне. Должно быть не меньше трех комплектов. И смотри, не найдется ли вдруг ручка с надписью «Голден-Бей ризорт». Так, погоди…

Купер, с термометром и чемоданчиком в руках, пробирался по коридору с таким видом, словно боялся запачкаться.

– Детектив Кеннеди, – сказал он обреченно, словно до последней секунды надеялся, что я каким-то образом исчезну. – И детектив Курран.

– Доктор Купер, – отозвался я. – Надеюсь, мы вам не помешали.

– Я только что завершил предварительный осмотр. Тела можно убрать.

– Можете предоставить нам какие-либо новые сведения? – Помимо всего прочего Купер злит меня тем, что рядом с ним я начинаю разговаривать так же, как он.

Купер поднял чемоданчик и вопросительно взглянул на Ларри.

– Бросьте у входа на кухню, там ничего интересного, – радостно сказал тот.

Купер осторожно поставил чемоданчик и наклонился, чтобы убрать термометр.

– Обоих детей, похоже, задушили, – сказал он. Я почувствовал, что Ричи задергался еще сильнее. – Поставить точный диагноз практически невозможно, однако видимые раны и симптомы отравления отсутствуют, и поэтому я склоняюсь к мысли о том, что причиной смерти стала кислородная депривация. На телах нет следов удушения, лигатур, а также гиперемии и конъюнктивального кровотечения, которые обычно возникают в том случае, если жертву душили руками. Криминалистам придется искать на подушках следы слюны и слизи – свидетельства того, что их прижимали к лицам жертв… – Купер посмотрел на Ларри, и тот показал ему большой палец. – Однако, принимая во внимание тот факт, что вышеозначенные подушки лежали на кроватях жертв, наличие выделений вряд ли является, так сказать, «дымящимся пистолетом». В ходе вскрытия, которое начнется завтра утром ровно в шесть часов, я попытаюсь сузить круг возможных причин смерти.

– Следы сексуального насилия есть? – спросил я.

Ричи дернулся, словно его ударило током. Купер на секунду перевел взгляд на него – удивленно и с презрением.

– По результатам предварительного осмотра, – проговорил он, – не выявлено никаких следов сексуального насилия, ни недавнего, ни хронического. Я, разумеется, постараюсь ответить на этот вопрос во время вскрытия.

– Разумеется, – сказал я. – А этот погибший? Про него можете что-нибудь сообщить?

Купер достал из чемоданчика лист бумаги и принялся его изучать – до тех пор пока мы с Ричи не подошли поближе. На листе были нарисованы два силуэта мужчины – вид спереди и сзади. Первый был покрыт страшной «морзянкой» красных точек и тире.

– Мужчина получил четыре ранения в грудь, которые, похоже, были нанесены односторонним лезвием, – сказал Купер. – Одно из них, – он постучал по горизонтальной линии в левой части груди, – относительно неглубокая резаная рана: лезвие наткнулось на ребро недалеко от грудины и скользнуло вдоль кости, пройдя приблизительно пять дюймов, и, похоже, не зашло глубоко. Рана должна была вызвать значительное кровотечение, но вряд ли оказалась бы смертельной, даже если жертва не получила бы медицинской помощи.

Его палец двинулся наверх, к трем похожим на листья пятнам, которые шли по дуге от левой ключицы к центру груди.

– Остальные серьезные повреждения – колотые раны, также нанесенные односторонним лезвием. Здесь лезвие проникло между ребрами в левой верхней части груди; здесь – ударило в грудину, а здесь – вошло в мягкие ткани у края грудины. До вскрытия я, конечно, не могу сообщить ничего о глубине ран и траекториях, по которым двигалось лезвие, а также описать полученные повреждения. Однако, если только нападавший не обладал исключительной силой, удар, пришедшийся в грудину, в худшем случае отколол кусочек кости. Поэтому мы можем с уверенностью утверждать, что причиной смерти стало либо первое, либо третье из этих ранений.

Фотограф щелкнул вспышкой, и перед глазами осталось призрачное изображение – дрожащие, извивающиеся кровавые подтеки на стенах. Мне даже показалось, что я чувствую запах крови.

– Есть ли раны, полученные при обороне?

Купер щелкнул пальцем по красной россыпи на изображении рук.

– На правой ладони неглубокая резаная рана длиной три дюйма, и еще одна, более глубокая, на левом предплечье – я бы предположил, что именно из нее вытекла большая часть крови, которую мы видим на месте преступления; она бы вызвала обильное кровотечение. Кроме того, на предплечьях жертвы есть несколько небольших повреждений – порезов, ссадин и ушибов, которые согласуются с гипотезой о самообороне.

В этой схватке Патрик мог оказаться на любой из сторон и порез на ладони получить разными способами – он либо защищался, либо его же рука скользнула по рукояти, пока он наносил удары ножом.

– Могла жертва сама нанести себе ножевые ранения?

Брови Купера поползли вверх, словно я ребенок-дебил, которому удалось сказать что-то интересное.

– Вы правы, детектив Кеннеди, это и в самом деле возможно. Разумеется, такие действия потребовали бы значительной решимости, но да, это определенно возможно. Неглубокий порез, вероятно, стал бы «пробной» раной – предварительной попыткой, за ней последовали бы более глубокие порезы. Такое часто встречается у самоубийц, которые вскрывают себе вены, и я не вижу причин не рассматривать данный метод и в других ситуациях. Если предположить, что погибший – правша, а это нужно установить, прежде чем даже выдвигать предположения, то раны на левой стороне тела могли быть нанесены им самим.

Мало-помалу жуткий незнакомец Фионы и Ричи стал выбывать из гонки, исчезая за горизонтом. Чужак пока еще не сошел с дистанции, однако в центре внимания оказался Патрик Спейн, который стремительно двигался по прямой к финишу. Я с самого начала ожидал, что так и произойдет, но вдруг почувствовал укол разочарования. Сотрудники отдела убийств по натуре охотники – из темных шипящих джунглей ты мечтаешь принести домой белого льва, а не взбесившуюся домашнюю кошечку. И, помимо всего прочего, я испытывал к Пэту Спейну что-то вроде жалости. Ричи правильно заметил: парень делал все, что мог.

– Можете назвать время смерти? – спросил я.

Купер пожал плечами:

– Как обычно, только приблизительно – и задержка осмотра не способствовала повышению точности. Однако нам помогло то, что термостат поддерживает в доме постоянную температуру. Могу с уверенностью сказать, что все жертвы умерли не ранее трех часов утра и не позднее пяти утра; вероятнее всего, ближе к трем.

– Удалось ли выяснить, кто умер первым?

– Они умерли между тремя и пятью часами утра, – ответил Купер, четко выговаривая слова, будто объяснял что-то тупице. – Если бы удалось обнаружить дополнительные факты, я бы так и сказал.

В ходе каждого расследования Купер – просто для смеха – находит предлог, чтобы выставить меня на посмешище перед моими людьми. Когда-нибудь я выясню, какую жалобу нужно подать, чтобы он от меня отстал, но до сих пор спускал все на тормозах: он всегда выбирает такой момент, когда моя голова занята более важными вещами.

– Несомненно, – ответил я. – А оружие? Про него можете что-нибудь сообщить?

– Лезвие с одной режущей кромкой, как я и сказал. – Купер снова наклонился над чемоданчиком и стал запихивать в него лист бумаги, даже не удостоив меня испепеляющим взглядом.

– А здесь вступаем мы – разумеется, если вы не против, доктор Купер, – сказал Ларри. Купер милостиво взмахнул рукой – каким-то образом им с Ларри удается сохранять добрые отношения. – Снайпер, иди сюда. Смотри, что нашла для тебя моя подружка Морин. Точнее – не нашла.

Носатая девушка с видеокамерой отодвинулась от кухонного стола и указала на ящики: каждый был оснащен сложной защитой от детей, и я понял почему – в верхнем лежал изящный контейнер с красивой надписью «Cuisine Bleu» на оборотной стороне крышки. Контейнер для хранения пяти ножей; четыре были на месте – от длинного разделочного до крошечного, меньше моей ладони, – сверкающие, остро наточенные, жуткие. Второго, самого большого, не хватало.

– Ящик был открыт, поэтому мы их так быстро обнаружили, – сказал Ларри.

– И никаких следов пятого ножа? – спросил я.

Все закачали головами.

Купер осторожно снимал перчатки, палец за пальцем.

– Доктор Купер, – обратился я к нему, – вы не могли бы сказать, соответствует ли этот нож ранам, нанесенным жертве?

Он не обернулся.

– Для обоснованного заключения необходим полный осмотр ран – и поверхностный, и в разрезе – и предпочтительно иметь для сравнения нож, о котором идет речь. Разве я выполнил подобный осмотр?

В детстве Купер бы сразу меня довел, но теперь я умею держать себя в руках, и скорее мир рухнет, чем я пойду у него на поводу.

– Если нож можно исключить – по длине лезвия или форме рукояти, – то мы должны узнать об этом сейчас, до того как я отправлю десяток «летунов» искать неизвестно что.

Вздохнув, Купер быстро взглянул на ящик:

– Не вижу причин исключать его из рассмотрения.

– Отлично. Ларри, можно взять один из ножей и показать ребятам, что мы ищем?

– Да ради Бога. Может, этот? Судя по отверстиям, он почти такой же, только меньше. – Ларри вытащил средний нож, ловко бросил его в прозрачный пластиковый пакет для вещдоков и протянул мне. – Потом верни.

– Договорились. Доктор Купер, сколько жертва могла пройти, получив такие повреждения? Как долго могла оставаться на ногах?

Глаза Купера снова сердито блеснули.

– Меньше минуты. Или несколько часов. Шесть футов – или полмили. Выбирайте, детектив Кеннеди, – ведь, боюсь, я не смогу предоставить вам нужный ответ. Слишком много неизвестных, чтобы делать обоснованное предположение, а вне зависимости от того, как бы вы поступили на моем месте, необоснованные я выдвигать отказываюсь.

– Если хочешь узнать, мог ли погибший избавиться от оружия, – вставил Ларри, – то я скажу так: через парадный вход он не вышел. Ни в прихожей, ни на двери нет ни капли крови. А вот его подметки залитыкровью, и руки тоже, и к тому же он слабел – ему пришлось бы за что-то держаться, так? – Купер пожал плечами. – Пришлось бы, конечно. Кроме того, погляди вокруг: кровь из бедняги била фонтаном. Он бы все заляпал – и оставил за собой чудесный след, словно из сказки про Ханселя и Гретель. Нет: после начала драмы парень из дома не выходил и наверх не поднимался.

– Угу, – сказал я. – Если нож объявится, немедленно сообщи мне. Ну, не будем вам мешать. Спасибо, парни.

Снова сработала вспышка, и на этот раз перед глазами встал силуэт Патрика Спейна: ослепительно белый, с раскинутыми в стороны руками, словно он бросался на кого-то или куда-то падал.

* * *

– Значит, все-таки чужак, – сказал Ричи по пути к машине.

– Все не так просто, сынок. Патрик Спейн мог выйти в сад, перелезть через стену – наконец, открыть окно и выбросить нож куда подальше. И помни: Патрик не единственный подозреваемый. Не забывай про Дженни Спейн. Купер ее еще не исключил: она вполне могла выйти из дому, спрятать нож, вернуться и аккуратно улечься рядом с мужем. Может, это двойное самоубийство, может, она выгораживает Патрика – она, похоже, из тех, кто готов потратить последние мгновения на защиту репутации семьи. Ну или она сама все это устроила, от начала до конца.

Желтый «фиат» исчез: Фиона отправилась в больницу к Дженни. Я надеялся, что за рулем полицейский, и, стало быть, она не «поцелуется» с деревом во время очередной истерики. В конце дороги, у фургона патологоанатомов, стояли другие машины – возможно, журналисты или местные жители, которых полиция не подпустила к месту преступления, – но я был готов спорить, что это мои «летуны», и потому направился к ним.

– И подумай вот о чем: чужак не пойдет туда безоружным в надежде найти что-нибудь подходящее в кухонных ящиках. Нет, он возьмет оружие с собой.

– Может, он так и сделал, а потом заметил ножи и решил, что лучше использовать то, что не приведет нас к нему. Или вообще не собирался никого убивать. А может, нож тут ни при чем и он стащил его, чтобы сбить нас со следа.

– Тоже вариант. Вот одна из причин, почему нож необходимо найти как можно быстрее, – тогда мы убедимся, что не идем по ложному пути. Другие назовешь?