Текст книги "Рассветная бухта"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Пэта это не волновало.

«Ну да, ну да, я рискну – это же мой дом (до тех пор пока банк его не отобрал), и я его защищаю, так что могу установить там любые капканы, какие захочу. Я сообщу вам, как все пройдет. СКОРЕЕ БЫ поставить его».

Я так устал, что проводки в голове уже все перепутались, и слова с экрана звучали у меня в ушах. Молодой взволнованный голос. Я заметил, что наклоняюсь к монитору, прислушиваясь.

Пэт вернулся через неделю, и на этот раз тон был более подавленным.

«Так, взял в качестве приманки сырой фарш – безуспешно. Даже брал сырой бифштекс – в нем больше крови, и я подумал, что это поможет, но нет. Оставил на три дня, чтобы он как следует провонял, и все равно ничего. Это уже начинает меня волновать – не знаю, что и делать, если это не прокатит. Попробую взять живую приманку. Парни, серьезно – пожелайте мне удачи, ладно?»

«Так, вот еще одна странность. Сегодня утром, когда я пошел забрать бифштекс (нужно было его выбросить, пока вонь не учуяла жена), в углу чердака обнаружил кучку разного добра – шесть камушков, гладких, словно с побережья, и три ракушки, белые и сухие. Я на 110 % уверен, что раньше их там не было. Что за херня?»

На форуме, похоже, всем было наплевать. Завсегдатаи пришли к мнению, что Пэт тратит на это слишком много времени, и в любом случае какая разница, как на чердак попало несколько камней? Скептик хотел знать, почему вся эта сага до сих пор не закончилась.

«Чувак, серьезно – зачем ты превращаешь это дело в мыльную оперу? Черт возьми, разложи яд, выпей пивка и забудь про все. Открой нам страшный секрет – почему ты не сделал все это несколько месяцев назад?»

На следующий день Пэт зашел на форум в два часа ночи – и вскипел.

«Так, ты хочеш знать, почему я не ипользую яд, вот почему. Моя жена считает меня сумашедшим, понятно? Она говорит – о нет, у тебя просто стресс, но ты поправишься, но я-то ее знаю + я вижу. Она не понимает, она пытается, но думает, что я все ваабразил. Мне нужно показать ей этого зверя!1 На данном этапе уже мало слышать какой-то шум – она должна УВИДЕТЬ животное наяву, тогда она поймет, что я не 1) галлюцинирую или 2) не оаздуваю из мухи слона. Иначе она емня бросит и детей заберет. Я ЭТОГО НЕ ДОПУЩУ. Она + дети – это все, что у меня есть. Если я разложу яд, тогда зверь может сдохнуть где угодно + моя жена так и не узнает, что он действительно существовал, она подумает, что я тронулся + потом мне стало лучше + она будет следить, не слечу ли я опять с нарезки. Прежде чем ты ответишь – ДА, я думал о том, чтобы заделать дыру, прежде чем разложить яд – но что, если я закрою зверю вход в дом, и он свалит навсегда???? Так вот, отвечаю на твой вопрос: я не применяю яд, потому что люблю свою семью. А теперь ИДИ В ЖОПУ».

Ричи еле слышно вздохнул. Скептик набрал смайлик, закативший глаза, кто-то другой – смайлик, постукивающий себя по виску, третий посоветовал Пэту сначала принимать синие таблетки, а потом уже красные. Любитель капканов постарался их осадить.

«Парни, перестаньте. Я хочу узнать, кто у него там. Ну разозлите вы его, и он свалит с форума – и что тогда? Просто_Пэт, плюнь на этих уродов. Мама не научила их вежливости. Попробуй живую наживку. Норки любят убивать – если у тебя норка, она не упустит такого шанса. Напиши, кто тебе попадется».

Пэт ушел. Несколько дней на форуме шутили, что любитель капканов сам поедет в Ирландию, чтобы поймать зверя; кто-то с сочувствием распространялся о состоянии рассудка Пэта и его семейных отношений («Вот из-за такой херни я и не женюсь»). Потом все нашли новые темы для обсуждений. От усталости я начал терять связь с реальностью – на долю секунды обеспокоился тем, что Пэт ничего не пишет, и подумал, что надо бы заглянуть к нему в Брокен-Харбор. Я нашел бутылку с водой и прижал ее холодный бок к шее.

Две недели спустя, двадцать второго сентября, Пэт вернулся – и, похоже, его состояние ухудшилось.

«ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЧТИТЕ ЭТО!!! Возникла проблема с тем, где взять живую приманку, – в конце концов доехал до зоомагазина и купил мышь. Прилепил ее к клеящейся плстинке и поставил в капкан. Бедняжка верещала как сумасшедшая, и я чувствовал себя последней тварью, но че тут поделаешь, так? Я сидел у видеоняни ПОЧТИ ВСЮ НОЧЬ – клянусь могилой матери, я закрыл глаза минут на двдцать около 5 утра, не хотел, но был совсем разбит + просто отрубился. А когда проснулся – ОНА ИСЧЕЗЛА. Мышь + липкая ловушка ИСЧЕЗЛИ. Капкан НЕ СРАБОТАЛ, он был ПОПРЕЖНЕМУ ОТКРЫТ. Как только моя жена поваезла детей в школу, я поешл на чердак проверить – да, капкан взведен – и мыши/липкой пластинки НИГДЕ НЕТ. Что за херня?!?! Как это могло произойти? И что мн теперь делать? Сказать жене не могу, она непоймет – если скажу, она решит, что я псих. ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ????»

Вдруг я с ностальгией вспомнил, как всего три дня назад впервые прошел по тому дому. Тогда я думал, что Пэт – неудачник, который прячет наркоту за стенами, а Дина еще спокойно готовила сандвичи для клерков. Если ты хорошо делаешь свою работу – а я ее делаю хорошо, – то каждый шаг в расследовании убийства двигает тебя в одном направлении – к порядку. Нам достаются бессмысленные обломки, и мы собираем их до тех пор, пока не появляется картина происшедшего – полная, ясная. Если отбросить в сторону писанину и офисные интриги, то в этом суть нашей работы, ее холодное, сверкающее сердце, которое я люблю всеми фибрами души. Но это дело было уникальным – оно двигалось назад, увлекая нас за собой словно мощный отлив. С каждым шагом мы все глубже погружались в черный хаос, его щупальца оплетали нас все крепче и тянули на дно.

Доктор Айболит и Киеран веселились от души – безумие всегда кажется чем-то невероятно забавным, если тебе нужно всего лишь коснуться его пальцем, поглазеть на общий бардак, а затем смыть грязь в своем замечательном нормальном доме и рассказать обо всем друзьям за кружкой пива. Мне же было совсем не весело. В мозгу засела неуютная мысль о том, что Дина, сама того не понимая, была в чем-то права насчет этого дела.

Большинство охотников на форуме уже потеряли интерес к саге Пэта: в теме появились новые смайлики, стучащие себя по вискам; кто-то спросил, не полнолуние ли сейчас в Ирландии. Пара завсегдатаев стали прикалываться:

«О черт брат по-моему у тебя оно!!!! Нивкоем случае не подпускай его к воде!!!»

По ссылке открылась страница с изображением оскалившегося гремлина.

Любитель капканов по-прежнему пытался успокоить Пэта.

«Просто_Пэт, держись. Думай о хорошем. По крайней мере теперь ты знаешь, на какую приманку идет зверь. В следующий раз просто приклеишь ее покрепче. Все у тебя получится».

«И вот еще о чем подумай. Я никого ни в чем не обвиняю, просто размышляю вслух: сколько лет твоим детям? Они достаточно взрослые, чтобы так подшутить над своим папочкой?»

В 04.45 следующего утра Пэт ответил:

«Проехали. Спасибо, брат. Я знаю, что ты хочешь помочь, но эта затея с капканом не работает. Что делать дальше, понятия не имею. Фактически я в полной заднице».

На этом все и закончилось. Завсегдатаи еще поиграли в «Что на чердаке у Просто_Пэта» – кидали ссылки на изображения снежного человека, эльфов, Эштона Катчера и неизбежный рикроллинг. Когда им надоело, тема «утонула».

Ричи отстранился от монитора, помассировал шею и искоса взглянул на меня.

– Ну вот, – сказал я.

– Угу.

– Что скажешь?

Он пожевал костяшки пальцев, глядя на экран, – не читал, а напряженно думал. Потом глубоко вздохнул:

– Скажу вот что – Пэт съехал с катушек. Уже не важно, был кто-то в его доме или нет – в любом случае он слетел с нарезки.

Голос у него был мрачный, почти грустный.

– У него был сильный стресс, – возразил я. – Стресс и безумие не обязательно одно и то же.

Я играл в адвоката дьявола, однако в глубине души все понимал. Ричи покачал головой.

– Нет-нет. Вот это – он щелкнул ногтем по стенке монитора – не тот же парень, которым Пэт был этим летом. В июле, на форуме садоводов, Пэт говорил только про то, как бы защитить Дженни и детей. А здесь ему уже плевать, боится ли Дженни, плевать, доберется ли зверь до детей, – лишь бы попался в капкан. И теперь он хочет оставить тварь в капкане – таком, который причиняет максимальные страдания, – и наблюдать за тем, как она умирает. Не знаю, как это назвали бы врачи, но у него с головой непорядок.

Его слова зазвенели у меня в ушах, и я не сразу сообразил почему: именно так всего два дня назад я говорил про Конора Бреннана. Перед глазами все поплыло, монитор казался скособоченным, похожим на тяжелый балласт, который накреняет дело под опасным углом.

– Да. Знаю, – ответил я и глотнул холодной воды: это помогло, однако во рту остался мерзкий привкус ржавчины. – Но это не делает его убийцей. Он ничего не пишет про желание причинить вред жене и детям, а про его любовь к ним здесь очень много. Вот почему он так настроен поймать животное: ему кажется, что только так он может спасти семью.

– «Мой долг – заботиться о ней» – так он сказал на форуме садоводов. И если он решил, что больше не в состоянии это делать…

– «Что мне теперь делать?» – Я понял, что было дальше. Мысль прокатилась по желудку как тупой приступ тошноты – словно вода была отравлена. Я закрыл окно браузера, и экран окрасился в спокойный, безопасный синий цвет. – Звонить будешь потом. Нам нужно побеседовать с Дженни Спейн.

* * *

Она была одна. В комнате практически стояло лето: день был ясный, кто-то на щелочку приоткрыл окно, и легкий ветерок теребил жалюзи, а вонь дезинфицирующего средства почти исчезла, оставив только тонкую, кисловатую ноту. Дженни сидела, откинувшись на подушки, и наблюдала за тем, как играют тени на стене; ее руки неподвижно лежали на синем одеяле. Без косметики она выглядела моложе и обычнее, чем на свадебных фотографиях, и почему-то менее неопределенной. Проявились мелкие детали: родинка на щеке, асимметричная верхняя губа, из-за которой казалось, что Дженни вот-вот улыбнется. В ее лице не было ничего примечательного, однако оно обладало незамысловатой красотой, навевающей мысли о летних пикниках, золотистых ретриверах и футболе на свежескошенной лужайке. Меня всегда влекла такая заурядная, легко забывающаяся, бесконечно подпитывающая тебя обыденная красота.

– Миссис Спейн, – сказал я. – Не знаю, помните ли вы нас: детектив Майкл Кеннеди и детектив Ричард Курран. Можно побыть с вами пару минут?

– Ой… – Глаза Дженни с покрасневшими опухшими веками оглядели нас. Я собрал волю в кулак, чтобы побороть нервную дрожь. – Да, помню… Наверное… да. Заходите.

– Сегодня вас никто не навещает?

– Фиона на работе. Мама пошла мерить давление, но скоро вернется. У меня все хорошо.

Голос у нее по-прежнему был хриплый и грубый, но сознание, слава богу, уже начало проясняться. Она казалась спокойной, однако я не мог понять – то ли это оцепенение, вызванное шоком, то ли усталость.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

Ответа на этот вопрос не было. Дженни неопределенно двинула плечами.

– Голова болит, и лицо тоже. Мне дают болеутоляющее: наверное, оно помогает. Вы узнали… что произошло?

Фиона не проболталась – хорошее и при этом любопытное развитие событий. Я предостерегающе взглянул на Ричи: мне не хотелось упоминать про Конора, пока Дженни в таком заторможенном, затуманенном состоянии, – сейчас ее реакция ничего бы нам не дала. Однако Ричи увлекся разглядыванием солнечных лучей, пробивающихся сквозь жалюзи, и его челюсти крепко сжались.

– Мы отрабатываем одну версию, – сказал я.

– Версию… Какую версию?

– Мы будем держать вас в курсе дела. – У кровати стояли два стула со смятыми подушками – Фиона и миссис Рафферти пытались на них спать. Я взял тот, что был ближе к Дженни, и толкнул второй в сторону Ричи. – Можете что-нибудь добавить про вечер понедельника? Хоть какую-нибудь мелочь?

Дженни покачала головой:

– Ничего не помню. Я пытаюсь, все время пытаюсь… но либо ничего не соображаю из-за лекарств, либо у меня слишком болит голова. Может, когда они прекратят давать мне болеутоляющие и я вернусь домой… Вы не знаете, когда…

Я скривился при одной мысли о том, как она войдет в тот дом. Придется поговорить с Фионой о том, чтобы она наняла команду уборщиков или пустила Дженни к себе в квартиру, – а может, и то и другое.

– Я очень сожалею, но это нам неизвестно. А что было до вечера понедельника? Не помните, не произошло ли недавно чего-нибудь необычного? Может, вас что-то обеспокоило?

Дженни снова покачала головой. За бинтами виднелась только часть лица, и поэтому мне было сложно разобраться в ее эмоциях.

– В прошлый раз мы говорили о том, что недавно в ваш дом несколько раз кто-то проник.

Дженни повернула голову в мою сторону, и я заметил легкую настороженность. Она чувствовала: что-то не так, ведь она рассказала Фионе только об одном случае, – но не могла понять что.

– А какое это имеет значение?

– Мы должны выяснить, не связаны ли эти происшествия с нападением.

Дженни сдвинула брови. Возможно, ее сознание уже поплыло, но она замерла, словно пытаясь пробиться сквозь туман в голове, и напряженно раздумывая.

– Я же говорю, это все ерунда, – ответила она почти пренебрежительно после минутной паузы. – Я даже не уверена, что в дом действительно кто-то проник. Возможно, дети просто переставляли вещи с места на место.

– Можете сообщить нам подробности? Даты, время, пропавшие вещи? – спросил я.

Ричи достал записную книжку.

Ее голова беспокойно дернулась на подушке.

– О Боже, я не помню. Ну, может… не знаю… в июле? Я убирала в доме и обратила внимание, что пропала ручка и несколько ломтиков ветчины. По крайней мере мне так показалось. Нас целый день не было дома, и я слегка занервничала – вдруг я забыла запереть дверь и кто-то к нам вошел? В пустых домах живут сквоттеры, и иногда они ходят по округе, разнюхивают, что и как. Вот и все.

– По словам Фионы, вы обвинили ее в том, что она открыла дверь вашими ключами.

Дженни закатила глаза:

– Я же сказала: Фиона любит устраивать драму на пустом месте. Я ни в чем ее не обвиняла.Я спросилау нее, не заходила ли она в дом, ведь ключи были только у нее. Она ответила, что нет. Конец.

– В полицию не звонили?

Дженни пожала плечами:

– И что бы я им сказала? «Я не могу найти ручку, и кто-то съел пару кусочков ветчины»? Они бы надо мной посмеялись. Да кто угодно бы посмеялся.

– Вы поставили новые замки?

– Я сменила код сигнализации – на всякий случай. Менять замки я не собиралась – ведь я даже не знала, произошло ли что-нибудь вообще или нет.

– Но после этого были и другие инциденты.

Ей удалось рассмеяться, и ее смех рассыпался в воздухе на мелкие кусочки.

– О Боже! Инциденты?Это же не зона боевых действий.Вы так говорите, словно кто-то бомбил нашу гостиную.

– Возможно, я что-то напутал в деталях, – вывернулся я. – А что именно произошло?

– Не помню. Ничего особенного. А нельзя отложить этот разговор? Головная боль меня просто убивает.

– Еще несколько минут, миссис Спейн. Помогите мне разобраться с подробностями.

Дженни осторожно прижала кончики пальцев к затылку и сморщилась. Я почувствовал, как Ричи переступил с ноги на ногу и посмотрел на меня, готовясь пойти к выходу. Однако я не двинулся с места. Это странно, когда тобой манипулирует жертва: неловко смотреть на раненое существо, которому мы должны помогать, и видеть в нем противника, которого нужно перехитрить. Однако мне это нравится: лучше вызов, чем страшная боль.

Дженни позволила руке упасть на колени.

– Дальше было то же самое, – ответила она. – Например, пару раз кто-то сдвинул занавески в гостиной – я обычно их разглаживаю, зацепив за крючок, чтобы они висели ровно, но пару раз я заметила, что они все перекручены, понимаете? Наверное, просто дети играли в прятки или…

При упоминании о детях у нее перехватило дыхание.

– Еще что-нибудь? – быстро спросил я.

Дженни медленно выдохнула, сдерживая себя.

– Только… только такие мелочи. Я расставляю свечи, чтобы в доме приятно пахло, – на кухне в шкафах у меня полно свечей с разными ароматами, и я меняю их раз в несколько дней. Однажды летом, может, в августе, я полезла за яблочной свечой – и ее не оказалось. А я ведь видела ее всего неделю назад. Но Эмма всегда любила эту свечку – возможно, она взяла ее поиграть и забыла в саду или еще где.

– Вы спросили ее об этом?

– Не помню. Это же произошло несколько месяцев назад. И это же пустяк.

– На самом деле довольно зловещая история. Вас она не напугала?

– Нет. Ну то есть даже если к нам и повадился какой-то странный взломщик, он же брал, типа, свечи и ветчину, а это же не очень страшно, правда? Я подумала – еслик нам действительно кто-то влез, то скорее всего один из местных ребятишек – среди них есть совсем дикие, словно обезьянки: когда проезжаешь мимо, они вопят и кидают в тебя чем попало. Я подумала: может, кто-то из них залез к нам на спор. А может, дело не в этом. Иногда вещи просто пропадают. Вы же не звоните в полицию каждый раз, когда недосчитались носка после стирки?

– Значит, вы не сменили замки даже после того, как эти случаи стали повторяться.

– Нет, не сменила. Если кто-то залезал к нам в дом – если, – то я хотела их поймать, остановить, чтобы они больше не досаждали всем остальным. – Воспоминания заставили Дженни вздернуть подбородок и сжать зубы, а в ее глазах появился холодный свет, словно она приготовилась к бою. Они с Пэтом хорошо подходили друг другу – два настоящих бойца.

– Иногда я специально не включала сигнализацию, даже если мы уходили из дому, чтобы взломщик оставался там до тех пор, пока я не застигну его с поличным. Видите? Я не боялась.

– Понимаю, – сказал я. – А когда вы рассказали об этом Пэту?

Дженни пожала плечами:

– Я не рассказывала.

Я подождал, и после паузы она пояснила:

– Просто не хотела его беспокоить.

– Я не осуждаю ваши решения, миссис Спейн, – мягко заметил я, – но это мне кажется странным. Разве вы – и сам Пэт – не были бы в большей безопасности, если бы он знал, что происходит?

Она пожала плечами и скривилась от боли:

– У него и так хватало проблем.

– Каких, например?

– Его уволили. Он прилагал все усилия, чтобы найти другую работу, но ничего не получалось. Мы… денег у нас было не много. Пэта это беспокоило.

– Еще что-нибудь?

Дженни снова пожала плечами:

– Этого мало?

Я снова подождал, но на сей раз она не поддалась.

– На чердаке вашего дома мы нашли капкан, – сказал я.

– О Боже, это. – Дженни снова рассмеялась, но на секунду ее лицо осветил отблеск какого-то сильного чувства – может, страха или ярости. – Пэт думал, что к нам в дом повадился горностай, или лиса, или какой-то другой зверь. Он мечтал его увидеть. Мы же городские, и когда переехали, то для нас увидеть даже кролика в дюнах было целым событием. А поймать настоящую живую лису – это вообще нереально круто.

– Он поймал кого-нибудь?

– О нет. Он даже не знал, какую приманку выбрать. Я же говорю – мы городские.

Ее голос звучал беззаботно, словно на вечеринке, однако пальцы крепко вцепились в одеяло.

– А дыры в стенах? Вы сказали, что он что-то мастерил. Это как-то связано с тем горностаем?

– Нет. Ну, то есть отчасти. – Дженни дотянулась до стакана с водой, стоявшего на прикроватном столике, и сделала большой глоток. Я видел, как она старается расшевелить свои мысли.

– Дыры… они просто появились, понимаете? В этих домах… что-то не так с фундаментами, и поэтому дыры как бы просто… появляются.Пэт собирался их заделать, но сначала хотел заняться чем-то другим – может, проводкой? Не помню. В таких вещах я не разбираюсь. – Она простодушно взглянула на меня – маленькая, совершенно беспомощная женщина. Я постарался стереть с лица все эмоции. – И он думал, что этот горностай, или кто там еще, спустится по стенам, и тогда мы его поймаем. Вот и все.

– И вас не беспокоил отложенный ремонт и то, что по дому разгуливает дикий зверь?

– Нет, не очень. Если честно, я не верила в то, что в доме горностай или большой зверь, иначе ни на секунду не осталась бы там с детьми. Мне казалось, это может быть птица или белка – дети бы с удовольствием посмотрели на белку. Ну, то есть я бы предпочла, чтобы Пэт построил сарай в саду или занялся еще чем-нибудь, а не корежил стены… – Она снова рассмеялась, с таким усилием, что больно было слышать. – Но ему ведь нужно было чем-то заняться, правда? И я подумала, что это еще не самое плохое хобби.

Возможно, она говорила правду, возможно, это была просто искаженная версия той же истории, которую Пэт выложил в Интернете: из-за множества посторонних факторов я ничего не мог прочитать по ее лицу. Ричи зашевелился на стуле.

– У нас есть информация, – сказал он, тщательно подбирая слова, – что Пэта очень беспокоила эта белка, лиса или кто еще там. Вы не могли бы рассказать нам об этом?

Снова вспышка эмоций на лице Дженни – слишком быстрая, неуловимая.

– Какая информация? От кого?

– Мы не можем раскрывать подробности, – вставил я.

– Ну извините, но ваша информацияневерна. Если это снова Фиона, то на этот раз она не драматизирует, а просто все выдумывает. Пэт даже не был уверен в том, что в дом вообще кто-то проник, – может, это была обычная мышь. Взрослый человек не станет волноватьсяиз-за мышей, правда же?

– Угу, – с легкой улыбкой признал Ричи. – Я должен был проверить. Я вас вот еще о чем хотел спросить: вы сказали, что Пэту нужно было чем-то заняться. А что он делал целыми днями после увольнения? Ну, помимо того что мастерил какие-то штуки?

Дженни пожала плечами:

– Искал работу. Играл с детьми. Много бегал – нет, не сейчас, а летом: Оушен-Вью – очень живописное место. Он ведь работал как сумасшедший с тех самых пор, как мы закончили колледж, – ему было полезно немного отдохнуть.

Фраза получилась слишком гладкой, словно Дженни тренировалась ее произносить.

– Вы сказали, что у него был стресс, – заметил Ричи. – Сильный?

– Ну разумеется,ему не нравилось сидеть без работы. Некоторые это любят, но Пэт не такой. Ему было бы лучше, если бы он устроился на новую работу, но он не пал духом. Мы с ним верим в позитивный настрой.

– Да? В наши дни безработные парни с трудом приспосабливаются к новой жизни, и этого не нужно стыдиться. Кто-то впадает в депрессию, кто-то злится, кто-то начинает выпивать или выходить из себя. Это все естественно, и никто не считает их слабаками или психами. А у Пэта было что-нибудь подобное?

Он старался выдержать непринужденный, доверительный тон, который помог ему преодолеть недоверие Конора и Гоганов, однако на этот раз ничего не получалось: ритм был не тот, и голос был слегка напряжен, и поэтому Дженни не расслабилась, а, наоборот, села прямо, яростно сверкая глазами.

– О Боже, нет! Не было у него никакого нервного срыва. Тот, кто вам все это наговорил…

Ричи поднял руки:

– Я одно хочу сказать – если у Пэта был нервный срыв, это нормально. Такое могло произойти с каждым.

– У Пэта все было хорошо. Ему просто нужно было найти работу. Он не сошел с ума, понятно? Это вам понятно, детектив?

– Я и не говорил, что он сошел с ума. Просто спрашиваю: вы когда-нибудь беспокоились, что он, например, причинит себе вред – или даже вам? Стресс…

– Нет! Пэт никогда бы не стал… Никогда. Он… Пэт был… Что вы делаете? Вы пытаетесь… – Дженни упала на подушки, задыхаясь. – Может… поговорим об этом в другой раз? Пожалуйста!

Ее лицо посерело и осунулось, а руки на одеяле обмякли: на этот раз она не притворялась. Я взглянул на Ричи, но он склонился над блокнотом.

– Разумеется, – ответил я. – Спасибо за то, что уделили нам время, миссис Спейн. Снова примите наши соболезнования. Надеюсь, вам уже лучше.

Она не ответила. Ее глаза потускнели: она уже была где-то далеко. Мы встали и как можно тише вышли из комнаты. Закрывая дверь, я услышал, как плачет Дженни.

* * *

Небо было покрыто заплатками облаков: солнца ровно столько, чтобы день казался теплым. Холмы пестрели от движущихся пятен света и тени.

– Что произошло? – спросил я.

– Я облажался, – ответил Ричи, засовывая блокнот в карман.

– Почему?

– Из-за нее. Из-за ее состояния. Все это сбило меня с толку.

– В среду все было нормально.

Он дернул плечом:

– Да. Может быть. Одно дело, когда мы думали на какого-то чужака… Но если нам придется сказать ей, что это сделал ее муж… Похоже, я надеялся, что она уже все поняла.

– Если это действительно сделал он. Не будем забегать вперед.

– Понимаю. Я просто… облажался. Извини.

Он все еще возился с блокнотом, бледный, съежившийся, словно ожидая выволочки. Днем раньше он бы ее получил, но в то утро я уже не был уверен в том, что на это стоит тратить силы.

– Не страшно, – махнул я рукой. – Все, что она сейчас говорит, нам не пригодится. Ей дают столько болеутоляющих, что любые показания судья сразу же выкинет. Мы вовремя ушли.

Я понадеялся, что это его успокоит, однако его лицо оставалось напряженным.

– Когда сделаем новую попытку?

– Когда врачи уменьшат дозу. По словам Фионы, долго ждать не придется. Заглянем к ней завтра.

– Наверное, она еще не скоро сможет разговаривать. Ты же видел – она практически потеряла сознание.

– Ей лучше, чем она пытается представить, – сказал я. – В конце она быстро угасла, верно, но до того… Да, ей больно, да, ее сознание замутнено, но она уже совсем не та, что день назад.

– Мне показалось, что ей хреново, – проговорил Ричи, шагая к машине.

– Стой. Давай подождем минут пять. – Ему – да и мне тоже – нужно было глотнуть свежего воздуха. Я слишком устал, чтобы вести машину и разговаривать одновременно.

Я направился к стене, на которой мы сидели в перерыве между вскрытиями, – казалось, это произошло десять лет назад. Иллюзия лета не продлилась: солнечные лучи были слабыми, дрожащими, и холодный воздух прорезал пальто насквозь. Ричи сидел рядом со мной, дергая застежку «молнии».

– Она что-то скрывает, – сказал я.

– Возможно. Однако из-за лекарств сложно понять.

– Я уверен. Дженни слишком усердно пытается представить дело так, что до вечера понедельника все было идеально: кто-то проник в дом – мелочь, зверь на чердаке – мелочь, все супер. Она болтала так, словно мы с ней встретились за чашечкой кофе.

– Некоторые люди так и живут. У них все и всегда замечательно. Даже если дела плохи, ты никогда в этом не признаешься, а стискиваешь зубы и говоришь, что все прекрасно, и надеешься, что так оно и будет.

Он смотрел мне прямо в глаза. Я не смог сдержать хмурую усмешку:

– Верно, старые привычки не умирают. И ты прав – это похоже на Дженни. Но, казалось бы, в такой ситуации она должна выложить все как на духу. Разве что у нее есть чертовски веская причина этого не делать.

– Очевидный ответ – она помнит, что произошло в понедельник вечером, – предположил Ричи после секундной паузы. – И если это так, все указывает на Пэта. Ради мужа она стала бы молчать. Ради человека, которого много лет не видела, – ни за что.

– Тогда почему она отмахивается от разговоров про взломщика? Если она в самом деле не боялась, то почему? Любая другая женщина, заподозрив, что кто-то проник в дом, где живут она и ее дети, непременно что-нибудь предприняла бы. Она не стала бы действовать только в одном случае – если бы знала, кто именно забирается в дом.

Ричи откусил заусенец и обдумал мои слова, щурясь на тусклое солнце. На щеках его уже заиграл слабый румянец, однако спина по-прежнему была напряжена.

– Тогда почему она вообще рассказала об этом Фионе?

– Потому что сначала она не знала. Но ты же ее слышал: она пыталась поймать взломщика. Что, если ей это удалось? Что, если Конор набрался храбрости и оставил Дженни записку? Не забывай: они давно друг друга знают. Фионе кажется, что ничего романтического между ними не было – по крайней мере она в это верит, – но если это не так, она бы вряд ли об этом узнала. Они по меньшей мере друзья, старые друзья. Узнав, что Конор где-то рядом, Дженни, возможно, решила возобновить дружбу.

– Ничего не сказав Пэту?

– А вдруг она боялась, что Пэт вскипит и набьет морду Конору? Не забывай, он же ревнивец. Возможно, Дженни знала, что у него есть основания ревновать. – Когда я сказал это вслух, по телу пробежал электрический разряд, и это едва не заставило меня спрыгнуть со стены. Наконец-то, черт побери, дело начало укладываться в один из шаблонов – в самый древний и распространенный.

– Пэт и Дженни были без ума друг от друга, – возразил Ричи. – Все на этом сходятся.

– Человеческую натуру не изменишь. Дженни торчит в этой дыре, без друзей, без работы, без денег, Пэт сходит с ума из-за какого-то зверя на чердаке – и вдруг, когда она нуждается в нем сильнее всего, появляется Конор. Человек, который знал ее тогда, когда она была идеальной девочкой, который полжизни обожал ее. Перед таким искушением только святой не устоит.

– Возможно, – ответил Ричи, по-прежнему кусая заусенец. – Допустим, ты прав. Значит, у нас все еще нет мотива для Конора.

– Дженни решила порвать с ним.

– Тогда у него появился бы мотив убить ее – или Пэта, если Конор решил, что в этом случае Дженни к нему вернется, – но не всю семью.

Солнце село, и холмы начали сереть; ветер кружил листья в безумном хороводе, прежде чем шлепнуть их о мокрую землю.

– Все зависит от того, как сильно он хотел ее наказать, – возразил я.

– Ладно. – Ричи засунул руки в карманы и спрятал лицо в воротник куртки. – Возможно. Но тогда почему Дженни молчит?

– Потому что не помнит.

– Не помнит вечер понедельника – допустим. Но последние месяцы – тут у нее с памятью проблем нет. Она бы запомнила, если бы у нее был роман с Конором – и даже если бы она просто с ним тусовалась. Она бы помнила, что собиралась с ним порвать.

– Думаешь, Дженни хочет прочитать об этом на первых полосах газет? «У МАТЕРИ УБИТЫХ ДЕТЕЙ БЫЛ РОМАН С ОБВИНЯЕМЫМ». По-твоему, она по собственной воле примерит на себя титул «Шлюха недели»?

– Да, думаю. Ты же говоришь, что он убил ее детей.Она ни за что не стала бы его выгораживать.

– Стала бы – из-за сильного чувства вины. Если у них был роман, значит, она виновата в том, что Конор появился в их жизни, значит, то, что он сделал, – ее вина. Многим и думать об этом было бы тяжело – не говоря уже о том, чтобы рассказать полиции. Не стоит недооценивать чувство вины.

Ричи покачал головой:

– Даже если ты прав насчет романа, это указывает не на Конора, а на Пэта. Ты сам говорил, что у него уже крыша поехала. Вдруг он узнает, что жена крутит с его бывшим лучшим другом, и в голове у него что-то щелкает. Дженни он убивает, чтобы наказать, детей – чтобы не остались без родителей, себя – потому что ему больше незачем жить. Ты видел, что он написал на форуме: «Она и дети – все, что у меня осталось».

Двое студентов-медиков – небритые, с мешками под глазами – вышли из больницы покурить, хотя, казалось бы, уж им-то следовало знать все о здоровом образе жизни. Внезапно меня накрыла волна раздражения, которая унесла прочь и усталость, и все, что меня окружало: вонь сигаретного дыма, нашу беседу с Дженни, похожую на осторожный вежливый танец, образ Дины, засевший в голове, Ричи, упорно валившего в одну кучу свои возражения и гипотезы. Я встал и отряхнул пальто.