Текст книги "Рассветная бухта"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

– Итак, – вздохнул я, отключившись, – кто-то из сестер лжет: Фиона или Дженни – выбирай. Молодец, что подметил. Кроме того, летом Дженни как-то странно вела себя с друзьями Джека. Это требует объяснений.

Теперь, когда Ричи мог на чем-то сконцентрироваться, он стал выглядеть лучше.

– А вдруг эта женщина просто чем-то разозлила Дженни?

– Или Дженни стыдилась того, что пришлось забрать Джека из сада. Но, возможно, ее беспокоило другое – скажем, муж этой женщины отнесся к Дженни слишком дружелюбно или кто-то из сотрудников детсада чем-то напугал Джека, и Дженни не знала, как поступить… В любом случае это нужно прояснить. Запомни правило номер два или какое оно там: странное поведение – это подарок для нас.

Только я собрался прослушать сообщения на автоответчике, телефон зазвонил. Компьютерный гений, Киеран или как его там, не дал мне даже сказать «алло».

– Ну вот, я тут пытаюсь восстановить журнал браузера – узнать, что там такого, зачем его понадобилось удалять. И если честно, пока что я немного разочарован.

– Секунду. – Я убедился в том, что поблизости никого нет, и включил громкую связь. – Продолжай.

– Я вытащил несколько ссылок, однако это всего лишь «иБэй», какой-то форум мамаш, пара спортивных форумов, садовый и еще один сайт, который торгует женским бельем. Мне было весело, но вам это вряд ли пригодится. Я-то надеялся найти, даже не знаю, контрабанду, собачьи бои или еще что. Понятия не имею, зачем ваш чувак решил удалить размер лифчика жертвы.

Судя по голосу, он был больше заинтригован, чем разочарован.

– Размер лифчика, наверное, нам и ни к чему. А вот форумы – это совсем другая история. У Спейнов были проблемы в киберпространстве? Может, они кого-то разозлили и тот начал их доставать?

– Откуда я знаю? Если мне и удается найти сайт, я же не могу проверить, что именно они там делали. На каждом форуме по нескольку тысяч пользователей; даже если мы предположим, что жертвы там зарегистрировались, а не просто читали, то я все равно не знаю, кого нужно искать.

– У них ведь был файл со всеми паролями? Может, воспользуешься им? – спросил Ричи.

Киерану, похоже, надоело общаться с идиотами-любителями.

– Каким образом? Проверять пароли с каждым именем пользователя на каждом сайте мира, до тех пор пока не подойдут? Логины они же в файле не записывали, да и названия сайтов в половине случаев тоже только сокращения. Когда я вижу строку «WW-ЭммаДжек», я понятия не имею, что такое «WW» – Weight Watchers или World of Warcraft. Ее имя пользователя на «иБэе» я выяснил лишь потому, что нашел пару посещений странички с отзывами некоей «блестящейдженни»; я ввел это имя, и раз! – оно подошло. Если вам интересно, сообщаю – она покупала детскую одежду и тени для глаз. С другими сайтами мне пока не везет.

Ричи принялся делать пометки в блокноте.

– Проверь на всех сайтах имя «блестящаядженни» и его варианты – «дженниблестящая» или что-то в этом роде, – сказал я. – Если с паролями они не сильно мудрили, есть вероятность, что и насчет имен не особо задумывались.

Я почти услышал, как Киеран возводит глаза к потолку.

– Ага, такая мысль мне в голову уже пришла. Других «блестящихдженни» пока нет, но мы продолжаем поиски. А нельзя, например, просто узнать логины у пострадавшей? Это сэкономит кучу времени.

– Она еще не пришла в себя. Наш парень не зря стер журнал – возможно, он следил за Пэтом или Дженни в Сети. Проверь сообщения на каждом форуме за последние несколько дней. Если там разыгралась какая-то драма, найти ее будет несложно.

– Кто – я? Вы серьезно? Найдите ребенка лет восьми, пусть читает форумы, пока нейроны у него в мозгу не покончат с собой. Шимпанзе тоже подойдет.

– Сынок, ты в курсе, как пресса следит за этим делом? Нет, никаких шимпанзе, работать должны только наши лучшие люди. – Киеран недовольно вздохнул, но спорить не стал. – Начни с прошлой недели. Если понадобится, мы копнем глубже.

– Кто это «мы», бледнолицый друг? Нет, я не умничаю, но не забывайте – скорее всего наши программы восстановят адреса кучи других сайтов. Мы с парнями можем проверить их или быстро, или качественно. Выбирать вам.

– Для спортивных форумов можно быстро – разве что найдете что-нибудь хорошее. Просто выясните, не было ли скандалов за последнее время. Форумы мамаш и садоводов проверяйте тщательно – женщины говорят больше всего, как в Сети, так и вне ее.

Киеран застонал:

– Я так и знал! Форум мамочек – настоящий армагеддон: сейчас там идет ядерная война по поводу «управляемого плача». Я бы с удовольствием прожил остаток дней, не выясняя, что это такое.

– Дружище, ты же в курсе: знания лишними не бывают, так что улыбнись и будь мужчиной. Ищи маму-домохозяйку с опытом работы в пиаре, шестилетней дочерью, трехлетним сыном; дом куплен по ипотеке, в феврале уволили мужа, и у нее куча финансовых проблем. Возможно, все это не так, но для начала сойдет.

Ричи поднял глаза от блокнота:

– Вы о чем?

– В Сети у Дженни может быть семеро детей, фирма, торгующая акциями, и особняк в Хэмптонсе, – ответил я. – А может, на форуме она хиппи и живет в коммуне в Гоа. В Интернете люди врут. Это не должно тебя удивлять.

– Абсолютно. Постоянно, – согласился Киеран.

Ричи недоверчиво взглянул на меня:

– Ну, может, на сайтах знакомств и врут – добавить пару дюймов, сбросить несколько фунтов, написать, что у тебя «ягуар» или докторская степень, для того чтобы попасть в элитную категорию. Но зачем врать женщинам, которых ты никогда не увидишь? Какая от этого выгода?

Киеран фыркнул:

– Мой бледнолицый друг, я должен задать тебе вопрос: твоя вторая половина хоть разбыла в Сети?

– Если собственная жизнь тебе противна, можешь выдумать себе новую в сети, – сказал я. – Если собеседники верят, что ты рок-звезда, то и обращаться с тобой будут соответственно, и, значит, ты будешь чувствовать себя рок-звездой хотя бы часть дня. А ведь это почти то же самое, что и в действительности быть рок-звездой, так?

Недоверие во взгляде только усилилось.

– Но, черт побери, в действительности вы не рок-звезда, а Бобби-Хрен из бухгалтерии и по-прежнему сидите в однокомнатной квартире в Бланчардстауне и едите чипсы. Даже если весь мир верит, что вы пьете шампанское в пятизвездочном отеле в Монако.

– И да и нет, Ричи. Люди не так уж просты. Жить было бы куда легче, если бы тебя судили только по тому, кто ты на самом деле, однако мы – общественные животные. Важно и то, кем тебя считают другие люди и кем ты сам себя считаешь. Это все меняет.

– В общем, – радостно заметил Киеран, – люди заливают, чтобы произвести впечатление. Тут ничего нового нет. В реале они занимаются этим испокон веков, а в Сети обманывать еще проще.

– Возможно, Дженни спасалась от жизненных проблем на форумах. Там она могла быть кем угодно.

Ричи покачал головой, но недоверие на его лице сменилось озадаченностью.

– Так что мне искать? – спросил Киеран.

– Ищи ту, кто подходит под ее данные, но даже если таких не найдется, это еще не значит, что ее там нет. Ищи женщину, которая с кем-то повздорила, ту, которая говорит, что ее, мужа или ребенка преследуют или достают в Сети или в реале. Найдешь что-нибудь интересное, звони. С электронной почтой успехи есть?

На заднем плане – пощелкивание клавиш.

– Пока только обрывки. Письмо за март от кого-то по имени Фи – человек хочет знать, есть ли у Эммы «Полная коллекция „Доры-следопыта“». В июне кто-то из них написал резюме в ответ на вакансию рекрутера, но в основном это спам, спам, спам. Ничего интересного. Разве что «Сделай свой жезл крепче и подари ей наслаждение» – это какой-то секретный код.

– Тогда ищите дальше, – сказал я.

– Расслабьтесь, – ответил Киеран. – Сами же говорите, что чувак стер данные не для того, чтобы показать свою крутость. Рано или поздно что-то проявится.

Он повесил трубку.

– Сидеть в глуши, играть роль рок-звезды перед людьми, которых никогда не встретишь. Как же тебе должно быть одиноко, чтобы до такого докатиться, – тихо проговорил Ричи.

Я выключил громкую связь, чтобы проверить голосовые сообщения. Ричи понял намек, отодвинулся подальше и, сощурившись, стал изучать заметки в блокноте, словно где-то там записан адрес убийцы. Сообщений мне пришло пять. Первое – от О'Келли, который с утра пораньше захотел узнать, где я, почему вчера Ричи не удалось схватить нашего парня, одет ли он сегодня в засаленный тренировочный костюм и не желаю ли я работать над этим делом вместе с настоящим сотрудником отдела убийств. Второе сообщение – от Джери: она снова просила прощения за вчерашнее и выражала надежду на то, что с работой у меня все в порядке и что Дине уже лучше. «Послушай, Мик: если она так и не пришла в норму, то пусть сегодня побудет у меня. Шейла уже идет на поправку, а Фил практически здоров, после полуночи его тошнило всего один раз, так что можешь забросить ее к нам, как только у тебя будет время. Я серьезно». Я попытался не думать о том, проснулась ли уже Дина и как ей понравится сидеть взаперти.

Третье сообщение – от Ларри: он с парнями обработал отпечатки, найденные в гнезде снайпера, провел через компьютер и ничего не нашел – в базе нашего мальчика нет. Четвертое сообщение – снова от О'Келли: такое же, как и первое, но на сей раз с бонусом в виде брани. Пятое всего двадцать минут назад прислал какой-то врач: Дженни Спейн пришла в себя.

Работу в отделе по расследованию убийств я люблю, в частности, потому, что жертвы у нас преимущественно мертвы. Друзья и родственники, естественно, живы, однако их после беседы можно сбагрить в отдел поддержки пострадавших, если, конечно, они не являются подозреваемыми, но в этом случае разговоры с ними не превращаются в страшную пытку. Обычно я об этом не распространяюсь, чтобы меня не приняли за извращенца или, что еще хуже, за слабака, но для меня лучше мертвый ребенок, чем тот, который заливается слезами, пока ты заставляешь его рассказывать, что с ним делал плохой дядя. Мертвые не появляются на пороге, не рыдают, не спрашивают «за что?», ты не вынуждаешь их заново переживать каждый чудовищный момент, не беспокоишься о том, что станет с ними, если ты завалишь дело. Они тихо лежат себе в морге, им бесконечно все равно, чем я занимаюсь, и поэтому я могу спокойно сосредоточиться на поиске того, кто их туда отправил.

Я вот что пытаюсь сказать: встреча с Дженни Спейн в больнице – худший из моих рабочих кошмаров, и он стал явью. Отчасти я молил Небо о том, что нам позвонят еще раз и скажут, что она скончалась, не приходя в сознание, что ее страдания завершились.

Ричи повернул голову в мою сторону, и я сообразил, что крепко стиснул телефон в руке.

– Новости, да? – спросил он.

– Похоже, мы все-таки сможем расспросить Дженни Спейн про имена пользователей, – ответил я. – Идем наверх.

* * *

Врач, стоявший у палаты Дженни, был тощим и белобрысым. Чтобы казаться старше, он зачесывал волосы на пробор и отрастил нечто похожее на бороду. За ним у двери маячил полицейский – вероятно, я настолько устал, что он, как и все остальные, показался мне двенадцатилетним. Увидев нас, «мундир» вытянулся по стойке «смирно».

Я выставил вперед удостоверение:

– Детектив Кеннеди. Она по-прежнему бодрствует?

Врач внимательно изучил удостоверение, и это мне понравилось.

– Да, однако вряд ли вы сможете долго с ней общаться. Ей дали мощное болеутоляющее, а травмы такого масштаба сами по себе лишают сил. Думаю, скоро она уснет.

– Но она уже вне опасности, да?

Он пожал плечами:

– Никаких гарантий. Сейчас прогноз лучше, чем был пару часов назад, и мы надеемся, что все функции мозга восстановятся, но пока что опасность инфекции очень высока. Через пару дней ситуация прояснится.

– Она что-нибудь сказала?

– Вы же про травму лица знаете, да? Ей тяжело говорить. Она сказала медсестре, что хочет пить. Спросила, кто я такой. И, пока мы не увеличили дозу анальгетиков, пару раз прошептала «больно». Это все.

Полицейский должен был находиться с ней рядом – на случай если она заговорит, – но я же велел ему охранять дверь, и, видит Бог, именно этим «мундир» и занимался. Я мысленно проклял себя за то, что поручил это дело не настоящему детективу с работающим мозгом, а трутню, едва достигшему половой зрелости.

– Она знает про семью? – спросил Ричи.

Врач покачал головой:

– Насколько я могу судить – нет. Похоже, имела место определенная ретроградная амнезия – обычная история после черепно-мозговой травмы. Как правило, она проходит, но опять же гарантировать ничего нельзя.

– И вы ей не сказали, да?

– Я подумал, что вы сами захотите это сделать. Кроме того, она не спрашивала. Она… ну, сами увидите. Она не в очень-то хорошем состоянии.

На последней фразе его взгляд скользнул мне за плечо. Только тут я и заметил женщину, спавшую на жестком пластмассовом стуле у стены: руки сжимают большую сумку в цветочек, голова откинута назад под невероятным углом. Дать ей двенадцать лет было невозможно. Она выглядела лет на сто, не меньше: растрепанный пучок седых волос, лицо опухло от рыданий и усталости, – впрочем, на самом деле ей вряд ли было больше семидесяти. Я узнал ее по фотографиям в альбомах Спейнов: мать Дженни.

«Летуны» опросили ее днем раньше. Рано или поздно нам придется снова навестить ее, но сейчас в палате Дженни нас и так ждало достаточно мучений, и увеличивать их число не хотелось.

– Спасибо, – сказал я тихо. – Если что-то изменится, сообщите нам.

Мы передали наши удостоверения трутню, который примерно с неделю разглядывал их под разными углами. Миссис Рафферти зашевелила ногами и застонала во сне, и я уже был готов оттолкнуть полицейского, но, к счастью, именно в эту минуту он решил, что мы те, за кого себя выдаем.

– Сэр, – сказал он молодцевато, возвращая удостоверения и отходя от двери.

Мы вошли в палату Дженни Спейн.

Никто и никогда не узнал бы в ней ту девушку, которая сияла на свадебных фотографиях. Ее глаза были закрыты, веки распухли и приобрели лиловый оттенок. Волосы, выбившиеся из-под широкой белой повязки, потемнели от грязи и свалялись; кто-то пытался смыть с них кровь, однако колтуны и «сосульки» никуда не делись. Правую щеку закрывала марлевая прокладка, наспех прилепленная с помощью полосок пластыря. Ее руки, маленькие и изящные, как и у Фионы, безвольно лежали на неровной поверхности голубого одеяла; к большому синяку тянулась тонкая трубка. Ногти выкрашены в мягкий розовато-бежевый цвет; идеальный маникюр – вот только два или три обломаны до мяса. Трубки тянулись от носа за уши, а на груди собирались в клубок словно змеи. Вокруг Дженни попискивали приборы, что-то текло из капельницы, на металле отражался свет лампочек.

Ричи закрыл за нами дверь, и Дженни подняла веки.

Она оцепенело, тупо смотрела на нас, пытаясь понять, не мерещимся ли мы ей. Сейчас она глубоко ушла в мир болеутоляющих.

– Миссис Спейн, – сказал я мягко, но она все равно дернулась и вскинула руки, чтобы защитить себя. – Я детектив Майкл Кеннеди, а это детектив Ричард Курран. Вы не могли бы побеседовать с нами несколько минут?

Дженни медленно встретилась со мной взглядом и что-то прошептала – слова, вырвавшиеся из поврежденного рта и прошедшие сквозь слой марли, слиплись в густой, неразборчивый комок.

– Что-то случилось.

– Боюсь, что так. – Я пододвинул к кровати стул и сел. Ричи сделал то же самое.

– Что произошло?

– Два дня назад, ночью, кто-то напал на вас в вашем собственном доме. Вы тяжело ранены, но врачи хорошо о вас заботятся и говорят, что с вами все будет в порядке. Помните что-нибудь о нападении?

– Нападение. – Она пыталась выплыть на поверхность, преодолеть тяжесть лекарств, тянущих ко дну ее разум. – Нет. Как… что… – Вдруг ее глаза вспыхнули голубым огнем, в них сверкнул ужас. – Дети. Пэт.

Мне показалось, что каждая мышца моего тела хочет выбросить меня за дверь.

– Мне так жаль, – сказал я.

– Нет. Они… где…

Она изо всех сил пыталась сесть, и хотя для этого была слишком слаба, ее усилий хватило бы на то, чтобы разошлись швы.

– Мне так жаль, – повторил я и слегка надавил ей на плечо ладонью. – Мы ничего не могли сделать.

У секунды, которая наступает за этими словами, миллион образов. Я видел людей, которые выли до тех пор, пока не пропадал голос, видел тех, кто замирал на месте, словно надеясь, что новость пройдет стороной и вырвет сердце кому-нибудь другому. Я держал их, когда они пытались разбить себе голову об стену, чтобы заглушить боль. Для Дженни все это осталось позади: она отзащищалась две ночи назад, и сил у нее больше не было. Она откинулась на потрепанную наволочку и заплакала, беззвучно и неудержимо.

Ее лицо покраснело и скривилось, но она не пыталась его скрыть. Наклонившись, Ричи взял ее за руку – ту, у которой не было трубок, – и Дженни сжала его ладонь так, что у нее побелели костяшки пальцев. Позади еле слышно, монотонно запищал какой-то прибор. Я сосредоточился на подсчете писков и страшно пожалел о том, что не взял с собой воды, жвачку, мятных леденцов – хоть что-нибудь, что позволило бы проглотить застрявший в горле комок.

В конце концов рыдания стихли и Дженни застыла на постели, глядя затуманенными красными глазами на отслаивающуюся краску на стене.

– Миссис Спейн, мы сделаем все, что в наших силах, – сказал я.

На меня она даже не посмотрела.

– Вы уверены? Вы… сами их видели? – зашептала она.

– Боюсь, что уверены.

– Миссис Спейн, ваши малыши не мучились, – мягко сказал Ричи. – Они даже не поняли, что произошло.

У нее задрожали губы.

– Миссис Спейн, – быстро сказал я, пока у нее снова не началась истерика, – вы что-нибудь помните о прошлой ночи?

Она покачала головой:

– Не знаю.

– Это ничего. Мы понимаем. Можете немного подумать, вдруг что-нибудь всплывет?

– Я не… Ничего. Я не могу….

Она напряглась и снова сжала руку Ричи.

– Не страшно, – сказал я. – Какое у вас последнее воспоминание?

Дженни уставилась в пустоту, и на секунду я подумал, что она отключилась, но вдруг она прошептала:

– Я купала малышей. Эмма мыла Джеку голову. Шампунь попал в глаза. Он собирался заплакать. Пэт… засунул руки в рукава платья Эммы, словно оно танцует, чтобы рассмешить Джека…

– Это хорошо, – сказал я, и Ричи одобрительно пожал ее руку. – Отлично. Нам пригодится любая мелочь. А после купания…

– Я не знаю. Не знаю. Потом я была здесь, этот врач…

– Ладно. Возможно, вы еще вспомните. А пока скажите, не беспокоил ли вас кто-нибудь в последние месяцы? Может, кто-то вас встревожил? Может, кто-то из ваших знакомых вел себя немного странно или заставил вас нервничать?

– Никто. Ничто. Все было замечательно.

– Ваша сестра Фиона упоминала о том, что летом к вам в дом кто-то проник. Можете рассказать об этом?

Голова Дженни дернулась, словно ей причинили боль.

– Ничего не произошло. Ерунда.

– По словам Фионы, это была совсем не ерунда.

– Фиона преувеличивает. У меня был тяжелый день, и я перенервничала.

Я встретился взглядом с Ричи. Каким-то образом Дженни нашла в себе силы солгать.

– В стенах вашего дома несколько отверстий. Они имеют какое-то отношение к тому, что к вам кто-то проник?

– Нет. Они… Просто мой муж хотел кое-что сделать по дому.

– Миссис Спейн, вы уверены? – спросил Ричи.

– Да. Безусловно.

Несмотря на затуманенное лекарствами сознание, несмотря на все травмы, сейчас ее лицо казалось выкованным из стали. Я вспомнил слова Фионы: «Дженни не тряпка».

– Что он хотел сделать? – спросил я.

Мы ждали ответа, но глаза Дженни снова затуманились. Ее дыхание было таким неглубоким, что я едва замечал, как движется грудная клетка.

– Устала, – шепнула она.

Я вспомнил про Киерана, который охотится за именами пользователей, однако сейчас она ни за что бы не смогла извлечь ничего из обрывков воспоминаний.

– Еще пара вопросов, и мы дадим вам отдохнуть, – мягко проговорил я. – Женщина по имени Эшлин Руни – ее сын Карл дружил с Джеком в саду – сказала, что пыталась связаться с вами летом, но вы перестали отвечать на звонки. Это вы помните?

– Эшлин. Да.

– Почему вы не звонили ей?

Она пожала плечами – едва заметно, но даже при этом сморщилась от боли.

– Просто так.

– У вас с ней был конфликт? Или с кем-то из ее семьи?

– Нет, они замечательные. Я просто забывала ей перезвонить.

Снова показалась та сталь. Я притворился, что ничего не замечаю, и сменил тему.

– Вы говорили Фионе о том, что на прошлой неделе Джек привел домой друга из детского сада?

После долгой паузы Дженни кивнула. Ее подбородок задрожал.

– А он правда привел друга?

Она покачала головой, крепко зажмурилась и стиснула губы.

– Почему вы сказали Фионе, что он привел друга?

По щекам Дженни потекли слезы.

– Нужно было… – выдавила она, пока рыдания не заставили ее сложиться пополам словно от удара в живот. – Я так устала… Прошу вас…

Она оттолкнула ладонь Ричи и закрыла лицо рукой.

– Мы дадим вам отдохнуть. Пришлем человека из службы психологической поддержки, он с вами поговорит, ладно?

Дженни покачала головой задыхаясь. Между костяшками пальцев у нее осталась запекшаяся кровь.

– Нет. Прошу вас… Нет… просто… меня одну.

– Они хорошие, честное слово. Я знаю, ситуацию ничем не исправишь, но они помогут вам ее пережить. Эти люди уже многим помогли. Попробуете поработать с ними?

– Я не… – Ей наконец удалось сделать глубокий вдох. После паузы она, оцепенев, спросила: – Что?

Болеутоляющие снова потянули ее на дно.

– Не важно, – мягко ответил Ричи. – Принести вам что-нибудь?

– Я не…

Ее глаза уже закрывались, она проваливалась в сон – и сейчас для нее это было лучше всего.

– Мы вернемся, когда вы наберетесь сил, – сказал я. – Вот наши визитки: если что-нибудь вспомните – что угодно, – позвоните.

Дженни издала звук – нечто среднее между стоном и рыданием. Она заснула, а по щекам у нее так и текли слезы. Мы положили карточки на столик у кровати и вышли.

В коридоре все было по-прежнему: полицейский стоял навытяжку, а мать Дженни спала на стуле, склонив голову набок и перебирая пальцами потрепанную ручку сумки. Я беззвучно приказал «мундиру» зайти в палату, стремительно скрылся за углом коридора и лишь затем убрал блокнот в карман.

– Интересно, да? – спросил Ричи. Он казался подавленным, но не потрясенным: живые его не тревожили. После того как выход для симпатии был найден, ему стало лучше. Если бы я искал себе напарника, мы бы отлично подошли друг другу. – Всего десять минут, а сколько наврала.

– А, ты заметил. Возможно, это что-то значит. С другой стороны, я же говорю, все лгут. Однако разобраться нужно. К Дженни мы еще вернемся. – Засунуть блокнот в карман пальто получилось только с третьего раза. Я отвернулся от Ричи, чтобы он ничего не заметил.

Он навис надо мной, прищуриваясь:

– У вас все нормально?

– Ага, а что?

– Вид у вас немного… – Он помахал рукой. – Там было тяжело, и я подумал – вдруг…

– Я могу выдержать все то же, что и ты. Сегодня обычный рабочий день – ты сам это поймешь, когда наберешься опыта. И даже если бы там был настоящий ад, я бы все равно справился. Ты что, забыл наш разговор про самоконтроль?

Он попятился, и я вдруг понял, что говорю чуть более резким тоном, чем хотелось бы.

– Я просто спросил.

Через секунду я понял: это правда. Он просто спросил – не искал слабых мест, не хотел посчитаться со мной за то, что произошло на вскрытии, а просто заботился о своем напарнике.

– И я благодарен тебе за это. Извини, что сорвался. Ты-то как? Все нормально?

– У меня все супер, да. – Ричи сжал кулак и сморщился – там, куда вонзились ногти Дженни, остались лиловые следы. Затем оглянулся. – Ее мать… Мы… Когда она сможет войти в палату?

Я двинулся по коридору к лестнице.

– Когда угодно, но только вместе с сопровождающим. Я позвоню полицейскому.

– А Фиона?

– То же самое: никаких проблем, если только она не против, что кто-то составит ей компанию. Может, они смогут немного встряхнуть Дженни, вытащить из нее что-нибудь.

Ричи молча шел за мной, но я уже начал понимать, что означает его молчание.

– По-твоему, мне нужно думать о том, как они должны помочь Дженни, а не нам. И, по-твоему, их нужно было пустить к ней еще вчера.

– Ей сейчас адски тяжело. А ведь они – ее семья.

Я помчался по лестнице.

– Именно, сынок. О-фи-ги-тель-но точно подмечено. Они – ее семья, и, следовательно, мы ни черта не знаем об их отношениях – по крайней мере, на данный момент. Я понятия не имею, как изменятся показания Дженни после пары часов, проведенных с мамой и сестренкой, и выяснять не собираюсь. Может, мамаша обожает давить на чувство вины; допустим, из-за нее Дженни еще больше устыдится того, что в ее дом кто-то проник, и в разговорах с нами не станет упоминать о том, что взломщик побывал в доме еще несколько раз. Может, Фиона предупредит ее о том, что нас интересует Пэт, и Дженни вообще не станет с нами общаться. Не забывай: пусть Фиона и не главный подозреваемый, она по-прежнему в списке – до тех пор пока мы не поймем, почему наш парень выбрал именно Спейнов. Кроме того, если бы Дженни умерла, Фионе досталось бы все их имущество. Мне плевать, что жертве нужно кому-то поплакаться. Я не допущу, чтобы наследница поговорила с ней раньше меня.

У основания лестницы Ричи посторонился, пропуская медсестру с тележкой, нагруженной свернутыми пластиковыми трубками и сверкающими металлическими штуками.

– Наверное, вы правы, – сказал он, глядя ей вслед.

– По-твоему, я циничный ублюдок?

Он пожал плечами:

– Об этом не мне судить.

– Может, я действительно такой – все зависит от того, что за смысл ты в это вкладываешь. Для меня циничный ублюдок – тот, кто посмотрит Дженни Спейн прямо в глаза и скажет: «Извините, мэм, но мы не сможем поймать человека, который зарезал вашу семью, потому что я слишком старался всем понравиться. Ну, счастливо». Затем ублюдок вернется домой, как следует поужинает и крепко заснет. На такое я не способен – и чтобы предотвратить подобную ситуацию, готов немного побыть бессердечным гадом. – Входные двери распахнулись, и на нас накатила волна холодного сырого воздуха. Я изо всех сил втянул его в легкие.

– Давайте поговорим с полицейским, пока мама не проснулась, – сказал Ричи.

В тяжелом сером свете он выглядел ужасно – красные глаза, осунувшееся лицо: если бы не более-менее приличная одежда, охрана приняла бы его за торчка. Парнишка обессилел. Сейчас почти три; наша ночная смена начнется через пять часов.

– Давай звони ему, – сказал я Ричи и по выражению его лица понял, что выгляжу так же скверно. В каждом глотке воздуха по-прежнему чувствовался привкус крови и дезинфицирующего средства, словно больничный запах проник в мои поры. Я едва не пожалел о том, что не курю. – А потом мы сможем отсюда вырваться. Пора по домам.