Текст книги "Рассветная бухта"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Тень былой страсти в его голосе подтверждала, что он говорит правду – от первого до последнего слова. Я поднял бровь:

– И на этом все закончилось? Серьезно?

– Все закончилось через несколько часов – мы с ним ходили взад-вперед по берегу, разговаривали. Но да, суть в этом.

– И Пэт тебе поверил.

– Он знал, что я не вру. Он мне поверил.

– А потом?

– Потом мы пошли в паб, нажрались и заковыляли домой – поддерживая друг друга. Несли бред, который все парни говорят в таких случаях: «Я люблю тебя, дружище, люблю как брата, и ты это знаешь, я все, все для тебя сделаю…»

Во мне поднялась новая, более сильная волна беспокойства.

– И в саду снова зацвели розы, – сказал я.

– Да. Да, черт побери. Через несколько лет я был другом жениха на свадьбе Пэта. Я крестный Эммы. Если не верите, загляните в документы. По-вашему, Пэт выбрал бы меня, если бы думал, что я хочу спать с его женой?

– Приятель, люди делают странные вещи – в противном случае мы с напарником сидели бы без работы, – но я поверю тебе на слово: вы снова лучшие друзья, братья по оружию, и все такое. А потом, пару лет назад, дружба накрылась одним местом. Мы бы хотели выслушать твою версию того, что произошло.

– Кто это сказал?

Я ухмыльнулся:

– Дружище, ты становишься предсказуемым. Во-первых, вопросы задаем мы. Во-вторых, мы не раскрываем наши источники. И в-третьих, об этом, помимо всех остальных, нам сказал ты. Если бы ты по-прежнему дружил со Спейнами, тебе не нужно было морозить яйца на стройплощадке, чтобы узнать, как они поживают.

– Все этот долбаный Оушен-Вью. Лучше бы они вообще про него не слышали, – сказал Конор после паузы. В его голосе появились новые, дикие ноты. – Я сразу все понял. С самого начала. Года три назад, Джек тогда только родился, я поехал ужинать к Пэту и Дженни. Они снимали домик в Инчикоре, и мне до них было минут десять, так что я у них все время гостил. Оба вне себя от счастья. Я не успел порог перешагнуть, а они уже тычут мне в нос эту брошюру с домами: «Смотри! Посмотри на это! Утром мы сделали первый взнос; мама Дженни посидела с детьми, чтобы мы смогли заночевать у офиса риелтора. Мы были десятыми в очереди, получили именно то, что хотели!» Они хотели купить дом еще с тех пор, как обручились, и поэтому я был готов порадоваться за них, да? Но тут я смотрю на брошюру и вижу, что дом в Брайанстауне.Никогда про него не слышал. Судя по названию, тот еще медвежий угол; риелтор, видимо, решил поиграть в императора и назвал поселок в честь себя или сына. И там написано: «Всего сорок минут от Дублина», – а я смотрю на карту и вижу – сорок минут, да, но только если на вертолете.

– Далековато от Инчикора. Больше никаких ужинов раз в два-три дня.

– С этим проблем не было. Они могли найти себе дом хоть в Голуэе, и я бы за них порадовался – если бы только они сами были счастливы.

– А они и думали, что там им будет хорошо.

– Не было никакого «там». Я посмотрел на брошюру внимательнее – домов нет, одни модели. Я говорю: «А поселок построен вообще или как?» – и Пэт отвечает: «Будет построен, когда мы переедем».

Конор покачал головой; уголок его рта подергивался. Что-то изменилось. Брокен-Харбор вторгся в разговор словно мощный порыв ветра и заставил нас напрячься. Ричи убрал пакетик с сахаром.

– Поставили на кон несколько лет жизни ради куска поля в глуши.

– Ну, значит, они были оптимистами. Это хорошо, – сказал я.

– Да? Оптимизм – это одно, а безумие – совсем другое.

– Тебе не кажется, что они были достаточно взрослые и могли сами принимать решения?

– Да, мне так казалось, и поэтому я не стал раскрывать варежку. Сказал: «Поздравляю, счастлив за вас, скорее бы увидеть ваш дом». Кивал и улыбался, когда они заводили разговор на эту тему, когда Дженни показывала мне образцы ткани для занавесок, когда Эмма нарисовала, какой будет ее комната. Я хотел, чтобы их дом оказался чудесным. Я молилсяо том, чтобы их мечта исполнилась.

– Но этого не произошло.

– Когда дом был достроен, они привезли меня на него посмотреть. В воскресенье, за день до подписания всех контрактов. Два года назад – даже чуть больше, потому что это было летом. Погода была жаркая и влажная, облачная, и облака там будто давят на тебя. Место было… – Конор издал мрачный звук – возможно, рассмеялся. – Вы сами все видели. Тогда оно выглядело получше – сорняки еще не выросли, там шла работа, и по крайней мере городок не походил на кладбище, но все же он не казался местом, где люди захотят жить. Мы вышли из машины, и Дженни говорит: «Смотри, море! Роскошно, правда?» Я говорю: «Да, отличный вид», – но я соврал. Вода выглядела грязной, сальной; с моря должен был дуть освежающий ветерок, но казалось, словно ветер умер. Дом получился симпатичным – если вам нравится Степфорд, однако на другой стороне улицы была свалка и стоял бульдозер. Настоящий кошмар. Я хотел развернуться и бежать оттуда без оглядки – и утащить Пэта и Дженни с собой.

– А они? – спросил Ричи. – Они были довольны?

Конор пожал плечами:

– Похоже на то. Дженни говорит: «На той стороне стройка закончится через пару месяцев». У меня сложилось другое впечатление, но я промолчал. Она продолжает: «Это будет чудесно. В банке нам дают сто десять процентов от нужной суммы, чтобы хватило на обустройство. Как думаешь, морская тема подойдет для кухни?»

Я говорю: «А не лучше взять сто процентов и обустроиться по ходу дела?» Дженни смеется – смех звучал фальшиво, но, наверное, просто воздух искажал голоса. Она говорит: «О, Конор, расслабься. Мы можем себе это позволить. Ну да, придется реже ходить в ресторан – да рядом их и так нет. Я хочу, чтобы все было красиво».

Я говорю: «Мне кажется, что так безопаснее. На всякий случай». Может, мне стоило промолчать, но это место… Там такое чувство, словно за тобой наблюдает огромный пес; он приближается, и ты понимаешь, что валить ко всем чертям нужно прямо сейчас. Пэт рассмеялся и говорит: «Дружище, ты хоть знаешь, как быстро растут цены на недвижимость? Мы еще не переехали, а дом уже стоит больше, чем мы за него платим. Его можно в любой момент выгодно продать».

– Если они и сошли с ума, то не одни, а вместе со всей страной. Никто не понимал, что приближается крах, – сказал я и услышал, как пафосно звучит мой голос.

Конор дернул бровью:

– Вы так думаете?

– В противном случае страна не попала бы в такую яму.

Он пожал плечами:

– В финансах я не разбираюсь, я просто веб-дизайнер. Однако я знал: никому не нужны тысячи домов в глуши. Люди покупали их, только поверив обещаниям, что через пять лет смогут продать свою недвижимость в два раза дороже и купить что-нибудь приличное. Даже я, обычный кретин, понимал, что простофили, которые хотят вкладываться в пирамиду, рано или поздно закончатся.

– Вы только посмотрите на нашего Алана Гринспена, – сказал я. Конор начал меня злить – потому что говорил разумные вещи и потому что Пэт и Дженни имели полное право полагать, что он ошибается. – Приятель, ты не переломился бы, если бы проявил больше позитива.

– В смысле? Еще больше заморочил им голову? С этим отлично справлялись другие – банки, застройщики, правительство: «Давай покупай, это лучшее вложение средств в твоей жизни…»

– Если бы кто-то из моих друзей пошел по этой опасной дорожке, я бы точно им что-нибудь сказал, – вставил Ричи, с хрустом смяв пакетик с сахаром и бросив его в корзину. – Может, их бы это и не остановило, но падение не стало бы для них таким шоком.

Оба смотрели на меня так, словно они заодно, словно я чужак. Ричи просто подталкивал Конора рассказать о том, как кризис повлиял на Пэта, но мне все равно было обидно.

– Давай не останавливайся, – сказал я. – Что было дальше?

Конор сжал зубы; воспоминания заводили его словно пружинный механизм.

– Дженни – она терпеть не может споры, – так вот Дженни говорит: «Ты бы видел, какой огромный сад за домом! Поставим там горку для детей, а летом будем устраивать барбекю. Ты сможешь остаться на ночь и не беспокоиться о том, не выпил ли пива больше, чем нужно». Только вдруг через дорогу раздается страшный грохот,словно целая кипа черепицы упала с лесов, что-то вроде того. Мы все аж подпрыгнули. Когда сердце немного успокоилось, я говорю: «Вы точно решили?» – и Пэт отвечает: «Ага. Надеюсь, что решили, – ведь залог нам не вернут».

Конор покачал головой:

– Он все хотел обратить в шутку. Я говорю: «К черту залог. Вы еще можете передумать». И Пэт… взорвался.Он орет: «Какого хрена! Не хочешь даже притвориться, что рад за нас?» Это совсем не похоже на Пэта – я же говорю, он никогда не выходил из себя. Тут я понял, что у него действительно были сомнения, причем большие. Я говорю: «Ты правда хочешь этот дом? Скажи мне».

Он отвечает: «Да, хочу. И всегда хотел, ты же это знаешь. Если тебе хочется всю жизнь снимать холостяцкую квартирку…» А я: «Нет, не какой-нибудьдом – этотдом. Ты его хочешь? Он тебе хоть немного нравится? Или ты покупаешь его потому, что так надо?»

Пэт отвечает: «Ну да, он не идеален, и я прекрасно это понимаю. А чего бы ты хотел, черт побери? У нас же дети.Когда у тебя семья, тебе нужен дом.Ты что, возражаешь?»

Конор провел ладонью по подбородку – так сильно, что осталась красная полоса.

– Мы орали друг на друга. Там, где мы выросли, полдюжины стариков уже высунулось бы посмотреть, что происходит. Тут ничто даже не шевельнулось. Я говорю: «Если не можешь купить то, что на самом деле хочешь, тогда продолжай снимать жилье». Пэт говорит: «Боженька милосердный! Конор, все ведь устроено не так! Нам нужно обзавестись недвижимостью!» Я: «Таким вот образом? Залезть в долговую яму ради дыры, которая, возможно, никогда не станет пригодной для жизни? А если ветер переменится и ты тут застрянешь?»

Дженни берет меня под локоть и говорит: «Конор, все хорошо – честное слово, хорошо. Я знаю, ты просто желаешь нам добра, но ты такой старомодный. Сейчас все так делают. Все».

Он сухо рассмеялся:

– Она так это сказала, словно изрекла какую-то мудрость. Словно это последний довод, и точка. Я не верил своим ушам.

– Она была права, – тихо заметил Ричи. – Сколько народу из нашего поколения поступило точно так же? Тысячи, брат. Тысячи и тысячи.

–  И что?Какая разница, что делают все? Они же не майку покупали, а дом.Это не вложение средств —это дом.Если позволяешь другим решать за тебя в таких делах, если идешь вслед за толпой просто потому, что это модно, то кто ты? А если стая завтра изменит направление, ты что, выбросишь из головы все мысли и начнешь заново – просто потому, что тебе так сказали? Тогда кто ты? Никто. Ты – никто.

Ярость – твердая и холодная, словно камень. Я вспомнил кухню, разгромленную и окровавленную.

– И ты сказал об этом Дженни?

– Я ничего не мог сказать. Пэт… Наверное, он все прочитал по моему лицу и говорит: «Дружище, это правда. Спроси любого: девяносто девять процентов подтвердят, что мы поступаем правильно».

Снова этот скрежещущий смех.

– Я смотрел на них во все глаза, раскрыв рот. Я не мог… Пэт никогда таким не был Никогда. Даже в шестнадцатьлет. Да, он мог выкурить косяк на вечеринке вместе со всеми, но он всегда знал, ктоон. Пэт никогда не делал больших глупостей – не садился в машину, если водитель пьян, просто потому, что кто-то пытался на него надавить. И вот, пожалуйста, взрослый мужчина, мать-перемать, блеет мне, что « всетак делают»!

– Так что ты сказал? – спросил я.

Конор покачал головой:

– А что там можно было сказать? Я все понял… Они… Я уже не знал, кто они такие. Это были не те люди, с которыми я хотел иметь дело. Но я все равно попытался, идиот. Я говорю: «Да что за херня с вами происходит?»

Пэт отвечает: «Мы выросли, вот что. Когда становишься взрослым, приходится играть по правилам».

Я говорю: «Нет, ни хрена подобного. Если ты взрослый, то думаешь своей головой. Ты что, спятил? Может, ты зомби? Кто ты?»

Мы чуть не подрались. Я чувствовал, что Пэт в любую секунду может меня ударить. Но тут Дженни снова хватает меня за локоть, разворачивает и орет: «Заткнись! Просто заткнись! Ты все испортишь. Я ненавижу весь этот негатив… Не хочу, чтобы дети это слышали, чтобы они им пропитались! Не хочу! Это мерзко. Если все начнут думать так же, как ты, страна полетит к чертям, и тогда у нас действительнобудут проблемы. Тогда ты будешь счастлив?»

Конор снова провел рукой по губам, и я увидел, что он прикусил ладонь.

– Она плакала. Я начал что-то говорить, даже не знаю – что, но Дженни заткнула уши и быстро пошла прочь. Пэт посмотрел на меня так, словно я кусок дерьма, сказал: «Ну, спасибо. Это было круто», – и помчался за ней.

– А ты что сделал? – спросил я.

– Ушел. Побродил пару часов по этому вонючему городку – искал хоть что-нибудь, что заставит меня позвонить Пэту и сказать: «Извини, брат, я ошибся. Это райское местечко», – но везде было одно и то же. В конце концов я набрал номер одного приятеля и договорился, что он меня оттуда заберет. Они мне больше не звонили. Я им – тоже.

– Хм. – Я откинулся на спинку стула и в задумчивости постучал ручкой по зубам. – Да, я слышал, что друзья ссорились из-за разных вещей, но чтобы из-за цен на недвижимость? Серьезно?

– Я же оказался прав, так ведь?

– И ты был этому рад?

–  Нет.Я был бы счастлив ошибиться.

– Потому что Пэт был тебе небезразличен, не говоря уже о Дженни. Ты беспокоился о Дженни.

– Обо всех четверых.

– И особенно о Дженни. Нет, погоди, я не договорил. Конор, я человек простой – спроси у моего напарника, он подтвердит: я всегда выбираю самое простое решение, и оно обычно оказывается правильным. Так что ты, конечно, мог поссориться со Спейнами из-за того, какой дом они выбрали, какой взяли кредит, из-за их мировоззрения и так далее – если я что-то забыл, ты мне потом напомнишь, – но, учитывая предысторию, более простая версия следующая: вы поссорились потому, что ты все еще любил Дженни Спейн.

– Об этом никто не вспоминал. Мы обсуждали это только один раз – после того как Фиона со мной порвала.

– Значит, ты по-прежнему ее любил.

– Я в жизни не встречал таких, как она, – тихо, запинаясь, ответил Конор после паузы.

– И поэтому с другими девушками у тебя не складывается, так?

– Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, что мне не нужно, – что бы мне ни говорили. Я видел Пэта и Дженни: я знаю, что такое настоящая любовь. Зачем мне что-то другое?

– Но ты пытаешься убедить меня в том, что поссорились вы по другой причине.

В его серых глазах вспыхнуло отвращение:

– Да, по другой. Думаете, я бы допустил, чтобы они догадались о моих чувствах?

– Раньше им это удалось.

– Тогда я был моложе. Не умел ничего скрывать.

Я громко рассмеялся:

– Был огромной открытой книгой, да? Значит, не только Пэт и Дженни изменились, когда повзрослели.

– Я стал более благоразумным. Стал лучше контролировать себя. Но я не стал другим человеком.

– Значит ли это, что ты все еще влюблен в Дженни?

– Мы с ней уже несколько лет не общались.

Это был совсем другой вопрос, однако оба могли подождать.

– Возможно. С другой стороны, из своего гнездышка видел ты ее предостаточно. Кстати, раз уж об этом зашла речь: как все это началось?

Я предполагал, что Конор попытается увильнуть, однако он ответил быстро и с готовностью, словно был рад этому вопросу.

– Почти случайно. В конце прошлого года дела шли не очень хорошо – работы практически не было. Начинался кризис – никто об этом не говорил, по крайней мере в то время, и если бы кто-то хотя бы заикнулся, его бы обвинили в государственной измене, – но я все понимал. Фрилансеры вроде меня почувствовали это первыми. Я был фактически на мели: пришлось съехать из квартиры и снять эту вонючую комнатушку. Вы, наверное, ее видели, да?

Мы промолчали. Ричи замер, слился с фоном, чтобы не мешать мне. Конор скривился:

– Надеюсь, она вам понравилась. Теперь вы знаете, почему я стараюсь там не задерживаться.

– Но ты же не был в восторге и от Оушен-Вью – почему же ты задержался там?

Конор пожал плечами:

– У меня было много свободного времени, я грустил, постоянно вспоминал Пэта и Дженни. Если в жизни что-то шло не так, я всегда говорил с ними – и поэтому сейчас мне их не хватало. Я просто… Я хотел узнать, как у них дела.

– Ну, это я могу понять. Но если обычный парень хочет наладить связь со старыми друзьями, он же не ставит палатку у них на заднем дворе – нет, он берет телефон. Сынок, извини за глупый вопрос, но неужели такая мысль не пришла тебе в голову?

– Я не знал, захотят ли они со мной разговаривать. Даже не знал, осталось ли у нас что-то общее, и мне было страшно это выяснять. – На секунду он стал похож на ранимого подростка. – Да, я мог бы спросить про них у Фионы, но я ведь не знал, что они ей рассказали, и не хотел втягивать ее в это дело… Однажды в выходные я решил, что заеду в Брайанстаун, попробую их увидеть, а потом отправлюсь домой. Вот и все.

– И ты их увидел.

– Да. Зашел в тот дом, где вы меня нашли. Я надеялся увидеть их в саду, но эти окна на кухне… Через них видно все. Все четверо за столом. Дженни надевает Эмме резинку, чтобы волосы не лезли в тарелку. Пэт что-то рассказывает. Джек смеется, и все лицо у него перемазано едой.

– Сколько ты там провел?

– Может, час. Это было хорошее зрелище – наверное, лучшее, что я видел за долгое время. – Воспоминания заставили голос Конора смягчиться. – Умиротворяющее. Я приехал домой умиротворенным.

– И поэтому вернулся за очередной дозой.

– Да, через пару недель. Эмма играла с куклами в саду – учила их танцевать. Дженни развешивала белье. Джек изображал самолет.

– И это тоже умиротворяло. Поэтому ты возвращался снова и снова.

– Угу. А что еще делать целыми днями – сидеть в своей норе и таращиться в телик?

– А в один прекрасный день у тебя там появился спальный мешок и бинокль.

– Я знаю, что это кажется бредом, можете не напоминать.

– Да, приятель, это кажется бредом – однако безобидным. Настоящий психоз начался, когда ты решил залезть к ним в дом. Хочешь рассказать нам свою версию?

Долго он не раздумывал: даже незаконное проникновение в чужой дом менее опасная тема, чем Дженни.

– Я нашел ключ от задней двери – об этом я вам уже говорил. Ничего с ним делать я не собирался, мне просто нравилось, что он у меня есть. Но однажды они уехали, а я провел там всю ночь: промок насквозь и замерз – тогда у меня еще не было нормального спальника. И я подумал: «Почему бы и нет? Всего пять минут, только чтобы согреться…» Там было хорошо – пахло глаженым бельем, чаем и выпечкой – и какими-то цветами. Все чистое, сияющее. Я давно не видел ничего подобного. Это был настоящий дом.

– Когда это произошло?

– Весной. Дату не помню.

– И после этого ты еще не раз вернулся. Сынок, ты слишком легко поддаешься искушению, так?

– Я не причинял никому вреда.

– Правда? А что ты там делал?

Конор пожал плечами. Он сложил руки на груди и отвел глаза – ему было стыдно.

– Ничего особенного. Выпивал чашку чаю с печеньем. Иногда съедал сандвич. – Вот они, исчезающие ломтики ветчины, о которых говорила Дженни. – Иногда я… – Румянец на его щеках становился все гуще. – Иногда я задергивал занавески в гостиной, чтобы мерзкие соседи не подглядывали, и смотрел телик. Что-то в этом роде.

– Ты притворялся, что живешь там.

Конор не ответил.

– Наверх поднимался? Заходил в спальни?

Снова молчание.

– Конор.

– Пару раз.

– Что ты делал?

– Заглянул в комнаты Эммы и Джека. Постоял в дверях, посмотрел. Я просто хотел представить их себе.

– А в комнату Пэта и Дженни заходил?

– Да.

– И?..

– Не то, о чем вы думаете. Просто лежал в их постели. Прежде чем лечь, снимал ботинки. Закрывал глаза на минуту. Вот и все.

Он не смотрел на нас, он погружался в воспоминания. Я чувствовал, как от него распространяется печаль, словно холод от глыбы льда.

– Тебе не приходило в голову, что ты можешь до смерти напугать Спейнов? Или это было частью плана? – резко спросил я.

Мои слова вернули его к действительности.

– Я их не пугал. Всегда уходил задолго до их возвращения. Убирал все на свои места: кружку мыл, вытирал, ставил в шкаф. Если заносил в дом грязь, то вытирал пол. Ну и забирал всякую ерунду, которой никто не хватился бы, – пару резинок для волос. Никто бы и не узнал, что я там бываю.

– И все-таки мы об этом узнали, не забывай. Конор, скажи мне кое-что – и помни, без глупостей: ты ведь адски им завидовал, да? Спейнам. Пэту.

Конор нетерпеливо покачал головой, словно отгоняя муху:

– Нет. Вы не понимаете. И сейчас, и в восемнадцать лет все было не так, как вы себе представляете.

– Тогда как все было?

– Я не хотел, чтобы с ними произошло что-то плохое… Просто… Да, я знаю, что наговорил им гадостей про то, что они поступают так, как все. Но когда я стал за ними наблюдать… – Глубокий вздох. Отопление снова выключилось; без его гудения в комнате стало тихо будто в вакууме. Тишина вытягивала звуки нашего дыхания, растворяла их без остатка. – Снаружи их жизнь казалась точно такой же, как у всех, словно из фильма-«ужастика» про клонов. Но если заглянуть в нее, вы понимали, что это не так… Например, Дженни – как и все девушки – мазала себя искусственным загаром и поэтому выглядела как и все остальные, но потом приходила с флаконом этой дряни на кухню, вместе с детьми доставала кисточки и рисовала красками на руках – звезды, смайлики или инициалы. Однажды она нарисовала на руках Джека полоски – он был в восторге и целую неделю играл в тигра. Или, когда дети засыпали, Дженни убирала их барахло, как любая другая домохозяйка, но потом Пэт приходил ей помочь и все кончалось тем, что они сами начинали играть, лупили друг друга мягкими игрушками и смеялись, а устав, ложились рядом на пол и смотрели из окна на луну. Было видно, что они те же, что и раньше. Те же, кем были в шестнадцать лет.

Конор расслабился, положил руки на стол ладонями вверх и вызвал в памяти череду изображений за освещенным окном – ярких, сверкающих, словно эмаль и позолота.

– Когда ты один и под открытым небом, ночи длятся дольше. В голову приходят странные мысли. Я видел огни в других домах, иногда слышал музыку – кто-то врубал старые рок-н-роллы на полной громкости, кто-то играл на флейте. Я начал думать про других людей, которые живут там, – про таких разных людей. Даже если они просто готовят ужин: кто-то делает сыну его любимое блюдо, чтобы он забыл про неприятности в школе, какая-нибудь пара устраивает торжество – они, возможно, узнали, что ждут ребенка… Каждый из них думал о чем-то своем. У каждого свой любимый человек. Чем дальше, тем сильнее я понимал: такая жизнь тоже прекрасна. – Конор еще раз глубоко вздохнул и положил руки на стол ладонями вниз. – Это все. Я не завидовал. Просто чувствовал… это.

– Но жизнь Спейнов перестала быть прекрасной, – отозвался Ричи из угла. – После того как Пэта уволили.

– У них все было супер.

В голосе Конора зазвенела сталь – он сразу встал на защиту Пэта, и у меня в голове снова зарикошетили неприятные мысли. Ричи оттолкнулся от стены и присел на краешке стола, слишком близко от Конора.

– В прошлый раз ты сказал, что это дало ему по голове. Что ты имел в виду?

– Ничего. Я знаю Пэта. Знаю, что ему бы не понравилось сидеть без работы, вот и все.

– Бедняга был сам не свой, понятно? Поэтому не думай, что выдаешь какой-то секрет. Ну, что ты видел? Он вел себя странно? Плакал? Ругался с Дженни?

– Нет. – Короткая, напряженная пауза: Конор прикидывал, что можно рассказать нам. Руки он снова сложил на груди. – В первое время все было хорошо. Через несколько месяцев – летом – он начал поздно ложиться и поздно вставать. Иногда не брился, ходил по дому в пижаме.

– Похоже на депрессию.

– Он был расстроен. И что? В чем его можно обвинить?

– И ты все-таки не восстановил с ними связь, так? – спросил Ричи. – Когда у тебя дела шли плохо, тебе были нужны Пэт и Дженни. Ты не задумывался о том, что они тоже нуждаются в тебе?

– Да, задумывался, – ответил Конор. – Очень часто. Думал, что могу им помочь – выпить с Пэтом по кружечке, посмеяться или посидеть с детьми, дать ему с Дженни побыть вдвоем…. Но я не смог. Это все равно что сказать: «Ха-ха, я же говорил, что у вас ничего не выйдет». От этого стало бы только хуже.

– Х-хосподи, да куда уж хуже-то?

– Намного хуже. Ну перестал он бегать по утрам, подумаешь. Это не значит, что он разваливался на куски.

Эта резкость, этот оправдывающийся тон никуда не исчезли.

– Ты не мог радоваться тому, что Пэт никуда не выходил. Если он дома, значит, никакого тебе чая с бутербродами. В последние пару месяцев ты по-прежнему бывал у них дома?

Конор резко обернулся ко мне, словно я его спас:

– Бывал, но реже – может, раз в неделю, если они, например, ехали забирать Эмму из школы, а потом отправлялись за покупками. Пэт не боялся выходить на улицу – просто хотел быть дома и следить, не появится ли та норка или кто там. Никаких фобий у него не было.

Я почувствовал, как замер Ричи. Конор не мог знать про зверя.

– А ты хоть раз видел это животное? – спросил я непринужденно, пока тот ничего не сообразил.

– Я же говорю – я редко бывал в доме.

– Ну разумеется. Я сейчас не про последние месяцы, а вообще. Ты видел животное? Слышал его?

Конор насторожился, хотя и не мог понять, в чем дело.

– Пару раз слышал шорохи. Подумал, что на чердак забралась мышь или птица.

– А по ночам, когда это животное должно охотиться, трахаться, или чем уж оно там занимается? Ты хоть раз видел там норку в свой бинокль? Выдру? Или хотя бы крысу?

– Да, там есть разная живность – по ночам бегают животные, и большие в том числе. Но кто это – понятия не имею. Никого не видел. Там темно.

– И это тебя не беспокоило? Ты в глуши, вокруг полно дикого зверья, которое ты не видишь и от которого нечем защититься?

Конор пожал плечами:

– Животные меня не пугают.

– Храбрец, – похвалил его я.

Ричи растерянно потер лоб – сбитый с толку новичок, пытающийся прояснить ситуацию.

– Секундочку. Я что-то упустил. Откуда ты знаешь, что Пэт подстерегал это животное?

Конор на секунду открыл рот и тут же его захлопнул, лихорадочно соображая.

– В чем дело? – сурово спросил я. – Вопрос не сложный. Может, у тебя есть причины на него не отвечать?

– Нет. Просто не помню, как я про это узнал.

Мы с Ричи посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Прекрасно, – сказал я. – Клянусь Богом, сколько я тут проработал, но эта шутка не надоедает. – Конор стиснул зубы – ему не понравилось, что над ним смеются. – Извини, парень. Пойми, мы тут до ужаса часто сталкиваемся с амнезией – иногда мне даже кажется, будто правительство что-то в воду подмешивает. Может, сделаешь еще одну попытку?

Его мозг по-прежнему работал на повышенных оборотах.

– Да ладно тебе, – сказал Ричи, все еще ухмыляясь. – Что тут такого?

– Однажды вечером Пэт и Дженни говорили об этом на кухне. Я стоял у окна и все слышал.

На улице не горят фонари, в саду никакого освещения – после наступления темноты он мог хоть целый вечер проводить у них под окнами. Спейны жили на морском берегу, среди строительного мусора, за много миль от тех, кому они небезразличны, – похоже, их совсем не беспокоило, что кто-то может вторгнуться в их личную жизнь. Однако на самом деле ее у них не было: по дому бродил Конор, следил за тем, как они пьют вино и обнимаются по вечерам; Гоганы жадно впитывали в себя все их разговоры и размолвки. Стены их дома с таким же успехом могли быть сделаны из бумажных салфеток.

– Любопытно, – заметил я. – И как тебе показался их разговор?

– Вы о чем?

– Кто что сказал? Они были обеспокоены, расстроены? Может, спорили? Кричали друг на друга?

Конор побелел – к такому вопросу он был не готов.

– Я слышал не все. Пэт сказал что-то вроде «капкан не помог». И, кажется, Дженни сказала, что нужно попробовать другую приманку. А Пэт ответил, что он бы знал, что именно выбрать, если бы хоть раз увидел зверя. Никто из них не был расстроен, ничего подобного – может, они немного беспокоились, как и любой на их месте. Они не ссорились, это точно.

– Ясно. И когда состоялся разговор?

– Не помню – скорее всего летом, но, может, и позже.

– Любопытные вещи ты рассказываешь. – Я отъехал на стуле от стола. – Погоди немного, приятель: мы сейчас выйдем, чтобы поговорить о тебе. Допрос прерван; детективы Кеннеди и Курран выходят из комнаты.

– Стойте, – сказал Конор. – А как Дженни? Она… – Закончить фразу он не смог.

– А… – Я забросил пиджак на плечо. – Я этого ждал. Конор, сынок, ты молодец: очень долго терпел, прежде чем спросить. Я думал, что ты будешь умолять нас уже через минуту. Я тебя недооценил.

– Я ответил на все ваши вопросы.

– Ну да, более или менее. Молодчина. – Я вопросительно взглянул на Ричи; тот пожал плечами и соскользнул со стола. – Ну ладно, почему бы и нет. Дженни жива. Ее жизни ничто не угрожает. Еще пара дней, и ее выпишут.

Я ожидал увидеть облегчение или страх, или даже гнев, но он только быстро выдохнул и кивнул.

– Она рассказала нам кое-что интересное.

– Что именно?

– Да ладно, приятель. Ты прекрасно знаешь, что о таких вещах мы не болтаем. Но скажем так: подумай, прежде чем врать нам, – чтобы твои слова не опровергла Дженни Спейн. Подумай об этом, пока нас не будет. Как следует подумай.

Придерживая дверь для Ричи, я в последний раз взглянул на Конора: он смотрел в пустоту и, как я ему и велел, напряженно думал.

* * *

– Слышал? – спросил я Ричи, когда мы вышли в коридор. – Там где-то спрятан мотив. Слава богу, он все-таки есть – и я его найду, даже если придется выбивать его силой.

Мое сердце бешено колотилось. Я хотел обнять Ричи, врезать по двери, так чтобы Конор подпрыгнул на стуле. Ричи водил ногтем взад-вперед по облезающей зеленой краске на стене.

– Ты так думаешь? – спросил он, не сводя глаз с двери.

– Да не то слово. Как только он проговорился насчет животного, то снова начал пудрить нам мозги. Не было никакого разговора про капканы и приманки. Если Пэт и Дженни ссорились и Конор стоял, практически прижав ухо к окну, тогда он мог что-то расслышать. Однако не забывай – у Спейнов двойные стекла. Прибавь шум прибоя, и самый обычный разговор уже не слышен даже с близкого расстояния. Может, он соврал только насчет тона – может, они орали друг на друга и он просто не хочет говорить нам об этом. А если нет – тогда как он узнал про зверя?

– Вошел в дом, увидел работающий компьютер и прочитал.

– Возможно. Это более вероятно, чем байки, которыми он нас кормит. Но почему сразу об этом не рассказать?

– Он не знает, вытащили мы что-то из компьютера или нет. Не хочет, чтобы мы считали, что у Пэта едет крыша, – если мы поймем, что он выгораживает Пэта.

–  Еслион выгораживает. Если. – Проговорив это вслух, я начал нарезать круги по коридору. Я столько просидел за столом, что каждая мышца в моем теле подергивалась от напряжения. – А тебе не приходило в голову, как еще он мог узнать?