Текст книги "Воля Императрицы"

Автор книги: Тамора Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

* * *

Доклады шпионов достигли Берэнин за два дня до того, как Сэндри и её спутники достигли перекрёстка Блендроуд. Императрица дважды перечитала отчёты, и щёки её всё больше краснели от ярости. Наконец она врезала по столу кольцом с гематитом, которое никогда не снимала. Это должно было вызвать к ней Ишабал настолько быстро, насколько та могла бежать.

Берэнин не тратила время на приличия, когда прибыла её главный маг. Вместо этого она метнула отчёты Ише в голову.

– Оба! – рявкнула она, отталкивая свой стул от стола. – Оба этих самонадеянных щенка! Врохэйн свидетель, они за это заплатят! За неповиновение, и за то, что считали меня настолько глупой – и потерявшей голову! – чтобы позволить им сделать это безнаказанно!

Ишабал притворилась, что читает отчёты. Их копии уже достигли её тем утром.

– Вам нравятся гордые, пылкие молодые люди, – осторожно произнесла она, наблюдая за императрицей, когда та встала и начала ходить взад-вперёд. – Такие люди делают что захотят, всегда полагая, что есть способ всё исправить.

Вопреки своему видимому спокойствию, она тоже кипела. Кэн ей солгал. Это ей не нравилось. Она подождала, пока императрица посмотрит в её сторону, и пожала плечами:

– Они вполне могут достичь успеха. Они умны и талантливы. Золото Леди Сэндрилин останется в Наморне. Они даже могли быть достаточно глупы, чтобы посчитать, что вы поступите по своему обыкновению – практично. Что вы удовлетворитесь решением более дорогостоящей проблемы – потерю дохода Сэндрилин в пользу Эмелана.

– Я не позволю сделать меня посмешищем, – сказала Берэнин. – Ни им, ни этой девчонке. Весь мир скажет, что эта девка схапала моего любовника, а мой бывший любовник им помогал! Довольно. Этим летом я была слишком мягкой. И ты видишь, куда меня завела моя щедрость. Высылай приказы моим слугам и солдатам, тем, кому мы безоговорочно доверяем. Мы с тобой едем на юг, сегодня же. Двору пусть скажут, что я направляюсь в охотничий дом в Ка́ракати, чтобы расслабиться. О моих истинных намерениях не должен знать никто. Я хочу, чтобы все почувствовали тяжесть моей руки. Даже если нам придётся поднять магическую границу, чтобы их остановить, я удержу всех трёх этих молодых людей в Наморне. Першан и Кэнайл вспомнят, кто именно правит этой империей.

Иша сделала реверанс:

– Хорошо, Ваше Имперское Величество.

– Приставь стражу к Трисане, – отрезала Берэнин. – Пусть она будет под наблюдением. Приведи в готовность лучших своих людей. Она не должна покинуть Данкруан, если её состояние это позволит.

* * *

В тот же день Трис встала с кровати. У неё всё ныло с ног до головы, и в ванну она смогла забраться только с посторонней помощью, но она могла ходить. В тот день она упорно заставила себя обойти свою комнату кругом два раза, на следующий – пять раз. Лекари приказали ей не испытывать лечение на прочность, игнорируя её гневные взгляды. На третье утро, стоя на лестничном пролёте она задумчиво созерцала ступени, которые вели к следующему пролёту внизу, когда к ней подошла Элага.

– Разве тебе полагается это делать? – спросила леди.

– Мне полагается быть с моей семьёй, – ответила Трис.

Она ухватилась за перила, и сделала шаг вниз.

– Кровать очень милая, Элага, и ты чудесно делилась со мной книгами, но здесь я для них бесполезна. Ни один из нас не верит, что Сэндри позволят ускакать из Наморна.

Жена Амброса помогла Трис удержать равновесие:

– Я вижу, ты сама оделась, – заметила она, заново застёгивая верхнюю пуговицу у Трис на платье. – Зайди в мою комнату, и скажи моей служанке, как нужно приколоть твои косы.

– Я была бы весьма признательна, – сказала Трис.

В кои-то веки она не стала отметать предложенную помощь. «Я не хочу признаваться, что не способна самостоятельно спуститься вниз», – подумала она.

– Я хочу посетить завтра дворец, но когда я пытаюсь уложить мои косички, то у меня кружится голова, когда я поднимаю руки.

Трис остановилась, чтобы отдышаться, и подумала: «Ещё пять ступенек, а потом я сяду. Да уж, я в отличной форме для сражения!»

– Дворец? – спросила озадаченная Элага. – Ты не в состоянии ходить вообще никуда, не говоря уже о дворце. К кому ты там пойдёшь? Мы можем пригласить этого человека сюда.

– Я бы предпочла поболтать с Вимэйси Лэдихаммэр где-то в другом месте, если ты не против, – ответила Трис, делая дрожащими ногами следующий шаг. – Беседа может принять скверный оборот.

– Эта беседа кажется мне очень плохой идеей.

Элага была полна практичности, как и её муж.

– Несомненно, ваши с ней дела лучше оставить как есть.

– Вот уж нет, – ответила рыжая. – У меня было полно времени на то, чтобы разобрать по кусочкам тот порыв магии, который я учуяла, прежде чем решила выполнить несколько неудачных кувырков на лестнице. Это была её работа. Я не знаю, что я сделала Ишабал, чтобы это заслужить, и мне всё равно. Я просто хочу выразить мою неудовольствие наиболее ясным из возможных способов.

Они достигли второго этажа. Трис прислонилась к перилам, на её лице проступил пот – как от утомления, так и от боли.

Элага помогла Трис зайти в свою гардеробную.

– Ну, тогда, если ты настолько глупа, что хочешь устроить перебранку с великим магом, я только рада сказать тебе, что удача от тебя отвернулась. Вимэйси Лэдихаммэр во дворце нет. Они с её имперским величеством уехали несколько дней назад, на охоту.

Она усадила Трис на стул, и позвонила в колокольчик, чтобы позвать служанку.

Трис наблюдала за лицом Элаги в зеркале:

– Ты знаешь, где?

Элага спокойно встретила её взгляд:

– У неё есть резиденция в Холмах Каракати, рядом с Озером Глэйз, у границы с Олартом.

Там, где Имперский Тракт пересекает границу с Олартом, – сказала Трис.

– Да, – Элага поманила к себе служанку. – Императрица часто туда ездит, Трис. Это ничего не значит.

Трис сместилась на стуле, чтобы посмотреть Элаге в глаза:

– Ты в это не веришь.

Элага вздохнула, и села сама:

– Говорят, что она была в ярости, когда уезжала, и что Першан фэр Рос пропал. Сплетники считают, что он мог поехать, чтобы попытаться убедить Сэндри всё же выйти за него замуж.

Трис потребовалось какое-то время, чтобы объяснить служанке, как именно нужно уложить каждую косичку, и как свернуть сами косички, прежде чем накрыть их сверху шёлковой сеткой, которую ей протянула Трис. Женщина взялась за дело, а Трис прикусила губу, напряжённо размышляя. «Шан – игрушка императрицы», – думала рыжая. «Её любовник. Если он отправился за Сэндри – если он настолько глуп! – то Её Имперское Величество посчитает это знаком неуважения с его стороны. Чего правители терпеть не могут, так это неуважения. Неуважения – и вероятности того, что народ может посчитать их слабыми, если всё выглядит так, будто кто-то воспротивился их воле. Так что сейчас императрица в гневе. Она беспокоится, что люди скажут, будто Шан, Сэндри, Даджа и Браяр безнаказанно говорят ей «нет». Она захочет не дать им уйти, чтобы доказать, что они могут противиться её воле».

За последние три года Трис провела слишком много времени за пересечением границ государств. Одной из их наиболее общих черт были магические стены, способные замедлить вторгающуюся армию и остановить отдельных людей. Их нельзя было держать поднятыми всё время. Это было слишком дорого: такие стены требовали колоссальных затрат магической силы. Их создавали так, чтобы они поднимались по приказу. Маг, который это делал, должен был быть одним из великих, иметь силу поднять щит, не дававший пройти другим магам.

«Берэнин потеряла терпение», – подумала Трис. «Она хочет удержать всех нас в качестве урока для остальных. Ишабал поехала с императрицей, чтобы закрыть границу для моих сестёр и брата. Наморн хочет удержать нас как птиц в клетке».

Трис не заметила, когда Элага ушла. Когда служанка закончила, Трис поблагодарила её и дала ей монетку за труды. Затем она покинула комнату, и начала свой медленный, усталый, болезненный подъём обратно по лестнице.

Остаток дня ушёл на то, чтобы уложить вещи, с перерывами отдых и сон. Она равномерно трудилась трясущимися руками. Ей необходимо было позаботиться о том, что она возьмёт с собой всё необходимое. Чайм наблюдала. По мере выздоровления Трис она то появлялась, то исчезала, и поведение Трис ей совсем не нравилось.

На закате Трис открыла окно, и повернулась лицом к дувшему на юг с Сиф прохладному ветру. Она вобрала его силу, и использовала её, чтобы позвать своих друзей:

– «Я думаю, что они собираются закрыть вам границу. Вы можете найти обходной путь? Императрица и Ишабал будут там, я думаю. Возможно и Кэнайл тоже. Вы меня слышите? Вы можете взять у меня силы?»

Ответа не было. «Причин может быть несколько», – подумала Трис, с трудом забираясь обратно в ненавистную кровать. «Возможно, они отъехали слишком далеко, и между нами слишком много окружающей магии, блокирующей мой голос. Гораздо вероятнее то, что я просто вымоталась. Если бы они знали, что я звала, и потянулись бы ко мне со своей стороны, то я легко смогла бы с ними поговорить, но они не знают. Они въезжают императрице прямо в руки, и кроме Жэгорза их некому предупредить».

Она легла и заснула, встав в серых дорассветных сумерках, за час до восхода солнца. Одевшись, она освободила один из ветров, чтобы тот вынес её перемётные сумы через окно и опустил на землю. Больше она ничего с собой брать не осмеливалась, если хотела двигаться быстро. У неё кольнуло в груди, когда она отвернулась от шкафа с одеждой, которую ей сшила Сэндри для двора, но, возможно, Амброс и Элага вышлют багаж в Эмелан. Адресованное им письмо она положила на свою кровать, взяла Чайм на руки, и медленно прошла вниз по лестнице и прочь из дома. Хотя она чувствовала, что в достаточной степени контролирует свою магию и ветры, чтобы опустить перемётные сумы, она не чувствовала достаточно уверенности, чтобы опускаться самой. Все силы у неё уйдут на то, чтобы выдержать предстоящий день.

Когда она оказалась снаружи, её ветер встретился с ней, и последовал за ней к конюшням, где он оставил её перемётные сумы. Трис поблагодарила его, и отпустила.

В конюшнях было темно. Трис это не волновало: она всё отлично видела. Её кобыла, покладистое существо, привыкшее к странностям Трис, тихо стояла, пока другой ветер из той же косички поднял попону, седло и перемётные сумы ей на спину. Трис застегнула пряжки ремней и поправила упряжь, проверив всё дважды. Наконец она посадила Чайм на перемётные сумы, и подтащила к кобыле табуретку. Когда она попыталась забраться в седло, силы покинули её на полпути. Она так и висела, наполовину на лошади, гадая, покинет ли она Дом Ландрэг именно в таком виде.

– Если бы у меня хоть толика мозгов, я бы тебя так и оставил, – сказал Амброс, открывая дверь в конюшню и впуская внутрь утренний свет. – Ты не в том состоянии, чтобы пытаться проделать что-то подобное.

– Мне нужно оказаться к ним ближе, – пробормотала Трис. – Достаточно близко, чтобы хотя бы предупредить их. Лекари сказали, что у меня всё зажило.

– Если бы они знали, что ты собираешься попытаться преодолеть путь в три сотни миль менее чем через неделю после того, как встала с постели, то они бы пересмотрели свой диагноз, – своим самым сухим тоном ответил Амброс. – Они, возможно, даже установили бы, что ты ударилась головой сильнее, чем было решено изначально.

Трис хотела было сказать ему «Тебе меня не остановить», но трудно было говорить такое, когда висишь поперёк лошадиной спины.

– Я еду, – сказала она, хватаясь за луку седла.

Она оттолкнулась ногой, стоявшей в стремени.

Её лодыжку схватили крепкие пальцы, и толкнули, помогая ей перенести остаток своего веса на лошадь. Амброс обошёл её, и потянул её свободную ногу вниз, и поставили на соответствующее стремя. Затем он пошёл седлать собственного мерина.

Трис наблюдала за ним, пока Чайм карабкалась по платью на её спине ей на плечо.

– Ты что это делаешь? – спросила она у Амброса.

– Поскольку я представляю, что попытавшись удержать тебя, я встречусь с молнией, или чем-то похуже, лучше всего мне будет поехать с тобой, – спокойно ответил он. – Благодаря этому, когда ты упадёшь где-то в полдень, я смогу насладиться произнесением слов «Я же говорил». А если ты удержишься в седле, то я тебе понадоблюсь для платы владельцам постоялых дворов.

Он помедлил, проверяя положение её уздечки, затем тихо спросил?

– Ты честно веришь, что вы вчетвером сможете перебороть пограничную защиту, возведённую и удерживаемую великим магом? Возможно, несколькими великими магами, если Ишабал за ними пошлёт?

Трис наклонилась, уткнувшись лбом в гриву своей кобылы:

– Я не знаю, – честно сказала она. – Если я скажу им, что уехать им не позволят, то они в достаточной мере разозлятся, чтобы попробовать. Может быть, у нас есть несколько уловок, о которых пока никто не знает.

Они выезжали из вот дома, когда Амброс остановил своего мерина.

– Я и забыл о том, что за нами наблюдают, – признался он.

Трис прищурилась, чтобы увидеть, что он имел ввиду. На противоположной стороне улицы по обе стороны небольшой резиденции стояло двое магов. Сейчас они шли вперёд, и в их руках мерцал серебряный огонь их силы. Чайм метнулась вперёд, издавая свой крик, подобный скрежету гвоздя по стеклу, приковав к себе их внимание, мелькая прямо у них перед лицами.

Трис воспользовалась их отвлечённым состоянием для того, чтобы расплести четверть ещё одной толстой косы с ветром, собранным со смерча. Пока сторожевые маги пытались попасть по Чайм своей силой, Трис выпустила свой ветер. Он ударил по улице, поднимая пыль, развевая гривы и хвосты лошадей. Ветер сдёрнул вуаль с головы женщины-мага. Чайм мгновенно взлетела выше, где ветру было её не достать.

Трис позвала ураганный ветер обратно, чтобы он взял сторожей в кольцо. Он схватился за них, цепляясь жадными пальцами за их одежду. Трис снова заплела косу, затем крутанула маленький вихрь ещё раз. Он ускорился, вращаясь вокруг сторожей подобно циклону. Внутри него они были слепы и беспомощны, не могли ни двигаться, ни видеть. Трис в последний раз с силой крутанула ветер, затем высвободила его в открытый воздух над Данкруаном. Он полетел прочь, оставив пару магов позади. Они покачнулись, и упали.

Амбросу потребовалось какое-то время, чтобы отойти от только что увиденного.

– Ты их убила, – нервно сказал он, когда Чайм спикировала, приземлившись на луку седла Трис.

– Вздор, – зыркнула Трис на Амброса. – Я вывела их из строя. Они очнутся. Я не убиваю людей направо-налево, знаешь ли. Только если нет другого выбора.

Амброс спешился, чтобы проверить это самому. Ему пришлось подёргать растрёпанную одежду сторожей, чтобы открыть их лица, и проверить, дышат ли они. Они дышали. Амброс покачал головой, снова закрыл их лица, и сел на своего мерина.

– Поехали, пока они не очнулись, – сказал он, продолжая качать головой.

– Я же сказала, что я не убиваю людей направо и налево, – пылко сказала Трис. – Про такое я бы не стала лгать.

* * *

Обычно дети Гудруни были терпеливыми путниками, помогая с рутинной работой и радостно заговаривая с попутчиками. Но чем ближе их группа приближалась к перекрёстку Блендроуд, тем менее радостными становились дети. Сэндри могла понять их отвращение к медлительности их продвижения, к пыли, к небрежному отношению к ним других путников на дороге, и к шуму, но она не раз думала о том, чтобы заключить детей в коконы, чтобы они утихомирились.

Жэгорз только ухудшал ситуацию. Он по-прежнему настаивал на том, чтобы ехать рядом с Сэндри, повернув свой костлявый нос по ветру, куда бы тот ни дул. Его утверждения – «Я слышу дворец» – стали сводить с ума. Проблема была в том, что империя поддерживала вдоль тракта серию крепостей для поддержки порядка. Могли ли его «звуки дворца» быть просто разговорами слуг империи? Он не мог сказать. Время от времени он замолкал, но потом снова принимался за своё. Сэндри могла отдохнуть от его деклараций только когда решала ехать позади их группы, где ей в зубы набивалась пыль. К тому времени, как они наконец доползли до переполненного постоялого двора Блендроуд, Жэгорз свои новости выкрикивал, заставляя всех слышавших его глазеть на них, а у Сэндри разболелась голова.

– Жэгорз, пожалуйста, потише! – воскликнула Гудруни, когда Сэндри выехала вперёд, чтобы поговорить с хозяином постоялого двора. – Дети и так уже плохо себя ведут, – она зыркнула на своих плачущих малолеток в повозке, – и я собираюсь их отшлёпать, если они не прекратят немедленно! Я и тебя отшлёпаю, если ты не можешь вести себя по-взрослому!

Браяр тоже был покрыт дорожной пылью, и от солнцепёка у него болела голова, но Гудруни заставила его улыбнуться:

– А я-то считал её мышкой, – заметил он Дадже, когда Сэндри проехала мимо них. – Похоже, что это не так.

– Я не думаю, что матери вообще бывают мышами, – пробормотала Даджа. – Возможно, именно это Жэгорзу и нужно – мать.

– Я слышу дворец, – крикнул Жэгорз Гудруни. – Заговоры, предательство и козни.

– Слышь их тихо, – настояла Гудруни.

Она последний раз зыркнула на своих детей. Они, по крайней мере, уловили тон своей доведённой до ручки матери, и умолкли.

– Клэйхэйм, мне так жаль, но у нас нет ни одной комнаты. Вы же видите – каждый дом в Блендроуд полон во время конной ярмарки, – пролепетал хозяин.

Ему приходилось говорить между двух охранников Сэндри. Они не позволяли ему подходить к её лошади ни на шаг ближе.

– Все, кто в это время ездит по тракту, знают о ярмарке. Я выставлю людей из их комнат, поскольку вы – клэйхэйм, но это будет стоить мне постояльцев, от которых я завишу каждый год.

Сэндри потёрла виски:

– Нет, пожалуйста, не нужно делать это из-за меня, – сказала она ему, ненавидя себя за ту, что волнуется о таких вещах, когда ей самой просто хотелось горячей ванны. «Почему я не могу быть такой же, как остальные дворяне, и требовать заботы обо мне и моих спутниках прямо сейчас?» – раздражительно спрашивала она себя. «Не могу представить, чтобы Берэнин волновала его возможная потеря клиентов – лишь бы получить ванну».

– Типичный мужик, никакой помощи! – проворчала женщина – явно жена хозяина, – проталкиваясь через толпу.

Достигнув окружавших Сэндри охранников, она сделала реверанс.

– Клэйхэйм, простите моего мужа-дуболома. Он забыл о постоялом дворе Кэньён. Это всего лишь в десяти милях по Дороге Ди́пдин.

Она указала на дорогу, уходившую на запад.

– Правда, там утончённой молодой леди и её домочадцам будет гораздо лучше. Место маленькое, тихое, не особо известное, но опрятно. Им владеет моя свояченица. У них сейчас остановились некоторые гости, но комнаты ещё остались. Свояченица готовит не так хорошо, как я, но никто не жалуется на её стряпню.

Даджа опёрлась на свой посох, и оглядела женщину:

– Если то место такое замечательное, то почему оно не набито битком?

– Для начала, оно в десяти милях от тракта, – сказал хозяин, явно почувствовав облегчение от вмешательства своей жены. – И то место скорее для дворян и охотников. Там заняты все места, когда начинается охотничий сезон, вот уж точно, и то же самое с торговцами мехом зимой, но в это время года там не так людно.

С Сэндри было довольно. Голова её просто убивала.

– Поехали, – приказала она своим спутникам. – Чем раньше я лягу, тем лучше.

Один из охранников бросил хозяину и его жене монетку. Браяр и половина охранников последовали за Сэндри, пока Даджа тихо посоветовала Жэгорзу помолчать. Он послушался, но ненадолго. Сэндри едва проехала милю вниз по боковой дороге, когда он воскликнул:

– Шелка, парча, мечи – я вижу их на ветру!

– Потому ветер дует со стороны Сэндри и её охранников, Жэгорз, – сказала ему Даджа. – Ты будешь вести себя хорошо, или мне придётся заставить тебя принять твои капли?

– Я сказал, что буду присматривать за вами, – с достоинством уведомил её Жэгорз. – Вам следует прислушиваться, когда я присматриваю за вами.

Даджа посмотрела на Гудруни:

– И с детьми тоже – вот так?

Служанка вздохнула:

– Да, очень похоже.

– Умолкни, или принимай капли, – приказала Даджа Жэгорзу. – Мне всё равно, что из этого ты выберешь.

Жэгорз умолк, немного поотстав, чтобы ехать с более благожелательным Браяром.

Когда они достигли постоялого двора Кэньён, Даджа с облегчением обнаружила, что ситуация здесь сильно отличалась от предыдущего постоялого двора. Единственными гостями были четверо солдат в увольнении из армии, что означало наличие в доме комнат для всех, кроме охранников Сэндри. Её охрана рада была разбить лагерь снаружи, на берегу протекавшей рядом реки. Хозяин постоялого двора мгновенно взял их отряд в свои руки, отведя Сэндри к прохладной комнате, чистым простыням, воде для умывания – и тишине. Пока остальные расслаблялись, Даджа задержалась в общей зале, чтобы поговорить с остальными гостями.

– Тут не так дорого в это время года, – объяснил один из них. – И если честно, Раввикки, мы с друзьями рады тишине.

Один из них кивнул:

– Мы здесь для того, чтобы рыбачить, пройтись по реке, и забыть, что вообще есть такое место – Море Травы. Там было наше последнее назначение. Мы в увольнении, слава богам.

– Тогда вы далеко заехали, – заметила Даджа.

– Тысячи миль, как можно скорее, – благоговейно сказал один из мужчин под горький смех своих спутников. – И теперь – всё. Этот янджингский император – жестокий, жёсткий малый. Мы надеемся, что наше следующее назначение будет в безопасную маленькую солдатскую коробку в, может быть, Данкруане.

– Поговорите с моим братом Браяром, когда он закончит дремать, – предложила им Даджа, поднимаясь на ноги. – Вы сможете обменяться проклятиями в адрес императора. Он только этой весной вернулся из Гьонг-ши.

Мужчины переглянулись:

– Участвовал там в битвах, а? – спросил тот, что заговорил первым. – Этот император на месте не сидит. Но после обеда нас тут может и не быть.

Он откашлялся в кулак.

– Мы думали о том, чтобы съездить вечером на конную ярмарку, немного поразвлечься.

– Странно, – сказала Даджа Браяру позже, когда он спустился вниз.

К тому времени мужчины уже давно уехали.

– Они не показались мне людьми, которые вообще куда-то собирались.

Она потянулась:

– Пойду-ка я поупражняюсь с посохом. Ты не хочешь обменяться парой ударов?

Браяр поморщился:

– Когда у нас буквально на пороге есть река и зелень, и малыши крепко спят, и потому не будут никуда ходить за мной гуськом? Спасибо, но нет. Посмотри, может один из охранников хочет заработать себе отбитые пальцы.

Желанию Браяром одиночества не суждено было сбыться. Он исследовал небольшой участок, где росли папоротники, гадая, сможет ли он довезти их до дома, если использует один из маленьких горшочков из своих сумок, когда его нашёл Жэгорз. Он внезапно встал на колени, на дюйм промахнувшись мимо папоротников.

– Ты чуть не убил растение, Жэгорз. Зубы Лакика, тебе следует использовать глаза не только для видений, – терпеливо сказал Браяр, проверяя, что мох под костлявыми коленками Жэгорза не пострадал. – Если ты не хочешь смотреть, куда ты ставишь ноги, колени или что-то ещё, то ты не можешь ходить вслед за мной.

– Я обещал Трис, что буду за всеми приглядывать, но никто не хочет слушать, – пробормотал Жэгорз. – Как я могу заставить вас слушать, когда воздух полнят заговоры, а в ветре висят образы заговорщиков?

– Потому что ты постоянно твердишь одно и то же, и говоришь это обо всех, старик, – сказал ему Браяр.

Общение с Жэгорзом требовало такого же терпение, какое требовалось для обращения с желудями на земле. Они все гомонили о желании прорасти и пустить корни, и не понимали, что не все они могут это сделать. Чтобы до них достучаться, всегда требовалось время.

– Тебе нужно сконцентрироваться лучше, и дать нам больше подробностей. И тебе надо научиться отличать реальную опасность о того, что присутствует всегда. Имперские солдаты присутствуют всегда – их в империи как блох, например – те парни, с которыми говорила Даджа.

– Они не говорят об империи, – пробормотал Жэгорз.

– Помёт белбуна, – сказал Браяр, слушая его краем уха. – Благослови нас Зелёный Человек, ты далеко от дома.

Дерево, росшее рядом с тем, что укрывало папоротники, было приземистым, для дерева, и обратная сторона его листьев имела характерный серебристый цвет.

– Жэгорз, взгляни. Это – рябина из Гьонг-ши. Кто-то должен был посадить её здесь. В Наморне они не растут, хотя, полагаю, ей тут неплохо. Но почва для тебя здесь немного слишком богатая, девочка.

– Они не говорят об империи, – настаивал Жэгорз.

– Они – деревья, они вообще не говорят, – ответил Браяр. – Ну, по крайней мере ты их не слышишь…

– Эти люди. Они говорили о «милорде», и кроликах в силках, и «всё лучше, чем быть выпоротым за потускневшую латунь».

– Они – имперские солдаты в увольнении, и их войсками командуют дворяне, – настаивал Браяр, посылая свою силу в рябину, чтобы улучшить её сопротивляемость любым опасностям, которые могли грозить иностранке в Наморне. – И они здесь для охоты. Я бы тоже не говорил как империи, будь я в увольнении после боёв с Янджингом. Прекрати суетиться.

– Они говорили о свадьбах, – настаивал Жэгорз.

– Мужчины в увольнении женятся. Если у тебя нет ничего более серьёзного, иди мочить голову в реке, – огрызнулся Браяр. – Я серьёзно, Жэгорз. Трис просто сказала тебе поехать с нами, чтобы ты не бродил по Дому Ландрэг и не беспокоил её. Как только тебя подлатают в Спиральном Круге, ты сможешь управляться лучше. А теперь кыш! И одень обратно очки и обе затычки!

Не сказав ни слова, Жэгорз встал, и вернулся на постоялый двор. Глядя ему вслед, Браяр почувствовал редкий приступ угрызений совести. Его он тоже прогнал. «Я позже ему это возмещу», – пообещал он себе. «Но правда же, иногда человеку нужно побыть в одиночестве с растениями. Они-то меня не заболтают до полусмерти».

Устав от людей, он вернулся на постоялый двор за своим шакканом. Неся его в руках, Браяр вышел на берег реки, и устроился между корней огромной ивы. Там он и провёл остаток дня, с шакканом под боком, впитывая ощущение всей этой зелени вокруг себя.

Пока Браяр расслаблялся, Даджа предложила Гудруни взять на себя детей на какое-то время. Гудруни с благодарностью приняла это предложение. Как только дети проснулись, Даджа повела их на прогулку вдоль каньона, начинавшегося позади постоялого двора, где она могла чувствовать жилы металлической породы в каменных стенах. Сэндри и Гудруни дремали и читали. Жэгорз дулся в конюшне, затем ходил взад-вперёд снаружи постоялого двора, не находя себе места после полученных от Сэндри угроз напоить его успокоительным.

Ужинали все в тишине. Порыв Браяра попросить у Жэгорза прощения умер под гневным взглядом, которым тот одаривал его за ужином. Он был рад видеть, как Жэгорз поднялся по лестнице и лёг спать пораньше. Браяр не был уверен, что смог бы удержать себя в руках, если бы Жэгорз продолжил на него глазеть так, будто Браяр только что убил его первенца. Вместо этого, Браяр послушал, как Сэндри рассказала детям Гудруни сказку на ночь. Когда все они ушли наверх, он помог Сэндри расправить её шелка для вышивки. Не смотря на то, что почти все они успели подремать, все они начали зевать вскоре после того, как окончательно стемнело. Скоро все пошли спать. Даже обслуга куда-то делась. Когда Браяр встал, чтобы закрыть входную дверь, то увидел, что охранники спали вокруг костра. Он собирался поставить перед сном свой шаккан обратно среди багажа, но что-то заставило его передумать. Попытавшись подумать, и едва не вывихнув себе челюсть от зевоты, Браяр просто отнёс старую сосну наверх.

Жэгорз уже крепко спал на другой кровати, с его губ срывалось негромкое жужжание, служившее ему храпом. Благодарный за то, что не было необходимости с ним говорить, Браяр поставил шаккан на пол, и разделся. Оставшись в одной лишь набедренной повязке, он заполз под одеяла.

Учитывая то, как много он зевал, Браяр ожидал, что заснёт сразу же, как только его голова коснётся подушки. Вместо этого он ощущал себя в плену чистых хлопковых простыней. Его мозг ощущал себя под грузом облаков; нос ему заложило. Чувство это было ему знакомо, и его усталый мозг ассоциировал это чувство с кровью и оружием в ночи. Браяр наполовину услышал над головой рёв янджингских ракет, и повсюду – крики умирающих людей. Он боролся с облаками, превращая свои пальцы в колючки, чтобы прорыть себе путь наружу. Облака сгустились. В отчаянии, он превратил свои пальцы в загнутые шипы, и вспорол слои тяжёлого тумана.

Облака немного расступились. Браяр сунул лозу своей силы в отверстие, слепо пытаясь нашарить что-то, что помогло бы ему избавиться от мешавшего дышать или двигаться веса. Он шарил, и тянулся – и коснулся своего шаккана. Вспыхнул белый огонь, за мгновение выжегший облака. Браяр глубоко вдохнул чистый воздух, и проснулся.

На миг он подумал, что лежит в храме в Гьонг-ши. У него в носу густо стояли запахи сандалового дерева и пачули; призраки тревожных гонгов тяжело бились у него в ушах. Однако, когда он опустил ноги на пол, они встретили тонкий ковёр, а не камень. Запахи выветрились у него из носа; напряжённый уши не улавливали боевых гонгов. Он был не в Гьонг-ши. Он был в своей комнате в Наморне. Общее у них было только одно: кто-то очень могущественный пытался поддерживать его в сонном состоянии.

Браяр налил воду из кувшина в таз для умывания – сложное дело, поскольку у него сильно дрожали руки. Затем он окунул лицо в таз, и побрызгал водой себе на затылок, смывая часть проступившей от ночного кошмара испарины. «Они могущественны, кем бы они ни были, но они – не маги императора Янджинга», – мрачно подумал он. Браяр проверил узы, соединявшие его с Сэндри. Её не было поблизости.

«Ну, вот, опять!» – со злостью подумал он. «Эти тупоголовые дурни что, никогда не сдаются?»

Он взглянул на Жэгорза. Обычно их пугало, сейчас уже менее пугающее, после нескольких недель регулярного питания, проснулось бы после поднятого Браяром шума. Жэгорз спал очень чутко, но не этой ночью. Браяр потряс его, но безрезультатно.

«Прости, старик», – мысленно сказал он спящему магу. «Ты всё-таки был прав».

Браяр взял свой набор мага, распахнул дверь, и побежал вниз по коридору к комнате Сэндри. Гудруни с детьми крепко спали на разложенных на полу тюфяках. Сэндри в пустой кровати не было. Вместо её он увидел начертанный чистой магией сложный узор на матрасе своей подруги. Браяр никогда ничего такого не видел. Он попытался исследовать завитки и изгибы узора, но лишь обнаружил, что качается на ногах, и сон уже затуманивает его разум.

Этот узор чувствовался другим, более сильным, чем сонный туман, который окутал его в самом начале, в общей зале. Браяр порылся в своём наборе, пока не вытащил тонкий флакон с надписью «пробуждает мёртвых» на бирке. Вынув пробку, он быстро сунул флакон себе под нос, и вдохнул. На миг ему показалось, что его нос и мозг охватило пламя. Он отдёрнул флакон прочь, и закупорил его, затем утёр слезящиеся глаза, и повторно взглянул на узор. Тот дёргал его, побуждая ко сну, поэтому флакон с запахом он из рук не выпускал. Наклонившись, рискуя взглянуть поближе, он увидел, что узор был начертан маслом. Помимо этого, узор растекался вдоль нитей простыни, ничем не удерживаемый.