355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сюгоро Ямамото » Красная Борода » Текст книги (страница 5)
Красная Борода
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:04

Текст книги "Красная Борода"


Автор книги: Сюгоро Ямамото



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Знакомые сказали мне, где ты живешь, вот я и пришла, – шепотом произнесла О-Нака. – Ты прости меня, если можешь.

Сахати напряг все силы, чтобы не застонать. Он поднялся с постели и потянулся к фонарю. Время было позднее, а при закрытых ставнях в комнате стало темно как ночью.

– Не  надо зажигать свет, – попросила О-Нака и расплакалась. – Неужели не простишь?

– Не знаю, не могу в себе разобраться, – с грустью прошептал Сахати. – Но я рад, что ты жива.

– Выслушай меня, пожалуйста.

– Говори, если тебе это не слишком тяжело.

Некоторое время она молчала, стараясь подавить рвущиеся из горла рыдания. Потом, не давая воли чувствам и время от времени шмыгая носом, ровным голосом заговорила.

Оказывается, у нее был друг, за которого она обещала выйти замуж. Он был сыном отцовского приятеля, покинул родительский дом, поселился по соседству и нанялся плотником-поденщиком. Он был того же возраста, что О-Нака, был влюблен в нее с юных лет и часто говорил ей: «Хочу породниться с вашей семьей». Большую часть заработанных денег он отдавал родителям О-Наки. Когда ему исполнился двадцать один год, он попросил у родителей ее руки. Те с радостью согласились.

– Я узнала об этом незадолго до того, как мы с тобой познакомились.

Нельзя сказать, что О-Нака любила этого юношу, но он не был ей неприятен. К тому же она испытывала к нему благодарность за помощь, которую он оказывал родителям. Но когда речь зашла о замужестве, О-Нака почему-то не могла воспринять это реально – будто речь шла не о ней, а о ком-то другом. Как раз в эту пору она познакомилась с Сахати и увлеклась им. Она понимала: надо открыться ему, объяснить все как есть и порвать с ним всякие отношения, но в то же время чувствовала, что на это у нее не хватит сил.

– И я ничего не могла с собой поделать, – прошептала О-Нака и снова зарыдала.

В конце концов О-Нака решила соединить свою жизнь с Сахати. Чувство благодарности к тому юноше у нее сохранилось, но она рассчитывала со временем вернуть ему деньги, которые он отдавал родителям. Она переговорила со своим хозяином, сообщила о своем решении родителям. Несмотря на их увещевания, она с удивительным упорством стояла на своем. Теперь Сахати стало ясно, почему хозяин О-Наки с кислой миной встретил его хозяина и по какой причине столь холодно отнеслись к нему родственники О-Наки.

Сахати и О-Нака поженились и почти год жили душа в душу.

– За этот год я поняла, что не зря родилась на свет божий. Когда я оставалась одна, мне нередко приходила в голову мысль, что такое счастье не может длиться вечно и когда-нибудь за него придется расплачиваться.

Когда вспыхнул пожар, О-Нака решила: «Вот она и пришла – расплата!» Спасаясь от пожара, она понимала, сколь глупа эта мысль, но чем больше ее отвергала, тем сильнее она овладевала ею. В пожаре ей виделся знак того, что она за этот год сполна насладилась счастьем, какое дается человеку на целую жизнь. «Итак, ты взяла свое – и хватит», – как бы нашептывал ей некий голос. Сейчас удобный случай: Сахати решит, что она погибла в пожаре. Пришло время поставить точку, пора расплатиться за то неслыханное счастье, каким она наслаждалась! Эти мысли не оставляли О-Наку, когда она бежала, спасаясь от пожара. Внезапно она пришла в себя, остановилась и увидела что стоит у родительского дома в Санъя. Это судьба решила О-Нака.

– С тех пор мне казалось, будто настоящая я осталась с тобой, а здесь не я, а кто-то совсем другой.

В ней и в самом деле что-то надломилось, она послушно последовала совету родителей и вышла замуж за того юношу.


11

Минуло два года, у нее родился сын Тайкити, и семейная жизнь пошла по накатанной колее. До тех пор, пока она случайно не встретилась с Сахати во дворе храма Асакуса.

О-Наке казалось, будто она неожиданно проснулась. Было такое чувство, словно все, что случилось с ней после пожара, – не настоящая жизнь.

– Вот и сейчас, когда я тебе обо всем этом рассказываю, мне кажется, что не у меня, а у другой был муж и ребенок, – прошептала О-Нака, дрожа словно в ознобе. – А я, настоящая, вернулась к тебе. Вернулась, понимаешь?

– Ты говоришь серьезно?

– А ты обними меня.

– Может быть, ты захочешь снова уйти.

– Прошу тебя, обними!

Сахати притянул ее к себе. О-Нака что-то поправила на груди, потом закинула руки ему на шею, изо всей силы прижалась к нему и неожиданно вскрикнула.

– Не отпускай меня, крепче прижми, – прошептала она и потеряла сознание...

– Чуть пониже груди торчал нож, – произнес Сахати. – Я хотел послать за врачом, но было поздно Она испустила дух. Теперь вы понимаете, почему она просила не отпускать ее, прижать покрепче. Я так и сделал – не хотел отпускать ее... Потом я решил заколоться тем же ножом, но что-то остановило меня – будто я услышал ее голос: «Живи, тебе умирать не надо». Вот так-то...

По-видимому, Сахати истратил на свой рассказ все силы. Он скорчился, судорожно обхватил руками подушку и так мучительно закашлялся, сотрясаясь всем телом, что казалось, вот-вот лишится сознания.

Нобору подошел к постели и стал поглаживать ему спину с резко выступавшими лопатками. Наконец кашель прекратился, и он напоил Сахати водой.

– Так вот, – продолжал он, с трудом переводя дыхание, – труп, который вчера откопали позади дома, – это О-Нака. До того, как случился оползень, на том месте была моя мастерская. Я закопал ее там, под полом, и с тех пор мы всегда были вместе.

...Все доброе, что он делал для соседей, – это в память об О-Наке. Он вовсе не заслуживал ни благодарности, ни похвалы. Сахати не знал о дальнейшей судьбе ее мужа и ребенка, но понимал, что принес им несчастье, да и саму О-Наку он, можно считать, убил собственными руками. Он предчувствовал: когда-нибудь все это откроется, а до той поры решил помогать людям – в память о ней и во искупление своей вины.

– А вчера, услышав шум позади дома, я сразу догадался: это О-Нака пришла за мной. Теперь на нас снизойдет успокоение, и мы навсегда соединимся.

Спавший у порога Хэйкити громко застонал, открыл глаза и потребовал воды. Потом вдруг завопил:

– Черт бы побрал этого скрягу управляющего и его скупердяйку старуху! Черт бы побрал дурака Сахати и глупого доктора Красную Бороду! Вы все несусветные идиоты – не понимаете, что весь этот мир не стоит одной бутылочки сакэ. Нечего пялить на меня свои буркалы. Лучше выпейте – и сразу полегчает. Ну даст мне, наконец, кто-нибудь воды?

– Господин доктор, – обратился к Нобору Сахати, – сходите к управляющему и скажите ему: это останки О-Наки, и закопал их я. Пусть они там не тратят лишнее время на розыски.


Три раза отмерь


1

Спустя две недели после окончания сезона дождей О-Юми попыталась наложить на себя руки. Окна ее домика были забраны толстыми решетками, двери на запоре, ключи хранила при себе О-Суги. Выходя из дома, О-Суги тщательно запирала дверь. В общем, сравнительно комфортабельная «домашняя тюрьма». В тот день О-Суги отправилась на кухню готовить ужин, и О-Юми, воспользовавшись ее отсутствием, привязала к прутьям решетки пояс и сунула голову в петлю.

Нобору в больнице не было – вместе с Ниидэ он совершал очередной обход пациентов и в тот час находился в квартале Сакума. Они осматривали больного Ино в доме плотника Токити. Последний накануне заходил в больницу, к Ниидэ.

– Доктора, которых мы приглашали, в один голос твердят, что Ино повредился в рассудке, – сказал он, – но я этому не верю. Мы с ним знакомы давно, еще с тех пор, как он в учениках ходил. Потом я его пригласил к себе, и жили мы вместе, пока я не женился. Так прошло десять лет и за это время я до тонкостей изучил его характер и привычки.

Токити попросил осмотреть Ино. Ниидэ согласился, пообещал вскоре зайти, так как в тот день у него работы было по горло. Но выбрался он лишь через неделю.

Ино, молодой мужчина, был небольшого роста, с приятными чертами лица. Он считался прекрасным плотником – про таких говорят: «золотые руки». Сейчас Ино тупо смотрел на Ниидэ мутными глазами, движения были замедленные, вялые, нижняя губа отвисла. Он вроде бы даже не понимал, что его осматривают, на вопросы отвечал невпопад, странно хихикал. Когда осмотр закончился, он сразу же улегся в постель и лениво попросил подать ему чаю.

Токити еще не пришел с работы, и О-Тиё – так звали его жену – дежурила при Ино одна. Она встала, заварила чай и подала три чашки. Ино полулежал, подперев рукой голову, и безучастно наблюдал за ее хлопотами. Потом он подмигнул Ниидэ и, скорчив презрительную гримасу, шепнул:

– Ох уж эти женщины!

Ниидэ промолчал, поглядывая исподлобья то на Ино, то на О-Тиё. Когда он вышел на улицу, уже смеркалось, и косые лучи склонившегося к западу солнца освещали лишь одну сторону улицы, а дома на противоположной отбрасывали на дорогу темно-лиловые тени.

– Твое мнение? – спросил Ниидэ, глядя перед собой на дорогу, тянувшуюся вдоль реки Канда.

– Н-да, – произнес шедший позади Такэдзо, удобней пристраивая за спиной корзину с лекарствами. Должно быть, решил, что это к нему обращается доктор.

Нобору сделал ему знак рукой, чтобы замолчал.

– Явная депрессия, – ответил он.

– Удобные словечки, – проворчал Ниидэ. – Если высокая температура, значит, лихорадка, кашель – без сомнения, туберкулез, а если с внутренними органами в порядке, а человек чувствует общее недомогание – значит, депрессия. Ты прямо с сегодняшнего дня можешь работать квартальным врачом.

– А вы как считаете? – спросил Нобору, не обращая внимания на насмешливый тон Ниидэ.

– Депрессия, – спокойно подтвердил он.

Нобору озадаченно поглядел на него, но промолчал.

– Завтра зайдешь к нему один. Попытайся выяснить его отношения с Токити. Если вызвать на откровенность не удастся, побеседуй с самим Токити – другого выхода нет.

– А о чем спрашивать?

– Обо всем на свете. В разговоре, может, нащупаешь причину болезни.

К чему все это? На следующий день, помимо работы в самой больнице, предстояло обойти многих больных на дому, так стоило ли тратить время на этого Ино, которого и больным-то в истинном смысле слова не назовешь? «Не лучше ли предоставить его самому себе», – хотел возразить Нобору, но промолчал: наверно, Ниидэ сам все понимает и если настаивает, значит, на то есть причина.

Он вернулся в больницу вечером, умылся, переоделся и постучал в дверь Мори – позвать на ужин. Никто не отозвался. Когда Нобору вошел в столовую, Мори уже заканчивал есть. Он начал было рассказывать о попытке самоубийства О-Юми, но вдруг осекся и замолчал. Наверно, вспомнил, что случилось между ней и Нобору. У того все это было еще свежо в памяти, и неуклюжая попытка Мори замять разговор покоробила его. Он спросил:

– Ну и чем дело кончилось? Ее не спасли?

– Спасли. В последний момент вытащили из петли. На шее остался рубец, и голос почти пропал. Странно другое. Похоже, она решила повеситься, будучи в здравом уме, а не во время припадка.

Нобору отложил в сторону палочки для еды и удивленно поглядел на Мори.

– Думаю, окончательно все прояснится после осмотра, – угрюмо произнес Мори, – но, по моим наблюдениям, периоды ремиссии за последнее время стали более продолжительными. По-видимому, она начала отдавать себе отчет в том, что с ней происходит. Это и привело к попытке наложить на себя руки.

– Скорее всего, причину ее болезни следует искать в психическом предрасположении, – подытожил Нобору после недолгого молчания. – Кстати, – добавил он, улыбнувшись, – у меня сегодня тоже появился необычный больной. Если О-Юми умрет, он вполне достойный кандидат на ее место в этом домике. Красная Борода поручил его мне.


2

На следующее утро Нобору еще затемно вышел из больницы. Сопровождая Ниидэ во время обхода больных, он привык к длительной ходьбе и довольно быстро добрался до квартала Сакума. Когда он вошел в дом Токити, тот еще завтракал. Нобору сообщил ему, что по совету Ниидэ он должен подробно расспросить больного.

– Ино еще спит, – почесывая затылок, пробормотал Токити. – Я и сам мог бы кое-что вам рассказать, но здесь не слишком удобно.

– Может быть, пойдем в вашу мастерскую?

– В мастерской спокойно не поговоришь. Если не возражаете, я сам отведу вас в подходящее место, но прежде хочу кое-что вам показать.

Он повел Нобору за дом; небольшой участок земли был обнесен бамбуковой изгородью. Там стояли горшки с саженцами.

– Взгляните, – сказал Токити.

Нобору насчитал семь горшков.

– Растения посадил Ино, – пояснил Токити. – Приглядитесь внимательно – все они посажены вверх корнями.

– Как это – вверх корнями?!

– Он закопал веточки в землю, а корни оставил снаружи.

Нобору пригляделся. В самом деле, из земли торчали не ветки, а корешки.

– Почему он посадил их вверх корнями? – удивленно спросил Нобору.

– Я потом вам расскажу, а теперь пойдемте.

Они двинулись в сторону Нихонбаси. По пути Токити рассказал историю Ино.

Ино был на два года моложе Токити. Когда ему исполнилось двенадцать, он пошел учеником плотника в мастерскую «Даймаса» в Хориэ. К тому времени Токити уже три года работал в мастерской, и как-то само собой так получилось, что он стал покровительствовать новенькому, а потом подружился с ним.

Ино оказался сообразительным и усердным учеником. Не прошло и полугода, как он настолько освоил плотницкое дело, что слава о нем распространилась по всему району. Ко всему прочему он нравился девушкам. У подрядчика в «Даймаса» было две дочери: О-Сидзу и О-Саё – старшей исполнилось десять лет, младшей – семь. Обе были буквально влюблены в Ино. Да и не только они. Приходившие к сестрам подружки наперебой признавались ему в любви.

«Когда вырасту большая, обязательно пойду за вас замуж», – говорила одна.

«Да разве он возьмет в жены такую дурнушку? Нет уж, за него пойду я», – перебивала ее другая.

Слушая их, Ино краснел от стыда и сердито бормотал:

«Ох уж эти женщины! Я их терпеть не могу и жениться не собираюсь».

Детские признания в любви сердили Ино, и он старался держаться от девочек подальше.

– Извините, что я рассказываю вам про такие пустяки, но это имеет прямое отношение к дальнейшим событиям, – сказал Токити. – Другие ученики быстро знакомились с соседскими девушками, веселились напропалую. Да и я сам, честно говоря, любил поразвлечься. Но Ино был другим. Многие девицы одаривали его многообещающими улыбками, а он – никакого внимания, хотя ему уже стукнуло двадцать – юноша в самом соку. Я ведь ему был как брат, но на все мои предложения пойти развлечься он отвечал отказом. Учеников постарше удивляло его безразличие к женскому полу, «какой-то странный», – смеялись они.

Когда Токити исполнилось двадцать три года, а Ино соответственно двадцать один, они ушли от подрядчика и поселились отдельно. Дело в том, что дочь подрядчика О-Сидзу вышла замуж, у нее родился ребенок, а кроме того, в мастерскую взяли еще троих учеников да еще наняли няньку, и жить в такой тесноте стало невыносимо.

Они поселились неподалеку, по-прежнему столовались у подрядчика, там же им стирали одежду. Так что расходы их сводились главным образом к плате за жилье. Ино по-прежнему избегал женщин и оставался дома, когда по вечерам Токити уходил развлечься. Он пристрастился к сакэ и довольно часто выпивал, но даже после солидных возлияний ни разу не принял предложение Токити посетить веселый дом. «Ты уж сам сходи, братец, а мне что-то не хочется», – отнекивался он.

Но однажды в феврале, когда ему исполнилось уже двадцать два, он вдруг собрался с духом и сказал: «У меня есть на примете девушка, на которой я хотел бы жениться. Прошу тебя, сходи к ней и поговори...»

– А вот и дом нашего подрядчика, – прервал рассказ Токити. – Подождите минутку, я предупрежу, чтобы меня кто-нибудь на сегодня подменил.


3

Дом у подрядчика был большой, двухэтажный, с нарядной вывеской, на которой было начертано красивыми иероглифами: «Мастерская Даймаса». Токити вскоре вернулся, и они пошли по дороге, тянувшейся вдоль канала.

– Тут недалеко есть одна закусочная. Можно туда зайти – выпьем по чашечке сакэ и поговорим, – предложил Токити.

– В такой ранний час? – удивился Нобору.

– Приятно пригубить чашечку сакэ, любуясь на водную гладь... Простите за столь красивые слова, – сказал Токити, усмехнувшись.

Они подошли к небольшому обшарпанному домику и поднялись на второй этаж. Оттуда открывался вид на канал и заросший деревьями старый сад с видневшимся в глубине особняком.

– Для порядка все же закажем, – усевшись на циновку, предложил Токити и попросил принести сакэ. – Так вот. Девушка, которую приметил Ино, была дочерью хозяина харчевни, расположенной поблизости от нашего дома. Звали ее О-Така, ей было семнадцать лет. Толстушка, с круглым лицом и не по годам распутная. «Брось, сдурел, что ли? Столько вокруг порядочных девушек, а ты вздумал жениться на развратной, неотесанной девке», – сказал я ему. «У меня серьезные намерения. Поэтому и прошу тебя: сходи и переговори с ее родителями», – ответил Ино. Он и в самом деле говорил вполне искренне и серьезно.

Токити ничего не оставалось, как идти к хозяину харчевни. Тот вначале принял все это за шутку. Сама О-Така даже рассердилась: «Смеетесь надо мной, что ли?» Только ее мамаша восприняла все всерьез и уломала дочь и мужа. Тот в конце концов согласился, но сказал: «Дочь у меня одна, поэтому, если Ино хочет жениться, пусть живет с нами, иначе не отдам».

Переговоры были нелегкие, и Токити потратил на них целых пять дней. Выслушав условия отца О-Таки, Ино призадумался, но потом, видимо, решившись, сказал:

«Согласен, буду жить у них».

«Хорошенько подумай, – предупредил Токити, – у тебя все еще впереди. Если ты намерен стать настоящим плотником, набирайся опыта, набивай руку. А женишься – придется тебе работать не только на жену, но и на ее родителей. Так ты никогда не выбьешься в люди».

«Плохо ты меня знаешь», – возразил Ино, молодцевато поводя плечами.

«Будь по-твоему, – согласился Токити. – Когда отпразднуем свадьбу?»

«Раз дело решенное, не будем спешить», – сказал Ино.

«Пусть так, но ведь и у родителей невесты есть свои планы, и моя обязанность, как свата, обговорить с ними день торжества», – возразил Токити.

«Понимаю, – Ино недовольно покрутил головой. – В таком случае назначим свадьбу на осень, что ли? Да, на осень. У меня тоже есть свои планы. А пока о моей свадьбе особенно не болтай».

Токити продолжил:

– А спустя две недели...

Тем временем служанка принесла две бутылочки сакэ и закуску.

– Мы сами здесь распорядимся, а ты можешь идти, – сказал Токити. – Как насчет сакэ, может быть, выпьете чашечку? – предложил он.

– Благодарю, но я не пью.

– Как знаете, а я с вашего позволения налью себе. – Токити одним глотком осушил чашечку и сразу же наполнил ее снова.

– А спустя две недели, – продолжал он, – Ино объявил, что отказывается жениться на О-Таке!

...Токити глядел на Ино как громом пораженный, не в силах произнести ни слова.

«Прости меня, братец, но эта девица мне не подходит, и ничего у нас не получится», – бормотал Ино.

«Постой, – перебил его Токити. – Что случилось? Почему она тебе разонравилась?»

«Накануне вечером я заглянул в их харчевню».

«Так ведь и я был с тобой. Не помнишь?»

«Ты ушел чуть раньше. Вскоре и я собрался домой, но в этот момент ко мне подошла О-Така. Я спросил: „Что тебе надо?" А она схватила меня за руку и не отпускает. Я снова спрашиваю: „В чем дело?" А она завздыхала, жмет мне руку и шепчет: „Не бросайте меня – будем всю жизнь вместе!"»

Ино брезгливо вытер руку о кимоно – словно к ней прилипло нечто отвратительное. Потом, скривившись, добавил:

«Меня чуть не стошнило. Представляешь? Потной, влажной рукой схватила меня и таким сладеньким голосом шепчет: „Не бросайте меня – будем всю жизнь вместе!" Я почувствовал, что меня вот-вот вывернет наизнанку, и убежал!»

«Но что же тут необычного, если будущая жена говорит: „Не бросайте меня, хочу всегда быть с вами вместе"?»

«Тебе когда-нибудь говорили такое?»

«Нет, но ничего странного я в этих словах не нахожу».

«Не находишь? Вот когда скажут, сразу почувствуешь, как тебя завлекают в западню, из которой уже никогда не выберешься!»

«Поступай как знаешь, – сказал я ему в сердцах. – Я столько сил положил и времени потратил, чтобы договориться! И если ты ни с того ни с сего раздумал, то пойди и скажи им об этом сам, а я умываю руки».

По-видимому, он и в самом деле ходил к хозяину харчевни сообщить, что отказывается от руки его дочери. С тех пор нам уже было неловко туда заглядывать, и когда появлялось желание выпить, приходилось идти в дальнюю харчевню в квартале Сумиёси...

– С того все и началось. – Токити протянул руку ко второй бутылочке, стоявшей перед Нобору, и плеснул в свою чашку сакэ. – И что интересно: если женщина выказывала ему знаки внимания, он тут же воротил нос. Я уже говорил: Ино с юных лет терпеть не мог женщин, которые к нему тянулись.


4

Когда наступила зима, Ино снова сообщил, что у него на примете появилась «женщина, на которой он хотел бы жениться», и попросил Токити начать переговоры. Как раз в это время за Токити сватали дочь плотника, работавшего прежде в мастерской «Даймаса», и подрядчик согласился взять на себя роль свата. Звали ее О-Тиё. Во время смотрин она показалась Токити уж слишком юной, прямо ребенком. О-Тиё уже исполнилось шестнадцать, но она была такая тоненькая, такая по-детски наивная, что даже не верилось, что она сумеет исполнять супружеские обязанности.

«Мне надо подумать», – сказал Токити свату после смотрин.

И вот в это время влез Ино со своей просьбой. Девушку, которую он приметил, звали О-Ёно. Она служила в модной харчевне «Умэмото», в квартале Сумиёси. На вид О-Ёно можно было дать лет двадцать. Она работала в ресторане чуть больше полутора месяцев, но успела заслужить дурную славу выпивохи и чересчур развязной девицы.

«Брось, не подходит она тебе в жены, – увещевал его Токити. – По всему видать, она опытная женщина и не с одним мужчиной уже имела дело, но самое главное – пьет, а пьющая жена разрушит любую семью».

«Братец, у меня серьезные намерения, – стоял на своем Ино. – А выпивает она, потому что посетители угощают. Станет хозяйкой в доме – бросит пить. Вспомни Дзиннэя – он после ухода из мастерской поселился в Ёккаити. Его жена прежде служила в харчевне и пила – страшно сказать! А как вышла замуж, капли в рот не берет, и Дзиннэй не нахвалится, какая она хорошая хозяйка. А насчет слабости О-Ёно к мужскому полу, так ты должен бы знать: во всем виноват наш брат, ты ведь и сам любишь развлечься».

«Что это я должен знать?»

«Как было в прежние времена – не мне судить. Но теперь лишь одна невеста на тысячу сохраняет невинность. Да что на тысячу – на пять тысяч!»

«А тебе откуда это известно? Вот я собираюсь в скором времени жениться на О-Тиё, дочери плотника. Ты ее знаешь. Никогда не поверю, будто она уже лишилась невинности!»

«И я тоже так не считаю. Ведь я не указываю на ту или другую пальцем, а говорю в общем».

«А ты не болтай о том, что знаешь понаслышке».

«Об этом ты сам мне однажды рассказывал!»

«Не лови на слове».

Кончилось тем, что Токити все же пришлось идти на переговоры в харчевню «Умэмото». О-Ено сразу дала согласие. Правда, сказала, что ей восемнадцать лет, хотя выглядела на все двадцать.

«Постараюсь быть ему хорошей женой», – прошептала она, потупив глазки.

Потом Токити обговорил все с хозяином харчевни и его женой и сообщил Ино, что дело сладилось.

«Спасибо», – пробормотал Ино, кисло улыбнувшись.

«Что это? Похоже, ты не рад?» – удивился Токити, подозрительно разглядывая физиономию Ино.

«Откуда ты взял? Я ведь сказал тебе: спасибо».

– Мы условились, что сыграем свадьбу в самом начале нового года. А потом я договорился ехать в Мито. Там один владелец рыбной лавки решил отойти от дел и построить себе небольшой домик. Собралось нас человек двадцать – плотники, штукатуры, маляры, отделочники.

Неожиданно ко мне подошел Ино и попросил взять его в Мито.

Я ему ответил, что со всеми уже договорились и никого лишнего подрядчик не возьмет. Поглядел на него повнимательней – вижу, неладное с парнем творится. «Что случилось?» – спрашиваю, а у самого такой неприятный холодок по спине. Он же переминается с ноги на ногу и молчит. Потом собрался с силами и говорит:

«Есть одна девушка. Хочу на ней жениться. Переговори, пожалуйста. Не сочти за труд».

«А разве мы уже все не решили?»

«Нет, – отвечает Ино, – об этой девушке я прошу тебя впервые».

«Так ты имеешь в виду не О-Ёно?»

«Конечно, нет!»

«А как же быть с О-Ёно?»

«Откажусь! Не нужна мне эта шлюха. – Ино брезгливо скривил губы. – Сам себе удивляюсь: что я в ней нашел? Как мог влюбиться в такую потаскушку?»

«Ну Ино, это уже слишком!» – вскричал Токити

«Что поделаешь! Я, братец, с самого начала знал, что ты рассердишься. Но мне больше некого просить, хотя я понимаю: моя просьба тебе не по нутру. Я обращаюсь к тебе в третий раз, но это уже окончательно. Как говорится, три раза отмерь... А эта девушка мне по-настоящему подходит».

«Раз у тебя на примете девушка, отчего же ты просишься с нами в Мито?»

«Хочу выждать, чтобы в харчевне «Умэмото» успокоились...»

– Ну, тут уж я на него наорал, так наорал, что даже охрип. – Токити схватил бутылочку, поболтал и, убедившись, что сакэ кончилось, спросил:

– Не возражаете, если я закажу еще?

Нобору кивнул.

Токити хлопнул в ладоши, и тут же, словно ждала этого появилась служанка с двумя бутылочками на подносе

– Но дело известное: кто сердится, тот остается внакладе. Я поносил его всячески, но в конце концов все вышло так, как хотел Ино. И я снова отправился сватать за него девицу. – Токити плеснул себе в чашечку сакэ и залпом выпил.


5

Девушке было восемнадцать лет, звали ее О-Мацу. Она работала прислугой у торговца таби[16]16
  Таби – носки из плотной ткани.


[Закрыть]
и момохики[17]17
  Момохики – короткие и узкие штаны.


[Закрыть]
.

Ино познакомился с ней в начале зимы, когда перестраивал их лавку. О-Мацу была внимательна к Ино и, кажется, приглянулась ему, но о женитьбе тогда не было и речи. Ино вспомнил о ней, когда Токити договорился о свадьбе с О-Ёно из харчевни «Умэмото», и сразу загорелся желанием взять ее в жены.

– К счастью, О-Мацу еще не забыла Ино и без проволочек дала согласие, – продолжал Токити. – Но на этот раз я решил проявить осторожность и убедил Ино ограничиться помолвкой, а свадьбу сыграть лишь по завершении работ в Мито. На том и порешили.

Токити отправился с бригадой в Мито и приступил к строительству. Хозяин оказался на удивление привередливым заказчиком. Он несколько раз менял первоначальную планировку, и Токити, попав между двух огней, то уговаривал плотников, то хозяина. Строительство продвигалось медленно, да и год выдался дождливый, так что лишь на возведение каркаса ушло около сорока дней. В марте в Мито прибыли облицовщики, а вслед за ними неожиданно объявился Ино.

«Меня послал хозяин», – объяснил он.

Странно, подумал Токити, вроде бы плотницкие работы идут к концу и он собирался уже кое-кого отправить  обратно в Эдо. Как же мог подрядчик дать разрешение на его поездку?

«Сказать по правде, я его уговорил, – смущенно признался Ино. – Когда тебя, братец, нет рядом, я чувствую себя осиротевшим. Вот и напросился к тебе».

«Признайся, Ино. Наверное, что-то случилось, если тебе в Эдо стало невмоготу».

«Уж очень ты недоверчивый, братец».

«Тебе стали досаждать родители девицы из харчевни «Умэмото»?»

«Не говори глупостей! Я им сразу сказал, что не собираюсь жениться на их дочери».

«Так в чем же дело?» – наседал на него Токити.

«Я тебе правду скажу – только не сердись», – пробормотал Ино, кротко заглядывая ему в глаза.

«Не обещаю».

«Право, не знаю, как быть. Такое чувство, будто голову положил на плаху», – шепотом, но так, чтобы Токити расслышал, произнес Ино.

Токити молчал.

Тогда Ино, заикаясь на каждом слове, сознался: ему разонравилась О-Мацу и он просит Токити сообщить об этом ей и ее родителям.

Токити зажмурился, долго сидел с закрытыми глазами, дожидаясь, пока утихнет гнев, потом сказал:

«Не ты ли говорил: „три раза отмерь"? Не твои ли это слова: „Эта девушка мне по-настоящему подходит"?»

«Не сердись, лучше выслушай меня, – прервал его Ино. – Я и в самом деле считал ее замечательной девушкой и думал, что лучшей жены мне не сыскать. Но однажды у О-Мацу выдался свободный денек, и мы отправились помолиться в храм Асакуса. На обратном пути зашли в харчевню и заказали угрей. Пока угри жарились, я пил сакэ и беседовал с О-Мацу. Предложил выпить и ей. Она сначала отказывалась, потом все же осушила три чашечки. С непривычки О-Мацу опьянела, лицо и шея покраснели, а глаза стали масленые. Но это бы еще ничего... Да, это бы еще ничего, но, пригубив третью чашечку, она так жеманно поглядела на меня и сказала: «Вы сейчас только ничего со мной не делайте, все равно я буду ваша. Я буду ваша, а вы – мой!» Я как услышал эти ее слова, так буквально весь содрогнулся от омерзения!»

«Понятно, – усмехнулся Токити, – ты содрогнулся и почувствовал, как почва уходит из-под ног».

«Неужели тебе, братец, ничего не показалось странным?»

«Обычное дело. Такие слова вполне допустимы между теми, кто вот-вот станут мужем и женой».

«"Я буду ваша, а вы – мой!" Фу, мерзость какая, – Ино передернул плечами. —Такое чувство, будто тебе засунули за воротник мохнатую гусеницу...»

– Что мне оставалось делать? – вздохнул Токити. —

Отправлять его обратно в Эдо – жалко. Ну я и оставил его в Мито, но строго-настрого предупредил, чтобы ни в каких женщин больше не влюблялся – роль вечного свата мне надоела.

У Ино отлегло от души. Он даже заулыбался.

«Верь, никогда больше я тебе не доставлю неприятностей. Но насчет О-Мацу постарайся уладить», – поспешно добавил он.

Токити согласился, поскольку речь о свадьбе тогда еще не шла и это упрощало дело.

Строительство дома затянулось, даже подрядчик дважды приезжал в Мито посмотреть, как идут работы. Но все же до сезона дождей их удалось завершить. Все бы ничего, но Ино тем временем подыскал себе новую невесту. Сам он об этом ничего Токити не сказал, но спустя полмесяца по приезде в Мито стал вести себя странно.

Все строители жили в сарае. Исключение было сделано лишь для Токити. Хозяин предоставил ему комнату и стол в своем доме.

– Ино я поселил у себя, – продолжил свой рассказ Токити. – Тем более что он плакался, будто чувствует себя осиротевшим, когда меня нет рядом. Хитрющим оказался, стервец! У хозяина к ужину подавали сакэ, ни Ино всякий раз отказывался. Вначале я не придал этому значения, но потом его странности стали меня удивлять.

Умывшись, он садился за стол и молча глядел куда-то поверх еды. Когда я предлагал ему выпить, он упорно отказывался.

«Неужели не выпьешь хотя бы чашечку?» – спрашивал Токити.

«Нет, что-то не хочется», – уныло отвечал Ино.

«Может, у тебя живот болит?»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю