Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Сами деревья большие, лохматые, из-за них пляж почти всегда в тени.

От палаток, к корням тянутся веревки, на них и держится навес; он скашивается набок и достает прямо до земли, получилось, что-то наподобие предбанника, в нем кастрюли, миски и куча всяких мелочей, видно: люди здесь поселились основательно, надолго.

Причалили. Стали выкарабкиваться из лодки. Я первый. Вылез, подтащил моторку к берегу и сразу плюхнулся на песок, на колени, на руки, на живот, перевернулся на спину, закрыл глаза. Голова закружилась, в ушах загудело, застучало, застонало. Застонал упавший рядом Сергей, а с остальным я пока не разобрался. И еще три хлопка; звук, – будто три гири сбросили с вертолета, и они упали рядом, на песок. Наверное, уже нет сил выставить вперед руки и мои спутники падали плашмя, как бревна. Пляж наполнился трупами. Хорошо, что хозяев нет, перепугались бы, бедные. И нас, стало бы еще больше.

– Да… Чего только не выбрасывало на этот берег, – сказал тихо, чуть шевеля губами. И вообще все говорили ели-ели, как в анекдотах про дистрофиков.

– Сегодня у стервятников будет пир. – Умерло, что-то справа, с голосом Сергея.

– Кого первого, как думаешь?

С того света донеслось:

– Капитана конечно.

– Почему его?

– А у него, подлеца, бензин кончился…

– Я, виноват да? – грустно пропищало над головой.

Сергей:

– Нет, блин, я виноват.

– Там шланг… Я потом заметил… Перетерся, понял?..

– Антон, избавь нас от этих подробностей, – прошептал я, – а-то убью. Мотор у тебя старый, шланг старый, все блин… трындец – гнилое, ржавое, как его гада – "Дуновение"? или "Бриз"?.. или… как его?

– "Ветерок" – отличны мотор, просто шланг…

– Подожди, подожди… не надо шлангов… Купи потом себе… ммм… не "Ураган" конечно, хотя бы "Сквознячок", или там…

– Шланг протерся… Ты не понял… Мотор только перебрали, понял? А шланг, я искал… а сказали…

– Антон перестань оправдываться, – откуда-то издали, пробасил Игорь. – Ты позоришь свою страну.

Не знал, где Саша, просто, почувствовал запах мяты и понял, что она слева. Никаких сигналов из мозга не поступало, рука как-то сама скатилась в бок. Кончики пальцев на что-то наткнулись, так и не понял на что, сразу отдернул руку, и весь как-то отстранился в сторону. Сердце заколотилось, повернулся к Сергею.

Услышал, как Саша улыбается. Почувствовал, как растянулись ее губы, как вытянулись морщинки закрытых глаз и на щеках появились ямочки, и… Зачем это? Зачем я это делаю? А я, что-то делаю?..

Приподнялся, огляделся – все с закрытыми глазами, Антон, кажется, спит.

– Кто-то должен это прекратить! Подъем!

– Холодно, – ответила Саша. – Двигаться холодно.

Игорь поднялся первый:

– Сейчас Сашенька, сейчас маленькая… Разведем костерчик, выпьете водочки, согреетесь…

Кажись, стали оживать, Игорь сказал волшебное слово.

Метров через сто, еще один пляж, там и разбили лагерь. Первым делом, переоделись в сухое, а там уже…

В лесу, метров в двадцати от берега – длинный стол, по бокам – скамейки, когда-то даже навес был, но остались только прибитые к соснам, горизонтально к земле, палки. Тут и поставили палатки. Я занялся костром, Игорь с Антоном потащили вещи, Саша укладывала их в палатки, Сергей натягивал над беседкой тент, словом все при деле. Скоро у нас будет крыша.

Антон размотал, укутанный в мешковину, газовый баллон, поставил на стол газовую плиту, оказывается еще и фонарик с неземным трехкилограммовым аккумулятором есть, крем от комаров и два ведра книг, на непонятном языке (Впрочем, может их и больше, в ведра пока не пересыпали). Словом, подготовились, я и не знал, что все так серьезно. Молодцы. Теперь выдержим любую осаду, за это и выпили. Сергей отказался от водки, поставил кипятиться воду. Саша опять принялась нарезать бутерброды, Игорь открыл консервы.

После четвертой рюмки полегчало, наконец, согрелся, голова заработала, проснулось любопытство, теперь, можно и осмотреться.

То, что сразу принял за пеньки, оказывается – врытые в землю деревянные истуканы. Насчитал штук пять. Ничего интересного в них нет, сделаны грубо, наспех. Думаю, их настругали для туристов, чтобы прониклись духом древней цивилизации. Подготовка перед экскурсией в "Долину Идолов". Мимо нашего лагеря вытоптана тропинка, бежит в сторону леса, упирается в ссохшуюся криворукую сосну, тропа разделяется на две, исчезает за кустами, и уже дальше на холме, светлые полоски соединяются снова. Сколько еще таких деревьев?…и они опять расстанутся, и уже навсегда… Чего это я? А! Понятно. Мрачные мысли навеял прибитый, к той самой сосне, череп какого-то животного. Что-то крупное – корова или лошадь. Стал искать, нашел еще, правда этот помельче, и висит совсем не эффектно, может, сам как-то заполз, случайно…

Еще, есть две таблички. На той, что над дорогой, написано: "Проспект Журавлева", а возле нас, над столиком, красными буквами: "Журавлев А.П. – открыл, изучил и покорил Пегрему".

– А – А.П. Журавлев один здесь живет? – спрашиваю Антона.

– Да. Он здесь с мая по октябрь.

– Как я его понимаю. Я бы не то что таблички, памятники бы из глины лепил и ставил вдоль тропинок.

– Таблички не он… студенты приезжают, чудят.

– Жалко, а я думал, веселый парень…

– Он веселый. Странный немножко, чудаковатый, но… Ты не обижай его…

– Антон, друг, я обижаю только вдов и сирот, стариков не трогаю. Вообще ко всем, кто способен держать в руках тяжелые предметы, соблюдаю почтительный нейтралитет.

Антон наполнил стаканы:

– Сергей, ты точно не будешь?

– У меня чай.

– Налей ему, – сказал Игорь, – видишь, согреться не может.

– Чаем согреюсь.

Игорь наполнил стакан, поставил перед Сергеем:

– Пей.

– Я не хочу, у меня чай…

– Сергей, я оценил… Не переживай, на меня не смотри… Ты же отдыхать приехал. Отдыхай.

– Мне и без тебя, есть на кого смотреть. И с чаем, мне очень и очень даже отдыхается.

– В таком случае, окажи мне маленькую услугу, выпей за мое здоровье.

– Я выпью за твое здоровье, чаю.

Сергей насыпал в чашку заварку и потянулся за кипятком. Я подал ему чайник.

Игорь обиженно:

– Друг, ты ставишь меня в такое положение… мне это не нужно… Корче, если не будешь пить, я уеду…

Сергей наполнил чашку, не стал размешивать всплывшую заварку, подул на нее, отпил кипятка. Потом, посмотрел на Игоря, улыбнулся:

– Проваливай.

– Я серьезно.

– Ты еще здесь? – Сделал еще один свистящий глоток и поставил чашку на стол.

Игорь встал из-за стола, уже собирался уходить, но развернулся, забрал чай Сергея, присел на корточки, и в такой нелепой позе поковылял в сторону пляжа.

– Держи вора! – крикнул Сергей.

Игорь не изменил позы, но в несколько раз увеличил скорость. Смотрелось, конечно, смешно, но я в отличии от Саши, засмеялся, чуть позже, когда белорус пролил кипяток себе на руку и…

– Орет как ошпаренный, – продолжая смеяться, говорю перепуганной девушке. Кажется, она шутку не оценила.

– Игорек – тебе больно? – крикнула испуганно.

– Я не знаю такого слова, – донеслось в ответ. Игорь, упал на колени и продолжал двигаться уже на них, неестественно громко рыдая, исчез за деревьями, скоро плачь сошел на нет, но секунд через десять разразился с новой силой.

– Игорь! – сердито бросил Сергей. – Мы тут не одни! Человека испугаешь!

Белорус затих, через минуту, издалека, донеслось уже знакомое: "Лейтенант молодой и красивый!.."

Сергей взял стаканчик с водкой:

– Ладненько, чем у вас тут закусывают?

Антон, сказал, что ему нужно найти Анатолия Павловича, и отправился вслед за белорусом. Со стороны пляжа доносились их голоса. Долго о чем-то спорили, потом голоса стали тише, тише и совсем пропали.

Не по себе как-то. За последние два дня привык, что они рядом. А может, дело в том, что мы остались втроем? – я, Сергей и Саша.

Весь вечер старался на нее не смотреть, а потом заметил: и она избегает моего взгляда. Все правильно, так и должно быть, только отчего же так грустно?.. Поймал себя на том, что пытаюсь привлечь ее внимание, и ведь не получается; "нарочно злит, выводит из себя, ррр…", и как телок пошел на поводу: нервничал, раздражался, злился.

Если бы Сергей вел себя нормально… Раньше, всегда был отходчивым, и когда ругались, для него не было проблемой первому подать руку, а тут…

Саша тянется к нему, я это вижу; он будто не замечает, все время держит на расстоянии, а почему? Может, передумал? Или стесняется нас? А может, она изменяет, а он узнал? А может, у нее семья – муж и трое детей? Или… родители против?.. Бред какой-то лезет в голову. Но с тех пор, как они, тогда… больше, вроде и не целовались… он так, вежливо, иногда обнимает, скорее, даже по дружески, чем…

Говорю:

– Ребята, а хотите, я вас помирю.

Саша удивленно:

– А с чего ты взял, что мы поссорились?

– А, вы не ссорились?

– Я этого не говорила.

– Вот видишь. Сейчас я вас помирю. Сашенька, от имени Сергея, я приношу тебе извинения… Ну, в смысле он, понятно, да?.. Я был свиньей! Я во всем неправ! И есть всего три слова, которые могут оправдать мое поведение…

– Подожди. – Остановил Сергей. – Я насчет свиньи, не согласен. И что это еще за три слова? Я попросил бы без матюгов.

– Ты помолчал бы, – говорю, – а-то опять будешь спать в нашей палатке.

– А он и так будет спать с вами.

– Только что, мой друг назвал себя последним негодяем на земле, и все равно, ты…

– Эй, каким еще негодяем? Я еще на свинью не согласился…

– Не перебивай! Ну, так что Сашенька?

Девушка посмотрела на Сергея. Он старался, быть серьезным, но не выдержал, улыбнулся:

– Ну что, спим сегодня вместе?

– Да? – С упреком посмотрела на Сергея. – А ты не забыл?

– Что?

– Что я не такая?

– Ты не такая, а я такой, минус тянется к плюсу.

– Кобель ты Сережа. Я вот так и думала…

– Почему кобель? – Возмутился я. Обидно за друга. – Он же к тебе идет, а не к… У него серьезные намерения, и…

– Ладно, Глеб, – перебил меня Сергей, посмотрел на невесту. – Сашенька, давай все-таки… цирк этот…

– Нет, – отрезала она, – и ты мне обещал!

Сергей пожал плечами, их взгляды разошлись, в воздухе повисло что-то недосказанное, но там и останется надолго, наверное. Все в свое время. Только, ничего я не понял. Чего он там наобещал, дурачок, никого не слушай, забудь про обещания, возьми на руки и унеси, куда-нибудь подальше…

Было уже темно, когда вернулись Антон и Игорь. Вернулись не одни. Еще когда подходили, я услышал незнакомый голос. Человек рассказывал что-то с большим воодушевлением, но я расслышал только «Онега» и «Пегрема», голос вдруг оборвался.

– Анатолий Павлович, а вот и они, – откашливаясь, сказал Антон.

Мы с Сергеем привстали.

– Добрый вечер, – донеслось из темноты.

– Добрый вечер, – сухо ответил Сергей. Надо быть все же приветливей, я бросил строгий взгляд на Сергея и улыбнулся в темноту. Наконец, они подошли к костру, я с интересом разглядывал гостя. Он вышел из-за Антона, торжественно развел руки в стороны и произнес:

– "Пегрема" приветствует Вас!

Я слегка растерялся, не ожидал, думал, приветствие будет классическим, начал мямлить, виновато, растягивая слова:

– Мы благодарим радушный край за… за гостеприимство, за… хлебосольность, и… и владыке этой земли наш поклон… Люди, с восточного острова, что Московитами и Питерцами зовутся… чтят… помнят, и… передают приветы, пожелания доброго здоровья, и…

В очередной раз замешкался, Анатолий Павлович понимающе покивал, осек меня жестом, и дальше громко и выразительно:

– Пегрема воскресла из пепла!

И все, что веками хранила.

Достала из мрачного склепа!

И миру! И людям! Явила!

Затем он подошел к Саше, стал на одно колено, страстно произнес:

– Богиня! Дайте вашу руку…

Девушка стеснительно понурила взгляд, чуть приподняла расслабленную кисть.

После непродолжительного лобызания и ахов, гость поднялся и добавил:

– Боги! Боги! Какая женщина! Как зовут Вас – незнакомка?

Антон поторопился ответить:

– Это Сашенька, невеста вот этого, молодого… Сергей, да… Его так зовут…

– Ах! не успел! – деланно расстроился гость.

– А это Глеб, тоже мой друг.

– Отлично, превосходно! Какие красивые, мужественные лица! Молодцы…

Нависла неловкая пауза.

– Анатолий, не смущайтесь, присаживайтесь к столу, – сказал белорус, подтолкнул гостя к скамье. Игорь вел себя фамильярно, впрочем, как всегда, к этому быстро привыкаешь и перестаешь обращать внимание. Анатолий Павлович и не думал смущаться. Сел за стол, подтянул к себе "Онежскую", рассматривая этикетку:

– Устроились великолепно, превосходно. – Посмотрел на Сашу, – Богиня!

– Вовремя мы вас нашли, у нас как раз ужин, – сказал Игорь.

Анатолий не из тех, кого долго упрашивают, перед тем как угостить. Хлопнул ладошками, потер друг об дружку:

– Очень хорошо, прекрасно! И что у нас, так вкусно, пахнет?

– Тушеночка обжаривается, – ответила, улыбчивая Саша. – Сейчас мы ее с макарошками, и на стол. Любите?

– Богиня! Тушенку – очень, очень люблю. Обожаю. Прекрасно!..

Антон изменился в лице, из подтяжка зыркнул на меня. Во взгляде столько тревоги и сомнений, что я не выдержал, засмеялся. Белорус поддержал, но сдержанней, так, слегка отвернувшись в сторону.

Скоро я справился с собой, наклонился к уху бородача, лицо суровое, голос озабоченный:

– Что я тебе говорил!

Игорь, улыбаясь, показал взглядом на Антона, поморщился, покачал головой, хотел, чтобы я отстал от бородатого.

– Ладно, – говорю капитану, – пусть остается на твоей совести. Но учти, банки я пересчитал.

Как-то потом, я спросил, сколько ему лет, он уклончиво ответил – «двадцать пять». Обычно, так ведут себя женщины, впрочем «у каждого свои тараканы». Дам ему – шестьдесят пять. Невысокий, худощавый, но живой такой, общительный. Любит поспорить, и как показалось, всегда старается быть в центре внимания, впрочем, мы не против, сами поставили его в центр и как гостя этого стола и как хозяина этой земли (как-то пафосно получилось, потом вычеркну).

За вечер, потихоньку, Анатолий Павлович рассказал о себе, правда, совсем немного: был женат, есть дети (уже взрослые), зимует в городе, а все остальное время, здесь; с куда большим интересом, поведал о раскопках, которые вел последние сорок лет.

Еще студентом отрыл фрагменты древней керамики, и началось: здесь все перепахали вдоль и поперек, находили древние поселения, могилы, кузницы, статуи, атрибуты культа, и этому – давно забытому прошлому, он отдал свою жизнь, свое настоящее и будущее.

Раскопали, изучили, переписали, сфотографировали и поехали рыть дальше. А он остался, наверное, просто уже не смог уехать. Стал, чем-то, наподобие, смотрителя музея, его гидом, его душой. Теперь, просто, здесь живет, в тех самых трех палатках: ловит рыбу, сочиняет стихи и водит туристов смотреть на каменных лягушек и уток.

Сергей, все уводил Анатолия куда-то в сторону, все на философские темы: смысл жизни, любовь, справедливость, но тот всегда возвращался к своей любимой "Пегреме"; она для него: и первое, и второе и третье.

Ушел он поздно, в полночь. Я кое-что вспомнил, пришлось догнать на тропе.

Спрашиваю:

– Анатолий Павлович, а в деревню пройти..?

– За холмом, что над вами, тропа широкая, и по ней вдоль воды… упрешься в деревню. А к чему такая срочность?..

Сергей и Саша легли в разных палатках. Мы остались втроем, переглянулись, и не сговариваясь, развели в стороны руки, глаза стали круглыми, лица скривились.

Вообще, вся эта излишняя мимичность – влияние Игоря. Все как-то стали копировать его смех, и этот гимн сарказму – вечную полуулыбку. И жесты. Когда рассказывает что-то, ни смотреть на него нельзя: так болтает руками… Никогда не думал, что резкий бросок руки с растопыренными пальцами, в сторону, так легко и эффектно, заменяет слова или целые реплики. Причем, у него, заменят любое слово, фразу, предложение, и все равно понятно. Хотя, что идет одному, не всегда подходит другому, такое мы уже видели. У Игоря, получается непринужденно, естественно, – это часть его натуры, – это откуда-то изнутри из сердца.

И Сергей перенял у него много жестов и ужимок, я думал – это индивидуальные черты его(Сергея), – оказывается, нет. И эта манера перекручивать слова, менять их смысл: "Друг товарищ и Брут", "Поэт плесенник", "Возвращение ублюдного сына", все, что так трепетно растил в себе, чем восхищался, что поражало в Сергее, оказывается, и он в свое время просто скопировал, поддался сильному, заразительному влиянию кого-то другого.

– Ну что, и мы пойдем что ли? – говорю. – Две ночи как ни как…

– Вы идите, я еще посижу, – сказал Игорь.

– Опять, всю ночь, на гитаре?..

Игорь ухмыльнулся: – Сколько той ночи. – Ушел в палатку, опять загудели струны.

– Снова, всю ночь будете трынькать? – ругался Сергей. – Давайте спать, а!

– Спи, все давно спят, тебе это снится.

– Игорь. Третья ночь.

– Я лягу, лягу.

Игорь вернулся, сел напротив, стал настраивать гитару.

– Не намокла? – спрашиваю.

– Она внизу была, повезло. Над ней все сумки промокли, а у нее чехол, чуть-чуть влажный.

Я бросил дров. Костер опять разгорался.

– Ну что, Антон? Давай, что ли?.. – говорю.

– Спать не будем?

– Спать дома.

– А где она?

– Там на столе оставалась, почти полная.

В эту ночь пели только песни «Б.Г.», некоторые, раз по десять, чаще других: «Государыню», про смерть в черной машине, и эту… названия не помню: «мается, мается, жизнь не получается…» Под утро, когда стало светать, Антон попросил, что-нибудь из «Кино».

Игорь запел:

– Белый снег, серый лед…

17

Рассвело, и я ненадолго отлучился, когда вернулся, костер уже потух. Попробовал, как можно тише пробраться в палатку, но задел гитару, споткнулся о сумку, упал, в пакете под рукой, задребезжало.

– Пьянь, – не громко выругался сонный Сергей.

– Чшш… не шуми, – говорю.

Антон посапывал, Игорь не спал, поднял к потолку руку, и, улыбаясь, рассматривал, будто в полумраке разглядел что-то новое, чего при свете не увидеть.

– Глеб, ну как?

– В десять.

– Вот видишь, все получилось.

– Ты можешь себе представить реакцию? Ничего, я тебе потом расскажу…

Игорь захихикал:

– В девять я вас бужу, и вперед. Я пойду, червей накопаю.

Он приподнялся, пополз к выходу.

– Ты что, спать не будешь?

– Нет, – сказал он, – поздно уже, вернее рано, не важно… спи.

Долго не мог заснуть, крутился и так и эдак – не получалось. Опять он пересидел. Да что он – каменный? Нет Игорь, – ты заснешь первый. Не знаю, зачем мне это, но сначала – ты…

А теперь кофе, я хочу кофе, очень крепкий и очень сладкий и горячий, чтобы пальцы обжигались… Выполз из палатки. Уже светло. Поставил чайник на огонь. Решил пойти к озеру, смотреть на туман, там сейчас красиво…

Туман, только над водой, – берег, хорошо просматривался в обе стороны. Игорь уже далеко, шел мимо камышей, в сторону деревни. Появлялся и снова исчезал за кустами. Иногда слышал, как свистит спиннинг и о воду бьется блесна, но эти звуки все тише, тише. Вдруг резкий всплеск, бульканье и треск катушки. Я рванулся к белорусу, крикнул:

– Подожди! Я хочу это увидеть!

Игорь услышал, до меня донесся его смех.

Бежал больше минуты, запыхался, ободрал ноги, но не зря.

Он залез по пояс в воду, дал рыбе уйти на глубину – дальше от камышей, выводил на пляж, где нет травы, там не зацепится.

– Говоришь, щук не ловил? – крикнул через плечо.

– Теперь, могу сказать, что ловил, – ответил я. – Вон какую мы с тобой тянем!

Белорус подкрутил фрикцион, катушка затрещала реже, но стал подматывать, и спиннинг задергался с большой амплитудой, над водой опять защелкало.

Наконец, вывел на чистое, рыба все там же, на глубине.

– Ну раз так, то давай! – Вылез из воды. Протянул мне спиннинг.

– Упущу! Жалко будет… Она там большая…

– Упустишь, убью! Но ведь, кто не рискует… а?..

Перехватил, сразу почувствовал на руке тяжесть. Вдруг, давление исчезло, спиннинг выпрямился, леска провисла. Я растерянно повернулся к Игорю:

– Сошла.

– Да где, сошла?!. Катушку крути! Там она!

Это – уже не нужно, спиннинг снова изогнулся, катушка затрещала, леска натянулась, от порыва ветра вдруг загудела. Не держал таких крупных; руку, будто, током било, легкие вибрации сменяли мощные удары – только бы не порвала.

– Не порвет, – обнадежил Игорь. – Это не леска – это мононить.

– Я что, опять вслух?..

Он смеясь:

– Давай уже, подводи, смелее!

Я с усилиемстал крутить катушку, щука поддавалась, подходила, метров за десять, вспенилась вода, забурлила, как кипяток в чайнике, и опять катушка затрещала, снова рыба пошла на глубину.

– Бред, – возмутился Игорь. – Такого не бывает! Это ж не "Голубой Марлин", полущур задрипанный а форсу…

– Откуда у нее столько силы?

– Сейчас поглядим, что ж там за зверь такой…

Игорь подкрутил фрикцион, сжал пружину до максимума:

– Все! Теперь только ты и она. Сойдет так сойдет, зато почувствуешь всю мощь… Тяни смелее мой мальчик, это момент истины!

Пробковый кончик уперся в живот, стало больно, я и вправду почувствовал "всю мощь"; крутить ручку трудно, не спеша, попятился к лесу. Рыба пошла в бок, обратно, к камышам. Потянул, что есть мочи, порвет так порвет, а в камыш уйдет, оттуда уже не вытяну.

Кончик лески менял направление, петляя и выворачиваясь английской "S" – рыба пошла на меня. Пятнадцать, десять, пять метров; только заметил, что по колена стою в воде, – когда успел, непонятно, наоборот же, от озера шел. Потащил к берегу, как упертую корову за рога, и опять леска обвисла, но щука не сошла, огромная зубаста, она уже в метре от меня, из воды, как выскочит, чуть руку не оттяпала. Не рыба а Анаконда – толстое брюхо и гигантская чешуя, – мерзкая такая, хищная – желтая с серым. Голова огромная, как пятикилограммовый арбуз, жабры раздулись, и там виднелось что-то ужасное, жестокое и голодное, – такие, зубастые колесики, или даже… Не успел разглядеть. Так испугался, что закричал, отдернул руку; спиннинг вырвался из пальцев, вылетел и больно ударил белоруса по голове.

Спиннинг не нашли; щука забрала его с собой. Игорь нырял полчаса, – прощупал дно в радиусе двадцати метров – ничего.

– Тут берег каменистый, он должен был зацепиться…

– Может, еще в камышах?..

Он опять полез в камыши:

– Глеб-Глеб, как же ты мог…

– Ну ты же видел, блин… она хотела меня укусить!..

– В это веришь?

– Я знаю, что я видел. Это не рыба… Какой-то злобный потомок Ихтиандра.

Игорь вышел на берег, стал одеваться:

– Да, так рождаются легенды. – Посмотрел на меня, улыбнулся, осуждающе покачал головой.

Спрашиваю:

– Сколько, думаешь, она весила?

– Пуд – это железно.

– Мало, что-то. Давай говорить: тридцать килограмм.

– Нет в тебе размаха. Семьдесят не меньше. Тридцать, любой дурак вытащит.

Сергей и Саша проснулись, сидели на скамейке, друг напротив друга, тихо беседовали, кофе пили.

– Ребята, что было! – крикнул им издалека. Сергей, какой-то злой, ничего не спросил.

Подошли. Я, то же, но иначе:

– Что было, ребята?!

– Кто оставил чайник на плите? – спросил Сергей.

– А чего сразу, я?! – возмутился я. – Может, Антон, или?!.

– Антон говорит, что не он. И вообще он спит!

– Тогда не знаю. Люди, признавайтесь, кто ставил чайник?

Внимательно посмотрел на присутствующих. Да, и ведь никто похоже не сознается…

– А смелых, и честных не осталось, – упрекнул я. – Жаль. Кстати, а что с чайником?

– Умер.

– Такое прощать нельзя. Любовь к чайникам, человек должен впитать с молотком матери.

– Значит, так и не признаешься?

– Я как все. Если другие признаются… А так, чиволи я хуже других?

Антон не хотел вставать, а между тем, уже пол десятого. Я стал нервничать, опять полез в палатку.

– Все встали, один ты валяешься, пошли…

– Мне надо спать, хотя бы, семь часов. Глеб, дай мне еще чуть-чуть…

– Потом, клева не будет, пожалеешь…

– Не рыбак я, не мое… Прощай Глеб…

– Сашенька просила, чтобы я тебя привел…

– Правда просила?

– Конечно! Говорит, без Антона так скучно!.. Одевайся, мы ждем… Тебе, место такое нашли… Пошли, пошли…

– Ну, разве только, если Сашенька…

Сидели рядом. Игорь справа от меня, у него три удочки. Пока ничего не словил. У Саши и Сергея по одной, и тоже, ни поклевки.

Для Антона, самое козырное место: да – камыша нет и допустим, мелко, зато вид – хоть влево, хоть вправо, – все как на ладони. Поставил ему стульчик, на крючки червей насадил, удочки забросил, садочек на рогатину и в воду, и подсачек, рядышком. А его все нет и нет. А между тем, уже без пятнадцати. Смотрю – Игорь тоже нервничает, на часы поглядывает.

– Сейчас, – говорю, – пойду еще раз позову.

Игорь несколько раз кивнул.

– Да пусть спит человек, – окликнул меня Сергей. – Не трогай его. Во сколько легли? И клева нет, чего будить?

– Давай, давай – зови его, сейчас начнется, – крикнул Игорь. Обратился к Сергею:

– Пропустит, потом обидится… Серега, потом же спасибо скажет… Такую рыбалку нельзя пропускать.

– Да что, пропускать-то? Не клюет ни хрена!

– Да! Не рыбак! – оскорбил Игорь друга, и отвернулся.

Притащил Антона, чуть ли не силой, усадил на стул, всунул в руки удочку:

– Внимательно смотри на поплавок.

Бородач махнул Саше:

– Привет. Вот я и пришел!

– Доброе утричко. – Саша помахала в ответ. – Ты сегодня в штатском.

– Мокрое.

Антон поежился, вздрогнул от сырости, посмотрел на меня:

– Пойду, зубы почищу.

– Антон, давай уже со всеми. Пол часа и пойдем позавтракаем, умоемся.

– А может, все-таки… – Он попробовал привстать.

– Сидеть, – рявкнул белорус.

Антон подчинился. Игорь натянуто улыбнулся:

– Сделай одолжение, посиди с нами пол часика. Я хотел бы поговорить с тобой о рыбалке… о жизни… о "Пегреме"… Понимаешь?

Опоздали. Появились в пятнадцать одиннадцатого и с противоположной стороны. А в остальном, все очень хорошо. Перьев хватило на всех, особенно удался вождь. У него самые яркие, большие. У индюков вообще очень красивые перья, почти, как у павлинов. Маленький был, выменивал: петушиные, утиные, но самые яркие – индюшечьи, очень их любил. Собрал коллекцию и подарил девочке – Настеньке. Где ты сейчас, Настенька?

Голые торсы, перья, разукрашенные лица и гребли правильно: каждый со своего борта.

И тут я испугался, – у третьего в руках гармошка, просил ведь: "Не импровизировать"! Сейчас запоет: "Вдоль по Питерской" и все пропало.

Должно быть так: подплыли, метров за сто – встали, побили ладошками по губам, поулюлюкали, десять раз крикнули – Майя-Майя! Загадочно махнули в сторону противоположного берега, и навсегда исчезли в резервации, за поворотом… Сто пятьдесят долларов – каждому по полтиннику, неужели так трудно сделать, как просил. Ведь все расписал, там, вверху, черным по белому – Майя-Майя! – идиоты, блин… Кричите уже!

Остановились, метров за пятьдесят. Вождь встал во весь рост, качался, чуть не падал, пьяный конечно, а утром трезвый был, рассудительный такой, торговался, как последний бледнолицый – никакой гордости, а еще – дитя прерий…

Гармонь набрала воздуха, человек на лодке запел, инструмент догнал и не в ногу поплелся рядом:

– Настоящему индейцу, надо только одного… – понеслось над озером.

Я посмотрел на Игоря. Белоруса, меньше всех интересует, что приплыло к нам из Америки. Он зол, разочарован и почему-то во всем винит меня. Пока только взглядом, но это, пока.

К песне индейца присоединился собачий лай, Игорь не удостоил взглядом нового персонажа, все так же не весело улыбаясь смотрит на меня. По лодке носился белый пудель или болонка, или… не важно. Видать, спала, а от шума проснулась. Песня, гармонь, а тут еще и болонка – странные такие индейцы. А Саше довольна – бегала, хлопала в ладоши, хохотала:

– Смотрите! Смотрите! Здорово! Здорово! Антон – ты проспорил. Эти настоящие! Эти самые настоящие! Ребята, давайте к нам!.. УРРРААА!..

Сергей посмотрел на меня: – Ты, это тоже видишь? Что это, за размалеванная чепуха?!

– А на что, это похоже?

Антон подошел к Сергею:

– Просто, случайность. Я бы даже подумал, что это Игорь… но он всегда был со мной… как приплыли – рядом все время.

Саша рассердилась:

– Это индейцы! Настоящие Индийцы!

Подошла ближе к воде, крикнула:

– Ребята, вы кто?

– Майя! Майя! – закричали в ответ. – Майя! Майя!

Девушка возмущенно посмотрела на капитана: – Антон, не веришь, спроси сам.

Игорь пожаловался:

– Да плюнь ты на него! Это называется: не верьте своим глазам.

Стал рядом с Сашей, крикнул громко:

– Амиго! Умбэрто лигуэрос флоэрэс бэтисто!

– Майя! Майя! Бэтисто! Бэтисто!

Один из них, вытащил из-за пояса топор и потряс над головой.

Игорь повернулся к Саше:

– Они идут с охоты. Спрашивают, не видели мы, кого-нибудь подозрительного.

Она, сквозь смех: – Скажи им, чтобы плыли сюда!

Игорь, что-то поворчал, про себя – перевел в уме, крикнул:

– Умэрес, флоросту амулини ум помпэро!

– Помпэро! Помпэро, – крикнул вождь. – Майя гоу, – сказал своим, и те опустили весла, лодка стала разворачиваться.

– Они очень устали, не были дома год и семь месяцев, охотились и воевали, – сказал Игорь.

– А кого, подозрительного, мы могли увидеть?

– Не знаю. Последнее, что услышал: "Опасайтесь белого карлика". Я не знаю, что это значит, можешь, не спрашивать.

Лодка быстро набрала скорость; индейцы отплыли метров двести, и пошли параллельно берегу, в сторону заброшенной деревни. Опять заиграла гармонь, донеслись отдельные слова уже знакомой песни, на этот раз ее пели вместе, хором.

Игорь подошел к Антону. Спросил:

– Ну, и какие будут предположения?

– Они не знают языка, но песни поют на русском.

– Блин, а по каковски они должны тебе ее петь – Антон? Они тут живут, они обрусели, языка не знают, но местный фольклор…

– И собака у них чисто индейской….

– Это не корейцы Антон, – зло бросил Игорь, – это индейцы! Кем они будут гризлей травить?! Скунсами?!

– Игорь, ну ты же понимаешь, ребята просто прикололись.

Игорь поймал мой сочувствующий взгляд, пожаловался:

– Вот упертый! Живого Войку Митича ему приведешь, все равно не поверит.

– Не знаю, кто они, – сказал Сергей, – но не русские, точно. И это не Северная Америка. Аргентина, Чили, может Перу. Антон, слышал как они сказали: "ум помпэро"?

– И что?

– Игорь неправ.

Антон облегченно выдохнул.

– Они ушли не в Канаду. – добавил Сергей. "ум помпэро" – чисто Перуанское наречие. Перу – это южная Америка, друг.

На этом рыбалка закончилась. Пошли завтракать. Саша сварила нам рассольник, на второе гречка с тушенкой. Накрыла стол, и пошла на берег мыть посуду, которая осталась с ночи.

– Сашенька, а ты, что не снами? – спрашиваю.

– Глеб, я не завтракаю.

– Но это больше похоже на обед.

– Я и не обедаю.

– Правда?

– Нет, конечно, просто не хочется.

Саша ушла. Я разлил водку по стаканчикам.

– Что же мы, до сих пор все пьем эту дрянь… Пьем, похмеляемся, снова пьем… Потомственные "дровяне"… давайте, чтоб все нормально…

Чокнулись с Антоном (Сергей при Игоре не пил. Его дело, но зря).

Выпил, ложечкой черпнул рассольчика:

– Хорошо… – говорю. – От заката до рассола. Так и живем…

– Ну что, – спрашиваю, – какие у нас сегодня мероприятия?