Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Дима! – крикнул, чтоб наконец он услышал, и уже тише: – Мне нужна помощь! Время, Дима!..

– Кто там, рядом с тобой? – спрашивает. – Дай этому мудаку трубку. Тупые, что ли?..

Оглянулся: вокруг никого; Антон копошился в машине.

– Тут, вроде нет никого… – говорю.

– Никого? Ну здорово. Ты, просто так позвонил?..

– Нас нашли, только что…

– Ну, еще бы… Ну, ты не бойся, тебя не тронут… Не слышу слов благодарности.

– Дима, они забрали парня – Игоря…Он был с нами…

– Нет.

– Что нет?

– Не получится, – сказа он, цыкнул.

– Как не получится? Дима, ты…

– Не телефонный разговор, Глеб, – сказал, как отрезал.

– Дурдом какой-то, да кто они такие?! Скажи хотя бы номер, я сам поговорю… Ну можно же как-то оговориться… Я заплачу им…

– Вот блин. А я думал ты умный, а ты неумный. Если я говорю, что человек неумный, значит, он… очень неумный.

– Но поговорить-то, они со мной могут?

– Нет конечно. Да я думаю, уже и не о чем… Когда его забрали?

– Минут десять, пол часа, от силы час…

– Я думаю – все… Он твой друг?

– Да.

– Я сожалею. Помочь не могу… И поздно… Трубки не надо было отключать…

– Тут, все равно не берет… Дима?!.

– Нет. Пока Глеб…

– Ну подожди… подожди… Должен быть выход…

Он не отключился, молчали пол минуты.

– Дима?! – говорю.

– Я не бог. Знаешь, у меня тоже неприятности. Как я с ней устал, Глеб. Два дня, как вышла из больницы. Говорили, уже не откачают. Я плакал… Ну ничего…

– Лида?

– Да. Связалась с каким-то нариком. Вот его, уже не спасли.

– Передоз?

– Нет. Под трамвай попал, до дома дополз, залез в ванну и захлебнулся. А она не верит. Не разговаривает теперь со мной… Ну да ладно… Ты скоро назад?

– Да. Дима?!

– Пока Глеб.

Дима отключился. Я еще звал его в трубку, хотя и знал: он не слышит. Подошел Антон, сел рядом:

– Аптечки нет. Все перерыл. Как он ездит без аптечки?

– Мы ее с собой взяли, она в палатке, я вспомнил.

– Ну что там? – спрашивает.

– Где – там?

– Ты ж звонил куда-то?

Я коснулся его загипсованной руки, он занервничал.

– А ты, – спрашиваю, – звонил своему волшебнику?

Капитан опустил голову:

– Да. Как только в коридоре крики услышал, позвонил. – Он захлюпал носом, отвернулся, потер глаза. – Я бы все равно не помог. Чем помогу, у меня рука сломана…

– И ты ждал, пока уедут.

– Глеб, так страшно было…

– И что дядя Коля? – спрашиваю.

– Послал меня. Его убьют, да?..

И ведь правда, чем бы он помог? Ну вышел бы, ну пнули бы пару раз, рука еще у него… От чего ж так неприятно смотреть на него. И ничего он нам, наверное, не должен, своя шкура у него, и… И он прав конечно. Только вот, я бы так не смог. Я бы от такой правоты повесился.

– Да. Убьют, – и говорю я это так, чтобы понял – убьют, и именно из-за него. И пусть не думает, что не при чем. Не-ет… мы все здесь, немножко – "при чем"!

Я набрал Диму еще раз. Еще не знал, что скажу, хотя… хотя…

– Да, Глеб…

– Дима, я вот подумал… Может, попробовать?.. Может, со мной… Она ведь неплохая девчонка: добрая… ветреная немного, ну ничего, воспитаем, поможешь… Симпатичная, красивая даже… Правда, я ее немного боюсь, но…

– Вот, так вот, да? – удивился Дима, задумался. – Такая вот, ты значит, получаешься, сволочь… Хм…

– Ну так что?

– Задачка конечно… Ннн… не получится, Глеб. Там, все не так просто…

– Получится! – говорю. – Тебя послушают…

Помолчали, потом:

– Я попробую, конечно… Ты ей нравишься… Давно нравишься. И я всегда был за этот брак, ты знаешь… Если чудеса бывают… если у меня получится… – это будет хорошая сделка.

– Так что, по рукам?

– Но смотри… Если вдруг – договорюсь, сразу иду к ней, говорю, что ты приезжал, и просил у меня… на коленях просил! – ее руки… И моя девочка опять оживет… А потом будет венчание… Но помни – это сделка! Если откажешься, если бросишь ее, если обидишь… Я убью тебя.

– Я понял. Ты теряешь время. Вытащи его…

– Сильно не надейся. Шансов почти нет. Почти… Ладно. Я тебе позвоню. Жди.

Пошли гудки, вернул телефон Антону. Вытянул из кармана мятую пачку, достал последнюю обломанную сигарету, закурил.

– Ну что там? – спросил Антон, все так же виновато пряча глаза.

– Позвонит.

– Поехали?

– Куда?

– Знакомая есть. Она с подругой живет… С двумя… Я звонил, сказал заедем… Так что?

– Если хочешь, езжай, – говорю. – Я пойду в кафе. Игорь говорил: "если что, встречаемся там". Буду его ждать. Телефон, только оставь.

– В двенадцать закроется.

– Ну и что. Рядом сяду.

Мы пошли к машине, по дороге Антон закурил, я забрал у него пачку, достал новую сигарету.

Сразу заметил: с машиной что-то не-то. Достал из сумки с инструментами, фонарик, посветил. Так и есть – колеса проколоты. Все четыре – на ободах. Да и двигатель не завелся; аккумулятор сдох окончательно. Отправились в кафе пешком.

Какая страшная штука – выбор. Как легко, когда его нет. Маша. Я не буду ей сейчас звонить, и если Дима поможет, то наверное, уже не позвоню. Как я все это объясню? Да у меня сердце разорвется. Я и сам уже не знаю, чего хочу. Но я все правильно сделал. Может, и буду жалеть, даже – не может, а точно буду, но если вернуть все, – по другому, все равно, не смог бы. Нет, не смог бы. Его жизнь дороже. Да и, жил ведь я как-то без нее, целый год…

Заметили колонку, подошли. Я снял безрукавку, простирнул ее, обмылся сам, вымыл голову. На затылке – пульсировала большая, мягкая шишка… а на темени глубокая ссадина, из нее опять пошла кровь. Я заткнул рану ладонью; Антон тем временем побежал искать аптеку. Ждал долго, минут двадцать; он принес перекись, ваты, несколько разных пластырей и бейсболку. Это, он хорошо придумал; комок ваты на голове, почти, не отображал моих половых предпочтений, бросал тень на гражданскую позицию, ставил крест на политической карьере.

Добрались до кафе в начале одиннадцатого. Оно мне сразу понравилось. Особенно оформление – оформление отсутствовало. Мрачно, все столики свободны – очень хорошо. Если бы еще, – вон тех не было – у стойки, и динамики накрыть, чем-нибудь звуконепроницаемым.

Сели в дальнем от входа – темном углу; я положил руки на стол, сразу вляпался во что-то липкое, тягучее.

Антон заказал себе поесть, я попросил сто грамм коньяка и кофе. Еще попросил протереть стол, на что, нам предложили пересесть. Мы остались, я протер столик салфеткой, бросил ее под ноги.

Из посетителей, кроме нас, еще две девушки; они сидели возле барной стойки, как зашли, они стали хихикать и оглядываться на нас. Может, с меня смеются? Надо же – девушка из Медвежьегорска взяла, и вот так сразу, все про меня поняла. Спросить у нее: как жить дальше?

Коньяк мне принесли сразу, я выкурил сигарету, сделал глоток и меня стошнило, в голове опять загудело, пошла носом кровь. Антон дал мне вату, я заткнул нос, сразу стало трудно дышать, кровь потекла в рот, я поднялся, поспешил в туалет.

Когда вернулся, мой кофе уже остыл. Заказал себе пиво, опять закурил.

– Лучше тебе вообще не пить, – посоветовал Антон. – У тебя сотрясение, и серьезное. От пива, тоже может стошнить.

Ему принесли салат и хлеба.

– А остальное, скоро?

– Десять минут.

Он допил мой коньяк, запил кофеем.

– Давай, я позову знакомую с подругой? Чего сидеть вдвоем? Игорю, все равно уже не поможем… Ну, в смысле… толку, от того, что мы тут…

– Я никого не хочу видеть. Если не терпится, вон тебе девочки, иди пообщайся. Только сюда не зови, хорошо.

Он оглянулся, несколько секунд рассматривал томных аборигенок. Лицо вернулось уже скривленным. Потряс головой:

– Не то. – Взял вилку, без энтузиазма стал ковыряться в салате "Под шубой", – Глеб, мне надо посоветоваться с тобой. – Воткнул вилку в темную, пахнущую рыбой кучу, опять повернулся к девушкам.

– Если пойдешь, – говорю, – оставь мобильник. И если что… Завтра, все равно с утра возиться с машиной, часов с одиннадцати подходи сюда.

Антон положил телефон передо мной. Я набрал Диму. Приятный, но холодный голос сообщил: "Абонент недоступен". Я выругался, засунул телефон в карман брюк.

Чего же он не звонит? Неужели так трудно перезвонить? Еще и телефон отключил – мерзавец. Я уже готов принять все, но это неведение, выводит из себя. Это жуткое, неприятное состояние, – смесь ужаса и тоски, и все это ползает где-то в брюхе, накатывает болезненными спазмами мышц живота. Такое было в детстве, когда будили рано утром, в комнате холодно, изо рта – пар, и надо куда-то ехать, далеко-далеко, на какой-то вокзал, с пересадками, и еще куда-то, еще дальше…

И вдруг я понял, что все напрасно. Все усилия, переживания, ничего не стоят. Теперь не стоят, вот с этой самой секунды. Это было, как письмо из будущего, видение, откровение. Но сначала были знаки: крестом на стене сошлись лучи света, отраженного от стеклянной двери, и вспыхнувшего плафона; на зубах Антона хрустнула кость, он поморщился, сказал: "Дохлятина, какая-то"; девушка у стойки громко заказала: "Кровавую мери!"; в зал зашли два низкорослых парня, громко говорили, но из контекста мой слух вырвал только: "Убили-убили, да! Камень к ногам и в воду"… А потом у меня перехватило дыхание, в глазах потемнело, и…

…из-за тумана. Я старался идти рядом с Сергеем, но когда тропинка сужалась обгонял его или пропускал вперед. Когда мы сходили с тропы, старался, держаться за его плечо, потеряться в этой глуши ничего не стоило.

Человек, в милицейской форме, часто оглядывался, проверяя не отстали ли мы, и все время повторял: "Скоро, скоро, уже почти пришли… Уже близко…" От него тоже старались не отставать, держались близко, но он все равно, как то умудрялся пропадать, проваливался в плотную тяжелую сырость, а потом звал, с самого неожиданного расстояния, с самой непредсказуемой стороны.

Одежда пропиталась влагой, я замерз, тело трясло. Колено разболелось. На ботинки налипла грязь, я часто поскальзывался и уже несколько раз упал бы, но Сергей подхватывал, тянул за собой. Ему трудно меня удержать, мы как-то изменились; он стал меньше, слабее, а во мне наоборот, появилась какая-то жесткость, сила.

Туман немного рассеялся, мы вышли на берег. Людей было не много: трое гражданских, среди них одна женщина, и еще двое в форме. Тот, что привел нас – самый молодой из них. Он пожал милиционерам руки, спросил:

– Ну что, вытянули?

– Нет еще. Водолазы только приехали.

Я посмотрел на Сергея: – Может не он?

Сергей не ответил, опустил голову.

– Как долго, – говорю необычным, потяжелевшим голосом. – Думал, он уже в морге будет. Так давно нашли, и до сих пор не вытащили.

Потом, я услышал, как хлюпает вода. Из тумана вырисовывался темный силуэт. Водолаз вопреки ожиданиям был один. Шел не спеша, неуверенно, аккуратно прощупывая ногами дно. В руках у него – ржавый длинный крюк. Чтобы удобней держаться, на конце накрест приварена толстая железка, на нее намотана изо лента. За этот крюк, он и тянул утопленника. Даже, издалека видно, как сильно раздулась голова, как разбухло тело мертвеца. Ближе к берегу водолаз пошел быстрее, от мертвого потянулись высокие стрелки волн, вдруг гнилая одежда треснула, тело сорвалось, соскользнуло в воду. Водолаз выругался, нащупал труп под водой, поднял и с силой воткнул крюк где-то возле ключицы. Сергей вздрогнул, сжал кулаки, но ничего не сказал, отвернулся.

Даже, когда перевернули на спину, не узнал его, но потом, под мокрой выцветшей рубашкой проступили темные очертания цепочки; я расстегнул ворот, вытащил и положил себе на ладонь блестящий увесистый черепок.

Пришел в себя, сердце стучало, щеки горели; перед тем как Антон ударил меня еще, – перехватил его руку.

– Все? Ты пришел в себя? – спрашивает.

– Да, я в порядке. – Встал, огляделся, потом наклонился, поднял опрокинутый стул.

– Ты очень хреново выглядишь, Глеб, – сказал Антон. – Тебе в больницу надо. У тебя обмороки.

– Мне уже лучше, – успокоил я, сел за стол. – Я надолго отключился?

– Секунд на пять-десять.

Пять-десять – странно. Когда был в сознании, вроде, пива еще не приносили, а теперь в нем даже пузырьков не было, будто час стояло. Сделал большой глоток, отпил больше половины, закурил. Антон тоже.

– Тебе, правда лучше?

– Сознание, больше не потеряю, – отвечаю.

Возле Антона три пустые тарелки. Когда он успел? Не помню. Может, отключился, а упал не сразу, – через пару минут, тогда он и заметил?

Антон налил себе водки из графина: – будешь?

И водку успел заказать, и даже выпил, кажется, изрядно?

– Налей, – говорю.

Налил: – Глеб, мне надо посоветоваться с тобой. Это очень важно. Очень важно! – Заискивающе посмотрел в глаза, хотел сказать, но не решился, стыдливо наклонил голову, задумался.

Не буду переспрашивать, в конце-концов, это ему надо, да и не могу давать сейчас никаких советов, кто бы мне дал совет…

– Глеб. Я и Сашенька, как бы это сказать… – начал он, не глядя в глаза, но сбился, опять замолчал.

Почему я знал, что он скажет именно это? Потому, что это худшее, что мог сказать? Я устал, я перенервничал, я опустошен. Внутри все вымерзло, холод повис в сквозных коридорах полой души. Почти ничего не изменилось, – Антон чуть шире приоткрыл дверь, но мерзлым фибрам все одно, может, чуть гуще резонируют на разгулявшемся ветру, а так…

"Я и Сашенька", он и Сашенька – отлично. Продолжай, чего замолчал? Хуже уже не будет.

Я улыбнулся, вспомнилось, как Сергей сказал, правда не помню уже, к чему он это: "…когда хорошо, так оно в общем-то – нормально, а когда плохо, – так оно гора-а-аздо хуже!"

Допил пиво, подкурил, от своего же тлеющего бычка.

Антон поднял голову, посмотрел в глаза:

– Я очень люблю ее, Глеб, – сказал дрожащим голосом. – Думаю, и она меня любит. Как быть? Сергей он… – опять сбился, замолчал.

Я махнул девочке – официантке, попросил еще пива.

Антон, не стал уточнять, что там Сергей… Разглядывал меня не моргая: следил за реакцией, – ему очень надо знать мое мнение – мне кстати тоже.

– Ну, а с чего ты взял, что и она тебя любит? Она тебе говорила? – спрашиваю.

– Нет, но…

– Но?..

– Это, наверное, плохо… по отношению к Сергею… но это фантастическая женщина… Мы целовались… Глеб… Никогда такого не было… не поверишь. Меня же разрывает, а поделиться не с кем, понимаешь?.. Какая женщина… Я в себя прийти не могу.

Вот так. Вот он значит – второй. А ведь я думал – Игорь. По крайней мере, выбирать между мной и им… но между мной и Антоном?.. А может, врет? Просто хвастается? Сидит тут – "великолепит" горбатого.

– Как она целуется, Глеб. – не унимался бородач. – У нее от страсти – слезы на глазах… Просто от поцелуя… Ничего, больше не было, пока… но…

– От страсти, – подумал, что повторил, про себя.

Он услышал: – Да. Да Глеб – это фантастическая женщина. И я, не отдам ее Сергею…

Врешь, ты все, не может она тебя любить, думаю. Жалеть еще – может быть, но чтоб так.

– Хочу о ней говорить! Глеб – знаешь какая она?..

– Нет. И ты тоже, не знаешь.

Принесли пиво, я сделал глоток. Холодное, как я люблю, обожгло пищевод, почувствовал, как растекается по желудку.

Последних слов он не услышал, наливая себе водку, возбужденно продолжил:

– У нее поцелуй… С чем же сравнить? Она, будто леденец сосет. – Меня передернуло, он не заметил, так же продолжил: – Такой интересный поцелуй… Даже, не леденец, а знаешь, такая конфета – барбариска и, даже вкус во рту… – Замолчал, улыбаясь, посмотрел куда-то сквозь меня, очнулся, мое тело заперло его мечту, где-то между солнечным сплетением и седьмым позвонком.

Продолжил: – Она – моя жизнь… Но Сергей… все это так, понимаешь..? Все это как-то… – Пытался подобрать нужные слова. – Как ты думаешь?..

– С барбариском для жизни, – говорю.

– Как?

Я не ответил, выпил рюмку водки, запил пивом.

– Глеб, ты знаешь?..

Остановил его жестом, опять набрал Диму, и снова: "… не доступен".

– Подонок, – выругался я. Сам еще не решил, кому это ругательство больше адресовано.

– А знаешь, когда это было?

– Ты, теперь, все мне будешь рассказывать?

– Прости, я просто не могу сдержаться, – прижал кулак к сердцу.

– Антон, я не уверен, что хочу этих подробностей?

– Как скажешь.

– Ладно, когда? – спросил, после небольшой паузы.

Он засиял:

– Вчера. Я думал, я хотел, но… но сам не рискнул бы… Ты там с Инессой развлекался, в палатке…

– Я спал, – перебил я, – просто спал.

– Не рассказывай… ну… твое дело. Даже Саша заметила: "У Глеба, – говорит, – появилась подружка". И Игорь же ж, тоже пошел… Ну с этой… Танькой. Да, на пляже – там, я слышал.

– И Саша слышала?

– Так получилось.

А потом стала его целовать, и плакать от возбуждения. Понятно.

– А, Сергей? – спрашиваю.

– А?.. Сергей уже спал давно, – сказал весело, почти смеясь, но пригляделся к моему лицу, сразу погрустнел. – Да. Сергей…

Теперь, кажется, прояснилось. Так и было. Я с Инессой, Игорь с Таней, и Саша – со своей странной, непонятной ревностью… Ну и шла бы к Сергею, но зачем, с "этим"?..

Одна из девушек, что стояли возле бара, оказалась вдруг в шаге от меня. Даже, дернулся от неожиданности.

– Молодые люди, – сказала она, – у вас ни будет лишней сигаретки?

Антон раскрыл пачку, протянул ей: – Угощайтесь. И подруге возьмите.

– Благодарю, но она не курит.

Бородач подкурил девушке. Она широко улыбнулась: – А, вам не скучно, одним?

– Мы ждем своих жен, – говорю.

Во взгляде прочитался укор; она презрительно ухмыльнулась, и не спеша сильно виляя бедрами, пошла к стойке.

– Я сейчас, – сказал Антон, побежал вслед за девушкой, догнал уже возле бара, принялся, о чем-то воодушевленно информировать.

26

Сложил руки на столе, как прилежный ученик, опустил на них голову. Темно. Пола не видно; только – ноги, краешек стула на котором сидел, и светлая узорчатая клеенка, заметно подалась на меня, закрывая все самое интересное. Может быть там, ответы на все вопросы, может, там, такое… Почему мы ленимся, сколько шансов мы упускаем в жизни из-за… Отогнул краешек клеенки указательным пальцем, под ней – ничего, – пустота. Ну что ж, по крайней мере, использовал свой шанс.

Я всегда говорил: "Если ты не выстрелил, то, в любом случае, промахнулся". А Сергей, в ответ: "Ты не выстрелил, и как минимум сохранил патрон". Зачем он так? Теперь, придется вызубрить, какую-то другую глупость. Я уже не так оригинален в кампаниях. Он всегда портит, украденный мной афоризм, своим ущербным дополнением.

Антон тронул меня за руку; я отцепил взгляд от пола, выпрямился, поправляя бейсболку.

– Слышь Глеб, я отлучусь не на долго… Ты, где будешь? Может, со мной?..

– Я здесь буду, – ответил ему.

– Скоро закроется. Начало первого… Сейчас попросят…

Я покрутил пустой графин, посмотрел на свет:

– Девушка, – окликнул барменшу, – еще сто миллилитров.

– Мы скоро закрываемся.

– Тогда – сто пятьдесят… и пива.

Бородач тормоша мое плечо: – Ну, так что?

Я громко выдохнул:

– Номер свой помнишь? – спрашиваю.

– Помню.

– Если меня здесь не будет – позвонишь.

– А сейчас куда?

– На улице сяду.

– Холодно, – предупредил Антон. – А ты, ничего не одел.

– Ты, такой трогательный парень, – говорю. – Иди, девочки ждут.

Он сел на свой стул, помолчал, собрался с мыслями: – Интересно. Ты так говоришь, как будто обвиняешь в чем-то. Если я здесь нужен…

– Нет. Не нужен, – говорю.

– Тогда, чего ты такой? Чего дуешься… я же вижу. Ну честно…

Принесли графин с водкой и бокал пива, забрали грязную посуду: – Через десять минут закрываемся.

– Хорошо. Рюмочку, только оставьте…

– Извините.

Я наполнил рюмку, сразу выпил, запил пивом.

– Думаешь, мне легко, – продолжил Антон. – Просто… Если ты будешь тут сидеть, что-то изменится? Не изменится.

– Я тебе, что-то сказал?

– Нет. Но я бы не хотел, чтобы обо мне думали плохо.

Я улыбнулся: – Ты бы не хотел?..

– Да.

– Два часа рассказываешь про любовь, и тут же путаешься с местными шлюшками, это как? Друга убивают, а ты сидишь, отбивнушки кушаешь, и лезет же ж в тебя… А в больнице…

– Ну знаешь, Глеб… А ты водку жрешь, и ничего…

– Антон, на самом деле, я сейчас, очень злой… а у тебя рука сломанная… Шел бы ты, от греха подальше…

Он встал: – Ты неправ.

– И лучше, сделать это молча, – говорю.

Сделал вид, что обиделся, ушел, подруг не забыл, конечно.

Минут через пять я вышел на улицу, прошел метров сто в сторону парка, приметил, большую деревянную скамейку, чуть дальше, были еще, и они хорошо освещены фонарями, но с этой просматривалась вся улица в обе стороны, на ней и остановился. Оставалось пол пачки сигарет, за час все выкурил. Попробовал, опять, позвонить, но это бесполезно – дурной день. Не хочешь, чтоб тебе звонили: выбрось телефон, разбей об стену, продай, купи себе каких-нибудь пирожных там, или, что еще..? Так ведь, не разобьет и не продаст, и завтра будет на связи, как ни в чем не бывало, вот, только – завтра: будет, уже, завтра.

Возле кафе остановилось такси, вышли пожилые мужчина и женщина, перешли через дорогу, скрылись в темной арке дома напротив. Первая машина, что появилась на этой улице за целый час. Хорошо, что их мало, меньше переживаний.

Похолодало, или трезвел; помахал руками, попрыгал – вроде помогло. В кармане завибрировал телефон, я нервничал, долго не получалось достать, наконец вытащил, нашел нужную кнопку, но номер… Номер. Это не Дима. Звонила Маша. Да, та самая комбинация… Цифры, которые набирал каждый день, а вот нажать вызов, так и не решился.

Девочка моя. Моя Машенька… что же я тебе скажу? Прости меня. Пока, нечего сказать, потерпи, ты видишь, как мне трудно… Телефон не умолкал; я погладил трубку, представляя, что это ее рука, вспоминал ее лицо, глаза, волосы… Почти два, а она не спит. Где она? В Питере? Да, сказала, что приехала. Значит у родителей, в свой комнате, у окна, как всегда, если звонит… Отдернула шторы, распахнула окно, смотрит на луну, она это любит… Поднял голову, и надомной та же луна, – большая, светлая, как Машина улыбка, как…

Телефон умолк, и я услышал шаги. Далеко в свете фонаря промелькнул знакомый силуэт. Появился, и сразу нырнул в темноту. А может, и показалось? Показалось. Теперь увидел. Ветер колыхнул фонарь, и дрожащий свет вытянул из мрака распущенный парус целлофанового странника. Простой пакет. Обычный продуктовый пакет. Почти долетел до меня, метнулся в высь. Но шаги? Слышно. Шаги все ближе. Цок, цок – стучали каблуки. Цок, цок – отскакивало эхом от серых домов.

Я вышел на дорогу, на свет, но зря, так видно еще хуже, всматриваясь, отошел назад. Шаги все отчетливей, ближе, а человека все нет. Скоро через меня пройдет, да где же он? Может, я сплю? Протер глаза, посмотрел на скамейку – меня там нет. Значит, не сплю. А они все громче, громче… и вдруг стихли. Жутковато. Хорошо запомнил, как отстукивали по бетонному полу коридора – туфли, когда Игоря уводили. И там, на лестнице, в грохоте посторонних каблуков, – его, легко узнавались. Что это, – очередное видение? Эти сны, знаки… Фантомы, приведения приходят ко мне, чего-то хотят, зачем-то я им нужен. Знаю зачем. Это я включаю свет в конце тоннеля; я решаю: куда поедет лифт, в глубь или в высь, подбираю нужные шумовые эффекты. Я, главный проводник в этом поезде, я…

И опять этот стук… Цок, цок… Цок, цок…

– Игорь, – крикнул я в темноту. Больше не стучали. Остановился.

Может, думаю, я, как проводник, должен сделать какие-то шаги на встречу?

И я побежал на ветер, споткнулся на ровном, упал. А думал – трезвый. Ошибочка. Ну да ничего, – ведь не машинист, а только проводник.

Поднялся, пробежал метров тридцать до горящего фонаря, и вдруг услышал:

– Глеб! – голос белоруса, точно его, – не спутаешь: сильный, басовитый.

Стоя под лампой, поднял голову; вокруг плафона кружилась жирная ночная бабочка

– Где ты?! – крикнул ей.

– Глеб!

Оглянулся, туда, откуда прибежал. Под тем самым фонарем, где был минуту назад – стоял Игорь. Улыбался. Внешне – очень даже живой, размер головы – подходящий, весь такой – сухой, и никаких крюков…

– Живой, – прошептал я.

– Как видишь! – крикнул он. Наверное прочитал по губам. – Прикольная бейсболка! Подаришь?!

– Живой! – крикнул я, что есть силы. Засмеялся, прямо как тогда, в лодке. – Живой! Ха-ха-ха…

Игорь заразился от меня, тоже хотнул:

– А где капитан?!

– Ушел в море… "ненаблядный" наш.

Почувствовал слабость, ноги подкосились, уселся прямо на асфальт. Какой груз свалился с плеч, – улыбался, но из глаз, опять слезы. А все таки я его вытащил. Вытащил!.. Живой!

– Иди сюда! Хоть пощупаю тебя!

– Глеб, давай лучше ты. Пока дохромаю…

– Что с тобой? – спросил его.

– Вражеские личности меня невзлюбили.

– Бывает. – Пытаясь подняться, уперся кулаками в грубую нождачку асфальта, и… Не смог, устал. – Меня тоже, – сказал ели слышно, – невзлюбили…

Игорь потрогал колено, поморщился, кряхтя присел на корточки, посмотрел на меня, махнул рукой, плюхнулся задницей на асфальт.

– Что с ногой? – спросил я.

– Отвинтилась. Экология у вас паршивая. Пестициды везде… Чего я приперся сюда? Знал же – вода с хлоркой, яблоки кислые…

Еще говорил что-то, но ветер отнес слова, я не расслышал.

– Груш в этом году – неурожай! – сказал я громко. Как там у Довлатова… – Опять же – язва гомосексуализма! – кричу.

– Это – да! – согласился Игорь. – Не знаешь, какие правительством разрабатываются анти-коррупционные программы?

– Есть, несколько серьезных, – говорю. – Еще, пара откатов, – и нужные печати у нас… Вот тогда заработает…

– Как решаете демографический вопрос?

– По старинке!

– Как отреагировала оппозиция на принятие решения о продлении президентского срока?

– Чего… решения… продления?.. Достойно отреагировала, – отвечаю, – достойно…

– Ты, за скольки палатную систему?

– А чоб, все нормально, по лЮдски! И чобы не злоупотребляли…

Игорь засмеялся: – И чоб цибуля подешевше?!

– И бульба.

– Молодец! И еще вопрос…

– Хоть сто.

– А чего ты от меня драпанул?

– Когда это? – Не понял я.

– Ну я – плетусь, ковыляю себе потихоньку, ты на дорогу вышел, я к тебе подхожу, а ты, как впилил… потом кувыркнулся, и дальше почесал. Странно…

– Да я, как-то не догадался, что ты сзади… Эхо здесь такое… – Засмеялся, и сквозь смех: – Понимаешь, я думал, что я проводник, в… ну… Долгая история… В общем я не проводник, даже скорее всего, на полу-проводничка не тяну.

Из-за поворота, позади Игоря, не спеша выкатился белесый москвич(пирожок), поехал в нашу сторону, ослепил дальним светом.

Белорус, как и я, расселся по среди дороги; места проехать хватает, но авто остановилось в нескольких метрах. Игорь махнул ему, чтобы проезжал:

– Давай-давай, катись!

Москвич сдал назад, вывернул колеса, медленно объехал белоруса; возле меня уже не останавливался, чуть сбавил скорость, потом, по газам и со всей дури – на клаксон, не отпускал долго, видать с испугу.

– Глупо, так сидеть! – говорю. – Давай, хоть, плакаты напишем. А-то, люд пужается, серчает!

– Чего напишем?

– Напишем: "Не хотим быть рабами!"

– Чревато, – сказал Игорь.

– Хорошо, – соглашаюсь. – "Не хоти быть рабами Америки!"

– Уже лучше, но…

– Хорошо! "Мы против инопланетного вторжения! Скажем – НЕТ, Гуманоидам!"

– Видишь, ты все таки намерен с кем-то поругаться. Лучше, написать: "Мы против плохих!" А для тех, кто все таки узрит в этом угрозу, добавим сноску… Нет, лучше так: "Мы против плохих, которых нет!" Вот, борьбе с этими, и жизнь не жалко посвятить!

– А потом, окажется, что они есть!..

– Об этом я не подумал. Вот видишь, мне твоя идея – с плакатами, сразу не понравилась!

– Рисково, – соглашаюсь, опять уперся в асфальт, на этот раз поднялся. – Ну что друг, пошли отсюда!

Он с трудом поднялся: – Хочешь сказать – поползли? – Огляделся. – Так, чего встал? Иди сюда… Нам, в ту сторону…

– Нет… как раз в мою.

– А ты, куда собрался?

– К машине, – говорю.

– Да? А я домой хотел… К машине… так к машине. – Захромал ко мне, остановился на пол пути, тронул колено. – А как же – знаменитые Медвежьегорские казино, стриптиз бары, и эти, как их?..

– Все там, – говорю. – Клуб экстремальных эксбиционистов, библиотека, музей музыки народов севера, и секта любителей черно-белых комиксов, – все возле машины.

В кармане что-то задрожало, не сразу понял – что, только, когда услышал знакомую мелодию – разобрался. Звонил Дима. Разговаривали недолго: он спросил все ли в порядке; я ответил, что все хорошо, поблагодарил; он спросил надо ли мне о чем-то напоминать; я сказал, что все помню, на том и попрощались. Теперь, надо позвонить Маше, и сказать, что… сказать, что… Что сказать? Позже. Вот позже, все это, ей и скажу…

Игорь шел медленно, я поковылял ему на встречу, встретились, обнялись.

– Ну что ж Глеб Евгеньевич, приятно видеть вас в добром здравии…

– О да! Дай бог и вам моего здоровья, Игорь Геннадьевич!.. Побежали?

Белорус посмеялся, опять закряхтел, перенес тяжесть на здоровую ногу, больную приподнял. Я подставил ему плечо, чтоб уперся; он так и сделал. Не спеша, мы сошли с дороги на тротуар, поддерживая друг друга поплелись в направлении больницы.

"Колено прокляненный" – говорит про себя Игорь, когда становится на больную ногу. "Конная ковылярия" – говорю я, уже про нас.

Игорь опять заскрипел.

– Не притворяйся, – говорю. – Можно подумать… прям, так больно…

– То есть, можно, не кряхтеть, все равно не поверишь?..

– Ничего, – говорю, – крепись… Контраст – полезен. В другой раз, будешь ценить здоровье.

– Это, когда контраст, а что делать, когда кастрат?

Я посмеялся: – Что с ногой-то?

– Прострелили… враги-злодеи.

– Правда?

Игорь кивнул кудрявой челкой: – Зашили… пулю вытащили… в больницу пришел…

– Странная последовательность, – говорю. – Ты правда, в больнице был?

– Ну да, говорю же… зашили, забинтовали. Думал вы в машине спите, а вас нет. Пошел кафе искать… Пока нашел…

Дошли до перекрестка, через дорогу светился киоск. Показалось – никого нет, я постучал, сразу не открыли; уже собирались уходить, как окошко скрипнуло, донесся сонный бесполый голос:

– Я слушаю…

Я – Игорю:

– Ты все еще "бляголодный" мужчина?

– Знаешь, что возьми… возьми… – Задумался.

Я заглянул внутрь киоска; женщина продавец зевнула, слабо прикрыла рот; я повторил ее жест.

– А это у вас консервы, да?

– А на что это похоже?

– А вы откроете, если мы купим? – спрашиваю.

– Я дам нож, откроете сами.

Отлично… тогда четыре сардин в томате, пачку парламента, и… и… Черт с ним, будь оно проклято… Банку "Невского". Вот интуиция… Не хотел ведь подходить, как чувствовал, что будет спиртное…

– Не покупайте.

– А смысл? Не я, так другой купит… А хлеба нет?

– Нет.

– Тогда не надо хлеба. Вилок одноразовых, тоже?..

– Нет.

– И их тогда не надо.

– А завезут скоро? – спросил Игорь.

Женщина пожала плечами.

– Думаю, нет смысла ждать, – говорю ему.

– До поезда еще три дня, – возразил белорус, – время есть.

– Что-нибудь еще? – спросила продавщица, раздраженно.

– Чай, холодный, лимонный – один, и чипсов… нет, лучше фисташки…

Игорь мне:

– … так, все это и еще…! Мне! Мне! Карасей жирных и рыбешки мелкой, сырой на закуску! И молока, и сметаны побольше… и еще…