Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– А с кого смеяться, с древних людей, с их быта?.. – вомутилась Саша.

– Нет, современники и их фантазии куда смешнее…

– Что, по-твоему, фантазия? С чем, из того, что рассказывал Журавлев, ты не согласен?

– Я потом, в письменном виде…

– Ну все-таки, – настаивала Саша.

– Нет, Антон обидится. Этот оруженосец, Санчо Панса мировой археологии…

– Чего ты обзываешься? – сказал Антон.

– Вот видишь, уже обиделся! Солдата, назвали генералом, и он обиделся.

– Знаешь, на что обижаюсь? На то, что привез вас сюда, хотел, ну хоть немного приобщить к древней культуре, рассказать о прошлом… да развлечь просто хотел, блин, а ты даже не подошел посмотреть…

Игорь обнял Антона за шею, слегка притянул к себе: – На, что посмотреть Антоха?

– На лягушку, блин!.. Пусти…

Игорь потрепал капитана за плечо: – Любишь лягушек? У вас в Питере отличный зоопарк, там такой террариум… Хочешь, вернемся и…

– При чем тут? Ее высекли люди четыре тысячи лет назад…

– Кого высекли и за что?

– Идолов.

– Идолов значит, – сказал Игорь. Значит так, – первое: я очень рад, что посетил долину идолов – спасибо тебе Антон! Во первых, потому что налопался спелой брусники, а во вторых – черника тоже встречалась. Теперь, относительно поляны в частности и археологии в целом: из сорока булыжников – два оказались на что-то там похожи… Я бы, конечно, постеснялся раздувать из этого… ладно, оставим на совесть… Я не буду говорить про шаманов и прочих тараканов, тут понятно, я не понял другого… Почему – долина? Если здесь кругом эти булыжники, только не раскопанные, вон смотри…

Игорь сошел с тропинки, пнул большой, на половину закрытый мхом камень.

– Еще один идол! Давай на поляну оттащим!.. Вот… Теперь – археология. Археология – она ведь не для всех. Чтобы этим заниматься, надо быть фанатиком. Ладно, еще раскапывать Помпею, Трою, или какие-нибудь Мохенджо Даро и Харраппа, но здесь, Антоха!.. Найти ничего не могут: начинают придумывать. Быт отсталых народов – это неинтересно. У них ничего не меняется тысячелетиями. Что древние саамы, что современные бушмены – нет отличий: приметив, грязь, дичь… В Африке и сегодня людей жрут, аборигены Австралии спят со своими детьми – интересно? Купи билет, слетай, полюбуйся, и не надо в земле копаться. За день узнаешь больше, чем за жизнь.

Правда в том, что, я сейчас на самом деле, конечно, прикопался к этим несчастным псевдо идолам. Будь они настоящими, окажись все истории Журавлева правдой, я все равно ел бы бруснику. Мне просто, неинтересно слушать, про то, как жили какие-то древние оборванцы.

– Вот с этого бы и начал, – сказал Антон. – Ты просто не любишь археологию.

– Не люблю, – согласился Игорь. – Ладно, со мной все понятно, а вы сами– то, что думаете? Мне вот показалось, что Глеб тоже…

– Не-то чтобы… – говорю. – Не сработали, некоторые блоки: информация проникла слишком глубоко, пошло отторжение внутренних органов, впрочем, к черту селезенку и печень, ведь я посетил великую долину!

– Не понял, Глеб? – спросил Антон. – Какое впечатление? Понравилось?

– В общем или в целом?

– А мне понравилось, – сказала Саша. – Журавлев молодец. Думала, будем одни, а тут, оказывается, живет такой интересный человек.

– При чем тут Журавлев? – возмутился Сергей. – Тебе долина понравилась? Атмосфера сопричастности с… Каменные идолы – холодные пальцы прошлого… Тысячелетия замерли под прицелом беглого взгляда… Четыре тысячи лет сошлись в одном часе, ушли в грядущее, оставив тебя позади! А?

– Да, как-то так. И лягушка очень похожа, зря Игорь говорит…

За пол часа дошли до деревни, могли быстрее, но мы не торопились. Дом на окраине – единственный жилой. В нем живут рыбаки. С того раза, больше их не видел. Они ставят сети в противоположной стороне от нашего лагеря.

Навстречу выскочила кудрявая нервная болонка, остановилась метров за пять, принялась неистово лаять. Проходили мимо, она не успокаивалась, наворачивала круги, выбирая самого слабого.

– Серега, прикрой горло, – говорю, – не дразни ее. Артерию перекусит и все…

Саша остановилась, разглядывала собачку: – Цыпа-цыпа-цыпа… Где-то я тебя видела?

– Сашенька не отставай, съест. Мало, что ли похожих собак. – говорю.

– Недавно совсем, а где не помню, блин…

– Пошли, – позвал Сергей. – Я вас возле церкви сфотографирую.

Саша подозрительно:

– Сергей а ты эту собачку видел? Тебе не кажется…

Он посмотрел на меня, на девушку.

– У ребят с баяном была похожая, но это не она, – говорит. – Та, сука была, а эта… Пошли…

– Глазастый, – сказала Саша. – Глеб, ты любишь животных?

– Да, в детстве у меня даже была черепаха.

– И что с ней стало?

– Застрелили.

– Как?

– Она заболела чем-то и стала худеть.

– Черепаха?

– Да. А что?

– Да, ничего, и что дальше?

– Щеки впали, хвост потрескался, одни ребра торчат; кожа да кости – одним словом. Не черепаха а… перед соседями стыдно! Врач посоветовал выгуливать.

– Черепаху?

– Ну… Поводок купил, ошейник, как полагается… Зима была, я поскользнулся, она вырвалась и на кошку соседскую набросилась.

– Ааа Понятно.

– Еле оттащили. Перестал выгуливать, она совсем скисла; забьется под диван, когда-никогда чирикнет или пискнет, а так вообще – немая, ну, похрапывала еще разве что. На балкон ее переселил, на воздух, а она в спячку впала. Паяльной лампой разогрею, покормлю и на бочек. Дело к весне, у черепахи гон. Я ее вывести боюсь, а ей не сидится. Стала кусаться, под конец, сбила с ног, вырвалась на улицу, а там участковый; она на задние лапы и к нему лизаться, а он за пистолет.

– А я думала у тебя правда была черепаха.

– Хомяк у меня был, серый, как крыса, но добрый очень. На руках у меня засыпал.

– Тоже застрелили?

– Год назад маме отдал. До сих пор меня узнает. Прихожу – хвостиком виляет, копытцами цокает, улыбается…

Сергей сфотографировал нас возле часовни. Внутри все то же: иконка, баночка для пожертвований, лестница на верх. Все, кроме меня полезли на крышу. Я снизу сделал несколько фотографий; оставил фотоаппарат на пеньке, пошел к озеру. Дно каменистое, вода чистая-чистая. На берегу несколько деревянных лодок. Облокотился о высокий борт, закурил. Что-то не-то с настроением, что-то скребет, где-то скрипит, протекает. И дело не в заброшенной деревне, не в этой атмосфере покинутости, старости. Наоборот, перекошенные дома с обвалившимися крышами, прогнившими оконными рамами, дырявыми стенами, вызывают как ни странно положительные ассоциации. Детство: казаки-разбойники, прятки, штабики…

Саша переменилась ко мне. Вот и сейчас, думал оставит всех, и подойдет, а вместо этого, вышла из часовни, дождалась Антона, взяла под руку, и они пошли по дороге к дальним, почти завалившимся избам. Он что-то рассказывает и она опять смеется. В последнее время делает это постоянно, смеется со всех его плоских острот. Что там, из последнего?: "Одиссей вовсе не был находчив, просто воспользовался коньструктором". Как она смеялась: "Ну надо же – коньструктором! – ха-ха-ха…"

А я? А как же я? Вот они, залезли на крышу, и я крикнул: "Эй вы! Мандражники высотники!" – смешно же? Игорь смеялся, Серега кстати тоже, а она чего?.. Даже не улыбнулась. А колючие тапочки, которые назвал "гистапочками", а "гангренки"… это же все очень, очень смешно! Нет?! Ну, тогда ладно…

Услышал:

– Глеб, дай сигарету, свои забыл…

– Держи.

– Не скучай. Наслаждайся воздухом, тишиной… Сядь в лодку, сфотографирую тебя.

– Серега, не хочу… Куда тебе столько фотак?

– Прислал бы тебе зимой… А оно, как нахлынет…

– Грустно.

Подошел Игорь.

– Ну что мужчины, долго еще здесь планируете? Я вас не жду. Пойду в лагерь, вдоль берега. Заводь, там есть интересная…

– О! Вот так, стой! – крикнул Сергей. – Сейчас я тебя увековечу.

– Только не "увеколечь"!

– Стань левее…

– Серега, в другой раз… Тут не тот ракурс, не та симметрия…

– Как раз симметрия не нужна. Замри.

– Ты занимаешься "антисеметризмом".

Сергей нажал кнопку: – Все! Свободен.

Белорус нацепил блесну, сделал несколько бросков и пошел вдоль берега.

Сергей крикнул вслед: – Игорь, не задерживайся! Все голодные, ждать не будем!

В ответ:

– Разводите костер. Ужинать будем копченой щукой!

Сергей посмотрел на меня: – Раз повезло, думает, теперь всегда будет ловить… Ну что, пошли домой?

– Пошли. Остальных не ждем?

– Догонят. Пойдем-пойдем, пива выпьем.

Мы пошли быстрым шагом. Один раз я оглянулся: далеко, на том конце деревни, кажется, на бревне сидела Саша. Антон стоял напротив, сильно размахивал руками. Они видели, что мы ушли.

– Как ты думаешь? – спрашиваю друга. – Сколько, человек может не спать?

– Слышал, есть такие, которым хватает пол часа в сутки. Но, чтоб совсем… Правда, они вялые, реакция заторможенная… А этот… Ты же про Игоря? Не знаю откуда у него столько энергии.

– Что с ним? Он всегда так спал?

– Нет. Я расскажу… Я бы и раньше рассказал, тут ничего такого нет… Просто… близко это переживаю… Будто я виноват… От тебя, у меня нет секретов, но… не обо всем легко рассказывать… Сейчас придем, выпьем…

Пришли, выпили. И еще. Без закуски. Водку запивали пивом. Закурили.

– Мама Игоря – белоруска, папа – русский, коренной "Питербуржуец". – сказал Сергей. – Развелись, когда ему было пять лет. Отец оставил им квартиру. Человек он был военный, мотался по всей великой стране, так, что вопрос жилья… В мое дворе они жили, в соседнем подъезде. Иногда, отец забирал Игоря к себе на пол года, даже год как-то он с отцом жил. А мы, всем двором ждали, когда вернется. У нас был дружный двор, куча детворы, но без него как замирало все.

Возвращался, и по новой: чемпионаты по футболу, гонки на велосипедах, вечные походы с ночевками, да все что угодно… Он центр мира, всегда что-то происходит, все вокруг него крутится. Каких игр только не придумывал…

В школе мог не появляться месяцами, и ему это разрешали. В конце сентября сдавал экзамены по всей школьной программе за год. Ему говорят: "прыгай в следующий класс", а он ни в какую. Мог закончить за пару лет, но не хотел.

Веселый был, чем только не увлекался. Читал много. В третьем классе цитировал "Войну и мир". Словом – мальчик индиго. Я кстати тоже прочитал, тогда же, под его влиянием, правда, не понял ничего…

Куча журналов у него было: выписывал, менялся. Увлекся садоводством, присадил весь двор. И все друг к другу с корешками, листочками, цветочками…

Игорь увлекся рыбками. Отец каждый месяц, высылал деньги на аквариумы. Аквариумный бум. Весь двор покупает аквариумы. Весь город покупает аквариумы! У меня у самого дома пятнадцать аквариумов.

Игорь увлекается птичками. У него дома попугаи и канарейки, на чердаке голуби. Весь двор чирикает. В городе дефицит попугаев и канареек. Птицы дорожают втрое. Веришь? За две недели. Я не успел купить попугаев – их нет!

Игорь всеобщий любимец: про него говорят, его любят, им восхищаются, его боятся. Спорить с Игорем?! Никто никогда не спорит с Игорем. Игорь цитирует Ницше и Шопенгауэра их же высмеивает. Говорил: "Никому не дано знать "зачем", по сему: вся философия – умничения дураков. Первый дурак, тот, кто скажет: "делай так, ибо это правильно". Как можно быть уверенным в решении, ответа на которое не знаешь?" – и так далее.

С ним ищут дружбы старшеклассники, девушки подкарауливают возле подъезда, дерутся за него во дворе и в школе. Но, что подкупало в нем лично меня, тогда?.. Кроме прочего, наверное, – сила. Нечеловеческая просто… Он рукопожатием – кисти в муку крошил.

Я себе не хотел признаваться, но завидовал ему. Даже где-то желал неудачи. И такое было. Никому бы не признался… Вот, тебе только.

Я был второй ученик в классе, выигрывал на всех олимпиадах, а Игорь не ездил, не любил. Я был самым высоким в классе, выше только Ульян, – такая машина, что… Я был лучшим, но только вторым лучшим – понимаешь?

Ладно, обо мне… Что еще, из детства? Что еще про Игоря? Говорил, что хочет остаться по середине, слишком многим интересуется, чтоб посвящать себя чему-то одному. И поменьше абстрактных идеалов. Есть: дом, семья, друзья и достаточно, и никаких сверхзадач. Я этого не понимал тогда: "а как же: перевернуть мир… великое предназначение… и все такое?" У Игоря своя философия. Во всем быть проще: в словах, в желаниях. Говорил: "банальность – есть истина!" Просил, говорить умно но просто.

Я прервал Сергея:

– Как Базаров у Тургенева: "Прошу, не говори красиво!"? Не ново, – говорю.

– Ммм… Похоже… Но это не плагиат… Нет… Он, такой вот и есть…

Сергей задумался, потом продолжил:

– Не можешь умно и просто, значит только просто – то же сойдет. И только свое. Можно и коряво но свое. Если кто-то выдавал чужое за свое, сразу ставил на место, высмеивал таких умников, что… Не хотел бы оказаться на их месте. Память хорошая, и он просто давил информацией: всегда куча примеров, сравнений… от древнего Рима и…

После седьмого класса Игорь увлекся единоборствами. Я конечно тоже, куда же он без меня. Вот, когда он стал легендой. Семиклассник дрался с мастерами спорта. Валил, таких кабанов, что… И по одному, и пачками, и никто не мог с ним справиться. Всякие криминальные дяденьки приезжали, ставки делали.

Половина ребят, что ходили в спорт зал занимались рэкетом. Конечно, ему предлагали, даже настаивали, но надо знать Игоря… Он и тогда их не очень любил! Сильно "не очень"…

А потом у него был разговор со мной. Мне нужны были деньги, проигрался тогда…(кстати больше не играл). Был такой – "Алик Боксер" – неприятный такой, и опасный. Только неделю у него поработал (деньги собирал), и Игорь узнал. Побил меня – гад. Две недели потом со мной не разговаривал. А Алику руку пожал, так что тот потом три месяца со спицами ходил.

С ним поговорили, но без угроз, так, предупредили на будущее. Забыли на время. Алика убили через пол года, ребят его почти всех посадили.

В десятом классе Игоря навестил отец. У них телевизор сгорел… Тогда ламповые были, тяжелые такие… Решил отец сделать подарок, пошел на рынок за телевизором.

– На рынок?

– Ты забыл просто, тогда все на рынках покупали.

– Ну-ну…

– Вообще с телевизорами…. Года через четыре, после истории, которую сейчас расскажу, отец Игоря умер от сердечного приступа. Сел в кресло, включил телик и умер. Четыре дня покойник просидел перед включенным ящиком. Он один жил…

Приехал значит он в гости, и пошел за подарком.

Был у нас одноклассник (бывший, в десятом уже не учился) – Ульяном величали. Папа Ульяна, всю жизнь по тюрьмам, старший брат туда же, ну и младшенький не стал менять семейных традиций. Сколотил банду, таких же отчаянных, смелых ребят и за роботу. "Лохотронили" на вокзалах, грабили челночников (тогда много возили), вымогательство, рэкет, все как полагается… Ну и на рынках тоже, конечно…

По вечерам они в бильярдной зависали. Несколько раз был там, так, без всяких целей, встречал его. Так радостно он кричал: "Здорова Серега Друг!" Даже льстило. Молодой, но уже такой известный бандюган, и я, простой смертный…

Отец Игоря выбрал телевизор, достал доллары из кармана и сзади подошли трое. Один за правую руку, второй за левую, а третий просто поглядывал по сторонам; был еще четвертый, но тот совсем далеко, так, на крайний случай подстраховывал. Ульян держал дядю Гену, отца Игоря, за левую руку, в которой были деньги. Лезвие ножа прижал вот здесь, где кисть сгибается. – Сергей согнул руку, указательным пальцем другой, ткнул в изгиб: – Сказал, если тот не разожмет кулак, то пережит ему сухожилие на руке, вот тут…

Сергей взял мою руку, я выдернул:

– Я уже понял где, – говорю. – Не надо на мне показывать!

– Дядя Гена дернулся, и Ульян сделал как обещал: перерезал сухожилие. Вены наружу, кости повылезали… От души он тогда…

Там же в бильярдной Игорь их и нашел. Двоим, в том числе Ульяну перебил позвоночники. Второй потом начал ходить, а Ульян уже не встал. Инвалид на всю жизнь… Видел его потом в парке. Катала в кресле, то ли дочь брата, то ли… Я прошел мимо, и он сделал вид, что не узнал.

Третьему тоже досталось, но по сравнению с теми, конечно… Просто, есть везунчики. Через пару месяцев вернулся в строй, и опять за старое…

Четвертого не было, Игорь его сутки искал, – а я – Игоря: тоже переживал же за него. Четвертый, потом, в коме долго лежал, но очухался. Несколько лет все в порядке, а потом в психлечебницу… и так несколько раз… Не знаю из-за травмы, или… Воооот…

Игоря не посадили. Не знаю, как там у ментов, заявления нет, значит и пострадавших нет. Слухи ходили разные: говорили что Игорю отомстят, что приговорен, что убью и убьют жестоко… Ничего не было… Вечером вышли из спорт зала, Игоря окликнули. Возле старенького джипа стояли четверо. С одним из них Игорь отошел в сторону, разговаривал пол часа. Поговорили и разошлись – все.

В свои шестнадцать Игорь был очень взрослым. Для него, что с бандитом разговаривать, что с профессором. Казалось, у него за плечами, вот такенный жизненный опыт. – Сергей широко развел в стороны руки.

– Профессорм?

– Когда увлекся микробиологией, переписывался, потом даже подружился с некоторыми, на лекции к ним ходил… Я с ним, тоже…

– И все, так легко обошлось? – спрашиваю.

– Думаю, за него заступились, все-таки в тех кругах его хорошо знали. Да… Что еще? Про детство, вроде… Никогда не курил, не пил… в смысле, – до двадцати пяти. Может вина, и-то чуть-чуть, на праздники.

Закончили школу, поступили в наш институт. Игорь забил на учебу совсем. Как, он продержался три курса?.. Весь ушел в бизнес. Возил, помнишь, сигареты "ЛМ" – были такие. Вот он их вагонами по всей стране… Кидали несколько раз, но разгребался как-то, парень не глупый… Относительно легко заработал первый капитал. Потом уже, когда с матерю переехал в Белоруссию, все вложил в древесину. Купил несколько лесопилок; доски гнал к нам, да и по всему СНГ. Потом перепрыгнул на металл. Несколько лет жил в Украине: Донецк, Днепропетровск, Киев. Зарабатывал тогда много. Было шесть пайщиков, у всех равные доли: вложили свои, взяли кредиты, что-то в аренду, что-то купили… в общем, было несколько заводов по прокату, плюс, гнали металл отовсюду и Китай и Америка, торговали всяким.

Игорь купил дом, несколько машин, женился. Сын у него родился…

Я вспомнил мальчика в переходе: – Даниил, – спрашиваю.

– Данька, да… Откуда знаешь?

– Догадался. Что дальше?

– А потом этих ребят начали отстреливать. Остался Игорь и еще один, сейчас главный в конторе. У них все забрали. Осталось только направление по импорту, и его бы отняли, но там все держалось на Игоре и его партнере: связи, договора; ВЭД – это сложно, а если еще и в таком масштабе…

Их оставили в покое.

– Забавно… – говорю.

– Что забавно?

– Игорь кому-то что-то отдал? Вот так, взял и отдал? Вроде, человек не из тех кого можно испугать?

– Значит другого выхода не было. – Сергей задумался, потом добавил: – И ты не прав, у каждого своя ахиллесова пята. Его испугали, именно испугали. Не за себя конечно, за семью боялся… Машину сожгли, дом расстреляли, так, для острастки. Его и семьи тогда в доме не было.

Но ты не переживай, не бедствовал. Ему хватало.

Созванивались, он как всегда был веселым, оптимистичным. Помог мне с деньгами. Ты помнишь, после института, еще четыре года не знал куда приткнуться; Игорь научил, показал, рассказал…

Всегда хорошо водил машину: хорошая реакция, чувствует ее. Раньше, вообще, гонял как сумасшедший… А на мотоциклах, как гоняли… Помню, шпарим и бутылка на дорогу вылетает… Покурим?

Я взял пачку со стола, оказалась пустой.

Сергей засмеялся:

– А ты думал?..

Я сходил в палатку за сигаретами, захватил за одно и пива. Сел на прежнее место, подкурил Сергею, закурил сам.

– Что дальше? – спрашиваю.

Сергей затянулся, посмотрел на небо, пустил вверх струю дыма. Помолчал.

– Да, хорошо водил, но… Тонут, как раз те, кто умеет плавать, – чуть подумав, продолжил:

– Ехал с семьей, к родителям жены. Он в пригороде Минска жил, а они в: "Марьина Горка" – город такой – название интересное. Запомнил.

– И что? – Поторопил друга, а-то опять задумался.

Очнулся, и как-то нехотя:

– Нарушил правила, пересек сплошную, и в КамАЗ… Жена с ребенком насмерть, а он выжил. Пока лежал в больнице мать его умерла. Всех я хоронил, – он пол года в реанимации… Вот, с этого момента, того Игоря, которого я знал – не стало.

Сергей замолчал, закрыл глаза ладонью, размял кожу вокруг глазниц и на лбу.

– Жарковато, да? – спросил он.

– Не сказал бы, наоборот хмурится. Будет дождь.

– Пойдем, я умоюсь.

– Полотенце брать?

– Да я, только лицо обмыть… или поплаваем? Правильно, давай искупнемся…

Пришли на берег, разделись. Сергей привлек мое внимание, кивнул в сторону: – Смотри-ка поймал!

Я посмотрел, увидел Игоря, махнул рукой. Он в ответ поднял вверх раскрытую ладонь, задержал на несколько секунд, опустил.

Стоял далеко: метров за двести от нас, возле тех самых камышей, где я упустил своего монстра.

– Откуда знаешь, что словил?

– Он показал…

– А мне? Я тоже хочу.

Игорь, будто услышал, поднял с земли две рыбины, потряс ими в воздухе. Или щуки, или судаки, отсюда не видно, и не большие, по килограмму, может, меньше. Я сцепил руки над головой в замок, потряс ими, что одновременно означало: приветствие, и восторг.

Плавали минут пять. Вода теплая, но с озера подул холодный ветер. Я замерз, выбежал из воды, нырнул в полотенце и сразу одеваться. Сергей вышел не спеша, вытираться не стал, обсыхал на ветру. Опять закурили.

– Вот такая история, друг, – говорит.

– И тогда он начал пить.

– Да. До того допился, меня не узнавал. Первый год ни дня, ни часа не был трезвым. Так пил, что… Не спал, не ел, только пил, пил, пил… Работу забросил, месяцами не выходил из дома. Как-то приехал к нему, дверь нараспашку, захожу а он удавочку к турнику привязывает. И упек я его тогда в психушку… в первый раз… Он выходил, и опять пил, и опять в больницу… Разговаривать вообще перестал, даже со мной… На все одна фраза: "Не хочу жить и не буду…" Заговорил потом, но… такое мел… лучше бы молчал. Кроме депрессии появились: фобии, припадки и алкогольная зависимость. Несколько раз звонил мне, просил приехать, то его хотят отравить, то потолки на него падают, то… И я приезжал. Жил у него несколько недель, и обратно. Не давал ему пить, а он втихаря, у него в подвале нычки, как оказалось… Я как узнал, психанул и ухал. Честно, просто нервы уже сдали… Все, что мог, сделал. Все бЕстолку. Сколько книг про алкоголизм перечитал, сколько статей, сколько всякой хрени про психические расстройства… Как в "Обыкновенном Чуде" – "…только про медведей, сто книг про медведей…"

Через два дня, как я уехал, – он мне звонит, говорит, пить не буду, но сам бросить не смогу, приезжай, говорит, поживи у меня месяц. Сразу у меня не получилось, но потом, почти три недели был с ним. Больше он не пил. И потихоньку, потихоньку… Вернулся на роботу, через пару месяцев уехал в Германию. Ничего нового: все по тому же профилю… Сделали, что-то вроде филиала. Но не только там жил, по всей Европе мотался. Ему это пошло на пользу, хоть развеялся.

– Английский знает?

– И Английский, и Немецкий, и Французский… С месяц, как назад вернулся, в Минск. Взял себе замов. Теперь, только с проверками туда…

– Сколько он жил в Германии?

– Больше трех лет. Видишь, вернулся и опять… Рецидив. Мне говорили, что такое может быть.

Сергей обсох, стал одеваться. Взялся за мою руку, натянул на ногу носок.

– А что ему снится? – спрашиваю.

– Авария. И после… Жена не сразу умерла, на глазах у него… А самый страшный сон, когда ходит по кладбищу, ищет их могилы и не может найти… Это не он, врач рассказал.

– И что здесь страшного?

– Не знаю. Он тоже не знает, просто накатывает, дышать не может… Он ведь на кладбище так и не был. Ни у жены с ребенком, ни у матери.

– Почему?

– Говорит, ему так легче. Так они будто живые. Приходят к нему, разговаривают…

– Может, надо сходить?

– Не знаю. Но он не пойдет…

Сергей оделся, мы пошли к Игорю; он уже недалеко, метрах в двадцати…

– Ну, как там, еще что-то есть? – на подходе крикнул Сергей.

– Тур Хеер дал, – ответил белорус. – Столько ударов, и только два карандашика. Ненавижу, когда сходят, лучше б совсем не клевали… Ладушки, на сегодня все.

Игорь бросил еще раз, не спеша подвел; возле берега кончик спиннинга дернулся; белорус посмотрел на меня, улыбнулся, отрицательно покачал головой: – Нет Глеб, не смотри так, не в этот раз…

Вертушка показалась над водой, на крючке трепыхалась ракушка.

Сергей поднял одну из щук, покачал, определяя вес:

– Ладно уж прибедняться… кило двести – кило триста будет… И та, тоже… – Раскрыл рыбацкий чемоданчик, достал нож.

– Что хочешь делать? – спросил Игорь.

– Почищу.

– Не чисть, кишки вытащи и все; мы ее коптить будем.

– Как, у нас ничего нет?

– Что-нибудь придумаем, люди мы смекалистые, головастые, и коптилку я видел у Анатолия.

– Тогда, точно придумаем, – говорю.

Игорь отцепил блесну, бросил в чемодан, намотал на катушку мононить:

– Серега, ты заканчивай тогда, а мы с Глебом дров принесем, да Глеб?

– Как скажете, – говорю.

Пока я рубил дрова, Игорь принес маленький железный ящик. Та самая коптилка, про которую говорил. Я потряс ее в руках, вздохнул, пожаловался:

– Все-таки жалко, что все так легко… Романтики нет, трудностей…

– Каких тебе еще трудностей надо? – спросил Сергей.

– Готовим на газе, коптим в коптилках, спим в палатках – не то. Мне не хватает дикости, чего-то такого, настоящего… Чтобы, как Робинзон: без фонариков, без ложек…

– Без сигарет, без водки, – добавил Сергей.

– У Робинзона была водка, – сказал Игорь, – и табак он выращивал.

– Да, но он голодал, – настаивал я, – каждый день боролся за жизнь. Только он, остров, холод и отчаяние…

– Ты так хочешь? – спросил Сергей. – Чего не спишь на улице? Главное, жрет за троих, хруст такой: разговаривать невозможно, глотать не успевает, изо рта валится, пальцы в жиру, лицо в соусе, на живот суп отрыгивает, еще и бубнит: "Слишком сытно… Хочется чтоб потруднее…"

– Сплю в палатке, потому, что она есть. Но лучше, чтобы ее не было! Если бы я мог так легко отказаться от комфорта, то спал бы в подъезде или на скамейке во дворе, а не в квартире. И не ездил бы ни на какие озера, ощущений, хватало бы и в городе.

– Давай, мы тебя на остров какой-нибудь выкинем, – сказал Сергей. – Тут полно островов. Поживешь там, поробинзонишь. Мы тебя потом заберем… зимой.

– Вы давно не читали Робинзона, – сказал Игорь. – Робинзон – самое яркое разочарованнее детства.

– Чего так? – спрашиваю.

– Нет там никакой борьбы за жизнь, никаких особых трудностей: ни голода, ни холода, ничего… Все твои детские воспоминания о нем – ложны. Робинзон – история жирения, накопления, и алчности. Да и… Робинзон – не то имя; он должен быть Гансом или Фридрихом. Думаю, этот рассказ написал ростовщик Гюнтер Штейн под псевдонимом "Дефо".

– Наверное, мы читали разных Робинзонов, – говорю. – Мой хороший был, не жадный, не…

– Это не совсем жадность – бюргернизм – зов крови.

Как, истый немец, Робинзон не мог остаться нищим, и перед крушением выгодно вложился в Южно-Американские плантации. По возвращении, через двадцать восемь лет, его состояние удесятерилось. На острове праотец Плюшкина не терял ни секунды. С первого дня: приобретал, копил, расширялся. Девять суток обирал севший на мель корабль.

Писатель оставил в живых только одного члена экипажа, – чтобы вместе с ним насладиться богатством судна и дарами острова.

– Ты что, недавно читал? – спрашиваю.

Игорь ухмыльнулся, поднял вверх указательный палец, концентрируя внимание слушателей, продолжил:

– Девять дней Робинзон перевозил: порох, ружья, еду, ром, слесарные инструменты, паруса, канаты, металлические листы, и… так увлекся, перетащил бы весь корабль, но опомнился, ведь есть и другие способы обогатиться. Гюнтер Штейн, передумал сажать на рифы еще две каравеллы с золотом и софитами, – это слишком просто. Каждый немецкий мальчик должен знать: только труд, упорство и молитва есть добродетель, что на склоне лет воздаст сторицей: насытит тело, и успокоит душу.

Ежегодно Робинзон увеличивал посевы зерна, расширял загоны для скота, упорно отгораживая забором свое экономическое чудо. Бушели с мукой, корзины с сушеным виноградом, горой возвышались над островом. Не хватало рабочих рук. Во избежание кризиса Штейн послал Робинзону Пятницу; работа пошла быстрее. Возникла новая беда – переизбыток товаров. Штейн послал на остров несколько нахлебников, но это не решило проблемы. И вообще, почему это немцы должны всех кормить? Гюнтер Штейн понял – это тупик, и вывез Робинзона на материк, там можно развернуться. Несовершенство, по сути: крах, первой экономической модели Штейна, родили аксиому, – основное правило торговли: "Война – двигатель экономики!"

В следующей книге, Штейн хотел вернуть Робинзона на остров и начать войну с дикарями. Войну за правильную религию, новые земли, новые бушели, и…

– Понесло, – оборвал Сергей. – Ты книжку хоть читал?

– А чем она кончается? – спрашиваю. – Он, правда, стал богатым?

– Стал богатым и на него напали волки, и он убил триста волков сразу, а пятница убил медведя, а еще, до острова, плыл по морю, из леса выскочили два леопарда и поплыли к нему, чтобы съесть. Рыбаки знают: в море, страшнее леопарда, только волки.

– Что-то ты путаешь, друг. – говорю. – В той книге, про волков не было. Не было ведь, Серега?

– Не было, – подтвердил Сергей.

Игорь пожал плечами: – Как скажете (А они там были).

23

Нам пришлось заниматься не только рыбой, но и всем ужином. Саша пришла, мне показалось, расстроенная, постояла у костра, пожаловалась на головную боль и легла в палатку. Антон ушел к Журавлеву.

Сегодня готовим макароны с сыром. Игорь, поставил на газ сковородку, открыл банку с сосисками, сейчас обжарим, и ужин почти готов. Я делал салат из помидоров и огурцов, Сергей занимался рыбой. Вытащил из огня железный ящик, поставил на стол, отодвинул крышку: – Ну как?

– Еще рано, – сказал Игорь. – Должна быть золотистая, аж коричневая, но запах уже… да?

Я наклонился над коптилкой; в нос ударил приятный запах копченой рыбы.

– Готово! – говорю.

– Пять минут еще надо потомить, – сказал Игорь.

Сергей вернул рыбу на костер.

– У нас гости, – говорит.

Я не стал оглядываться, подумал, идет Антон с Журавлевым, но Игорь странно изменился в лице, сосредоточенно посмотрел мне за спину:

– А, – говорит. – "Бисексуалые паруса".

Я засмеялся: – Что ты сказал?

Белорус вышел из задумчивости, улыбнулся мне.

– Я когда вдоль берега шел, мимо яхта проплыла, там девушка стояла, потом яхта круг сделала и еще раз проплыла, и уже две девушки стояли… и я подумал… ну, вот, то самое и подумал…

Я оглянулся: к нам поднималась девушка, симпатичная такая девушка, я бы даже сказал очень… Остановилась недалеко от костра: – Добрый вечер. – Улыбнулась.