Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Светильник не продается, молодые люди, – улыбаясь сказала девушка.

– Чем же мне осветить дорогу нашей любви?

– Боюсь, что дорогу нашей любви уже не осветить.

– Я бежал как проклятый, ломал ноги, срезал углы и царапался шипами полевого репейника… Я спешил, я не брал сдачи в магазинах, ведь когда каждая секунда на счету… Чтобы ходить быстрее я носил обувь на два размера больше. И все равно?!. И все равно опоздал?! Но почему?!

Пока Игорь говорил, обе продавщицы весело переглядывались, под конец засмеялись в голос.

– Аня дайте мне один шанс, я заслужил, я так давно ищу…

– А!.. Вы, смотрите на бейджик?! Это не мой халат. Я подругу заменяю, я не Аня… ха-ха-ха…

– Хорошо, когда Аня вернется, скажите ей, что я приходил.

– Обязательно скажу, но она замужем.

– Да дело не только в Ане, – неужели, она про меня не рассказывала?

– А должна была?

– Мы учились в одной школе. Аня, меня, так любила!.. Бегала за мной, проходу не давала. Мальчишки дразнили ее "Анка-баранка". Она тогда, такая пышная была. Правда, не рассказывала?.. А я, души ее не разглядел – мальчишка, да и что я тогда понимал… Знаете, разве об этом думают одаренные мальчики в десять лет. А потом меня забрали на войну, и там меня предали, но я всех победил, вернулся героем, привез вагон медалей. С пяти утра, жду ее на вокзале, чтоб помогла разгрузить… Телеграмму же дал, а она…

– Ну… надо было думать раньше, теперь поздно, ищите другую.

– Легко сказать… Аня наложила на меня венец безбрачия. Проклятье может снять, только ее подруга. Как сказал старец:

"Тот, кто шкуру ее наденет – тот, безбрачья венец отменит". Кстати – полковой фельдшер, потом подтвердил. Теперь-то, я понимаю, наша встреча не случайна! Шкура – это ее халат, который Вы одели. Если чувство, которое поселилось в этом героическом сердце, как только, прожженные порохом глаза…

Хлопнула дверь, в магазин зашел молодой человек. Игорь не скрывая разочарования наблюдал, как тот бесцеремонно обошел прилавок, подошел к милой девушке, нежно обнял за талию, и поцеловал в щеку: – Ну ты скоро? – спросил ее.

– Подожди, она скоро придет, – ответила ему симпатичная девушка. – Не отвлекай, видишь, покупатели ждут…

– Оу… пардон, пардон. – Развел, виновато, руками.

Продавщица снова перевела сияющий взгляд на Игоря. Подмигнула:

– Ну что, будете что-нибудь покупать?

– Дайте, пожалуйста баночек двадцать вот этого "пивовротного зелья", – попросил белорус.

– Невского?

– Его.

– А мне, две волшебные пачки "парламента", – говорю, протягивая девушке купюру. – А-то, боюсь, одним пивом заклятья не снять.

– Ой, а у меня сдачи не будет.

– Как у тебя "на наличном фронте"? – спросил я у Игоря.

– Ха-ха… "на наличном" – нормуль. Девушка, посчитайте нам вместе.

– Ане привет! – бросил он через плечо, выходя из магазина.

– Обязательно передам!

– Какая – видел?! – обратился ко мне уже на улице. – Все при ней, само "совращенство".

– Да, хорошая, – подтвердил я, закурил. Игорь подождал меня:

– А голос какой?!

– "Голосисьтая".

Игорь, не понял каламбура:

– В каком смысле? – спросил меня. – А я не заметил. – Переложил пак с пивом из одной руки в другую.

На стоянке, купаясь в свете неоновых ламп, освещающих фасад магазина, отдыхал новенький "Шевроле".

– Это его. – Сердито сказал белорус. – Вот на это она меня променяла…

Сочувствую: – Женщины не постоянны.

Игорь говорит: – Я все так отчетливо себе представлял: Первой родилась девочка. Я катал ее по парку в красной коляске, по выходным – мы ходили в гости к теще, а когда возвращались домой, она, зная как меня это заводит, одевала белый халат с чужим бейджиком, успокаивающе гладила мою руку и шептала: "ты у меня такой умный, ну не спорь ты с этой дурой…"

А я: "Ну она у тебя и кадр. Я даже представить не мог, что такие люди бывают…"

Она: " Милый, милый, как я с тобой счастлива, как подумаю, а если б ты тогда проехал мимо?.."

"Папаша у тебя тоже, тот еще конь педальный…" – говорю.

А она: "Ну, не сердись любимый, боже, как мне с тобой хорошо!.."

"Не пойдем больше… – говорю, – и не общайся с ними… Я запрещаю, слышишь?!"

– И она, такая счастливая: "Как скажешь, любимый".

Из машины, хлопнув дверями, вышли Сергей с Антоном. Подошли к нам, закурили.

– Глеб, чего так долго?

Не ответил, не хотелось перебивать Игоря.

– Когда родилась двойня, она сильно поправилась, – продолжал он. – Для меня это было шоком. Целюлит мы измеряли "целюлитрами". Ничего не помогало, тогда я поставил ультиматум…

– На Ваш ультиматум – нашим "мультиматом", – перебил рассказчика Сергей.

– Что-то похожее и произошло, – грустно продолал Игорь. Я смирился и почти не изменял. Наши дети, – эти ангелы, приняли мою сторону. Даже, когда приползал под утро домой, снимал ремень и заставлял делать уроки, – они – холодные и голодные, глотая напитанный луковым перегаром воздух – умоляли: "Не сдавайся папа, мы на твоей…"

– Какая романтическая история, – прервал повествование Сергей. – Ты разбудил в нас чувство "умирлотворения". Однако надо ехать. – Выхватил у белоруса пак с пивом. – А это зачем?

– "Урина-терапиво", – ответил Игорь, – полезная вещь. Заряжает энергией, делает "ненассытным".

Машина тронулась. Белорус печально помахал оставшемуся позади магазину, выдохнул печально, – «Шершевроле» – как говорят французы.

Я похлопал Игоря по плечу: – Не расстраивайся, всему свой час. Еще не время "почивать на лярвах"…

– Не говори так, – обиделся Игорь, – она не такая. Хотя – как она могла, после всего того, что между нами могло быть?

– Все они сначала не такие, – сказал Сергей, – а потом подсаживаются на "анаболические стервоиды", и…

– Ты же не был женат, откуда знаешь?

– Не был, но видел человека, тот дружил с одним летчиком, и летчик рассказывал о сумасшедшем гробовщике, который о таких вроде бы слышал.

5

Джип быстро набрал скорость. Ехали с небольшим превышением.

Редкие сотрудники ГАИ провожали недовольными взглядами. Недоставало нескольких километров в час, чтобы поднять полосатую палочку на пол метра.

Мы с Антоном выпили по четыре банки пива. Негласно, каждый из нас решил терпеть, как говорится: "до конца". Последние пол часа он молча глядел в окно, изредка доставал мобильник, деловито нажимал кнопочки, клал обратно и опять пялился в запотевшее стекло. В эту игру мы играли еще в студенчестве. Тогда, платил за всех тот, кто первым шел в туалет. Сейчас – на кону ничего, кроме чести.

Равнодушно смотреть как мучаются люди – это не про меня.

Попросил: – Игорь, останови, пожалуйста… там, на улице "Писяржевского"… Антону невтерпеж.

– Не пересидел стариков, – с укором отметил Игорь. – Опыта не хватило.

– Антон, из-за таких как ты, мы почти свернули космическую программу, – сказал Сергей.

– Ребята, без шуток, он еле держится, – говорю.

– Да не, я в поряде, – возмутился бородач.

– Антон, не спорь, каждый мальчик рано или поздно должен это сделать. Ничего постыдного в этом нет.

Игорь остановил джип: – Ты, главное не бойся, – в первый раз может быть больно. Если что… позови Сергея.

– Блин… Вы какие-то ненормальные… Я вообще никуда не пойду.

Остался с Сергеем в машине. Мы с Игорем отошли от дороги.

– "Палкий" юноша, похоже юмора не понимает совсем? – отметил Игорь.

– Странный молодой человек, – говорю. – Не заразил бы он нас, какой-нибудь популярной венерической болезнью. Четыреста – это не шутка. Одних кожных заболеваний – больше трех тысяч… и нервный дюже.

– "Психилис", – поставил диагноз белорус. "Сексуалчность" до добра не доведет.

– Может, я старомоден, но, как говорит мой прадед: "Сам моногам, и другим не дам".

– Хорошо сказал. Я бы пожал тебе руку, но…

…и хорошо, что скорость была небольшая: что-то около девяносто… Дорога пустая, мы держались правого ряда. Метров за сто до перекрестка, сзади вынырнул и пошел на обгон небольшой легковой автомобиль.

В свете фар я увидел длинные вьющиеся волосы.

Девушка хотела повернуть вправо, но из-за большой скорости не вписалась в поворот, подрезала наш джип, и по тормозам; ее машину развернуло поперек дороги.

Игорь, резко дернул руль вправо – проехали в нескольких сантиметрах от легковушки, вылетели в кювет. Почувствовал, как колеса отрывались от земли. Машина сильно груженая, и задняя часть пошла вниз, – капот полетел вверх, казалось – через секунду раздавит.

Все, как в замедленной съемке: в мое плече вцепились острые, как оточенные грифы карандашей, пальцы Антона; я сжал с силой спинку переднего сидения, с нее валился растерянный Сергей, пытался зацепиться руками за торпеду.

Только Игорь сосредоточен, невозмутим. Казалось, законы физики на него не действуют, даже когда задние, а следом, передние колеса ударились об землю, и нас на метр подбросило, не только поза его не изменилась, – ни один мускул не дрогнул на лице.

Машину кидало в стороны, Игорь, еле успевал крутить баранку – то влево, то вправо, с силой давил на газ, пытаясь предать джипу устойчивость.

Кошмар закончился, так же быстро, как начался. Обошлось. "Тайота" опять стала послушной, объехали несколько столбов, вернулись на трассу.

На обочине остановились. Следом подъехала виновница происшествия, на маленьком желтом "Пежо". Мы, вышли из машины, потянулись за сигаретами. Хлопнув дверью, девушка подошла к нам. Принялась разглядывать, молча.

– Воздух-то какой! – глубоко вдыхая, сказал Игорь. Пауза.

– Угостите даму сигаретой, – обратилась она, к некурящему белорусу.

В ночь ворвался громкий пронзительный хохот. Сначала засмеялся Сергей – истерично, заразительно, так, что подтянулись и остальные: громко, до хрипоты, до боли в животе. Девушка неопределенно ухмыльнулась, вернулась в свой "пыжик" и уехала. Так и не дождалась сигареты.

– Ну что… – пытаясь отдышаться, сказал "здоровый". – Догнать, спихнуть с дороги, и дать сигарету?.. Ха-ха-ха…

Серой змейкой вьется дорога, мелькают столбцы, деревья, дорожные знаки…

– Сергей, включи музыку, – попросил Антон.

– Не надо, не включай, – сказал Игорь, – она будет сбивать.

– То есть?

– Мне нужна рифма на "Пежо".

– "Крыжо" – подойдет? – предложил Антон.

– Что за бред? Что за "крыжо"? – возмутился Сергей.

– Не-не… отличная рифма, – похвалил Игорь. – Антон молодец!

– Тогда, включай музыку.

– Не так быстро… Значит так:

Утром встал, поел блинов с вареньем из "крыжо".

А где-то, в городе другом, завелось "Пежо".

– А что, мне нравится, – говорю. – Подожди, кажется, тоже что-то наклевывается…

– Мой сосед уже проснулся и газон "стрижо", – сказал раньше меня Сергей. – Не спеша из переулка выехал "Пежо".

Через пять секунд добавил:

– Я полил цветы на клумбе, на душе свежо… – задумался, и:

– Страшный рык и грохот где-то, где-то там – "Пежо".

Молчали несколько минут. Усиленно подбирали рифму на "Пежо", всех опередил Игорь:

– И от страха, комом в горле, мамин "пирожо".

Рвет асфальт, скрипя резиной, кто-то злой – в "Пежо".

– Пусть будет – рвет асфальт скрипя резиной – девушка в "Пежо", – предложил Сергей, и произнес мечтательно:

– А когда я сел в машину и завел "движо".

То увидел в синей дымке – желтое "Пежо".

И все-таки точку поставил – я:

– Береженого конечно, бог "убережо".

Но не в этот день конечно, и не от "Пежо".

– Два раза – "конечно" – это плохо, но, в целом – очень и очень, – похвалил Игорь.

– Хорошо, итак, по многочисленным просьбам…

Белорус перебрал пальцами все кнопки на магнитоле, но та молчала.

– Ни пса не видно! – пожаловался Сергею. – Ты бы тут лампочку повесил, что ли…

– Вот видишь, здесь есть волшебная кнопочка.

После прикосновения Сергея, магнитола, как гирлянда, засветилась разноцветными огоньками, и вдруг уши пронзил потусторонний свист, перешел в мертвящее мурашистое шипение. Мне представилось кладбище: где-то далеко, свесив ноги с завалившейся плиты, одинокая пастушка напевала грустную индийскую мелодию.

Хлопнул по плечу Сергея: – Как ты добился такого эффекта? А я все гадал: есть ли жизнь после смерти. Это ж оно…. Оркестр страшного суда – второй созыв.

– Да нет, – это диск. Серега, колись, где достал? Пять лет ищу, – это же римейк к самому нашумевшему фильму Болливуда – "Зита и Гитлер".

– Ладно, вот Вам, – сказал "здоровый", достал из барсетки диск. – "Биллис Бенд" – всех устраивает?

– Нет, – опротестовал Антон. – У меня в сумке Леонтьев. Давайте решать голосованием.

– А этот все туда же… ишь козыряет, – говорю. – Я и в "одетосовании-то", не спец.

– Не ссорьтесь "перегарные хлопцы", – примирительно сказал Сергей. – Я не пил, так что на правах самого трезвого…

– А я?! – возмутился Игорь.

– А ты проштрафился, – права голоса лишен. Устроил вчера гонки на "выжирание"… то-та… Во… – Сергей достал новый диск. – То, что надо, как "аУкцион", так и "отклИкцион"…

Магнитола жадно проглотила диск. Из динамиков донеслось:

"Ненужный кто-то за окном

Стоял и требовал любви…"

6

После… за руль сел Сергей. Игорь перебрался на заднее сиденье, и машина сразу наполнилась сочным, напористым храпом. Рядом с Игорем раболепно попискивал Антон. Я сел возле Сергея, старался отвлечь от сна – историями о несчастных браках, женской неверности, коварстве…

Допиваю восьмую банку, конечно, тянет поговорить. Кажется, вот сейчас найду правильные слова, и не-то чтобы отговорить, наоборот… хотя… кто еще сможет доходчиво объяснить?.. Тем более в столь поздний час… насколько серьезно… и подводные камни…

– Опять сорок, да сколько можно?! – пожаловался друг.

Говорю ему: – Не бойся, топи… Час ночи…

– Эти как раз выползают после двенадцати. "Фаберженого бог Фаберже".

Я цыкнул: – Ты непоследователен. Совершаешь самый безумный поступок в жизни, и боишься превысить скорость на пару километров. А она стоит сейчас на дороге, теребит заплаканный платочек: "Только не сорок… Не трусь милый, – а-то не будет нам счастья. Старики сказывают:

"Кто едет сорок, – тот недорог!"

"Боится педалю нажать, – а надо ль такому рожать?"

– Хе-хе-хе…

Продолжил: "Пужается полосатой палки, не робей, бросай, – не жалко!"

– Может, и правда? Только под этим знаком – пятеро обошли. А она там… одна на дороге… Платочек, еще у нее…

Нас обогнала очередная машина, присели на хвост. После ста тридцати, Сергей отпустил: – Не, – этот слишком шустрый. Ничо, сейчас к кому-нибудь прицепимся…

– А вообще конечно, попал ты, – говорю.

– Чего так?

– Тебе досталось самое неудобное из женских имен.

– Вот как?

– Делаешь ты ремонт на кухне, а лом куда-то потерялся. И ты кричишь: "Вера – лом нна!.." А она подумает, что ты считаешь ее вероломной и бросит.

– Бросит в меня лом?

– Это не шутка, ты всегда добавляй – "где"… Вера нна!.. Где лом нна?!. Ясно?

– Понятно. Только ее Вика зовут.

– О! Вика – еще хуже.

В глазах у меня задвоилось. Плохой знак. Говорю Сереге:

– Смотри. Звонит теща и говорит: "Приезжайте к нам на огород, бурак полоть", – а ты отвечаешь:

"Ну, ежели Вика, не будет занята…", – а жена забегает и кричит:

"Где ежевика?! Хочу ежевики!", – а ты говоришь: "Нету! Да и не было!.."

"Сволочь прожорливая!", – крикнет она, и как швырнет в тебя лом.

– Твою мать, – выругался Сергей. Я не сразу заметил как из темноты появился гаишник, ткнул светящимся жезлом в впереди идущую машину, после, перевел волшебную палочку на нас.

– Топи, топи Серега!.. Мы, типа не заметили… Давай!.. Давай!..

Сергей, скрипя зубами вдавил педаль газа: – Эти "отментелят" так… Эх!..

Слышу, как возмущается настойчивый милицейский свисток.

– Ладно, тормози Серый! – говорю. – Не получилось…

– Куда тормозить, на хрен?! Уже попали! Какая разница теперь?!

Вышли на прямую. Разогнались до ста-шестидесяти. Далеко позади, замигали проблесковые маячки.

На заднем сидении зашевелился Антон: – Что случилось, куда летим?

– Это все он! – пожаловался я. – "Амигофренд". Я говорю – тормози, а он…

– И чиво?

– Ничего Антоша, спи, дорога дальняя… – Сергей успокаивающе зевнул.

Я оглянулся – огоньки уже ближе, доносятся звуки сирены. Улыбнулся Антону: – Спи, спи – тут ничего интересного…

– Сирену слышите?

Впереди вспыхнули фары, ослепили дальним светом. В уши врезался характерный звук. Встречная машина замелькала в цвете синих и красных лампочек.

– Оба-на! – возбужденно крикнул бородач. – Кого-то ловят! Давай посмотрим!

Влетели в подвернувшийся справа поворот. Машину занесло, по днищу застучал гравий, в открытое окно полетела пыль. Проехали еще метров сто, дальше дороги нет, уперлись в густой высокий кустарник.

Сергей с безразличной интонацией констатировал: – Тупик.

– О! Они тоже сюда повернули, – удивился Антон.

Я повернулся, в глаза яркий свет. Зашипел громкоговоритель, потом:

"Выходите из машины с поднятыми руками, в случае чего, открываем огонь на поражение!"

Сидели в камере уже больше часа. Настроение препаршивое. Антон метался взад-вперед, когда подходил к железной двери, постукивал по ней, приговаривая: – Вы не имеете права. Мне нужен мой телефон. Нельзя забирать телефоны…

Посмотрел на меня:

– Нельзя же забирать телефоны?!

Вообще, думаю, можно. Но кивнул Антону: из чувства солидарности.

Его настойчивые требования тяжело расслышать, даже мне, не говоря о людях за дверью. Но бородатый, уверенно ставил на количество, абсолютно пренебрегая качеством.

Тесное помещение без окна, у стены напротив двери – стол. Еще есть четыре железных стула. На одном из них была чашка. В ней – две ложки – из редкого, возможно неизученного, сплава. Одну ложку забрал Сергей. Прикладывал к массивному синяку под глазом, при этом всегда недовольно скалился, сплевывал под стол. Кровь уже не шла, но оранжевые слюни…

– Больно? – опять спросил Антон. – Как голова?

– Так, легкое "головокрушение"… ха-ха… "Конфузники замка ИФ" – твою мать! Вот Игорь молодец, думаю, он и сейчас еще не проснулся…

– А почему меня заметили? Я тоже сзади сидел, – пожаловался Антон.

– Ты сам вышел, – напомнил ему. – Говорили тебе – спи…

– Мне, просто, нужен телефон… Я имею право на один звонок.

– От звонка до звонка, – пробурчал Сергей.

– Извини, конечно Серега, но на хрена?!. – Антон говорил со сжатыми зубами, растопыренные кисти тряслись в воздухе; он будто взбалтывал огромный невидимый арбуз. – На хрена ты устроил эту драку?.. Это настолько все усложнило!..

Сергей удивился: – Меня лежачего два раза ударили по лицу ногой! Я просто дал сдачи. Меня мама так учила…

– Да! А мама тебе не говорила…

– Что?!

– Ничего… Дайте мне телефон, гады! – теперь уже во всю глотку завопил Антон.

Сергей принялся царапать ложкой свежевыкрашенную стену. Скоро появилась надпись:

«Я и двое моих слуг попали на этот остров в начале сего – третьего тысячелетия… в силу непредсказуемых случайностей. Туземцы прониклись агрессией. Оказываются физиологические побои! Воды и еды – по мизеру. На лицо проступили признаки физического и морального разложения. Бунты, саботаж, суицид и прочие непотребства… Обдумывается каннибализм – как способ оттянуть смерть…»

В дверь постучали.

– Надо же, какие вежливые, – заметил Антон.

– Занято! – говорю.

– Какой веселый молодой человек, – зло сказал, выглядывая из-за двери, уже знакомый мне, капитан. В нем было что-то хищное. Не сходящая с лица неприятная улыбка, выставляла на показ, острые, будто заточенные напильником, зубы.

Говорит:

– Не стоит так торопиться. Со временем, Вам выделят отдельную жил площадь, с постелью, сан узлом, со всеми, так сказать, удобствами. А это пока так – камера предварительного заключения, у нас это называется…

– Я знаю, – перебил я.

– О! Приятно иметь дело с опытным человеком. Идемте. – Позвал меня жестом. – Покажу Вам, как у нас тут все устроено…

Я поднялся, Антон встрепенулся следом.

– Не-не молодые люди – вы останьтесь. Отдыхайте. Можете ознакомиться с наскальной живописью. Вон видишь. – Он обратил внимание, рядом стоящего милиционера, на выцарапанное послание, Сергея:

– Уже кто-то отметился! Завтра чтобы все закрасил.

– Идемте. – Снова махнул мне. – Глеб Евгеньевич, кажется, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Позвольте, а с кем я имею честь?..

– Антон Павлович – как Чехова.

– Повезло вам.

– Повезло, повезло…

Позади звякнули ключи, я, с показной бодростью, пошел вслед за капитаном.

Не смотря на глубокую ночь, встречали, много людей в форме. На этаже, больше двадцати кабинетов. Двери, во многих – настежь, горел свет.

Прошли несколько коридоров, спустились вниз по лестнице. Вдруг капитан остановился, повернул ко мне зубастую голову: – А вам Глеб Евгеньевич – не повезло. И вы, похоже, даже не представляете себе на сколько…

Пошли дальше.

– Антон Палыч, – говорю вслед суровому милиционеру, – если вы думаете, что можете так легко меня испугать… – Предал голосу твердость: – То учтите: своего вы добились… Я и сам, давно хотел к вам подойти. Имело место несколько необдуманных высказываний, которые я конечно записал… Планировал, отправить уже с очередным отчетом…

Остановились перед дверью, капитан осторожно взял меня за предплечье: – Не надо испытывать мое терпение Глеб Евгеньевич, видите, я пока добрый…

Забряцал ключами. Открыл кабинет. Мы вошли.

– Дело Ваше не простое. Дело фантастическое, дело современное хе-хе-хе… Хотя, вам-то, может и ничего, а вот другу… Он ведь ваш друг? – так вот, ему, за избиение сотрудника… при исполнении служебных обязанностей… Можете кривляться и дальше конечно, дело ваше…

– Ну, допустим никакого избиения не было, – говорю.

– Я читал Ваше заявление… вот только… как же не было… Вот, смотрите. – Он, вытащил из внутреннего кармана, и бросил на стол, большой конверт, набитый обшарпанными рентгеновскими снимками.

– Выбирайте любой. С середины интересней, там сломанные носы, ребра…

– И что это такое?

– Это статья, – сказал, присаживаясь на стул. Жестом пригласил сесть напротив. – Вы знакомы с уголовным кодексом? Это восемь лет, минимум.

Ерунда это все, думаю. Просто денег хочет – как обычно. Зачем только представление это? Если б касалось только меня, уже, послал бы, а так…

– Твой друг, – продолжал он, – он ведь… не бедный человек?! Не бедный.

Я закурил. Ну вот, уже теплее, думаю. Значит, будем торговаться.

– Понимаете, – говорю, – такие снимки, надо своевременно засвидетельствовать, причем…

Он мня оборвал, так неожиданно громко, что я отдернулся:

– Ах ты у нас грамотный! Так вот учтите подследственный! – Я здесь царь и бог! Царь и бог! – С силой уронил кулак на стол:

– И экспертиза, и свидетели, и суд и все, все будет, как захочу – я! Неужели не понятно?

Как-то сразу стало грустно. Наши отношения заходили в тупик. Если бы он был моей девушкой, порвал бы с ним прямо здесь и сейчас.

Как-то ведь раньше, я с ними договаривался? – приходилось. Но этот – странный какой-то. Хотя, может – очень-очень деньги нужны? А может, они теперь все такие?.. Или… – Или – дело во мне?

Обидно, неужели я произвожу, такое убогое впечатление. А как же – умный пронзительный взгляд, волевой подбородок, гордая осанка! – Человек кремень, человек скала, человек – паук, на худой конец, а тут…

Лет семь я конечно продержусь, но потом… мне принесут фотографию Пинк, я загрущу об упущенных возможностях, зарыдаю, впаду в ничтожество, на коленях попрошу Антон Палыча принять мега-отступные.

И какой смысл тянуть?

– Давайте все-таки так, – говорю. – Превышение скорости – это конечно штраф, и не подчинение приказу остановиться, – тоже не очень хорошо. Могут даже лишить прав – наверное. Вот об этом, я бы с удовольствием поговорил… Будем взрослыми людьми…

Почему-то, я его не убедил.

– Ты у меня сгниешь тут! – И снова кулаком по-столу – бах.

Зря он это, поберегся бы, итак по очкам выигрывал. Теперь, уже я, разозлился:

– Только не "сгниешь" – а "сгниете"! И еще! Ты будешь так разговаривать с моляром, который дверь в камеру сторожит, а со мной…

Капитан привстал со стула, хлопнул ладонью по конверту: – Знаешь, чьи снимки сейчас здесь появятся?!

Я приготовился дать отпор, но, думаю, – этот сам бить не будет, или позовет кого-то или уже потом, в камере…

За дверью зашумели, послышался смех, звон бутылок. Отворилась, в кабинет уверенно вошел пожилой грузный милиционер. За ним, как-то боком ввалился Игорь, в руках – ящик коньяка. За белорусом – еще двое, последний прикрыл дверь.

– Здравия желаю! – Резко встал и отдал честь "мой капитан".

– Что ты делаешь в моем кабинете?

– Виктор Георгиевич!.. Мне надо было ознакомиться с некоторыми деталями дела…

– Свободен… Подожди… какого, нах – дела?

– Виктор Георгиевич!.. Весь отдел, третью ночь на ногах, а эти – подозрительные…

– Кто?! Наши урки на Жигулях катаются, а эти – нах – на джипе.

– Я хотел как… хотел как лучше… – оправдывался капитан.

– Мои ребята их взяли! Это мое дело! Какого нах, ты этого мажора. – Показал на меня. – Из камеры вытащил?!

Я возмущенно посмотрел на капитана: "Молодец мужик, – хвалю в мыслях Виктора Георгиевича. – Давай еще, врежь ему! С "мажором" – ты, конечно погорячился, но!.."

– По наводке… от информаторов… – Смущенно закашлял. – Один из контактов… Виктор Георгиевич, я правда хотел как лучше!

Кажется – еще секунда и капитан заплачет.

– Вынюхиваешь! Высматриваешь!.. Под кого копаешь?!. Под меня копаешь?!.

– Нет-нет. – Уверенно замотал головой Антон Палыч. – Не под Вас, не под Вас…

– Пошел отсюда!

Капитан хотел еще что-то сказать, но не решился, опустил низко голову, как-то убого на полусогнутых, вышел из кабинета. Игорь, уступил ему дорогу – прижался к стене, поймал мой взгляд. Подмигнул.

Через секунду, капитан снова появился в дверях: – Виктор Георгиевич – третью ночь, как зомби… Оттуда, конечно видней… Но я, не один такой, хожу – не знаю куда себя деть…

– На "х.."! – "ароматерно" полетело в ответ.

– Не подумайте!.. Ничего против Вас… Никогда!.. Просто – эти. – Указал на меня пальцем: – Они преступники!

– На "х.."! – крикнул, в этот раз так громко, что страхом проняло даже меня.

Антон Павлович утвердительно потряс головой, снова растворился во мраке коридора.

Виктор Георгиевич подошел ко мне, обдал мощным перегаром, буравя тяжелым взглядом, закричал: – Через неделю его здесь не будет! Или я, или он!

Я понимающе кивнул.

– А теперь – ты – белорус. – Перевел внимание на Игоря. – Садись! Коньячком значит откупиться хочешь?!

– Очень хочу, Виктор Георгиевич!

– У меня сестра в Минске: Буракова – слышал?

– Буракова, Буракова… – да, кажется, слышал. Да, точно слышал! Хорошая такая женщина, душевная…

– Да, она. Нинка Моя.

– Нина Буракова – знаю, не очень близко – но знаком.

Брат Нинки Бураковой уселся на стул, который, еще минуту назад, занимал капитан. Предложил садиться остальным.

Игорь опустил ящик, уселся на него. Два молодых человека, в форме, заняли тесное засаленное кресло. Игорь, поставил на стол две бутылки коньяка. Скрипнула дверца выдвижной тумбочки. Рядом с коньяком, появился граненый стакан.

– Сейчас поглядим, какой ты белорус, – сказал Виктор Георгиевич. Распечатал бутылку. Щедро наполнил, видавшие виды емкость ароматным, завораживающим. Я обратил внимание, как у всех присутствующих задергались кадыки. Тоже сглотнул слюну.

– Давай!

– Виктор Георгиевич, мне нельзя, – виновато пробубнил Игорь. – За меня друг выпьет – можно? – Похлопал меня по плечу.

– А мне с ним, или с тобой разговаривать? – Недовольно ухмыльнулся милиционер. Демонстративно отвернулся, стал разглядывать обшарпанные, пожелтевшие от времени обои, по столу, нервно, забарабанили пальцы.

– Ну ладно.

Виктор Георгиевич взял стакан и не спеша, принялся переливать содержимое обратно в бутылку:

– Уже суббота. В понедельник к восьми утра… в двадцатый кабинет. Дело, будет, у Кифина Антон Палыча. Пусть занимается…

Я поймал взгляд Игоря, отрицательно покачал головой.

7

…то ли кусочек сыра, то ли бекона, то ли… Игорь называл его: «неопознанный объедкт». Закусывать им – брезговали, занюхивали. Вещица – давно пережила свой эксплуатационный срок, перенесла все тяготы мира, и все же нашла силы реструктуризировать свою психологическую и возможно молекулярную составляющую.

Игорь – самый трезвый, хоть и пил больше остальных. На этом, почему-то сильно настаивал Витек (кем стал для нас, за последние полтора часа – Виктор Георгиевич). Скорее, ему нравилась грамотная подача, самого процесса. С придыханием наблюдал, как аккуратно двумя пальцами Игорь брал переполненный стакан, не проливая ни капли, подносил ко рту, и не морщась, за секунду, опрокидывал содержимое в себя. Игорь ни только не закусывал, чем, конечно, никого из присутствующих не удивить, но и занюхивал не всегда, а это – высший пилотаж, даже для бывалых, инспекторов.

– Ах! Белорус! – искренне восхищался Витек, требовал от остальных выказывать герою признательность, и не скупиться на похвалу.

– Значит, говоришь, на штраф площадке нашли? Хе-хе…

– Это у меня уже второй раз, – отвечал Игорь. – В первый, нашли в капусте.

– А ты знаешь, что тебя не имели права выпускать?

– Почему?

– Потому что ты – конфискат! Ха-ха-ха…

Ребята в кресле, давно окосели, ушли в себя, но как-то приспособились, научились вовремя возвращаться, и каждую шутку Георгиевича, неизменно, поддерживали тихим долго не стихающим хихиканьем. Этот трюк – проделали и теперь. Завидую. Я смеяться уже не в силах.

Зависть, бывает не только черной и белой, иногда, она переливается всеми цветами радуги, как этикетка на бутылке коньяка.

Теперь многое прояснилось. Реальность – крохотные кадрики, которые мы склеиваем как… как… Это очень важно… Почему трезвым – не догадался?.. Все оказывается так просто. Только бы не забыть…

Я подолгу отлучался в монтажной, по возвращении обнаруживал, что ничего не изменилось. В последний раз задержался подольше: полистал старые альбомчики, покрутил фильмоскоп. Трезвею. Пора обратно.

Открыл глаза, ребята в кресле уже спали; туловища свесились в разные стороны. На столе появилось еще несколько пустых бутылок, их использовали, как пепельницы. На полу – смятые, пропитанные коньяком, листы бумаги. Когда-то – это были наши объяснительные, но кто-то протер ими стол, и…

– А правда, что ты грозился сжечь будку с охранниками? – махая перед лицом белоруса пистолетной обоймой, выпытывал Георгиевич.

– Это не правда. Я, всего лишь говорил, что она сгорит сама, а на ее месте появится будка новых, истинных охранников.

Последняя фраза меня развеселила, наклонился к уху белоруса, прошептал:

– Прокуратора звать: "ИгиПоп", других имен не называть.

Игорь упал с ящика, несколько минут катался по полу не в силах сдержать смеха. Я за него уже стал переживать.

– Э! Так и окочуриться недолго, – забеспокоился Георгиевич.

– "Скорополлитерно", – говорю. Наполнил стакан и подал – вдруг погрустневшему Витьку.

Мой лучший друг выпил, но не повеселел:

– Зачем, они убили Сатдама? – спросил он.

– Опять геополитика! – бросил я с укором. – Сам же говорил – застрелишь любого, кто…

– Когда?

– Сатдам "хусним", – сказал Игорь, когда вернулся на свой ящик.