Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Пьяный что ли? – буркнул Сергей, отвернулся к стенке.

Я выключил фонарик, подошел к костру, подкинул еще дров, закурил.

Допился. Все люди как люди – спят по ночам. А я? Ладно, клин клином, как говорится. Саша недопила вино: осталось пол стакана. Выпил. Бросил стаканчик в костер. Поднял топор и пошел по тропинке, в сторону деревни. Прошел метров сто, несколько раз останавливался, прислушивался – ни звука. Если кто-то и был, то ушел.

Сделал крюк, вышел к озеру. Сегодня темная, тихая ночь: нет ветра, лист не шелохнется, вода застыла, будто льдом покрылась. Снял тапки, залез по щиколотку в воду, и пошел вдоль берега, к нашему пляжу. Недалеко плюхнулось что-то большое. Замедлил шаг, присмотрелся. Вода опять гладкая, и вдруг на поверхности мелькнуло темное, покатое: спина рыбы, какой-нибудь нутрии, или… но это вряд ли, все таки это не Тисла.

И ощущение, будто следят. Не врал белорус, когда рассказывал про чей-то тяжелый взгляд. Думал, если пройдусь по темноте сам – страх исчезнет, но он не исчезает. Вряд ли засну, даже если будет тихо.

Закатал джинсы, залез по колена в воду. Стало неприятно, жутко. Вот, что по настоящему пугает – черная вода.

Вышел на берег, стал снимать одежду.

Кажется, Горбатов описал в своих воспоминаниях, как еще ребенком увидел в лесу повешенного. Тогда он стал бояться – всего: темноты, леса, людей. Было трудно, но заставил себя пойти в лес, и встать под тем самым деревом. И ходил, много раз, пока страх не исчез.

Я разделся, когда безрукавка коснулась земли, развернулся и не давая себе одуматься с разгону влетел в воду, сразу нырнул, проплыл под водой – долго, на сколько хватило дыхания. Минута, одна минута и я буду в порядке. Сейчас главное расслабиться, главное отогнать всякие мысли: совсем ни о чем не думать, ни о чем… Как там, Игорь говорил: "лежу на дне и вижу чьи-то ноги, сырые ноги…" Нет, нет я не буду об этом думать… Но я не могу об этом ни думать…

Представил, как выгляжу со стороны; как он лежит там, внизу, на песке и смотрит. Смотрит на меня, смотрит, – как на еле заметном фоне звездного света, барахтается кусок сырого мяса.

Что-то коснулось ноги. Что-то гладкое и холодное, как старое слизкое бревно, как кожа налима, большого угря, или пугливая и вместе с тем настойчивая рука… но это вряд ли, все-таки, это не Тисла?

Все, я победил свой страх, отсюда надо срочно выбираться. Погреб назад, старался, плыть медленно, чтобы не испугать самого себя, нащупал ногами дно, повернулся, теперь я спиной к берегу, потихоньку попятился. На берегу успокоился, собрал одежду, пошел в лагерь.

Костер освещал только стулья и вход в мою палатку, быстро угасал.

Я воткнул топор в полено, положил одежду на стул, наклонился у входа, хотел залезть в палатку за полотенцем, но опять этот знакомый плачь. Близко-близко. Я, кажется, увидел очертания, кто-то маленький, похожий на ребенка, шел из темноты… Нет, не кажется – точно, вот он идет!

Вдруг он остановился и запищал, неприятно пронзительно, как кролик, в капкане.

Я замер, оцепенел. Все понимаю, а пошевелиться не могу. Даже вскрикнуть от страха не получилось; голосовые связки породили, что-то хилое, обреченное: такие звуки, иногда доносятся из стоматологических кабинетов и утренних мед вытрезвителей.

Маленький человек сделал еще несколько шагов и опять остановился. В тусклом свете костра – безобразное красное лицо. На туловище – белый, заляпанный кровью мешок. Из под белой мешковины торчали толстые босые ноги. Он стоял ко мне боком, оскалился, нелепо заломил руки. Из спины выпирал – огромный острый горб.

Еле успел отпрыгнуть, когда он кинулся ко мне. Правда, отпрыгнул неудачно, сзади оказался стул, и я через него перелетел, сильно ударился плечом.

Горбун завыл, подбежал ко мне и схватил за лицо; я закричал, отпихнул его, попробовал подняться; карлик навалился сзади и укусил за шею. С трудом сбросил с себя, отпрыгнул, схватил стул, поднял над собой, замахнулся.

– Убью!..

Он упал на спину, задергался, как эпилептик, и вдруг вой перерос в хохот. В палатке грохнуло, показалось, сейчас взлетит. Сначала из нее вывалился Игорь, упал возле горбуна, производя ужасные булькающие звуки; следом Сергей: прополз вокруг меня на четвереньках, ржет и не может остановится; по-пластунски, на локтях выкарабкалась Сашенька и она хохочет – подлая.

Из под белого балахона фантома выросли ноги. Спортивки закатаны, только до колен.

Я опускаю стул, сажусь на него. Закуриваю. Прихожу в себя, кажется улыбаюсь, может быть, даже смеюсь…

Смеялись долго, приступами. Начнут успокаиваться, но кто-то посмотрит на меня и по новой: – Ха-ха-ха…

Как у него получилось быть таким маленьким? Это он полу-присядя бегал?.. В целом – неплохо, убедительно.

– Антон, – говорю, – ну ладно они, но ты – серьезный человек… Как ты мог согласиться… как они тебя втравили?..

Капитан встал, я помог подняться: – Все, надо пойти помыться, – сказал он. – Час хожу, все лицо в помаде. Но ничего… За это Игорь возвращает мне мою душу… Он обещал…

– Ну вы даете… Простынь изорвали всю – не жалко?

– Она старая, – сказала Саша. – Глебушка, сильно испугался? Прости – это все они. Я была против.

– А вы видели: у меня был топор… Я ведь мог и…

– Так и ждал же ж час, пока ты его бросишь, – сказал Антон. – А чего тебя купаться понесло? Думали, уже там тебя обрадовать, но слишком темно, ты не оценил бы костюма.

Антон несколько раз повернулся вокруг своей оси: – Как тебе?

Я обратился ко всем:

– Подождите, так а в палатке, он был, когда я проверял?

– Я рукой двигала, будто он дышит… Не представляешь Глеб, как мы хохотали… Только ты выключил фонарь, я в подушку лицом… думала, лопну от смеха. Бедненький… Мы тебе спать не давали… Это все Игорь…

– Я так и понял. Я отыграюсь. Я вам такую страшилку расскажу…

Игорь достал гитару, она совсем расстроенная, но для таких песен – как раз то, что надо.

– Белый карлик, белый карлик – стоп сигнальные огни… если можешь догони…. – запел белорус.

– Эта песня, всегда будит во мне аппетит, – говорит Саша. Вытащила из палатки пакеты: – Так – я бутерброды… Глеб – ты открываешь шпроты… Открывалка на столе… Антон… А где Антон?

– Белый карлик, белый карлик – беззащитны шипы.

Что с тобой сделал снег и морозы, лед витрин голубых… – задушевно голосит Игорь.

Сергей взял топор, разрубил несколько поленьев, бросил в огонь. Подпевает белорусу:

– Карлики на снегу

Белые с нежной кожей

Ты им еще поможешь…

Думал, Антон переоденется, но остался в том же одеянии, только кроссовки обул. Бородач умылся, но обмотал лицо простыней, опять измазался в помаде.

– Снял бы уже, – говорю ему. – Горб хотя бы вытащи.

– С ним теплее.

– Смотри, привыкнешь.

Антон принес водку. Разлил по стаканчикам:

– Сергей, ты?..

– Я не буду.

– Окей. Будем! – Никого не дожидаясь капитан залпом опрокинул полный стакан, взял пальцами из банки шпротину, закусил. Не успел отдышаться, опять себе налил.

– Говорите тост.

– Куда-то спешишь? – спрашиваю.

– Перенервничал немного… Я за деревом прятался, а ты возле остановился… там, на тропинке. Смотрю, а у тебя топор. Думаю, увидит, рубанет еще со страха…

– Запросто кстати… Веселые вы ребята…

Антон выпил.

– Чего уставились? – спрашивает.

– Закуси.

– А, да…

Он взял всю банку. Проглотил пять рыбин, почти не пережевывая; глазки заблестели, захлопал в ладоши, крикнул: – Ээх! – Спрыгнул со стула, пошел танцевать вокруг костра. Что-то непонятное: то в присядку, то в припрыжку, но заразительно. Смотрю – и Сергей руками машет, будто мошек ловит, и Игорь кренделя ногами выделывает, но и на гитаре успевает бренчать:

– … не отпускай.

Мое сердце у тебя в руках.

Ты один меня согрел.

Карлик мой любимый – ка-эм-эл!

С песнями у него, это хорошо получается, только страшно за него. Как можно засорять мозг, такой… Он ведь их все наизусть знает.

И Саша не удержалась, тоже в пляс пустилась. Не видел еще как она танцует, встал рядом, попробовал ритм словить. На счет ритма – это я, конечно, погорячился, – у нас тут, кто во что горазд. Я назову этот стиль – пластическая анархия, или – атипичный чреслокрут, или…

Саша махнула мне, чтобы подошел ближе:

– У тебя хорошо получается! Ты бальными танцами не занимался?

– "Погребальными", – говорю.

– Возьми меня за талию… Вот так, да… только не медленно, а быстро…

– Нет, Сашенька, я так не могу…

– А как ты можешь?

Отошел лунной походкой, пытаясь эмитировать движения Майкла Джексона. Никогда раньше не пробовал, оказывается, отлично получается:

– Ну как? – спрашиваю.

– Честно?.. Ну, думаю, он сейчас и так не сможет.

– Он, вообще-то умер.

– Я знаю, – говорит девушка. – Я это и имела в виду.

Опять подошел к ней, танцуя брейк, как человек который никогда не видел как это делают, но всегда чувствовал, что может, даже лучше.

– То есть, тебе не понравилось? – спрашиваю.

– У Джуда Сена это выглядело грациозней.

– Это был Джексон! Ты что, не узнала лунную походку?

– Ааа… теперь узнала…

– А Джуда Сен, вообще никогда не танцевал. Пел, причем тихо, только голову по телевизору показывали, и то не полностью…

– Не расстраивайся Глебушка, зато, ты хорошо делаешь другое…

– Что например?

– Например – целуешься!

– Да… может быть… или… – промямлил, что-то самому непонятное.

Сергей танцевал рядом, слышал наш разговор с Сашей. Я посмотрел ему в глаза; он улыбнулся, подмигнул, будто ничего нового для себя не узнал. Я улыбнулся в ответ, но танцевать перехотелось. Вернулся к нашему импровизированному столику, присел на стул. Кажется, спина вспотела, быстро, за несколько секунд.

Зачем она это сказала? И Сергей?.. Фуф!.. Все правильно… Волейбол… Она поцеловала при всех. Вот о каком поцелуе речь.

Отпустило, как камень с плеч. Налил себе водки.

В конце-концов, чего я так испугался? Разговор с Сергеем – вопрос времени. Вот только, пока, совсем не знаю, что скажу. Надо только подумать. Неплохо было бы не пить хотя бы сутки: надо собраться с мыслями. Как я ему скажу?..

Подошел Сергей:

– Пить хочется, где у нас вода? – Взял мой стакан. – Вот она, водичка.

– Там водка, – говорю.

Сергей подмигнул: – По запаху – вода.

Поднес стакан к моему носу. Я понюхал, и громко:

– Да, точно. Вода.

Сергей выпил, даже не поморщился.

– Чего заскучал, друг?

– Да так. Как говорит Антон – мысли. Серега ответь мне, только… искренне…

– Черт… Знаешь, ждал этого вопроса… боялся его… Ну в общем… Блин… Ну… Очень редко… В первый раз, в двенадцать лет… В последний и не вспомню даже… Давно… Еще в школе, наверное… Бывают мысли конечно, но…

– Я не про игровую приставку.

– Так, интересно… а про что?

Подошли остальные, расселись. Игорь положил гитару, взял бутерброд. Антон разлил водку:

– Сергей, точно не будешь?

– Антон! Травитесь этой фигней сами… И больше, меня, пожалуйста, не спрашивай.

Белорус посмотрел на Антона: – Как ты можешь пить эту заразу?! Она разрушает твой мозг. Хочешь, прочитаю лекцию о пагубности спиртуоза?

– Обязательно, – ответил Антон, – только завтра… С утреца похмелимся, и режь правду-матку!..

– Вечером ты ее любишь, утром ненавидишь. Водка – "воздыхаятельный" нагнетатель, детерминант изнеженного характера.

– Мне, больше нравится как сказал Лагутенко, – говорю, – "Водка – это трудная вода".

Игорь налил себе персикового сока, поморщился: – Не понимаю, почему вы не пьете персиковый сок? – выпил, занюхал рукавом и добавил, сквозь зубы: – В нем ведь столько витаминов!..

Саша подняла свой стаканчик: – Ну что ребята… Давайте, выпьем за вас!

– Нет Сашенька, сначала за тебя! – сказал Антон.

– Потом за меня…

Бородач расстроено развел руками.

– Мне, правда, с вами очень хорошо! – сказала она. – Вы очень хорошие, добрые и веселые люди… Я очень рада что с вами познакомилась. Жалко, что раньше вас не знала… Но теперь, думаю, мы будем видеться часто, правда?!

– Конечно!

– Каждый год

– Раз в месяц!

– В неделю.

– Каждый день!

– И ежечасно будем созваниваться! – говорю.

Выпили. Интересно, я еще когда-нибудь их увижу? Пригляделся к их лицам: кажется, знал их всю жизнь. Нет никакого прошлого, мы всегда сидели возле этого костра, что-то пили, говорили глупые, но не злые тосты, улыбались друг-другу.

– А теперь я вам спою! – сказала Саша. – Хотите? Или вместе, давайте…

– Спой ты, – сказал Сергей. – Игорь подыграй Сашеньке.

– С удовольствием. – Игорь взял гитару, провел большим пальцем по струнам.

– А, можно, я Сама?

– Ты сможешь?.. С ногтями? – спросил белорус.

– Я струны, как раз ногтями и прижимаю, так звук чище.

– Ты умеешь играть?

– Могу дать пару уроков. Я преподаю в музыкальной школе.

Мы засмеялись, Саша, только улыбнулась. Игорь подал ей гитару:

– Сашенька, только очень аккуратно… Показать как бой делается? Смотри, большой палец идет вниз, потом указательным…

– Я знаю, – отрезала она. – Я же видела, как ты играешь.

Саша держала гитару как-то необычно, будто это тромбон: гриф возле плеча, барабан уперся в ноги; указательным пальцем прижала все струны, сильно ударила по ним всей кистью. Звук получился неприятный, резкий. Игорь скривился.

– Ну как? – спросила она. – Ведь уже неплохо, скажите?!

Игорь приподнял кулак с оттопыренным большим пальцем, натянуто улыбнулся: – Супер!

Она посмотрела на меня:

– Глеб?

– Мне очень понравилось! – говорю. – Это все?

– Погоди.

Предостерег ее:

– Сашенька, не боишься испортить первое впечатление? Все уже поняли: ты играешь на гитаре не хуже чем в шахматы.

Белорус бросил на меня взгляд отчаяния и боли, уронил его под стул, похоронил на песке, где-то между окурком и левой ногой Антона.

Саша ударила по струнам еще раз; Игорь закрыл глаза.

– Игорь, – говорю ему, – нельзя так привязываться к вещам.

Девушка покрутила анкеры на грифе, подергала струны: – Она у тебя расстроенная совсем.

Белорус с подозрением наблюдал за ее действиями: – Где ты видела, чтобы так настраивали?

– Это мой способ. Не переживай ты так за своего динозавра. Все равно на свалку пора, обшарпанный весь…

– Она не…

Саша ударила еще раз и мы замерли. Звук получился металлический, звонкий. Случайность?

Девушка вскользь посмотрела на нас, ухмыльнулась, вдруг прижала к себе инструмент, и…

… бегали по струнам, цепляли их кончиками ногтей, порхали над ними как крылья стрекозы. Звуки чистые, насыщенные, яркие.

Смотрел и не верил глазам, ушам тем более. Играла что-то из классики, что-то красивое, необыкновенно-мелодичное. Как она это?!. Переходы, темп а главное – ощущение, что играет не одна гитара а несколько, будто две мелодии вплетены одна в другую, то разбегаются, то текут параллельно, опять сходятся, и снова…

Играла несколько минут, я не мог оторвать от нее глаз. Никто не мог.

Чуть сбавила темп, наверное пальцы устали; Саша, еле отодвинула от себя гитару, посмотрела на меня, но не только; взгляд задерживался на каждом, подолгу.

Стиль изменился, стал проще, звуки мягче, будто поменяли инструмент, и я услышал знакомые нотки. Эту мелодию я знаю.

"На дальней станции сойду, – запела девушка. – Трава по по-о-ояс. Зайду в траву, как в море босяком…"

Почему она не пела раньше? Очень красивый голос: густой, даже чуть грубоватый, немножко мальчиковый, озорной…

Сидели зачарованные, не шевелились, слушали.

Закончила эту песню, сразу начала другую, грустную, раньше не слышал, что-то про гимназисток – проституток. Не вникал в слова, они не нужны; я слушал как блестят ее глаза, слушал ямочки на щеках, слушал как легкий ветер гладит черные вьющиеся волосы.

А ведь я наверное влюбился. Думал, после Маши никого не смогу полюбить, а оказывается… Как этого боялся, уговаривал себя: Это легкий флирт, игра. Все быстро исчезнет, легко забудется… А теперь?.. Если бы она не давала повод, думать, что между нами что-то есть, не давала бы надежду, не смотрела бы так… может, ничего бы этого и не было? Или было бы? Может, от судьбы не спрятаться, и как ни крути?.. Нет… Нет… Зачем это делаю? Зачем простое объясняю сложным и путанным? Конечно влюбился бы! Не при чем тут судьба… Просто, таких женщин нельзя ни любить. Если проще, – то у нее правильные черты лица и фигура в моем вкусе… Если еще проще, – даже, не только в моем, а вообще… фигура женщины готовой выносить "полноценного гражданина"… Если, совсем просто, – то в кого здесь, еще, можно влюбиться? – одна на сто верст вокруг: и в статую влюбишься.

Мда… Что-то я слишком упростил. Все не так. Еще не видел ее, и уже знал, что люблю. И фигура не при чем, и лицо и голос, все не при чем… Пусть станет толстой и некрасивой, пусть… Так, даже лучше! Чтобы они не смотрели на нее так… Один я буду знать, какая она на самом деле, и никому не отдам… Моя родная душа. Как говорит Тая: "Моя половинка".

Антон дернул меня за плечо, тихо спросил: – Будешь?

– Да. Налей полный.

– Полный?.. Как скажешь…

А потом она выйдет замуж за Сергея. Будни, быт. Появятся дети, седина, скандалы, измены.

Иногда – раз в месяц, или в пол года, на какой-нибудь пошленький праздник, к ним в гости приходит несчастный одиночка со взглядом побитой собаки. Приходит на правах друга, хотя прав этих у него давно нет. Делает вид, что увлечен беседой с кем-то из приглашенных, а на самом деле просто ждет. Ждет, когда она выйдет из кухни, чтобы унести грязные тарелки, принести очередное блюдо, или…

Она не любит встречаться с ним взглядом, давно ничего не чувствует к этому человеку, ничего, кроме жалости и презрения. Он это знает, но приходит; он не может ни приходить. Старается не обременять ее своим присутствием: тайно, украдкой любуется ее глазами, улыбкой, смехом, но скоро и это кончится. Люди догадываются, смеются с него, даже друг, наверное, знает, но пока молчит. Может, жалеет, а может…

Гости расходятся, и он (тот несчастный) просит ее, что-нибудь спеть. Она берет в руки гитару, и он не может слушать. Идет курить на лоджию или на лестницу, или снимает с вешалки куртку и бежит на улицу – туда где никто не увидит его слез, стыда и горя.

Саша пела песню про еврейского портного:

"Было время, были силы, да уже не то

Годы волосы скосили, вытерли мое пальто…"

Я почувствовал, как из глаз потекли слезы, опустил голову вытер ладонью. Мне не стыдно – Игорь вон, тоже плачет, да и Сергей носом хлюпает.

Рассветало, собрались ложиться. На какое-то время мы с Сергеем остались одни. Он хотел встать, но я остановил:

– Присядь… Я хочу спросить…

Может, покажусь не искренним, но в этот момент, и о нем думаю тоже, может, даже больше, чем о себе. Понимаю, если и не я, то, кто-то другой. Она не будет верной женой. Он к этому готов? Он это переживет?

– Скажи друг, ты точно решил жениться?

– Конечно.

– Ты без нее уже не сможешь?..

– Мне было бы плохо.

– А если она не умеет готовить?

– Разведусь, да и все.

Сергей засмеялся, сел на соседний стул, что ближе ко мне.

– А измену простишь? – спрашиваю.

– Себе или ей?

– Будь серьезней.

– Где?

– Ну ответь.

– Каким?

– Когда люди любят, то прощают все, даже измены. Ты тоже так считаешь?

– Кто ж такие вопросы ночью задает?.. Ладно… Трудно сказать. Я бы задумался. Ну а ты? Сам-то ведь не такой. Ты Машку простил?

– Я другое дело. – говорю. – Я не о том хотел вообще… Может ты подождешь с этим, – а? Подождать… Может это не то?.. Мне, кажется, ты ее совсем не знаешь. А вдруг измена… и что тогда? В петлю полезешь?

– Ну зачем у тебя все так грустно? Убью вместе с любовником. А потом, найду другую…

– Убьешь?

– А что, смотреть на них.

– Еще водки? – спрашиваю.

– Давай.

Налил.

– Хороших снов, – говорю.

– Спокойной ночи!

22

Когда я встал, все еще спали. Все кто ложились. Игорь всю ночь играл на гитаре, но не пел: так, что-то подвывал. Я узнавал некоторые мотивы. Наверное он запомнил аккорды, или умеет их подбирать, но я услышал много из того, что играла Саша.

Я просыпался несколько раз, выходил курить. Казалось, белорус меня стесняется, всегда начинал играть что-то другое.

– Зачем? Играй то… У тебя хорошо получается.

– Очень плохо…

– Сыграй портного…

– Я сыграю "Doors", про девушку, которая живет на улице любви. Хочешь?

– Валяй…

Ревнует ко мне ее музыку? Может и он, тоже?..

Встал я рано – Игоря не было. Обеспокоился сначала, но напрасно. Потом заметил: спиннинга одного, тоже нет, и чемоданчика с блеснами. «Ну, что ж – удачи. Может сегодня, наконец, настоящей ухи отведаем?» Подумал об ухе, аж слюну сглотнул.

На столе – Сашина косметика, рядом зеркальце. Посмотрелся, провел ладонью по щетине. Надо привести себя в порядок.

Залез в палатку, нашел свою сумку, взял шампунь, мочалку, бритву, в общем решил основательно собой заняться.

Через пол часа – я в полном порядке. Специально, поставил воду на медленный огонь. Потихоньку из палатки стали выползать сморщенные люди; на пороге их встречал элегантный и красивый я, в черных матовых туфлях, черных брюках, голубой рубашке и черном галстуке (галстук Игоря), с чашечкой ароматного кофе на пластиковом блюдце.

Первый – Антон:

– Кофе – отлично! Я конечно ждал, что ты в постель подашь… Ой, а что у тебя с лицом?

– Просто выспался.

– Ты спал на нождачке, возле включенной бензопилы?

– Это вместо спасибо?

Бородач забрал кофе: – Береги себя.

Саша:

– Доброе утро…

– Еще бы, – говорю. – Как спалось?

– Ой, какой красивый!.. – Забрала у меня чашку.

– Ну… – говорю я, стеснительно.

– Какой красивый кофе!

– А я?

– Разговариваю с тобой, только из-за кофе… Мы были такими классными, дикими, от всех одинаково плохо пахло, а теперь? Пропал отдых, пойду мыть голову и брить подмышки… Эх ты…

– А Антону можно?

– У Антона физиология…

– Ааа!..

Сергей от кофе вообще отказался. Первый вопрос: – А где зануда? Всю ночь… Устроил: "чистили-тили-траливалище"! "Ржаворонок", блин!

– Наоборот – сова. Он на рыбалке.

– Ааа… Так и знал… Щщщука! Что это – кофе? С ума сошел! С утра маковой соломки во рту не было, а ты… Этот еще – рыбак… Все равно ж ничего не поймает…

– Чего ж ты хочешь, родной?

– Пивка голубчик! Пивка мне! И себе и всем, всем пива, за мой счет! Одно большое, пивное счастье для всех! И пусть никто не уйдет обиженным!

– Ладно, как скажете, Вам в бокале или?.. Может, тогда водки?

– И ее тоже…

Вытащил из палатки пак с пивом, полез обратно за водкой:

– Однако вы, – говорю, – прямо с утра…

– Я в отпуске или где? И шевелись быстрее, сами себя задерживаете…

– Не Серега, я не буду.

– Ха-ха-ха!.. Отличная шутка! Давай еще…

– Не, правда, я решил… все!

– Ааа!.. Еще! Говори еще!.. Ха-ха-ха… Ой потешный… ой умора!..

– Ладно, перестань.

Поставил на стол пиво, налил в стаканы Антону и Сергею водку.

– И себе налей, – говорит.

– Не хочу.

– Просто налей…

– Налью, но пить не буду. – Налил. – Пить не буду. Буду закалять волю!

– Нечего закалять… Не смешил бы людей! Бери стакан…

– У меня есть воля!

– Нет!

– Если я сказал!..

– Слабак. Все равно же выпьешь.

Сергей поднял стаканчик:

– Давай Антон, и ты слабак, давай – за новый день! – Они выпили.

Сергей заел огурцом, удивленно посмотрел на меня:

– Ну ладно, – говорю, – одну выпью, но больше не наливаю!

– Заметано.

Выпил, тоже закусил огурцом.

– Разливай еще, – говорит Сергей.

– Вам налью, себе не буду.

– Точно решил?!

– Железобетонно!

– Ах так?!

– Хорошо, налью, но пить не буду. – Налил.

– За то, чтоб все нормально! – говорит Сергей.

– Точно! – подметил Антон. Опустошил стаканчик вслед за Сергеем. Запил кофеем.

– А ты чего ждешь?! – Сергей посмотрел строго.

– Выпью, но третью наливать не буду! У меня, тоже принципы!

Сергей обратился к Антону:

– Учись – молодой! Вот, человек – кремень! – Сжал кулак. – Сказал: "Не буду" – и все! Как отрезал!..

Я выпил вторую: – Ничего, – говорю. – Научится еще! Принципиальность, она с годами приходит, с опытом…

– Еще по одной, и…

– Я вам налью… Я все… – говорю.

– Так не делается Глеб… Обсудить надо… Обмозговать… Сядем за "стол перегаров", и…

– Игорь идет.

Сергей отодвинул стакан с водкой, взял свой кофе:

– Я говорю: не буду я пить, блин! Отстаньте от меня! Глеб – хочешь с утра пьянствовать – пожалуйста! Не надо только других заставлять! – Отпил из чашки: – Кофе кстати, мог бы быть и лучше, – говорит.

– Поможет мне кто-нибудь или нет?! – крикнул Игорь.

Все повернулись: – Ух-ты!! – в один голос.

В одной руке нес снасти, а в другой у него огромная щука; хвост рыбы волочился по земле.

Саша и я пошли к белорусу. Забирая у него щуку: – Здоровенная какая, – говорю. – Смотри Сашенька.

– Вот это карасик! Дай подержать…

– Осторожно, тяжелая.

– Сашенька за жабры не бери, порежешься… – сказал Игорь, пошел в лагерь.

Мы за ним.

Сергей:

– Вот он, наш рыбачек идет… Один я, в тебя верил – друг! Говорю: "Этот, без рыбы, еще никогда не приходил!"

– Приветствую! – поздоровался белорус.

– А зачем ты ее почистил? – спросила Саша.

– Сашенька, я всегда на берегу чищу, чтоб потом не пачкаться…

– Сколько же она весит?

– Пятнадцать-шестнадцать, – ответил Игорь.

– Ого!

– Вот, чего трындеть? – возмутился Сергей. – Два семьсот, тире – три кило, не больше. Можем взвесить…

– Конечно, я ее выпотрошил…

– Она у тебя гантелями питалась?

Через час у нас уже была уха. Позвали Анатолия Павловича. Опять пришлось пить. Правда, не много, я ограничился тремя порциями. Лимит исчерпан. Это уже те, которые планировал выпить в следующем году.

Потом, пошли смотреть на идолов. Многое из того, что по дороге рассказывал Анатолий, я уже слышал, от него же. И про то, как опускалась вода, и поселенцы периодически переезжали вниз, чтобы быть к ней ближе, и про то, как местные стали использовать металлические орудия труда, и про горшки из глины, и про медь, и про землетрясение…

Минут через пятнадцать пришли к поляне. "Долина идолов" – кое что я читал про это место в Интернете, видел даже какие-то фотографии, так что, никаких особых иллюзий, радостных мыслей, как и обещанного Антоном мистического трепета, предстоящая экскурсия не пробуждала…

Поляна, усеянная не очень большими(примерно метр в высоту) булыжниками. Они беспорядочно разбросаны по всей территории. Для таких как я – пояснительные таблички: утка, лягушка, матрона…

Мое воображение взбунтовалось. С трудом узнавал в неотесанных камнях: зверей, земноводных и птиц. Анатолий сказал, что камни обработаны грубо, ведь у древних Саамов не было необходимых инструментов, но если приглядеться…. И я приглядывался, я подключил все отделы обоих полушарий, пожертвовал участками мозга регулирующими процесс дыхания и сердцебиения, нашел в себе несколько рудиментарных извилин, и они пошли в дело, но… Напрягся, сузил глаза, поджал пальцы на ногах, принюхался, вслушался – ничего. Я вычислил химический состав камня, просчитал массу, возраст, скорость на момент соприкосновения с землей при сбросе с пяти километровой высоты, спрогнозировал поведение каменной пыльцы погружаемой в жидкий азот, и хлорированную ртуть нулевой температуры; я даже незаметно пнул несколько идолов, но так и не смог идентифицировать биологической и половой принадлежности.

Ходили гуськом за Анатолием от валуна к валуну, слушали каким из них молились утром, каким весной, каким с похмелья, а каким всегда и просто так, от древнего своего невежества.

Антон не в первый раз на экскурсии, он от всего этого в восторге. Комментарии Анатолия разбавлял дополнениями и личными наблюдениями. Бородач действовал из лучших побуждений, хотел помочь нашему гиду, чтобы рассказ получился насыщеннее, интересней; настолько увлекся, что не замечал, как меняется выражение лица Журавлева, от каждой его (Антона) реплики.

Анатолий, мне кажется, добродушный человек, не думал, что вообще может злится. Но, таки да! Назову это эпизод: "забавное недоразумение". Антон похож на ученика, который хорошо выучил урок; он очень хочет, чтобы учитель похвалил, выделил перед всем классом, только ради этого старается, поддакивает, уточняет… Анатолий же, видит в бородаче конкурента, того, кто претендует на его место, кто хочет подловить на неточностях, недосказанностях, хочет подмазаться к чужой славе, отобрать последнее… На этом, эпизод "забавное недоразумение" заканчивается.

Через пол часа признался себе, что скучно. Думал, не только мне, но ошибся. Сергей фотографировал. Журавлев рассказывал. Антон дополнял. Саша не могла заскучать, ей надо было кивать: этого требовал приставучий Антон. А белорус – вот кому я завидовал. Игорь, правильно повел себя с самого начала. Откололся от группы еще на подходе к поляне, и пошел собирать бруснику, что растет густыми островками между камнями, а особенно на окраине, возле елей. Я бы тоже ушел, но теперь это выглядело бы не вежливо: в меня ведь уже вложено столько знаний, и до диплома осталось совсем не долго – я надеюсь!

В жизнеописании древних, Анатолий не упустил и вопрос взаимоотношения полов. Все взаимоотношения происходили прямо здесь, на поляне. К такому выводу пришли после удивительной находки. Возле одного из идолов откопали девять продолговатых отполированных камней, как смело заметил кто-то из членов археологической группы – фалообразной формы. К слову сказать, форма у них не фалообразная, впрочем… А у вилки – форма, тоже ведь напоминает… А ложка?! А скалка?! А бутылка?! А ножки от стульев?!(Аж четыре – заметьте) А кухонный стол?! Страшно, что о нас подумают потомки?..

А когда нашли булыжник, под названием "Матрона" тут уж заткнулись самые отчаянные скептики. Видимо, все тот же наблюдательный парень подметил, как похожа часть камня на женский зад, а небольшое углубление сверху не оставляет уже никаких сомнений: здесь, на этом самом месте и свершалось таинство превращения. Прилюдно, в свете костров шаман лишал девственности будущих жен охотников и рыболовов. Присутствовала вся деревня. Явка, строго – обязательно. И тут начиналась оргия. В этот день, каждый мог делать это с кем хочет. И вся поляна наполнялась стонами и…

Весь этот процесс, Анатолий запечатлел в длинном страстном стихотворении. Наверное, трудно жить здесь пол года без женщины, и не такое "нашаманишь". Я бы одним днем не ограничился. У меня бы сюда их свозили ежечасно, со всей области, и не обязательно только девственниц, чего уж там, люди мы простые – не нэпманы!

Экскурсия закончилась; мы поблагодарили Журавлева, позвали Игоря и пошли в лагерь. Но по дороге передумали идти к себе, миновали палатки, направились в "Пегрему" – заброшенную деревню. Анатолий с нами не пошел: попрощались на тропе, обещал прийти на ужин. Белорус заскочил в лагерь, взял спиннинг и несколько блесен, догнал нас.

– Ну что? Какое будет мнение? – первое, что спросил Сергей, когда Анатолий скрылся за деревьями. – Резюмируйте.

– Игорь вел себя очень некрасиво, – упрекнула Саша. – Так нельзя, человек рассказывает, а он ушел…

– Да, – говорю. – Думает, ему одному хотелось уйти…

Белорус виновато пожал плечами: – Если бы я хохотал при нем, было бы лучше?