Текст книги "Другой (СИ)"

Автор книги: Станислав Жейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Игорь:

– И в том, чтобы нас нашли, есть, ваш личный интерес?

– Как сказать, начальство требует, мы выполняем. Но премию, думаю, дадут.

– Кто?

– Вам лучше знать, кто.

Я дернул Игоря за рукав: – Я ничего не понимаю, – говорю.

Он положил руку мне на плечо: – Нас ищут, но не милиция, хотя и ни без ее помощи.

– Кто?

– Кто-кто…Что у тебя было с этой Инессой? Рассказывай.

– Причем тут Инесса? – не понял я.

Игорь засмеялся: – Да, к сожалению, кажется, не при чем…

Потом, он обратился к милиционеру: – Вы ведь уже сообщили, что нас видели, так?

– Да вот нет. Сначала, хотели посоветоваться с вами.

– Я и не сомневался, что скажете именно так. – Игорь посмотрел строго: всмотрелся в глаза человека в форме, будто мысли хотел прочитать: – Хорошо. А что, про нас, вообще говорят?

– Слухи.

– Какие?

– Ребята из Питера некрасиво повели себя. Обидели серьезных людей.

– Кто эти несчастные ребята, имена, адреса, все уже известно… – Игорь спрашивал без вопросительной интонации, скорее – констатировал.

– Кому надо, тот знает конечно, – сказал милиционер, потом добавил: —

У нас есть: количество человек, их приметы, марка и номер авто. Сам понимаешь, не сложно узнать, что за люди, и прочее и прочее… Нам это не нужно. Для нас, – вы обычные добропорядочные граждане. От нас – что? Если увидим – сообщить – где. А что там дальше… не наше дело…

Из машины донесся голос Антона: – Блин, ну долго там?! Заражение же может быть! Люди!

– Да. Надо ехать, – говорю. – Давайте договариваться, и… Люди мы не богатые… учтите.

– Мы, в общем-то тоже, – улыбаясь сказал шантажист. – Учтите и вы.

– Сколько?

– Ну сколько? И нас же двое, тоже…

– Ну…

– Две штуки, сколько… и-то не знаю, согласится напарник, или?.. Парень молодой, женился недавно, жена беременная, а зарплата…

– Извините, а две штуки, чего?

– Чего… Ха-ха-ха… – Подмигнул Игорю, в расчете на поддержку. – Смешной товарищ.

– Это много друг… Столько нет, – говорю. – Мы дадим четыреста долларов на двоих. Это все, что есть. А нам еще аккумулятор покупать…Так что, даже, наверное, меньше… Триста пятьдесят.

Игорь толкнул меня в бок: – Дадим четыреста. У меня есть н.з. – пятьдесят добавлю.

– Потом отдашь, – говорю ему. – Я сейчас, я за деньгами, – сказал гаишнику, пошел к джипу, по дороге достал кошелек, отсчитал четыреста долларов, потом залез в машину, повозился в бардачке, вернулся, отдал деньги: – В расчете? – говорю. – Вы нас не видели, мы вас не видели.

– Сколько там?

– Как договорились.

– Ладно.

– Мы по пути, ваших коллег не встретим? – спрашиваю.

– Езжайте по центральной, никого не будет.

– Ну, удачи!

Простились, пожали руки. Уже, когда садились в машину, гаишник окликнул: – А чего, вы все-таки там натворили?!

Мы с Игорем не сговариваясь отмахнулись, дескать – чепуха.

– Ясно! – крикнул он. – Счастливого пути! Не нарушайте!

Минуту ехали молча. Игорь не отрывал взгляда от зеркала заднего вида. Я вроде успокоился, но волнение Игоря передавалось, – опять стало тревожно, на душе заскребло…

– Чего ты такой? – спросил его. – Расслабься. Дома уже разберемся: кто такие, чего хотят… Надо будет – встретимся, вот только на равных, а не здесь, с бухты-барахты… Ничего. Как говорил Шариков: "У самих револьверы найдутся".

Свернули с главной дороги, заехали во двор частного сектора.

– Ну куда опять? – жалобно протестовал Антон.

Игорь повернулся к нему, приложил палец к губам: – Чшш…

– Зачем мы здесь? – спрашиваю.

Игорь не ответил, молча вышел из машины, перед тем как дверь захлопнулась, я услышал: – Если хочешь, идем, поглядим.

Вышел, отправился за ним, остановились на углу дома, так чтобы видеть дорогу, и самим оставаться незаметными.

– Кого ты хочешь увидеть? – спрашиваю.

– Да все их же. Мы отъехали, они развернулись, поехали назад, а потом, показалось, опять их видел…

– Думаешь, они… и вашим и нашим?

Игорь засмеялся: – Вот блин, надо было расписку брать… Смотри Глеб: если они едут за нами, то больница временно откладывается… Значит, нас и дальше ведут… и надо скорее мотать. Согласен? Хотя, они могут быть и возле больницы… но… это вряд ли. – Как бы размышлял вслух. – Если они нас засекли, сообщили кому надо, и упустили из виду, то… то их не похвалят.

– Понятно, – говорю. – Ты перестраховщик. Никого нет, как видишь, поехали в больницу.

Постояли еще пару минут, я успел покурить. Наконец Игорь сдался: – Поехали.

Оказывается, люди ломают руки, ноги, разбивают головы, и… даже по выходным. С другой стороны, как еще развлекаться, в маленьких провинциальных городах.

Сначала очередь к врачу, потом на рентген, опять к врачу, снова… и в конце-концов – долгожданная операционная. Все-таки перелом, причем не простой; треснуло запястье, сломались две косточки в кисти. Не вывих, как я думал, – гораздо серьезней; признаться – до последнего подозревал беднягу в симулянстве, – каюсь.

Операцию делали под общим наркозом. Мы с Игорем ждали возле операционной, на втором этаже, в коридоре. В отличии от первого, на втором, людей почти не было: я и белорус, рядом – щеголеватого вида старик, в кричащей ковбойской шляпе, рубашке с закатанными рукавами, узких кожаных брюках, и… Хотя, не стоит пускаться в подробные описания, если интересно – в Медвежьегорске его должны знать, найти не сложно.

Рядом с ним, два породистых бомжика, – описывать? Ну, разве что, так: Еще есть два типа с синими, с трудом натянутыми (на скулы и лоб) – лицами. Оба опухшие, беззубые; свежие шрамы на передней – лицевой части черепа, впопыхах перемазаны зеленкой, на одном одета… Впрочем, много чести, достаточно. Хотя, когда на них смотрел, непроизвольно улыбался, и не потому, что в них было что-то смешное, нет, даже наоборот, – просто вспомнилась история:

Судя по внешнему сходству, их близкого родственника (дедушку или внука) мне доводилось встречать в Питере, и не раз. Если коротко, то: Идем мы со "здоровым" по набережной Невы, проходим, как раз мимо "такого вот". Вид, неаккуратного мужчины выдернул Сергея из задумчивости; друга передернуло, лицо скривилось, и громко, со злостью, сквозь зубы: "Вот он, – блядь!" – Наконец-то он нашел его! Сколь ж можно?! – примерно, такой смысл содержало восклицание. Это в общем-то вся история.

Мы долго сидели на длинной кожаной скамье, потом Игорь принялся ходить по коридору туда сюда, из конца в конец, потом остановился возле окна, и больше полу часа стоял возле него, рассматривая больничный двор.

Мне надоело сидеть, я лег на спину, закрыл глаза, при этом ноги остались на полу. Минут через пять снял туфли, вытянулся полностью, зевнул, потянулся в предвкушении хорошего сна.

Меня разбудил Игорь, он с кем-то разговаривал. Открыл глаза, и никого рядом с ним не увидел: в коридоре пусто: остались только мы. Значит, это он со мной?

"… в профессии, а не людях, – услышал я, конец какой-то фразы, и дальше: – Особенно это заметно у медиков. Рекламисты зарабатывают на нашем желании заработать, адвокаты на незнании законов, даже подлые формалисты гаишники, штрафуют в общем-то за дело, а эти… Эти знают, – выбора у нас нет. Эти берут по максиму. Добро, их созидательного ремесла – адекватно злу их алчности. Где мы возьмем деньги, и как мы потом будем жить, им не интересно. Нет, я не осуждаю… я констатирую. Издержки профессии: из работяги, учителя, водителя такси, – мерзость прет, под куда меньшим давлением. Хотя – это те же люди; я их не делю. Но, как чувствуется разница в отношении к богатым и бедным больным… Терпеть не мог… а потом… потом, мама работала в больнице, правда, недолго… Даже, моя добрая, справедливая мама, из кожи вон угождала щедрым, а с другими… И ты знаешь? Я ей это простил. И сразу я простил всех… Хотя нет, не сразу. Это был долгий противоречивый миг переосмысления. Я очень многое могу простить бедности, Глеб. Но, дело не в бедности. Бедность, это так, для самоуспокоения. Если бы Тарас простил сына Андрея, ему пришлось бы простить и оправдать любое предательство, понимаешь?.. Свои пороки, мы и другим прощаем. И эти гайцы – сволочи конечно, но… Я не держу на них зла… Жена, говорит, у него, беременная…"

Он еще что-то говорил, а я никак не мог понять, – о чем он? На что он не держит зла?.. Какие ребятишки?.. Какие машины?.. Что, за отморозки?..

Вслушался, кажется понял, и вдруг ощутил бледность своего лица, услышал сердце, почувствовал, как кровь отхлынула от пальцев. Никогда, не был трусом, может, это нормальная реакция, может, так человек мобилизует силы, для… для…

– Ты уверен? – спрашиваю.

– В смысле? А, да, конечно… Так вот, о чем я?..

Быстро одел туфли, подбежал к окну:

– Вот черт! Давно они здесь? – спрашиваю.

– Кто? А, эти… Да. Ты меня сбил…

– Блин Игорь, надо что-то делать… Бежать надо…

– Бежать? – тихо, почти про себя, спросил Игорь. – Отвернул от меня лицо, опять посмотрел в окно:

– Осень в этом году будет ранняя, столько желтых листьев… Но, я бы не сказал, что холодно, а деревья уже… да? Может, здесь всегда так? Как в Забайкалье: июнь – еще не лето, июль – уже не лето. Когда я жил в Краснокаменске…

– Игорь!

Он отвернулся от окна, положил руку мне на плечо, смотрит в глаза, улыбнулся:

– Не переживай ты так. Сейчас, Антон очухается, и вы уйдете, через задний двор…

– А ты?

Игорь опустил взгляд, опять повернулся к окну: – Думаю… договоримся.

– С этими?.. Не договоришься… Не получится – Игорь. Они не договариваться приехали. Берем Антона на руки, и уходим… Игорь! Ну, чего стоишь?!

– Машину оставим, да?..

– Да плевать на нее… Мне нужно время, я все утрясу…

– Это радует… Это очень хорошо Глеб, – сказал он. Протянул мне руку: – Давай прощаться.

Я не сильно ударил его в бок: – Бежим – сволочь! Ты же сам говорил: "надо мотать…"

– Я передумал. Не тот возраст. Старею.

– Быстро ж ты постарел.

– Там, где с ментами договаривались, – видел кафе? Встречаемся там, – сказал он. Рука осталась на весу, в ожидании моей.

Отстранил его пятерню: – Нет.

– Да.

– Без тебя не пойдем, – говорю. – Ну, почему ты такой упертый? Нас сейчас поубивают из-за тебя… Почему, мы должны рисковать из-за твоей…

Перебил меня, сказал улыбаясь:

– Дурости? Правильно. Вас здесь совсем не нужно. Бери Антона в охапку, и… Будущее археологии в твоих руках…

– Игорь!..

Он ухмыльнулся, отвернулся от меня, упершись локтями в подоконник, вплотную приблизился к окну: – Так и думал, машины будут именно такими.

– Какими такими? "Копейка" и две "восьмерки"?

– Такими – значит дешевыми… Чтоб, не жалко…

– Игорь, как они так быстро приехали?

– Гайцы сразу позвонили, еще на трассе, до того, как тронулись за нами.

В коридоре включился свет, нас сразу заметили с улицы. Сперва один поднял указательный палец, удивленно крикнул, и четверо других оживились, посмотрели вверх. Одновременно открылись двери припаркованных на тротуаре машин, вышли еще трое. Одного я узнал: показался из той, которая заперла наш джип спереди. Улыбнулся, даже махнул нам, приветливо так махнул. Он и тогда, помню, улыбался, все анекдотики рассказывал.

Я насчитал восемь человек, семеро из них, скрылись за козырьком, что навис над входом больницы, один остался у машин. Шли быстро, гурьбой, разглядел только одного. На улице тепло, но трое в серых матерчатых плащах. Самому здоровому – наряд совсем не впору; на стыке рукавов швы разошлись, на спине, свежий шрам разорванной материи; плащи распахнуты, но только здоровяку, не удалось спрятать: закругленный, мясистый кончик бейсбольной биты.

– Ну вот, дождались, – говорю.

– Иди в кабинет, закройся там, – сказал Игорь. – Я потом тебя позову.

– Будешь драться? Думаешь справишься?

– Шансы есть… Если у них только биты…

– Их семеро, – говорю.

– Да! – Обрадовался Игорь. – А я насчитал восемь! Мои шансы только что, увеличились на одну тысячную процента – ха-ха-ха… Все, иди Глеб, они уже здесь…

Я подошел к стене, возле окна, уперся спиной в шершавое, холодное.

– Игорь, как звали твою жену?

Удивился, посмотрел на меня, и вдруг не с того не с сего засмеялся. Его эмоция передалась мне, тоже хохотнул.

– Ход мысли приговоренного к смерти – загадка, – сказал он. – Зачем тебе?

Я не ответил, только прищурил один глаз, улыбнулся.

– Алла, – сказал он. – Ее звали Алла.

Ну и хорошо, подумал, я, значит никакой мистики. А-то уже, придумал себе: "Художественный оформитель книги судеб", "Лодочник подземного Тибра", "Старший статист смерти"…

Скоро они поднялись к нам на этаж, правда, насчитал только пятерых, еще двое застряли на лестнице, слышались их голоса; они о чем-то спорили.

Я остался, возле той же стены, Игорь рядом, сел на подоконник, сложил руки на груди, – совсем спокойный. Замечал за ним, когда нервничает или злится, начинает улыбаться, но не в этот раз.

Подошли к нам, стали полукругом, двое, что в пиджаках, расстегнули их, демонстрируя рыхлые шарики сытых животов. Жир, некрасиво навис над тугими ремнями, вдавливая в пах вороненые тэтэшники.

Игорь улыбнулся, обратился к одному из бойцов: – Писюн не отстрели.

– Тварь! – донеслось в ответ. Жирный неуклюже достал пистолет, наставил на белоруса. – Сдохнешь тварь!.. Где еще один?

Выражение лица Игоря оставалось таким же добродушным.

– Где еще один? – повторил вопрос толстяк. – Где здоровый?..

Игорь резко спрыгнул с подоконника, наши гости отпрянули, а он между тем наклонился амортизируя прыжок, выпрямился, расправил плечи, и смачно харкнул в сторону жирного. Тот дернулся, но не успел: густая слюна зацепилась за брюки, и уже пустила яды. У толстяка, оказывается, иммунитет, – не умер, чего, по лицу не сказал бы.

– Ты ж тварюка! – громче обычного крикнул он, опять поднял пистолет, рука затряслась, лицо покраснело. – Все равно мочить, здесь вальну "п. са"

– Мишань! Мишань! – Не здесь!.. – Испугался другой с пистолетом, схватил нервного за руку. На помощь подошел еще один, попытался забрать у толстого тэтэшник.

– Мишаня-Мишаня – успокойся!..

– Валить! Валить "п. са"! Вы что, слепые "бл…"! Это же мразь! Тварь!

– Миша! Миша!.. Потерпи Мишаня…

– Пусти меня! Эрнест – пусти! Порву гниду!.. Это же ублюдок…

Он еще много кричал, но когда обезоружили, немного успокоился. Тот, кого называли Эрнестом засунул отобранный пистолет за ремень за спину, повернулся ко мне: – Где ваш друг? Где здоровый?

– Я, здоровый, – говорю.

Он оскалился: – Тот был во-о-от такой. – Занес ладонь высоко над собой.

– Тебя ж там не было, откуда знаешь? Я на каблуках был…

– Может, он? – предположил один из молодчиков.

– Может, – согласился Эрнест. – Сейчас Феликс скажет… Где он?

– С Тасиком на лестнице.

– Приведите Феликса, – театрально сказал Эрнест. – Поднимите ему веки. – Громко засмеялся, высунув язык. Несколько почитателей его актерского таланта слюняво просвистели, что видно, означало смех.

Сейчас Игорь стоит по среди коридора, его окружили, но близко не подходят. Здоровяк в рваном плаще сзади, качает в руках массивную биту, еще один с битой, по левую руку, у остальных в руках – ничего, думаю, припрятали кое-что посерьезней. Я подошел к Игорю, стал за спиной.

– Зачем? – спрашивает. – Люди нервные, чего доброго стрелять начнут.

– Что ж ты такой радостный? – пакость ты, гнойная. – Это был Эрнест – это он Игорю. – Писюн говоришь? Скоро… скоро будешь свой жрать! Паскуда!

– Подойди ближе, плохо тебя слышу, – говорит Игорь.

– Ближе?! Это можно… Не пожалеешь?

– Таких мудаков, даже матери не жалеют!

Эрнест подзывает пальцем нервного, возвращает пистолет: – Не пали без дела, прохавал?

Потом подходит к лысому, квадратному молодцу с шеей вместо головы, или головой вместо шеи, я еще не разобрался. Эрнест забирает у него биту, и не глядя, с разворота машет над местом, где должен был дожидаться белорус. Но Игорь не ждет, ловко ныряет под биту, отскакивает в сторону, пригибается, замирает.

Здоровяк, что стоит сзади, замахивается, я прыгаю на него, но тот успевает ударить: не сильно, амплитуды не хватило. Я падаю, вижу перед собой два телеграфных столба, вдруг понимаю – это его ноги, прыгаю, хватаюсь, валю гада на землю. Подтягиваюсь, и со всей дури луплю в скуластый подбородок; здоровяк цепляется мне в горло, но повезло, я удачно попадаю кулаком в кадык, противник задыхается, но… Через несколько секунд, я уже возле двери, двое бьют ногами, но боли не чувствую, сгибаюсь, закрываю лицо руками, пытаюсь отмахиваться, но это зря, сразу пропускаю удары в лицо. Рядом кто-то падает. Кто-то, кто бил меня; я понимаю, потому, что удары теперь реже. С трудом поднимаюсь, пячусь в глубь коридора, только сейчас замечаю Игоря.

Эрнест крутит биту мощно, размашисто. Игорь с трудом уклоняется от опасных ударов, но во время очередного замаха успевает подскочить, хватает противника за шею, глаза Эрнеста вздуваются, слышу как хрипит, тело молодца трясется, как под напряжением…

– Пусти его! Пусти его, ублюдок! – это кричит уже знакомый, нервный Миша. – Ты же убиваешь его, гнида! – Прицеливается в Игоря, но белорус умело прикрывается телом дрожащего Эрнеста.

Меня уже не бьют. Ребятам надоело играться, почти у всех в руках появляются пистолеты; холодная сталь упирается мне в голову.

– Поднимайся, дерьмо!

Так и делаю, хоть, и не дерьмо. Как можно, вот так огульно, не узнав человека до конца?..

– Эй ты, отморозок! – кричит Игорю, тот, который держит меня на мушке, – Ты, ты обморок, я к тебе обращаюсь! Отпусти Хемингуэя, а-то приятелю твоему шмальну в голову и убью! Он умрет от этого, понял?! Считаю до трех!

Игорь сквозь зубы:

– Стрельнешь, и я порву Эрнесту гортань! Слышал, как хрустят Адамовы яблоки в райском саду?

– Какие еще яблоки? Обморок, отпусти его.

– Это, такая косточка в горлышке. Стрельнешь, и я тебе ее брошу, чтоб поближе разглядел!

Светлые брюки Эрнеста темнеют, на пол потекло.

– Ну-ну, все, все успокоились! – Появился в коридоре, старый знакомый, за ним шел «третий плащ»; я думал, вытащит биту, но у этого в руках оказался «Калашников».

– Не надо, не надо! – сказал ему, старый знакомый. – Убери это! Все убрали стволы! Убрали-убрали! Так же не делается, братушки, ну что вы?!

– Феликс, он Эрнеста схватил, – крикну нервный Миша. – Я порву, эту тварь, Феликс…

– Я все вижу! Все вижу… – Старый знакомый подошел к Игорю, остановился в метре, повернулся к парню с автоматом. – Ведь, просил их, по хорошему. Если мы к людям по хорошему, так они к нам… той же монетой…

Обратился к Игорю: – Отпусти его, хлопец. Ты же не хочешь, чтобы убили твоего друга. Этого, и того, на озере… Они нам не нужны. Ты нужен. Подставил ты ребят… Отпусти Хемингуэя, а я их, не трону… Идет?

– Твое слово?

– При пацанах говорю.

– Игорь, не слушай его, – крикнул я.

Эрнест упал на пол, Игорь выпрямился, брезгливо морщась вышел из желтой лужи, опять скрестил руки на груди.

– Он будет жить? – спросил Феликс.

– Какое-то время, – ответил Игорь.

– Отойдем.

– Отойдем. – Принял предложение белорус.

Кроме Эрнеста, возле двери лежали еще двое; один очухался быстро, а другого поливали водой, били по щекам, даже делали искусственное дыхание, наконец очнулся. Ему помогли встать, из глаз потекли слезы, челюсть заметно съехала в строну, видно, пытался открыть рот и не смог.

Игорь с Феликсом отошли в конец коридора, разговаривали минут пять. Собеседник Игоря, так громко смеялся, да и белорус несколько раз улыбнулся, что я, уже подумал: обойдется, должно обойтись…

Потом они вернулись. Игорь подошел ко мне: – Ну что, боец, держишься?

– Как видишь, а ты?

– Все отлично.

Феликс взял Игоря за плечо: – Пойдем.

– Минуту, – сказал Игорь.

– Далеко собрались? – спрашиваю.

– Они не очень, я чуть дальше. – Он подмигнул. – Ну, давай прощаться.

– Незачем прощаться, – говорю. – Я пойду с тобой.

– Не надо. – Достал из кармана ключи от машины, вложил в мою руку.

Я сильно сжал их в кулаке.

– Никуда ты с ними не пойдешь, – говорю. – Эй ты, мудила, – крикнул Феликсу. – Он никуда не пойдет!

Игорь подтянул меня к себе, обнял, потом взял в руку ладонь: – Приятно было познакомиться с Вами Глеб Евгеньевич. Сереге передавай… Знаешь, там с Сашей… Все это как-то запущено, и неправильно. Я видел, ты с ней… Тут, больше ее вина – знаю… И я бы не удержался, тем более… кхм… – Закашлял. – Как бы там ни случилось… Не делай ему больно, может, даже в ущерб себе, но…

– Я понял… Ты за него сейчас сильно не переживай, ты о себе немного… Сейчас я с этим Феликсом поговорю, и все улажу, понял?..

– Пока!

– Нет, не пока.

Игорь улыбнулся: – А ты не такой уж и мерзавец.

– А ты гад, – говорю. – За кого ты меня держишь? Думаешь, я тебя вот так отпущу?

– Игорь Геннадьевич! – крикнул Феликс. – Вы один, а заставляете ждать семерых, – не красиво.

Игорь снова подмигнул: – Но ведь, мы неплохо отдохнули. И рыбалка была… Вот если б мы – ту – первую, не упустили… э-эхх. Возьми себе мои снасти…

– Игорь, блин, что это за разговоры?! – сказал сердито. – Сейчас, я все улажу, понял!

Белорус козырнул: – Как говорил папа: "Часть имеют".

25

…а Эрнеста уносили на руках. Я опять попробовал вырваться, но держали крепко. Смог высвободить правую руку, заехал кулаком Феликсу в глаз, но другой, которого звали Тасиком, сильно ударил в живот, и так удачно, что я минуту приседал, пытаясь ртом, ухватить скользкий воздух.

Феликс вытащил травматический пистолет, приложил к глазу: – Не бей его больше. На фига нам эти неприятности.

– Это за него просили? – спросил Тасик.

– За него, педераста.

– То-то я гляжу, сильно наглый…

Я чуть отдышался, подошел к окну: – Слышишь Феликс… Это все эмоции, конечно… Надо поговорить…

Он встал рядом: – Смешной ты: "Макаров – боевое оружие" – скажешь, тоже. Куда дели, может вернешь?

– Выбросили… в реку.

Феликс махнул расслабленной рукой: – черт с ним… Слушай анекдот…

– За меня кто-то просил?

– Слушай анекдот.

– Кто просил?

– Слушай анекдот: Просыпается ночью теща, слышит, зять на кухне гремит посудой…

Из под козырька вынырнул нервный Миша, здоровяк нес на плечах Эрнеста, потом, сломанная челюсть, Игорь, и за ним еще двое. Тот, что ждал на улице, сел за руль восьмерки, включил габариты, завел двигатель. Перед тем, как залезть в Ладу, Игорь посмотрел наверх, нашел меня в окне, улыбнулся, поднял раскрытую ладонь, подержал так несколько секунд. Я не успел ответить, когда прижал ладонь к стеклу, он уже скрылся в машине.

– Да, – задумчиво сказал Тасик. Тоже смотрел на Игоря, теперь перевел взгляд на меня. – Интересно было, посмотреть.

– Кому я рассказываю?! – обиделся Феликс.

Тасик посмотрел на него: – Я только спрошу.

Пододвинулся ко мне, как и я положил локти на подоконник:

– Я, и про наших, не сильно верил, – сказал он, – но… вы же и с мусорами чего-то там не поделили?.. Весь участок "Н-ска" в больничку переехал. Три машины скорой помощи… Было такое?

Я не ответил, отвернулся от окна, подошел к Феликсу.

– Мы вам машину разбили, – говорю. – Без проблем! Заплатим, сделаем, будет лучше новой… Если надо извиниться…

– Слушай анекдот.

– Феликс, этот парень, сам мог бы вас убить, но не убил, ведь так… Тебя вообще не тронул, пожалел, – и ты номер запомнил. Получается – доброта наказуема – так?

– Зять приезжает к теще на блины. Проходит в дом – обутый, садится, ноги на стол…

– Отпустите его, – говорю.

Улыбка Феликса из радушно-веселой, – вдруг стала сухой, ироничной.

– Парень, его уже нет. Смирись. Лучше, слушай…

– Еще есть, – перебил я.

– Это ненадолго.

– Я заплачУ, скажи сколько? – Наклонился к его уху. – Тебе лично – Феликс.

– Ты не понимаешь… – сказал он.

– Нет, это ты не понимаешь. Все стоит денег. Мы ж не спорим, мы неправы… Конечно неправы… И мы готовы заплатить, за ошибки… Тем более, – Игорь уважаемый человек, авторитет – почти криминальный…

– Подожди-подожди, ты не понял… Твой друг – скот!.. Его не убьют – его – недоноска – четвертуют.

– Да за что?..

– Да за то!.. Мразь самодовольная! Он же нас за людей не считает… На фонарях, говорит, этих "ган…ов"… Ну-ну!..

– Это он сгоряча…

– Надо уметь разбираться в людях. Понимаешь? С кем можно сгоряча, а с кем… – Ирония вдруг исчезла, улыбнулся опять во всю, весело. – Слушай, лучше, анекдот: Приехала теща в гости к дочке с зятем. Ну туда-сюда: стол, самовар, посидели, а утром…

– За что? За что убиваете? За то, что ведете себя на дороге, как скоты?.. Вы же сами выпросили, – придурки…

С трудом остановился, прикрыл рот рукой. Зачем, я его злю? – думаю. Так ничего не получится. Это не подход, тут надо, как-то иначе… Как-то по другому надо…

Феликс сжал кулаки, ноздри задергались.

– Ладно, извини Феликс, – говорю. – Чет я пылю… Просто, время идет… Каждая секунда… Я… Я могу заплатить. Я починю машину… Я дам сверху – десять… двадцать тысяч долларов. Честно, я могу… Сегодня воскресенье, а во вторник, нет, в среду утром, я привезу…

– Не надо, оставь себе… Двадцать тысяч… – сказал: "Двадцать тысяч" и громко рассмеялся: – Ха-ха-ха… Слышал, Тасик? Двадцать тысяч.

– Тоже деньги, – сказал Тасик, и добавил: – Говорят.

– Сколько надо? Скажите сколько…

– Все парень, пока. Пошли, – сказал он Тасику.

Двинулись по коридору, к выходу. Я шел следом:

– Секунду, – говорю. – Мы так, ни к чему и не пришли.

– И не придем.

– Я могу дать больше. Куплю вам новый, "Лексус". Я найду деньги. В пятницу – привезу машину. Или сами купите. "Лексус" – хорошая машина… Ну что?

Сейчас они согласятся. Сейчас. Так, – сразу в Питер, и к Диме. Он может дать сразу, а если… А если нет? Он на меня злой сейчас… Тогда продам долю, – желающие есть. Быстро, может, не получится, но если дешево, то… то успею к пятнице… О! Еще Серега поможет, если что… Точно – Серый, у него всегда есть на счету…

Феликс остановился, протянул пятерню: – Здесь и простимся.

Пожимая ему руку: – Ну так что? Семьдесят тысяч, в пятницу…

– Это уже деньги… Хочешь совет? Купи себе нормальную тачку, а-то ездишь на… архаизме каком-то.

Они по лестнице, я за ними:

– Так если деньги – соглашайтесь! – говорю.

Развернулся, схватил меня за волосы, потянул к себе, я не сопротивлялся.

– Слышишь ты! Бык Питерский! Ты думаешь, на базар приехал, скот? Я кто – барыга? Я вор, понял?!.

– Понял. Ты не злись… Помоги брат, человека хорошего спасти… Что мне сделать?

– Я бы и тебе – педерасту ноги отстрелил, – хотел бы, но нельзя. Брат. Ты знаешь, на кого эта гнида руку подняла?.. Да я, из под него, лично, табуретку выбью, – скотина. А тебе фотографию потом, на телефон. Какой у тебя номер?

Я схватил его за уши, ударил лбом в нос; он вцепился в рубашку, падая увлек за собой.

Скатились на лестничный проем, я оказался на Феликсе. Он поднял голову, и я, с силой уронил кулак на его переносицу, от чего, голова отдернулась, затылок стукнулся о бетонный пол. Хотел ударить еще раз, но тут подоспел Тасик…

Очнулся, там же, на лестничной площадке. Рядом никого. Поднялся, тронул затылок: между пальцами липкая, уже загустевшая кровь; вытер об рубашку, спустился вниз, – ноги резиновый, не мои. Вышел, на улице – никого. Уехали.

Совсем уже темно. Спустился по перилам, сел на асфальт. Гул в голове, постепенно проходил. "Но зачем же она так болит? Я заплакал. Не от боли: от обиды, бессилия, безысходности. Потом, ко мне подошла женщина, помогла подняться; я облокотился на перила:

– Спасибо большое, дальше я сам.

– Вы уверены?

Входная дверь приоткрылась, протяжно скрипнула, через пять секунд распахнулась полностью, и я услышал Антона:

– Ничего-ничего, я помогу.

Женщина ушла, я уперся в здоровое плечо капитана; он довел до скамейки, усадил: – Ты упал, что ли?

– Да, упал, – говорю.

Бородач огляделся по сторонам: – А где Игорь?

– Игорь?.. Ты ничего не слышал?

– Нет, а что? – Он, как-то неестественно удивился.

– Тебя, так долго не было…

– А ты как, хотел?.. Сложная операция…

– Долго… – говорю. – Как ты так, умудряешься, пропускать, все самое интересное… Дай свой телефон.

Антон промедлил, задумался, разглядывая кровавое пятно на моей рубашке. Ничего не спрашивая, протянул телефон: – У тебя голова разбита. Я аптечку принесу.

– Валяй, – говорю еле слышно, отдал ключи.

Не успел смахнуть со щеки соленую каплю, как чувствовала, перемахнула через старую ссадину, спряталась в опухших губах.

…опять потекли; я закрыл глаза рукой. Антон не видил: он пошел к машине. И я сказал в слух, то, чего сам не понял. Наверное, думал об этом: где-то там, глубоко, в дебрях этой вареной бессмысленной головы, тлели мысли: "Как же… как же не отдавать, если он сам хочет…"

Пытался, разобраться с телефоном – имена все не те, никого не знаю, кому же мне звонить? Так, сейчас… сейчас… надо только успокоиться… Только прийти в себя. Поможет, только Дима, а больше никто… Никто?.. Никто. Вот, только, забыл его номер, хотя нет, никогда и не помнил. Просто Дима и все… нажал кнопку и вот он – Дима… И что же теперь делать? Как найти? Позвонить на работу, или к нему в офис?.. – Нет. Воскресенье – никого не будет. Только она… Только ее номер помню… Она скажет… Она поможет…

Набрал ее номер, взяла не сразу; играло что-то классическое, потом ее голос: – Да?

– Маша – это Глеб. Извини, что… Мне очень нужен телефон Димы…

И тут на меня вылилась лавина, лавина нежности, страха, любви, переживаний…

– Глеб! Мальчик мой!.. Родной мой!.. Где ты?! Что с тобой?! Ты живой… – и дальше, плача, захлебываясь, – живой, слава богу… Сейчас дам Димин, подожди… Я ждала, что позвонишь… Пятую ночь не сплю… Дима звонил, сказал тебя ищут… А ты трубку не берешь, опять отключил… Дима сказал, что все очень плохо… Уже ведь лучше? Глебушка… родненький, не молчи… Как ты?.. Любимый, я сейчас приеду! Скажи где ты, и я приеду!.. Сейчас, сейчас Димин номер, так…

Не могу ответить, закрыл микрофон в трубке, чтоб не слышала, как плачу.

Маша, Маша, как я соскучился по тебе. Как мне было плохо без тебя. Ведь я и не умел, и наверное уже не сумею жить без тебя. Сейчас ты приедешь. Я только вытащу Игоря, и больше никогда, никогда тебя не отпущу от себя!..

Как же я смог, целый год..? Какой же я все-таки болван… Зачем же я себя так мучил?

– Глеб, родненький, записывай номер… – диктует, я сразу набираю его в телефоне.

– Записал?

– Да.

– Глеб… Глеб, ведь ты… Ты хочешь чтобы я приехала?..

– Хочу. Очень хочу.

– И мы опять будем вместе…

– Я позвоню тебе. Только позже, хорошо? – говорю.

– Я буду ждать. А я в Питере… Я…

– Я позвоню… Извини Машенька…Мне нужен Дима.

– У тебя ведь все уже лучше?.. Все будет хорошо, да?..

– Я позвоню…

Отключился, нажал кнопку вызова. Дима взял сразу:

– Чиво надо?

– Дима – это Глеб. У меня неприятности…

– Ой! Какие люди! – обрадовался он.

– У меня неприятности, – повторил.

– Ой! Да?!

– Не делай такое лицо, я знаю: ты в курсе…

– Видишь мое лицо? Ты – паразит, не виде его вчера…

– Дима, совсем нет времени… Нужна твоя помощь.

– Скажи мне сначала, что это за"…" привычка отключать телефон? Где ты – "…", этого гопничества московского набрался?.. Или ты сам по себе такой"…" хитро-"…ный"!..