Текст книги "Другой (СИ)"
Автор книги: Станислав Жейнов
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
– Не увидишь… Там, дальние столики…
– Ну что ж, все бежит, все изменяет. За любовь!
– Она его не любит… А тебя ненавидит… Сама сказала.
– Тогда за ненависть!
– Частишь. А ты как, сам?
– Мир, не без добрых блядей.
– Ты стал злым.
– Когда я был добрым?
– Ну, я еще вернусь. Закажи мне мартини…
– Не говори ей, что я здесь.
Ушла. Я не смотрел в след. Наверное, боялся случайно увидеть…
Четыре рюмки, а ведь хотел тормазнуться. Опять пьяный. Чего уж теперь, налил пятую, чокнулись с Антоном. Следующая будет на "брудершвайн".
Вернулся Сергей, сел на свое место, стал улыбаться.
– Чего лыбишься?
– Нужен ты мне… Здравствуй Машенька! – крикнул громко.
– Привет здоровяк!
Она за моей спиной. Однако. Надо собрать, то, что осталось от воли в кулак.
– Иди, иди я тебя поцелую, – говорит Сергей.
Поднялся. Я понурил голову, впялился в тарелку с салатом, принялся выкладывать вилкой горошек, отдельно лук, яйцо… Ух ты, да это же оливье, ну надо же, как интересно…
– С днем рождения! – Чмок-чмок.
– Спасибо. Ты, как будто, еще больше стал?
– Да, я такой… Садись, вот сюда…
– Если никто не против?
– Да, кто может быть против, счастье мое!
– Мда… – говорю. Съел горькую горошину, запил сладкой водкой. Может, наоборот, не важно, все равно вкуса не почувствовал.
– Это – друг детства – Игорь. – Представил белоруса, Сергей.
– Здравствуйте Игорь.
– С днем рождения.
– Спасибо.
– Это Антон, друг. – Представил капитана.
– Здравствуй Антон…
– Поздравляю… тоже…
– Спасибо.
– Этого, ты знаешь…
– Кто его знает?.. Антон, какая у тебя борода смешная…
– Борода, как борода! – Вступился я за друга, поднял взгляд, строго посмотрел на Машу.
– Ой! Кто это у нас такой сердитый? Салатик вкусный?
– Замечательный.
Отвернулась от меня, посмотрела на Сергея: – Сережа, как ты живешь, как твои дела?
– Отлично… У меня все отлично, ты как?
– Я?.. А как моя дача?
– Маша, как деревья выросли…
– Березки мои…
– Да… Малина, как разрослась, ты не представляешь… А цветы…
– Те, что я сажала?
– Те, что вы сажали в позапрошлом.
– А собака, моя?..
– Собаку вашу соседи кормят. Ощенилась зараза. Через Интернет распихал дворняжек ваших.
– А огород, наверное, совсем запущенный?
Голос у нее задрожал. Я и сам с комом в горле, чуть не плачу.
– Зачем ты пришла?! – говорю. – Тебя звали?!
– Сиди, салат жуй! – крикнул Сергей. – Маша ко мне пришла.
– Только не ссорьтесь из-за меня. Я пойду.
– Да щас!.. Мы с тобой водки выпьем. Дай рюмку! – крикнул мне.
– А за руль?
– Разберусь.
Он налил себе и Маше: – Антон, будешь?
– Да.
– Машенька, желаю счастья! Пусть, все у тебя будет хорошо… И еще… Что бы ни случилось, помни, что у тебя есть друг. Что бы ни случилось!..
– Спасибо Сережа.
– Да. А у меня, кажется, уже нет, – говорю.
– Сережа, а…
Я остановил ее:
– Ты долго собираешься сидеть здесь… Тебя уже ищут. – Щеки у нее вспыхнули, посмотрела на меня, насупилась, отвела взгляд в сторону.
Сергей:
– Глеб, еще одна выходка, и… Я прошу: веди себя прилично…
– Ладно Сережа, я и так ухожу. Не надо, я не хочу быть причиной каких-то ваших ссорах.
– Говорить правильно, так и не научилась, – говорю.
– Правильно – это так, как тебе нужно?
– Правильно – это без ошибок. У тебя туго с падежами, так не говорят.
Маша махнула рукой: – Падешь скота.
– Падешь домой!
– Глеб, я попрошу тебя, последний раз… Будь нормальным! – со злостью сказал Сергей.
– Я нормальный!
– Нет!
– Я нормально себя веду!
– Ты пьяный.
– Я трезвый!
– Тогда успокойся.
– Только не надо меня успокаивать. Я трезвый!
– Отлично. Только на пол тона ниже…
– Какого хрена! – Ударил кулаком по столу, расколол тарелку.
Сергей встал. Сквозь зубы: – Успокойся, или я тебя успокою.
– А ну давай! Тоже поднялся, крикнул Маше: – Ты еще здесь?..
– Ну, держись! – Сергей кинулся на меня, я рванулся к нему, – вот его горло, сейчас схвачу и…
И не успел. Между нами встал белорус, левой рукой схватил за грудь меня, правой – Сергея.
– Они мне нравятся. – говорит, улыбаясь. – Чем ближе к финнам, тем горячее кровь.
Пробовал вырваться – не получилось. Я не слабый человек, но если даже у Сергея не получилось…
Подержал секунд двадцать и усадил на свои места.
Какое-то время молча, переглядывались с Сергеем.
– Ладно, – говорю, – пока ребята, я домой…
Маша взяла мою руку: – Глеб, не уходи пожалуйста, останься.
– Тогда уходи ты.
У Сергея опять заиграли желваки, но промолчал.
Маша Ушла.
Сергей, чуть успокоился, но еще со злостью сказал:
– А ты, оказывается, плохой человек. Знаешь, как ей тяжело было сюда прийти!
– Думаешь, мне легко?
– Она тебя любит. Это же видно… Вы же были счастливыми людьми.
– Зачем ты лезешь в это?.. Да я, подыхать буду, на нее не посмотрю…
– Глеб, ты мой друг, но ты… Ты плохой человек… Я… Разочарован.
– Нет Сергей, – сказал Игорь. – Ты неправ.
– А он – прав?
– Наверное, и он неправ. Когда, два близких человека, готовы друг-друга разорвать… Нет… Они неправы оба… Но, Глеб не хотел ее видеть, а ты… Кто тебе дороже – она или он?
– Я, это делал для него.
– Вот и делай дальше – для него.
Прошло минут пять. Мы немного успокоились. Игорь предложил нам с Сергеем пожать друг-другу руки; я не был против, Сергей тоже.
Вдруг, погас свет, все притихли. Тихо, будто и звук отключили.
Вспыхнул прожектор; луч пробежал по потолку, спустился, осветил человека на сцене. Лет тридцать пять-сорок, высокий, с животиком, аккуратненькая причесочка с проборчиком, стильные очечки без оправы, пиджачок такой – словом: неприятнейший тип.
Щелкнул в микрофон.
– Рас – рас. О! Нормально… Господа, прошу вашего внимания! Сегодня все уже привыкли, и я не буду лишний раз извиняться, за то, что выключили свет…
– Ха-ха-ха… – пронеслось по залу.
– Но, для тех, кто здесь случайно, для тех, кто невольно оказался заложником обстоятельств… Короче, я недолго!..
– Ха-ха-ха!..
– Я созрел! Это последний раз! Я не шучу!
– Уууууу!..
– Маленькое отступление… В горах, есть красивая река…
– Толян жжот!
– Не перебивать… Попрошу… Она превращается в водопады, снова становится рекой, острова разбивают ее на ручейки, но опять она становится рекой, и много еще преград, гидроэлектростанции… запруды… мельницы, но рождается, снова и снова… и бежит, несется, в долины, чтобы напоить всех своим живительным нектаром… Встретились на берегу юноша и девушка. Она расцвела как бутон, и он в расцвете – молодой аксакал!..
– Какой Толик, молодец! – сказала женщина с соседнего столика. – Сегодня уже десятый тост. И все такие кавказистые. Эрудит, наш Толик.
– Хе-хе-хе… – тихо подленько засмеялся Игорь. Шепнул мне: – А Толик у нас очень любит дешевые тосты. Есть книжка: "Как стать душой компании", по любому эта… прелесть оттуда. Боялся, уже не встречу – эрудита, – как верно подметила дамочка, которой осмелится процитировать эту великолепную… великолепную… Русский язык настолько богат ненормативными оборотами, не знаю какой и употребить… Теперь понял, почему тебя с утра тошнило?
"Нет Ибрагим, не быть мне твоей, обливаясь слезами голосила девушка. Это мы еще поглядим, сказал горец и третий раз прыгнул в воду…" – Толик увлекся, изо рта летели слюни.
У Антона, в чехле от телефона что-то застонало, вытащил:
– Да… Блин, точно… А я думаю, ты или не ты… Конечно… Подожди, подумаю… Все, подумал, выхожу. Серега! Серега!
– Чего тебе?
– Дай ключи от машины.
– Далеко собрался?
– Знакомую встретил… Мы тут, по месту…
– Смотри, скоро едем…
Ключи упали на-пол, Антон подобрал: – Все, я быстро…
– Блин, все всех встретили, один я никого не встретил, – обиженно пробасил Игорь.
"Но может ли один человек повернуть эту реку вспять? – взмолился Ибрагим. – Может – ответил старец. И собрал Ибрагим всех старейшин из кишлака. А самый старый, привел с собой хромого осла. – Зачем ты…"
– Как ты думаешь, Ибрагим выберет ее или осла? – спросил у меня Игорь.
– Это – реалити-шоу, – ответил я. – Никто не знает. Сейчас, Толяну сообщат, и он нас оповестит…
– Ибрагим недоносок какой-то. Бабу продал, на осле женился. Когда он уже скотина сдохнет.
– Ибрагим – молодой. Это может затянуться, – предупредил я белоруса.
– Нет, скоро кого-то должны убить, или его или Толика.
"Я уже не так молод и не так силен, – сказал гордый старик. – Я прорыл два канала и оросил семь долин, посадил лес и по камушку перенес гору в океан. Спасибо тебе за похвалу юноша. А совет мой тебе, будет таков…"
– Так, у меня отбивная остыла, – пожаловался Игорь. – Я не могу есть в темноте.
– Потому, что любовь, вечна! – закончил Толик.
– Ууууу!.. – Зал зааплодировал.
– Опять я все пропустил. – Белорус дернул меня за безрукавку. – Глеб, ты чего-нибудь понял? Сергей! Я протестую… Мулы бесплодны. – Будь ваш Ибрагим, хоть трижды зоофил – "миссия не выпал мимо"!
– И этот бокал текилы, я выпью со своей второй половинкой, так же как Ибрагим и Сулла пили реку, каждый со своего берега! – сказал Толик и отпил больше половины.
– Ууууу!..
– "Текиллер"! – выругался Игорь. – Не уймется никак. Я есть хочу.
– Можно много говорить про любовь, про страсть, про нежность… – Видно, у Толика открылось второе дыхание.
Игорь, обиженно:
– Скотина. Теперь он будет про промежность рассказывать…
– Но есть вещи, которые не говорят, а показывают!
Толик достал из пиджака коробочку, раскрыл, показал всем. Маша не будет его носить, я знаю. А ты, видно, нет. Она не любит кольца.
– Мария! Ты выйдешь за меня?!
Опять тишина. Толик дал знак и свет прожектора кинулся в зал, побежал по головам, по столам, по тарелкам. Хорошо, что меня не видно. Сам бы сейчас испугался смотреться в зеркало. Челюсти так сжал, – голова, наверное, сантиметров на пять укоротилась.
Чтобы увидеть Машу пришлось встать; встали многие, не один я.
Луч нашел ее, остановился, чуть рассеялся, – рядом с ней Тая, и еще какая-то девушка, незнакомая. Глазу у Маши стали узенькими, вокруг них распухло. Думаю, только перестала плакать. Наверное, от умиления: еще бы – такая трогательная минута.
Вот, появился и наш герой: встал на одно колено, протянул ей бокал. Маша что-то сказала и поставила бокал на стол.
По залу пронеслось: – Уууу!..
Она не пьет – придурок – ты не знал?! – ругался я, про себя.
Все-таки сделала глоток. Пришлось. Заставили. Лицо у нее такое… такое… совсем не счастливое.
Ты сейчас, думаешь обо мне – Маша? Девочка моя, что мы делаем со своей жизнью?
Они обменялись фразами, но здесь не слышно. Маша взяла у него кольцо, натянуто улыбнулась, показала (кольцо) окружающим. Бог ты мой, думаю, цирк какой-то… Но не одела, положила на стол.
И опять возмущение: – Уууу!..
Одела.
…и конечно овации.
Когда, включили свет я уже ел свою отбивную. Сергей, садясь на свой стул, удивленно посмотрел на меня: – А тебе не интересно?
– А чо там?
– Жалко, что ты не видел…
– Адбиые адо еть яычими.
– Что, ты сказал?
– Отбивные надо есть яычими… горячими.
– Прожуй сначала.
– Ууу вкусно…
– А может, правда, любишь только себя?
– Чего ты от меня хочешь?
– Я бы не обиделся, если бы ты уехал вместе с ней.
– Я понимаю… Красивая девчонка… Сама невинность… Представляешь… белая простынь, наволочка с рюшечками… Она – распаренная после ванной… Соль подай… Спасибо… Голая – как сам понимаешь… Вся такая ухх… А рядом он… Трогает ее, целует грудь… Представляешь?
– Не представляю!
– А я представляю!.. Каждый день… Представляю…
– Ну и дурак.
– Я не понимаю тебя. Ты что делаешь? Ты специально идешь на конфликт, зачем? Откуда это желание меня обидеть?
– Глеб не заводись, – сказал Игорь.
– А я, тебя не понимаю, – сказал Сергей, насупился.
– Надеюсь, это единственный вопрос, в котором мы не нашли взаимопонимания.
Сколько же лет мы знакомы? Больше десяти… Да – больше десяти. В первый раз с нами такое. Откуда эта злость, – эта неприязнь? Ау! – Ведь это Сергей, мой друг, самый близкий мой человек. Что с нами? Ведь я за него… да куда угодно за него!.. Конечно мы оба неправы… Я конечно прав, но все-таки оба…
– Знаешь, что я тебе скажу?
– А ну…
– Я… Тебя… Очень… Люблю… Не смотря ни на что. – Я улыбнулся. – Но то, что касается…
– "Упырямец", – перебил Сергей.
– Ладно, все… Последняя. – Взял графин. – Месяц пить не буду. Тебе налить?
– Мне за руль.
– Вспомнил наконец?
Вернулись музыканты. Зафонили динамики. К микрофону подошел Женя:
– Друзья! А теперь прозвучит легкая лирическая мелодия. Мужчины, приглашайте своих дам…
И заиграла мелодия. Помню эту песню: "Welcome to the hotel California". Никто не поет. Может, это и хорошо?.. Из-за столиков поднялись пары: заскрипели стулья, застучали каблуки.
– Эта песня посвящается Калифорнийским пожарам, – говорит Игорь. – "Велком ту зе хот хэлл Калифорния".
– Я не знаю английский.
– Добро пожаловать, в горячий ад – Калифорния, – перевел Игорь.
Подошел Женя, налил в мою рюмку водки, выпил:
– Ну, чего скучаем?
– А, кто там играет?
– Нормально.
Женя посмотрел на Игоря: – Нужна помощь. Вокалист заболел… Поможешь? Пару песен буквально, спеть надо… У тебя ж голосище… Выручай.
Налил себе еще, сразу выпил. Не закусил.
– Ты помнишь мой репертуар? Эти люди не станут танцевать под "Секс-Пистолз".
– Игорь… сколько мы по кафешкам с тобой?.. и чего мы там только не играли…
– Никогда, не пел попсу. – возразил Игорь. – И не играл.
– Пел. И играл. Забыл все…
– Забыл?.. А помнишь, мы копили деньги на аппаратуру, помнишь? Веселые деньки. А потом, за ночь, ты продал наши инструменты, мои гитары, забрал все деньги и… И больше я тебя не видел. Ты в академку тогда ушел. Как сказали в деканате…
– Не помню… У меня, тогда отец болел.
– Знаю. Если бы твой отец был здоров, болел бы сейчас ты.
– Так шо? – произнес Женя говорком одесского еврея. – Шо сказать ребятам, за вокал?
– Скажи: Игорь знает за вокал.
– Так что – споемся?
– Сейчас подойду.
Женя ушел.
Я – Игорю:
– Хм… Получается – Женя подонок?! А я, ничего этого не знал. И ты, так спокойно с ним разговариваешь?
– Я всех простил.
– Пойдешь петь?
– Я думаю.
– А я его считал хорошим парнем. Квартиру ему нашел… знакомая ему сдавала. Деньги одалживал. А он их вернул? А он вернул мне деньги? – Посмотрел на Сергея.
– В подкладке поройся.
На мои плечи, медленно, легли чьи-то руки. Маша, подумал я. Если это она?.. Пусть это будет она!
– Не вижу на столе мартини, – сказала Тая. – Ты не купил мне?..
– Ты тоже, не выполнила просьбы.
– Она сама тебя увидела. Сергея… когда он вставал… Почему ты не приглашаешь меня танцевать?
– Я сегодня не очень "танцпортабельный".
– Как я соскучилась по тебе! Пойдем…
– Я чет приболел…
– Вставай… пойдем-пойдем!
Подняться, оказалось непросто. Даже алкоголь уже не притуплял боли в спине и ногах… И ребра, кажется их стало больше. Не хотели срастаться, каждый обломок возомнил себя индивидуальностью, организм для них – инородное тело.
Калифорния сгорела. Построили что-то новое: тихое, успокаивающее. Тая обвила руками мою шею, положила свою голову мне на грудь.
– Какая я счастливая сейчас, а ты, Глеб?
– О! Не-то слово…
Опустила руки, прижалась ко мне бедрами. Принялась делать подозрительные вращательные движения тазом… Если бы ни темнота, мне стало бы стыдно, а так…
– Сейчас, это называется – танцевать? – спрашиваю.
– Ты смотрел фильм "Грязные Танцы"?
– Документальный, про бунты филиппинских шахтеров?
– Я чувствую тебя…
– В смысле? Это бляшка, от ремня…
– Ты засунул туда бляшку? Что ты еще носишь в трусах?
– Перестань…
– Ты уже не мужчина?
– Что означает – это – уже?
– Не сопротивляйся… Это неизбежно. Знаешь, что будет через десять минут?
– Только что было. Мне уже пора пойти покурить, и поменять плавки…
– Не обманывай, я же чувствую.
– Таисия, Через десять минут, ничего не будет… За… за… за исключением двух, если повезет – т… трех рюмок водки.
– Как давно ты ни заикался… Это неспроста…
– Ты же ее подруга, как ты можешь?..
– Думаешь, где она сейчас? Тут есть такая комнатка… Пошла туда со своим Толиком… Оттуда такие стоны… Она всегда так стонет, когда он ее…
Я оттолкнул Таю.
– Отцепись!..
– И он у нее не один такой!.. Думаешь, не изменяла тебе?! Я же ее подруга… Она много рассказывала… А ты, лопух, верил… Да она перетрахала всех твоих друзей! Она с Сергеем спасала! Он не рассказывал?!
– Отпусти руку!
Тая говорила очень громко, со злостью:
– Она ездила в Москву к подруге – да?! Ночевала у Мамы – да?! Она таксистам отдавалась, пока ты за покупками ходил! С проводником… как же его звали?!. Подожди, не уходи! А здоровяк твой, вообще с нее не слезал!
И я ударил ее. Сильно. Закрыла лицо руками, присела. Густая челка упала до пола, не видно лица. Посмотрел на свою ладонь, попытался сжать и не смог, как онемела, как чужая. Никогда не бил женщин… Я пошел сквозь танцующих, – потерялся, растворился в людях. Шел и не зная куда. О чем я думал? Ни о чем… Нет… Думал… Я думал, что я ударил женщину… Если, все это правда, то, за что же, я ее ударил? Даже, если неправда, зачем я это сделал? Я ведь не такой… Это не я… Я не мог… А про Сергея?.. А про таксиста?.. Почему, нелепость, так похожа на правду?.. Почему, это так важно, ведь она с другим?..
Передо мной, почему-то опять возникла Тая, наверное сделал круг. Как и оставил: сидела на корточках, лицо закрыто ладонями.
– Тая, больно? Прости, я не хотел.
Тронул ее за плечо.
Думал, плачет, но нет. Встала, улыбнулась как безумная, посмотрела, как-то… с вызовом. Темень, но было видно как вздрагивало ее лицо, от нервов, от возбуждения…
– Дай руку, – говорю.
Дала.
– Куда идти? – спрашиваю.
– Я с тобой никуда не пойду!
Потащил за собой, через толпу, она слабо сопротивлялась.
Выбрались. Дверь, с рифлеными стеклами, коридор, еще какие-то двери – все закрыты. Опять коридор, и еще двери: дергал ручки, толкал, стучался… – одна поддалась. Оказалась на цепочке.
Мужской голос:
– Кто? Кто там?
– Нужна помощь! Женщине плохо!.. – Посмотрел на Таю. – Упрись мне в плечо, – тебе плохо, поняла?!
Она ели сдержала смех. Но уперлась, от волос резкий запах шампуня – аж в носу зачесалось. Дверь открыл парень, лет двадцати– двадцати пяти.
– Что нужно?
– Вы один в номере?! Отвечайте вы один?
– Один.
– Девушке плохо! Очень. Поласкает всю!.. Отравление! Где ванная!
– Там.
Парень дал нам пройти.
– Может, вызвать кого-то… В больницу позвонить?
– Мы сами!.. Не в первый раз!
Взял Таю на руки:
– Нам надо пять минут… Сейчас, промоем желудок и уйдем!..
– Стасик, кто там?! – Женский грубый голос.
– Мама, тут девушке плохо!
– Я ж спрашивал: "Вы один?!"
– Ну, я думал!..
Тая не станет вести себя тихо, парень бы это пережил, а вот маму жалко…
Поставил девушку на-пол:
– Пошли отсюда!
– Почему, не на руках? Мне понравилось!
– Своим, своим ходом… Давай-давай, теряем время!..
– Так вам, нужна ванная?
– Нет, перенесем на вечер… Никому больше не открывайте…
Опять по коридору. Все закрыто, но вдруг…
Кладовка: ведра, тряпки, запах хлорки и какой-то старый стул – вот это удача!
Она закрыла дверь; я на что-то наткнулся, полетели швабры, задели ведро: покатилось, проехалось по ногам, что-то еще упало, что-то разбилось, но уже не обращал внимания… Не знаю, чего во мне больше: злости, страсти или водки.
– Раздевайся…
…вскрикнула последний раз, немного отдышалась, прижалась губами к моим.
– Ураган! Животное! Монстр! Даже лучше, чем в прошлый раз.
Опять полезла целоваться, ответил, но отодвинулся. Вернулась брезгливость, во рту стало кисло. А ведь, думаю, она этим занимается всю ночь. Какой я у нее, сегодня по счету? Явно, не первый в очереди… Фу – как противно… Не подцепить бы чего…
Как-то спрашиваю у расстроенного Сергея: – Трихомонад? Откуда?
– Подкрался на цыпочке…
– Что значит: «лучше, чем в прошлый раз»? – спрашиваю.
Сползла с меня, подняла трусики, легко, непринужденно надела – одной рукой, другой застегивала блузку.
– Вот бы мне так научится, – говорю.
Поднялся со стула, тоже стал одеваться.
– Ты, значит, типа ничего не помнишь?
– Почему? Наоборот, типа все помню…
– Значит, все-таки помнишь?
– Тая, не морочь голову…
– Я после той ночи Глеб, только о тебе и думаю.
– Какой ночи?
– Нашей ночи. Лучшей ночи моей жизни.
– И что мы делали той ночью?
– Да вот, то же самое…
– Трахались?
– Любились!
– Тая, никогда этого не было. Сегодня в первый раз… Кстати мне понравилось… Как-нибудь повторим… на восьмое марта.
– Ровно два года назад. На Машин день рождения…
– Ты путаешь меня с Серегой…
– Про Сергея, я не забыла… Вспоминай… Маше стало плохо, и она пошла спать… Помнишь?.. Мы сели рядом, и так нахрюкались… Ты еще сказал… Ой умора… Я так смеялась! – "Иногда, последняя рюмка становится хрюмкой!"… Ну, вспоминай…
– Я, так не мог сказать… Даже это, уже неправда.
– Да? И все ушли. Маша спала в другой комнате; я закрыла двери…
– И?
– С двух ночи, до восьми утра. Я умерла десять раз. Ты бог. Правда, потом у меня был выкидыш. Я хотела этого ребенка… Твого ребенка…
– Смешно…
– Не очень… А в десять ты проснулся… Сказал, что ничего не было, что ты уже забыл, и мне сказал, лучше забудь. А как я могу забыть?..
– Замечательно… Бред…
– Такого не бывает… Ты был трезвый и все понимал. Нельзя вот так, взять и вычеркнуть из памяти… Претворяешься, что не помнишь… Все ты помнишь….
Тая заплакала:
– Помнишь все и притворяешься… а как мне жить?..
– Только не плач, ладно… Если хочеш… ну было… Хотя не было… Какая разница? Ну… Веселе!..
– Глебушка, ты моя половинка, ты мой… Я все рассказала Маше…
– Ты все рассказала Маше. Я твоя половинка, и ты все рас сказала Маше… – повторил несколько раз, пытаясь вникнуть в смысл слов.
– Да. Я не смогла… Через месяц все ей рассказала… Про нас…
– Про каких еще нас?
– Про тебя, про меня и про наше будущее.
– Наше будущее?..
– Она меня поняла… Как женщина.
– Дай подумать… ничего не говори… Наше будущее… Через месяц, сказала ей, что беременна… от меня… Так?..
– Да…
Пауза.
– Она мне изменяла? – спрашиваю. – Скажи честно…
– Зачем себя мучить… Все в прошлом… Теперь у тебя есть я…
– А про Сергея? Для меня это важно…
– Про Сергея? А что это меняет?
– Многое.
– Про него… допустим наврала… Но ты сам виноват… Весь такой надменный… Весь такой пархатец… Все тебе как с гуся вода: "Через десять минут, я выпью литр водки, а на тебя мне…" Ну, и где оказался через десять минут?..
Вытянул сигарету из пачки, закурил. Все перевернулось, смешалось… навалилось, раздавило. О-ой-ой-ой… какая гадость! Я что – сам… сам все угробил? Неправда! Даже, если бы что-то и было, она не стала бы рассказывать Маше?! Да?.. Или?..
Несколько минут назад, в эту кладовку зашел: надменный, злой, уверенный в своей правоте – я. А какой – я, отсюда выйдет? Меня обидели, меня предали. Жертва – как раз вот этот парень с сигаретой в зубах, заклинившей собачкой на молнии, и… и не надо тут рассказывать… Или нет?.. Так было просто: тут наши – там немцы, наше дело правое… – а теперь?.. Как далеко это зашло, чтобы что-то вернуть.
– А мне не предлагаешь? Ну и воспитание…
Протянул ей сигарету, подкурил. Не было ничего, все ты врешь, думаю. С двух до восьми – это… это получается шесть часов. Шесть часов быть богом, и ничего не помнить?
– Чего ты молчишь? – спрашивает.
Я не ответил, у нее зазвонил мобильник: – Да… Да Маша… Сейчас, подожди…
Тая приоткрыла дверь, посмотрела в щелочку: – А я тебя вижу… А вот так… Нет, я не одна… Если видела, зачем спрашиваешь?
Вышла в коридор, махнула: – Да здесь! Здесь… Иди сюда!
В кладовку пробился свет; я зажмурился, сел на стул, совсем закрыл глаза. Меня нет.
Тая распахнула дверь, подошла ко мне:
– Пусти к себе на коленки.
– Нет. Я устал… И вообще… прекращай этот цирк…
Не послушала, села сверху. Не стал отпихивать, сопротивляться, какая теперь разница?
– Всегда все делаешь по-своему?
– Глеб. Уступи мне один раз…
Кажется, покраснел, или побледнел, опять пот – капля скользнула по переносице, нырнула в глаз. Вытер свой лоб о ее плечо.
В дверях появилась Маша: – Ааа… Вот ты с кем?
– Извини. Ты так быстро пришла, я не успела слезть… – Потом обратилась ко мне: – Ну что, тигрик, отпускаешь меня?
– Иди… Уже…
– Когда приедешь – позвони, котик.
Запустила пальцы в мои волосы, сжала в кулак, притянула голову к себе, присосалась к губам.
Я стал похож на покойника, которого усадили на стул. Руки беспомощно свисли, голова опущена, взгляд уперся в воздух, пустые глаза, смотрят никуда.
Тая встала, картинка не изменилась. Зрачки слабо реагировали на колебания света. Перенервничал, видать – хлюпик.
Наклонилась, добила, контрольным поцелуем в лоб, подошла к Маше, натянуто-развязанно спросила: – Где ты была? Я тебя искала.
– За столом. Там же, где ты меня оставила…
– Не смотри на меня так… Он притащил меня сюда…
Самого удара не видел, только услышал смачный шлепок. Испугалась дубля, отскочила, стукнулась головой об дверь. Бедная, все ее сегодня бьют.
– За что?!
– Сука!
Машины туфли побежали по коридору, Таины следом.
– Я вообще здесь не при чем! Слышишь?! Все он… Скотина, бабник! Я вообще ничего не!..
В коридоре зашумели: шоркала об пол подошва, скрипели дверные петли, где-то смеялись, кто-то плакал. Таин голос растворился в скрежете оконной рамы.
Пальцы обожгла сигарета. Поднял ведро, бросил окурок, сразу закурил новую.
Игорь на сцене больше часа. Когда пришел, он пел: «Как жаль, но ты сегодня не со мной…», потом, еще, что-то легкое непритязательное… не помню, не слушал. Сергей задавал вопросы, я улыбался, что-то отвечал, не в тему; наконец он про меня все понял, оставил в покое. Пусто… пусто… «Кажется, что-то ем, кажется – пью, наверне, думаю о чем-то. Интересно о чем?»
А потом что-то случилось: перестали танцевать, привычный гомон куда-то пропал. За столиками не разговаривали, даже приборы перестали звенеть.
И не-то чтоб, белорус пел очень громко, хотя не без этого, но он еще и хорошо пел, с надрывом… "Белое безмолвие" – Высоцкого, для меня, лучше самого автора, спел только Егор Летов. Игорь пел лучше Летова.
Под некоторые песни танцуют, другие – слушают. Пора бы вернуться к первым, но Игоря понесло…
Интересно, в каких клубах они это играли? "От Кореи до Карелии" – необычная подача. Услышит Шклярский, – умрет и перевернется в гробу.
"Эст" – "Сталь номер тридцать ХГСА" – хорошая песня, но самое время спеть про ягоду-малину, или… Нет Игорь, – точно не эту…
Они не поймут, что значит: "Весенний ветер, комиссаров качал, они висели… уже на всех столбах.."?
А все-таки, нам дадут уйти самим, или?..
И тут, Игорь как и обещал, перешел на "Секс Пистолз", и оказалось… Оказалось, что чудеса бывают!
Зал сначала разделился: одни в восторге – столпились возле сцены: кричали, прыгали, тянут руки, чуть ли волосы на голове не рвали, а другие не в силах отойти от шока: затаились возле столиков, переглядывались, поругивали… Но последних все меньше, толпа затягивала, и скоро все столы опустели… Куда делись эти брюзгуны? Панк – это не культура, – Панк – психическое оружие.
Вдруг, женский визг и уже знакомое: "Ууууу!.."
Глянул на Сергея:
– Чего это они?
Он засмеялся: – Стриптиз, – говорит.
Наверное, ему там жарко. Только увидел: Игорь разделся до пояса… а вот очки не надо было снимать, с таким синячищей… хотя…
– Ты так не увидишь, встань, – говорит мне Сергей, и сам поднялся.
– Да чего не увижу?
– Сейчас… Гляди!.. Будет проигрыш… Он всегда под эту песню… Я помню…
Так еще не визжали; я заткнул уши. Чем Серый там, так восхищается?.. – А – брейк. Ну и что?
– Тоже, так когда-то умел. Дает, скажи?! – Сергей толкнул меня в бок. – Хорошо говорю, да?!
– Гимнастикой, наверное занимался?
– И гимнасткой тоже…
– Ааа… Ну конечно… Так и я мог бы… если бы… Я-то думал…
Сергей сел: – Потихоньку собираемся? – спрашивает.
– Да. Пора заканчивать глобальное "впотепение". Стаскивай его оттуда. Все. Последняя песня… Дамы приглашают "ковырялов", и по домам…
– Пойду за ним… Глеб, позвони Антону. Где, он пропал?!
– Телефон дай… Разблокируй… Где он у тебя?.. Что это такое?.. "Мастурбаловень судьбы" – это он?
– Нет. Подожди. Как же он у меня забит?
– А нельзя было просто написать: Антон?.. "Безобыдлый" – он?
– Дай сюда.
– Погоди теперь… А я у тебя, как забит? О! "Вассал на все" – не мой номер… "Черепахло тратилом" – это кто?.. Ладно, дальше… "Психопадший ангел", "Серийный упийца" – о, мой номер. Хоть так. А где Антон?
– Не помню. Только, всех переименовал.
– "Обожрица любви" – это девушка, да? "Отщепенес"?..
– Он!
– Есть еще "Ерепенес".
– Точно он.
– Точно?
– Звони, я за Игорем… – Сергей встал.
– С улицы позвоню, – говорю. – Серега, я не буду заходить… Там жду…
– Давай… Мы быстро…
Когда я выходил, Игорь пел что-то "рокенроллистое". Разносторонний парень, этот белорус. Надо было сразу начать с "Рок-н-ролла", – о как пляшут!
На улице позвонил Антону. Он сбросил. Видать, не вовремя. На стоянке много машин, подумал: а вдруг… но нашей среди них не было. Зато знакомый "Мерс" с московскими номерами… В конце стоянки – возле самых деревьев.
Обошел вокруг. Кирпич в окно бросить, что ли? Пальцем увековечил на заднем стекле слово из трех букв. Ну что, теперь мы в расчете? Он спит с моей женщиной, а я написал х… Не хватает чего-то, не равноценный аргумент получился. Может, на лобовом, тоже написать?..
21
Посуду помыл. Сложил в большую миску. Разделся. Залез по колена в воду. Куда же он ее бросил? Надо себя реабилитировать. Сковородка – десятерых чайников стоит.
Нырял долго. Потемнело. Думал, уже не найду, но… Справедливость все-таки есть: кому не везет в любви, тот находит сковородки.
Так получилось, что ужинали не за столом, а вокруг костра. Сергей долго не мог зажечь огонь. Бумаги не было, трава тлела, но не загоралась. Чтобы не бегать туда-сюда, друг перебрался к костру ближе. Мы потянулись следом.
На двух стульях уместились: напитки, салат из капусты и помидоров, соль, миски держали в руках. Да – рюмки тоже на стуле.
Саша села напротив меня. Не надо было. Встречаясь взглядами, всегда улыбались. Это очень заметно, но сдержаться трудно. Сегодня она выпила больше обычного: почти пол бутылки вина. Щеки вспыхнули, глаза заблестели, стала похожа на какого-то зверька, мягкого и ласкового.
Вроде обедали поздно, но все успели проголодаться. Несколько минут было слышно только ложки. Первым выдохнул Сергей:
– Хуфф… Спасибо хозяюшка, поподчивала…
– Еще насыпать, Сережа?
– Надо оставить, может гость объявится.
– Поздно уже, – возразил Антон, – не объявится.
– Такая темень, – сказала Саша, – а он один. Как ему не страшно. Все время кажется, что ночью кто-то ходит вокруг палаток.
– Тебе, тоже показалось? – спросил Игорь.
– Когда ты заснул, кто-то ходил…
– А я эту ночь, сижу возле костра… будто кто-то смотрит. Пошел, посмотрел – никого нет. Костер тухнет, и я чувствую такой тяжелый взгляд на себе… Не поверишь, аж мурашки…
– Мамочка! Мне страшно! – прошептала Саша.
– Нашла чего бояться, – говорю. – Мурашек…