Текст книги "Мираж"
Автор книги: Сохейр Хашогги
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Прощание с детством
Свадьба Лайлы состоялась ранней осенью. Малик в то время был уже в Каире. Амира никогда не видела, да и представить себе не могла столь изысканного бракосочетания. Лайла, вся в шелках и в золоте, казалась воплощением совершенства. Наверное, именно такие девы-гурии ждут в раю правоверных.
Жених оказался далеко не таким стариком, какого Амира рисовала в своем воображении. Молва не обманывала: Махмуд Садек был действительно красив и, несмотря на невысокий рост, казался весьма значительным. Даже Омар Бадир и Абдулла Сибаи вели себя с ним почтительно, как младшие братья.
Свадьба кончилась, и Лайла уехала. Медовый месяц молодожены собирались провести в Стамбуле. Несколько дней Амира прожила под впечатлением яркого празднества, но потом наступили серые будни, пришло нестерпимое одиночество. Девочка старалась проводить больше времени с матерью, но Джихан была погружена в свои невеселые мысли. Уехала и мисс Вандербек. Свой очередной отпуск девушка решила провести где-то на юге Франции. В довершение всех бед Амира чувствовала, что в ней происходят какие-то таинственные изменения: месячные еще не пришли, но в организме творилось что-то очень важное, и это что-то доставляло ей мучительное недомогание.
Стало легче, когда пришло первое письмо от Лайлы. Дальше послания следовали почти ежедневно. Подруга с восторгом описывала роскошь медового месяца, комфорт отеля, красоты Босфора и сокровища Топкапы.
«Амира, видела бы ты все эти драгоценности – сказочные бриллианты, рубины и сапфиры, которые султаны дарили своим женам. Должно быть, владыки и в самом деле обожали их. Я очень скучаю по тебе и жалею, что тебя нет рядом и ты не можешь разделить со мной лицезрение всех этих чудес. Правда, мне кажется, что Махмуду не понравилось бы твое присутствие. Но ничего, скоро я буду дома, мы останемся навечно неразлучными подругами».
Амира читала и перечитывала излияния подруги и мысленно клялась ей в вечной и нерушимой дружбе.
На третьей неделе медового месяца Лайлы от нее пришло очередное, написанное стремительным почерком письмо. Оно было кратким: «Государственная тайна! Спрячь это подальше! Правда, они симпатяшки?» В конверте лежала фотография ансамбля «Битлз». По правде говоря, Амира была разочарована. Знаменитые музыканты выглядели, как работяги-иностранцы с нефтяных вышек, и носили какие-то странные парики. Но, верная дружбе, Амира сунула открытку между страниц оставленного Маликом учебника. Каждый вечер она доставала открытку и начинала воображать, как выглядят Стамбул, Каир, Лондон и множество других замечательных мест, где ей, видимо, никогда не суждено побывать.
Однажды утром, когда отец, как обычно, был в городе по делам, одиночество и странное стеснение в груди побудили Амиру совершить немыслимый поступок. Она прошмыгнула в кабинет отца и включила радио. Некоторое время Амира искала каирскую радиостанцию, и вот наконец в динамике зазвучала какая-то западная песенка в ритме рок-н-ролла. Это были не «Битлз», но музыка звучала очень похоже. Приподняв юбку и глядя на свои длинные ноги, Амира принялась танцевать, стараясь разбудить в душе то ощущение свободы, которое владело ею, когда она танцевала с Лайлой.
Но то былое чувство не приходило. Надо бы заняться уроками или попробовать подвести глаза. Словом, найти себе более достойное занятие, но захваченная музыкальным ритмом девочка продолжала бесцельно и механически танцевать, как заводная кукла, как вдруг от двери раздался громовой голос отца.
– Что ты делаешь? Аллах, и я должен на это смотреть? И это моя дочь? – Омар побледнел от гнева, схватил Амиру за волосы и потащил прочь из кабинета.
– Где моя жена? Где? – продолжал кричать Омар, когда приволок дочь на женскую половину.
Появилась Джихан. Ее собеседница, шурша платьем и стуча сандалиями, опрометью кинулась из комнаты.
– В чем дело? Что случилось, муж мой?
– Я тебе говорил. Я тебя предупреждал. Пора, время все-таки пришло, если уже не поздно. Это надо сделать немедля!
Джихан обескураженно покачала головой.
– Но, муж мой, ее время еще не настало. Наша дочь еще совсем дитя.
– Дитя, которое дрыгалось в моем кабинете у приемника, как каирская потаскуха. Иди, приемник еще включен. Иди, послушай сама эту безбожную музыку.
– Я верю тебе, Омар, накажи ее, как считаешь нужным. Но у нее еще не пришли…
– Молчать! – Тут Омар заметил Бахию, забившуюся в угол. – Ты! Ты знаешь, что надо делать. Иди и приготовь все, что нужно.
Такого ужаса Амира не испытывала никогда в жизни. Она тяжко согрешила и не только тем, что бесстыдно танцевала у радиоприемника, нет, гораздо худшим грехом было то, что она возбудила ярость отца. Дети, совершившие этот грех, подвергают опасности свою бессмертную душу. Амира тихо плакала, пока Джихан пыталась вяло протестовать. Но разъяренный муж не обращал ни малейшего внимания на слова жены. Появилась служанка с абией в руках.
– Это еще не наказание, – сказал Омар жене. – Как с ней поступить, я решу позднее. Сейчас мы сделаем то, что предписывает в таких случаях Аллах. Смотри, не вздумай ослушаться! – С этими словами Омар, круто повернувшись, вышел из комнаты.
Плачущую Амиру отвели в комнату Джихан. Надевание чадры было торжественным ритуалом, символом превращения девочки во взрослую женщину. Но Амира своими руками разбила последнюю надежду на этот светлый праздник – ей придется надеть чадру до срока.
– Я еще маленькая, – прошептала девочка, протестуя, но что она могла сделать?
Но теперь непреклонной была мать.
– Ничего, осталось не так уж много времени. Не посмеешь же ты перечить своему отцу?
Закрывая лицо, длинная чадра падала почти до земли, набросив скучную тень на краски мира, на все детство Амиры. Теперь ее лицо будет навсегда скрыто от тех, кто мог бы порадоваться ее красоте. Правда, хорошо то, что чадра скрывала ее горькие слезы…
Часть третья
Джихан
– Мама, ты не хочешь посидеть с нами? Тетушка Наджла сегодня в ударе, ты слышишь, мамочка?
– Я так устала, доченька, мне лучше побыть дома.
– Но ты же можешь посидеть и во дворе, здесь так приятно выпить чаю. Да и погода просто чудо.
В конце концов Джихан позволила Амире увлечь себя под сень аркады, но внезапно наступившее молчание и выражение преувеличенного внимания на лицах сидевших там женщин ясно сказали Джихан, что в ее глазах намертво застыло отражение страшного сна.
Бедная женщина перестала вести дневник и записывать туда дни явления кошмара; он теперь являлся каждую ночь, и Джихан стала бояться захода солнца. Хуже того, страшное видение преследовало ее и наяву. Ей казалось, что весь привычный окружающий мир – дом, сад, лица родных и знакомых – всего лишь пестрая ажурная вуаль, готовая каждую минуту приподняться, обнажив за собой шуршащую песком страшную яму.
Джихан понимала, что происходит что-то неладное – с ней случилось что-то непоправимое, она вела себя неподобающе, более того – грешно. Первая и вторая жены не всегда ладили друг с другом, хотя весьма часто им удавалось неплохо уживаться, но правилами предписывалось вести себя так, чтобы раздоры женщин не мешали мужчине наслаждаться семейным счастьем… Джихан не преуспела на этом поприще, больше того, уже в течение нескольких месяцев она не допускала к себе Омара. Это, конечно, был грех, и Джихан страшно боялась, что настанет день, когда придется за этот грех расплачиваться.
Но разве ее поведение было необъяснимым?
«Ты всегда будешь для меня единственной, единственной звездой моего небосклона». Эти строки были из дневника Джихан, записанные ею в четырнадцатилетнем возрасте, на следующее утро после свадьбы. Те проникновенные слова сказал ей Омар в их первую ночь. В те дни он часто говорил с ней таким поэтическим языком, не забывая его и годы спустя после свадьбы. Джихан и Омар понимали друг друга с полуслова: это был счастливый брак, счастливый не на словах, а на деле. Может быть, именно поэтому Омар не развелся с ней, когда Джихан перестала быть прежней любящей и преданной женой.
«Единственная». Джихан покачала головой и усмехнулась, тотчас по лицам собравшихся жен поняв, что горький смех непроизвольно вырвался из ее уст.
– Кажется, у тебя пересохло в горле, Ум-Малик, – сказала Ум-Юсеф, тактично сгладив неловкость. – Позволь, я принесу тебе чашку чая.
Молодая женщина поспешила на кухню, как и подобает младшей жене. Джихан неприязненно посмотрела ей вслед. Слава Богу, что хоть на людях Ум-Юсеф разыгрывает из себя паиньку, а ведь на самом деле эта молоденькая кошечка заняла в доме не только место второй жены – она, эта юная особа, сумела узурпировать положение старшей жены. С самого рождения Юсефа все внимание Омара было обращено на маленького сына и его мать. Куда девалось то уважение и почет, которым должна была пользоваться мать сына-первенца? Но Джихан понимала, что в своем поражении виновата только она сама и больше никто.
«Может быть, это моя вина? – думала Амира, глядя, как ее мать, кивая головой, молча ведет разговор со своими мыслями.
– Что, если во мне причина непонятной и страшной перемены? Это я плохая дочь, потому что постыдно вела себя в ту ночь, когда отец и мать стали мне чужими. Не поэтому ли так ужасно и так быстро изменилась моя мама?»
В последние дни Амира едва узнавала мать: ее некогда сверкавшие глаза подернулись мутной поволокой, губы, умевшие очаровательно улыбаться и дарить нежные поцелуи, были теперь сведены неприятной угрюмой гримасой. Куда девались ее остроумные шутки? Разве можно было узнать в часами лежавшей на диване старухе живую, стремительную женщину, не способную и пяти минут усидеть на одном месте? Мать Амиры была уроженкой Каира, аристократической особой из столицы арабского мира. Одно ее присутствие щекотало нервы консервативных ремальских женщин.
– Кино? Здесь оно запрещено, а в Каире мы каждую неделю ходили в кинотеатр. Да, да, и женщины тоже. Мы смотрели даже американские фильмы. Вы не знаете историю Скарлет О'Хара, которая сначала влюбилась в богатого шейха, а потом в красивого контрабандиста? Вы что, серьезно никогда о ней не слыхали? Ну так слушайте, я вам сейчас расскажу…
Теперь эта незаурядная женщина сгорбилась, словно старая, выжившая из ума тетушка-приживалка, которая поминутно вспоминает о том, как хорошо жилось при прежнем короле.
– Король был очень красив и элегантен, да, мамочка?
– Что? Король? Ты имеешь в виду Фарука?
Амира сидит с Джихан в ее комнате. Мать лежит на диване, прикрыв лоб влажным платком.
– Да, Фарука.
Джихан глубоко вздохнула. Перед ее мысленным взором возник Каирский клуб верховой езды. Ясный весенний день. Вот и она сама, совсем еще девочка. Вот мимо шествует король со своей свитой – мгновенный взгляд на Джихан, легкий поклон ее отцу.
– Когда Фарук был молод, ни один мужчина не мог сравниться с ним статью и красотой, – рассказывала Джихан дочери. – Но люди забыли об этом, потому что в зрелые годы король стал похож на свою собственную карикатуру.
– А когда король спросил о тебе, – поспешила подсказать Амира, – то твой отец ответил, что ты уже просватана, да?
Амира прекрасно знала, что мать обожает вспоминать ту давнюю историю.
Джихан в ответ только молча кивнула. Кто знает, правда ли это? Может быть, отец, желая доставить дочери приятное, сам придумал тот разговор с королем.
– А что было бы, выйди ты и в самом деле замуж за короля?
Амира готова была нести любую чепуху, лишь бы вытащить мать из брони, которая грозила раздавить саму Джихан.
– Это ведомо одному Аллаху. – По губам Джихан скользнула мимолетная улыбка. – Но если бы я вышла замуж за Фарука, где были бы ты и Малик? Сердечко мое, теперь дай мне немного отдохнуть, я так устала.
Почему-то Джихан в тот момент вспомнила о Мунтазе – королевском дворце в Александрии.
Во дворе дворца был бассейн с водяными лилиями. Поговаривали, что король Фарук любит смотреть на обнаженных девушек, которые должны были услаждать взор монарха, плавая между лилий. Засыпая, Джихан увидела, как цветущие лилии постепенно исчезают, уступая место ослепительно белой пустыне…
«Малик, я знаю, что ты очень занят важными и ответственными делами, но прошу тебя, если можешь, отложи их и приезжай поскорее домой». Отдав Бахии запечатанное письмо, Амира велела отнести его на почту и задумалась. Кажется, ей удалось, удержавшись от истерики, описать брату сложившуюся тревожную ситуацию. Мать постепенно отдалялась от действительности и окружающих. В последнее время сознание Джихан блуждало в далеких мирах, как у старухи, лежащей на смертном одре. Не далее, как вчера, мать, уставившись пустым взглядом в пространство, вдруг произнесла:
– В чем дело, Малик? Где ты успел так вымазаться?
– Мама, что с тобой? Малика здесь нет, он же во Франции! – воскликнула насмерть перепуганная Амира.
Джихан вздрогнула, как от удара.
– Мне что-то пригрезилось… Но я так ясно увидела Малика.
Кажется, только брат мог помочь беде. Больше рассчитывать было не на кого.
Когда все это началось? Как? Не той ли ночью, когда Амира опозорила своих родителей?
Это случилось два года назад, сразу после того, как Омар объявил о своем решении взять вторую жену, и за несколько месяцев до страшной смерти Лайлы. Той ночью Амира долго не спала, читая учебник истории, присланный из Каира Маликом. Из комнаты матери доносились какие-то приглушенные звуки – девушка различала низкий рокочущий голос отца, но не могла разобрать слов. Но тут раздался крик матери. Амира даже не могла представить себе, что ее мать способна так жалобно кричать.
– Омар, прошу тебя, оставь меня в покое. Ты же знаешь, как я себя чувствую.
Амира сама не поняла, зачем она это сделала. Девушка выскользнула из постели и спустилась в холл. Дверь комнаты Джихан была слегка приоткрыта.
– Ты же понимаешь, что это грех, – говорил Омар. Он был слегка рассержен, но в голосе его чувствовалось безмерное изумление. – Ты живешь под крышей моего дома, пользуешься моим покровительством. Ты моя жена и навсегда останешься ею.
– Нет! Я прошу тебя, Омар!
Когда Амира распахнула дверь в спальню матери, у нее было такое чувство, словно она смотрит на себя со стороны.
Омар навалился на распростертую на постели Джихан. Амира никогда не видела родителей в таком положении и в ту же секунду поняла, что совершает непоправимую ошибку. Но отступать было поздно.
Джихан первой увидела дочь, потом обернулся Омар. На лицах родителей отразился ужас и стыд, сменившиеся у отца неистовой яростью.
– Что ты здесь делаешь?
Амире захотелось провалиться сквозь пол, но чудес не бывает – пришлось что-то отвечать.
От страха бедняжка выпалила первое, что пришло ей на ум.
– Почему бы тебе просто не оставить ее в покое?
В первую секунду Амире показалось, что сейчас Омар ударит ее. Отец уже занес было руку, но передумал и указал на дверь.
– Вон отсюда и не смей больше совать сюда свой нос!
Амира бросилась бежать, как зверь, чудом освободившийся из капкана. Закутавшись в одеяло, она услышала тяжелые шаги отца, прошедшего на свою половину.
Несколько дней после этого Амира не встречалась с отцом и не смела посмотреть в глаза матери. Правда, Джихан вела себя так, словно ничего не произошло. А может быть, она просто была слишком занята своими мыслями. Амира испытала пьянящее чувство передышки, которое обычно испытывают дети, совершившие проступок, но понимающие, что родители слишком заняты своими делами, чтобы обременять себя наказанием строптивого чада.
Прошло некоторое время, и однажды утром Амира проснулась от леденящего душу нечеловеческого стона, доносившегося из комнаты матери. Девушка со всех ног бросилась в холл, но воспоминания злосчастной ночи остановили Амиру – она не осмелилась открыть дверь спальни. Появившаяся неизвестно откуда Бахия пронеслась мимо Амиры и исчезла в запретной комнате. Джихан стояла у кровати и смотрела на нее расширенными глазами – простыни и подол ночной рубашки матери были пропитаны кровью.
– О Аллах! Что это? Она ранена?
– Нет, маленькая госпожа. Она не ранена. Лучше пошли кого-нибудь за повитухой.
Стараясь успокоить Джихан, Бахия обняла ее, как ребенка.
– Но что случилось? – крикнула Амира, испуганная выражением беспредельного отчаяния, исказившим лицо матери.
– Это выкидыш. Что-то случилось с плодом. Что делать, такова воля Аллаха.
Для Джихан беременность была чудом и отчаянной надеждой. Зачатие произошло в последнюю ночь, когда они с Омаром любили друг друга. Они прожили в браке много лет, и муж не часто навещал Джихан в ее спальне, а когда это случалось, близость не возбуждала в супругах былой страсти, в лучшем случае они испытывали удовольствие. Омар был опытным и щедрым любовником, – но удовольствием все и исчерпывалось.
Не такой была та, последняя ночь их любви. Тогда, придя к жене, Омар не стал спешить с близостью, а сел рядом с Джихан и, погладив ее по руке, сказал: – Давай поговорим, моя красавица. У нас так давно не было возможности побыть наедине.
Это было столь неожиданно, что Джихан встревожилась.
– Что-то случилось, Омар?
– Случилось? Нет, что ты? Я просто думал и… вспоминал.
– Думал и вспоминал – о чем?
Омар внезапно улыбнулся юношеской, почти мальчишеской, застенчивой улыбкой, спрятанной за начавшей седеть бородой.
– Я вспоминал о тех временах, когда твой голос был для меня тем же, чем бывает журчание воды для человека, томимого жаждой, и думал о том, что ничто не изменилось за все прошедшие годы.
– Я, право, не знаю, что сказать тебя в ответ. – Джихан зарделась от счастья, хотя ее не покидало смутное беспокойство: она не понимала причин сентиментальности мужа. – Ты лучший из мужей аль-Ремаля и знаешь, как одним словом лишить жену дара речи.
Омар рассмеялся. Наступило неловкое молчание.
Первой заговорила Джихан:
– Я не говорила тебе, что вчера получила от Малика письмо?
– Конечно, говорила.
– Он посылает тебе нижайший поклон и почтительный сыновний привет.
– Да, это ты рассказывала. Как у него дела? Все хорошо?
– Да, благодарение Богу. Он делает большие успехи в учении.
– Хм, это интересно, дело в том, что я недавно получил письмо от ректора. Он пишет, что Малик устроил роскошное пиршество для своих товарищей по общежитию, он пригласил всех и угостил их по-королевски.
– Это плохо?
– Очевидно, да. Но почему, ведомо только Богу да еще англичанам.
Омар обычно бывал резок, когда говорил о промахах и ошибках Малика, но в этот раз Джихан была удивлена тем, что муж явно взял сторону сына в конфликте с ректором.
– Наш сын, кроме того, пропустил несколько занятий, – продолжал Омар. – Но об этом я знал и раньше. И ты знаешь, чем он в это время занимался? Наносил визиты торговцам. Благодаря ему я нашел в Каире еще двух клиентов, и, надо сказать, довольно выгодных. Каков мальчишка! Я, конечно, выплатил ему комиссионные, как выплатил бы любому другому посреднику. На эти деньги он, наверное, и устроил вечер. Однако я сделаю ему внушение, когда он вернется домой. Щедрость не должна переходить в расточительство.
Джихан не могла удержаться от улыбки, видя, как муж пытается скрыть гордость за напускной суровостью.
– Малик – настоящий сын своего отца, – произнесла она.
– Прости, моя радость, что я надоедаю своими разговорами о делах. Я пришел сюда слушать тебя, а не себя.
«Он в прекрасном настроении», – подумала Джихан.
– Бог наградил нас прекрасными детьми, – добавила она вслух.
– Амира? Да, она быстро растет, думаю, скоро ей придется подыскивать подходящего жениха.
– А ты знаешь, что она говорит по-французски, как настоящая парижанка? – спросила Джихан, стараясь сменить тему.
– По-французски? Так эта иностранка учит нашу дочь французскому языку?
– Да, и она, благодарение Богу, оказалась хорошей учительницей. Нам просто повезло с ней.
– По-французски. – На мгновение Омар помрачнел, но затем решительно махнул рукой. – Пусть будет так. Кто знает, может быть, Амира выйдет за дипломата. Времена действительно меняются.
– В детстве я тоже немного знала французский.
– Да, верно, – усмехнулся Омар, – но, к счастью, ты его напрочь забыла. Уж больно ты гордилась своими познаниями, моя маленькая каирочка.
Омар снова застенчиво улыбнулся.
– Послушай, моя красавица, хотя нет никакой знаменательной даты, но мне пришло в голову, что я слишком редко говорил тебе, что ты значила для меня всю жизнь – как жена, как мать моих детей. Может быть, эта вещица восполнит скудность моих слов.
Омар достал из складок одежды сафьяновую, отделанную золотом коробочку.
– Это мне? Но, мой муж, я не заслужила такого дара.
– Открой ее.
Открыв коробочку, Джихан не смогла сдержать восхищения. На бархатном ложе красовалось ожерелье из безупречных изумрудов, оправленных в золото, усыпанное маленькими бриллиантами. Даже для такого богача, как Омар, это был весьма экстравагантный подарок.
– Это слишком дорого для меня, о Омар!
– Для тебя нет ничего слишком дорогого. Я люблю тебя, Джихан, и ты навсегда останешься моей женой.
– Но… я не знаю, как мне благодарить тебя. Мне можно прямо сейчас надеть это ожерелье?
– Именно для этого я и подарил его тебе. Я знаю, что нужно женщинам. Примерь его сейчас с любой одеждой, а потом возвращайся ко мне, оставив на себе только эти изумруды.
Той ночью Омар вел себя, как пылкий юный жених, – он трижды стучался и входил в хрустальный дворец Джихан. Другая на ее месте растрезвонила бы об этом товаркам на следующий же день, но Джихан, несмотря на свою живость, была слишком застенчива для такого непристойного бахвальства. Она ограничилась тем, что показала подругам бесподобное ожерелье.
Три недели спустя Омар объявил о своем решении взять в жены дочь одного из своих двоюродных братьев.
Ей бы следовало догадаться об этом, сказала себе Джихан, услышав из уст мужа новость.
Следовало бы подумать об истинном смысле застенчивой улыбки, ласковых слов и немыслимо странного подарка. Проведя весь день в слезах, терзаемая ненавистью, Джихан решилась на действие. Утром, встретившись в холле с Омаром, она швырнула ему в лицо ожерелье и потребовала развода. Любой мужчина в такой ситуации позвал бы свидетелей и немедленно дал бы жене развод, но не таков был Омар.
– Я же сказал тебе, что ты навсегда останешься моей женой, – сказал он с достоинством и удалился.
Только теперь до Джихан дошла горькая двусмысленность слов мужа: останешься женой, но… не единственной женой. Рыдая, она бросилась в свою комнату.
Бахия тем временем припрятала брошенное ожерелье.
– Когда она успокоится, – объяснила служанка во избежание недоразумения другим женщинам, – я положу ожерелье в ее шкатулку. Кто знает, может быть, наступит такой день, когда моя госпожа снова с гордостью наденет это украшение.
Служанка положила ожерелье на место в тот же день, когда Джихан сообщила о своей беременности.
Несчастная женщина тешила себя мыслью, что беременность изменит все к лучшему. Если Джихан сумеет подарить Омару ребенка, особенно если это будет сын, то, быть может, муж оставит свои мысли о повторной женитьбе. Конечно, в этом не может быть никаких сомнений: единственная причина, по которой Омар хочет взять вторую жену – это желание иметь еще детей.
Джихан не могла понять, почему после рождения Амиры она потеряла способность к зачатию.
Ясно, что на то была воля Аллаха, но других причин она не видела. И вот теперь, после тринадцати лет бесплодия, она снова вынашивает под сердцем желанное дитя. Это было поистине чудо. Все надежды на лучшее будущее Джихан связывала с еще не родившимся ребенком. Но в то же время она не могла простить Омару предательства. Джихан прогнала мужа в ту ужасную ночь, когда Амира вошла в ее спальню, застав там Омара. Как бы там ни было, Джихан все ждала удобного момента, чтобы сообщить мужу чудесную новость.
И вот после трех месяцев ожидания наступило то роковое, кровавое утро. Повитуха смогла только подтвердить очевидное – это был выкидыш. Однако кровотечение продолжалось, и пришлось пригласить доктора.
В стране было только пять врачей, причем трое из них пользовали королевскую семью. Одним из этой троицы и был низенький лысый турок, которого пригласили к Джихан. Во время осмотра, как и все ремальские женщины, она надела чадру: лицо должно быть закрыто, пока доктор осматривает обнаженное тело.
– Мадам, – сказал врач, закончив обследование, – мне кажется, что последние роды протекали у вас с осложнениями. Это так?
– Так, – ответила Джихан. – Мне даже говорили, что я могла умереть.
– Похоже, именно так и было. У вас внутри масса повреждений – рубцы, спайки. Скажите, вас иногда преследовали боли?
– Да, у меня бывали боли внизу живота.
– Странно, что вы вообще забеременели. Мне очень не хочется это говорить, мадам, но детей у вас никогда не будет. Кроме того, настоятельно рекомендую вам проконсультироваться у хорошего европейского хирурга. Я скажу это вашему мужу и посоветую обратиться к специалистам, на которых можно безоговорочно положиться.
– Вы очень добры, господин, но вряд ли такая консультация состоится.
– Скорее всего, вы правы. – В голосе врача прозвучали гневные нотки. – Все мы в аль-Ремале уверены, что все случается по воле Аллаха, и это, конечно, верно. Но разве можем мы утверждать, что руки современных медиков исцеляют не по воле Господа?
– Не могу об этом судить, – ответила Джихан, – ведь я всего лишь женщина.
Это было только начало. До того сон появлялся изредка, и каждый раз Джихан отмечала его приход в дневнике, но потом кошмар являлся все чаще и чаще и в конце концов стал такой же ежедневной пыткой, как и присутствие в доме молодой жены.
Прошло совсем немного времени, и кошмар случился наяву: страшная казнь Лайлы Сибаи, девушки, к которой Джихан относилась, как к родной дочери. Она не осмелилась протестовать, поднять свой голос против ужасного приговора, так как все предыдущее воспитание приучило ее к уступчивости. Да и материнская интуиция подсказывала ей, что в этом ужасном деле не обошлось без участия Малика. Джихан возблагодарила Бога, что ее сын благополучно отбыл в Европу, хотя его отъезд означал настоящую разлуку, – мальчик уже не школьник, нет, из него вырос мужчина, который покинул дом и стал жить в своем мире, чуждом матери. А скоро она потеряет и Амиру, которую уведет из дома муж, как уводят с базара купленного верблюда.
Тем временем Омар женился на дочери своего двоюродного брата, и она вскоре приобрела право на почетное имя Ум-Юсеф.
Коран утверждает, что мужчина не может иметь двух жен, если не может обеспечить им равные условия жизни, и Омар изо всех сил стремился оказывать Джихан точно такое же внимание, как и своей новой жене. Но Джихан отвергла мужа. Если она не может быть единственной женой, она вообще не будет ею.
В аль-Ремале не существовало такого медицинского понятия, как депрессия. Во всей стране не было ни одного психиатра или психолога. Когда мучения Джихан становились невыносимыми, она прибегала к народным средствам. Попробовала она и гашиш. Средство было нелегальным, но купить его можно было на каждом углу. Некоторые женщины пользовались гашишем как обезболивающим или успокаивающим при лечении детей. Но и гашиш не подействовал.
Первоначальное успокоение и сонливость как рукой сняло, когда Джихан посмотрела на себя в зеркало. Боже, какие морщины! А ведь ей всего тридцать два года. Выйдя из комнаты, Джихан столкнулась с сияющей юной красотой Ум-Юсеф. С тех пор Джихан ни разу не прибегала к гашишу.
В конце концов, уступив настоятельным советам Наджлы, Амиры и даже Ум-Юсеф, Джихан согласилась пригласить врача, который осматривал ее после выкидыша. На это раз доктор не заставил пациентку раздеваться. Он лишь уверил ее в том, что она нуждается только в легких снотворных. Врач дал Джихан большой пузырек с пилюлями, сказал, что надо принимать по одной на ночь, но ни в коем случае не больше двух в день, и отбыл.
Три вечера Джихан принимала пилюли и спала без сновидений, но облегчения не наступало: каждое утро она чувствовала себя так, словно пробудилась от смерти. Джихан знала причину: страшный сон не оставил ее – он приходил и заставлял ее каждый раз умирать, не давая возможности проснуться. Она выбросила и пилюли. Положение с тех пор стало стремительно ухудшаться. Рассчитывать было не на что.
– Ты звала меня, мама?
Несмотря на то, что мать уже несколько месяцев таяла на глазах дочери, вид Джихан до сих пор приводил в ужас Амиру. Мать похудела, перестала пользоваться косметикой и причесываться, а от ее одежды исходил удушливый запах заношенного белья.
– Звала? Ах, да, правда. Садись, доченька.
Амира послушно села. В последнее время Джихан почти перестала разговаривать, она постоянно сидела у себя в комнате, уставившись в пустоту ничего не выражающим взглядом.
Помолчав, Джихан заговорила.
– Сражаться с мужчиной – значит обречь себя на боль и страдания. Подчиняйся своему мужу и склоняйся перед его волей. Помни это, и ты будешь намного счастливее меня.
– Хорошо, мамочка.
Последовала долгая пауза.
– Времена меняются, как говорит Омар, – прервала молчание женщина. – Меняется и мир. Многие хотят перевести свои часы назад, а я хочу перевести их вперед. Как бы желала я быть сейчас в твоем возрасте. Как бы хотелось мне… да что там говорить?
«Как блуждают ее мысли», – подумала Амира. Состояние матери ухудшалось на глазах. Но что можно было с этим поделать? Бахия утверждала, что ее госпожу обуял злой джинн, и охваченная отчаянием Амира была готова подчас согласиться со служанкой.
Мисс Вандербек, не менее других озабоченная самочувствием Джихан, придерживалась, однако, совершенно другого мнения. В Европе есть врачи, специалисты по лечению как раз таких болезней, какая приключилась с матерью Амиры. Надо во что бы то ни стало пригласить одного из них к Джихан, сколько бы денег он ни запросил. Объяснения мисс Вандербек, касающиеся психологии, звучали для Амиры не меньшей тарабарщиной, чем россказни Бахии о злых джиннах, но все же это было лучше, чем сидеть сложа руки и мучиться от собственного бессилия. И вчера наконец Амира решилась довести предложение мисс Вандербек до сведения отца.
Поначалу Омар нахмурился: он не любил выслушивать советы собственной дочери.
– Я слыхал о таких врачах, – проворчал он, поднявшись. – Но тебе не кажется, что не стоит идти против воли Бога, который держит в руках наши судьбы? – Но, сказав это, отец сразу как-то сник. – Не знаю, не знаю. Я ломаю голову над тем, что делать, но все мои мысли не стоят и самой мелкой песчинки. Кто знает, может, в том, что ты предлагаешь, нет никакого вреда. Я наведу справки.
– Мамочка, давай я расчешу тебя, – предложила Амира, видя, как Джихан перебирает спутанные пряди своих волос.
