Текст книги "Мираж"
Автор книги: Сохейр Хашогги
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
– Спасибо, – ответила Амира, не зная, что еще сказать. Ей снова показалось, что пожилая англичанка читает ее мысли.
Али полулежал в шезлонге у кромки бассейна и тянул коктейль из высокого стакана.
– Наконец-то отважная путешественница вернулась домой! – весело приветствовал он Амиру. – Пойди надень купальник, давай окунемся.
Амира с радостью подчинилась. Когда она вернулась, Али безмятежно плескался в воде, на краю бассейна стоял вновь наполненный стакан.
– Родной, ты сегодня никуда не собираешься?
– Ну, я еще не решил, но, возможно, старому городу пора от меня отдохнуть. Здесь слишком рано темнеет.
Какой приятный сюрприз! Поплавав, супруги сели на краю бассейна, наслаждаясь усыпанным звездами дивным вечерним небом. Али смешал себе новый коктейль, а Амире налил содовой.
– Ну, рассказывай, как ты провела день, – улыбнулся Али. – Удалось вам найти могилу Клеопатры?
Амира начала с жаром рассказывать о тех местах, где они с Маргарет побывали, о субии, об английской чопорности британского консульства. Муж весело смеялся, иногда задавал шутливые вопросы. Правда, он слишком много выпил, но что за беда? Это же только начало сближения.
Развязка наступила совершенно неожиданно для Амиры: она как раз говорила о заведении мадам Элуа, когда Али, нетвердо держась на ногах, поднялся с шезлонга, лицо его потемнело.
– Я не хочу больше видеть эту женщину.
– Что?
– То, что ты слышала. Я запрещаю тебе встречаться с ней. Сидеть в общественном месте и говорить о борделе!
– Но Али, дорогой…
– Не спорь со мной. Может быть, в твоей семье и не принято заботиться о репутации, но я придерживаюсь других взглядов.
– Но это же всего только…
– Ты что, собралась спорить со своим мужем? Я запрещаю, разговор окончен.
Али побрел в дом. Амира продолжала сидеть в обступающей ее темноте, слишком потрясенная, чтобы расплакаться. Когда она спустя долгое время вернулась в дом, Али уже не было.
Утром позвонила Маргарет. Она была просто ошарашена и начала проклинать себя, когда Амира рассказала ей, что произошло. Женщины говорили долго, и Амира пыталась убедить пожилую англичанку в том, что ничьей вины в случившемся нет. Так было угодно Богу. Тут уж ничего не поделаешь. Она должна подчиниться воле мужа.
– Я понимаю, – сказала Маргарет, но Амире было ясно, что никакая европейская женщина никогда не поймет этого. – Я желаю вам счастья, дорогая. Прощайте. – Это были последние слова, которые Амира услышала от своей новой подруги.
– Мир вам, – ответила молодая женщина, но в трубке уже звучали частые гудки отбоя.
Жизнь опять потянулась своим чередом – бассейн, книги и полная праздность.
– Али, я хочу вернуться домой.
– Домой? Но почему? Здесь прекрасно. Разве ты не счастлива?
– Я приехала сюда, чтобы быть с тобой, но ты все время где-то пропадаешь, я тебя совсем не вижу.
– Но сейчас-то я здесь.
– Ты же понимаешь, что я хочу сказать.
– Нет, я не понимаю, что ты хочешь сказать. Я понимаю только одно: у меня в этом городе есть дела, которыми я могу заняться только без тебя. Я знаю и понимаю, что все это путешествие затеяла ты. Я понимаю, что потратил на эту виллу целое состояние, а ты говоришь, что тебе здесь не нравится. Но что ты хочешь мне сказать, я не понимаю.
Несколько минут спустя Али сел в машину и уехал.
У Амиры опустились руки, она ощутила свое полное бессилие что-либо изменить. Ее затея с поездкой в Египет с треском провалилась. Здесь было еще хуже, чем в аль-Ремале. Этой ночью впервые она не смогла уснуть, звуки прибоя более не убаюкивали Амиру. Меряя шагами комнату, она мучительно гадала, что же с ней будет.
Если любовь прошла и детей больше не будет, то, может быть, Али даст ей развод? Амира подумала об этом с надеждой. Она еще молода и наверняка устроит свою судьбу. Но что будет с Каримом? Нет, Али никогда с ней не разведется, он сам не раз говорил это в пылу семейных ссор, и двигала им не любовь, а чувство мести: Амире будет суждено зачахнуть на задворках дворца, и другие жены будут рожать детей принцу Али аль-Рашаду.
Она посмотрела на мирно посапывающего в кроватке Карима. Пройдет еще несколько лет, и он уйдет от матери на мужскую половину, чтобы иногда снисходить до обеда или ужина с Амирой. Счастье еще, если такие обеды будут случаться один или два раза в неделю.
Амира пыталась убедить себя, что такова воля Аллаха, но благочестивыми словами горю не поможешь. Какая разница, чья это воля? Если упавшая с неба звезда переломает ей все кости, то это тоже будет воля Аллаха, но разве от этого боль станет меньше? Сейчас излить бы душу близкому человеку – например, Филиппу или Малику. Вспомнился силуэт «Азонии» на горизонте. Пароход вернется из Марселя через день-два. Что, если захватить с собой паспорт, взять Карима и, подкупив капитана, проникнуть на борт? Нет, это чистое безумие. Даже если удастся попасть на корабль, то в марсельском порту ее будет ждать Али.
Амира свернулась на постели калачиком. «Мама, где ты?» – заплакала она, но тут же одернула себя. Джихан в раю. Конечно, в раю, А Лайла? Почему это она вдруг вспомнила о Лайле?
Амира встала с кровати и направилась к шкафчику, где Али держал спиртное. Не глядя на этикетку, она взяла первую попавшуюся бутылку и сделала глоток прямо из горлышка.
Пищевод обожгло, словно огнем. Амира поперхнулась, судорожно сглотнула и опять приложилась к бутылке. Может быть, хоть теперь удастся уснуть? Али всегда спал, как мертвый. Или это и называется сном праведника? s
Пошатываясь, Амира поднялась по лестнице, легла в постель. Комната закружилась у нее перед глазами, к горлу подступила тошнота. Амира добралась до туалета. Ее вырвало, потом еще раз.
Измученная, она с трудом буквально доползла до постели и, протянув руку, погладила по голове Карима.
В окно лился нестерпимо яркий, режущий глаза свет луны, заливавший призрачным серебристым светом спальню. Где она? Ах, да, в Александрии. Который теперь час? Амира потеряла всякое чувство времени. Голова раскалывалась на части. Почему она проснулась? Карим? Нет, ребенок мирно спит. С улицы доносятся чьи-то голоса. Один из них принадлежит Али. С кем это он говорит? Со слугой? Но почему он так рассержен?
Выскользнув из постели, Амира вышла на балкон. В лунном свете она увидела, что на краю бассейна стоит Али в плавках лицом к лицу с бедно одетым молодым человеком.
– Сиятельный, – говорил человек едва слышно, – я только хочу напомнить о твоем обещании. Ты сказал, что позаботишься обо мне, но я не получил никаких денег.
К ужасу Амиры, Али с силой ударил человека по лицу.
– Как ты осмелился прийти в мой дом? Разве я не предупреждал тебя, чтобы твоей ноги здесь никогда не было? Ты же знаешь, где меня можно найти. Ты должен был прийти туда, и только туда.
– Но прошу тебя, сиятельный, выслушай меня. Моя мать тяжело больна. Нам нужны деньги на докторов и на лекарства. Умоляю, не прогоняй меня. Если я больше не услаждаю тебя, то могу прислать своего брата. Ему тринадцать лет, он еще чист. Ты будешь у него первым, как был у меня.
В душной ночи Амира вдруг почувствовала, что ее тело покрылось ледяной испариной.
Теперь все стало ясно – безразличие Али, перепады его настроения и непредсказуемость поведения. Стала понятна причина гнева, который охватывал Али всякий раз, когда Амира пыталась склонить его к близости. Руки бедной женщины затряслись, голова закружилась. Амира почувствовала, что вот-вот лишится сознания. «Только не здесь, – мелькнуло в голове, – и не сейчас».
– Ну пожалуйста, сиятельный, хотя бы несколько фунтов.
– Собака, ты не получишь не гроша за то, что явился сюда. Проваливай!
Но тут в поведении молодого человека исчезло раболепство, и в голосе появилась скрытая угроза. Амира увидела, что парень физически сильнее Али – выше и мускулистее.
– Сиятельный, я не думал, что дело дойдет до этого, но у меня есть фотографии. Может быть, найдется кто-нибудь, кто приобретет их за те несколько фунтов, на которые я куплю лекарства для матери. Не вынуждай меня прибегать к этому.
Али резко протянул руки к горлу парня, но внезапно передумал. Когда принц заговорил, в его тоне прозвучали вкрадчивые нотки.
– Полагаю, что ты лжешь, – возразил Али, – но я больше не желаю тратить время на эту бессмыслицу. Но даже такой глупец, как ты, должен понимать, что я не ношу деньги в плавках. Жди меня здесь.
Принц повернулся и направился в дом. Парень по-собачьи следил взглядом за Али. С невыразимой тоской Амира представила себе, как завтра утром, сидя у бассейна, она встретится с мужем, который посмотрит на нее своими красными, воспаленными глазами. Боже, что она ему скажет?
Али вновь появился на улице. В левой руке он держал скомканные банкноты. Это было оскорбительно, но парень пришел сюда не за тем, чтобы проявлять свою гордость. Бормоча слова признательности и благодарности, молодой человек протянул руку за деньгами, и в этот момент Али ударил его в грудь. Парень странно всхлипнул, тяжело опустился на колени и завалился на спину. Только в этот момент Амира увидела нож в правой руке Али.
– Нет! – Отчаянный женский крик раздался под черным пологом ночи.
Али обернулся на этот крик. В его глазах плескалось неистовое бешенство.
– Что ты здесь делаешь? Молчи, Амира, только слово, и ты понимаешь, что я с тобой сделаю!
Амира молчала, да и что могла она сказать в ответ?
Али пнул безжизненное тело ногой и потащил труп по лужайке к морю.
Женщину бил крупный озноб. Нет, это неправда, все это ей приснилось. Утром она проснется, и все виденное окажется простым ночным кошмаром.
Тяжело дыша, вернулся Али, смыл кровавое пятно на краю бассейна, затем нырнул в воду, вылез из бассейна и пошел в дом. Следы преступления были уничтожены.
Его арестуют, подумала Амира. Он убийца, и его обязательно поймают. Господи, какая же она дура, и все из-за выпитого бренди. Али нечего опасаться. Даже если бы полицейские застали принца с ножом в руке над мертвым телом у его ног, то и тогда в глазах всех Али остался бы сыном аль-Ремаля, а парень – незваным гостем в чужих владениях, нарушившим священное право собственности. Неудобных вопросов можно было бы избежать с помощью денег, а слишком любопытного следователя отправить служить на границу с Сахарой.
Как бы то ни было, на следующий день супруги вернулись в аль-Ремаль. В самолете они не сказали друг другу ни слова.
Часть пятая
Страх
– Ты шлюха, грязная, поганая шлюха, сознайся в этом!
– Али, умоляю тебя…
– Говори!
Схватив жену за волосы, Али запрокинул ей голову. Боль стала нестерпимой, но сильнее боли был страх.
– Хорошо, хорошо. Я шлюха.
– Я вижу, ты очень этого хочешь, да? Ты хочешь этого прямо здесь!
– Не надо, прошу тебя, пожалуйста…
– Говори!
Казалось, еще немного, и Али сдерет ей кожу с головы.
– Хорошо, ради Бога, успокойся, да, да, я хочу этого прямо сейчас.
Он повалил ее на постель лицом вниз, и Амира замерла в предчувствии еще одной пытки. Но ничего не произошло.
Зарычав от обиды и злости, Али с силой вдавил голову жены в подушку. Стало нечем дышать.
«Я сейчас умру», – подумала Амира. Она явственно представила темные глаза Карима.
Внезапно давившая сверху тяжесть исчезла, Амира перевела дух, услышав, как Али выскочил из спальни. Его нетвердая поступь послышалась с лестницы. Он спускался вниз. Это хорошо.
Если он сейчас приложится к бутылке, можно считать, что на сегодня все кончилось. Но если Али примет свои чертовы пилюли – проклятые черные таблетки! – то тогда прощай спокойная ночь. От таблеток Али зверел, терял сон и разум.
Все это Амира успела испытать на собственном горьком опыте. Два месяца, прошедшие после их возвращения из Александрии, превратились в сплошной ад. Али не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу убийства. Наоборот, воспоминание о преступлении переполняло его буйным гневом. Еще больше распалялся он от алкоголя и пилюль, которые теперь глотал постоянно. Интересно, принимал ли он эти снадобья и раньше? Может быть, Амира просто не знала этого? На людях Али, как и прежде, широко улыбался и демонстрировал безупречные манеры, но в интимных отношениях с женой проявлял свое истинное лицо.
По иронии судьбы теперь он почти каждую ночь домогался ее тела. Эти домогательства тоже превратили жизнь Амиры в настоящий ад. Жестокость мужа постепенно превратилась в садизм, в половое извращение. Термин был известен Амире из книг по психологии, но никогда раньше не осознавала она страшного смысла этого слова. Как можно испытывать сексуальное удовлетворение, причиняя страдания женщине? Али знал как. Однако и жестокость перестала помогать. Все чаще и чаще, несмотря на самые изощренные издевательства, Али оказывался несостоятельным как мужчина.
Хоть бы он отступился от нее и вернулся к своим мальчикам, думала Амира. Но нет, этому не бывать. Он не отступится, жестокость будет возрастать, и в конце концов Али убьет ее. В этом Амира была уверена.
Убить – такое было подспудное желание Али, которое он сам вряд ли сознавал. Не потому ли, что она стала единственной свидетельницей совершенного Али преступления?
«Что же мне делать?» – Мысль была неотвязной, как страх. Амира была теперь совершенно одинока. Тяжкое бремя совершенного Али преступления отрезало Амиру от мира. Даже расскажи она правду публично, кто ей поверит, ее слова сочтет ложью даже ее отец. Амире не поверит никто в аль-Ремале. На это способен только Малик. Но ему нельзя говорить страшную правду, Малик ввяжется в неравный поединок с могущественной семьей эмира, а это означает смертный приговор им обоим – брату и сестре.
Поверит и Филипп. Но что он сможет сделать? Ничего, только навредит себе и ей.
Амира прошла в боковую комнату, где обычно спал Карим, когда Али являлся для своих соитий. Это было невероятно, но ребенок спокойно спал. Не просыпался ли он от шума? Что он слышал и как это на него подействовало? Вспомнит ли он об этих сценах, когда вырастет, и что именно он будет помнить?
Амира коснулась лобика ребенка, и Карим сладко зачмокал губками. Нет, это не материнский инстинкт, у нее и вправду прекрасный сын. Когда он вырастет, то станет стройным и красивым юношей. Внезапно Амиру пронзила мысль, переполнившая ее страхом. Раньше ничего подобного не приходило ей в голову. Она вспомнила о предпочтениях мужа, и ее едва не стошнило. Если ей суждено умереть, то что станется с Каримом? Нет, нет, на такое не способен даже Али.
Боже, она с сыном должна вырваться отсюда. Но как? Амира не видела ни одного способа сделать это. Но должен же существовать какой-то выход! Нет, сегодня Амира ничего не сможет придумать: слишком велика усталость и так сильно хочется спать. Завтра! Завтра она что-нибудь придумает. Каждый вечер после возвращения из Александрии Амира давала себе торжественное обещание отыскать выход из тупика, но… Она ненавидела запах своей постели, казалось, простыни вытягивают из Амиры последние остатки энергии. В доме было тихо. Может быть, сегодня алкоголь победит проклятые черные таблетки? Амира выключила свет и закрыла глаза. Перед глазами снова, в который раз, возник знакомый силуэт аль-Масагина. На площади перед тюрьмой толпа, к столбу привязан человек, но это не Лайла, а молодой красивый парень. Вот появляется Али. Он тащит к морю окровавленное тело Лайлы. Амира бежит следом, тщетно умоляя Али остановиться. Повязка сползает с лица женщины, но это не Лайла, это Амира. Живая Амира хочет прикоснуться к мертвой, но не может этого сделать. Руки не поднимаются, словно они скованы невидимой, но страшно тяжелой цепью. Амира опускает глаза и видит двух огромных псов, вцепившихся в ее запястья.
В темноте кто-то грубо дернул Амиру за руку. Али! Она уловила тошнотворный запах алкоголя.
– Али, что ты делаешь?
– Хочу преподать тебе урок.
– Прошу тебя, Али! – Амира попыталась оттолкнуть мужа, но не смогла пошевелиться. Боже, неужели это продолжение страшного сна? Руки у нее были связаны.
Али включил свет. Зрачки его безумных глаз сузились до едва заметных точек. Таблетки победили.
– Ну, сука, – произнес он, – смотри у меня! – В руках Али был кнут погонщика верблюдов.
– Нет, Али, нет!
– Повернись, иначе я ударю тебя по лицу.
– Что я сделала, Али?
Кнут просвистел в воздухе и ударил Амиру по груди. Она закричала от страшной боли и перевернулась на живот.
– Ты, свинья! Смотри на меня! Смотри мне в глаза! У тебя глаза ведьмы! Смотри на меня! Смотри! Это я, твой муж, и требую уважения. Я принц крови! Я заставлю тебя уважать своего мужа!
Каждая отрывистая фраза сопровождалась ударом кнута. Али хлестал ее по спине, по ногам, по ягодицам. Спасения не было. Амира дико закричала. Кто-нибудь из слуг услышит этот крик и придет ей на помощь. Но никто не появлялся.
В своей комнате захныкал Карим. Сдирая с рук кожу, Амира ухитрилась высвободить сначала одну руку, потом другую. Она постаралась проскользнуть мимо Али, но он успел зажать ее в углу.
– Али, прошу тебя, остановись! Я не мужчина, я не могу вынести этого! Ради Бога, остановись!
Али на мгновение остановился. И в этот краткий миг, взглянув на искаженное холодной яростью лицо мужа, Амира поняла, что лучше бы он продолжал бить ее кнутом. Теперь женщина видела перед собой хладнокровного убийцу.
Она попыталась прикрыть лицо руками, но что может женщина? Кулак Али обрушился на лицо Амиры, и она почувствовала, как хрустнул носовой хрящ. Удар в челюсть опрокинул ее на спину, в глазах ярко вспыхнули разноцветные искры. Комната стала необычайно светлой и незнакомой, предметы поплыли перед глазами. От удара в живот в ее груди образовался ком, перекрывший дыхание. Амира распростерлась на полу. Между ног потекла струйка теплой жидкости. «Я обмочилась», – испытывая невероятный стыд, подумала Амира.
Последнее, что она увидела, была нога Али, медленно приближавшаяся к ее голове.
Холодные пастельные тона. Женщина в белом. К губам нежно прикоснулось что-то шершавое и ледяное. Было немного больно, но холодная влага принесла с собой небесное блаженство. Амира просто умирала от жажды.
– Слава Богу, – произнесла женщина. – Хвала Аллаху за то, что он спас вас, ваше высочество, после такой жуткой аварии.
– Авария? – Амира попыталась произнести это слово, но вместо него с губ сорвалось нечто нечленораздельное. Лицо ее, судя по ощущениям, было разбито, как гнилая дыня. Во всем теле Амира чувствовала сильное жжение. Но боль странным образом мало ее беспокоила, словно находилась где-то вне ее тела. Наконец Амира поняла, где находится. Это больница. Рядом медицинская сестра. Запах лекарств. Вспомнив, как и почему она сюда попала, Амира заснула.
Проснувшись, Амира на этот раз ощутила сильную боль, которая беспощадно грызла ее изнутри. Медсестра, пакистанка средних лет, протянула молодой женщине таблетку, которую та с жадностью проглотила…
– Мой сын… – проговорила Амира.
– Ваш… что? – спросила медсестра. – А, поняла, ваш сын. Я уверена, что скоро он снова будет с вами, но не хотелось бы, чтобы малыш видел свою мамочку в столь прискорбном состоянии. Вы ведь тоже этого не хотите?
– Конечно, нет.
– Зато ваш муж бывает у вас так часто, что персонал уже принимает его за нового доктора.
Медсестра аккуратно вставила в рот Амире термометр.
– Ваш муж – просто чудо. Он не возражал против того, чтобы вы сами водили машину. Смотрите, сколько цветов в вашей палате – это все от него.
На всех столах и подоконниках виднелись роскошные букеты. Оглядывая помещение, Амира вдруг поняла, что смотрит на мир только одним глазом. Левый глаз не открывался. Так вот, значит, как? Она вела машину? Ясно.
– Нет, нет, ваше высочество, не трогайте бинты. – Медсестра вынула градусник, сделала пометку в карте и продолжала говорить менторским тоном, столь свойственным людям ее профессии. – Вы вели себя как озорная девчонка, ваше высочество, ведь такие шутки могут плохо кончиться. Вы едва не погибли, но Аллах не допустил этого. Он оказался весьма милостив к вам, ведь это по его воле у нас оказался доктор Рошон.
– Доктор Рошон? Филипп Рошон?
– Да, именно он. Он прибыл как раз в тот день, когда вас доставили в наш госпиталь, и доктор Коньяли попросил его прооперировать вас. Конечно, доктор Коньяли мог бы и сам это сделать, но…
Обезболивающее начало наконец действовать. Амира боялась, что ослышалась.
– Здесь находится доктор Рошон? И это он оперировал меня? Что же это была за операция?
Медсестра плотно сжала губы.
– Ваше высочество, об этом вам лучше поговорить с самим доктором.
– Нет, нет, скажите мне, прошу вас. Не бойтесь, я несуеверна и не стану корить вас за плохие вести. Наоборот, буду вам очень признательна за откровенность. Итак, что же это была за операция?
Глаза медсестры выражали сочувствие.
– У вас были серьезные повреждения внутренних органов, ваше высочество. Кроме того, развилось внутреннее кровотечение. Операция была необходима, чтобы спасти вашу жизнь.
Вам удалили одну почку… и матку.
Какая жалость, подумала Амира. Но она не испытывала особого сожаления, словно услышанное касалось постороннего человека. Спасибо морфину или чем ее там еще напичкали. Удалили матку, как это печально.
– В конце концов у вас есть сын, ваше высочество, и вы остались живы.
– У вас есть дети?
– Я никогда не была замужем, ваше высочество. – Сестра, наклонившись, поправила иглу в вене Амиры. – Спасибо, что вы спросили об этом. А теперь вам надо отдохнуть. Если что-то понадобится, позовите меня, я буду рядом. В случае необходимости вас сразу посмотрит врач. Кстати, меня зовут Рабия.
Амира погрузилась в бездонное озеро наркотического успокоения. Легким облачком по бескрайнему небосводу плыла мысль о том, что Филипп здесь и скоро она увидит его.
– Вы можете дать мне зеркало? – услышала Амира свой голос.
– Зеркало? Боюсь, что у нас тут нет зеркал, ваше высочество. Может быть, позже я принесу вам маленькое зеркальце. А сейчас вам надо побольше отдыхать.
– Хорошо… Филипп!
Он стоял чуть позади доктора Коньяли, каждая черточка в лице Филиппа Рошона выражала озабоченность и внимание.
Доктор Коньяли притворно кашлянул.
– Я совсем забыл, что вы знакомы с доктором Рошоном, ваше высочество.
Придворному медику непозволительно забывать такие вещи. Впрочем, таким способом доктор Коньяли выразил свое удивление по поводу столь фамильярного обращения принцессы к французу.
Но Амиру больше не заботило соблюдение приличий. Единственный открытый глаз не отрываясь смотрел на Филиппа. До сих пор Амира ни разу не видела его в халате врача, в нем он выглядел моложе, но солиднее, чем в обычной одежде.
– Как вы себя чувствуете, Филипп? Что привело вас в наши края?
В уголках глаз Филиппа появились лучики улыбки.
– Как я себя чувствую? Кто здесь больной, хотел бы я знать? Как ваши дела?
Амира попыталась улыбнуться в ответ – ее лицо скривилось от острой боли.
– Мне никогда еще не было так хорошо.
– Вы не сказали мне, коллега, что у нашей больной неплохое чувство юмора, – сказал Филипп, заглядывая через плечо Коньяли в историю болезни Амиры. – Что касается моего приезда… У его величества случилось очередное обострение хронического заболевания, и он попросил меня прилететь. Когда я прибыл, он узнал об аварии и попросил меня ассистировать доктору Коньяли.
Турок явно возгордился от лести, но Амира уловила ударение, которое Филипп сделал на слове «авария» и оценила взгляд французского врача. Сквозь туман наркотического дурмана прорезалась отчетливая мысль: он все знает!
– Мы не хотим нарушать ваш покой, ваше высочество, – произнес Коньяли. – Сейчас вы больше всего на свете нуждаетесь в отдыхе. – Врач неловко замялся. – Я слышал, что Рабия вам все рассказала о тех… действиях, которые мы были вынуждены предпринять.
– Да.
– Это было абсолютно необходимо, ваше высочество. Мне очень жаль.
– Вы не виноваты, такова воля Аллаха.
В знак признания глубокой правды принцессы, Коньяли склонил голову.
– Ваш супруг сгорает от нетерпения встретиться с вами, ваше высочество. Я сказал ему, что он может побыть у вас всего несколько минут.
Заметили ли врачи промелькнувшее в ее глазах выражение страха? Филипп очень внимательно смотрел на Амиру. Он, без сомнения, все понимал.
– Надеюсь, вы не будете возражать, коллега, что я время от времени буду навещать и осматривать больную? – спросил француз.
– Разумеется, доктор. В конце концов она ваша больная точно в такой же степени, как и моя.
Филипп подмигнул Амире.
– Я буду поблизости, ваше высочество. Рабия знает, где меня можно найти.
Рошон так быстро покинул палату, что Амира даже не успела попрощаться с ним. Коньяли вышел следом, отдав Рабии какие-то краткие распоряжения. Неожиданно в палате появился Али. Рабия встала и направилась к двери.
– Останьтесь, Рабия, прошу вас, вы нам не помешаете.
Медсестра посмотрела на Амиру странным взглядом.
– Я только на несколько минут спущусь в холл. Пожалуйста, недолго, ваше королевское высочество, – обратилась сестра к принцу. – Это просьба врача.
– Конечно, конечно, – ответил Али.
Когда за Рабией закрылась дверь, Али подошел к кровати Амиры. Та готова была закричать от ужаса. И тут произошло совершенно неожиданное: муж встал на колени и поцеловал кончики пальцев своей супруги.
– Хвала Аллаху! Хвала Всевышнему за то, что он сохранил тебя! Это моя вина. Я никогда себе этого не прощу. Будь я хорошим мужем, никогда не допустил бы этого сумасбродства.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Конечно, об аварии, о чем же еще. Ты бы видела, в каком состоянии машина!
Кто из них двоих сошел с ума?
– Не было никакой машины!
– Что?
– Я не вела машину, я даже в ней не сидела!
Али беспомощно развел руками.
– Мне не надо было так рано приходить. Отдыхай, моя дорогая. Я обещаю, что отныне все будет по-другому.
Что это – реакция на совершенное преступление? Он что, пытается вытеснить из памяти содеянное? Или у Али просто недостает мужества признать свою вину? Или за этим кроется нечто иное?
Остановившись у двери, Али улыбнулся Амире. В этот момент в его темных глазах промелькнуло ужасное, зверское выражение, которое она заметила в ту страшную ночь. Это длилось всего мгновение, но Амира успела разглядеть бестию, а бестия – ее.
Амира слишком устала, чтобы испытывать страх. Все это уже не имело никакого значения.
Вернулась Рабия. Через несколько секунд Амира уже крепко спала.
Два следующих дня Амира пролежала почти без движения. Слабость и боль парализовали ее. Утром третьего дня Рабия помогла Амире сесть на край кровати, а вечером женщина уже сделала самостоятельно несколько шагов по палате, чувствуя себя то ли древней старухой, то ли маленьким ребенком. В тот же день доктор Коньяли снял часть повязок с лица, а Рабия после энергичных протестов и проволочек наконец дала Амире зеркало. Увидев в нем свое отражение, Амира чуть не задохнулась. Ее распухшее лицо представляло сплошной иссиня-багровый кровоподтек, принявший уже желтоватый оттенок. На носу еще оставалась небольшая наклейка. На лбу были заметны хирургические швы. Левый глаз почти полностью открылся, но, налитый кровью выглядел ужасно.
– На лбу останется небольшой рубец, – пояснил доктор Коньяли, – нос тоже скорее всего изменит свою форму, но уродливым не станет.
Вошел Филипп, он напряженно следил за тем, как с носа Амиры снимают наклейку. Затем он широко улыбнулся.
– Если вам не нравится ваш нос, то я дам вам телефон специалиста по пластической хирургии. Он придаст вашему носу любую форму, какую пожелаете.
– А может ли он, – Амира с трудом вспоминала имя какой-нибудь французской кинозвезды, – сделать мне нос, как у Катрин Денев?
– А почему нет? Сделал же он нос самой Катрин Денев.
– Вы не хотите надеть чадру, ваше высочество? – спросила Рабия.
– Вы намекаете, что теперь бинты не закрывают моего лица? Нет, думаю, что надевать сейчас чадру бессмысленно. Эти господа знают мое лицо, как это ни прискорбно, намного лучше, чем я сама.
– Нам придется следить за процессами заживления, и, кроме того, скоро надо будет снять швы, – проговорил доктор Коньяли. – Никто при таких обстоятельствах не посмеет упрекнуть ваше высочество в нескромности.
– Благодарю вас, доктор. Как здоровье его величества, моего свекра, Фи… доктор Рошон?
– Я рад сказать вам, что ему стало намного лучше.
– Слава Аллаху, – в один голос произнесли Коньяли, Рабия и Амира.
– Нет, в самом деле, он больше не нуждается в моей помощи, поэтому, как только мы поставим вас на ноги, ваше высочество, я. немедленно отбуду в Париж. – Филипп говорил совершенно спокойным тоном, но во взгляде, который он бросил на Амиру, сквозила какая-то невысказанная мысль.
– Ну что ж, – сказала Амира, – надеюсь, что перед вашим отъездом нам еще удастся поговорить. Я обязана жизнью вам и доктору Коньяли.
– Я уверен, что мы непременно еще увидимся, – учтиво произнес доктор Рошон.
Однако поговорить им оказалось не так-то легко. Хотя Амира довольно быстро поправлялась, рядом неотлучно находились либо Рабия, либо другие сестры. На этом настоял Али. Часто он и сам оставался в палате. Али был так предупредителен с Амирой и с Филиппом, что подчас казалось, он действительно изменился, как это бывает, когда, пережив ужасное потрясение, человек седеет за одну ночь. Но в действительности это было совсем не так. Где-то в глубине глаз Али, казалось, таился истинный принц, который пристально наблюдал за Амирой и смеялся над ней. Женщина поняла, что она никогда не избавится от страха перед мужем.
Наконец настало утро, когда доктор Коньяли объявил, что наутро Амира сможет покинуть госпиталь и переехать домой, во дворец. Вечером, когда ушел Али, явился Филипп с прощальным визитом. Странно, но сперва Амире показалось, что его больше интересует болтовня с Рабией, нежели состояние своей пациентки.
– Доктор Коньяли сказал мне, что вы много путешествовали.
– Я, господин? – Рабия зарделась от легкой гордости. – Ну, конечно, я была в Пакистане, в Дели и в Англии – в Бирмингеме и Лондоне.
– И на каких же языках вы говорите?
– На своем родном языке, немного по-английски и по-арабски, как вы сами слышите, господин.
– А по-французски?
– С сожалением вынуждена признаться, что по-французски я не понимаю ни слова. – Рабия искренне расстроилась оттого, что не смогла доставить удовольствие знаменитому врачу.
– Я немного понимаю по-французски. – Амира подхватила игру, разгадав замысел доктора. – Но я учила его много лет назад и с тех пор говорить не удавалось. Вы хотите осмотреть меня, доктор? Задавайте мне вопросы по-французски, я буду отвечать, а вы, если понадобится, поправите меня, хорошо?
– Хорошо.
– Вы не возражаете, Рабия?
– Разумеется, нет, ваше высочество!
– Bon [3]3
Хорошо (фр .)
[Закрыть].
Филипп вставил в уши фонендоскоп и приложил мембрану к спине Амиры.
