Текст книги "Мираж"
Автор книги: Сохейр Хашогги
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)
Сохейр Хашогги
Мираж
Верни мне пыл восторгов прежний,
Былых желаний океан безбрежный,
Мечты, сулившие мне в молодости славу
И сладостный мираж о жизни безмятежной —
Избавь от правды, горькой, как отрава.
Джироламо из рассказа Уильяма Уэтмора «Флорентийское сказание»
На горизонте жизни призывным светом сияет обещание – обещание любви, радостных свершений и мирного покоя. Но не спеши безоглядно на тот соблазнительный свет, ибо надежды, которые он пробуждает, хрупки, словно мираж.
Л.К.
Пролог
Бостон. Наши дни
Радиостудия Барри Мэннинга находилась в здании старого пакгауза на Торговой улице, спускавшейся к бостонскому порту. Дженна Соррел всей душой ненавидела ток-шоу Барри, но так уж случилось, что через час она сама станет гостем его очередной передачи. Дженна не была в этом районе много лет и, честно говоря, не сразу узнала некогда неказистый и обшарпанный квартал. Выйдя из такси, она была настолько поражена величавым видом старинных зданий, что не сразу заметила стоявшую неподалеку синюю машину, точнее, сидящего в ней голубоглазого рыжеволосого человека, который медленно, словно нехотя, отвернулся, окинув Дженну мимолетным, равнодушным взглядом.
Поднявшись по ступенькам подъезда, она вдруг поняла, что уже видела этого мужчину. Да-да, конечно же, видела, и это было сегодня утром, у ее любимого книжного магазина в Ньюбери-стрит. Тогда он тоже окинул Дженну якобы случайным мгновенным взглядом.
Первым побуждением женщины было – бежать. Она бросилась назад, к такси, открыла дверцу и застыла на месте.
– Вы чего-то забыли, леди? – Таксист, молодой гаитянец, дружелюбно поднял на нее свои черные глаза.
– Нет, нет, мне показалось… я ошиблась.
Господи, она ведет себя, как последняя дура. Да она и на самом деле дура, решила Дженна. Между тем синий автомобиль, медленно набирая скорость, покатился по Торговой улице.
Было время, когда стремительный страх преследования цепко держал Дженну в своих крепких объятиях. Этот страх стал частью ее жизни, такой же, как сон и еда. Но шли годы, и страх постепенно ослабил свою хватку. В последнее время Дженне перестали мерещиться подстерегающие ее на автобусных остановках мужчины, следующие по пятам женщины и подозрительно маячащие в зеркале заднего вида машины.
Но сегодня страх вернулся.
Дженна была уверена, что именно этого рыжеволосого она видела сегодня у книжного магазина. Лучше сказать, почти уверена. Но допустим, что это действительно был он. Что из этого следует? Да ровным счетом ничего. Бостон не такой уж большой город. Вполне возможно, что утром этот человек был на Ньюбери-стрит, а днем оказался на Торговой улице. Но все ж, все же…
На перекрестке синяя машина свернула направо и исчезла.
Дженна проводила ее взглядом и дважды глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и успокоиться. «Забудь, – приказала она себе. – Все это сущие пустяки. Подумай, за пятнадцать лет ничего не случилось, вот и теперь ровным счетом ничего не происходит».
Дженна вошла в здание радиостудии. В холле за столом со скучающим видом сидел охранник. На какую-то долю секунды у женщины мелькнула мысль попросить его проследить за рыжим.
Но она тут же одернула себя: «Забудь об этой ерунде. Расслабься».
– Я приглашена на передачу Барри Мэннинга, – сказала Дженна, расписавшись в журнале для посетителей. – Скажите, мистер Пирс еще не приехал?
Охранник пробежал глазами список приглашенных.
– Нет, в списке он не значится.
Проклятие! Дженна так надеялась, что Брэд одним своим присутствием поможет ей перенести предстоящее испытание. От страха перед выступлением в ее груди появился предательский холодок, а Брэд, как назло, продолжает сердиться. А может, он просто решил наказать Дженну, заставив ее испытать одиночество.
– Мистер Пирс тоже будет участвовать в передаче? – участливо спросил охранник.
– Нет, нет… Это просто мой… хороший знакомый. Если он все же приедет, то прошу вас, скажите ему, где меня найти. Кстати, где находится студия?
– На третьем этаже. Сюда, пожалуйста. – Охранник проводил Дженну до лифта и нажал кнопку вызова.
Радиостудия Мэннинга занимала на удивление крошечное помещение, а ее сотрудники были весьма немногочисленны, но перед началом передачи царила лихорадочная суета. Прошло несколько минут, прежде чем на Дженну обратили наконец внимание. Подбежавшая к ней женщина, на шее которой, словно докторский стетоскоп, болтались наушники, отрекомендовалась Кортни Корнмайер и оказалась продюсером передачи.
– Мы страшно рады, что вы решили прийти к нам, – стараясь казаться искренней, произнесла Кортни. – Я только вчера прочитала вашу новую книгу.
Вторая ее фраза прозвучала не очень убедительно.
Не дожидаясь ответа, Кортни втолкнула Дженну в какую-то комнату.
– Здесь вы можете привести себя в порядок и поправить макияж. Если хотите, я позову Анджелу – она мастерица на все руки!
– Нет, нет! – поспешно воскликнула Дженна и, устыдившись своей неуместной горячности, добавила: – Спасибо, но я справлюсь сама.
Конечно, профессиональная визажистка ей не помешала бы, скорее наоборот… Но на ее лице были такие места, которые Дженна вот уже много лет скрывала от чужих людей.
– Делайте, как вам удобнее, – примирительно проворковала мисс Корнмайер. – Устраивайтесь тут, а я скоро вернусь вместе с Барри.
Плотно закрыв дверь, Дженна присела на обитый кожей удобный стул и, достав из сумки косметичку, придвинулась поближе к трельяжу. Первым делом она расчесала свои густые каштановые волосы. «Черт, опять эти проклятые корни! Видно, придется теперь каждую неделю их подкрашивать. Досадно, но ничего не поделаешь».
Какая же это тяжелая работа – все время притворяться другим человеком. Постоянное душевное напряжение, крашеные волосы и зеленые контактные линзы, скрывающие карие глаза… И каждодневная изнурительная ложь.
Первым делом Дженна наложила на лицо толстый слой крема: в студии Мэннинга всегда присутствовали зрители, горели софиты. Тонкие пальцы машинально прошлись по нежным рубцам – над левой бровью и высоко на лбу, у самых корней волос.
Хирург-косметолог поработал, как ювелир, но шрамы все же остались, напоминая о человеке, который во что бы то ни стало стремился уничтожить красоту Дженны и ее самое в придачу.
Придав оливковому цвету лица безупречный матовый оттенок, Дженна добавила к макияжу светло-коричневой пудры, оттенила веки угольным цветом, подкрасила ресницы темно-коричневой тушью и провела по губам помадой цвета спелого красного перца.
Дженна прекрасно выглядела и не заблуждалась относительно своей внешности. Несмотря ни на что, она сумела сохранить свою красоту, а ведь совсем скоро ей исполнится сорок лет.
Дженна еще раз посмотрелась в зеркало. Сейчас никто не смог бы дать ей больше тридцати.
Она красива и потрясающе женственна.
Дженна сцепила руки, потом разомкнула их, в нетерпеливом ожидании постукивая пальцами по коленям. Волнение с новой силой охватило ее – во рту появилась отвратительная сухость, сдавило сердце. В чем дело? Неужели она так боится предстоящей передачи? Или ее так задела ссора с Брэдом? А может быть, это вернулся страх преследования? Дженна встала, оправила кремовый кашемировый костюм и вышла в холл. У двери она едва не столкнулась с Кортни Корнмайер, которая в сопровождении толстенького круглолицего коротышки уже пришла за Дженной. Лицо человечка было странного ярко-оранжевого цвета.
Видимо, мужчина слишком увлекался морковью или пользовался испорченной ультрафиолетовой лампой.
– Если не ошибаюсь, доктор Соррел? Очень приятно, Барри Мэннинг. – Представившись, мужчина протянул руку, окинув Дженну пронзительным взглядом светлосерых глаз. В этом взгляде, как ни странно, не было ничего чувственного – только любопытство и профессиональный интерес. – Посмотри-ка, Си-Си, это же доктор Соррел, всемирно известный специалист по проблемам жестокого обращения с женщинами, исследователь порока, который извечно гнездится в сердцах мужчин, и всего такого прочего. И вот она сама во плоти, нарумяненная, словно блудница. Как тебе это нравится?
Теперь Дженна поняла, что от участи комедианта Барри спасает его звучный, сильный, хорошо поставленный голос. Если бы не голос, все относились бы к Мэннингу, как к клоуну. И все же сочетание зычного голоса и комичной внешности было почти гротескным: ну можно ли обижаться на громовые раскаты, раздающиеся из столь невзрачной оболочки?
– Вы хотите сказать, мистер Мэннинг, что мужчины в ваших передачах обходятся без косметики? – спросила Дженна. Тон был вполне светским, но в уголках рта появилась злая усмешка.
– Нет, что вы. Даже я гримируюсь. Я не припомню случая, чтобы мужчина отказался от макияжа. Си-Си, кажется, несколько недель назад у нас выступал президент «Ангелов ада»? Он тоже не возражал! Эти ребята не такие уж любители принимать ванну, так что, полагаю, грим до сих пор украшает их физиономию.
– Я думаю, что вы не рискнули называть президента «Ангелов ада» нарумяненной блудницей.
Мэннинг театрально расхохотался.
– Сдаюсь, сдаюсь! Си-Си, когда мы начинаем?
– До эфира осталось пять минут, – ответила Кортни. – Я буду в аппаратной.
– И как все это будет происходить? – спросила Дженна у Мэннинга. От волнения она ощутила ком в горле. – Что я должна делать? Я никогда в жизни не выступала на радио.
– А по телевидению?
– По телевидению тоже.
– Ах, так вы девственница! Простите, это фигуральное выражение. Ну, если серьезно, то ничего страшного не произойдет. Си-Си за минуту предупредит нас о начале передачи, потом загорится красная лампочка – сигнал того, что мы в эфире. Я представлю вас слушателям, задам несколько вопросов о вашей книге, а вы мне о ней расскажете. Затем последний мой краткий комментарий, и на этом все кончится. Вы сами не заметите, как пройдет время.
Публики в студии будет человек сорок. Я уверен, что вам приходилось присутствовать на более многолюдных вечеринках. Представьте себе, что вы сидите за столом и гости расспрашивают вас о том, чем вы занимаетесь. Вы просто рассказываете, и никаких лекций, это простая, непринужденная беседа.
Дженна глубоко вздохнула.
– Ну ладно, пойдемте.
– Хо-хо! До эфира еще целых четыре минуты – в нашем деле это целая вечность. Знали бы вы, как трудно заполнить эту пустоту до начала передачи. Знаете, я хочу спросить у вас кое-что. Почему вы, красивая женщина и блестящий специалист, выбрали именно мою передачу? Почему не Донахью или другой такой же умник? Даже Ларри Кинг, по-моему, более подходящая кандидатура.
Мэннинг хитро улыбнулся. Уж кто-кто, а он-то прекрасно знал о своей репутации жестокого мучителя приглашенных на его передачи.
Вопрос, однако, был задан вовсе не из вежливости. Дженна почувствовала, что Барри ожидает серьезного, искреннего ответа.
– Вы знаете выражение «проповедовать обращенным»? – ответила она вопросом на вопрос. – В последнее время мне все чаще приходит в голову, что моя работа представляет именно такую проповедь. Не далее как сегодня утром я выступала на симпозиуме в Гарвардском университете – в зале сидели психиатры, психологи, социальные работники. Все эти люди прекрасно знали, что именно и о чем я буду говорить и были заранее со мной согласны. И возражения касались незначительных деталей… Но ваша передача, которую транслируют сто радиостанций…
– Сто шесть, с вашего позволения, и с каждым днем их становится все больше. Простите, что прервал вас, продолжайте, пожалуйста.
– …и у большинства из них весьма консервативная аудитория. Ваши слушатели не знают, что я собираюсь им сказать, а узнав, вряд ли согласятся со мной. Вполне возможно, что ни одного из них мне не удастся убедить в своей правоте, но по крайней мере мне не придется проповедовать обращенным. Только по этой причине я приняла ваше приглашение. Поверьте, это было нелегкое решение.
Мэннинг окинул Дженну спокойным оценивающим взглядом.
– Мне нравится ваш голос, – сказал он, помолчав. – Вы вполне могли бы работать на радио. Скажите, откуда у вас этот легкий акцент?
– Я родилась в Египте, но росла и воспитывалась во Франции, где рано вышла замуж и рано овдовела.
Все это было чистейшим вымыслом, но… от частого повторения ложь становится похожей на правду.
– В Штаты я приехала пятнадцать лет назад. – На этот раз Дженна сказала правду.
– До эфира – одна минута, – раздался из динамика голос Кортни.
Барри мгновенно встрепенулся, как боксер при ударе гонга.
– Ну, док, – Мэннинг фамильярно взял Дженну за руку и оскалил зубы в шутовской ухмылке, – пойдемте преображать мир.
Барри не солгал: Дженна действительно не заметила, как передача закончилась. Все происходило, как на экзаменах в колледже: неожиданные вопросы, нехватка времени на полный ответ и невозможность углубиться в предмет обсуждения.
Обстановка в студии ошеломила Дженну. Она ожидала увидеть сцену, подиум или нечто подобное, но жестоко ошиблась – никакой сцены не было и в помине. Посреди помещения, напоминавшего прозрачный аквариум, стоял стол с тремя компьютерными мониторами. К этим мониторам Барри посадил Дженну и сам сел рядом. За стеклянной стеной над пультом, показавшейся Дженне панелью управления космическим кораблем, колдовали Кортни и звукооператор.
Перпендикулярно к стене ораторской кабины стояли ряды обыкновенных складных металлических стульев, на которых расположилась публика. Дженна поискала глазами Брэда, но его не было. Тем временем кто-то незаметно прикрепил микрофон к лацкану ее жакета.
Прозвучала музыкальная заставка к передаче – вариации на темы блюза. При появлении Барри аудитория разразилась аплодисментами.
– Сегодня гость нашей передачи – доктор Дженна Соррел, известный психолог, автор нашумевшего бестселлера, – сказал Барри, приветствуя присутствующих.
В эфир пошла коммерческая реклама. Воспользовавшись паузой, Мэннинг обратил внимание Дженны на мониторы компьютеров. На экранах высвечивались имена, адреса и вопросы людей, уже успевших позвонить в студию и ожидавших ответа.
– У меня самая лучшая в Штатах аппаратура, – гордо сообщил Барри. – Позволяет отделить овнов от козлищ. Нам нужны именно последние.
Пораженная цинизмом слов Мэннинга, Дженна быстро взглянула в его светло-серые глаза, но увидела в них только напряженное внимание.
– О'кей, вы готовы?
– Да.
Кортни кивнула Барри, и тот, подняв вверх книгу «Пленницы сердца: отвергнутые женщины», вновь представил присутствующим и радиослушателям свою именитую гостью.
Дженна начала было возражать, что, хотя книга ее пользуется известностью среди профессионалов, ее отнюдь нельзя назвать хитом сезона и… но Мэннинг не собирался вступать в дискуссии.
– Итак, доктор Соррел, о чем эта книга? – продолжал он, как ни в чем не бывало. – О господстве мужчин? Об их жестком обращении с женщинами?
– В какой-то степени да. Я уже опубликовала несколько статей на эту тему. Но моя книга посвящена вопросам, которые многие задают, обвиняя во всех несчастьях самих женщин: «Почему эти женщины не уходят от жестоких мужчин?», «Почему они не ищут защиты у друзей, у родных или, на худой конец, в специальных приютах?». Это хорошие, я бы сказала, ключевые вопросы, но в своей книге я попыталась показать, что на них нет однозначных ответов. Зачастую женщины отрицают факты побоев и жестокого обращения с ними. Многие живут в таком унизительном и невыносимом положении годами, не в силах покончить с ним из ложного стыда, либо из страха, либо от того и другого вместе. Причем страх является очень важной причиной, так как известно много случаев преследования женщин, которые решились оставить своих мучителей.
– Гм… Доктор, позвольте задать вам один не совсем скромный вопрос. Вы очень привлекательная женщина. Вы позволяете мне это сказать?
– Позволяю.
«Он заманивает меня в какую-то ловушку», – подумала Дженна.
– Так вот, вы весьма привлекательная дама, но на обложке книги я не вижу вашей фотографии. Более того, я не поленился сходить в книжный магазин и обнаружил, что и на других ваших книгах тоже нет портрета автора. Вам не кажется, что это несколько необычно для писателя, пользующегося достаточно широкой известностью?
– Да, я полностью согласна с вами, это необычно.
Если бы Дженна могла, она запретила бы снимать себя на фото– и видеопленку, и, даже пронюхай Мэннинг об ее отвращении к съемкам, вряд ли он догадался бы о его причинах. Но, может быть, ему известно больше, чем она думает?
– Что это – дань феминизму? – продолжал настаивать Барри. – Никого не касается, как вы выглядите?
Слава Богу, он ни о чем не догадывается, просто хочет увлечь публику таинственностью.
– Видите ли, я из тех людей, которые не любят фотографироваться. Можете назвать это маленькой фобией. Странное высказывание из уст психолога, не правда ли? – Дженна смиренно улыбнулась. – Но постарайтесь простить мне этот маленький грех.
Барри от души рассмеялся.
– Психолог, исцелись сам, да?
– Очевидно, так.
Снова обман.
Начались телефонные звонки. Всю предыдущую неделю Дженна слушала передачи Мэннинга и, как ей казалось, была к ним готова. Она ошиблась. Вопросы следовали один за другим и были такими скоропалительными и поверхностными, что не давали ни возможности, ни времени разъяснить действительно важные вещи. Барри упорно вел свою линию, превращая беседу в стремительное сотрясение воздуха.
Естественно, никого из звонивших не интересовала суть книги Дженны Соррел. Каждый спрашивал о своем: об абортах, о парнях, о Мадонне… и как толковать все это с точки зрения Библии. Был даже заданный трагическим тоном вопрос о девушке – центральном нападающем школьной футбольной команды в Нью-Джерси.
Прозвучал и вопрос из зала. Его задал краснощекий седовласый мужчина, одетый так, словно он забежал на передачу перед партией в гольф.
– В последнее время мы постоянно слышим о сексуальных безобразиях в армии, и в то же время многие из притесняемых там женщин яростно протестуют против запрета на их участие в боевых действиях. Но если они во время боевых действий попадут в плен, то солдаты противников наверняка их изнасилуют. Так не напрашиваются ли они сами на то, против чего выступают?
– Я слишком мало знаю об армии, чтобы обсуждать вопросы участия женщин в боевых действиях. Давайте лучше поговорим о логике вашего заявления. Все солдаты, участвующие в военных действиях, рискуют быть убитыми. Значит ли это, что они будут протестовать, если в них начнут стрелять сослуживцы? По-вашему выходит, что если станут, то их нельзя допускать в действующую армию. Вы это хотели сказать?
– Но вы должны все же признать, что в подобных феминистических требованиях есть нечто несуразное, – вмешался Барри.
– Я так не считаю, – возразила Дженна.
Раздался следующий телефонный звонок. Бесцветный голос говорил явно с южным акцентом.
– У моего дяди подружка, ну, сами понимаете, он был застрахован на случай смерти, а денежки должна была получить девчонка. И в одну прекрасную ночь она его зарезала, пока он спал. Ее арестовали, а девка возьми и скажи, что он ее бил, и показала на теле несколько синячков. И что вы думаете – ее оправдали. Вы считаете, что это правильно?
– Я не знаю фактов, поэтому не могу судить о решении суда присяжных. Мне трудно оправдать насилие, если оно проявлено в ответ на насилие, но могу сказать одно: если мы и дальше будем игнорировать эпидемию жестокости по отношению к женщинам, то будем все чаще путать добро и зло.
Передача неумолимо шла к концу. Дженна была совершенно измотана, но, как ни странно, она чувствовала себя победительницей, во всяком случае, ей удалось покорить хотя бы аудиторию в студии.
Позвонил некий Гэри из Дюбюка (»Может быть, вы Дюбюк из Гэри?» – попытался пошутить Мэннинг).
– Вы американка? – прозвучало из динамика. Аудитория студии недовольно зашумела.
– Я родилась далеко отсюда, – ответила Дженна, – но несколько лет назад я получила американское гражданство.
«Для чего мне пришлось много и убедительно лгать», – мысленно добавила она.
– Вы полагаете, что это дает вам право диктовать американцам, как им следует думать и жить? – продолжал звонивший. Собравшиеся в студии возмущенно зашикали.
– Я не помню, чтобы я учила американцев жить, – возразила Дженна.
– Я хочу сказать, что вам лучше отправиться в Россию, или что там от нее осталось, и там…
Барри Мэннинг отключил связь.
– Дюбюк, убирайся в Гэри, – сказал он, и присутствующие облегченно рассмеялись.
Барри сумел разрядить неловкость.
Насколько все это было не похоже на холодно-вежливые собрания, где ученые мужи аплодировали совершенно потрясающему научному факту, а затем равнодушно принимались обсуждать мелкие, второстепенные вопросы.
Когда Дженна перешла к своей излюбленной теме, в зале воцарилась напряженная тишина.
– В Африке до сих пор уродуют маленьких девочек во имя сохранения «половой чистоты». В странах, где властвуют исламские фундаменталисты, женщины и в наше время вынуждены бороться со средневековыми предрассудками и угнетением. И даже здесь, в цивилизованной Америке, разворачивается ужасающая по своим масштабам эскалация насилия над женщинами.
Но даже уловив интерес сидящих в зале людей, Дженна не могла избавиться от подавленности – она не сумела достучаться до них, заставить аудиторию почувствовать то же, что чувствовала она сама. У Дженны было такое ощущение, словно она пересекла бурную реку и зовет за собой остальных, оставшихся на болотистом, вязком берегу, но они не слышат ее отчаянного призыва и не спешат броситься в воду. Передача уже подходила к концу, когда бойкая юная особа, судя по всему, студентка колледжа, решительно подняла руку, привлекая к себе внимание ведущего.
– Доктор Соррел, скажите, вы лично были когда-нибудь жертвой тех жестокостей, о которых пишете в своих книгах?
Этого вопроса Дженна ждала с самого начала, и к ответу на него она готовилась несколько последних дней. Но она так устала от общения с аудиторией, что вопрос застал ее врасплох. В голову Дженне пришла совершенно дикая мысль – взять и избавиться от груза притворства, столько лет давившего на ее плечи.
«А почему бы и нет?» – подумала она. Это же так просто – сказать правду при всех этих свидетелях, поведать им, кто она на самом деле и почему оказалась здесь, за много миль от родного дома.
На миг Дженне показалось, что вот-вот рассеются тучи страха, застилавшие горизонт ее сознания и она легко и свободно расскажет собравшимся всю правду о себе. Но это продолжалось мгновение. Тучи снова заволокли очистившееся небо, и все встало на свои места. Присутствующим показалось, что Дженна просто обдумывает ответ, который в действительности был заготовлен ею заранее.
– Я не стану касаться сейчас моей личной жизни. Дело в том, что я профессиональный психолог и психотерапевт и поэтому работаю с пациентами, работаю один на один, я традиционалистка в том, что касается взаимоотношений врача и больного. Я искренне считаю, что пациент не должен тратить время и силы, принимая или отвергая личные переживания своего врача.
Дженна посмотрела в глаза студентки, обвела взглядом аудиторию и поняла, что сказанного недостаточно.
– И вот что еще я хочу сказать, – медленно взвешивая каждое слово, проговорила Дженна. – В некоторых богатейших странах мира я видела и пережила такое, что… – Дженна помолчала. Что хочет она сказать собравшимся здесь людям? Смогут ли они понять, что значит быть постоянно плотно закутанной в черные одежды и с самого детства ощущать себя рабыней? Каково потерять мать, не смирившуюся с положением младшей жены в собственном доме? Разве можно представить ужас женщины при виде града камней, убивающего жизнь в ее подруге, которая совершила страшный грех – осмелилась полюбить вопреки законам, придуманным для себя мужчинами? Нет, эти благополучные люди не поймут ее.
Внезапно Дженна почувствовала, что из ее глаз потекли горячие слезы.
– Так вот. – Она все-таки заставила себя говорить. – Мы все были свидетелями ужасных вещей, они происходили либо с нами, либо с нашими соседями. Мы читали о них в газетах и видели по телевизору. Но одно дело – просто смотреть и совсем другое – сопереживать, понимать и чувствовать сердцем. И я верю, что, только научившись этому искусству – понимать сердцем, – простите мне, психологу, этот непрофессиональный термин, – понимать и сострадать, а не бороться с любым проявлением мысли и веры, отличной от наших, только тогда появится надежда на реальное исцеление от тех недугов, о которых мы с вами говорили сегодня.
– Хорошо сказано, доктор, – пробормотал Барри Мэннинг. Наступившая в студии тишина взорвалась шквалом аплодисментов.
Дженна позволила себе отдаться этой волне восторга. Она так устала! Барри тем временем благодарил присутствующих и приглашал их на следующую передачу. Табло с надписью «Эфир» мигнуло и погасло. Все. Финита.
Дженна почувствовала на себе пристальный взгляд ведущего и обернулась.
– Вы мне солгали, – произнес Барри, и его тыквообразное лицо расплылось в улыбке. – Да не пугайтесь вы так. Я имею в виду, что вы вовсе не девственница. Если вы новичок в этих делах, то я и подавно, можно сказать, мальчик в коротких штанишках на помочах.
– Мне кажется, я скомкала концовку.
– Бросьте шутить. Вы заставили их плакать вместе с собой. Вы очень естественны, док.
Зрители в студии буквально осадили Дженну и Барри. Несколько человек сразу же купили книгу, и все стремились заполучить на ней дарственную надпись автора. В числе первых были мужчина, игрок в гольф, и студентка колледжа.
Подписывая книги и принимая комплименты, Дженна, все еще надеясь на чудо, исподволь оглядывала помещение студии. Но чудес не бывает. Брэд так и не появился. И вдруг Дженна заметила у двери маленького темноволосого человека, который, небрежно опершись о стену, скромно стоял в углу. В его фигуре ей почудилось что-то до боли знакомое. Дженна напряглась.
Словно почувствовав ее рассеянность, мужчина оттолкнулся от стены, выпрямился, поправил пиджак и вышел. Может быть, это была игра ее возбужденного воображения, и Дженне показалось, что расслабленная поза мужчины была маскировкой, а на самом деле он напряженно наблюдал за ней?
«Ты теряешь свое хладнокровие и способность здраво мыслить, – подумала Дженна. – Ссора с Брэдом вывела тебя из равновесия. Если ты и дальше будешь давать волю чувствам, то тебе самой скоро понадобится психиатр».
Когда люди разошлись, к ней подошел Барри.
– Док, вы не будете возражать, если я приглашу вас сегодня на обед? На Торговой улице есть одно очаровательное местечко…
– Я с удовольствием приняла бы ваше приглашение, – Дженна постаралась сердечным тоном смягчить отказ, хотя вопросами Барри она сегодня была сыта по горло, – но я так устала. Я с самого утра на ногах, мне пришлось переделать кучу дел, и теперь пора отдохнуть.
– Ну, тогда в другой раз, – Барри, судя по всему, нисколько не расстроился.
Они обменялись ничего не значащими фразами о прошедшей передаче, о необходимости поддерживать дальнейшие контакты и со спокойной совестью расстались. Вот Дженна и свободна… Свободна, но зачем ей свобода?
Еще год назад она поспешила бы домой или в университет и с головой окунулась бы в работу. Но потом в ее жизни появился Брэд. Он всегда был рядом, деля с ней все радости и горести, победы и поражения. Появился человек, на которого она могла опереться и о ком могла заботиться.
«Прекрати, – остановила себя Дженна. – Ты думаешь о нем так, словно он ушел навсегда. Но это неправда. Брэд не мог так поступить. Он вернется. Он не может не вернуться. Остаться одной теперь, после того, как ты познала тепло любви и истинной близости… Это было бы невыносимо».
Выйдя на улицу, Дженна огляделась и не заметила ничего подозрительного. Улица была полна людей, спешивших по своим делам. Все как обычно. Рядом с Дженной притормозило такси.
Она глубоко, с облегчением вздохнула и открыла дверцу машины.
Немногие знакомые, что бывали в гостях у Дженны, считали роскошной ее двухэтажную квартиру на Мальборо-стрит: две гостиные, два камина, солярий, зимний сад, неброская современная и очень дорогая мебель, расставленные повсюду восточные антикварные редкости… Но для самой Дженны, а вернее, для той прежней, привычной к дворцовой роскоши женщины, подобная квартира была не более, чем причудливой и забавной лачужкой.
Но сегодня собственная квартира не казалась Дженне ни причудливой, ни забавной. Следы вчерашней близости с Брэдом напомнили ей о злосчастном повороте в их отношениях. На лакированном китайском столике стояла едва початая бутылка божоле. Ее принес вчера Брэд. Пить вино в его объятиях было поистине райским наслаждением. А потом он предложил Дженне выйти за него замуж, и она ответила единственно возможным для него образом. После этого ощущение светлого праздника исчезло. Они с Брэдом расстались, как чужие.
Дженна налила в бокал вина и сделала изрядный глоток. Но чувство райского наслаждения не вернулось. Она отставила бокал. В квартире было очень тихо, но тишина не успокаивала, а подавляла ее.
Жаль, что Карима нет дома. Дженна была готова с радостью терпеть его вызывающее поведение: мальчик просто становился мужчиной. Но Карима нет. Уехал с друзьями на Эгейское море – походить под парусами. Скоро, совсем скоро он повзрослеет и уже окончательно вырвется из-под опеки матери в самостоятельную жизнь. Вот тогда Дженна действительно останется совсем одна. Жалость к себе – самая нелепая из эмоций. Тоже мне психолог!
Но почему Брэд не проявил должного терпения, подумала Дженна. Почему он не поверил в ее любовь, в ее бескорыстие? Она едва не рассмеялась вслух. Как может она рассчитывать на чье-то доверие, когда сама никому не верит, и Брэду в том числе? Дженна вздрогнула от стука в дверь. С радостным криком она бросилась открывать.
– О, любовь моя, я…
На пороге стоял человек, но это был не Брэд. Дженна в первый момент не узнала пришельца, хотя рыжие волосы пришельца сразу бросились ей в глаза. Это был он, незнакомец, попавшийся ей на глаза в книжном магазине и преследовавший ее в синей машине. Правда, сейчас он казался выше и массивнее. Из-за его спины выглядывал другой мужчина – меньше ростом, темноволосый.
Рыжеволосый великан окинул Дженну ледяным взглядом голубых глаз и произнес два слова, от которых в ее жилах застыла кровь:
– Амира Бадир?
– Это… недоразумение… Вы ошибаетесь. – Чтобы не упасть, Дженне пришлось опереться рукой о столик, стоявший в прихожей.
– Сомневаюсь. – Мужчина показал служебное удостоверение. – Служба иммиграции и натурализации. Нам надо задать вам несколько вопросов, мисс Бадир. Мы сделаем это в офисе. Собирайтесь. Не забудьте захватить плащ.
От страха у Дженны пересохло во рту. Двигаясь, как автомат, она подчинилась. Все происходящее напоминало сцену из дешевого детективного фильма. Следом за мужчинами Дженна прошла к их машине. Они приехали все на том же синем автомобиле.
