Текст книги "Мираж"
Автор книги: Сохейр Хашогги
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
Супружеская жизнь
Скучные, заполненные прекрасным ничегонеделаньем дни и долгие сонные вечера – таков был распорядок жизни Амиры в королевском дворце. Как же быстро она к нему привыкла, точно так же, как к массажистке, разминавший ее мышцы, к парикмахеру и визажистке, к гадалке, предсказывающей будущее.
Родительский дом был полон разнообразных удобств, но то, что Амира увидела во дворце, превосходило самое смелое воображение. Что бы Амира ни пожелала, это тут же оказывалось под рукой. Если вдруг чего-то нельзя было найти во дворце немедленно, то это что-то на следующее же утро доставалось самолетом из любой точки земного шара. Еда, одежда, электроника, дамские безделушки и развлечения – Амира ни в чем не знала отказа.
Уезжая за границу, Али всегда брал с собой жену. Амира посещала концерты и спектакли, оперы и балеты. Она увидела все легендарные места, о которых мечтала еще в детстве.
Свобода за границей была полная, там Амира ни разу не показалась на улице с закрытым лицом. Эти поездки были для молодой женщины мечтой наяву, грезами, ставшими реальностью. А потом следовало возвращение в тесный мирок аль-Ремаля… Амира не раз задавала себе вопрос: где в этом мире реальность, а где прекрасный сон?
Во дворце она редко бывала одна, но почти всегда испытывала одиночество. Дворец, особенно его женская половина, был густо заселен королевскими женами и наложницами, их дочерьми и золовками. Даже Зейнаб, у которой был свой дом, большую часть времени проводила во дворце.
Главным лицом на женской половине была, разумеется, королева Фаиза. Именно она настояла на строительстве общей бани – хаммама. И вот Амира сидит на мраморной скамье в просторном банном зале, стены которого выложены мозаичной плиткой в голубых и зеленоватых тонах. Под потолком расположены окна, пробитые в форме ограненных алмазов, вдоль стен тянутся трубы с кранами, через которые в баню подается горячий пар. Из вмонтированной в стены стереосистемы целый день тихо льется легкая музыка, которую так любит королева.
Фаиза считает, что ходить в хаммам – это старинный обычай, достойный того, чтобы его придерживаться.
– Все это чепуха, – утверждает Зейнаб, привольно раскинувшаяся на соседней скамье. – Фаиза придумала устроить хаммам, чтобы иметь лишний повод поворчать и придраться.
За полгода замужества Амира очень многое узнала о закулисной стороне дворцовой жизни от неисправимой сплетницы Зейнаб, которая утверждала, что королева распоряжается и любовными утехами своего августейшего супруга.
– Присмотрись, – говорила Зейнаб, – и ты сама все поймешь. Когда король становится не в меру раздражительным и начинает срываться по пустякам, мать понимает, что ему нужна новая женщина. И она ее находит – отыскивает молоденькую, смазливую девственницу. Девицу под тем или иным предлогом посылают в спальню к королю, и voila [2]2
voila – извольте (фр .)
[Закрыть], все устраивается отличнейшим образом. Когда король вновь становится раздражительным и злым, девицу куда-нибудь пристраивают, а вместо нее приводят другую. Здорово, правда?
Не это ли имел в виду Али, говоря о курсе обучения на тему «Как управлять мужчиной»?
Муж иногда срывался по пустякам и бывал беспричинно раздражительным, но Амире не приходило в голову подыскать девушку и послать ее в спальню Али. В глубине души молодая женщина понимала, что проделки Фаизы были жестом отчаяния. Главное в аль-Ремале – сохранить лицо, а кого волнует, какой ценой это дается?
Амира вздохнула и подставила спину служанке, растиравшей ее кожу мягкой мочалкой. К своему удивлению, Амира очень быстро научилась получать удовольствие от посещения хаммама.
Когда служанка занялась волосами Амиры, подкрашивая их хной, Зейнаб окликнула своих детей – мальчика и девочку, которые шумно резвились в огромной мраморной ванне.
– Хасан! Бахия! А ну, быстро вылезайте! Сейчас няня будет вас мыть. В ответ дети только смеялись, продолжая брызгать друг на друга теплой водичкой.
«Как они счастливы – эти малютки, – подумала Амира, – которые могут свободно бегать, где хотят, и голенькими купаться вместе, словно это самая естественная вещь на свете».
Дверь бани внезапно распахнулась, и вошла королева, закутанная в расшитое шелком и серебром турецкое банное полотенце.
– У тебя есть какие-нибудь новости, Амира?
Амира почтительно поднялась навстречу Фаизе, тоже завернувшись в полотенце.
– Пока нет, мама, но скоро будут, по милости Всемогущего.
– Что ж, будем надеяться.
Амира опять уселась на скамью, но ее спокойствие мгновенно улетучилось. Королева, естественно, интересовалась ее беременностью, а она все не наступала, но как объяснить свекрови, что в этом нет вины невестки? Как найти слова, чтобы объяснить королеве, что трудно забеременеть при такой хаотичной и непредсказуемой половой жизни?
За несколько месяцев замужества Амира поняла, что в Али уживаются две совершенно разные личности. Временами муж бывал добрым и внимательным, живо интересовался переживаниями жены, нежно обнимал ее в постели, говорил о самолетах, на которых летал, и о тех изменениях в жизни аль-Ремаля, которых он собирался добиться. В такие моменты Амира была счастлива, ей казалось, что они с Али могут быть не только супругами, но и близкими друзьями.
Но часто Али бывал зол и раздражителен, он терял самообладание от совершенно невинных пустяков и, являясь в спальню Амиры совершенно пьяным, буквально насиловал ее, пользуясь своим супружеским правом. Но это была единственная возможность забеременеть, и Амира стоически терпела издевательства пьяного мужа, как и следует покорной и преданной жене.
Праздник по поводу столь значительного события, как открытие аль-Ремальского музея культуры, был устроен с подобающей случаю торжественностью, но в то же время довольно скромно. В честь западных гостей – служащих нефтяной компании, дипломатов и их жен – Али пригласил английский симфонический оркестр, который должен был исполнять исключительно классическую музыку, так как не предполагалось устраивать никаких танцев, никакого общения между мужчинами и ремальскими женщинами и, естественно, никаких возлияний.
Только благодаря усилиям Али удалось убедить королеву и принцесс присутствовать на торжестве – в традиционной одежде и в отдалении от мужчин-иностранцев. Скучающая в группе принцесс Амира попыталась вовлечь в разговор Муниру:
– Я сегодня получила весточку от моей бывшей гувернантки, мисс Вандербек. На следующей неделе я хочу пригласить ее к себе, и мне кажется, что ты получишь удовольствие, присоединившись к нашему обществу. Она очень интеллигентная и красивая женщина.
– Красивая женщина обычно лишена духовности и интеллекта, – отрезала Мунира.
– Как ты можешь это утверждать? – запротестовала Амира. – На свете много достойных и вместе с тем очень красивых женщин.
– Достоинство – это еще не признак истинного интеллекта.
– Но тогда что? – спросила Амира, которой очень не понравился менторский тон Муниры.
Та пожала плечами, словно желая сказать: «Что с тобой говорить, если ты не способна понять столь очевидных вещей?»
– Не обращай на нее внимания, – вмешалась в разговор добродушная Зейнаб. – Она просто ревнует тебя: ты красива, замужем, да к тому же еще и умна. А этого моя дорогая сестрица не в состоянии пережить. Для нее это было бы слишком несправедливо.
Мунира метнула на сестру сердитый взгляд, но промолчала. Амира, мысленно вздохнув, согласилась со словами Зейнаб. Новоиспеченная принцесса потратила немало сил и времени, чтобы добиться расположения Муниры, но все тщетно. Но Амира не теряла надежды заинтересовать золовку своими занятиями, любовью к книгам и любопытством к событиям, происходящим за пределами королевского дворца.
Зато Али, кажется, переживал свой звездный час. Окруженный репортерами изданий, пишущих для иностранцев, работавших в аль-Ремале, и камерами единственной в стране телевизионной компании, он растолковывал собравшимся важность открытия музея.
– Для нас, жителей так называемой развивающейся страны, очень важно осознать, что некогда на нашей земле существовала великая цивилизация. Обучая наших детей на примерах великих предков, мы сможем пробудить в наших гражданах национальное самосознание и чувство собственного достоинства.
Собравшиеся весьма благосклонно приняли речь Али, а при виде выстроенного в восточном стиле современного здания музея Иностранные гости разразились бурными аплодисментами.
К концу праздника Али был в прекрасном расположении духа.
– Как тебе понравился прием, дорогая? – спросил он Амиру. – Мне кажется, это был грандиозный успех.
– Мне тоже так кажется, – ответила Амира. – Вот только мне хотелось бы…
– Продолжай, продолжай! Скажи мне, чего тебе хочется, дорогая.
– Не знаю, просто мне хотелось бы быть полезной в деле образования и…
– Почему бы тебе не поучиться в колледже, о котором ты говорила? – с готовностью поддержал разговор Али. – Ты бы чувствовала себя занятой важным делом. Хотя…
– Хотя – что?
– Хотя, может быть, ты боишься обидеть мою сестру Муниру? – улыбаясь, поинтересовался Али. – Она считает себя единственной интеллектуалкой во дворце и вряд ли потерпит рядом с собой конкурента.
Амира рассмеялась.
– Я уверена, что Мунира не обидится. Но что я потом буду делать со своим дипломом?
– Найдется много дел, Амира. Ты станешь образованной женой и матерью, тебе же просто цены не будет. Это во-первых. А во-вторых, наберись терпения, и ты сможешь принять участие в происходящих в стране изменениях. Они, конечно, будут постепенными, но зато необратимыми. Главное – не гнать лошадей. Новые веяния уже пробивают себе дорогу.
Например, еще несколько лет назад отец ни за что не допустил бы такого праздника, который состоялся сегодня по случаю открытия музея.
Словно для того, чтобы доказать свою правоту, Али пригласил на семейный обед иностранного гостя.
– Сегодня мы принимаем доктора Филиппа Рошона, – объявил Али. – Он приехал в аль-Ремаль лечить моего отца, и я пригласил его отобедать с нами.
Амира была поражена. Доктор Рошон был блестящим врачом и диагностом, известным не только у себя во Франции, но и в странах Среднего Востока. Обычно такие обеды проходили исключительно в мужской компании. То, что Али пригласил врача на совместную трапезу с женой, действительно говорило о немалом прогрессе.
– Можешь надеть одно из платьев, купленных во Франции, – добавил Али. – И не закрывай лицо.
Амира была шокирована и приятно удивлена.
Впрочем, те же чувства испытывала вся женская половина обитателей дворца. Старшие были шокированы, молодые скорее просто взволнованы. Амиру обуревали и те, и другие чувства. Не важно, как она одевалась за границей, в аль-Ремале жена принца свято соблюдала традиции и не показывалась на людях без чадры.
Амира тщательно продумала меню предстоящего обеда и дольше, чем обычно, занималась своим туалетом. К назначенному времени она без ставшей привычной накидки чувствовала себя голой. Когда наконец приехал француз, это ощущение только усилилось.
– Мир тебе, Али, – звучным низким голосом произнес Филипп Рошон.
– Мир и тебе, итфуддал,доктор, что вы оказали честь нашему скромному дому, – ответил Али. – Позвольте представить вам мою жену.
Филиппу Рошону было около сорока, но в черных волосах уже проглядывала седина. Ростом врач был ненамного выше Али, но окружавшая его аура и внутренняя сила делали доктора почти величественным.
Самое сильное впечатление производили его глаза.
Филипп Рошон. приветствовал Амиру по-арабски с изысканной куртуазностью: «Ваше высочество, вы оказываете своему покорнейшему слуге слишком большую честь» – однако его глаза, голубые, как нормандское небо, были гораздо красноречивее.
Амира впоследствии часто вспоминала этот взгляд Филиппа. Это был самый искренний комплимент, какого она когда-либо удостаивалась. (Али время от времени продолжал называть ее красавицей, однако при этом в его тоне проскальзывали нотки самодовольного собственника, превращавшие похвалу в дежурную фразу.)
– Нет, это гость оказывает честь хозяевам, – с не меньшей учтивостью ответила французу Амира.
– Довольно, – рассмеялся Али. – Мы не на дипломатическом приеме и не в школе хороших манер. Сегодня мы все делаем на западный манер. Так что, доктор, прошу вас, называйте меня Али, а мою жену Амирой.
– Хорошо, но тогда и вы называйте меня Филиппом. – Доктор чисто по-галльски пожал плечами и улыбнулся, демонстрируя шутливую покорность.
Подали шампанское.
– Скажите, Филипп, каким вы находите моего отца?
Врач усмехнулся.
– Я ничего не могу поделать с недомоганиями короля. Не хочу показаться невоспитанным, но дело в том, что ваш отец ведет себя, как гурман, разгулявшийся в трехзвездочном ресторане. А ведь он далеко не юноша. Мне говорили, что вы можете влиять на него, так, может быть, вам удастся убедить его соблюдать некоторую умеренность в еде. К моим советам, кажется, он не очень-то прислушивается.
Али воздел к небу руки, демонстрируя свою полную беспомощность в этом вопросе.
– Мой отец прислушивается к моим советам только тогда, когда они не касаются еды. Но у него железное здоровье, Филипп. Думаю, что он и нас с вами переживет. Да что там, я просто в этом уверен.
Обед, приготовленный специально для Филиппа лучшим дворцовым поваром, начался тем не менее с паштета из гусиной печенки, доставленного утром самолетом из Страсбурга. Потом подали перепелов с рисом и салат из молодой зелени, заправленный винным уксусом и нежнейшим кунжутовым маслом.
– Примите мое восхищение столь вкусным обедом, – обратился Филипп к Амире. – Я много лет не ел таких деликатесов.
– Вы очень добры, Филипп, – ответила Амира, – но я не заслуживаю ваших похвал. Все это приготовил наш повар Фахим.
– И тем не менее я хочу поблагодарить именно вас. Уверен, что только под вашим руководством повар трудился столь вдохновенно.
Вспыхнув, Амира потупила глаза.
– Али рассказал мне, что вы заочно проходите университетский курс, Амира. Скажите, что именно вас интересует?
– Я еще не определилась. Сейчас занимаюсь всем понемногу – литературой, историей, естественными науками, чуть-чуть философией. Но пока я только прицениваюсь. Знаете, так бывает, когда попадаешь в роскошный магазин – глаза разбегаются и не знаешь, что выбрать.
Филипп ласково улыбнулся, вокруг его голубых глаз собрались мелкие морщинки.
– Это очень образное сравнение, Амира. Я желаю вам подольше оставаться на распутье. А что касается специализации, то для этого у вас еще впереди уйма времени.
Амира наслаждалась похвалой Филиппа. До сих пор никто еще не воспринимал ее столь серьезно. Ей страшно нравилось, что этот человек как само собой разумеющееся допускал необходимость для нее продолжать образование и даже выбрать какую-либо специальность.
За десертом из чисто арабских сладостей Али заговорил об искусстве Филиппа Рошона как диагноста.
– Я слышал, что вас называют медицинским Шерлоком Холмсом.
Филипп расплылся в довольной улыбке.
– Я воспринимаю ваши слова, Али, как высочайшую похвалу. Кстати, могу рассказать один забавный случай из моей практики, уж коль мы заговорили о знаменитом сыщике. Некий господин страдал параличом левого предплечья – от локтя до кончиков пальцев. Первая мысль была об инсульте, но других признаков этого заболевания не было. Другой причиной могло быть нечто вроде паралича Белла, который бывает либо от травмы нерва, либо от его вирусного поражения. Иногда такой паралич случается от пользования костылем, который вызывает сдавливание лучевого нерва. Но тот человек никогда в жизни не пользовался костылями, более того, он клялся и божился, что никогда не травмировал свою многострадальную руку. Признаться честно, я не знал, что и думать. Потратив массу времени на разнообразные исследования, я ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки и начал было уже подумывать, что имеется какая-то психосоматическая причина. Короче, я оказался в тупике. Но как-то утром, сам не знаю почему, я отменил свои плановые консультации и отправился в офис загадочного пациента. Он был удивлен и встревожен моим неожиданным посещением. Кабинет его был обставлен солидной старинной мебелью – массивный дубовый письменный стол и деревянное кресло с высокой спинкой. Я не успел пробыть у больного и одной минуты, как раздался телефонный звонок. Пациент взял правой рукой трубку, а левую привычным, неосознанным жестом закинул на спинку кресла, буквально повиснув на ней. Когда я увидел это, то спросил, сколько времени в день он разговаривает по телефону.
– Бывает, что по нескольку часов, – ответил больной. Затем он перехватил мой взгляд – я как раз смотрел на его руку, закинутую на спинку кресла. Мы посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. Причина стала совершенно ясна. Через два месяца этот человек забыл о своем параличе.
Амира засмеялась.
– Это же просто чудо, – восхищенно воскликнула она. – Я бы тоже хотела научиться такому искусству.
– Но вы вполне можете им овладеть, – произнес Филипп, глядя на Амиру с не меньшим восхищением. – Оно доступно очень и очень многим. Понимаете, в медицине я всего-навсего ремесленник, – продолжал Филипп, внезапно погрустнев. – Настоящее искусство – исцелять мозг, управляющий чудесным созданием, человеческим организмом. Доведись мне выбирать заново и будь я так молод, как вы, Амира, то специализировался бы в психологии.
Об этих словах Филиппа Амира вспоминала потом всю жизнь. В тот миг она прозрела свое будущее.
Амира была в восторге от вечера, ей хотелось, чтобы он продолжался вечно, но после второй чашки кофе Филипп с видимым сожалением поднялся из-за стола.
– Увы, но завтра я улетаю первым рейсом. Придется рано вставать. Но пообещайте мне, что позволите отблагодарить вас за гостеприимство. Почту за честь, если, будучи в Париже, вы нанесете мне ответный визит.
Склонившись над рукой Амиры, он запечатлел на ней пламенный поцелуй.
Амира отправилась спать, не заметив испытующего взгляда Али, которым тот проводил ее.
Молодая женщина вновь и вновь переживала прикосновение Филиппа, вспоминала звук его голоса и пронизывающий взгляд его голубых глаз.
Чья-то рука легла на грудь Амиры, пальцы начали нежно поглаживать сосок. Женщина застонала от предвкушения наслаждения. Было еще темно. Тихий предрассветный час. Но прикосновение вдруг стало грубым. Сильные пальцы изо всех сил сдавили ей грудь. Амире стало больно, она попыталась сбросить с себя железную руку, но получила в ответ хлесткий удар, от которого окончательно проснулась. Рядом с ее постелью стоял Али с покрасневшим от гнева лицом.
– Слушай меня внимательно, женщина, – процедил он сквозь зубы. – Слушай и запоминай. Я здесь решаю, ты поняла меня? Я решаю, что должно происходить в этой постели и вне ее, и так будет до тех пор, пока ты не умрешь.
Едва дыша и широко раскрыв глаза, Амира слушала мужа. Почему он так зол? Откуда он узнал, что она уснула с мыслью о другом? Как он догадался, что ей были небезразличны прикосновения Филиппа? В поисках ответа она посмотрела в глаза мужа, но его лицо было непроницаемо. Не говоря больше ни слова, Али повернулся и вышел из спальни.
Днем Амира обнаружила на двери спальни лист пергамента с одной сурой из Корана: «Если ты опасаешься, что они (твои жены) отвергнут тебя, вразуми их и прогони на другое ложе; недрогнувшей рукой побей их. Если они после этого подчинятся тебе, то более не беспокойся ни о чем. Высок и всемогущ Аллах».
Впервые за все время замужества Амира поняла, что боится своего супруга.
Материнство
– Ты уверена, Амира? Вправду уверена?
– Да, доктор сегодня сказал, что ошибки быть не может.
Али упал на колени перед женой и начал целовать ее руки.
– Это лучший подарок, Амира, и не только для меня, но и для моего отца. Отныне ты стала настоящей королевой.
– Радость твоя и короля – моя радость, – с неподдельной искренностью произнесла Амира. Страх перед бесплодием отступил, с этого момента все: король, королева мать и золовки – знали, что Амира – полноценная супруга принца.
Она положила руку на живот, стремясь представить себе биение зародившейся там новой жизни, и в это мгновение ее больно поразило горькое воспоминание о несчастной Лайле.
Бедная Лайла! Амира вспомнила, как несчастная молила Аллаха даровать ей мальчика – мальчика, чтобы его не постигла злая судьба матери. Амира тоже надеялась, что родит мальчика, ибо каждый отец мечтает о сыне, но умом понимала, что самое главное – произвести на свет здорового ребенка. Значит, до родов надо как можно лучше заботиться о себе и заполнить досуг любимым занятием.
Амира решила заняться прилежной учебой.
Вдохновленная словами Филиппа Рошона о том, что ее жизнь может стать чем-то большим, чем просто деторождением, она решила добавить к заочному курсу, который проходила в Каирском университете, цикл основ психологии. Книги, которые она теперь читала, были настоящим «Сезам, откройся!» в неведомый мир, о котором Амира раньше не имела ни малейшего представления. В них рассказывалось, как найти дорогу в святая святых человеческого мозга, как он устроен и как отвечает на сигналы внешней среды.
Начав штудировать учение Фрейда о сновидениях, Амира в глубине души надеялась познакомиться со стройным, тщательно разработанным объяснением того, что происходило с ней самой, пока она взрослела. Но, к ее удивлению, знаменитый психоаналитик предполагал, что почти все образы, возникающие у человека во сне, и многие мысли наяву так или иначе связаны с половой деятельностью. «Неужели он прав?» – удивлялась Амира. Она всегда считала себя не слишком поглощенной вопросами пола. Тем не менее стоило ей открыть книгу по психологии, как перед глазами немедленно возникал Филипп, пронизывающий ее взглядом и целующий ее руку.
Но, даже предаваясь грезам о чужом мужчине, Амира прекрасно помнила о том, что Али давно перестал донимать ее своими и без того редкими сексуальными притязаниями. Сам он объяснял это заботой о будущем ребенке, хотя доктор сказал, что воздерживаться надо только в последний месяц беременности. Амира отнюдь не тосковала о той «любви», которой занимался с ней муж, но ей недоставало ласковых мужских объятий и нежности. Хорошо хоть, что ее каждый день растирали ланолином: Зейнаб считала ланолин лучшим средством профилактики от растяжения кожи на животе.
Но, несмотря на свою холодность в постели, Али всячески баловал жену. Чтобы поощрить ее занятия, принц велел обставить спальню Амиры книжными полками, купил ей письменный стол и удобное вертящееся кресло. В доме теперь неотлучно жила повитуха, а каждые две недели из Лондона прилетал видный специалист-акушер.
– У тебя должно быть все самое лучшее, – не уставая, повторял принц, – все, что ты только пожелаешь, только скажи.
Временами Амира мучительно ломала голову, придумывая, что бы попросить, – она видела, что Али ждет ее просьб. Стоило ей сказать, что неплохо было бы, к примеру, выпить стакан сока, съесть ломтик дыни или полакомиться сладким печеньем, как все это появлялось, как по мановению волшебной палочки. Во дворце эмира, конечно, жили просвещенные люди, но даже принц Али не мог позволить себе усомниться в древнем поверье: если не исполнить любой каприз беременной женщины, то она рискует родить порченого ребенка.
Видя такую заботливость Али, королева как-то едко заметила, что он и сам превратился в женщину, стремясь во всем угодить своей жене. Али не придал словам матери никакого значения.
Но, несмотря на всю заботу и прекрасный уход, Амира со всевозрастающим страхом ожидала дня родов. Еще бы, сцена тяжелых и мучительных родовых схваток бедной Лайлы была еще жива в памяти Амиры.
Она знала, что существуют лекарства, которые могут облегчить родовые муки, но, вспоминая нечеловеческие условия, в которых рожала Лайла, Амира стыдилась спросить о них у доктора.
И когда тот спросил, предпочитает ли Амира «естественное родоразрешение», она просто ответила:
– Пусть все случится по воле Аллаха.
– Али, вставай, прошу тебя, – жалобно повторяла Амира. Она проснулась несколько мгновений назад от нескольких легких судорог в животе, после которых на белье пролилась струйка теплой жидкости. Роды начались…
Она кинулась в спальню Али и принялась трясти его за плечо.
– Что, уже время? – спросил он, широко раскрыв глаза.
– Да.
Амира не ожидала от мужа такой расторопности. Со скоростью летящего метеорита он затолкал в лимузин жену и повитуху, и мощная машина понеслась в новую аль-ремальскую больницу. Палата-люкс для Амиры и персонал родильного отделения были наготове, а лондонский специалист, который последние недели безвыездно жил в отеле, уже находился на пути в больницу.
Все оказалось намного проще, чем она себе воображала. Несколько часов вполне терпимых болей, час настоящих мук, последние схватки… и громкий крик младенца. Сын Амиры появился на свет.
Кожица цвета кофе с молоком, черные волосики и глаза синее лазури…
– Какой красавец, – прошептала Амира, когда сестра подала ей ребенка. – Сыночек, я люблю тебя больше собственной жизни!
Когда в ответ раздался громкий крик здорового младенца, Амире показалось, что малыш услышал и понял ее слова.
«Как я до сих пор жила без него?» – снова и снова спрашивала себя Амира, прикладывая ребенка к груди. Она готова была часами смотреть на Карима, ласкать его и вдыхать аромат его маленького тельца. Как ей хотелось забрать сыночка домой, носить его на руках, петь ему колыбельную и, просыпаясь по утрам, первым делом видеть около себя его прелестное личико. Однако Али настоял, чтобы молодая мать оставалась с ребенком в больнице еще неделю.
– Доктор сказал, что в первые дни жизни малыша, – говорил он Амире, – возможны нежелательные осложнения. Я не вынесу, если с ним что-нибудь случится. И с тобой тоже, – добавил он.
Чтобы скрасить жене скуку пребывания в больнице, Али привез громадный телевизор и множество книг. Каждое утро после рождения Карима в палате появлялись свежие цветы. На следующий день после родов Али подарил жене бархатный футляр, украшенный монограммой известного лондонского ювелира. Открыв коробочку, Амира не смогла сдержать вздох восхищения. Внутри, на подушечке белого шелка, лежала подвеска, украшенная громадным кроваво-красным рубином. Такого прекрасного камня Амира не видела ни разу в жизни.
– Когда-то этот рубин принадлежал Марии-Антуанетте, – сказал Али, – королеве Франции.
«И несчастной женщине», – мысленно добавила. Амира, постаравшись поскорее отделаться от непрошеных ассоциаций. Подвеска была просто очаровательной, и Амира искренне поблагодарила мужа за поистине королевский подарок.
– Этот рубин не стоит и твоего мизинца. Ты подарила мне сына-первенца. Что в мире может сравниться с таким даром?
Рубин был лишь первой каплей дождя подарков, обрушившегося на Амиру. Бесконечная череда посетителей несла и несла бархатные коробочки с драгоценностями. Когда поток поздравлений иссяк, Амира возблагодарила Аллаха за возможность побыть одной. Мунира подарила золовке тяжелый серебряный кубок английской работы и пригоршню бирюзы; камни предназначались для украшения колыбели ребенка, ведь все знают, что бирюза лучше других средств помогает от дурного глаза.
Малик прилетел из Парижа с целым контейнером детских игрушек ручной работы. Брат стал более подтянутым, уравновешенным; в его одежде появились строгость и стиль. Амира не преминула поддразнить Малика.
– Ты, кажется, процветаешь, братец. Ты действительно стал тем работягой-бизнесменом, каким всегда хотел тебя видеть отец?
– Нушкораллах, слава Богу, я действительно процветаю и много работаю. Но должен тебе сказать, сестренка, мой старый приятель Онассис утверждает, что добывание денег не требует особого таланта. Когда я поставил его в известность, что собираюсь открыть собственное дело, знаешь, что он мне ответил? Он сказал следующее: «Мой друг, примите от меня на прощание один совет: больше загорайте и всегда платите в отелях по счетам, и вам будет сопутствовать удача». Вот я и стараюсь следовать этой мудрости. Кстати, о загаре, как ты понимаешь, мне заботиться не приходится.
– Дурачок. – Амира шутливо ткнула брата в бок и, понизив голос, спросила: – Скажи мне… как там Лайла?
Напускная важность слетела с Малика, перед Амирой снова был юноша с горящими глазами и голосом, полным любви и нежности.
– Она просто чудо, Амира. Каждый день узнает что-то новое. Стоит ей услышать незнакомое слово, как она моментально запоминает его и то, что оно означает. Она на удивление хорошо говорит по-французски. Няня утверждает, что у Лайлы природные способности к языкам.
Амира взглянула на своего сына, лежавшего рядом в изукрашенной драгоценными камнями и тканями колыбельке.
– Они очень быстро растут, Амира. Не успеешь оглянуться, и ты уже не сможешь представить своей жизни без него, – тихо сказал Малик, перехватив взгляд сестры.
В день выписки из больницы у Амиры побывал еще один гость – доктор Филипп Рошон.
– Я на этой неделе вновь осматривал короля, – объяснил француз свое появление, – и вот решил навестить вас и вашего ребенка.
«Знает ли Али об этом визите?» – подумала Амира, но промолчала, не осмелившись задать этот вопрос. Вокруг было полно нянечек и сестер, но, глядя на сидевшего рядом Филиппа, Амира испытывала чувство удивительной близости к этому человеку.
– Малыш здоров, – продолжал доктор Рошон, – это мне уже сказали. А вы, Амира, вы…
– Что? – спросила женщина, затаив дыхание.
– Вы стали еще красивее, чем раньше, а я-то полагал, что это невозможно.
Амира медленно выдохнула воздух, стараясь успокоиться: француз переступил черту – сделал ей комплимент в отсутствие мужа.
– Расскажите мне о ваших занятиях, – поинтересовался Филипп, стремясь сгладить неловкость и разрядить напряженность. – Али сказал мне, что вы очень прилежно учились за время своего вполне естественного заточения.
– Это не прилежание. Хотя я часто прихожу в замешательство, и нет никого, кто мог бы ответить на мои вопросы. Мне очень нравится узнавать что-то новое, и я стараюсь учиться, вот и все.
– Ах, Амира, – грустно произнес Филипп, – такая прирожденная студентка, как вы, и принадлежит…
– Что вы хотите сказать?
– Нет, ничего.
– Я последовала вашему совету и изучаю психологию. Я прохожу сейчас начальный, вводный, курс, и однако…
Синие глаза Филиппа заискрились радостью.
– Ну как? Что вы теперь думаете о психологии?
– Что я думаю? Знаете, это похоже на изучение иностранного языка, это новый способ мышления, новое миропонимание. Я не хочу притворяться, что мне все ясно, но я пойму, я чувствую, что пойму.
– Хотел бы я смотреть на мир вашими глазами, Амира.
Амира давно уже успокоилась, и так было уже сказано слишком много, а слово не воробей. Филипп поднялся, собираясь уходить, но медлил, словно ожидая, что Амира попросит его остаться еще, но Амира промолчала. Но когда Филипп вышел, комната показалась молодой женщине пустой. И холодной.
