Текст книги "Меридианы карты и души"
Автор книги: Сильва Капутикян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Спасибо от того поколения, которое чувствует себя связанным с родиной иначе, чем предыдущее, хотя с той же силой. Наша любовь к ней скорее более трезва и сознательна, чем эмоционально-инстинктивна– Мы гордимся ею – от крохотного электрона ее атомных ускорителей до последнего колоска пшеницы в Араратской долине. Хочется верить, что родине нужны все ее сыновья и всем ее сыновьям нужна родина. Хочется верить, что мы неотделимая часть нашей земли, хочется жить так, чтобы то, что мы на чужбине, не ощущалось. Наоборот! Во всех странах мира мы хотим нашу разбросанность обратить в силу. В постоянном общении с самыми разными культурами мы хотим со всех полей собрать нектар и суметь этот мед отдать родному улью. Живя среди разных народов, мы хотим стать полномочными послами доброй воли, ознакомить их с армянами и Арменией. Вот именно так мы любим родину, вот стержень всех наших усилий. Хочется верить, что к этим нашим усилиям родина не останется безразлична…
Вряд ли двадцать пять – тридцать лет назад родители, назвавшие сына Вреж-Арменом («Вреж» означает месть), фанатики, яростно отрицавшие Советскую Армению и лелеявшие свои варианты мести, могли представить, что однажды их сын произнесет такие слова и во всеуслышание заявит о своей гордости именно той самой Арменией, с которой он «связан иначе, чем предыдущее поколение».
14 апреля, Егвард
В общем, речь Вреж-Армена была построена так, что-бы никакое неуместное слово не задело гостью из Советской Армении. Правда, в другие дни в том же зале произносятся и другие речи, по-прежнему фанатичные, непримиримые. Однако как на этом вечере в Монреале, так и во время других моих встреч, организованных «Амазгаином», все было тактично – за одним исключением. Это вечер «Армянского центра» в Торонто.
– Мы не рискнули здесь прочитать в нашем неумелом, дилетантском исполнении прелестнейшие стихи нашей гостьи, – слащаво-приторно изъяснялся со сцены открывавший вечер председатель здешнего филиала «Амазгаина» и стал затем дотошно перечислять все мероприятия, предпринятые ими за последние десятилетия-
Потом выступила детская танцевальная группа. И хотя танцы не очень походили на армянские, все равно было трогательно само существование ее в этом городе. Затем пошли песни, декламация. Читались только классические вещи или произведения зарубежных армянских авторов. Ни одной песни Советской Армении, ни одного стихотворения армянских советских поэтов, кроме моего «Слова сыну». Такого «направленного» концерта я ни разу не слышала во время моих встреч с зарубежными армянами. «Чистопородность» этого центра стала еще более явной, когда я увидела, что на сцене слева от меня приторочен громадный дашнакский флаг, как принято у них называть, «трехцветный». Оранжево-сине-красный. Сюрприз, мягко говоря, малоприятный и никак не свидетельствующий о деликатности хозяев ни по отношению к гостье, ни к стране, из которой она приехала.
Все это настроило меня соответственно, и, когда я получила слово, в голосе моем, наверное, была некоторая горячность, хотя я и говорила о том же, о чем обычно во всех такого рода аудиториях.
Говорила, что мы никогда не забудем тех, кто, презрев все опасности, оставив дом и семью, посвятил себя освобождению народа от султанского ига. Но каждое время приносит свои веяния, свои идеи, диктует свои пути к их осуществлению. Нельзя уже сто лет подряд склонять те же слова, твердить те же лозунги, слепо уповать на тот же флаг. Меняются времена, и мы должны трезво рассматривать судьбу нашего народа во всей цепи исторического развития, а не вырывать ее из этой цепи, не превращать в брошенное в угол колечко, которое может заржаветь в своем одиночестве. Думать кичливо, что наша нация имеет свое особое место в мире и должна жить обособленно, значит не возвышать, а умалять народ, превращать его в племя, в род, а следовательно, мешать ему мериться со стоящими рядом, равняться на передовых, то есть лишать основного стимула движения вперед, прогресса. Сейчас в мире замечены две крайности. С одной стороны, шовинистическое стремление считать свою нацию привилегированной, лихорадочные попытки утвердить ее господство, с другой стороны – космополитизм, который проникает из-за океана и душит национальную культуру, лишает ее возможности иметь собственный цвет в радуге. Оба направления опустошают человека. Армянский народ благодаря новому, интернационалистскому умонастроению сейчас широко смотрит на мир, и мы радуемся такой черте, потому что она обогащает, делает ярче, многообразнее наш национальный характер. Вот почему, когда писатели и художники Армении отражают это в своих произведениях, надо понять, что это искреннее чувство, а никак не конъюнктура, как подчас склонны здесь считать некоторые. Я и люди, думающие как я, ищем реальный, верный путь, и этот путь к национальному расцвету проходит через Ереван, Матенадаран, университет, заводы-новостройки, Академию наук, проходит по дорогам, по которым идет наш народ вот уже более полувека и которые так естественно утверждают сущность нашего народного характера, нашей жизненной философии.
Жизнью нужно отмстить за жестокость веков,
Духом собственным – крепнущим и неустанным,
Созиданьем – за тяжесть руин и оков,
За развалины Вана – живым Ереваном,
А за горечь изгнанья, поруганный кров —
Из пустыни идущим домой караваном.
Так и жить, – только в этом основа основ!..[15]
По залу прокатилась волна одобрения. И я тоже, хоть и взволнованная, была довольна, что удалось все-таки без особой остроты и резкости сказать то, что хотелось.
Потом мне предложили посмотреть комнаты «Армянского центра», типографию, редакцию, библиотеку газеты «Ардзаганг» («Эхо»),
Председатель местного отделения «Амазгаина» рассказывал мне о «Караване» – обществе или организации, которая каждый год устраивает нечто вроде фестивалей-выставок с целью представить культуру живущих в Канаде народов, их быт и т. д.
– Написали в Ереван, в Комитет по спюрку, что в «Караване» каждый год «Амазгаин» представляет Армению, просили прислать что-нибудь, ну, хоть виды Еревана. Так и не прислали… У нас были этикетки коньяка «Арарат», наклеили их на бутылки…
– А в бутылках что, чай?
– Да вроде этого, – смутился мой собеседник. – Так и выставили в «Караване».
– И долго еще будете обходиться суррогатами? – не без ехидства спросила я. – Хорошо сделали, что ничего вам не прислали. Вы бы выставили фотографии площадей и улиц Еревана, Матенадарана, наших заводов и водрузили над ними свой трехцветный флаг. Разве Армения трехцветного это все создала?
Нервозность, возникшая у меня в этот вечер, не ослабевала. И тут под руку подвернулся литературовед Маркар Шарабханян, который поинтересовался, можно ли переведенную им книгу греческого философа Газандакиса «Отрешение» переиздать в Армении.
– Нет, мы не издаем переводы на западноармянском, тем более если переводчик из «Амазгаина»…
– Почему же вы так пристрастны?
– Значит, есть причины, – отрезала я.
В другой раз, пожалуй, я не ответила бы столь резко, тем более что дело обстояло именно так: до сих пор издательство «Айастан» действительно не публиковало переводов на западноармянском. Шарабханян собирался на следующее утро прийти в гостиницу побеседовать, но… не пришел, а в очередном номере ежемесячника «Ардзаганг» напечатал сообщение об этом вечере, которое я прочла уже по возвращении домой. Случалось, что то или иное мое выступление за рубежом встречало протест в дашнакской печати, однако нигде не было таких мелочных, неуважительных выпадов, как в той маленькой информации.
«Армянский центр» в Торонто в этой заметке пытался подчеркнуть, что «мы сами с усами». Вот образчик такого самоутверждения: «В конце вечера выступила и сама гостья дня. Она рассказала присутствующим о запротоколированных успехах современной Армении и решила вдохнуть патриотические чувства в души слушателей. Капутикян, изящно обыгрывая уже хорошо знакомые нам уловки, в то же время метала стрелы, допуская то и дело неуместные сравнения. Но к ним мы вернемся в следующем номере. А пока хотелось бы произнести слова похвалы в адрес организаторов вечера, которые остались на высоте, не сочли нужным ответить поэтессе, создать повод для эксцессов и дали возможность гостье выйти из зала ликующей, самодовольно зафиксировать еще одну свою победу. Ей был вручен памятный подарок от «Амазгаина».
Ого! Выходит, что моя вышеупомянутая речь, в общем-то, похожая па мои другие устные и печатные выступления, только, наверное, чуточку более горячо произнесенная, вдруг оказалась каким-то жупелом. Конечно, раздражение устроителей вечера мне более чем понятно, но к этому… «мы вернемся в следующем номере». Что же касается подарка, то первой моей реакцией по прочтении было – немедленно вернуть! Ведь подарок, а тем более «памятный», призван сохранить в человеке какие-то добрые воспоминания, дорогие связи. Так зачем же беречь мне это продолговатое металлическое, со штампованным орнаментом блюдо, раз оно… Решила отправить его с оказией, попросив об этой услуге приятеля из Канады, гостившего в те дни в Ереване.
– Не делай этого, – посоветовал он. – Люди, те, кто сидели тогда в зале, огорчатся. Ведь они ни при чем. И «Ардзаганг» не продолжил ничего «в следующем номере». Наверно, образумили редакторов.
И я не отправила блюдо обратно. Положила вместе с другими памятными подарками. Пройдут годы, я открою ящик, переберу подарки, и каждый из них, обретя язык, тихо поведает мне о связанной с ним истории. Годы сотрут лишнее, преходящее, мелочи, секундные вспышки, останется только главное. И тогда это блюдо с орнаментом расскажет, как после вечера в «Амазгаи-не» в Торонто маленький зал вышел из берегов, волны хлынули к столу на сцене, как снова смешались рукопожатия, бесхитростные слова приветствия, протянутые для автографа записные книжки и как одна пожилая женщина, Пируз Сарафян, прося передать привет Еревану, вручила мне свое незатейливое стихотворение, написанное после посещения Армении:
Хоть и земля твоя из камня и из скал,
Благословенна ты своею жатвой,
И перед миром всем гордиться ты должна
Чудесным новым Ереваном.
И как другая старая женщина подарила ярко раскрашенную брошь, сделанную собственноручно из мякиша хлеба, с записочкой, на которой крупными буквами выведено: «Моей любимой сестре. Аракся Срапян». И еще как без конца ерзающий в первом ряду малыш, наверное, лет трех-четырех, глядел-глядел на сидящую на сцене незнакомую, по непонятным причинам чествуемую тетю и в недоумении обратился к матери:
– Она мама деда-мороза, да?
15 апреля, Егвард
Да, «Ардзаганг» так и не осуществил свою угрозу.
Но и без того мы назубок знаем все те антидоводы, которыми мог этот журнальчик начинить свои страницы. Достаточно раскрыть номер любой газеты или журнала, принадлежащего дашнакской партии, и напечатанное там заменит «возвращение в следующем номере». Пятьдесят с лишним лет одно и то же. Вот, пожалуйста, номер «Айреника» («Родина»): «На плечи сегодняшней молодежи ложится большая ответственность – не что иное, как продолжить освободительное и тяжелейшее дело наших предков: полностью достичь наших национальных идеалов, а именно – свободной, независимой и объединенной Армении. Это было вчера, и это же остается сегодня…»
Я не хочу сейчас ворошить старое, еще и еще раз доказывать бесплодность этих заклинаний. Если глаза не видят, а уши не слышат, если более чем полувековое существование Советской Армении, ее сегодняшний облик ни в чем не убедили, ничего не опровергли, то любые доводы здесь излишни. Собственно говоря, и не следует ждать от них какого-либо отказа или приятия. От чего им отказываться? От лозунга «свободной, независимой и объединенной Армении», от основ своего существования? Что принять? Факт, низвергающий эти самые основы? Принять то, что единственный путь обрести родину, единственное средство и возможность – это Армения, выросшая и окрепшая в союзе с Россией, созданная советской властью? Ведь принять все это означает для дашнакской партии перестать быть партией, отказаться от своей программы, платформы, в тот же день распустить бюро, комитеты, клубы. Следовательно, о решительном повороте Дашнакцутюна как партии политической речи быть не может. Речь может идти лишь об оттенках ее деятельности, отдельных тактических шагах, которые объяснимы временем.
Теперь, когда занавес раздвинут, когда человек из спюрка знакомится с Арменией не только из окошек-столбцов прочитанных им газет, а в живом общении с людьми оттуда, в многообразных связях и зачастую лично, положение изменилось. Армения со своими светом и тенью, со своими успехами и недостатками без всяких препон раскрывается перед приезжими. То, что недостатки, тени и отклонения есть, мы не скрываем. Но наряду с этим у нас такие свершения, в сравнении с которыми младенческим лепетом покажется не только «сон Хента»[16], но и все то, ради чего вступали тогда в борьбу славные сыны народа. Естественно, что существование такой Армении мощно отражается на жизни армянского зарубежья, перекраивает соотношение сил «за» и-«против», подрывает сплоченность дашнакских рядов.
Я не однажды и в Ереване, и за рубежом встречалась с дашнакскими старожилами и молодежью. Как бы ни была натянута пружина их партийной дисциплины, стали явно заметны разброд и внутреннее расслоение, особенно среди молодых, таких, как Вреж-Армен. Свободные от груза прошлого, те, кто мыслит трезво и здраво, пробуют вырваться из-под слепого влияния отцов, хотят понять время, думать и действовать по-своему. Иные, особенно люди постарше, находятся на перепутье, и их состояние, тот поворот, который происходит в их душах, в какой-то мере можно пояснить на примере одной встречи во время моей поездки во Францию, в городке Жуан-ле-Пен, на берегу Средиземного моря.
Хозяйка гостиницы «Де Франс», армянка, собрала в тот вечер под своим кровом почти всех живущих поблизости армян. Здесь же была вдова писателя Рубена Зардаряна, погибшего в 1915 году. Она вместе с сыновьями нашла прибежище в Ереване, а затем, как сама объясняла, «испугавшись большевиков», уехала за границу. В этот вечер я много рассказывала об Армении, Ереване, показывала альбомы, цветные открытки. Мадам Зардарян, добродушная женщина лет восьмидесяти, с волнением следила за нашей беседой, восхищалась видами Армении и то и дело восклицала: «Каким красивым городом стал Ереван!.. Что за прекрасные здания там построили!.. Ах, если бы не эти большевики! Не будь их, мы бы остались и любовались бы всем этим…»
Чистосердечные восклицания этой живущей лишь впечатлениями прошлого пожилой женщины, до удивления наивные, все же отражают то сложное, противоречивое душевное состояние людей, которые не в силах зажмурить глаза и не видеть того, что есть, но которых, однако, преследует привычный комплекс: «Ах, если бы не эти большевики!..»
Все это не может не сказаться на тактике дашнакских главарей, на формах их ежедневной борьбы. Дашнакская печать иногда публикует такие восторженные впечатления об Армении, что прямо хоть обвиняй газету в «лакировке действительности»… Несомненно, «Айреник» и другие органы печати не ради наших «красивых глаз» так поступают. Публикуют потому, что иначе не могут: читатель уже многое видел, знает, и абсолютное отрицание может только лишить доверия и оттолкнуть. Более того – один из корреспондентов «Айреника» эту конъюнктурную позицию опрокидывает и в прошлое: «Армянская революционная дашнакская партия с первых же дней, вот уже пятьдесят лет, всегда и издавна широко откликается на достижения Армении и армянского народа».
Если бы воскрес бывший редактор газеты «Айреник», заклятый враг всего советского, Рубен Дарбинян, он бы хорошенько надрал уши автору этой статьи за примиренчество, приписываемое ему и его «боевой партии». Каи бы то ни было, истина в том, что наследники Дарбиняна, хотят они этого или не хотят, вынуждены констатировать очевидные факты, хотя и нашли им «спасительное» объяснение: советский строй, мол, тут ни при чем. «Напротив, – писала «Айреник», – более чем пятьдесят лет нерушимо и неуклонно советский коммунизм преследует цель задушить патриотическое чувство собранных под его эгидой наций, преследует цель вершить суд над понятиями родины, нации, патриотизма армянина». Только «мощь армянского таланта», считают они, «его неиссякаемый дух» вдохнули жизнь в эти гибнувшие, пустынные земли. Конечно, дух народа, его история имеют большое значение, но возникав вопрос: до Октябрьской революции на той же земле разве не было того же народа? Тогда почему в 1913 году в Ереване тот же талантливый народ не нашел ни одного инженера, чтобы пустить конку на улице Астафян, и этот единственный инженер был приглашен из Германии? Почему та же Восточная Армения, которая теперь стала культурным и научным центром мирового уровня, была лишь темной окраиной царской России, эталоном отсталости? Тогда чем объяснить, что за все эти годы огромную силу развития получил не только армянский народ, но и все другие народы Советского Союза, – скажем, народы Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, Казахстана, перемены в жизни которых, если иметь в виду уровень культуры и экономики этих краев в прошлом, пожалуй, еще более разительны, чем в Армении? Так что, все это «пропаганда»?! Пусть мои оппоненты хоть разок совершат туристский вояж в эти места, чтобы воочию, собственными глазами, увидеть, и, возможно, после этого они более добросовестно, непредвзято оценят национальную политику Советского Союза.
Хотя кое-кому вряд ли поможет и такое путешествие. Уже давно эта партия, утратившая почву под ногами, соотносит реальную действительность со своими заданными моделями, трактует все по своему усмотрению, как ей удобнее. Если правда, что Советский Союз ликвидирует национальную самостоятельность, самобытность, что коммунизм и его идеология уничтожают нации, стирают их черты и особенности, то как же это маленькая Армения за пятьдесят лет так выросла не только в материальном отношении, но и раскрылась духовно, окрепла мыслью, утвердилась в познании себя! Когда читаешь дашнакскую прессу, следишь за высказываниями их вожаков, диву даешься степени их ограниченности и самоуверенного бахвальства одновременно. Если послушать их, то именно они и есть исконные хранители нации, отпрыски Вартана Мамиконяна[17], только через них доходит до современности непоколебимый дух предков, это они духовно «кормят и поят» не только спюрк, но и Армению. Пишут и внушают это, хотя наверняка знают, что, если не принимать в расчет появляющихся время от времени исторических исследований и статей наших публицистов, народ Армении, поглощенный своими буднями, многочисленными заботами строительства страны, даже не вспомнит о существовании такой партии. Но те, нимало не смущаясь, присваивают себе лавры победы и, как высшим комплиментом, награждают того или иного человека оценкой «мыслит, как дашнак». По меньшей мере несерьезно приписывать многовековой патриотизм народа партии, появившейся на исторической арене лет семьдесят – восемьдесят назад. Эта вековая любовь к своей земле, своим священным камням и письменам жила в народе еще со времен язычества, с легенды «Ара Прекрасный и Шамирам», со времен Маштоца и Хоре-наци, Абовяна и Комитаса и дошла до нас. И если какая-либо именующая себя национальной партия в тот или иной период брала на вооружение эти вечные чувства, сие вовсе не означает, что с этой партии начинается и кончается история народа. Когда еще тысяча пятьсот лет тому назад на Аварайрском поле воины Вартана яростно бились за свою веру и землю, они не состояли членами дашнакского клуба, а воспетые историком пятого века Егише «нежные жены армянской страны» не входили в женские комиссии при нью-йоркской церкви «Святой Вардан»… Когда современный поэт Паруйр Севак писал: «Нас мало, но нас армянами зовут», – это никак не дух «Амазгаина», который вдруг взыграл в Севаке, а, если хотите, дух нашего пятого, золотого века. В словах советского армянского поэта тоже есть отзвук бессмертных строк отца нашей историографии Мовсеса Хоренаци: «Хотя мы и грядка малая… но доблестны и богаты… не только умом, но и многими достославными деяниями…»
Везде – и в самых разных кругах спюрка, и в Армении – есть люди, посвятившие себя служению родине. И если понадобится определить, кто из них более патриот, или, точнее, чей патриотизм плодотворнее, то справедливо на этот вопрос будет ответить так: тот, у кого наиболее точное чувство времени, чей корабль движется в согласии с попутным ветром времени, кто умеет реалистически мыслить и выбрать путь, единственно верный для своего народа путь. Французский философ М. Монтень сказал: «Выстрелить дальше цели тоже означает промахнуться». В этом смысле люди Армении, будь это коммунисты или не коммунисты, все те, кто действительно озабочен судьбой своей страны, признают две истины и будут их исповедовать, как бы ни заклинали некоторые оторванные от жизни политики: дескать, «армянин имеет лишь одну ориентацию – армянскую».
Вот эти две истины.
Первая: для нас, народа с такой историей, как наша, с такой географией, с таким складом души, самой надежной опорой и защитником всегда была и остается Россия. Это подтверждали и наши прозорливые деятели– от Исраэля Ори[18] и Ованеса Туманяна до трезво мыслящих современных политиков. Это подтверждают уроки истории.
И вторая истина: для нас, народа с такой историей, как наша, с такой географией, с такими идеалами человеческого общежития, как, впрочем, и для других народов Союза, самым органическим и благотворным образом государственного устройства является советская власть, которая своими принципами национального содружества, своим надежным щитом обеспечивает мир и расцвет всем малым и большим нациям, входящим в Союз Социалистических Республик. Это подтверждает наше национальное возрождение, бурный расцвет наших веками накопленных духовных сил.
Такова точка зрения реально мыслящего армянина,
И если иногда – в отношении к нашим святыням, к нашим тревогам, к нашей старине – и возникает какая-то чисто внешняя схожесть, то отсюда и начинается водораздел во взглядах, возводится стена между, по их определению, «истинным дашнаком» и истинным советским армянином, между анахроничным миражепоклонником и реалистом. Отсюда каждый движется своим путем. Один продолжает распевать: «Наша отверженная, сиротливая родина»[19], другой – хозяин этой родины – продолжает отроить ее.
Идеи – живые существа, они нуждаются в постоянном питании, и это питание не приходит само по себе, оно приходит от земли, от ощущения почвы под ногами. Без этого органического, живого питания идеи усыхают, увядают, обескровливаются. Когда слушаешь деятелей Дашнакцутюна или листаешь их газеты, в каждой фразе, в каждом номере одно и то же, та же самая триада прилагательных – «свободная, независимая, объединенная», тот же трехцветный флаг… Хотя бы пощадили свои истоки, свое прошлое, послали бы в музей отдохнуть на полках, стать историей, памятью… Нет, терзают без устали к месту и не к месту, вызывают к жизни призраки, превращают свой «трехцветный» флаг в трехгранный клинок, чтобы вонзить в сегодняшнюю Армению. Бесконечно склоняют слова, понятия, идеи, лишь бы не упустить случая, любой возможности напомнить о себе. Невольно приходит на память поп, который с амвона признался, что говорит не столько для того, чтобы что-либо сказать, а «дабы не умолчать»…
Мне вспомнился званый обед в Марселе во время поездки по Франции, организованный землячеством ванских армян «Амаваспуракан». Под звон бокалов, ножей и вилок встал один из моих земляков-ванцев, пожилой дашнак, и начал: «Еще в пятнадцатом году, в самый роковой момент обороны Вана, писатель Габриэль Мелоян воскликнул: «Экипаж нашего корабля еще стоек!» Сейчас мы с той же решимостью заявляем: «Экипаж нашего корабля еще стоек». Однако здесь, вдали от родины, наш корабль деревянный. Когда мы доберемся до вод Севана, наш корабль станет стальным, и тогда…» Так с воодушевлением вещал этот «ветеран», хорошо усвоивший все ораторские приемы, нюансы, придыхания. Чувствовалось, что он точно рассчитал, после каких слов раздадутся аплодисменты, после каких – возгласы, после каких – вздохи… Подобные речи, видимо, стали чем-то вроде хорошо продуманного ежедневного рациона, который, однако, не мешает стареющему телу дряхлеть день ото дня.
Возникла необходимость объяснить моему пылкому соотечественнику, что корабль, который будет бороздить воды Севана, строится на берегах Севана. Строит его народ, живущий на родной земле, кровью и потом давший жизнь камням и пустыням, народ, который создал эту жизнь, который в недрах горы рассекает твердую, как металл, породу и, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперед, прокладывает туннель Арпа – Севан.
Легко, конечно, там, на банкетах, после острых и пряных армянских блюд требовать себе на десерт «свободную и независимую Армению», а на досуге заниматься «кораблестроением», надеясь, что найдется у нас какой-то недальновидный парень и зажжет для этого несуществующего корабля маяк величиной со свечку… Тот, кто серьезно озабочен судьбой родины, не должен забывать, что недруг с радостью раздует слабый огонек того маяка, чтобы заманить плывущего не в ту гавань…
Строить родину – это значит не только оглядываться назад, не только помнить Аварайр и Сардарапбат[20], а глядеть вокруг и вдаль, в сегодня и в завтра. Только так размышляя и действуя, народ Армении продолжает в наши дни строительство родины. Продолжает во времена нового пробуждения наций и новых форм их сближения, уверенный, что ему предназначено стать наследником высокой мечты предков, что в этой новой Армении, на этой горсти земли, решается судьба разбросанного по всему свету армянства.
Вот этой убежденностью и силен советский армянин, с этой убежденностью он вступает в спор со своими идейными оппонентами, если они действительно оппоненты и действительно идейны. Вступать же в спор с «идейными» торгашами, которые свою совесть и основы существования родины нагло выносят на аукцион западных рынков в откровенной надежде на повышение барышей, полемизировать с ними бесплодно, да и ни к чему.
16 апреля, Ереван
Сегодня я приехала в Ереван. В четыре часа встреча с работниками Министерства сельского хозяйства. А до этого привожу в порядок мою запущенную комнату, просматриваю полученные газеты, письма. Приходит их много, к старым долгам – неотвеченным письмам – прибавляются новые. Когда ж я справлюсь с этими долгами? Если бы только письма! Сколько раз давала себе слово: на все звонки и предложения отвечать твердо, что занята, что пишу книгу. Но…
Звонят из газеты «Айреники дзайн», шестидесятилетие поэта Амо Сагияна, нужно откликнуться. Ну как тут быть?.. Звонит писатель Степан Куртикян: «В Доме литераторов вечер, посвященный девяностолетию Даниэла Варужана, за тобой вступительное слово». Как же не произнести это слово?.. Звонят из Ереванского медицинского института: «Мы организуем вечер Комитаса, просим вас выступить». – «А почему вы не говорите по-армянски?»– спрашиваю. «Я не армянка, я украинка, но очень люблю Комитаса…» Как ей отказать? Или письмо из Киева. Предлагают провести там творческий вечер. Благодарю, прошу отложить на осень, на сентябрь – октябрь, но сомневаюсь, что и к тому времени кончу книгу.
Случается, что, собрав все свои внутренние отрицательные заряды, отказываю, а потом чувствую угрызения совести. Так случилось и в прошлый раз. Позвонили из телестудии. Девичий голос сообщил, что будет передача о строителях туннеля Арпа – Севан, просят, чтобы… Я перебила: «Не могу, дорогая, у меня мать больна. И потом я пишу книгу о своей поездке, не могу прервать…» И вот спустя две недели, 25 марта, эта передача состоялась, и я смотрела. Просторный зал телестудии был полон людей: строители, инженеры, проходчики, ученые, артисты, писатели. Рассказывали о проектах стройки, о неописуемых трудностях. Выступления перемежались кинохроникой, снятой в забое. Рабочие – армяне, русские, украинцы, молдаване – со строгими, напряженными лицами, в прорезиненных комбинезонах сражаются с камнем, до невероятности твердым, синеватым, как металл, неподдающимся. Сражаются с водой; грунтовые воды все прибывают и прибывают, доходят проходчикам до пояса. Вода горячая, воздух душный, но люди по щепотке выцарапывают, дробят камень, по сантиметру продвигаются вперед – и так сорок восемь километров… Легко сказать – сорок восемь километров… Передача длилась более двух часов, артисты пели в честь строителей, танцевали. Выступали ученые, читали стихи поэты, а я?.. Мне стало совестно, что не пошла. Единственное утешение то, что я была в той штольне в очень памятный день, когда должны были встретиться пятый и шестой участки туннеля, примерно по два километра длиной каждый.
…В забое уже был взорван последний шпур, и после того, как упали на землю взметенные толом камни и пыль, в глухой скале показался долгожданный просвет… Мог и не показаться, в расчетах могли промахнуться, и два участка могли разминуться. Но вот встретились, и радость, взорвавшись в забое, исторгнулась вверх, на поверхность земли, на строительную площадку Егегис, бросила людей друг к другу, звала их на праздник первой победы. Когда мы, сидя в вагонетках, вонзились в глубь скалы и доехали до места стыковки, прошел уже час после взрыва. Пыль осела, раскромсанная на куски скала повержена на землю. Человек победил камень…
Арифметика длится одну секунду: два плюс два равняется четырем; однако, чтобы получить эти четыре километра (вернее – 3882 метра), тысячи людей годами вели бой под землей, отвоевывая пядь за пядью каждый метр заминированной земли. С разных концов два подошло к двум. И вот в этот день наконец свершилось действие сложения. Горная шаловливая и строптивая река Арпа простится со своим детством и повернет налево, чтобы войти в новый дом – в туннель, посерьезнеть и заняться хозяйством – поить и кормить Севан, поить Армению.
Туннель Арпа – Севан! Самый длинный туннель в мире. Это своеобразная пирамида Хеопса, построенная народом, оповестившим мир и грядущие века о своём упорстве – жить!..
На моем письменном столе две небольшие стеклянные колбы. В них земля, привезенная из пустыни Тер-Зор и города моих предков – Вана. Рядом камень, твёрдый, острый, в голубоватых прожилках. Память о дне соединения двух участков тоннеля. Все это рядом. Пепельный, как прах, песок пустыни, черная, пахнущая тоской, травами и полевыми цветами ванская земля и эта твердость камня, извлеченного с такими усилиями из глубин земли и души. Мудро сказал когда-то Анатоль Франс: «Народ, который не хочет умирать, убить невозможно».
