Текст книги "Темные объятия"
Автор книги: Шеррилин Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Он не должен думать о себе. Только о ней.
Ведь это все – ради нее.
Ради спасения ее жизни.
Он пойдет на все для того, чтобы Саншайн жила.
Она сидела напротив него, склонившись над тарелкой. Приглушенный свет блестел в ее черных, как ночь, волосах, бросал золотистый отсвет на смуглую кожу.
Тейлон следил за аккуратными и точными движениями ее тонких, изящных пальцев. Как он любит ее руки! Особенно когда целует каждый пальчик... или когда чувствует ее прикосновения...
– Почему ты решила стать художницей? – спросил он.
– Мне нравится работать руками.
Он потянулся к ней через стол, взял ее левую руку в свои ладони. Ее рука казалась хрупкой, почти прозрачной.
– У тебя такие красивые руки!
Она улыбнулась и сжала его руку.
– Спасибо. Для художника руки – главное его богатство. Мне всегда страшно было подумать, что что-то может случиться с руками – допустим, ожог или ранение, так что я не смогу больше ни лепить, ни рисовать. Я не мыслю себе жизни без искусства. Не знаю, что бы я делала, если бы не могла творить.
Тейлон прикрыл глаза – его снова пронзил приступ сердечной боли. Но страшным усилием воли он подавил горечь отчаяния. Нельзя. Надо держаться.
Не потерять ни секунды из того времени, что у него еще осталось.
Саншайн предложила ему ложку салата из нута. Тейлон попробовал салат и даже не скривился, хоть для этого ему и потребовалось сделать над собой героическое усилие.
– Почему у тебя глаза больше не карие? – спросила она.
Он проглотил салат и поспешно запил его вином.
– Черные глаза – это, так сказать, элемент экипировки Охотника. Мы превратились в хищников, способных выслеживать и уничтожать даймонов. Благодаря черным глазам с сильно расширенными зрачками мы видим в темноте.
– А клыки? Ты пьешь кровь?
Он покачал головой:
– Нет. Кровь не в моем вкусе. Клыки – тоже часть экипировки.
– Тебе нравится то, чем ты занимаешься?
– Иногда это увлекательно, порой – скучновато. Но, в общем, я не возражаю.
Саншайн умолкла. Несколько минут она задумчиво ела, а затем задала новый вопрос:
– Тейлон, зачем ты продал душу?
Тейлон отвел взгляд. Перед глазами его снова, как живой, встал тот ужасный день.
Холодный, ветреный день, когда весь его клан собрался у священного алтаря, чтобы принести жертву богам в искупление греха давно умершей королевы. Тейлон, обнаженный, лежал на жертвенном камне. Руки его были связаны над головой, на груди начертаны кровью символы жертвоприношения.
Друид в черной мантии склонился над ним, и Тейлона поразила его злобная усмешка.
– Возьмите Сиару!
Слова двоюродного брата оглушили Тейлона. Не сразу он понял, что происходит. В ужасе Тейлон наблюдал, как двое крепких воинов хватают его сестру за руки и тащат к жрецу.
– Спейрр! Помоги мне, brathair ! Спаси меня! Пожалуйста!
Он бился в своих путах, словно дикий зверь. Он сорвал голос, требуя, прося, умоляя отпустить его сестру. Все было тщетно.
Она звала его, и ее отчаянные крики разрывали ему сердце.
– По воле богов оба вы умрете за прегрешение вашей матери!
С этими словами его двоюродный брат вонзил кинжал в сердце Сиары.
Она неотрывно смотрела на Тейлона. В ее огромных, блестящих от слез глазах он видел боль, ужас...
И, страшнее всего, – разочарование.
Она верила в него. Всю жизнь верила, что брат не оставит ее в беде. Что бы ни случилось – он придет на помощь.
Воины отпустили ее, и Сиара рухнула наземь. Она была еще жива; она пыталась подняться.
– Спейрр! – простонала она дрожащим голосом, протягивая к нему окровавленную руку. И затем совсем по-детски: – Я не хочу умирать...
Так умерла Сиара.
Задыхаясь от ярости, он испустил свой боевой клич, а затем проклял их всех. Он призывал Морриган, богиню, которой посвятил свой меч, обрушить на них свой гнев. Но она его не слышала.
Лишь Артемида, богиня чуждого народа, откликнулась на его зов и дала ему возможность отомстить.
Последнее, что видел он по эту сторону смерти, было торжество на лице друида, занесшего над ним нож.
Тейлон несколько раз глубоко вздохнул, стремясь успокоить воспоминания. Все это – в далеком прошлом. Сейчас ему надо думать о Саншайн.
– Чтобы отомстить за смерть сестры, – ответил он спокойно, хотя внутри у него все бурлило. – За какой-то год я потерял почти всех, кого любил, – дядю и тетю, тебя и нашего сына. После твоей смерти меня охватило отчаяние. Каждая минута жизни была для меня мучением, и я продолжал жить лишь потому, что помнил: я нужен своему клану и Сиаре.
Когда друиды пришли ко мне и сказали, что по воле богов я должен принести в жертву свою жизнь, я принял это известие с облегчением. И, не раздумывая, позволил им зарезать меня на жертвенном алтаре.
Тейлон стиснул зубы, вновь вспоминая сестру в тот страшный день.
– Сиара плакала, но старалась держаться мужественно. Все шло, как было задумано, – но вдруг Меррдид, мой двоюродный брат, повернулся к ней и приказал воинам схватить ее. Он объявил: чтобы умилостивить богов, умереть должны мы оба.
– Это была правда?
– Нет. Правда заключалась в том, что он хотел стать королем, а мы с Сиарой были законными наследниками. Он хотел убрать со своего пути нас обоих. За свою собственную смерть я мстить бы не стал – я тяготился жизнью и хотел умереть. Но Сиара... Нет, этого я выдержать не мог.
Саншайн накрыла его руку своей.
– Милый мой, мне так жаль!
Он сжал ее руку – и поспешно смахнул с глаз слезы, вспомнив, что через какой-то час лишится и этого утешения.
– Что ж, они, в конце концов, тоже об этом пожалели.
– Что ты сделал?
Тейлон ответил не сразу. Воспоминания о той ночи обдали его яростью и ужасом: слишком хорошо он помнил, что мчался по деревне, словно обезумевший монстр, не щадя на своем пути никого и ничего.
Он думал только о своем предателе-брате.
О том, что этот ублюдок должен заплатить за все.
– Я шел по деревне, убивая всех, кто пытался встать между мной и убийцами Сиары. Женщины и дети в страхе разбегались. Живых мужчин в деревне не осталось. Наконец, я нашел Меррдида и отомстил ему, а потом спалил всю деревню дотла.
– И с тех пор ты служишь Артемиде?
Он кивнул.
– Ты ее видел?
– Лишь один раз, когда заключал с ней договор о своей душе. Она явилась ко мне в преддверии иного мира, там, где определяется судьба умерших.
– И с тех пор ты с ней не встречался?
Он покачал головой.
– Для богов мы нечисты. Само наше существование оскорбляет их. Нам не позволено с ними общаться.
– А как же Эрот?
Тейлон глубоко вздохнул, вспомнив бесшабашного бога любви.
– Эрот не такой, как другие. Не знаю почему, но ему нравится наша компания.
Заканчивая ужин, Саншайн раздумывала над его рассказом. Бедный Тейлон! Через какие муки ему пришлось пройти!
Пожалуй, ее все еще беспокоило то, что Тейлон, возможно, не отличает ее от Ниньи. Пусть душа у них одна, но в общем и целом они ведь совсем разные люди!
Но в конце концов это не так уж и важно. Пока он связан обязательствами с Артемидой и проклят Камулом, думать об этом бессмысленно. У них не может быть будущего.
Однако Психея объяснила ей, как вызвать Артемиду.
И теперь Саншайн собиралась поговорить с богиней по душам. Выяснить, не может ли Тейлон все-таки обрести свободу, и что для этого требуется. Если получится это, тогда, быть может, и с Камулом они как-нибудь справятся?
Расплатившись за ужин, они вышли из ресторана и направились в клуб ее отца.
Саншайн не понимала, почему на этот раз Тейлон повез ее домой, но спрашивать не хотелось: она просто радовалась, что они еще какое-то время побудут вместе.
Оказавшись в клубе, Тейлон повел ее танцевать.
Никогда прежде Саншайн не подозревала, что танец в исполнении мужчины может быть шедевром красоты! До сих пор она считала, что мужчины на танцполе выглядят неуклюже и довольно-таки забавно.
Другие – быть может, но только не Тейлон. В медленном танце он был совершенством – как и во всем остальном.
Когда песня умолкла, Тейлон настоял, чтобы Саншайн представила его отцу и брату. Они вместе с Уэйном сидели за угловым столиком, занятые счетами.
– Всем привет! – поздоровалась с ними Саншайн.
Мужчины подняли головы. Улыбки сошли с их лиц, как только они увидели Тейлона.
– Саншайн, у тебя все нормально? – спросил отец.
– Все прекрасно. Хочу, чтобы вы познакомились с Тейлоном. Тейлон, это мой отец, Дэниел Раннинвулф.
Тейлон протянул ему руку, но отец покачал головой.
– Я шаман. Я не могу к вам прикасаться.
– Простите, я не подумал, – понимающе кивнул Тейлон.
Уэйн в это время поднялся и незаметно исчез.
Едва он скрылся, отец перевел суровый взгляд на Саншайн.
– Котенок, Старла не сказала мне, что у твоего нового друга нет души.
– Может быть, думала, что ты не заметишь. А ты заметил?
– Как видишь.
– Кстати, как мама? – поспешно сменила тему Саншайн.
– У нее все в порядке. Ты-то как?
– Папа, у меня все отлично. Не беспокойся.
– Я твой отец, Саншайн. Беспокоиться о тебе – моя обязанность.
– И ты с ней отлично справляешься, – улыбнулась она.
Но отец по-прежнему хмурился.
Тейлон шагнул вперед.
– Дэниел, разрешите перемолвиться с вами парой слов?
Саншайн нахмурилась, ощутив в его голосе зловещую нотку. Отец сощурил глаза еще сильнее, но кивнул.
– Саншайн, оставайся со Стормом.
Глядя им вслед, Саншайн почувствовала, как ее охватывает ужас. Ужас дурного предчувствия. Надвигалось что-то страшное.
Тейлон отвел ее отца в другой угол бара. Оглянулся на Саншайн – и сердце его болезненно сжалось.
– Чего ты от меня хочешь? – сурово спросил Дэниел.
– Послушайте, я уже понял, что вам не нравлюсь...
– Не нравишься? Ты – бездушный убийца. Правда, убиваешь, чтобы защищать нас; но это не отменяет того факта, что ты – больше не человек.
– Знаю. Поэтому мы и здесь. Сегодня я хочу передать Саншайн под вашу защиту. Есть люди, которые хотят ей навредить, и я буду очень вам благодарен, если вы за ней присмотрите. На всякий случай я тоже останусь поблизости сегодня и завтрашней ночью, но не буду показываться вам на глаза.
– Судя по тому, что рассказала мне жена, Саншайн тебя так просто не отпустит.
– Об этом не беспокойтесь, – с горечью ответил Тейлон. – Обещаю вам, через пять минут она на меня и смотреть не захочет.
– Что это значит? – нахмурился Дэниел.
Тейлон метнул взгляд на огромные часы с рекламой «будвайзера», висящие на стене бара.
Его время на исходе.
Будьте прокляты, Судьбы!
– Ничего, – тихо ответил он. – Просто знайте: я больше не побеспокою вашу дочь. Даю слово.
Дэниел медленно кивнул.
Возвращаясь к Саншайн, Тейлон не знал, каким чудом еще держится на ногах. В глазах у него темнело от чудовищной душевной боли. Мысль о том, что произойдет через несколько секунд, была невыносима.
Но он должен через это пройти.
Им с Саншайн не быть вместе. Глупо надеяться на что-то иное.
Он должен убить их любовь, чтобы спасти ей жизнь.
Уголком глаза он заметил Эрота. Сейчас бог любви был невидим для смертных, но не мог укрыться от взгляда Охотника.
– Ты уверен? – прозвучал у него в мозгу голос бога.
Тейлон наклонился к Саншайн, нежно поцеловал ее в губы – и кивнул Эроту.
Сжав ее лицо в ладонях, он вглядывался в ее карие глаза – и с трепетом ждал мига, когда любовь в этих глазах сменится отвращением и ненавистью. Когда она вырвется из его рук и с губ ее сорвется проклятие.
Эрот поднял свой лук и выпустил в сердце Саншайн свинцовую стрелу.
Тейлон вздрогнул от предчувствия невыносимой боли.
Прощай, любовь моя.
– Ой! – скривившись, воскликнула Саншайн. – Тейлон, что такое? Это ты меня ударил?
Он покачал головой, молча ожидая вспышки ненависти в ее глазах.
Но ненависти не было.
Текли секунды. Саншайн, нахмурившись, прислушивалась к себе.
– Что-то мне нехорошо, – проговорила она, потирая грудь как раз над сердцем, там, куда попала стрела Эрота.
А затем вдруг подняла на него глаза:
– Купидон?
– Ты меня видишь? – удивился Эрот.
– Прекрасно вижу.
Эрот нервно переступил с ноги на ногу.
– Эрот, что происходит? – воскликнул Тейлон. Он наконец понял, что что-то пошло не так. – Почему она меня не возненавидела?
– Гм... вы случайно не созданы друг для друга? – неловко поинтересовался бог любви.
– Созданы, – ответила Саншайн. – Так мне сказала Психея.
Эрот смущенно улыбнулся:
– Упс! Накладочка вышла. Придется мне серьезно поговорить со своей женой. Черт, почему она меня не предупредила?
– «Накладочка»? – повторил Тейлон. – И часто у тебя случаются такие «накладочки»?
Эрот смущенно откашлялся:
– Видите ли, мне никто не сказал, что вы – родственные души. Свинцовой стрелой можно убить легкое увлечение, похоть, болезненную страсть, но не истинную любовь. Ее ничто убить не в силах.
Саншайн молча смотрела то на одного, то на другого. Наконец она поняла, что происходит, и ей захотелось придушить этого мерзавца!
– Так, значит, ты пытался сделать так, чтобы я тебя возненавидела?
Теперь Тейлон смущенно заулыбался – точь-в-точь как Эрот.
– Дорогая, я все объясню...
– Да уж, объяснись, будь так добр! – кипя от ярости, прорычала Саншайн. – Что ты о себе вообразил? Как посмел тайком от меня насиловать мой ум и сердце?
– Саншайн! – вмешался ее отец. – Он прав. У вас с ним нет будущего. Он – не человек.
– А мне плевать, кто он! Нас с ним кое-что связывает, и я поверить не могу, что он оказался на такое способен!
– Я запрещаю тебе с ним встречаться, – отрезал отец.
Она гневно повернулась к нему.
– Папа, мне не тринадцать лет! Ты не можешь мне ничего запретить, это касается только нас двоих!
– Я не хочу, чтобы ты снова умерла у меня на руках! – подчеркивая каждое слово, проговорил Тейлон.
– А я не хочу, чтобы мной манипулировали! Не согласен – дверь вон там!
Не говоря ни слова, Тейлон развернулся и бросился вон из клуба, раздираемый противоречивыми чувствами.
Он должен уйти. Как можно быстрее. Как можно дальше.
Ради нее. И ради себя самого.
Не оглядываясь, он бросился к мотоциклу. Оседлал его, но завести не успел, – Саншайн, выбежав следом, схватила его за руку.
– И что же, ты вот так меня бросишь?
Он оскалил клыки.
– Ты еще не поняла, кто я?!
Саншайн сглотнула. То, что говорила ей Психея, вдруг обрело смысл. Он – больше не Спейрр, доблестный воин, вождь своего клана. Не маленький мальчик, запретивший себе быть слабым. Не влюбленный юноша, отстоявший свою любовь.
Он – Тейлон. Темный Охотник: вечный защитник человечества от зла, крадущегося в ночи.
Но, думая об этом, она любит его еще сильнее.
При мысли о нем ее сердце поет. Без него она не мыслит жизни.
Как победить все, что стоит между ними? Этого она не знала. Но понимала одно: за Тейлона стоит бороться.
– Я знаю, кто ты, Тейлон. Ты – тот, кого я люблю. Я родилась на свет, чтобы любить только одного человека, – и это ты.
– Я – больше не человек.
– Но ты мой, и я не отдам тебя без боя!
Тейлон не знал, что делать. Голос ее, нежный и решительный, разрывал его сердце пополам.
Одна часть его хотела сжать Саншайн в объятиях, прижать к себе и никогда не отпускать.
Другая – оттолкнуть ее, ранить жестокими словами, заставить навеки его возненавидеть.
Саншайн выбрала за него – шагнув в его объятия, она страстно прильнула к его губам.
Тейлон застонал от сладкой муки. Теперь выбор был предрешен: зная, что не должен этого делать, он все же усадил ее на седло, завел мотор и выехал на залитую огнями ночную улицу.
Тейлон мчался прочь из города – к своей болотной хижине. Любовь и гнев бушевали в нем, раздирая его на части: запах Саншайн, ощущение ее тела, объятия ее нежных рук мешали думать о чем-либо ином.
Без нее он не может жить.
Так или иначе – она останется с ним.
Не в силах справиться с собой, Тейлон заглушил мотор посреди девственного леса. Спрыгнул с седла.
При взгляде на него Саншайн почти испугалась – никогда еще она не видела в его глазах такого огня, такой страсти, такой первобытной, звериной свирепости.
Он смял ее в объятиях и жадно, грубо впился губами в ее губы.
Его голод воспламенил ее: она вцепилась руками ему в плечи и, откинувшись на бензобак, с жаром ответила на поцелуй.
Что же случилось с Тейлоном! Казалось, чувства его полностью вырвались из-под контроля: он жил и дышал лишь ради того, чтобы овладеть ею. Покрывая поцелуями ее лицо и шею, он торопливо сорвал с нее блузку, чтобы сжать в ладонях освобожденную грудь.
Дикий, неукротимый, казалось, он ласкал все ее тело сразу сотней рук, – и она отвечала ему с той же страстью.
Она целовала его, терлась о его возбужденное естество, затем сорвала с него футболку и прильнула к его широкой обнаженной груди, чувствуя, как перекатываются под ладонями и щекой могучие мускулы.
– Хочу тебя, Тейлон! – прошептала она.
Тейлон поднял на ней юбку. Никогда в жизни он не испытывал такого страстного, неудержимого желания! Казалось, он умрет, если немедленно не войдет в нее, не ощутит всем телом сладостных содроганий ее женского естества.
Дрожащими руками она расстегнула молнию на его брюках, – и его возбужденный член вырвался на свободу. Тейлон вздрогнул от наслаждения, погрузив свой меч в теплые ножны ее ладоней. Что за чудное, неповторимое ощущение!
– Да, Саншайн! – прошептал он, обжигая ее своим дыханием. – Покажи мне дорогу домой.
Выгнув спину, она направила его точно во влажный жар своего тела. Ощутив вокруг себя ее мягкое тепло, Тейлон по-звериному зарычал.
На этот раз они любили друг друга молчаливо, грубо, яростно – как звери в полночном лесу. Задыхаясь и слабея от желания, Саншайн вцепилась в него, а он входил в нее все глубже, все агрессивнее, так, что от наслаждения у нее кружилась голова. Теперь он не прятал от нее клыков – он предстал перед ней во всем своем ужасающем величии.
Он больше не скрывал, что в его человеческом теле обитает неукрощенный зверь.
Взгляды их скрестились – и Саншайн прочла на его лице экстаз, который превосходил все человеческие восторги.
Она сжала его лицо в ладонях, пораженная и зачарованная внезапным пониманием того, что любит не только мужчину, но и хищника в человеческом облике.
С детства она слышала истории о бессмертных, о вампирах, дарящих своим жертвам опасное наслаждение, – большее чем самый страстный секс.
Сегодня ее вампир был с ней, – и как она хотела стать его жертвой!
Тейлон забыл обо всем. Он потерял рассудок – и знал это, но не мог остановиться. Весь мир исчез. Исчезло прошлое и будущее – осталось лишь настоящее. Только Саншайн. Его жизнь. Его радость. Тепло ее тела. Запах ее волос. Сияние ее глаз.
Он слышал, как гулко стучит в груди ее сердце. Чувствовал, как бежит по жилам горячая кровь.
Возьми ее!
Первобытное желание.
Сильнее самой сильной страсти.
Древнее самой жизни.
Он не мог ему противиться. В любую другую ночь... но не сейчас.
Сейчас Тейлон был хищником, охотящимся в ночи. Он прильнул к шее своей прекрасной жертвы – и, как хищник, вонзил в нее клыки.
На миг он ощутил ее изумление, а в следующую секунду обоих охватил непередаваемый, почти невыносимый чувственный экстаз.
Тела и умы их соединились. Слились воедино.
Он слышал все ее мысли. Все чувства. Все страхи. Все радости.
Вглядевшись в ее сердце, увидел там страх, что он не любит ее так же, как Нинью. Увидел неуверенность в себе и ревность к своему «второму я». Увидел отчаяние – и готовность бороться, несмотря ни на то.
Но, самое главное, – он увидел любовь.
С хриплым стоном он открылся ее внутреннему взору, позволил заглянуть в самые укромные уголки своего «я». Пусть видит все! Пусть между ними не будет больше тайн и секретов!
Пусть оба они станут единым существом!
Сердца их обнажились друг перед другом, как и тела, – и Тейлон понял, что никогда за все полторы тысячи лет жизни не испытывал такого блаженства.
А в следующий миг, с новым мощным рывком, в голове и в теле у него словно что-то взорвалось. Одновременный оргазм их был так силен, что мотоцикл не удержался на колесах, и влюбленные полетели в густую мокрую траву. Там они лежали, сплетясь, постепенно возвращаясь к обычной жизни.
Саншайн подняла голову и взглянула на него. В лунном свете Тейлон ясно видел ее измятую одежду, усталое и счастливое лицо.
В ее мозгу еще звучали его мысли и чувства. Страх потерять Саншайн, необходимость защитить ее любой ценой.
Она видела его чувство вины за то, что он не смог спасти сестру. Желание исправить то зло, что он невольно причинил Нинье.
Видела печаль и тоску по утраченному – чувства, не оставляющие его ни на минуту.
И, превыше всего, – видела его любовь к ней и страх ее потерять.
Она чувствовала его силу и власть, несравнимую ни с чем когда-либо ею виденным. Видела его двойную природу. Он – хищник, крадущийся в ночи; и он же – мужчина, которого она любит.
Мужчина, который любит ее и ради нее готов на все.
Даже пожертвовать жизнью.
– Я люблю тебя, Тейлон! – выдохнула она.
Не веря собственным глазам, Тейлон погладил пальцами ее шею, стер красноречивые алые следы. Он действительно это сделал! Да, верно, – он еще ощущал вкус ее крови на губах, в сознании, во всем теле.
Зарек был прав: этому наслаждению нет равных. И теперь, когда он заглянул к ней в сердце…
Боги, что же он наделал?
Поддавшись безрассудной страсти, в один миг он посеял семена их общей гибели.